Текст книги "Горящие сердца"
Автор книги: Жанакаит Залиханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Оба понимают это, но все же им грустно. Идут молча, думая об одном и том же.
– Я бы запретила автобусам курсировать между Нальчиком и Долинском, – неожиданно произносит Валя.
Назир рад, что она переменила тему разговора, и в душе хвалит ее за это. Ему самому хочется отвлечься от печальных размышлений о предстоящей разлуке.
– Почему? – охотно откликается он.
– Вместо того, чтобы идти пешком по этому сказочному парку и дышать свежим воздухом, люди трясутся в душном автобусе. Глупо же...
– Но ведь многие спешат на работу.
– Пусть встают пораньше...
Отдыхающие группами и поодиночке выходят из помещений. Одни, с мохнатыми полотенцами в руках, торопятся к озеру или на процедуры. Пожилые идут не спеша, беседуют друг с другом. Есть и такие, что тяжело опираются на палочку, но их немного. Общее впечатление от толпы – бодрое, праздничное: безмятежные, отдохнувшие лица, громкий смех, шутки.
– Самое лучшее купание у нас на Белой речке. – Назир вдруг спохватился, что он плохо выполняет свои обязанности гида. – Это как бы окраина курорта, большое селение раскинулось в лесу и на берегу реки. Там тоже очень красиво, и когда-нибудь мы с тобой обязательно там побываем.
– Непременно, Назир, и выкупаемся в Белой речке... Только когда?
На этот вопрос Назир, к своему великому огорчению, не мог ей ответить.
Повернули к озеру. В нем уже было много купающихся.
– Господи, ведь вода-то еще холодная, не согрелась, должно быть! – воскликнула Валя, поеживаясь. – Впрочем, – прибавила она, немного подумав, – есть такие любители, что и зимой купаются, моржи...
Незаметно подошли к ресторану. Он уже открыт, заманчивый запах шашлыка оповещал об этом, не оставляя места сомнениям. Молодые люди сели за столик на открытой веранде, над озером. Назир заказал шашлыки и шампанское. Валя попробовала было возражать и предложила ограничиться кофе с булочками, но Назир настоял на своем:
– Как можно не отметить такой день, Валюша? – И, торжественно подняв полный бокал, Назир пожелал своей любимой столько счастья и радости, сколько она сейчас видит листьев на деревьях и травинок на земле.
– Не слишком ли много? – смеется девушка. – Этого счастья хватило бы всем людям на свете.
– А мы не жадные, мы с ними поделимся! – серьезно отвечает Назир. – Ешь, шашлык нужно есть горячим.
– Вкусно! – искренне восторгается девушка. – Никогда не ела ничего подобного!
– А это потому, что у нас шашлык готовят особым способом, на древесном угле и обязательно – на шампурах.
– А у нас его жарят на сковородке, на газовой плитке. Вот разве на даче можно на костре...
– А у вас есть дача?
– Нет, конечно... – И снова они оба весело смеются.
Назир наполняет бокалы и уговаривает девушку выпить еще. Она решительно отказывается и ему не советует тоже. Он горячо уверяет ее в том, что он вовсе не пьяница, но что сегодня, дескать, такой день. И Вале не остается ничего другого, как согласиться.
– За наше счастье! – глядя ей и глаза, говорит Назир. – Знаешь, по нашим обычаям этот тост должен был бы произнести кто-нибудь другой, но сегодня нам больше никто не нужен, правда?
– Никто другой нам не нужен, – тихо повторяет Валя его слова и выпивает вино до дна.
Все, что связано с Назиром, – хорошо. Валя задумалась, и Назир тотчас забеспокоился:
– Что ты приуныла? Голова разболелась?
– О нет... Ничего у меня не болит. – И Валя сама кладет свою тонкую белую руку на такую широкую, крепкую и надежную руку Назира...
– Погляди, Валюша, – говорит он, показывая ей на противоположный берег озера. – Видишь белые пятна среди зелени – будто снег лежит на деревьях?
– Вижу, а что это? Неужели снег?
– Глупенькая, это цветут в лесу дикие яблони и груши. Правда, красиво? Я их очень люблю. А знаешь, как цветут весной каштаны? Кажется, нет ничего красивее.
– Хочу посмотреть на цветущие каштаны.
– Я и сам мечтал показать тебе их. Но теперь поздно, они отцвели...
– Давай поищем, может, найдем хоть одно дерево с цветами.
– Давай!
Назир расплачивается, и они выходят из ресторана. Валя оборачивается и долго смотрит на приветливую веранду, на озеро, на цветущие деревья вдали. Будто хочет навсегда запомнить все это и унести с собой.
– Слышишь, – говорит она Назиру, – птицы замолкли.
– Завтракают, наверное, – шутит он, – едят свой шашлык и пьют свое вино. Валя, – неожиданно спрашивает Назир, – что говорит твоя мама?
– О чем?
– О твоей поездке.
– Знаешь, раньше она страшно боялась. Представляла себе Кавказ по Лермонтову: будто все кавказцы ходят с длинными кинжалами и похищают девушек без их согласия... Ты бы мог меня похитить, Назир? Ну, пожалуйста, я сама прошу тебя об этом! – Валя засмеялась. – А теперь, после того, как я много рассказывала ей о жизни на Кавказе, она успокоилась... Хотя этой зимой зазвала к нам в гости Бориса Петровича и долго расспрашивала его обо всем – о ваших обычаях, привычках, нравах... Видно, чует ее сердце что-то неладное... Может, все-таки украдешь меня, а?..
Из курортной зоны они уже вышли. Теперь отдыхающие попадались уже не так часто, но народу в парке не убавилось. Сейчас здесь больше всего, пожалуй, детей. Их звонкие голоса, соревнуясь с птичьим щебетом, заполняют все уголки. Оживленные, румяные мордашки высовываются из окошек вагончиков детской железной дороги. А вот ребятишки катят в забавной коляске, в которую впряжены маленькие лошадки-пони с бубенчиками на шее. Малыши под присмотром бабушек деловито копаются в песке.
Валя с Назиром дошли до гостиницы. Нальчикский парк манит их назад, точно раскрывает им свои объятия: «Добро пожаловать!» О, они еще вернутся сюда, непременно вернутся!
...Однако, как сказал некогда мудрый нарт: любое дело имеет не только начало, но и конец. Подходит к концу и этот прекрасный день. Наступает час разлуки. А как не хочется расставаться...
К вечеру Валя с Борисом Петровичем пришли на автовокзал проводить Назира. В глубине души девушка надеялась на то, что дорогу еще не успели починить и поэтому Назир и задержится в городе. Надежды, однако, оказались тщетными. Когда объявили посадку на автобус, Валя чуть не расплакалась. Она низко опустила голову, чтоб никто не заметил ее слабости. Подошел Назир с билетом в руках. Непонятно, почему Борис Петрович именно сейчас направился к киоску за газетой. Видимо, забыл, что краешек свежей газеты выглядывал у него из кармана...
Назир взял Валю за руку.
– Значит, договорились: как прибудете на место, сразу же сообщишь мне, и я приеду.
– Хорошо, – тихо отвечает Валя, не поднимая головы.
Среди пассажиров, как водится, оказалось несколько односельчан Назира, которые, смеясь и пошучивая, начали звать его. Подошел и старый геолог.
– Вот как получается, – говорит он Назиру на прощанье, – сегодня утром ты встречал нас, как дорогих гостей, а сейчас мы выпроваживаем тебя, как негостеприимные хозяева...
Борису Петровичу явно хочется ободрить приунывших молодых людей, но шутка получается невеселой.
– Ничего, – крепится Назир, – я буду рад встретить вас у себя дома. Примите мое самое горячее приглашение.
Борис Петрович и Валя обещают непременно навестить Назира, но их слова уже почти не слышны в шуме мотора.
– Привет Азамату! – кричит Потапов, сложив ладони рупором.
Автобус срывается с места, Назир высовывает голову из окна и долго смотрит на удаляющиеся фигуры своих друзей... Когда-то он теперь снова увидит Валю?
3. ЯБЛОНЯ
Весна не обманула ожиданий: обильные дожди щедро увлажнили почву, и вскоре зазеленели дружные всходы. Немало труда и усилий затратили и люди – внесение в почву минеральных удобрений, культивация, подкормка озимых... Земля всегда отвечает добром на заботу и ласку. Все предвещает хороший урожай.
В эти горячие дни Батыр Османович вместе с главным агрономом района не отходит от механизаторов, днюет и ночует вместе с ними. Сегодня, однако, он решил вырваться на строительство.
Радостные мысли роятся в его голове, пока машина уверенно катит по знакомой дороге: «Похоже, что все идет неплохо, если так будет и дальше, – обязательства мы, безусловно, выполним. Может, и перевыполним даже... Впрочем, луна еще не взошла на небо, а я уже любуюсь ее светом. Как говорят русские, не стоит делить шкуру неубитого медведя. Тем не менее, виды на урожай хорошие...»
Привычное течение мыслей внезапно прервал шум встречной машины, несущейся под уклон. Не успел Батыр Османович подумать: «Не иначе – Тарзан. Когда-нибудь бешеная езда выйдет ему боком!» – как откликнулся и Борис:
– Глядите – Тарзан!
– Да, я тоже узнал, хоть он и пролетел мимо, как молния.
– Он, знаете, и по ровному месту, и в ущелье гонит, как ненормальный.
– Нужно попросить автоинспектора, чтоб остерег его. Этак недолго и угробиться.
– Уже предупреждали. У него на все один ответ: «Тихо ездить я не могу...»
– Что ж, если не может, придется отобрать у него машину и передать другому, – говорит Баразов и пытается снова вернуться к прерванным размышлениям.
Однако «Тарзан» не выходит у него из головы: «Лихой джигит, ничего не скажешь. Только ездить-то у нас в горах нужно осторожно, с умом... А так недалеко и до беды. Он, кажется, коммунист? Что если сделать его начальником гаража? Технику-то он знает и любит. Да где там! Разве такого оторвешь от машины? Быстрая езда – его единственная отрада и гордость... Как это он пошутил однажды в разговоре со мной: пока лодырь искал лошадь, пеший дошел до места... Остряк! Любит, впрочем, наш народ шутку. В сущности, это хороший признак, признак жизнелюбия народа, свидетельство его умения радоваться жизни. Интересно, существует ли на свете народ, начисто лишенный юмора? Едва ли. А может, и есть... Если человек живет в постоянной нужде, в постоянном страхе за завтрашний день, если жизнь постоянно бьет и терзает его – до шуток ли тут...»
Издали послышалась песня. Они подъезжали к строительству. Секретарь посмотрел на часы – половина пятого.
Увидав секретарскую машину, парни и девушки притихли. Баразов узнал среди них Башира.
– Здравствуйте, ребята! Это твоя бригада, Башир? Куда путь держите?
– Здравствуйте, Батыр Османович! – ответил за всех бригадир. – Закончили смену, идем отдыхать.
– А я-то торопился к вам, думал, успею до конца работы.
– Вот мы и поспешили дружными рядами вам навстречу! – шутит кто-то.
Баразов узнал Шамиля.
– Ну, как дела? – спросил его секретарь.
– Да все хорошо как будто бы, – поторопился ответить Башир, чтобы предупредить неуместные, с его точки зрения, шуточки.
– И сигареты имеются в продаже? – задал Батыр Османович новый вопрос, лукаво поглядывая на Шамиля.
Шамиль почувствовал себя неловко – надо же, секретарь запомнил чепуху, которую он тогда наговорил.
– В магазине их сколько угодно, – ответил за Шамиля Башир, – лучше бы поменьше было...
– А как чувствует себя тот парень, который пострадал во время паводка?
– Поправляется!
– О вашем геройском поведении мне рассказал товарищ Сокуров. Сам я уехал тогда в Терский район, там тоже время было тревожное... Молодцы, еще раз спасибо вам. Мы сделали представление о наградах для наиболее отличившихся – Малкарова, Асхата, того парня, который тогда пострадал...
– Хусея?
– Да, Хусея, обязательно. Как выпишется из больницы, пошлем его в санаторий.
– Как же, поедет он!
– Почему не поедет?
– Его и сейчас в больнице еле удерживают, так и рвется на стройку.
– Замечательный вы у меня народ! Орлы! – улыбается Баразов. – С такими ребятами горы своротить можно. Не то что электростанцию построить! А где Асхат? Что-то я его не вижу.
– Он в другой бригаде.
– Вот за это его можно похвалить. А то обычно он как прилепится к вашей бригаде – клещами не оторвешь... Будто он ваш собственный комсорг.
– Нет, Батыр Османович, он бывает во всех бригадах, вы не думайте, – защищает друга Башир.
– Он у нас, как юла, крутится! – не может промолчать Шамиль.
– Хочешь сказать, что от него мало толку? – оборачивается к нему секретарь. «На язык-то ты остер, а на работу, кажется, не очень», – думает он про себя.
Шамиль понял, что опять сморозил глупость. Но не отвечать секретарю, однако, было неудобно:
– Нет, – потупившись, говорит он. – Комсорг старается, работает много...
Башир несколько успокоился.
– Ну, а как у вас с курсами? – продолжает расспрашивать Батыр Османович.
– Уже работают курсы электриков, механиков, – отвечает бригадир.
– А как с посещаемостью?
– Ходим, большинство ходит.
– И ты учишься? – спрашивает секретарь у Ларисы.
– Учусь... – тихо отвечает девушка. Внимание Баразова смущает ее.
– Вот и хорошо! Специальность нужна всем. Закончим строительство – кому же еще здесь работать, если не вам? Вы построили – вам и работать. Правильно я говорю?
– Правильно-то правильно, – вдруг расхрабрилась Лариса, – только всем нам здесь все равно не найдется работы.
– Как не найдется? Электростанции понадобятся специалисты. К тому же знания, друзья мои, никогда не бывают лишними. Они не просят у нас ни хлеба, ни квартиры...
Ребята заулыбались.
– Ну, а теперь идите отдыхать, я и так задержал вас. – И, попрощавшись со всеми, Батыр Османович устало забрался в машину.
Видно было, что он тоже здорово намотался за день. Да и проголодался порядком. «Можно было бы, конечно, дойти с ребятами до столовой, – подумал он, – да не хочется мешать им. У них своя дружная компания, свои интересы, свои шутки... Поем на каком-нибудь полевом стане», – решил он и велел Борису ехать к механизаторам.
Через несколько дней Батыр Османович – снова на строительстве ГЭС. Ему удалось приехать пораньше, и вот сейчас, во время обеденного перерыва, подле машинного зала возникло незапланированное общее собрание. Из досок, положенных на кирпичи, соорудили скамьи, притащили откуда-то стол, накрыли его красным сукном – чем не стол президиума в настоящем конференц-зале?
Председательствующий, секретарь парткома Сокуров, первому предоставил слово Баразову.
Батыр Османович поднялся. Прямо перед его глазами раскинулась широкая панорама строительства. Сооружение машинного зала близилось к концу, заканчивалась уже и прокладка труб. В радостном, добром настроении держит секретарь речь к собравшимся, говорит им о значении электростанции в жизни республики, о благородном труде ее строителей. Затем переходит к недавним волнующим событиям.
– Во время паводка, – говорит он, – многие из вас вели себя геройски. За мужество, проявленное в борьбе со стихией, за спасение материальных ценностей и предотвращение серьезной аварии Президиум Верховного Совета республики награждает наших товарищей почетными грамотами. – И Батыр Османович называет имена: это старший прораб Жунус Малкаров, комсорг стройки Асхат Асланов, бригадир Башир Кодзоков.
Секретарь горячо поздравляет их и поручает Сокурову передать грамоту лежащему в больнице Хусею.
Его речь встречают дружными аплодисментами.
С кратким ответным словом от имени награжденных выступил Малкаров. В числе тех, кто своим самоотверженным трудом спас тогда и плотину, и мост, он называет имя Ахмана.
Асхат очень рад, что Жунус не забыл упомянуть Ахмана, и благодарно кивает ему головой. «Но где же сам Ахман, – думает он, – куда он подевался? Очень хорошо, что Жунус догадался похвалить его при всех. В сущности, он не меньше нашего заслужил грамоту... Если бы не Шамиль и его вредное влияние, он бы давно уже был с нами». Тут только Асхат заметил, что Ахман стоит у него за спиной и внимательно слушает заключительные слова Батыра Османовича.
– Товарищи, – говорит Баразов, – самая трудная часть дела позади. Скоро начнется монтаж машинного зала, и мы уверены, что ваш дружный, сработавшийся коллектив и здесь покажет себя с самой лучшей стороны. К новому году мы обязаны полностью закончить строительство нашей красавицы ГЭС, и давайте встретим новогодний праздник при ярком сиянии электричества.
После работы, выполняя поручение секретаря, Асхат с Жунусом зашли в палату к Хусею, чтобы вручить ему Почетную грамоту. Похудевший, бледный Хусей заулыбался товарищам.
– Спасибо... – сказал он, приподнимаясь на постели. – Что я такого особенного сделал...
– Ладно, чего уж тут скромничать – шутит парторг. – Не заслужил – не награждали бы. Как чувствуешь себя?
– У меня все в норме.
– Зачем тогда лежишь здесь?
– Испытываю долготерпение нашего государства: долго ли еще собирается кормить меня бесплатно...
Ребята смеются.
– Ты не спеши выписываться, – советует Асхат. – Здорового тебя здесь никто держать не станет, поверь мне. А врачи что говорят?
– Говорят, недельку-другую еще придется поваляться.
– Ну, это не так уж долго. Батыр Османович обещал после больницы отправить тебя в санаторий, – говорит Асхат, не зная о том, что Лариса давно уж сказала об этом Хусею.
– Ну уж нет! – вскидывается Хусей. – Хватит, наотдыхался. Двадцать суток отлежал – шутка ли!
Асхат осматривает палату – чисто, светло, на стенах развешаны репродукции. Над кроватью Хусея – нестеровский портрет академика Павлова: могучий старик сидит в кресле, положив на стол сжатые в кулаки напряженные руки... На столе перед ним – ваза с белыми, неприхотливыми цветами, но он не смотрит на них. О чем он думает?.. На другой картинке изображена просто ветка цветущей яблони, и такая она свежая, живая, что, кажется, заглядывает в комнату через окно.
– Пошли, Асхат, – говорит Жунус Малкаров, подымаясь.
– Пойдем... Впрочем, если наше присутствие может помочь Хусею выздороветь, я готов сидеть до утра.
– Идите, идите, – торопит их Хусей. – Танцы уже начались...
Попрощавшись с Хусеем, Асхат с Сокуровым вышли из больницы. Со стороны клуба действительно доносились веселые звуки танцевальной музыки. Идти туда Асхату не хотелось, и он свернул на тропинку, ведущую в горы. Хочется побыть одному, подумать... В голову почему-то приходит мысль о фруктовых деревьях. «Может быть, репродукции в палате у Хусея натолкнули меня на это, – думает Асхат, – белые цветы в вазе и рядом руки Павлова... Цветущая ветка яблони... Почему у нас в горах так мало культурных фруктовых деревьев? Ведь это – несметное богатство, и красота какая. Ухода особого они не требуют, есть не просят, как любит выражаться Батыр Османович... Лишь поливать изредка, да ограждать от скота. А осенью – пожалуйста, собирай богатый урожай плодов. И склоны наших гор как будто самой природой предназначены для террас. Почему раньше в горах почти не занимались садоводством?»
Мысли Асхата постепенно принимают другое направление: «Что-то сейчас делает голубка моя Ариубат? Дома сидит, склонившись над шитьем? Навряд ли. На ней ведь теперь и библиотека, и сельсовет... А ей уже тяжело – в положении она, скоро станет матерью. А я – отцом. Чудно как-то, непривычно. Мать... Какое великое слово! Такой святой труд – в одну только мучительную ночь родов – ребенок твой не искупит потом трудом всей своей жизни. Одна только ночь. Бедная, бедная мама... И у Ариубат тоже нет матери. Оба мы с ней сироты... Часто ли вспоминает о матери моя Ариу? Я свою хорошо помню, будто только что расстался с ней... На правой щеке были у нее две родинки. Длинные черные косы, строгие прямые брови, тонкие черты лица... К нам часто заходили соседки – мама кроила бешметы для их мужей и рубашонки их детям. А какие прекрасные шляпы мастерила она из белой шерсти! Как назывался тот старинный станок, на который натягивались эти шляпы? Вот этого не помню... Соседки часто просили станок у матери – и она никому не отказывала. Как же он назывался? Кажется, тауат? Да, точно – тауат... Добрая она была. Кто бы ни пришел в дом, никогда не проводит с пустыми руками. Особенно любила детей, своих ли, чужих – все равно. Любого накормит и обласкает. И никогда не кричала на нас. А руки у нее, хоть и огрубевшие в работе, мозолистые, какими они были теплыми и мягкими... как пух. Бывало отец спросит ее, почему не ешь? А она ему: я быстро ем и быстро наедаюсь... Почему она так говорила? Наверное, хотела, чтобы нам больше досталось. Как она старалась выучить нас – себя не жалела... Ариу не помнит своей матери, а мою она знала. Чем-то Ариу на нее похожа – щедростью, добротой... Чудесная у меня жена, ничего не скажешь. Обычно женщины хороши с нами, пока мы сами хорошо к ним относимся. Но Ариу не такая. Как часто я бываю невнимателен к ней, неделями не показываюсь дома, а она никогда , не упрекнет, не рассердится... Только бы роды прошли благополучно! Ариу, бедная, думает, наверное, об этом днем и ночью – тревожится. А я вспоминаю лишь иногда. Голова не тем занята... Интересно, кто у нас родится – мальчик или девочка? По мне так все равно. Лишь бы она разрешилась благополучно. В самом деле, чем я могу помочь Ариубат? Может быть, лучше было бы загодя перевезти ее из аула в райцентр? Впрочем, это решат и без меня. Моя стрекоза-сестрица уже приготовила, наверное, приданое – рубашечки, чепчики, пеленки. Смешные и милые вещи. Когда придет время, отец, конечно, все организует... Надо подумать серьезно и о судьбе сестренки.
Не засиделась бы в девках, чего доброго! Ведь и миловидная она, и неглупая, да нескладная какая-то. Никто ей, видите ли, не нравится – и тот нехорош, и этот немил... Надо, надо самому взяться за это дело. Да разве Ханифа позволит, чтобы кто-то вмешивался в ее жизнь? Больно самостоятельная стала...»
Асхат взглянул на часы и, убедившись, что время перевалило за десять, повернул обратно. Звуки музыки стали приближаться. Асхат миновал ярко освещенное здание клуба и прошел прямо к себе.
На ферме дела такие: после перевода скота на летние пастбища надои заметно увеличились. Ферма уверенно держит первенство в районе и уступать его, кажется, не собирается. Да вот беда – заболел Конак. Душит старика кашель, ослабел совсем, с постели не встает. Уж к врача к нему вызывали. Дал какие-то таблетки, но проку пока от них мало.
– Сколько раз тебя просили, чтобы ты бросил свою проклятую трубку – и вот докурился! – говорит в сердцах Фаризат, сидя у постели больного и уговаривая его хоть немного поесть.
– Оставь, дочка, не заставляй меня делать то, чего я не могу, – тихо отвечает старик, отодвигая от себя кружку со сливками.
– Ты же со вчерашнего дня ничего в рот не брал.
– А айран кто пил?
– Ну, один глоток не в счет.
– Да я три глотка сделал...
– А я о чем говорю?
– Не заставляй меня есть, дочка, сидит у меня что-то в горле – да и все.
– Может, протолкнуть черенком трубки?
Фаризат засмеялась, а старик слабо улыбнулся. «Начало неплохое, – подумала девушка, – улыбается, значит, дело на поправку пойдет».
– Я ее, твою зловредную трубку, так спрячу – никогда не найдешь!
– Зачем прятать? Видишь, я и так не курю. Как заболел, – так и перестал.
– Еще бы! Сейчас тебе только курева не хватает – к твоему-то кашлю. Не забывай, Конак, доктор строго-настрого запретил курить.
– Я сам себе хороший доктор.
– Почему же не вылечишь себя сам?
– Хвала аллаху, помаленьку начал выздоравливать. Скоро встану на ноги... А ты иди, дочка, иди. Своим сидением ты мне не поможешь.
– Поешь немного – я и уйду. Ты ведь знаешь; сколько у меня работы, а вот приходится сидеть подле тебя и уговаривать, как малое дитя... От дел отрываешь.
Хитрость Фаризат подействовала:
– Ну, ладно, давай сюда, – недовольно пробурчал старик и взял чашку из ее рук. С трудом сделал один глоток, другой, третий...
– Поверь, Паризат, не могу больше, – и протянул ей кружку. Он выговаривает имя девушки по-своему, на старинный лад.
– Ну, тогда попей немного теплого молока, оно пойдет легче, – тут же подсунула ему девушка другую кружку.
– Вижу, ты от меня не отстанешь! – И Конак неожиданно для самого себя глоток за глотком выпил все молоко...
– Спасибо, отец! Порадовал ты меня. Теперь я вижу, что в самом деле поправляешься. Я пойду, дела не ждут! – И, довольная своей изобретательностью, Фаризат вышла от больного. Впрочем, она тут же подослала к нему Ханифу.
Увидев «стрекозу», Конак немного приободрился: она-то уж не станет его заставлять есть и пить, как другие...
– Где ты была, девочка? – обращается к ней старик. – Что не заглянула ко мне с утра ни разу?
Хорошо проинструктированная Фаризат, Ханифа серьезно отвечает:
– Как ты слег, столько стало работы, еле управляемся. Ищу вот Фаризат, а она, оказывается, ушла отсюда...
– Бедные, вы бедные, – сокрушается старик, – сколько я вам лишних забот причинил.
А Ханифа уже подбирается к нему, спрашивает вкрадчиво:
– Может, чего-нибудь поешь, Конак?
Старик никак не ожидал от нее такого вероломства:
– Поверь, Ханифа, если я чем и болен, так только оттого, что ем слишком много. Ты бы послушала, как Паризат уговаривала меня, прямо насильно втолкнула еду в глотку... Аллах даст, завтра поднимусь.
– Завтра приедет доктор. Он лучше нас с тобой знает, когда тебе вставать.
– А как коровы, Ханифа, наедаются досыта?
– Да, едят вволю.
– А телята?
– Что им делается! Подрастают. Бегают, целыми днями, резвятся.
– Хорошо. Прежде телят этой породы называли «заводскими».
– Как ни называй, а телята в самом деле прекрасные.
– Что-то Османович не приезжает? Вот бы порадовался...
– Или у тебя дело какое есть к нему?
– Есть и дело...
– Приедет, не беспокойся. Он же знает, что пока с тобой не посоветуется, у него у самого дела не пойдут на лад. А зачем он тебе понадобился?
– Хочу поручить ему, чтобы купил мне очки в Мескуа, – рассудительно отвечает Конак, – видеть что-то плохо я стал...
– Вот те раз! – хохочет Ханифа. – Глава района поедет в Москву за очками для Конака.
– Зачем самому ехать, пошлет кого-нибудь,
– За твоими очками?
– Мне – очки, другому еще что-нибудь. Мало ли...
– А здешние очки тебя не устраивают, подавай московские?
– Как ни говори, а таких очков, как в Мескуа, наверное, больше нигде не найти...
И пошел-поехал Конак... Стал, в который уж раз, рассказывать о московских чудесах – о высотных домах, которые упираются в небо своими крышами, что твои горы. О подземных городах метро, и, конечно же, о маленьких деревянных домиках, которые сами собой возносят человека на десятый этаж...
Ханифа обо всем этом знает и сама, но слушает старика, не перебивая: пусть выговорится. Раз говорит – значит, сил прибавилось. И только, когда речь зашла о лифтах, рассказала Конаку о канатной дороге на Чегет. Старик удивился:
– Как же так – кресла сами идут по канату и не срываются вниз?
– А твой деревянный домик? Люди, что ли, на руках его наверх поднимают?
– Говорили, будто он поднимается с помощью воздуха.
– Да нет же! И лифты, и канатная дорога работают на электричестве.
– А если ток выключится, что тогда? Все кресла попадают вниз?
Ханифа, как умеет, объясняет старику устройство канатной дороги. Конак недоверчиво покачивает головой, но все же решает в будущем непременно поехать посмотреть на это диво своими глазами, потому что, как говорили наши предки, «лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать...» И, что вы думаете, Конак не усядется в это самое кресло? Еще как усядется. Что он – хуже других, что ли!..
Азамат съездил в питомник и привез оттуда целую машину саженцев. Новые сорта яблонь. Часть из них он раздает колхозникам для посадки на приусадебных участках, а остальные посадят в колхозном саду.
Старый Ачахмат тоже пришел полюбоваться на будущие плодовые деревья. Он от души удивляется: «Где это Азамату посчастливилось получить такое богатство? Неужели бесплатно раздают – приходи и бери?»
– Почтенный Ачахмат, – торжественно обращается к старику Азамат, снимая с машины стройный и красивый саженец, – от имени жителей нашего аула прошу тебя посадить эту молодую яблоньку там, где ты найдешь нужным.
Ачахмат польщен оказанной ему честью. Держа саженец обеими руками, он внимательно осматривается.
– Если ты не возражаешь, Азамат, – говорит он наконец, – я посажу его во дворе школы.
Присутствующие шумно выразили свое одобрение и все гурьбой направились к школьному двору.
– Умру я, но дерево останется. И, глядя на него, дети будут вспоминать обо мне, – говорит старик, облюбовывая для саженца чистое, солнечное местечко у самых окон школы. Двое молодых парней быстро выкопали лунку, но остальное Ачахмат сделал сам: притащил кошелку навоза, потом ведро воды, смешал навоз с водой и глиной, влил раствор в яму. Потом бережно опустил в нее корни деревца.
– А пуповину ты повернул к солнышку? – спрашивает его Азамат.
– Посмотри сам, мои глаза уже плохо видят...
Азамат поглядел: дерево было посажено правильно.
Затем Ачахмат сам засыпал ямку, утрамбовал почву ногами, сделал околоствольный кружок – для полива.
– Пусть вырастет такое дерево, чтоб о нем в сказках рассказывали, – говорит Ачахмат, прижимая руки к груди. – Пусть аллах даст мирную, счастливую жизнь и аулу нашему, и народу нашему, и стране нашей...
Условились, что школьники поставят вокруг «ачахматовой яблони» специальную ограду и будут каждый день поливать деревцо.
Довольный старик сидит у дома на солнышке и думает свою думу: «Дай аллах Азамату столько сил и здоровья, сколько он сегодня доставил мне радости... Разве не прекрасное дело – украшать землю деревьями! Жаль, что мало мне приходилось их сажать на своем веку. Жаль еще, что так мало времени отпущено человеку для жизни... Человек строит прекрасные дома, сажает сады, прокладывает путь во вселенную и только-только начинает пожинать он плоды рук своих, как ты, аллах, призываешь его к себе. Разве это справедливо? Почему ты не даешь человеку полностью насладиться жизнью?.. Едва он почувствует радость и удовлетворение от трудов своих, а ты его сразу – в землю. Какой же ты жадный и скаредный! Хоть бы раз, по ошибке, проявил щедрость. Разве сто лет это много? Прошли, как миг один: только встал поутру и уже наступает ночь, надо ложиться спать... Вот какая она короткая, наша жизнь. Покажи мне хоть одного человека, который мог бы сказать, что он уже насытился жизнью. Нет таких людей на свете, нет... Аллах, аллах, зачем ты так рано призываешь нас к себе? Что тебе надо от нас? Из ничего ты создаешь живое и потом снова превращаешь его в ничто. Созидаешь, чтобы тут же разрушить. Зачем? Дал жизнь – дал бы и пожить!»
Короче говоря, у нашего Ачахмата с аллахом свои счеты, и разговор этот тянется уже давно. Не раз в горькие годины просил старик бога, чтобы тот поскорей прибрал его к себе. Но теперь Ачахмату хорошо, и жизнь кругом стала иной – радостной, красивой, полной. Как же не хочется старику покидать этот мир, уходить из него навсегда! И куда уходить?..
Ариубат работает теперь и в библиотеке, и в сельсовете. Со своими обязанностями справляется хорошо, но с некоторых пор ей это дается все труднее и труднее. Скоро она пойдет в декретный отпуск. В зеркало смотрится сейчас редко – не очень-то приятно глядеть на свое изменившееся, побледневшее лицо с какими-то страшными темными пятнами у губ и у носа. Бабушка утешает ее тем, что потом все пройдет, что так всегда бывает у беременных. Кому же знать, как не ее милой, заботливой бабушке! В ауле бабушку Ариубат все знают и любят: прежде она часто принимала у женщин роды, и немало сейчас ходит здесь вполне взрослых людей, которым она когда-то перерезала пуповину...
