Текст книги "Горящие сердца"
Автор книги: Жанакаит Залиханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
– Посиди со мной, бабушка, что ты все бродишь по дому, – просит Ариубат.
– Да и ты, голубка, сидела бы почаще, хватит уже бегать, не девочка! – откликается старушка.
– Врачи говорят, что нужно ходить как можно больше, двигаться, нагибаться нужно...
Старушка пригорюнилась. Все это она знает, знает и то, что роды сейчас принимают в больнице, а не дома, как прежде... Но как быть спокойной, когда речь идет о твоей любимой, единственной внучке?
Ариубат молчит, тихонько перебирая на коленях крошечные детские рубашонки.
– Ариу, почему этот человек так долго не едет? – спрашивает бабушка, смущенно поглядывая в сторону.
– Какой человек? – удивляется молодая женщина.
– Муж твой... – Старушка впервые назвала Асхата ее мужем.
– Некогда, наверное, – тихо отвечает Ариубат, – работы много.
– Как некогда? – Бабушка повышает голос. – Что значит некогда? Где он у тебя, на краю света, что ли, а ты – за морями, за горами?
– А работа, бабушка?
– Работе конца нет. Пусть живет дома, со своей семьей. Не хуже его люди находят себе работу по душе здесь, в ауле. И он может найти, если захочет.
Ариубат не хочется огорчить добрую старушку. Бабушка искренне огорчена и обижена. Нужно срочно найти какую-нибудь вескую причину, чтобы оправдать Асхата.
– Так решили люди постарше его, – говорит она наконец.
– Неужели Азамат? – всплескивает руками бабушка. – До чего мы дожили: отец своими руками разлучает сына с женой.
– Я не говорю, что он, – возражает Ариубат, – есть и еще постарше. Районные руководители, например...
– И они не имеют права разлучать мужа с женой и отца с сыном! – не унимается старушка. – Бога они не боятся…
Ариубат чувствует, что бабушку ей не переспорить. К счастью, в этот момент приходят звать ее в библиотеку.
Там полно народу – молодые чабаны и, конечно же, вездесущий Назир.
– Прости нас, сестричка, – говорит он, обращаясь к Ариубат, – потревожили тебя не вовремя. Понимаешь, ребята сейчас отправляются на пастбище...
– Что ж, очень хорошо, что позвали меня. Я и на ферму кое-что отправлю с ними. А вы, ребята, сами подберите себе книги для чтения.
Парни охотно принялись копаться на полках, а Назир с Ариубат уселись в сторонке, беседуют вполголоса.
– Что, зятек мой с тех пор так и не приезжал? – шутит Назир.
– Нет, не приезжал... А когда, говоришь, приедет моя сноха? – не остается в долгу Ариубат.
Назир кивает головой в сторону ребят. Дескать, разговор не для их ушей.
– Что-то у тебя новых книг маловато, – заводит снова Назир. – Был бы здесь Ахман – помнишь, какой он у нас любитель чтения? – он бы заставил тебя позаботиться о новых поступлениях...
– Бедный, как-то он там? Не слыхал?
– Придется рассказать Асхату, что ты по нем соскучилась.
– Я не шучу... Душа болит за парня. Асхат рассказывал мне о нем такие вещи... Да и сама я его видела не так давно – жалкий он какой-то...
– Брось, не жалей! Говорят, он здорово изменился к лучшему в последнее время. Там у них такие ребята есть – орлы. Захотят, так и сталь замесят, как тесто...
– Хорошо, если бы так. Тут отец его, знаешь, как переживает.
– Нет, я правду говорю – за Ахмана можно больше не беспокоиться. Скоро, наверное, я сам к ним съезжу. Не хочешь ли чего передать зятьку или ему? Приготовь.
Ариубат стала записывать отобранные ребятами книги в их карточки. Когда она взяла в руки роман Островского «Как закалялась сталь», то взглянула на Назира и улыбнулась ему. Тот ответил ей улыбкой.
– Что, снова Ахмана вспомнила?
Ариубат смеется: умница Назир, читает мысли.
Выпроводив ребят и пожелав им счастливого пути и доброй работы, она снова обратилась к Назиру:
– Ты как догадался, что я подумала об Ахмане?
– А я провидец, разве не знаешь? Как погляжу на человека, так сразу и угадаю, о чем он думает. Сам себе удивляюсь.
– Ты хвастунишка, Назир! Но я действительно вспомнила, как Ахман целый месяц держал у себя эту книгу и потом очень ее расхваливал, а сам, чудак, даже и не раскрывал ее...
– Хочешь, скажу, о чем ты сейчас подумала? – не унимается Назир.
– Скажи, если знаешь.
– Нет, давай раньше поспорим. Если я угадаю, исполнишь мое желание, если не угадаю – сделаю, что захочешь.
– Идет. Так о чем же я сейчас думаю?
– Ты думаешь о Вале.
Он не угадал, но Ариубат поняла, что следует сделать вид, будто он угадал.
– Как ты узнал? – воскликнула она, притворно удивляясь.
– Ага, значит я попал в самую точку. Тогда вот тебе мое желание: садись и пиши Вале письмо.
– О чем же писать? Я не знаю.
– О себе, обо мне, обо всех знакомых.
– Да как же это я вдруг ни с того ни с сего сяду писать малознакомому человеку?
– Ариу, сестренка, мне так хочется, чтобы вы с ней подружились!
– Ох, Назир, Назир, обмираешь ты по своей Валентине!
– Ариу, если бы ты знала, какая она!
– Ну, быть по-твоему, напишу. А когда она сюда приедет?
– Это во многом зависит от тебя.
– Почему?
– Она здесь никого не знает, ей неловко...
– Я охотно приглашу ее, и жить она будет у нас.
– Да она и приедет-то в лучшем случае на один день, на выходной. И то неизвестно – сумеет ли. Сама еще точно не знает, где они будут работать.
– Ты же говорил о Чегемском ущелье.
– Чегемское ущелье большое. От Лечинкая до Гара-Лузу все это Чегемское ущелье.
– Да, – задумчиво тянет Ариубат, – в один день обернуться трудно.
– В том-то и дело!
– Послушай, а ты возьми двух коней – одного для себя, другого для нее.
– Дай тебе бог счастья, Ариу, но Валя, наверное, сроду на коня не садилась.
– Садилась, садилась! Ты забыл, что ли, как Ахман хвастал, что выучил ее ездить верхом?
– Ну, значит, считай, что дело это решенное. И хватит заговаривать мне зубы, садись и пиши Вале.
– Сейчас, сейчас. Только, если я выполню твою программу, мне придется написать целую книгу.
Они еще немного поговорили, обсудили план предстоящего комсомольского собрания, которое решено было проводить прямо на горном пастбище, и Назир ушел. Условились, что завтра утром он зайдет к Ариубат за письмом и сам отвезет его Валентине. Она пока еще в Нальчике, а повидаться лишний раз всегда приятно.
Идет Назир по улице в самом добром расположении духа. Идет мимо школы – знатную яблоньку посадил здесь старик Ачахмат. А вот и колхозный сад – здесь где-то у Назира есть и своя яблоня, своими руками посадил ее когда-то. И у Батыра Османовича есть здесь свое деревцо – любит он сажать деревья, это все знают...
Ариубат тем временем сидит в библиотеке и грызет кончик ручки. Со школьных лет осталась дурная привычка... О чем же она сейчас напишет Вале?..
4. СОЛНЦЕ И ВОДА
Хорошие вести приходят нынче с Терского участка. Урожай превосходный. Дружно зреет кукуруза, золотом отливают поля и подсолнечники. Все радует глаз. Да, пожалуй, не меньшая радость – урожай бахчевых культур. Особенно много сейчас арбузов. Приезжие удивляются: откуда в горах арбузы, они же там не растут?
А машины, доверху нагруженные тяжелыми зелеными шарами, все поднимаются и поднимаются вверх, к высокогорным аулам, к чабанам, животноводам, косарям...
Вот и у нашего Конака нож теперь редко остается в ножнах. Только и слышишь от него:
– Опять накинулись на арбузы? Кто взял мой нож? Верните сейчас же! Я без него, как без рук, скот не могу пасти.
Фаризат слушает его речи и усмехается: «Вот что значит привычка. Если утром забуду надеть часы, весь день мне будто не хватает чего-то... Так и Конак без своего ножа...»
Это и в самом деле необыкновенно приятно: в знойный летний день высоко в горах разрезать сочный, прохладный арбуз.
– Ханифа, дочка! Поди-ка пришли мне один из тех, что без косточек, – доносится до Фаризат голос Конака. Из окошка она видит, как тщательно старик вытирает свой нож, который до этого, видимо, побывал в других руках.
– Неужели они тебе до сих пор не надоели? – шутит Ханифа.
– Разве такое может надоесть человеку? – степенно отвечает Конак, вонзая нож в алую мякоть. – По мне сейчас арбуз вкуснее, чем мясо молодого ягненка.
– Верю, верю! – смеется Ханифа. – Для беззубого – самая подходящая пища.
– На свои зубы я, кажется, не жалуюсь.
– Да, я позабыла. Ты ведь на глаза жалуешься. Кстати, где твои новые очки?
– Будь проклята та криворогая корова, что хвостом смахнула их с моего носа... – отвечает старик, протягивая девушке увесистый ломоть арбуза.
Ханифа заливается пуще прежнего:
– Придется просить Батыра Османовича, чтобы снова командировал тебя в Москву. Купил бы ты себе в запас с десяток очков. Да и нам бы привез гостинцев. Правда?
– Да, уж с пустыми руками не вернулся бы!
– А что ты нам привезешь, скажи, Конак? – ластится к старику Ханифа.
– Знаю что, да не скажу!
– Скажи, Конак, дорогой, золотой, серебряный! – не унимается девушка.
– Ты что у него клянчишь? – строгим тоном спрашивает Фаризат, высовывая голову из окошка. – Снова нож?
– Пусть он тебе сам скажет! – надувает губы Ханифа.
– Попроси Баразова, чтобы он опять послал меня в Мескуа, тогда скажу...
– Оставь его в покое, Ханифа! – сердится Фаризат уже не на шутку. – И иди включай газ – пора обед готовить. На одних арбузах далеко не уедешь.
Ханифа нехотя направляется к кухне, а старик, нахлобучив на голову широкополую белую шляпу, идет проведать свое стадо.
Опираясь на палку, он медленно поднимается в гору. Мысли у старика невеселые. И вот, несмотря на съеденный арбуз и несмотря даже на традиционный разговор о его поездке в «Мескуа»...
«Слишком быстро выгорает трава на южных склонах, – думает Конак. – Что приключилось с небом? Весной прошли хорошие дожди, а теперь вот уж целый месяц – ни капли. На небе ни облачка. Если так пойдет дальше – плохи будут наши дела. Косари-то, небось, радуются – ничто не мешает уборке сена. Но чему же радоваться, если трава вянет и сохнет? Скоро и убирать нечего... Если б знать, что делать, чем помочь? Вон в Мескуа какие хорошие были машины для искусственного дождя. Да в горах они, видно, непригодны. А то, наверное, позаботились бы, купили...»
Скот поднялся со склона на гребень увала. Там прохладней и мух нет. Старик не стал трогать стадо, и только когда солнце перевалило за полдень, погнал коров на водопой. Напившись, стадо разбрелось по северному склону, медленно приближаясь к ферме.
Конак знает каждую корову в своем стаде: какой у нее нрав, какие повадки, сколько она дает молока, какого принесла теленка. А любимица у него одна – безрогая.
Можно сказать, настоящая умница. Она ведет все стадо, выбирает лучшие пастбища, сама находит дорогу на водопой и обратно. Если солнце припекает слишком сильно, она отделяется от всех, находит тенистое местечко и ведет туда остальных. И очень далеко от стада никогда не уходит. Все говорят, что корова – неумное животное. А поглядите-ка на эту красавицу – умней иного человека. Три года тому назад она первая в стаде принесла двойняшек – двух телочек. Они и сейчас здесь – вон как вымахали, гладкие, крутобокие, в мать. И теперь безрогая идет впереди всех, степенно шагает, не торопится. Поэтому и ест много, и молока дает больше других. Вот она у нас какая! – Конак не устает мысленно расхваливать ее.
Однако сегодня и эта, да и все другие коровы какие-то вялые, невеселые. Видимо, сказываются жара и сушь. Старик снова с надеждой смотрит на небо. «Ох, как нужен дождь, – думает он, – давно уж так не было, чтобы за целый месяц ни разу не пролилась небесная влага. На равнине прошли дожди, а у нас нет. Зря, видно, говорят люди, что туман зимует на равнине, а летом поит горы. Почему он нынче покинул нас? Или мы его чем обидели?..»
Ближе к вечеру тучи все же появились на небе и начали потихоньку стягиваться к вершинам. Но тут же, будто приветствуя их, подул ветер, и Конак с огорчением увидел, что облака стали понемногу расходиться и наконец скрылись за перевалом. И сразу же – будто сделал свое дело – затих ветер.
Смеркалось, когда старик пригнал стадо на ферму. Доярки разобрали своих коров и принялись за дело. То тут, то там слышатся взволнованные голоса: надои с каждым днем уменьшаются...
Вечером снова поднялся ветер – влажный, прохладный. Конак воспрянул было духом, но капризный ветер будто разгадал его мысли, опять затих, и в воздухе повисла тяжелая, неподвижная духота. «В этой комнате совершенно нечем дышать», – ворчит старик и выносит свою постель во двор. Старому пастуху не спится. Долго, не мигая, смотрит он в высокое темное небо, на котором, таинственно мерцая, светят далекие звезды. Изредка то одна, то другая срывается со своего места и, прочеркивая огненную дорожку, падает на землю. Но до земли они почему-то не долетают, гаснут у самого горизонта... Сколько уж лет смотрит Конак вот так на падающие звезды, но ни разу не видел он, чтобы хоть одна долетела до земли. Куда они деваются? Но вдруг он замечает, как одна яркая звездочка медленно движется по небу необычным путем снизу вверх. «Что за чудо?» – пугается старик, но тут же догадывается: это звезда особая – наша, земная, сделанная человеческими руками. Он долго следит за спутником.
Утром тучи начали собираться на небе, но Конак, рассердившись, решил больше не смотреть на них. Махнул он рукой и погнал стадо на пастбище. Подул порывистый, резкий ветер – старик все шел, не поднимая головы. И только когда крупные капли забарабанили по его шляпе, он сдернул ее с головы, подставляя лицо дождю. Конаку казалось, будто он видит, как начинает оживать и расправляться поникшая трава... Казалось, даже коровы и те радуются дождю, втягивая широкими ноздрями посвежевший воздух.
Батыр Османович приехал на ферму вместе с дождем.
– Сыпь, сыпь, голубчик! – радостно восклицает он, выбираясь из машины и пожимая руки дояркам. – Вот и дождик за нас. Теперь соперники вам не страшны!
– А мы их и не боимся! – как всегда, раньше всех откликается Ханифа.
– Впрочем, – смеется Баразов, – он и ленинскую ферму поливает, не только вашу. Не сомневаюсь, что и у них надои поднимутся. Давно не было такого хорошего дождика. Сыпь, дорогой, не жалей!
Отряхиваясь, все заходят в помещение. Вскоре в дверях появляется и промокший до нитки Конак. Он не успел далеко отойти от фермы и, услышав шум баразовской машины, тут же повернул назад, оставив стадо на попечение умной безрогой коровы. Пропустить встречу со своим старым другом он, конечно, не может.
– Ну и дождь, вот радость-то! – приветствует старик Баразова, подавая ему мокрую руку.
– Если и дальше будет так лить – мы с Борисом не сумеем выбраться отсюда, – улыбается секретарь.
– Дорогими гостями будете, – в тон ему отвечает Конак.
Фаризат приносит большую пивную кружку, наполненную айраном, и подносит ее гостю. Баразов принимает кружку у нее из рук и, обращаясь к старику, говорит:
– Знаешь аксакал, Адемей смастерил мне замечательную деревянную чашку для айрана.
– А где же она?
– Что ты, Конак, неужели, по-твоему, я должен носить ее в кармане?
– Нет, просто я думал, что ты возишь ее с собой на машине, – быстро находит ответ Конак. Вот уж кто действительно за словом в карман не полезет.
Все смеются. Баразов вежливо подносит кружку старику и просит его первым отведать айрана. Конак делает несколько глотков и возвращает гостю, который и выпивает ее до дна.
Фаризат, словно завороженная, смотрит, как все выше и выше запрокидывается его голова... Спохватившись, девушка опускает глаза.
– Спасибо, красавица, прекрасный айран! – говорит секретарь. Фаризат смущенно смотрит в пол. Она надеется, что никто не заметил, как она глядела на Баразова.
Со двора входят двое парней. Конаку кажется, что на них сухая одежда.
– Что это, дождь перестал, что ли? – с тревогой спрашивает он.
– Нет, льет пуще прежнего. Теперь жди, когда кончится! – отвечает один из вошедших.
– Не смей так говорить! – набрасывается на парня старик, будто его неосторожные слова и впрямь могут остановить дождь.
Все смеются.
– Вспомнился мне один забавный случай, – говорит секретарь. – В позапрошлом году, если помните, в эту пору тоже долго дождя не было и посевы начали гореть. И вот до меня дошли слухи, что в одном ауле – не стану говорить, в каком – старики решили собраться на берегу речки и помолиться о ниспослании дождя. Поехал я в тот аул, вызвал к себе их старейшего эфенди Огурлу и говорю ему доверительно: «Знаешь, Огурлу, скажу тебе по секрету, мне точно известно, что послезавтра пойдет дождь!» Старик удивился, но виду не подал. На том мы с ним и распрощались. А на следующий день старики собрали с каждого двора по рублю, купили трех баранов и, зарезав их на берегу речки, досыта наелись жареного мяса. А потом, помолившись, поймали лягушку и, закутав в какие-то тряпочки, бросили ее в реку. Глядит Огурлу на то, как лягушка барахтается в воде, и важно так говорит, обращаясь к собравшимся: «Дождь будет через два дня...» И что бы вы думали? На третий день действительно полил дождь. Что за диво, как ему удалось так точно предсказать изменение погоды? Проезжал я через несколько дней мимо того аула, пригласил старика и спросил его об этом. Мялся, мялся, Огурлу, а потом и выложил: «Мы, говорит, специально посылали одного человека в Пятигорск на метеостанцию разузнать насчет погоды». Эх, думаю, не удалась моя хитрость. Я-то, конечно, сводку погоды тоже видел, но думал своим «секретом» сбить старика с толку, чтобы он ошибочно предсказал дождь на завтра и тем самым лишился доверия своих одноаульцев. Но старик оказался хитрее: поверил не мне, а сводке погоды. Я ему тогда попенял на то, что он людям голову морочит своими молитвами. А он, знаете, что мне ответил! «Что в том плохого? Ну, собрались на берегу, поели, отдохнули немного. И дождик, слава аллаху, пошел в свое время...» Такие вот дела еще бывают на свете. Не молился ли и из вас кто-нибудь о ниспослании сегодняшнего дождя? – смеясь, закончил свой рассказ Баразов.
– Все – темнота наша! – глубокомысленно заметил Конак.
– Конечно, темнота, – сочувственно поддакнул ему секретарь, – вроде твоего дракона.
Старик замолчал. Не очень-то он любит, когда ему напоминают про вола и дракона.
Батыр Османович стал расспрашивать собравшихся о делах. Просмотрел сводку надоев, посетовал на то, что стенгазета старая – с мая висит. Поинтересовался, давно ли приезжал лектор, когда была кинопередвижка. Роздал принесенные Борисом газеты и журналы. Пришлось Батыру Османовичу, разумеется, выслушать и историю о криворогой корове, которая своим хвостом смахнула очки с носа Конака. Секретарь пообещал привезти ему новые. В том, что глаза у Конака действительно начали слабеть, убедиться было нетрудно: взяв в руки свежий номер «Огонька», старик стал всматриваться в рисунок на обложке– то отодвинет его от себя, то приблизит.
– Видишь что-нибудь? – спрашивает его секретарь.
– Вроде бы – голова? – ткнул старик пальцем в носовую часть огромного самолета, изображенного на обложке.
– Чья голова? – спросила Ханифа.
– Пожалуй, орла. Вот клюв, вот глаза, а это – крылья.
– Что ж, отец, – серьезно сказал Баразов, – ты ненамного ошибся. Это действительно огромная птица, только она посильней твоего орла. Она поднимает в воздух двести человек и летит быстрее звука. Понял, старик?
– Понял, старик, понял, – смиренно ответил Конак, – но на орла очень похожа...
– Надо было тебя тогда в Москву на самолете отправить, – заметил Баразов. – Полетел бы на таком орле выше облаков...
– Нет, нет! Если он так быстро и высоко летит, я бы ничего оттуда не увидел...
В заключение Батыр Османович одобрил работу животноводов, пожелав им, однако, по своему обыкновению, не зазнаваться и помнить о том, что «ленинцы наступают им на пятки»
– В этом деле, – сказал он, – вы у нас в районе застрельщики, на вас все смотрят. Удастся опыт – во всех колхозах района станут заводить племенных коров. Прекрасный приплод от кроссбредов получили и Адемей с Салихом. Правда, дом не сразу строится, и пройдет еще немало времени, прежде чем мы закончим эту работу, но перспективы хорошие...
– Пусть сбудутся твои мечты, Османович, – пожелал Конак. – И наши тоже.
Попрощавшись со всеми, Баразов вышел во двор к машине. Дождь почти перестал, но все небо было затянуто тучами. Часы показывали три часа пополудни, а казалось, что уже вечер. Чувствовалось, что дожди зарядили всерьез и надолго.
Чегемское ущелье, в котором на этот раз обосновалась изыскательская группа Потапова, очень нравится геологам. Да и не диво – кто бы мог не восхищаться Чегемской тесниной, Чегемскими водопадами! А ущелье Башиль? Или Гара-Аузу с его минеральными источниками! Геологи работают в Куру-Коле, но Борис Петрович обещал показать ребятам ему самому давно известные и горячо им любимые уголки, в том числе и нарзанные источники. Лучшего, чем источник на Гара-Аузу, по мнению старого геолога, не только на Кавказе – во всем мире не найдешь.
– Знаете, Борис Петрович, – говорит Валя, мечтательно поднимая к небу большие голубые глаза, – каким мне представляется этот знаменитый источник?
– Нет, дочка, не знаю.
– Будто из огромной расщелины бьет вверх кипящий фонтан воды. Так?
– Похоже, хотя и...
– Приедем – увидим. – Потапова прерывает прозаический голос Николая.
– Пожалуй, съездим туда в следующее воскресенье, – говорит Борис Петрович после небольшой паузы. – Все увидим своими глазами – и расщелину, и фонтан. И нарзана попьем вдоволь. Ох и вкусен же он, когда его пьешь прямо из источника, а не из бутылки.
– До воскресенья осталось всего четыре дня, – радуется Валя.
И вдруг вспоминает о Назире. Собственно, она и не забывает о нем ни на минуту. Если бы Назир сумел приехать сюда в воскресенье утром! Они все вместе отправились бы на Гара-Аузу... Чем занят Назир в эту минуту? Валя посмотрела на часы – половина второго.
Нужно запомнить и обязательно спросить его, что он делал во вторник, в половине второго... Девушка улыбнулась своим мыслям. Сколько уж раз она так загадывала, а потом оказывалось, что Назир в это время тоже думал о ней. Сумеет ли он приехать в воскресенье? Место их работы вдалеке от трассы, и письма сюда доставляют редко. Но Назиров аул, кажется, недалеко отсюда, за перевалом. Надо будет хорошенько свериться с картой.
Валя отложила молоток и поглядела вокруг. Прямо перед ней возвышается зубчатая скала. Залитая солнцем, она кажется отлитой из чистого золота. А зубцы вверху ровные и одинаковые – будто сделаны людьми. Посередине скалы – черное пятно. Борис Петрович говорит, это вход в древнюю пещеру. Интересно, добирались когда-нибудь до пещеры люди?.. Да нет, не забраться туда человеку. Скала почти отвесная, ниоткуда к ней не подступишься. Разве что с вертолета. А по веревочной лестнице?.. Если закрепить лестницу наверху...
– На что засмотрелась, Валюша? – спрашивает Борис Петрович.
– Таинственная какая пещера, правда?
– А тебе хотелось бы туда проникнуть?
– Конечно.
– Эх, Валя, Валя, – задумчиво говорит старый геолог. – Не в пещерах дело. В этих горах скрыты такие богатства! Руды, минералы, вода...
– Что за богатство – вода! – смеется Валя.
– А разве нет? Ты только погляди на толщу этих ледников – сколько в ней спрессовано рек и водопадов. Чему только тебя в институте учили, дитя малое! Без воды нет жизни на земле.
– И без солнца тоже, Борис Петрович.
Валя, конечно, давно уже не «дитя», и все это она и сама неплохо знает. Просто любит «заводить» старого геолога, вызывать его на спор. А он не чувствует подвоха и продолжает:
– Да, сила солнца безгранична. Оно дарует жизнь, но оно же и уничтожает ее. Вспомни о выжженных солнцем пустынях, о сгоревших посевах. Единственная сила, которая может одолеть солнце, – вода. Солнце само же пробуждает враждебную себе силу – его лучи растапливают ледники на вершинах гор, наполняют реки и водопады... Потом солнце испаряет влагу, пар поднимается все выше, и охлаждаясь, проливается на землю дождем. А потом – снова круговорот.
Борис Петрович подозрительно посмотрел на лукаво примолкшую девушку. Валя засмеялась:
– Ой, Борис Петрович. Это же все в школе учат! Мне только пить захотелось от вашей лекции. А вода во фляжке, наверно, совсем теплая.
– Тогда я дарю тебе вон ту речушку. – Геолог указал рукой вдаль, на белую ниточку реки, бесшумно спадавшей с горы. – Пойди напейся. Представляешь себе, какая там вода – холодная, вкусная, чистая...
– Не дразните меня! – протестует Валя.
– Что за шум, нашли что-нибудь? – оборачивается к ним Николай.
– Нет, – отвечает Борис Петрович.
– Да, – отвечает Валя.
– Не пойму я вас. – В голосе Николая слышится привычная обида.
– Вон ту речушку нашли, видишь? – смеется Валя.
Пить, однако, хочется пуще прежнего. Но прохладная река далеко, и Вале приходится утолять жажду теплой водой из фляги.
Батыр Османович не спеша идет по луговине. Впереди темнеют фигуры косцов. Скошенная трава, которая успела слегка привянуть, запахом своим кружит голову.
Люди вышли косить рано, по росе. Теперь солнце поднялось уже довольно высоко – пора, пожалуй, ворошить сено. Однако, заметив на дороге машину секретаря райкома, косари решили пройти еще ряд. Впереди всех, широко взмахивая косой, шел Азамат, на некотором расстоянии от него – остальные, позади маячила фигура Назира.
Батыр Османович подошел к Азамату. Поздоровались. Вскоре и все остальные косари окружили секретаря.
– Чей же это ряд так небрежно скошен? – шутит Баразов, искоса поглядывая на комсорга.
– Что ты, алан, плохих косарей у нас нету, – серьезно отвечает Азамат, очищая косу пучком свежесрезанной травы.
Назир молчит, точно воды в рот набрал. Разумеется, он бы сумел как следует ответить секретарю, да неудобно – он же старший. «Поглядел бы я на тебя, как ты умеешь косить», – думает Назир, опуская мрачный взор на блестящие ботинки Баразова.
И, словно отвечая на его мысли, Батыр Османович обратился к Азамату:
– Ну-ка, друг, дай мне свою косу, попробую и я тряхнуть стариной.
Азамат протягивает косу Батыру Османовичу. Многие в бригаде знают, что секретарь райкома любит и умеет косить. Редкий сенокос не увидишь его с косой в руках. Шагает он широко, траву срезает аккуратно, у самой земли, и ряд за ним остается ровный и чистый. Да вот беда – устает быстро. Видно, с непривычки. Любой колхозник, разумеется, мог бы сейчас легко опередить его, да неловко вырываться вперед, и Батыр Османович возглавляет строй.
– Отменным косцом, видно, был твой отец! – искренне любуется Азамат сноровкой секретаря.
– Да, его копны до сих пор помнят у нас в ауле, – откликается тот, не останавливаясь.
А последним в ряду по-прежнему идет Назир. Глядя на него, никто не подумает, что он уже очень устал и что косить ему с каждой минутой все трудней и трудней. Товарищи, правда, догадываются: слишком уж часто останавливается Назир, чтобы направить косу, – но виду не подают. Парень старается – и это главное. С непривычки у Назира все кости разломило. Да, может, к вечеру ему полегчает – втянется в конце концов.
– Не робей, Назир! – обернувшись, говорит ему парень, идущий впереди. – Видать, косить-то потруднее, чем девушкам письма писать.
– Заткнись, Солман, – шипит Назир, – не то поддам как следует!
– Ну, на это ты мастер, – вставляет словечко невесть откуда появившийся Азамат. Однако, на ходу меняя тактику, он примирительным тоном обращается к Солману: – Если бы он, как ты, косил каждый день, – наверняка не отстал бы от тебя.
– О чем разговор? – подходит Батыр Османович. Он уже кончил свой ряд и сейчас возвращает косу Азамату.
– Может, еще рядок пройдешь? – улыбается председатель, принимая косу. – Ты, я вижу, мастер косить.
– Нет, с него хватит, пожалуй! – быстро откликается Назир, хотя его, кажется, ни о чем не спрашивают.
– Не зря говорят люди, – улыбается Батыр Османович, – мало ли, много ли наработал – главное, чтоб с душой.
– Что ни говори, а косцов у нас с каждым годом становится все меньше, и меньше, – сокрушенно вздыхает Азамат, присаживаясь на скошенное сено и откладывая косу в сторону. – Старики сходят с круга, а молодежь, видите ли, считает постыдным косить вручную в век космоса... А таких машин, чтоб умели косить сено у нас в горах, видно, никогда не придумают. Правильно я говорю, Батыр?
– Нет, друг, неправильно, – отвечает Баразов, усаживаясь рядом с Азаматом. – Будут такие машины, обязательно будут. А может, – вдруг перебивает он себя, – со временем и отпадет необходимость в горных покосах. Наука быстрыми шагами идет вперед, и скоро, наверное, нам и равнинных кормов будет хватать. Подумайте сами: если там, где мы теперь накашиваем одну-две копны сена, в будущем можно будет снять пятьдесят копен? Разве это не выход из положения?
Косари молчат. Думают, отдыхают.
– А знаешь, Батыр, – снова заводит речь Азамат, – хоть на равнине мы и применяем сенокосилки, толку от них мало.
– Почему?
Азамат уже жалеет, что затеял этот разговор, но как говорится, птичка упорхнула, и теперь ее не поймаешь. Приходится отвечать:
– Да потому, алан, что она плохо косит – высоко забирает и оставляет много травы.
– Ну, это уж вопрос уменья.
– Не говори так, Батыр, – возражает секретарю Азамат, все больше и больше расстраиваясь по поводу того, что необдуманно ввязался в спор. – Разве ты не знаешь, что на лугах у нас много камней и валунов, и они мешают опускать ножи косилок до нужного уровня?
– Но там, где камни, и ручная коса бессильна.
– Верно. Но здесь мы весной обычно очищали склоны от камней.
– И там, на равнине, нужно очищать.
– Как я могу задержать камни, падающие с гор? – подымает брови Азамат.
– Раньше задерживали, а теперь нельзя? Может, у нас теперь камней стало больше?
Старики молча прислушиваются к спору. Молодые тихонько посмеиваются: поприжал секретарь председателя.
– Да, алан, раньше старики строили каменные загородки, и они задерживали весенний камнепад, – отвечает на это Азамат, в который уже раз вспоминая поговорку: не умеющий бросать камни попадает в свою же голову.
– А теперь перевелись, что ли, эти мастера? – не унимается Баразов.
– Да где их возьмешь? – уныло бубнит Азамат.
– А вот где! – Батыр Османович показывает на стариков-косарей, молча сидящих рядом. – Весной же они все равно без дела. Неужели им трудно огородить те участки, где летом они будут косить? Что молчите, отцы? Или я не дело говорю?
– Дело говоришь, Батыр Османович, дело, – ответил за всех седобородый старик, сидящий поодаль. – Это и вправду наше упущение. Следующей весной, будем живы, и загородки выложим, и сенокосы от камней очистим. Женщины с детьми помогут – не откажутся...
«Молодец, старик, – думает Азамат, – выручил». И, свободно вздохнув, он предлагает всем снова приняться за работу:
– Пора копнить, как бы погода не испортилась.
– Что-то она в этом году редко портится, – замечает тот же седобородый старик, с сомнением поглядывая на небо, – все горит кругом! – И первым поднимается с места.
