Текст книги "Горящие сердца"
Автор книги: Жанакаит Залиханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
– Ты-то чего плачешь? Ведь ты, кажется, не пострадала? – Это Башир, пытается шутить.
– Не могу я видеть его мучения, – тихо отвечает девушка.
– Перестань, сестренка, – говорит Асхат. – Пойдем с нами. Вместо того чтобы подбодрить его, ты сама раскисла...
Хусей попытался повернуть голову к товарищам, но не сумел этого сделать и тихо застонал.
– Крепись, браток, – растерянно говорит Асхат, обращаясь к больному. – Доктор уверяет, что серьезной опасности нет. Все заживет.
– Да я ничего, – с усилием произносит Хусей, – только дышать трудно... Как там, на плотине?
– Полный порядок! – бодро откликается Асхат. – Вода убывает, и Верхний мост мы тоже отстояли.
– Почему не взяли меня с собой на плотину? – с укором говорит Лариса. – Думали, помешаю?
– Нет, просто очень торопились! – отвечает Асхат и, быстро поворачиваясь к Баширу, говорит: – Ну, пошли!
– Да, идите скорей, – гонит их Лариса, – вы ведь промокли до нитки.
– Если ты обещаешь не плакать больше, мы уйдем, – отвечает Башир.
Лариса не знает, что сказать. «Он, наверно, думает, что я буду здесь ночевать, – мелькает у нее в голове. – А может быть, мне действительно нужно остаться здесь на ночь? Но спросить неловко...»
– Нет, Башир, пускай и Лариса идет домой. Ей здесь нечего делать, – говорит Асхат.
– Да, иди... – тихо произносит Хусей, – тут сестра есть, мне ничего не нужно...
Лариса снова наклоняется и кладет руку на его пылающий лоб. «Странно, – думает она, – почему он опять побледнел? Губы белей щек... Нет, никуда я не уйду...»
В эту минуту в комнату входит рассерженный врач:
– Собирайтесь, товарищи! Я вас пустил на три минуты, а вы сколько сидите! Больному это вредно.
– Простите, доктор, мы уже уходим. А Лариса, если можно, пусть еще немного побудет, – смиренным тоном произносит Асхат и, обращаясь к Хусею, добавляет: – Спокойной ночи, друг, не вешай голову.
По пути в общежитие Асхат подумал, что напрасно он все же оставил девушку у постели Хусея. Она еле на ногах держится от волнения.
Башир шагает молча, и думы его о тех, кого он оставил в маленькой комнатке медпункта. «Послушай, Башир, – корит он себя с новой силой, – ты оказался полным идиотом! Ведь только слепой не заметит, что они любят друг друга... А ты? Ловко ты пошутил: ты-то чего плачешь, ведь тебе не больно... Ох, какой я дурак! Приятно, нечего сказать, было Хусею слышать такие слова. Как говорят умные люди: прежде подумай, а потом шути. Не то, смотри, как бы пущенный тобой камень не попал в твою же голову... Слушай, а ведь эта девушка нравится тебе самому! И давно уже. Ерунда какая-то... Уехать, что ли, отсюда? Да как уедешь, когда сердцем прикипел к стройке, к друзьям. Нет, с собой он совладает, все это пройдет, пройдет! Соперничать с Хусеем он не намерен, да и Лариса... Ведь она любит не его, Башира, а Хусея...»
Так шли они, думая каждый о своем, когда из-за угла на них налетел вдребезги пьяный Шамиль. Размахивая руками и не замечая никого вокруг, он изрыгал громкие проклятья:
– Дайте мне ее сюда, эту девку. Я ей косы повыдергаю и брошу под ноги...
Ребята сразу поняли, что речь идет о Ларисе. Башир рванулся было к хулигану, но Асхат удержал.
А Шамиль уже стучит в освещенные окна женского общежития, продолжая ругаться на чем свет стоит.
– Ты что здесь забыл? – еле сдерживая себя, спрашивает у него подбежавший Асхат.
– А тебе что здесь надо?
Однако, увидев подоспевшего Башира, Шамиль счел на благо повернуть вспять и, бормоча себе под нос какие-то несвязные слова, пошел прочь.
– Ну, этот уже никогда не станет человеком, – говорит Асхат, глядя ему вслед.
– Да, – откликается Башир, – а Ахман, по-моему, стал выправляться, после того как его разлучили с Шамилем. Правда? Ты заметил, как он здорово сегодня работал?
– Да, я тоже обратил на это внимание.
Наконец, Башир с Асхатом добрались до общежития. Простившись друг с другом, разошлись по своим комнатам. Асхат, переодевшись в сухое, сразу завалился в постель и скоро уже спал сном праведника, а Башир еще долго ворочался на своей койке, беспокойно перемалывая в мозгу тяжелые, неотвязные мысли. Что ж, как у нас говорят, у девушки может быть тысяча женихов, но замуж она выходит лишь за одного из них. Он, Башир, и виду не подавал, что она ему мила. По доброй воле выбрала она Хусея. Красивая она, умная и умеет вести себя. Ее все любят и уважают... Этот болван Шамиль, конечно, не в счет. Надо будет поутру, когда он проспится, приструнить его как следует, чтоб и думать забыл о Ларисе... А сколько есть на свете легкомысленных женщин, не уважающих ни себя, ни других! Зачем далеко ходить – дружок его, Саша, женился на одной такой вдовушке. Ну и вдовушка! Чем только она понравилась тихому, скромному парню? Видно, такие женщины умеют нравиться, умеют заставить полюбить себя... До сих пор не может Башир забыть первого посещения молодоженов. Как она тогда на него уставилась, своими круглыми навыкате глазами. И сразу же начала с ним заигрывать. А вино пила наравне с мужчинами... Изменяет, должно быть, Сашке. Когда ни придешь к ним – ее дома нет. Тьфу! Срам вспомнить...
Нет, Лариса не такая... Рядом с этой вдовушкой она как безвинная овечка. Грешно даже сравнивать их... Ах, Лариса, Лариса...
Заснул Башир лишь на рассвете.
Вот и закончен весенний сев в районе. Осталось засеять последние участки кукурузы; идет посадка картофеля. И тут, как по заказу, пошли дожди. Люди довольны: весенний дождь – предвестник урожая, его встречают, как самый радостный праздник.
Азамат по пути с терского участка, под аулом Арабан, попал под живительный ливень. Истомленный жарой и духотой, он с радостью подставляет голову под прохладные струи. Промок насквозь, но как хорошо дышится – и на душе легко. В приподнятом настроении он зашел в райком партии, где на втором этаже носом к носу столкнулся с Батыром Османовичем.
– С приездом, Азамат! – приветствует он старика.
– Спасибо. Слушай, ты, я вижу, куда-то сильно торопишься?
– Да, прости, и, если у тебя нет ко мне спешного дела, я действительно потороплюсь, меня ждут.
– Спешного у меня к тебе ничего нет. Ехал снизу – дай, думаю, зайду, навещу старого друга.
– Ты, я вижу, здорово промок. Что, внизу тоже дождь?
– Нет, до Арабана дождя не было, но теперь, может, он уже дошел и туда.
– Мы ему крепко наказывали, чтоб дошел, – шутит Батыр Османович, – ты домой?
– Домой.
– Ну, тогда прощай. Позвони мне завтра, пожалуйста. Понимаешь, приехал гость из Москвы, ждет меня у Голубого озера – опаздываю...
– Езжай, езжай, счастливого тебе пути, – напутствует секретаря Азамат.
Сели по машинам и поехали. Впереди Баразов, за ним – Азамат. Проезжая мимо объединения «Сельхозтехника», старик, как приученный конь, решил заехать туда, похлопотать насчет запасных частей к тракторам. Вдруг привезли! Можно ли упускать такой случай?
Машина секретаря райкома, во все стороны разбрызгивая грязь, скрылась за поворотом.
Дождь прекратился. Многоцветная радуга легким, воздушным мостом соединила Тогай-Баши с Чегет-Сыртом. Блестит, сверкает в солнечных лучах... Батыр Османович любуется причудливыми переливами красок. Существует, думает он, старое поверье: если бесплодная женщина пройдет под радужным мостом, у нее непременно родится мальчик. Кто это придумал? И почему именно мальчик? А вдруг девочка?.. Как хорошо, что прошел дождь! Нее мы, кажется, научились предусматривать и планировать, только дождик не закажешь по графику. Жаль впрочем, что гость пожаловал в такую погоду. Если он хоть немного знаком с сельским хозяйством, то, наверное, порадуется вместе с нами. А если приехал любоваться красотами природы, к чему ему ливень? Но разве сейчас не красиво кругом? Блестит на солнце мокрая трава, промытый дождем воздух чист и прозрачен... Интересно, бывает ли в Москве радуга? Вроде бы я ее там никогда не видел... Наверное, и там бывает, но за громадами домов ее не видно... То ли дело у нас! Эх, в таких местах жить бы человеку до ста лет, а еще лучше – до двухсот... Непременно до двухсот...
2. ВСТРЕЧА
Ждать да догонять – что может быть хуже? Кто сам не испытал мук долгого и томительного ожидания, не поймет этого.
Медленно текут мгновения для путника, который в знойный день с трудом добрался до первого дома селения и ждет не дождется, пока хозяин вынесет ему воды. Что же говорить о тех, кто ждет встречи с любимым человеком не час, не день и даже не месяц, а целую долгую зиму? «Правда, – думает Назир, – письма дают известное утешение, создают иллюзию общения, но ненадолго, а потом – снова тоска, жажда встречи...»
В эту зиму Назир так и не решился приехать в Москву, хотя Валентина усиленно приглашала его. Может быть, Ариубат и могла бы подтолкнуть его и помочь ему преодолеть нерешительность. Да, видно, счастливые люди слишком заняты своим счастьем: слишком быстро забывают они о том, с каким нетерпением прежде сами ждали свидания с любимыми. Одно ее слово – и он бы полетел к Вале без оглядки. Но Ариубат не сказала этого слова, а сам Назир не сумел побороть свою робость.
Правда, они с Валей все время обмениваются письмами, а и последнее время – и по телефону часто беседуют: то он позвонит ей, то она вызовет его. Уже все телефонистки в райцентре узнают его голос. Раньше он и в Нальчик-то редко звонил, а теперь, извольте видеть, Москву ему подавай...
Время, оставшееся до приезда любимой, Назир измеряет теперь уже не днями, а часами. Об их отношениях с Валей, кроме Ариубат, по-прежнему никто не знает. Даже Асхату она ничего не сказала. Назир очень просил ее об этом.
На днях Ариубат не удержалась и здорово подшутила над Назиром. Дело было так: влюбленный почтальон по заведенному обычаю сидел вечером на почте и ждал Валиного звонка, а Ариубат из своей комнатки в Совете позвонила ему и измененным голосом сообщила, что его вызывает Москва. Долго, посмеиваясь, слушала она, как Назир, надрываясь, кричал: «Алло, алло, Москва, Валя, ты меня слышишь?..» А потом тихонько повесила трубку. Тогда Назир стал звонить на междугородную станцию и бранить телефонистку за то, что прервали его разговор с Москвой. А та, искренне негодуя, спрашивала его, не с луны ли он свалился. Тут только Назир догадался, что эта была проделка Ариубат и позвонил ей:
– Неплохо ты меня разыграла...
– Ничего, стерпишь. Ты тоже не раз подшучивал надо мной. Времена меняются, и я плачу тебе той же монетой. Сильно скучаешь? Когда приезжает невеста?
– Тише ты, услышат! – шипит в трубку Назир.
– Что, испугался? Вспомни, как ты со мной поступал, негодник!
– Я всегда восхищался тобой.
– Что ты сказал? Повтори, пожалуйста.
– Я говорю, что всегда восхищался тобой...
– То-то! Ну а все же, когда она приезжает?
– Жду вот звонка, сегодня должна сообщить.
– Хочешь, поедем встречать вместе?
– Не стоит, пожалуй. Валя будет чувствовать себя неловко.
– Она ведь знает, что мне все известно о ваших отношениях, – сама дала мне понять это во время нашей встречи. Я в глазах ее тогда все прочитала...
– Нет, нет! И что скажет Асхат?
– Да перестань ты, наконец, скрытничать. Скажем Асхату все как есть и возьмем его с собой.
– Даже не заикайся! Я сам скажу, когда будет нужно.
– Ладно, тебя не переспоришь. Сообщи хоть время приезда Вали.
– Ладно. Спокойной ночи!
– Спи спокойно.
– Благодарю. В следующий раз, красавица, ты меня не обманешь, – тихонько говорит Назир и кладет трубку.
Ранним утром Назир подошел к сельсовету и, подсунув под дверь записку для Ариубат: «Я уехал», поспешил к автобусной остановке. А машина почему-то все не подходит. Что за чудеса? И почту не привезли. Назир сразу сообразил, что прошедшие дожди где-то размыли дорогу, и надеяться на автобус не приходится. Позвонил в райцентр, оттуда ответили, что автобус вышел в положенное время, а что с ним приключилось в пути, – они не знают... Назир кинулся искать лошадь. Однако и тут ему не повезло: не только бригадира он не застал дома, но даже и бригадирова жена на сей раз отсутствовала. Обычно-то она целыми днями сидела на своем крыльце у дороги и поносила всех проходящих мимо, независимо от их возраста, пола и общественного положения. Бросился Назир в правление колхоза – и там, как назло, никого нет. Что будешь делать? Вспомнил о своем давнем друге – стороже колхозного сада Каитмырзе. Этот славный старик, в отличие от других сторожей, был известен своей любовью к детям. Назир привязался к нему еще со школьных лет. Однако и Каитмырзы с его лошадью не оказалось на месте – с утра поехал на ферму к сыну с каким-то поручением от своей старухи, которая и сообщила об этом обескураженному Назиру.
Совсем приуныл почтальон и решил уж было идти пешком до развилки дорог, но тут он услышал дробный перестук копыт, доносящийся с верхнего конца аула. Вмиг направился он в ту сторону. Но, к счастью, сообразил, что и лошадь не стоит на месте, а движется со своим всадником к центру. Быстро переменив направление, Назир поспешил навстречу всаднику.
Всадник, оказавшийся знатным чабаном Салихом, сразу же согласился на время уступить Назиру своего коня. Какой же истинный горец не поделится конем с другим горцем? Особенно если тот торопится по неотложному делу. А уж на лице у нашего Назира все было написано, за километр видно: огонь нетерпения сжигает его душу.
– Пожалуйста, дорогой, – ласково сказал Салих и, спешившись, помог Назиру вдеть ногу в стремя. Доброе лицо Салиха засветилось улыбкой.
Назир тут же отправился в путь, даже забыл поблагодарить Салиха, но, отъехав немного, вспомнил и обернулся:
– Спасибо!
– Да постой же, плетку возьми! – в свою очередь крикнул Салих, подбегая к нему.
Назир еще раз поблагодарил товарища и, хлестнув плеткой ни в чем не повинного коня, во весь опор пустился вниз по дороге – навстречу своей судьбе. Судьба эта, конечно же, рисуется ему сейчас в образе светловолосой красавицы, которая, стоя у окна вагона, радостно устремляет свои голубые очи навстречу горам. Полетел бы к ней соколом, да приходится ехать шагом, пропуская мимо стада коров и отары овец, которых перегоняют на летние пастбища. А время идет, вот уже и лес впереди, недалеко и до ущелья. Занятый своими мыслями, Назир не успел спросить у встречных пастухов, что случилось с дорогой, не размыло ли ее дождем. Но вот путь освободился, и Назир снова погнал коня вперед. Конь устал, весь в мыле, тяжело дышит. Парень пожалел его – весна, откуда животному взять сил? Немного проехали шагом, а потом Назир снова погнал коня вскачь.
А вот и ущелье, и, конечно, в самом узком месте – обвал. «Так и есть, – подумал Назир. – Однако и по другую сторону поврежденного участка машины не видно. Значит, где-то еще размыло дорогу». Медленно переведя коня через опасное место, Назир поехал дальше. Обвалов больше не встречалось. «Экие лодыри, – сетует Назир, – доехали до половины пути и повернули обратно... Здесь двоим-то на час работы... Ладно, возвращаться не буду, поеду дальше и, если возле моста найду кого-нибудь, отправлю лошадь назад, а сам попрошусь на попутную машину...»
От спины коня валит пар. Устал, бедняга... Жалея его, Назир спешился и некоторое время шел по гладкой, смытой дождями дороге. Умное животное будто читает его мысли, послушно идет следом, благодарно дышит ему в затылок, даже уздечку натягивать не надо. Не доезжая до моста, Назир снова сел верхом и не спеша поехал дальше. У моста никого не было. Назир посмотрел вниз на дорогу, оттуда тоже никто не подымался. Парень спешился, отпустил подпругу и привязал коня к дереву. Потом, когда он немного отдохнул и отдышался, Назир спутал его и пустил пастись. Проголодавшееся и усталое животное жадно набросилось на сочный корм. Видно, приучен конь к трудным, далеким дорогам и за свою долгую жизнь не раз пересчитал все камни на этом пути. Знает, должно быть, все полянки по обочинам и где какая растет трава... Привык послушно следовать за своим хозяином...
Со стороны Красивых озер спускается машина, но Назир не останавливает ее. Лошадь-то оставить не на кого. Приходится только завидовать пассажирам и терпеливо дожидаться встречных людей. «Вот досчитаю в уме до ста, – решает Назир, – и, если никто не появится, доеду до колхоза и оставлю там лошадь, а завтра вечером, на обратном пути, заберу...» Считает он медленно, не спеша... Ближе к ста – еще медленней. На дороге никого. Снова начал считать; время близилось к вечеру. «В такую пору кто ж отправится со скотом в горы?» – подумал Назир и стал распутывать коня. В это время со стороны школы-интерната послышались мычание и рев скота. Назир прислушался: колхозное стадо или гулевой скот? На сей раз парню действительно повезло. Пастухи гнали стадо в сторону его аула, и он упросил их довести коня до места и вручить хозяину. Сам же остановил попутную машину и помчался на ней в Нальчик. Наконец-то! Может, на легковой было бы побыстрей, но сойдет и грузовик.
Ночь он провел в гостинице, а утром чуть свет поспешил на вокзал. Сейчас весна, рассветает рано. Будь это зимой, можно было подумать, что уже поздно... На улицах ни души, и до прихода поезда еще много времени. Но Назиру все равно – утро или полночь... Большими шагами меряет он перрон, мучительно размышляя над тем, что он скажет Борису Петровичу, если тот спросит, откуда он, Назир, узнал об их приезде. «Может, сказать, что узнал от Вали? А если она что-нибудь другое придумала? Досадно, что не успел условиться с ней позавчера, когда говорил по телефону...»
Вдалеке послышалось пыхтение паровоза. Сердце у Назира застучало так быстро, будто он только что пробежал стометровку.
«Валя говорила, их вагон – пятый, где он остановится, хотел бы я знать?» – думает Назир, бросаясь то в один, то в другой конец платформы. Но вот в окне вагона он увидел знакомое смеющееся личико... Поезд остановился, а Назир все не знает, как ему поступить: бежать ли навстречу или стоять на месте. Из вагона вышел улыбающийся Борис Петрович.
– А, мой друг Назир! Какой молодец, что приехал нас встретить! – И старик сердечно расцеловал смущенного парня.
В дверях вагона показалась Валя. Назир поспешил к ней и подхватил ее вещи.
– С приездом, Валя! – только и нашелся он ей сказать.
– Спасибо, Назир! Ой, как ты поправился! – Валентина тоже явно не знает, о чем и как ей говорить с Назиром в присутствии Бориса Петровича.
– Зимой, кроме еды, других забот у нас нет, – в тон ей ответил Назир. – А где же Николай?
– Приедет через день-два.
Назир заботливо усадил приезжих в такси, сам устроился рядом с водителем. По приезде в гостиницу он помог им отнести вещи в номера и, усевшись в холле, стал дожидаться, пока они приведут себя в порядок. Вскоре на лестнице показалась сияющая, нарядная Валя. Села рядом с ним на диван, но... говорить им по-прежнему было не о чем. Казалось, сбылись все их мечты – они снова вместе после долгой разлуки, им никто не мешает... Наконец Валя и Назир громко рассмеялись, и лед молчания был сломан.
– Над чем ты смеешься?
– Над нами обоими. Так ждали встречи – и молчим... а ты?
– Просто мне радостно смотреть на тебя. Если бы ты знала, как я соскучился... Посиди вот так, молча, а я буду смотреть на тебя. – И Назир взял девушку за руку.
– Что-то задержался Борис Петрович! Пойду узнаю, что с ним, – шепчет Валя.
– Погоди, я сам пойду, – тоже шепотом отвечает Назир и, быстро поднявшись, взбегает по лестнице.
Валя смотрит ему вслед и вспоминает горного тура, которым любовалась прошлой осенью перед отъездом. Таким же стремительным и легким был его шаг.
Назир возвращается быстро.
– Ну что, идет?
– Нет, говорит, что хочет немного отдохнуть с дороги. Велел не ждать его и еще велел, чтобы я показал тебе наш парк.
– Что ж, пошли. Я нисколько не устала, – говорит Валя и сама берет Назира за руку.
Так, по-детски держась за руки, они и вошли в главную аллею парка. Идут молча, вбирая в себя неизъяснимую прелесть весеннего утра. Воздух чист и прозрачен, в небе ни облачка. Восходящее солнце начинает свой дневной путь: сначала позолотило вершины гор, потом спустило свои лучи в предгорья, поросшие темным лесом, а вот они дошли и до нашего парка, высветлили песок на дорожках, заиграли в буйной зелени деревьев...
– Господи, как хорошо! – прерывает молчание девушка.
В парке пусто – гуляющих пока нет. Солнышко поднялось повыше, сейчас его лучи добрались уже до лощин и распадков, прогоняют тени из их последних убежищ. Птичий хор, как бы приветствуя наступление нового дня, заводит свою извечную многоголосую песню. Валя чутко прислушивается к птичьим голосам. В них явно намечается какой-то лад и порядок. Каждая певунья вступает в общий хор в свое время, потом замолкает, потом опять в нужный момент начинает сольную партию. Трели, щелканье, свист, сливаются в единую удивительную симфонию – ликующую, нежную, неповторимую.
Щеки у Вали разрумянились, голубые, в цвет неба глаза блестят. Много ли нужно человеку для счастья? Только такое вот ясное утро, да пенье птиц, да зелень деревьев, да рука Назира в твоей руке – вот и все...
– И осенью здесь, наверное, чудесно, – говорит Валя. – Жаль, что в прошлом году, когда мы с тобой так бестолково разыскивали друг друга, не успели побывать здесь перед разлукой.
– Да, это все по моей вине, но сейчас мы наверстаем упущенное. Правда?
В ответ Валя молча сжала его руку...
Так дошли они до «третьей скамейки», любимой скамейки Назира. Розы, правда, еще не цветут, но все равно здесь хорошо – и мимо пройти никак нельзя. Назир останавливается:
– Может, посидим немного?
– Ты устал?
– Нет. Посидим просто так. Это мое любимое местечко...
Валя охотно усаживается рядом с Назиром на «третьей скамейке». Широким жестом он показывает ей на высокие, стройные сосны, что стоят чуть поодаль дороги.
– Посмотри, я называю их княжнами.
– А ты их видел когда-нибудь, княжен-то? – смеется Валя.
– Нет, сроду не видал, – честно признается Назир, – но я представляю их себе по песням и сказкам, они, наверное, были такими же стройными, гордыми и величавыми.
– Да ты поэт, – снова смеется девушка.
– Тут любой станет поэтом, право. А знаешь, сколько здесь всяких цветов будет летом и осенью – море!
– Да, Николай мне рассказывал о том, как ты тогда водил их по парку... В тот день, когда мы с тобой искали друг друга и не нашли...
– В тот день, – улыбается Назир, – мы долго сидели с ним и Борисом Петровичем на этой скамейке...
– В тот день... – тихо повторяет Валя и придвигается ближе к Назиру. Он крепко прижал ее к себе, и она не оттолкнула его.
– Валя!
– Что?
– Я соскучился по тебе...
– И я...
Так сидели они довольно долго. Потом Назир рассказал, с какими приключениями добирался он вчера до Нальчика.
– Значит, мы не сможем добраться до места!
– Ну, теперь-то дорогу, наверняка, починили. Да, Валюша, ты до сих пор не сказала мне, где вы собираетесь работать в этом году.
– Борис Петрович наметил Чегемское ущелье. Это так далеко от вашего аула... – И девушка неожиданно заплакала, припав головой к груди Назира.
Он растерялся: ему еще не приходилось иметь дело с плачущими женщинами.
– Перестань, Валюша, перестань, – твердит он, поглаживая ее по волосам, – сегодня у нас такой радостный день, не плачь, прошу тебя...
– Я не плачу, – отвечает Валя, и начинает плакать уже по настоящему, всхлипывая и вздрагивая.
Назир крепче прижимает ее голову к своей груди.
– Назир, – шепчет она сквозь слезы, – почему так бьется у тебя сердце?
– Оно горит, понимаешь, горит... У меня пожар сердца, Валюша... Помнишь, как у Маяковского... Я люблю тебя...
Валя обвивает руками шею Назира.
Как хорошо, что вокруг никого нет... Лишь вдалеке, на Комсомольской аллее, маячат фигуры отдыхающих. У каждого возраста свои заботы. Пожилые люди, пытаясь вернуть ускользающую молодость, степенно совершают свою утреннюю прогулку или бегают по аллее мелкой трусцой. Какое дело Вале и Назиру до них, а им – до молодых влюбленных, застывших в тесном объятье на тенистой садовой скамейке!
Парень целует девушку, она вырывается из его рук, но не бранит его, а только говорит:
– Пошли... Засиделись... Покажи мне парк.
– Ладно, – Назир неохотно поднимается со скамьи. – Сегодня до вечера – я в твоей власти. Приказывай.
– Ты что, собираешься сегодня уехать?
– Работа, Валюша. Что делать? Но до вечера еще далеко.
– А потом что – Чегемское ущелье?
– Забудем о нем сегодня. Все же это не Москва, правда? Найдем какой-нибудь выход.
Так, смеясь, грустя и по временам останавливаясь, чтобы потеснее прижаться друг к другу, дошли они наконец до канатной дороги. Перед ними расстилалась озерная гладь.
– Что, дорогой мой, дорога сегодня работает? – Валя слегка краснеет: она впервые назвала его дорогим.
– А как же! Вчера вечером я специально приходил сюда и просил, чтобы сегодня ее непременно пустили – ради приезда моей Валечки. Только сейчас еще рано: солнце еще не согрело Кизиловку, не высушило росу – у тебя ножки промокнут.
– За такую заботу – спасибо тебе, мой рыцарь.
– Служу моей даме...
Озеро лежит тихое, не шелохнется. Четко, как в зеркале, отражаются в нем растущие на его берегах деревья. Линия канатной дороги, отражаясь в воде, напоминает нитку, а кресла, висящие на канате, – перстни. Но вот на блестящей поверхности озера промелькнула тень большой птицы. Валя подняла голову – над озером кружил орел.
– Милый, молчи, мы вспугнем его, – шепчет девушка.
– Но он высоко, и ему до нас нет никакого дела.
– Молчи, прошу...
Долго стояли они, обнявшись, наблюдали полет двух орлов, одного в небе, другого – в зеркале озера... Потом, будто не желая мешать им, огромная птица улетела в сторону Долинска.
Медленно кружа по парку, Назир и Валя прошли мимо аттракционов и направились к курзалу. Теперь отдыхающие стали чаще попадаться на их пути. Валя с Назиром не обращали на них ровно никакого внимания. Для обоих сейчас ничего на свете не существовало, кроме их самих да этого неповторимо прекрасного, наполненного солнцем и птичьим щебетом утра.
– Не устала?
– Что ты! Мне кажется, я могу сейчас пешком дойти до Дыхтау. Только бы с тобой вместе...
– Не проголодалась?
– Нисколько. Я сыта воздухом. – Валя засмеялась.
– Ошибаешься, дорогая. На нашем воздухе аппетит лишь разгорается...
Валя расспрашивает Назира о старом Ачахмате, об Ариубат, Асхате, Ахмане. Назир подробно рассказывает ей о них. Известие о том, что Ахман сильно пьет, огорчает ее, Назир говорит, что, по слухам, парень начал выправляться. Стали вспоминать день их первого знакомства.
– Помнишь, что ты сказал мне, когда Азамат познакомил нас? – спрашивает Валя.
Назир, разумеется, очень хорошо помнит, но ему приятно услышать это еще раз из Валиных уст.
– А что я сказал тогда?
– Сказал, что писем писать не будешь, а все, что захочешь мне сказать, будешь передавать устно. Ну, почему же ты не выполняешь своего обещания, почему молчишь?
– Я не молчу, а все время повторяю: дороже тебя у меня нет никого на свете.
– А был кто-нибудь раньше?
– Никогда.
– Поклянись.
– Чем же?
– Чем хочешь, иначе не поверю.
– Но ведь клятва – это тоже слова. Неужели, не веря словам любви, ты поверишь словам клятвы?
– Я верю тебе, Назир, верю во всем... Знаешь, это ведь из-за меня Борис Петрович решил ускорить наш приезд на два дня.
– Я бы, наверное, умер от тоски, если б нужно было ждать еще два дня.
– Правду говоришь?
– Клянусь!
– Вот ты уже клянешься. А ведь не хотел... Ты ведь тоже сразу понравился мне. Еще при первой нашей встрече...
– Чем же?
– Не знаю. Может быть, свободной, непринужденной манерой говорить. Может, тем, что ты сразу показался мне иным, не таким, как другие. Я тогда сравнивала тебя с Николаем...
– Все никак не можешь забыть Николая,
– Перестань!
– Ты же сама заговорила о нем.
– Прости.
– Считай, что уже простил, – улыбнулся Назир, – видишь, как быстро я исполняю твои желания. Говори еще, я слушаю...
– Полюбуйтесь-ка на него! Как ему нравится слышать о себе приятное...
– А кому это не нравится?
– Кто вас, парней, знает? Нам, девушкам, это очень даже приятно. Особенно когда нам говорят такие вещи ребята, которые и нам небезразличны.
Так дошли они до курзала в Долинске. По пути фотографировались вдвоем у бродячего фотографа. Тот, видимо, понимал, что имеет дело с влюбленными и все время многозначительно улыбался, стараясь выбрать наилучшее освещение и поворачивая их то в одну, то в другую сторону. Карточки обещал прислать Назиру домой...
Солнце уже припекало.
– А в Москве еще прохладно, – задумчиво сказала Валя, – уж здесь погреюсь как следует...
– Грейся. Мы не жалеем своего солнца.
– Какой ты щедрый.
– Знаешь, два дня тому назад стояла у нас такая жара – и в середине лета не часто бывает. В горах ледники раньше времени начали таять и реки вышли из берегов.
– Хотела бы я посмотреть...
– Зрелище, конечно, красивое, да чуть беды не было: едва не снесло плотину на строительстве...
Валя любуется нарядными зданиями санаториев и домов отдыха, ажурными беседками, белеющими на фоне зелени. Назир рассказывает ей обо всем, мимо чего они проходят, – эти места он знает, как свои пять пальцев. Молодые люди уже изрядно устали, но уходить им не хочется.
Назир предложил зайти в ресторан – немного отдохнуть и подкрепиться. Валя охотно согласилась. По дороге разговаривали об общих друзьях и знакомых,
Назир передал Вале привет от Ариубат. Потом речь зашла о Борисе Петровиче.
– А ты догадываешься, почему он сегодня не пошел с нами? – спрашивает Назир и сам себе отвечает: – Не хочет мешать нам, вот почему.
– Да, – подтверждает Валя. – Я же тебе и в письме писала. Он все понимает, только не показывает вида, чтобы не смущать нас.
– Мне тоже так кажется. В прошлом году, когда я приехал сюда и не нашел тебя, он так переживал, ты бы посмотрела на него.
– Замечательный человек!
– Он чем-то похож на нашего Батыра Османовича.
– Вашего секретаря райкома? Я слышала о нем от Бориса Петровича. Он его очень хвалит.
– Знаешь, какой он, наш Батыр? Диву даешься, откуда у него столько знаний. Начнет говорить – заслушаешься. Но не краснобай какой-нибудь, он очень деловой, обязательный. Никогда не дает пустых обещаний и не откладывает на завтра то, что можно сделать сегодня. Люди вовсе не боятся его – он очень простой. Но любой сделает для него все, что он ни попросит... Любят и уважают его, вот что.
– И Потапов то же говорит. Он хочет непременно встретиться с ним и посоветоваться о дальнейших изысканиях. Хотя Чегемское ущелье находится в другом районе? Правда?
– Да, в другом. Но это не особенно далеко, по другую сторону хребта. Через перевал.
Девушка не может понять, как это все расположено по отношению к Нальчику и – к Назирову аулу... Назир прутиком чертит ей план на песке. Конечно, рассказать легко. Но на самом же деле – путь неблизкий и трудный. Но, как говорят, для влюбленных нет трудных дорог. Не дальше же Москвы, в самом деле!
