Текст книги "Горящие сердца"

Автор книги: Жанакаит Залиханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Борис Петрович, машина! Вот почему он задержался, решил на машине приехать! – И она вытерла платком слезы.

Машина подъехала, ребята вышли, но Назира среди них не было. Асхат первый подошел и поздоровался, но при виде Валиного лица почувствовал, что ноги у него подкашиваются.

– Асхат Азаматович! – старый геолог отвел его в сторону. – Почему Назира нет с вами?

– Я хотел задать этот вопрос вам, Борис Петрович.

– Но где же он?

– Я звонил в аул, мне сказали, что он ушел вчера.

– Наваждение какое-то! – Старый геолог поднял к глазам бинокль и посмотрел на перевал.

– Борис Петрович, я боюсь, не случилось ли чего. Вы с Валей садитесь в машину и уезжайте. А мы с ребятами пойдем на поиски. Беда стряслась, Борис Петрович, не иначе.

– Но Валя не согласится. Поговорите с ней сами, Асхат.

– Вас она больше послушает. – Асхат вытер глаза. – Простите, Назир – мой самый близкий друг.

Валя увидела слезы Асхата. Подбежала, обняла его и вскрикнула так, будто сердце у нее разрывалось.

– Что случилось? Почему ты плачешь?

Асхат молчал. Да и что он мог ответить? Он мужчина, должен был сдержать слезы и – не сдержал. Потапов пытался успокоить Валю, но она крикнула:

– Что же вы стоите? Идемте искать... – и упала.

Ее на руках отнесли в палатку. Асхат с ребятами отправились в путь. Темнело, найти почти невозможно, но невозможно и сидеть сложа руки.

До перевала добрались уже ночью. По пути искали, прислушивались к каждому шороху, кричали, стреляли из ружья. На перевале Асхат отдал ружье Хусею.

– Вот по этой тропе выйдешь к аулу. Иди скорей и расскажи там...

Хусей ушел. Асхат и Башир искали, искали – без устали и без результата.

Худая весть быстро бежит. К утру весь аул, все, кто мог, пришли на перевал. Уже к полудню кто-то из стариков вспомнил о тропе, которая укорачивала путь, но ходили по которой редко. Вскоре нашли и то место, где с Назиром случилось несчастье. Спуститься здесь не было никакой возможности, пришлось идти в обход. Пошли трое, среди них – Асхат. Нашли полузасыпанное землей и камнями тело Назира...

Хоронили Назира через день... Неутешно было горе матери, вместе с ней оплакивало Назира все село. Приехали на похороны геологи: Валю вели под руки Борис Петрович и Николай.

Потапов долго протирал очки, заговорил, стараясь, чтобы голос звучал твердо:

– Это и наше горе, друзья. Я любил Назира, замечательный был он мальчик. Звали меня на свадьбу... – Он махнул рукой и заплакал, не в силах говорить дальше.

– «Мечта на горах, а смерть на плечах», не зря, видно, говорили так наши предки. – Азамат обнял Потапова за плечи. – Да, хотели праздновать свадьбу, а вот...

7. РАДОСТЬ ТРУДА

На два с лишним месяца раньше срока завершено строительство электростанции. Электричество пришло на помощь людям – особенно это чувствуют те, кто работает на животноводческих фермах. Вообще дела идут недурно: и к зиме колхозы подготовились, и плановые задания выполнили.

– По-моему, товарищи, – говорит Батыр Османович членам бюро, собравшимся на очередное заседание, – надо представить к правительственным наградам тех, кто особенно отличился на строительстве электростанции. И наших передовых животноводов тоже.

Саубаров быстро пишет что-то у себя в блокноте. Хажомаров смотрит на секретаря и улыбается – доволен. Редактор газеты как будто бы хочет взять слово, но не решается пока что просить об этом.

– Ну так как? – спрашивает Батыр.

– Вы в обкоме обговорили? – вопросом на вопрос отвечает Саубаров, которому почему-то кажется, что члены бюро не одобряют предложение секретаря.

– Был разговор.

– Ну тогда это можно... – Саубаров важно выпячивает нижнюю губу.

Редактор поддержал:

– Да, неудобно...

Хажомаров его перебил:

– А зачем нам разрешение? Мы, наверное, все помним, что сказал товарищ Таулуев, когда строительство только начиналось. Выскажем свои предложения, а обком решит, основательны ли они.

Заговорил второй секретарь:

– Я бы хотел прежде, чем обсуждать вопрос как таковой, узнать, кого конкретно будем мы представлять к награде.

– Это действительно существенно, – отозвался Баразов. – Я предлагаю обсудить кандидатуры... Ну, скажем, Малкарова, Сокурова. Из бригады каменщиков – Башир Кодзоков, Маремкулов, Лариса и Хусей Салихов. Да и комсорга стройки Асхата Асланова.

– Не возражаю! – Второй секретарь легонько пристукнул ладонью по столу.

Согласились и другие члены бюро, только редактор добавил, что рабочих в списке маловато. Это было резонно, и Баразов предложил пригласить в кабинет Малкарова и Сокурова, которые были тоже вызваны на бюро и ждали в приемной. Когда вопрос о строителях был решен, начали обсуждать, кого из животноводов следует включить в список.

Саубаров сразу же назвал Конака, второй секретарь – Фаризат. Третьей была доярка из колхоза имени Ленина Бица Маршанова, но тут Батыр Османович напомнил всем о заслугах Адемея и Салиха.

– Верно, – подхватил Саубаров, заглянув предварительно в свой блокнот. – Я был у них. Отара хороша, и приплод получен большой.

– Ты еще увидишь, какой приплод принесут в будущем овцы, которые родились нынче.

– А не рано ли радоваться? – послышался чей-то вопрос.

– Не рано! – возразил Баразов. – Этих людей необходимо поощрить. Жаль только, что обком просил представить к награде максимум троих, а у нас уже пятеро.

– А вам, Батыр Османович, кто насчет этого указание дал? – спросил Саубаров. – Таулуев?

– Да.

– А если поговорить с Темболатом Алиевичем? Попросить разрешение включить в список пятерых?

– Лучше сделаем так: представим всех, а если кто не пройдет, наградим в районе ценными подарками. Хватит у нас достояния поощрить людей! Можно выдать чабану или пастуху овцу, например.

– А не припишут ли нам это как разбазаривание колхозного добра? – спросил редактор.

– Не думаю. По сравнению с прошлым годом приплод у нас выше. Нет, хороших работников материально поощрить необходимо, от этого только польза делу.

Редактор продолжал сопротивляться:

– Раздадим животноводам скот, будут пасти не колхозное стадо, а своих телят.

Баразов поморщился.

– Будто бы не знаешь, сколько голов личного скота может колхозник держать по уставу! Сдадут лишнее, либо съедят.

В конце концов с предложением Батыра Османовича все согласились.

– Ну, ладно, решено! – заключил Баразов. – Ты, товарищ Хажомаров, не забудь документы оформить для обкома. Еще вот о чем, товарищи. Строительство ГЭС закончено, надо людей переводить на другую стройку – на завод. Вы знаете, теперь это наша самая важная задача...

После бюро Саубаров остался. Он просил, чтобы секретарь решил дело с его заместителем.

– Мне нужен человек деловой, а этот... – Саубаров махнул рукой, а Батыр подумал при этом: «Гляди-ка, сам-то ты у нас больно деловит». Но вслух этого не высказал, а на просьбу Саубарова поговорить с заместителем согласился.

– Только ты тоже прими участие в разговоре, – сказал он.

– Зачем? – Саубаров явно хотел остаться в стороне.

– А затем, что надо людям в глаза высказывать претензии по поводу их работы. – Батыр нажал кнопку вызова, а когда вошла Тоня, допросил ее пригласить зампреда.

Саубаров нервничал. Но на его счастье заместитель, как сообщила Тоня, уехал в леспромхоз.

На следующий день Саубаров, собираясь ехать куда-то по делу, зашел к заместителю. «Тебя Баразов разыскивает», – сказал он на ходу. Из кабинета они вышли вдвоем – один устремился к двери на улицу, другой поднялся на верхний этаж.

Строители электростанции готовятся к ее открытию и пуску – наводят везде порядок и чистоту, пишут лозунги, делают транспаранты. Больше всех хлопочут Асхат, Башир, Лариса и Хусей; не бездельничает и Ахман. Только Шамилю на все наплевать. Время от времени он появляется возле работающих и, покрутившись для виду, удаляется.

– Берегись, ребята, контролер идет, – говорит Хусей, заметив приближение Шамиля.

Шамиль выступает, гордо напыжившись. Во рту у него сигарета, руки в карманах нейлоновой куртки. Из карманчика на груди выглядывает конец расчески и краешек маленького зеркальца.

– Привет рабочей гвардии! – залихватски здоровается Шамиль.

Всем – а Ларисе больше всех – хочется, чтобы Шамиль шел своей дорогой и не останавливался. Лариса его терпеть не может. Еще бы, это из-за него Хусей поссорился с ней.

Сейчас именно Хусей говорит то, о чем думает каждый:

– Валяй, проходи. Твоя дорога налево.

– Без тебя знаю! Эту дорогу я с закрытыми глазами найду.

– Ты же клялся, что больше не станешь пить.

– А я эту клятву давал тоже с закрытыми глазами.

Тут уж не выдержал Асхат.

– Все твои беды, наверно, оттого, что ты, можно сказать, и живешь с закрытыми глазами, – бросает он со злостью.

И Шамиль удаляется – прямого разговора с Асхатом он боится. Да и молчание Башира кажется ему угрожающим. Уходит Шамиль нарочито медленно, держит, как говорится, фасон.

Вскоре к ребятам присоединяется Ахман: по предложению Асхата он берется за уборку, а Хусей, поглядев ему вслед, замечает:

– Знаешь, Асхат, я рад, что ты не зря возился с Ахманом. Труды не пропали даром.

– Здесь, пожалуй, у Башира заслуг больше, чем у меня.

Хусей на это не отвечает. «Неужели Асхат не знает, что Башир любит его сестру? – думает он. – Только и знает хвалить Башира. Неудобно же, честное слово. А Ханифа в последнее время совсем грустная, даже не улыбается. Оказывается, она любила Назира. Жаль, что я мало его знал, хороший был парень. Надо же такому несчастью произойти!»

Асхат в это время тоже думает о Назире. «Какой же он был веселый! Искренний, чистый человек, вот за что его все любили – и взрослые, и дети. Борис Петрович по-настоящему привязался к нему. Как это Назир говорил? Да! Поведешься с хорошим человеком – помолодеешь, с дурным поведешься – состаришься прежде времени. Борис Петрович как будто ответил на эти слова: когда, говорит, приезжал Назир, я чувствовал себя молодым. Это очень верно, очень. Назир наш был настоящим балкарцем, горцем в лучшем смысле слова. Не зря его Валя полюбила, было за что любить. Славная она и умница. Мы должны ее поддержать. Ее и бедняжку Жамий. И отец так думает...»

Асхат погрузился в размышления и не заметил, что ребята закончили работу и приехал Сокуров.

Парторг был очень доволен тем, как много успели они сделать. Улыбаясь, похвалил комсомольцев. Асхат поднялся со своего места, выпрямился не без труда.

– Что, стареешь, комсорг? – спросил Сокуров.

– Старею, товарищ парторг, радикулит нажил. Простыл.

– Его, брат, надо лечить ледниковой водой. Клин только клином вышибать. Я знал одного человека, который только так и вылечился.

– А что? Я об этом способе тоже слыхал. Даже снегом, говорят, лечатся, в снег ложатся.

– Это одно и то же.

– Кончим работу, попробую.

– Зачем тянуть? Пожар надо тушить в самом начале. А вы молодцы, ребята, здорово все сделали!

– Еще что-нибудь нужно?

– Возле самого здания убрать. Завтра, когда кончат окраску зала. А еще что, вы сами должны знать. Ну?

Асхат пожал плечами.

– Не знаю.

– Я знаю, – улыбнулась Лариса и покраснела. – Самим надо прихорошиться. В парикмахерскую сходить, прическу сделать...

– Верно! – Сокуров засмеялся от души. – Мы сами должны быть красивыми, очень красивыми.

– Комиссия когда приедет? – спросил Асхат.

– Послезавтра.

– Значит, время еще есть.

– Есть, но немного. Завтра все должно быть закончено. Вы Малкарова не видели?

– На головной вроде поехал.

– Поеду за ним. Его Батыр Османович разыскивает.

Сокуров уехал.

И вот он настал – день, которого с таким нетерпением ждали не только сами строители, но и весь район. День ясный, солнечный. Легкий ветер приносит мягкую прохладу. Лица у людей радостные – праздник, время веселья и поздравлений. Должен приехать Темболат Алиевич. Его все ждут.

Но вот поднялась вдали на дороге туча пыли, а из нее вынырнула, сверкая никелем в косых предвечерних солнечных лучах, «Волга» секретаря обкома. Машина остановилась поодаль, Темболат Алиевич вышел и направился к собравшимся. То и дело останавливался поздороваться с тем, с другим, улыбался, поздравляя.

– Ну как, товарищ Баразов, все готово?

– Теперь все, – отвечает Батыр, намекая, что ждали только секретаря обкома.

Темболат Алиевич глянул на часы.

– Вроде бы не опоздал, приехал к назначенному часу. Давайте начинать.

– Начинать будет Сокуров.

– Можно и так, но лучше веди сам.

Батыр спорить не стал и, когда в зале все успокоились, предоставил слово Темболату Алиевичу. Секретарь обкома говорил тепло. Баразов слушал, как произносит он имена Асхата, Ларисы, Хусея, Башира, Сокурова, Малкарова, – и радовался, и гордился. Заметил в зале Асхата и улыбнулся.

Темболат Алиевич закончил речь свою так:

– Символично, товарищи, что электростанцию нашу открываем мы в дни подготовки к столетию со дня рождения Ленина. Мы решили назвать нашу ГЭС именем вождя.

Секретарь перерезал ленточку перед входом в машинный зал и включил рубильник. Лампочки Ильича загорелись в вечерней мгле. Все зааплодировали.

Темболат Алиевич поздравил строителей и вручил награжденным Почетные грамоты.

Было еще несколько выступлений, потом начался концерт.

– Ордена товарищи получат позже, – сказал Баразову секретарь обкома. – Поздновато представили к наградам...

– Ничего, лучше поздно, чем никогда, – отвечал Баразов. – Эти награды – стимул и для дальнейшего. Мы будем строить завод.

Секретарь обкома уехал еще до ужина, а Батыр остался со строителями и пробыл допоздна. Танцевал и ужинал, и поднял тост за успех общего дела.

Перед отъездом Батыр Османович поговорил с Асхатом. Асхат стоял и смотрел вслед уезжающей машине Баразова, когда к нему подошел Башир.

– Асхат, что будем делать с нарушителями порядка?

– Что ты имеешь в виду? – встрепенулся Асхат.

– Не что, а кого? Хусея с Ларисой,

Асхат рассмеялся.

– Разве вопрос еще не решен?

– Не в этом дело. Хусей считает, что неудобно говорить о свадьбе, пока не снят еще траур по Назиру.

Будь Хусей сейчас здесь, Асхат от души обнял бы его за такую деликатность. Баширу ответил:

– Горе не должно мешать радости. Поезжай в аул, поговори со старшими, посоветуйся.

– Я так и хотел,

– Ну и поезжай, коли хотел. Лариса как?

– Лариса хочет ехать, но Хусей, мне кажется, предпочел бы, чтобы она осталась здесь.

– Ладно, время еще есть.

Башир побывал у Азамата, с которым увиделся впервые только на похоронах Назира и которого очень стеснялся. Азамат намерение молодых людей одобрил. Пригласил Башира к себе, но тот отказался скрепя сердце, потому что на самом деле очень ему хотелось побывать в доме у Азамата.

– Автобус уйдет, – пробормотал парень, не слушая сожалений Азамата, и пустился к остановке.

Строители ГЭС получили отпуск на месяц и разъехались по домам. Вернуться они должны были в первых числах декабря.

Пришла зима, легли снега. Ветер выл в горах. Солнце показывалось редко и почти не грело, а старый Конак ворчал: «Ишь, прячется в тумане, как медведь в берлоге. Выглядывало бы почаще...» Но солнце, должно быть, не слышало его воркотни.

На ферме у Фаризат вовсю кипит учеба. Здесь, можно сказать, все – заочники университета, кроме разве Конака. Фаризат учиться кончила и теперь помогает другим.

– То, что я знаю без всякого высшего учения, вам ни в каком институте за десять лет не узнать, – прищуривает один глаз старый Конак. Он все дивится на Фаризат, которая собирается теперь в аспирантуру.

– Смотрю я на тебя, – говорит Конак, – и просто не могу понять. Ты же сама радовалась, что окончила учебу. И мы радовались. А теперь тебе чего надо?

– В аспирантуру надо поступить.

– Ты же говорила, что ученью конец...

– Скажи, дорогой Конак, иссякают ли реки, которые берут начало в ледниках?

– Нет, на моем веку такого не было.

– Так и ученье. Ему конца нет.

– Ладно, дочка, тебе видней.

Конак идет взглянуть на коров в теплых стойлах. Упитанные, гладкие, они флегматично пережевывают свою жвачку и, завидев Конака, тянут к нему с мычаньем головы. Он отвечает каждой, гладит их и так проходит коровник из конца в конец. Заходит он в телятник и здесь снова встречается с Фаризат.

– Как думаешь, дочка, не холодно здесь?

– Нет, Конак. Теплее не нужно.

– Почему?

– Если выпустить их из очень теплого помещения во двор, могут простудиться с непривычки. Нормально.

– Ну, ладно. Чего же им не хватает?

– Да всего хватает, вроде бы.

– Вроде бы да. Но я тебе, Паризат, вот что скажу. Раньше скотину и зимой держали всего лишь под навесом, и ничем она не болела. А теперь нянчимся с телятами, как с малыми детьми, а все равно от болезней не можем уберечь. Непонятно мне это, Паризат.

Фаризат ничего не отвечает на сетования старика.

Адемей пасет отару на заснеженном склоне. Отара хороша. В этом году получили по девяносто четыре ягненка от каждой сотни маток. Адемей и Салих рассчитывают, что в будущем году получат более ста ягнят от сотни. Все основания для этого есть, только бы самим не подкачать.

К вечеру от Дыхтау поднялся туман и двинулся в сторону аула. Не миновать бури – это Адемей знает. Чабан завернул отару к кошаре. Салих вышел ему на помощь.

– Ну как, Салих? Посчитал? – спросил старик. – Что получается?

–Д а получается, что ты сосчитал верно. По девяносто четыре.

– Неплохо. На будущий год, да поможет нам аллах, и за сто перевалим.

– Я тоже так думаю. Мне только досадно, что в этом году до сотни не дотянули.

– А у других-то как дела? У соседей?

– Кто их знает. Азамат говорит, хорошо и у них.

– Тогда, джигит, давай поступим вот как. Если у них показатели выше, на собрание поеду я, а если выше у нас – ты поедешь.

– И в том, и в другом случае ехать надо тебе, Адемей.

– Ты со мной не спорь, пускай будет по-моему.

Салих не стал больше перечить старику. «К тому времени многое может измениться. Азамат или Кичибатыр приедут, тогда и решим».

Адемею все же любопытно, как дела у других чабанов. Встал, надел тулуп и сказал Салиху:

– У меня есть к тебе просьба. Выполнишь?

– Почему не выполнить, если смогу.

– Поздно уже, правда, но до аула недалеко. Сходи, узнай, как у других.

– Я и сам хотел сходить, только не знал, как ты к этому отнесешься, Адемей.

– Сходи. Расспроси обо всем. О соседях.

– Хорошо.

– Сегодня возвращаться и не думай. Ночуй дома, а утром возвращайся. Малыша нашего навести.

Салих быстро оделся, взял ружье и, попрощавшись с Адемеем, ушел.

Шел он почти в полной темноте, да ноги сами уже знали дорогу, каждый ее камешек, можно сказать. Тихо кругом, только издали, со стороны Джора, доносится какой-то едва различимый вой. «Когда идешь с ружьем, – думалось Салиху, – и зверя-то никакого не встретишь, а выйди без ружья – обязательно попадется...» Он шагал и шагал, и казалось ему, что он слышит стук собственного сердца.

Остановился, поглядел на аул, сверкающий россыпью электрических огней. Вот так, сверху, в темноте, аул похож на город: дома построены на разной высоте, и кажется, что огни горят в многоэтажных зданиях. Так, по крайней мере, может подумать человек, который увидит аул ночью впервые. Салих попробовал определить, где же его собственный дом, но не смог. «Еще заблудишься», – подумал он, улыбнулся и начал спускаться. Соседская собачонка с лаем бросилась ему под ноги. Салих глянул в сторону правления, там света не было. Он зашел ненадолго к себе, потом вышел и отправился к Азамату.

У Азамата еще не спали. Старик играл с внуком.

– Какой ты нынче поздний гость! – сказал Азамат Салиху, приветливо здороваясь с ним.

– Наверное, не так уже поздно, если дед с внуком еще не спят, – возразил чабан и, взяв мальчугана на руки, принялся качать его на колене. – Хороший парень! Подрос. А отец-то где?

– Отца мы видим редко. – И Азамат пощекотал мальчонке живот.

– Адемей велел обязательно проведать своего внука. Уж извини, что пришел поздно.

Салих решил не заговаривать пока что о делах – лучше начать исподволь, чтобы не обидеть Азамата. Поэтому он расспросы свои начал, так сказать, обходным путем. Мало-помалу узнал, что в отаре Боташа получено по девяносто семь ягнят от сотни маток, что всех обогнал Зекерия – у них в отаре по сто одному. Не намного отстал от Зекерии и Джамал, который зато оказался впереди всех по настригу шерсти.

– Стало быть, мы позади? – не удержался от вопроса Салих.

– У вас по девяносто четыре?

– Да.

– Но зато у вас потерь меньше всех.

– Это радость небольшая. Потерь вообще быть не должно. Совсем! Мы еще не умеем, как надо, ухаживать за ягнятами.

– Ну, конечно, было бы прекрасно, если бы потерь совсем не было, а ягнят получили бы по сто тридцать от сотни маток. Но и наши результаты хорошие.

– На будущий год, Азамат, мы обязательно получим больше сотни.

– Верю.

– У соседей-то как, Азамат?

– Да, видишь ли, друг, не хочется хвастаться, но приходится сказать, что наш колхоз занял в районе первое место.

Салих просветлел. В это время в комнату вошла Ариубат, накрыла на стол к ужину, взяла у Салиха сынишку и, сказав: «отведайте нашего угощения», вышла.

– Садись к столу, Салих, – пригласил и Азамат, доставая из буфета бутылку коньяку и рюмки. – За твое здоровье, Салих.

– Спасибо, Азамат, будь и ты здоров долгие, долгие годы.

– Угощайся. – Азамат сам положил себе жаркое и принялся за еду.

Аппетит у Азамата поистине завидный» За столом он обходится всегда без помощи ножа и вилки. «Отец мой ел именно так, – шутит он, когда над ним посмеиваются, – быть бы мне на него хоть в чем-нибудь похожим!» Салих из вежливости тоже ел руками. Ариубат принесла яблоки, и чабан поспешил взять одно.

– А мясо? – спросил Азамат.

– По мясу мне скучать не приходится. А яблок хочется.

«Зря мы нашим чабанам не посылаем никакой зелени», – подумал Азамат, глядя, как смачно откусывает Салих большие куски от сочного плода. Надо эту оплошность исправить. Пища-то у них там, что ни говори, однообразная.

– Как там наш дедушка, Салих? – спросила Ариубат.

– Хорошо, только по Батырчику скучает.

– Э, наш джигит скоро сам станет подыматься в горы, верно, мальчуган? – И Азамат взял у невестки внука. – Он у нас уже кое-что понимает.

– А где Ханифа? На ферме?

– На ферме.

Салих стал прощаться.

Вернулся он в кошару наутро и рассказал Адемею новости.

– Батырчик твой кругленький, как мячик, румяный. И, видать, смышленый паренек.

– Да, мальчишка хороший. Скучаю я по нему. Так бы и прижал к сердцу.

Салих вспомнил свое сиротство. Когда он думал об этом, хотелось быть одному.

– Отдыхай, Адемей, я пойду к отаре, – сказал он и, не дожидаясь ответа старого чабана, ушел.