Текст книги "Горящие сердца"

Автор книги: Жанакаит Залиханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– С неба он свалился, что ли? – удивляется парторг.

– Нет, он с утра здесь, – откликается круглолицый парень, работающий рядом с Назиром, – ты просто не заметил его прежде.

Кичибатыр пожимает плечами. А Назир наш работает, старается изо всех сил. «Я и впрямь свалился с неба», – думает он.

– Смотри, летун, не упади со скирды на землю! – поддевает его кто-то из стариков.

– Не беспокойся, аксакал, не свалюсь... Кто тут у вас, на земле, с кем соревнуется? Кому подсобить?

Как приятно пахнет вовремя скошенное и хорошо подсушенное сено! Видимо, поэтому люди и не так устают на сеноуборке – живительный дух бодрит, вливает новые силы. Однако старикам-то все же нелегко. Надо их сменить. А вон и новые работники появились – бригада плотников, закончив ремонт коровника, в полном составе вышла на субботник. Работа закипела еще дружней.

Сегодня Башир с Хусеем где-то задержались, и Лариса пришла на танцы раньше них. Шамиль тотчас оказался возле нее.

– Пойдем пройдемся, Лариса.

Девушка вздрогнула от неожиданности:

– Я устала. Не хочу.

– Ну, тогда посидим в беседке!

Лариса не нашла, что ответить, и неохотно пошла рядом с Шамилем. «Пожалуй, ребята не догадаются искать меня здесь», – подумала она, усаживаясь на скамейку.

– Почему ты так ко мне относишься, Лариса? – с места в карьер начал Шамиль.

– Как – «так»?

– Избегаешь меня, не любишь, а я... ты же знаешь – я схожу с ума от любви...

– Ты, должно быть, вычитал эти слова в старых романах. Кто много говорит о своей любви, тот, наверное, не любит по-настоящему.

– Но если я не скажу тебе о своей любви, как ты узнаешь о ней? – нашелся Шамиль.

– Есть много способов дать понять человеку, что ты его любишь.

– Я их не знаю.

– Ну, хорошо... Тогда скажи, за что ты любишь меня?

Шамиль, который никогда не терялся, на этот раз не нашел ответа.

– Молчишь? – Лариса воспользовалась его замешательством и захватила инициативу. – А хочешь, я докажу тебе, как дважды два – четыре, что ты не любишь меня и вообще не способен любить по-настоящему? Или лучше промолчать?

– Говори.

– Не обидишься? Смотри, не пожалел бы потом!

– Говори... Если скажешь правду, не обижусь.

– Что ты понимаешь в правде? Ты – болтун. И – хвастун, и – пьяница... У тебя нет друзей, и ничто в жизни тебе не дорого...

У Шамиля голова пошла кругом. Он-то, считавший себя первым парнем на строительстве, принужден выслушивать такие слова! Выхватил сигарету и стал зажигать ее непослушными, дрожащими руками. Сигарета никак не зажигалась. В неверном свете спички Лариса заглянула ему в лицо – сейчас ей стало даже жаль парня.

– Не сердись, Шамиль, я говорю, что думаю. Ты сам виноват. Об этом не раз говорили тебе и твои друзья, но ты не слушал их, и все от тебя отвернулись. Ты такой же, как и все. А знаешь, может, и больше других, но распустился, не хочешь взять себя в руки. И жизнь проходит, проходит мимо тебя. Вот и все, что я хотела сказать. Подумай и не обижайся на меня.

Шамиль схватил девушку за руку.

– Лариса, послушай, – бессвязно забормотал он, – я исправлюсь, я обещаю, поверь мне. Только не бросай меня. Клянусь тебе...

– Успокойся, Шамиль. Если ты бросишь пить, любая девушка пойдет за тебя. Мало ли кругом хороших и красивых...

– Мне нужна ты. Пропади они пропадом, все эти хорошие и красивые!

– А я, Шамиль, дала слово другому. Ничто и никто не разлучит меня с ним. – И Лариса поднялась с места.

– Не уходи! – вскричал Шамиль и, резко притянув к себе девушку, попытался обнять ее.

– Не смей! – Больно толкнув его в грудь, она выбежала из беседки-

Проходившие невдалеке Башир и Хусей услышали ее крик и остановились в недоумении. Лариса бросилась к ним навстречу.

– Что вы так поздно? Где были? – с упреком сказала она.

Хусей увидел идущего к ним Шамиля, и сердце у него упало.

– Мы-то здесь, а ты где была? – зло бросил он в лицо Ларисе.

– Она была здесь. Со мной, – ответил Шамиль, подходя и становясь рядом с девушкой.

– Уходи! – Хусей, не помня себя, бросился к Шамилю. Башир и Лариса одновременно схватили его за руки, пытаясь удержать. Воспользовавшись этим, Шамиль быстро покинул поле боя.

– Ты что, с ума сошел? – встряхнул друга Башир.

– Я-то не сошел. А этот подонок что здесь делал? – хрипит Хусей и вдруг, резко повернувшись к Ларисе: – А ты что здесь делала с ним?

– Разговаривала, – спокойно отвечает девушка.

– О чем, если не секрет?

– О нем.

– Что ж, друг, – обращается Хусей к Баширу, – у них тут, видно, какие-то серьезные дела, о которых мы с тобой ничего не знаем. И мы здесь лишние!

Ларису не на шутку задели эти слова. Слезы навернулись ей на глаза, и, не говоря ни слова, она быстро пошла прочь.

– Опомнись, Хусей! – увещевает товарища Башир. – Что за чушь ты несешь? Зря только обидел Ларису.

– А она меня не обидела? Что все это значит, по-твоему?

– Остынь, не торопись с выводами. Поспешишь – людей насмешишь... Поди лучше догони ее и сам обо всем спроси. Да не забудь извиниться – ты тоже, знаешь ли, был хорош.

– Никуда я не пойду! Она, наверное, побежала за своим красавчиком, а я должен догонять их.

– Не говори глупостей. Иди...

– Пойдем вместе.

– Пошли.

Они искали ее, но девушки нигде не было видно...

Вы спросите: куда она подевалась? Может быть, и впрямь, обиженная Хусеем, пошла вслед за Шамилем, которого только что сама обидела? Ничуть не бывало. Уткнувшись лицом в подушку, лежит она на постели, в комнате общежития, и плечи ее вздрагивают от прорвавшихся рыданий. Даже не слышит она осторожного стука в дверь. Ребята входят в комнату – она не поднимает головы. Хусей сам вот-вот заплачет, и лишь сознание того, что слезы не к лицу настоящему мужчине, удерживает его от этого.

Башир тихонько подходит к девушке и касается ее плеча:

– Перестань, Лара!

Девушка вскакивает с постели, пытается скрыть слезы, но тут же, поняв, что это безнадежно, роняет голову на грудь Баширу и заливается пуще прежнего.

– Зачем он меня оскорбляет? – бормочет она. – Разве он меня не знает?..

Башир растерянно гладит Ларису по голове. Утешать плачущих девушек он не умеет. Хусей угрюмо молчит, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну, хватит, прошу тебя... Хусей ошибся. Чего не сделаешь сгоряча? Вот он пришел просить у тебя прощения, посмотри! – При этом Башир весьма ощутимо наступил на ногу Хусею. Но тот продолжал молчать, а Лариса – плакать.

– Полно, полно, – нежно шепчет Башир, снова толкая товарища ногой, – погляди: Хусей сейчас сам заплачет! – И он отрывает голову девушки от своей груди.

– Если я виноват, то прости, – наконец с трудом выдавливает из себя Хусей. Тон, которым он это говорит, не нравится Баширу.

– Скажешь, не виноват? – наступает он на друга. – Сейчас же проси прощения! Такую девушку обидел!

– Прости, Лариса, я действительно вел себя как свинья, – говорит Хусей и протягивает девушке руку. Но она не берет ее, и тогда Башир сам соединяет их руки:

– Помирились? Вот и ладно. Если бы все беды на свете было так легко исправить... А теперь, Ларка, выкладывай нам все, как есть, с самого начала.

По-прежнему не глядя на Хусея, Лариса рассказывает о том, что произошло между Шамилем и ею.

– Теперь скажи мне, в чем моя вина? – заканчивает она свой рассказ, обращаясь по-прежнему к одному Баширу.

– Ни в чем ты не виновата. Ты умница. Может, после такой отповеди этот безмозглый баран возьмется, наконец, за ум. Нет худа без добра. Ну, а ты-то, – обращается он к Хусею, – видишь теперь, как ты ее незаслуженно обидел, можно сказать, даже оскорбил, ревнивец несчастный.

– Виноват, сознаюсь...

– То-то... А ты, Лариса, забудь об этом недоразумении. Прошу тебя... Будто ничего и не было. Ладно? Учти еще и то, что этот неразумный сам пришел просить у тебя прощения. Тоже мне, феодал выискался!

Но Лариса по-прежнему грустно смотрит мимо Хусея.

– Ну, улыбнись разочек, – терпеливо уговаривает ее Башир. – Если ты сейчас не улыбнешься, мы оба уйдем от тебя с разбитыми сердцами. Ты ведь не хочешь этого? – Башир посмотрел на часы и быстро стал прощаться, сославшись на телефонный звонок от сестры, которого он, дескать, должен дожидаться на почте.

После его ухода в комнате воцарилось молчание. Хусей попробовал было несмело улыбнуться, но девушка не обратила на это никакого внимания.

– Выходит, он обещал тебе исправиться? – спрашивает, наконец, Хусей.

– Да, – односложно отвечает Лариса.

И опять молчание. Оба они сейчас думают о Шамиле. «И откуда только он свалился на мою голову, – сокрушается Лариса, – весь вечер испортил!» И у Хусея есть основания припомнить старые обиды – то, как однажды Шамиль отобрал у него носилки, чтобы работать в паре с Ларисой, да еще при этом обозвал его «ребеночком»... И то, что Шамиль всегда старается танцевать именно с Ларисой, отбивая ее у других парней. И то, как загораются его нагловатые глаза, когда он смотрит на нее... В общем, подозрения еще не оставили Хусея, и сейчас у него на душе скверно.

– Ну, а если он исправится, станет человеком, что тогда? – спрашивает Хусей, ища ответа на свои мысли.

– Не знаю... Наверное, будет жить, как все живут, трудиться. Это уже – его дело.

– Безусловно... Я тоже думаю, что это – не твое дело.

– Хусей, умоляю тебя, оставь в покое Шамиля! И так вы мучите меня весь вечер.

– Он или я?

– И он, и ты, – резко ответила девушка.

Хусей замолчал. Однако, чувствуя в глубине души, что виноват, решил поправить дело, но, к сожалению, взялся за это неудачно:

– Ты же сама понимаешь, Лара, что если бы не Шамиль с его дурацкими признаниями, мы бы с тобой сегодня не поссорились. Я очень прошу тебя поэтому – не разговаривай с ним. Можешь быть уверена, что он не только не сядет больше рядом с тобой, но и имени твоего не посмеет произнести.

– Как же мы можем заткнуть рот человеку? – в первый раз за весь вечер улыбнулась Лариса.

– Ну, ты хоть сама с ним не разговаривай.

– Хусей, подумай, что ты говоришь? Жить и работать в одном коллективе, бок о бок, и – не разговаривать. Ведь мы с тобой комсомольцы. Стыдись!

Парень молчит – ответить ему нечего, Лариса во всем права. Да только что он может поделать со своим бедным сердцем, которое не хочет слушать доводов рассудка и болит, разрывается от ревности...

Лариса приближает свое лицо к его лицу, и в глубине ее широко распахнутых, правдивых и доверчивых глаз он читает, как в раскрытой книге: «Как же ты можешь не верить мне, пачкать меня и себя грязными подозрениями? Как открыты сейчас мои глаза, так же открыта тебе и душа моя...» Хусей притягивает девушку к себе и нежно целует ее – глаза, щеки, волосы, мягкие, податливые губы... Лариса не отталкивает его от себя.

– Уже поздно, – шепчет она, – иди, милый, скоро вернутся девчата...

Подле мужского общежития прохаживается Башир – ждет друга.

– Ну как, поговорили?

– Поговорили, – во весь рот улыбается Хусей.

Откуда ни возьмись на них наскакивает Шамиль. Он уже сильно пьян, пошатывается и напевает залихватскую песенку. Не узнав друзей, он просит у них закурить и, получив отказ, намеревается мирно продолжать свой путь. Однако Хусей хватает его за рукав, и быть бы здесь, наверное, новой потасовке, если бы Башир сильным движением не оттолкнул друга в сторону.

– Уходи, и чтоб духу твоего здесь больше не было! – шипит Башир, едва удерживая желание врезать Шамилю как следует. Шамиль поворачивается и уходит. Вряд ли он понял, с кем только что «беседовал».

– Долго же ты держал свое слово, паразит! —возмущается Хусей.

События длинного дня утомили бригадира, он уснул, едва его голова коснулась подушки. Хусей же еще долго ворочался на своей скрипучей койке, мешая товарищам. Разные мысли, без порядка и лада, кружились в его возбужденном мозгу. Но вот одна из них заслонила собой все другие: «Я балкарец, Лариса – кабардинка... Все это сейчас никакой роли не играет, однако, не зная кабардинских обычаев, я могу ее чем-нибудь обидеть или удивить. У нее самой спрашивать вроде бы неудобно, она никогда не вспоминает об этом. Спрошу лучше обо всем у Башира. Интересно как получается: он, кабардинец, любит балкарку, а у нас с Ларисой – наоборот... В сущности, между Баширом и мною нет никаких различий. Только вот – язык. А так мы с ним совсем как родные братья. А друг человеку бывает дороже брата...» – с этой мыслью Хусей, наконец, уснул. Однако и во сне он продолжал вертеться и вскрикивать, к неудовольствию своих товарищей.

А когда утром они начали бранить его за беспокойную ночь, которую он им устроил, Хусей с безмятежной улыбкой ответствовал: «Мне снилось, будто я всю ночь танцевал...»

6. МЕЧТА НА ГОРАХ...

Снова наступили осенние холода. Валя не замечает погоды, не чувствует холода; она вся горит, а душа ее вознесена высоко – витает примерно где-то у самых снежных вершин. Валя ждет Назира.

Геологам надо уезжать дня через два, через три. Назир должен подойти сегодня к обеду. Валя смотрит на перевал: он закрыт густым туманом. Но Назир найдет к ней дорогу.

Валя в сомнении: рассказать все еще до появления Назира или подождать? «Пусть сам скажет, он мужчина, – решает она и тут же меняет свое решение: – Нет, будь что будет, лучше сама. Назир только обрадуется».

Она еще раз глянула на перевал и зашла в палатку к Борису Петровичу. Взяла в руки старый журнал, полистала. Сердце бьется, как бешеное. С чего начать разговор?

Потапов несколько удивлен. Что это творится с девушкой, отчего она то вспыхнет, то побледнеет? Нездоровится? Или рада, что едет домой, к матери?

– Смотрю я на тебя, Валюша, и кажется мне, что ты ждешь не дождешься отъезда в Москву... – начал старый геолог.

Но Валя, почти не слыша его, заговорила сама:

– Борис Петрович, знаете...

– Знаю, девочка, знаю. Соскучилась по матери, это естественно. Скоро увидитесь.

– Да я не о том.

– Что, не хочется расставаться с горами? Это понятно – горы тянут к себе всякого, кто хоть раз побывал на их вершинах.

– Борис Петрович, а если вообще отсюда не уезжать? – тихо и с трудом выговорила девушка.

– Ну и прекрасно! Кто останется здесь – проживет две жизни.

– Вы... дорогой Борис Петрович... вы извините, я хочу сказать... я выхожу замуж! – выпалила наконец Валя и, не в силах смотреть Потапову в глаза, сунулась лицом в раскрытый журнал.

Потапов встал, постоял молча, не решаясь спросить, за кого. Валя несмело подняла голову и, несмотря на все свое смущение, чуть не рассмеялась – такой ошеломленный вид был у Бориса Петровича.

– За кого, Валюша? – спросил он, и голос у него дрогнул?

– За Назира.

Борис Петрович облегченно вздохнул:

– Фу, гора с плеч! – и поздравил девушку: – От души желаю тебе счастья!

– Спасибо!

– Я очень рад. Хороший парень, прекрасный парень!

– Он сегодня должен приехать. И мы вместе уедем прямо к ним. Вы уж меня простите.

– За что прощать? Я тебя поздравляю и хочу сам на свадьбе у вас побыть.

– Мы будем очень рады.

– Ладно! Так и быть, попляшу ради такого случая.

Борис Петрович подумал о том, насколько сроднились они за прошедшие три года. Не один пуд соли съели вместе, и характер Валин он хорошо знает. Работящая девушка, хороший товарищ, сдержанный, достойный человек. Даже Николай с его фокусами не мог вывести ее из равновесия. Николай, между тем, как раз вошел в палатку.

– Коля, у нас радость, – сказал Потапов. – Будем веселиться.

– Согласен повеселиться. А по какому случаю?

– Валентина Павловна замуж выходит.

Николай опустился на край постели Потапова, который даже и не представлял себе, в какое смятение он привел парня своим сообщением.

– Что молчишь? Почему не поздравляешь? – спрашивал Борис Петрович, и Николай, взяв себя в руки, сказал:

– Поздравляю, Валя...

– Спасибо, Коля! – ответила Валя серьезно.

– Почему же ты не спросишь, за кого? – не унимался Потапов.

– А я знаю, Борис Петрович... я давно знаю.

– Ну? А я, брат, ничего, ну буквально ничего не замечал. Она тебе, стало быть, сказала?

– Нет, Борис Петрович, я ему не говорила. Никому не говорила, – ответила вместо Николая Валя.

– Не говорила, верно... Но я чувствовал, знал. – Голос у Николая был полон такой горечи, что Борис Петрович поглядел на него очень внимательно.

– Ты, может, не рад этому, Николай.

Николай молчал, Потапов все смотрел на него, ожидая ответа.

– Хотел бы я, чтобы она не ошиблась, – сказал парень с трудом.

– По-твоему, она ошибается?

– Да.

Борис Петрович хотел было сказать Николаю что-то резкое, но сдержался. Зато не сдержалась обиженная Валя.

– Почему же я ошибаюсь? Потому что выбрала его, а не тебя?

– Да! – отрезал Николай к величайшему негодованию Потапова, который на этот раз молчал лишь потому, что на некоторое время лишился дара речи.

– Коля, я тебя прошу, не портить мне этот день, – сказала Валя, и слезы навернулись ей на глаза. – Не сердись, не обижайся.

– Я не обижаюсь, смотри только, как бы тебе в обиженных не быть. Не думаю я, чтобы ты была с ним счастлива.

– Не думаешь?

– Не думаю. Кто он? Человек без специальности, почтальон. Тоже мне занятие для мужчины!

– Замолчи! – Глаза у Вали вспыхнули. Неизвестно, что бы она еще наговорила, но тут вмешался Потапов.

– Николай, разве место красит человека? И чем плоха его работа? Нет работы плохой или хорошей ,есть люди – хорошие или... не очень...

Валя слушала Потапова с чувством благодарности. Но вот он замолчал и в палатке стало тихо.

Снаружи внезапно зашумел ветер. Хорошо, что ветер, подумалось Вале, может, развеется туман на перевале. Назир скорее доберется до них. Увезет ее к себе. Умыкнет. Валя улыбнулась.

– Чему радуешься! – тут же жестко спросил ее Николай.

– Что мне, плакать, что ли?

– Ты решила остаться здесь?

– Решила.

– А мать?

– К маме мы с Назиром поедем на праздники.

– Ты ее хотя бы подготовила!

– Николай, советы советами, но замуж выходит Валя, а не ее мама. Ей с Назиром жить, ей и решать. Так, Валентина Павловна?

Валя только улыбнулась.

– Назир славный человек. Воспитанный. Но позволь сказать тебе, Валентина Павловна: ему надо учиться. Об этом ты с ним непременно поговори.

– Мы уже договорились. Но Назир хочет учиться заочно, а я настаиваю, чтобы он поступил на очное.

– Прекрасно. По-моему, Назир такой парень, который учиться будет не для того, чтобы диплом получить, бумажку. А кто учится по-настоящему, тот и на заочном отделении станет заниматься с толком, дорогая ты моя Валентина Павловна.

Старый геолог называл теперь Валю по имени и отчеству, и она видела в этом проявление особой его деликатности, такта: он как бы отдавал должное серьезности принятого ею решения.

Разговор оборвался. Мужчины уселись за шахматы. Валя снова взялась за журнал и, немного успокоившись, принялась читать какую-то статью. Николая, однако, шахматы не отвлекали, потому что он заговорил снова о том же:

– Ты бы хоть до Нового года подождала.

– Зачем?

– Поехала бы домой, к матери, там и устроили бы свадьбу.

– Ну, а какая разница? Здесь – мама Назира.

– Так то мама Назира, – подчеркнул последнее слово Николай. Он держал в руках коня и делал вид, что обдумывает ход.

– Слушай, друг, чего тебе неймется? Для нее теперь и мать Назира не чужая, – сердито сказал Борис Петрович. – Сидишь, гудишь... Чего ты уцепился за этого коня? Пока ты его держишь в руках, в Нальчик можно было бы съездить. Ходи!

Николай поставил коня на доску. Потапов поглядел на парня поверх очков.

– Если так пойдешь, тебе мат. Подумай. Разрешаю взять ход обратно.

Старый геолог понял, что Николай поглощен вовсе не игрой, и решил, кончив партию, потолковать с парнем.

Валя тем временем думала о том, как будет жить в ауле. Надо подружиться с Ариубат, она добрая, отзывчивая, умница. «Она поможет мне сойтись с другими людьми, – решила Валя. – Не то в ауле станут считать меня гордячкой. И по-балкарски надо научиться говорить. Назир утверждает, что это легко. Попрошу всех разговаривать со мной только по-балкарски. Вот смеяться будут вначале! И Назир... Девчонки в Москве умрут от зависти. Чернобровый, смуглый, глаза карие... И стройный. Ростом только невысокий. Мне всегда нравились высокие. А Коля, кажется, выше Назира», – Валя мельком глянула на Николая и увидела, что он неотрывно смотрит на нее.

– Что, давно меня не видал?

– Такой, как сегодня, – никогда.

– Спасибо, ты, наверное, прав.

Потапов вышел из палатки. Хотел было позвать с собой Николая, потом передумал: «Пускай выговорится, успокоится».

Николай был этому рад. Ему действительно надо, обязательно надо было высказать Вале все, что так долго скрывал он, таил в сердце. Невозможно дольше молчать – особенно сегодня, когда он узнал... Но слова не шли с языка. Николай вышел из палатки, постоял немного, потом вдруг испугался: ведь Потапов скоро вернется, а он так ничего и не сказал.

– Валя!

– Что?

Николай смотрел Вале в глаза. На обветренном лице его смешно торчат усы, которые он начал отпускать летом. Вале вдруг показалось, что у Николая дрожат губы.

– Ты не заболел?

Николай, кажется, и не слыхал вопроса. Валя повторила, он ответил – не ей, а своим мыслям:

– Да…

Встал, задел рукой шахматную доску, посыпались фигуры.

В палатку вошел Борис Петрович.

– Думал я, что осень будет сухая, да, видно, ошибся.

– Что, дождь? – с беспокойством спросила Валя.

– Пока нет, но, думаю, вот-вот начнется.

– Пойду погляжу.

– За Назира беспокоится, – сказал старый геолог, глядя ей вслед.

Валя и в самом деле беспокоилась. На перевале – по-прежнему туман. Верхом или пешком отправился Назир? Она вдруг вспомнила, как они ездили в ущелье Гара-Аузу. Назир тогда все дразнил девушек-туристок: «Зачем зря время переводить, лазаете по горам, лучше бы пошли на ферму, помогли нашим девчатам. Таскаете рюкзаки – парням не в подъем, а польза какая?» Туристки смеялись, а ребята-туристы еще предлагали им взять и их рюкзаки... А как в Нальчике были, ели в кафе «Конак» шашлык по-чабански. Вкусно! Пусть на свадьбе будет такой. Надо угостить Бориса Петровича... Господи, как же она любит Назира! Никто больше не может любить его так... А мать? И вообще Назира все любят...

Валя увидела, что из палатки показался Николай, и мысленно добавила: «Кроме него...»

Вечером сидели в палатке, обсуждали, что сделано за лето. Не так уж много, но больше, чем планировали. А на будущий год предстоит работа потруднее. Николай, впрочем, вряд ли приедет сюда еще раз. Вряд ли, хоть пока об этом и не говорит вслух. Он оглушен своей бедой и никак не может собраться с мыслями.

Валя думает о Назире. Его все нет. «Теперь уже лучше бы и не приезжал, туман страшный...» С этой мыслью она ушла к себе в палатку.

Назир с утра был у Ариубат. Она только что искупала маленького Батырчика и одевала его. Мальчуган улыбнулся Назиру.

– Дай его мне, Ариубат! – Он взял у матери ребенка. – Какой легонький, тепленький!

В комнату вошла бабушка.

– Это ты, Назир? Доброе утро! А я думала Асхат приехал.

– Спасибо на добром слове, бабушка! – сказал Назир. – Асхат, наверное, так с ним не нянчится, как я?

– Что ты говоришь? Да он его без памяти любит, – засмеялась старушка.

– Да ну, бабушка, зачем так говорить! – покраснела Ариубат.

– Правду говорю!

– А ну, Батырчик, скажи-ка ты, правду ли говорит бабушка? – спрашивал Назир, подбрасывая высоко вверх – слишком высоко, по мнению бабушки, – маленького сына Ариубат.

Бабушка с беспокойством протянула к ребенку руки.

– Не бойтесь, Назир просто хочет научиться нянчить детей, – подпустила шпильку Ариубат.

Назир не оставил удар без ответа и принялся рассказывать, как Ариубат еще до замужества целый день возилась с чьим-то ребенком, но тут почувствовал, как в его рукав потекло что-то теплое, и скоренько вручил бабушке ее внука.

– Вот разбойник!

Ариубат смеялась.

– Он тебе отплатил за твой не в меру острый язык.

Бабушка унесла Батырчика, а Назир говорит Ариубат:

– Еду, пожелай мне доброго пути.

– Один?

– А чего мне бояться?

– Не в страхе дело, а вроде бы неудобно.

– Я так сделаю: сейчас туда, а завтра – в район. Там будут ждать Асхат и другие ребята, и мы все вместе привезем ее сюда. Как?

– Лучше бы Асхат с товарищами поехали вместе с тобой.

– Сегодня у них рабочий день, не хочу я отрывать их от дела. А завтра воскресенье. Днем я буду в районе, а потом – сразу сюда.

– А потом?

– А что потом? Я уже все приготовил, даже дрова.

– А мать как?

– Это уж твоя забота. Она увидела овец в сарае, спросила, почему я не пустил их в стадо, я ответил, что жду гостей.

– Ну что ж, ладно.

– Остальное за тобой.

– Кому, кроме Жамий, еще сообщить?

– С матерью посоветуйся. Скрывать теперь нечего.

– Хорошо. Ох, Валя сегодня волнуется, наверное!

– Разве ты сама не волновалась?

– Волновалась, конечно...

– Я, в общем, ничего, верно? Только вот за мать беспокоюсь, как она все это примет.

– Положись на меня, я постараюсь ей объяснить.

– Да, уж ты постарайся! Ну, я пошел.

– Пешком?

– Пешком. Лошадь пришлось бы приводить обратно.

– Верно. Ну, счастливого тебе пути, Назир!

– Спасибо, Ариу!

Солнце припекало. Назир перекинул плащ через руку и отправился в путь по знакомой тропе, насвистывая «Подмосковные вечера». Шел он легко и радостно. Поднявшись повыше, остановился и поглядел на родной свой аул. Мирный и красивый. Кое-где из труб подымается дым, люди хлопочут по хозяйству. Верно говорит старый Ачахмат – да не погаснет огонь родного очага... Назир увидел, как вышла из дома во двор его мать... Ну что ж, в путь!

Шел он мимо фермы, подумал о Фаризат. Работает, бедняга, не покладая рук, забывая о себе. Что за характер! Все о других, все для других. Говорят же, что топор, который построил дом, остался потом лежать во дворе. Фаризат – не Ханифа, та о себе сама сумеет позаботиться. Но дела на ферме Фаризат хорошо наладила – в этом году получила по теленку от каждой коровы. Как там Конак поживает, добрая душа? Старый стал совсем...

Теперь Назир шагал, не замечая ничего вокруг, – думал о Вале. Что она сейчас делает? Собирается? Или спорит о чем-нибудь с Борисом Петровичем? Или просто ждет, смотрит на дорогу?..

Как-то все устроится? Сможет ли Валя сейчас работать? И где? В школе вряд ли, занятия уже начались. Не лучше ли отдохнуть до лета, а там продолжать работу с Потаповым? Откажется, наверное, всю зиму отдыхать. Надо было заранее все обсудить. Ладно, можно и с Борисом Петровичем еще посоветоваться. Он как отец родной. Интересно, согласилась бы Валина мать приехать сюда? Две вдовы, наверное, нашли бы общий язык, ведь жизнь у них сложилась в чем-то похоже...

Назир не сразу заметил туман и опомнился только, когда заволокло вокруг. Назир подосадовал: надо было еще этому чертову туману именно сегодня приключиться! Ладно, у него плащ с собой. Время только перевалило за полдень, а до перевала рукой подать.

Асхат говорил верно: неприятен дождь, противна сырость, но они нужны. Как он выразился? «Пока земля не напьется, село не насытится». Точно! Умница Асхат и очень хороший человек. Назир вспомнил, как горячо уговаривал его Асхат ехать в Москву учиться. Сам он готовится в аспирантуру, несмотря на то, что работы по горло, да еще семья. Батыр Османович не ошибся в Асхате, понял, чего он стоит. И Ариубат с ним счастлива. Пусть будут счастливы всегда. Валя тоже подружится с ними, он уверен...

Назир споткнулся, попытался удержаться на ногах, но ноги соскользнули с тропы, повисли над пропастью. Он успел ухватиться руками за куст, вырвал его с корнем из почвы, посыпались земля, камни... Назир полетел в пропасть. Молнией мелькнула в голове мысль о матери...

Валя места себе не находила. Беспокоился и Потапов, но старался не подавать виду.

– Не переживай, Валентина Павловна, в такой туман твой Назир не рискнул бы отправиться в горы. Да и глупо рисковать! Приедет завтра.

– Нет, Борис Петрович, вы сами знаете: Назир – человек слова.

– Но если невозможно слово сдержать?

– Не знаю. Я знаю одно: он не мог не поехать.

– Ложись-ка, дочка, спать. Утро вечера мудренее.

Потапов ушел к себе.

Николай не спал. Он рад был, что Назир не приехал. Хоть бы и вообще никогда не являлся.

Валя так и не заснула. Задремлет – и снова просыпается. Промучилась до утра, а утром вышла из палатки с отчаянной надеждой, что Назир приехал ночью и не стал ее беспокоить, ночевал в палатке Потапова. Борис Петрович стоял и смотрел на перевал, а лицо у него было тревожное. Увидев Валю, он поздоровался.

– Смотри, Валентина Павловна, небо-то сегодня какое ясное. Только над Тихтенгеном висит небольшое темное облачко.

– Борис Петрович, я хочу пойти Назиру навстречу, – говорит Валя, но старый геолог не советует.

– Не стоит, Валя. Если он в пути, то и сам доберется. Потерпи, девочка.

– Коля, а ты? Может, пойдешь? – просит тогда Валя, и Николай соглашается.

Пока они обсуждали, стоит ли идти, сомневались, думали, солнце поднялось высоко. Назира все не было. Валя лежала у себя в палатке и плакала.

Николай в глубине души надеялся, что Назир просто обманул Валю. Тогда у него самого еще есть надежда...

Асхат с товарищами нетерпеливо ждали. Чтобы скоротать время, болтали о разных пустяках, шутили.

– Башир, ты, наверное, только и мечтаешь, чтобы в твоей жизни настал такой день? – Хусей говорит нарочно как можно громче, чтобы Асхат услышал.

Баширу же это совсем не хочется, он подмигивает Хусею и укоризненно качает головой, но Асхат откликнулся:

– Баширу спешить нечего, он уже договорился обо всем. Лучше скажи, как у тебя дела?

Хусей не отвечает и продолжает поддразнивать Башира:

– Наш друг скрытный, у него ничего не выведаешь.

– А ты и не старайся, думай лучше о себе, – отвечает явно смущенный Башир.

Асхат поглядел на часы.

– Говорят, Ходжа Насреддин привел однажды своего соседа к скале и попросил постоять и поддержать ее спиной до его возвращения – как бы, мол, она не упала. Не кажется ли вам, что Назир проделал с нами нечто подобное? Башир, сходи, позвони в аул.

– А что сказать?

– Ты спроси, там он или уехал сюда.

– Кому звонить-то?

– Хотя бы к нам домой.

Башир зашел на почту и позвонил к Аслановым. Телефон молчал. Башир вернулся ни с чем, тогда Асхат сам дозвонился до Ариубат и узнал, что Назир ушел еще вчера, как и собирался.

С почты Асхат вышел в тревоге. Возле райкома повстречался он с Батыром Османовичем.

– Ты что, Асхат, такой озабоченный? – спросил Батыр, когда они поздоровались.

– Есть отчего, Батыр Османович. – И Асхат рассказал, в чем дело.

Батыр задумался. Не хотелось прежде времени предполагать что-нибудь скверное. Огляделся.

– Давай-ка, Асхат, садись в машину, вон, видишь, Борис стоит? Поезжайте, надо выяснить, что случилось.

Баразов поглядел вслед отъезжающей машине и решил идти домой, воспользоваться неожиданным отдыхом.

Борис вел машину на большой скорости, благо дорога хорошая – асфальт, но Асхату казалось, что едут они медленно. Они к тому же должны были останавливать встречные машины: расспрашивали водителей, но никто ничего не знал. Уже к вечеру свернули с большой дороги к перевалу. Валя первая увидела машину, и вздохнула облегченно.