Текст книги "Горящие сердца"
Автор книги: Жанакаит Залиханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
7. В СПОРАХ РОЖДАЕТСЯ ИСТИНА
Вот и зима пришла в горы. Настоящие холода, правда, еще не наступили. Снег идет часто, но и солнце не забывает нас, согревает ласковыми лучами еще не промерзшую землю, и оттого снег быстро тает, не мешает работать. И строительство ГЭС идет полным ходом, ни на минуту не останавливается. У строителей бодрое, хорошее настроение, а лучше всех, пожалуй, – у Асхата.
Вы спросите: почему? Ну, прежде всего, когда дело спорится – и душа веселится. Кроме того, есть у него еще одна особая причина для радости: осенью они с Ариубат сыграли свадьбу.
Славная была свадьба – веселая, комсомольская. И что особенно дорого – старики пришли поздравить молодых, признали, выходит, новые обычаи... Ведь раньше как было? Невеста весь вечер сидит под покрывалом в углу, в отдельной комнате, скучает, бедняжка. А жених пирует с друзьями. Хорошо ли это? Нет, у Асхата и Ариубат все было по-другому. А гостей сколько собралось – и односельчане, и из района приехали, и со строительства, конечно! На второй день заехал и Батыр Османович, поздравил молодых. Тостов же и добрых пожеланий было столько, что, кажется, переженись все комсомольцы района, – на всех хватило бы...
Сейчас у Асхата работы – выше головы, и дома, разумеется, приходится бывать редко. Хорошо еще, что жена попалась умная и добрая – не ворчит, не жалуется. Понимает, как трудно ему сейчас.
Техника на строительство все прибывает и прибывает. Ребята успешно осваивают новые механизмы. Организованы краткосрочные шоферские курсы: без этой специальности теперь нельзя. Сел за баранку и наш Асхат: ничего, неплохо, говорят, у него получается. Да что Асхат! Шамиль и тот учится водить самосвал. Бетон-то теперь не таскают вручную, на носилках, а возят на машинах...
Появились на стройке и новые люди. Вот, хотя бы Ахман. После того как его с треском освободили от ответственной должности секретаря сельсовета, он, оскорбленный в лучших своих чувствах, и дня не пожелал остаться в родном селении. Приехал на стройку и, минуя Асхата, прямо заявился к Малкарову: так, мол, и так, хочу у вас работать и притом – непременно вместе со своим старым дружком Шамилем. Прораб, не разобравшись, согласился и вот теперь, извольте радоваться, – два лентяя в одной бригаде. Асхат не на шутку рассердился, узнав об этом, да уж было поздно.
– Ты что такой мрачный, Ахман, не смеешься, на девчат не глядишь? – спрашивает Шамиль, прихлебывая горячий суп.
– Э, брат, знал бы ты, какие у меня трудности!
– Зачем нам трудности? Нельзя ли жить полегче?
– Нет, брат, не могу...
– Выше голову, плюй на все! Может, вечерком тяпнем слегка?
– Не возражаю.
– Вчера я немного того, голова гудит... Значит, до вечера!
Обеденный перерыв подходит к концу. Бригада Башира принимается за дело.
Любо-дорого смотреть, как ладно и споро работают ребята. Не зря «башировцы» держат первенство на всем участке. И Лариса втянулась – не отстает от парней. В паре с Хусеем девушка работает на заливке бетона. Быстро и размеренно мелькают ее руки, уверенны и точны движения.
– Хусей! – окликает парня Башир, на минуту останавливаясь, чтобы счистить раствор с мастерка. – Придется тебе подтянуться, обставит она тебя!
Хусей улыбается во весь рот:
– Не бойся, бригадир, не придется!
– Ты только погляди, как ловко она орудует мастерком.
– Слушай, Башир, смотрю я на тебя и вижу, что эта девушка крепко тебе приглянулась...
– Ну, чтобы убедиться в том, что она тебе самому нравится, – смотреть никуда не нужно.
Парни смеются. Хусей почему-то краснеет. Лариса смотрит на них издали и пытается угадать, о чем они говорят. Уж не о ней ли? Сбросив рукавицы, подходит к ним – парни мгновенно замолкают.
– Что за секреты в рабочее время? – весело спрашивает девушка.
Башир с Хусеем растерянно молчат.
– Может, нашли новый способ укладки бетона и скрываете его от меня? – не унимается Лариса, заправляя под платок выбившуюся прядь белокурых волос.
– Да, н-нет, – тянет Башир. – Пусть тебе Хусей скажет...
– Говори, Хусей!
– После смены скажу.
– Ладно, послушаем! – И девушка возвращается к своему рабочему месту.
– Что, прикусил язык? – с видом победителя спрашивает Хусей.
– Ничего, переживем... Вижу, счастье тебе привалило – на редкость хорошая девчонка. Смотри, не упусти. А теперь давай поднажмем...
Работают молча, сосредоточенно. Время от времени поглядывают друг на друга – не обогнал ли кто. Темп нарастает. В косых лучах зимнего солнца поблескивают свежим бетоном стенки канала.
Наверху, у кромки котлована, останавливается самосвал с раствором. Ахман выходит из кабины, Шамиль остается за рулем. Оба с интересом смотрят вниз, на работающих. Шамиль даже немного завидует им: как здорово у них все получается.
– Видишь ту девчонку? – указывает он Ахману на Ларису.
– Вижу, ну и что? – нехотя отзывается тот.
– Хороша, правда? Это она в комбинезоне, а посмотрел бы ты на нее вечером, на танцах.
– А я ее, кажется, там видел.
– Постой, постой, ты что, тоже ее приметил? Может, я уже опоздал?
– Может, и опоздал. Она вчера танцевала вон с тем парнем, – и Ахман указал на Башира.
«Вот, значит, какие дела, – со злостью подумал Шамиль, – я ушел немножко подзаправиться, а она тем временем – с Баширом!»
– Ларка-а! – кричит он, высовываясь из кабины чуть ли не до пояса.
– Осторожно, вывалишься! – хохочет Лариса, подняв голову и заслонив ладонью глаза от солнца.
– Не бойся, не свалюсь к вам в яму, мне и здесь хорошо! – хорохорится Шамиль.
На макушках высоких деревьев у здания райкома лежит снег. Батыр Османович смотрит на них из окна своего кабинета; он знает: если снег на деревьях не тает – быть холодам. Да и пора уже – конец ноября.
Сегодня секретарь райкома проводит совещание с работниками агитпропа. В последнее время он много ездил, добывал почти во всех колхозах района, встречался с рабочими леспромхоза и других предприятий. Наблюдений накопилось много, пришла пора делать выводы.
– Вот что я вам скажу, дорогие товарищи, – начал Баразов. – Повсюду, где я побывал в последнее время, все наши доклады, лекции, беседы посещает лишь определенная группа людей. Кто они? Коммунисты, комсомольцы – руководители предприятий, бригадиры, заведующие фермами, учителя, механизаторы, зоотехники... В общем, – актив. Хорошо ли это? Конечно, хорошо. Но где, спрашиваю я вас, рядовые колхозники, старики, домохозяйки? Не ходят они к нам на лекции, и нас это почему-то мало тревожит. Вот, например, вчера проводил я в колхозе «Голубые озера» беседу о международном положении. Гляжу на своих слушателей – сплошь знакомые лица. Те самые люди, которых и так чуть ли не ежедневно встречаешь в райкомовских коридорах...
Затем Батыр Османович заговорил о том, что работники райкома по-прежнему недостаточно внимания уделяют сети партийного просвещения. Редко сами выступают перед слушателями, редко проводят теоретические конференции. Да и в самом райкоме, если приглядеться, не все ладно: многие его работники отговариваются тем, что они, дескать, самостоятельно изучают марксистско-ленинскую теорию и поэтому почти не посещают конференции и семинары.
Некоторые участники совещания при этом стыдливо опустили головы. Обсуждение закончилось, люди начали расходиться. В это время в дверях показался Салих. Батыр Османович пригласил его войти.
Усаженный на диванчик молодой чабан смущенно молчит. Секретарь приходит ему на помощь:
– Видимо, серьезное дело привело тебя ко мне, Салих. Иначе ты не оставил бы своих овец, так ведь?
– Ты уже знаешь, Батыр Османович? – спрашивает Салих с надеждой.
– Еще не знаю, но надеюсь услышать от тебя.
Однако Салих никак не может начать разговор.
– Как там Адемей, не сдается холоду? – спрашивает Баразов.
– Нет, держится крепко. Просил передать тебе салам.
– Спасибо. Доволен он зятем?
– Ну, уж если таким зятем не быть довольным!..
– Правильно говоришь. Асхат – чистое золото! Я очень рад за Адемея.
– Батыр Османович, – решается наконец Салих, – я к вам пришел по очень серьезному делу.
– Но я тебя уже давно слушаю, мой друг.
– Я насчет овец... Те, что у нас в колхозе, – они нам не подходят. Нужно их заменить овцами другой породы. С этим я к вам и пришел.
– Постой, но какое же отношение я имею к овцам? Что по этому поводу думает Азамат, правление, парторг, наконец?
– С Азаматом мы не сошлись, он ничего не хочет решать самостоятельно, без района.
– А ты-то как себе это мыслишь?
– Я думаю, что здесь может быть два выхода. Либо сейчас же, в начале декабря, не откладывая, произвести искусственное осеменение овцематок и таким образом скрестить их с породой баранов кроссбред. Или же, если это невозможно, перегнать наши отары на равнинные земли, на притерские участки нашего колхоза. Я знаю одно – нужно немедленно что-то делать.
Батыр Османович встает, подходит к окну и снова смотрит на верхушки деревьев, покрытые снегом. Вон ту высокую орешину он когда то, еще пионером, посадил сам, в день рождения Ленина. Как давно это было... Какой, однако, молодчина Салих! Научились люди мыслить по-государственному...
А молодой чабан тем временем молча смотрит в спину Баразову и старается понять, о чем он думает. Понравился ему проект или нет?
– Ну, Салих, видимо, ты прав, – говорит Батыр Османович, отходя от окна и садясь рядом с чабаном на диван. – Что-то действительно нужно делать с вашими овцами. А как считает Адемей? Я очень дорожу его мнением.
– Старик согласен на все, что можно сделать здесь, в горах. На равнину он переселиться не хочет.
– А тебе самому который из двух вариантов больше по душе?
– Думаю, и тот и другой неплохи. Мы посоветовались с нашим зоотехником, он говорит, что скрещивание с породой кроссбред должно дать хорошие результаты.
Батыр Османович подошел к дверям и попросил Тоню немедленно вызвать к нему главного зоотехника.
– Слушай, а почему Адемей так упорно не хочет переселяться на равнину? – возвратился Баразов к прерванному разговору.
– Он говорит, что после того, как он с таким трудом снова добрался до родных гор, никуда он отсюда больше не уйдет.
– Ну, старик ошибается... Переход на равнинные пастбища – это хозяйственная необходимость, вызванная тем, что мы хотим резко поднять общественное овцеводство. К тому же по берегам Терека у нас прекрасные участки.
Секретарь снова задумался. На этот раз мысли его витали далеко – над равнинами Киргизии и Казахстана...
Вошла Тоня и сказала, что главного зоотехника нет на месте – уехал на фермы.
– Что ж, Салих, сегодня, видимо, мы ничего не сможем решить...
В это время зазвонил телефон, и Салих стал невольным свидетелем не слишком приятного для секретаря разговора.
– Слушаю, – говорит Баразов. – Здравствуйте, товарищ Таулуев! Спасибо, ничего. Да, есть. Силоса тоже много. Пожалуй, продержимся на уровне пастбищного периода... Как с мясом? Что ж, если хотите знать наше мнение, то оно таково: додержать скот на откорме до конца декабря и к новому году сдать все мясное поголовье – хорошей упитанности и хорошего веса. Очень просим не нажимать на нас... Конечно, если возникнет нужда, мы поможем, какой разговор! Разумеется, это вас касается тоже. Если зачтете в план будущего года, можем частично сдать хоть сегодня. Не можете? Жаль! В общем, мы сдаем мясо к новому году, выполняем квартальный план на сто десять процентов, да еще при этом получаем экономию по сену и силосу... Что? При досрочной сдаче еще больше сэкономим? Да-а... Короче говоря, без досрочной сдачи нам не обойтись. В покое вы нас не оставите... Хорошо, посоветуемся здесь у себя. Уже сегодня? Хорошо, обсудим... До свиданья! Всего хорошего!
Батыр Османович положил трубку на рычаг и вытер лицо носовым платком.
Салих знает, что Батыр Османович слывет спокойным и уравновешенным человеком. Многие даже завидуют его спокойствию и выдержке. Но сейчас видно, что он еле сдерживает себя. Вон как виски поседели у секретаря. Как будто спешит куда-то эта ранняя седина, все больше и больше ее становится. Что говорить, ответственная и трудная у него работа! К тому же, как говорится, груженая арба движется по дороге в гору, а кое-кто не прочь камень подложить под колесо.
– Что, Салих,– говорит Батыр Османович, очнувшись от размышлений, – конечно, следует пойти по пути скрещивания, и времени это займет не так уж много.
– Да, к концу декабря можно бы и закончить.
– Тогда возвращайся на работу. А мы посоветуемся с зоотехниками, поговорим с Азаматом и Кичибатыром и сообщим вам наше мнение.
– Можно надеяться? – спрашивает Салих, стыдясь своей радости: он всей душой сочувствует секретарю, у которого утомленный вид: устал, наверно, после долгого рабочего дня.
– Думаю, Салих, не получится у нас, как у тех людей, которые спорили, что лучше: курдюк ягненка или ухо козленка... Ну, иди, доброго тебе пути!
После ухода чабана Баразов снова вызвал Тоню:
– Созови, пожалуйста, всех членов бюро к пяти часам. Я пока съезжу на ферму. Да, если Хажомаров вернулся, попроси его ко мне.
Батыр Османович уже одевался, когда в кабинет вошел Хажомаров. Вид у него был усталый – только что возвратился из командировки.
– О том, как съездил, расскажешь потом, – с места в карьер начал Баразов, – я сейчас на ферму, меня там ждут. Секретарей нету на месте. А ты, пока я вернусь, попробуй похлопотать о путевке в Кисловодск для Чернихова. Вчера встретил его в леспромхозе – еле узнал. Болен старик. У нас уже мало осталось таких ветеранов. Шутка ли – Ленина видел... Ты уж позаботься о путевке, ладно? В пять часов экстренное бюро. Смотри, чтоб все были на месте.
– А какой вопрос?
– Насчет мяса. – И Баразов быстро вышел из кабинета.
Хажомаров удивленно смотрит ему вслед: ничего не объяснил, ничего толком не сказал. Неужели он так торопится на эту ферму?
К вечеру сильно похолодало, и небо подернулось туманной дымкой. А ночью выпал глубокий снег. Будто какой-то великан прошел по окрестностям и огромной кистью побелил все вокруг – и лес, и горы, и равнину. Утром солнышко даже и не проглянуло. Ничего не попишешь: зима есть зима. Дети радуются снегу, вытаскивают салазки, щебечут, как птицы. А птицам неуютно, перепархивают с ветки на ветку, недоуменно перекликаются, не узнают знакомых мест.
Сегодня на строительстве выходной. Почти все разъехались по домам. Только Шамиль с Ахманом остались в общежитии. Любят оба поваляться в постели. Да и утро выдалось неудачное: у Ахмана после вчерашних возлияний голова раскалывается на части. Дома-то в основном пробавлялся водочкой, а здесь пьет все без разбору: и водку, и коньяк, и портвейн, и шампанское, а иногда, скажем вчера вечером, еще и пивка прибавил сверх всего. Потому и трещит голова.
– Ох, Шамиль, подменили мою бедную головушку, – стонет он, уткнувшись лицом в подушку.
– Беда. Побегу звонить в скорую помощь. Скажу, из-за ста граммов пропадает голова ценой в тонну золота! – И Шамиль вскакивает с койки, будто и впрямь сейчас помчится за врачом.
Ахман не на шутку пугается и начинает убеждать друга в том, что голова у него уже не болит.
– Ну, ладно, – смиряется Шамиль. – Найду я сам тебе лекарство. – И вытаскивает из тумбочки початую бутылку «Столичной». Куда это у нас стакан запропастился?
– Давай сюда, – вырывает у него из рук бутылку Ахман. – Я из горлышка...
– Ты хоть мне оставь! Я ведь вчера почти и не пил, все на тебя любовался. – Шамиль, в свою очередь, выхватывает бутылку у Ахмана и, запрокинув голову, тянет из горлышка. Однако получается это у него не очень ловко: водка попадает, что называется, не в то горло, и Шамиль заходится в приступе кашля. Кашляет он долго, натужно, мучительно, и Ахман уже начинает думать, что за скорой помощью, видимо, придется бежать ему. Наконец Шамиль кое-как отдышался и снова забрался под одеяло. Немного помолчав, заговорил сдавленным голосом:
– Уф, кажется пронесло. Думал, концы отдам... Знаешь, брат, твой вчерашний рассказ не идет у меня из головы. Даже во сне видел твоего обидчика. Вот что значит найти себе плохого друга...
– Да, отец мой всегда говорил: если друг тебе изменил, вырви его из сердца. Эх, Асхат, Асхат...
– Слушай, а эта девушка любила тебя?
– Еще бы! Только, бывало, зайду в библиотеку, она сразу: тебе какую книжку дать?
– Ну, это, пожалуй, еще ничего не означает. Она у всех обязана так спрашивать. Ей за это зарплату выдают.
– Я же тоже не дурак, правда? У нее к каждому был свой подход. Если хочешь знать, она все новые книги мне первому отдавала. Если не любила, зачем тогда так делала, а?
– А открыто про любовь вы с ней не беседовали?
– Бывало, и откровенничали...
– А она что?
– Да разве девушка первая признается?
– Ну, а что она тебе все-таки говорила?
– Да так... Вообще-то она говорила, что не пойдет за меня, но я по глазам видел: врет, стесняется просто.
– Что-то не пойму я тебя, Ахман, право, не пойму.
– А чего тут понимать? Если бы не вмешался этот бессовестный Назир, она бы уже давно была моей.
– Чем же он помешал?
– Хотя бы тем, что тайком от меня передавал ей письма Асхата.
– Письма? – Шамиль был поражен подобным вероломством. – Да, друг, тогда ты правильно поступил, что ушел из села. Подумать только, письма!
Вконец расстроенные парни вспомнили об оставшейся водке и мирно допили ее за здоровье друг друга. Шамиль «закусил» глотком воды, Ахман просто понюхал рукав, заявив, что он всегда так поступает, если нет лучшей закуски.
Доверительная беседа возобновилась.
– А Лариска здорово тебе нравится? – спрашивает Ахман.
– Так нравится – прямо выразить не могу... Мне только не по душе, что около нее увивается Башир.
– Ты хочешь сказать – Хусей?
– Я говорю: Башир.
– Ошибаешься, за ней ухаживает Хусей. Это точно. Я прошлым вечером так за тебя оскорбился, что решил вызвать этого кругломордого красавчика на улицу и основательно намять ему бока... Да он сам меня чуть не угробил.
– Ты о сегодняшней ночи... Да, если бы я не подоспел вовремя – он бы тебя изуродовал, как бог черепаху.
– Я ему еще припомню, – хорохорится Ахман. – Он у меня наплачется.
– Лучше не связывайся с ним, алан. Он здоровый, как бык. Когда я вас разнимал, он меня так саданул по плечу – до сих пор чувствую...
– А я исподтишка сделаю ему какую-нибудь гадость. Отомщу и за тебя и за себя. Он и не догадается.
Но тут дружеские излияния были прерваны появлением нового лица. Дверь без стука отворилась, и вместе с клубами холодного воздуха в комнату ввалился Башир. Ребята растерялись. Ахман даже встал с койки, а Шамиль потихоньку сдернул с тумбочки пустую бутылку и спрятал ее под подушку.
– Вы что сидите здесь, как медведи в берлоге? – морщится Башир, старательно отряхивая снег с шапки.
– А что, разве в выходной это запрещается? – спрашивает Шамиль, который раньше своего товарища справился с растерянностью.
– Вставай, лежебока! – И Башир сдергивает с него одеяло. – Знаете, какое интересное предложение сделала Лариса?
– Работать без выходных? – продолжает ухмыляться Шамиль.
– Дурень! Тебе бы только отдыхать! – Глаза у Башира блестят. – Она предлагает нам самим делать большие цементные плиты и ими устилать дно и бока канала. Понимаете? Нам придется только скреплять стыки. Это же ускорит работу раз в десять!
Друзья молчат. Особого восторга сообщение Башира у них не вызывает. И только тут бригадир замечает, что оба они сильно навеселе. Настроение у него резко меняется. Как он сразу не заметил? И какой тяжелый воздух в комнате, и какие красные, бессмысленные лица у ребят! Стоит ли, право, делать для них что-нибудь хорошее?
– Пошли! – строго, почти зло говорит Башир. – Асхат срочно созывает комитет. Нужно посовещаться. Если предложение Ларисы окажется приемлемым и выгодным, завтра же доложим прорабу и начнем работать по-новому.
– А мы-то здесь причем? Мы же не комитетчики! – тянет Ахман, заталкивая ногу в сапог.
– На совещании должны присутствовать все. Нас и так сегодня мало.
– И Лариса там? – интересуется Шамиль.
– Да, вместе с Хусеем.
При этом известии у Шамиля окончательно пропала охота идти куда бы то ни было. Вспомнилась ночная драка. Однако делать нечего – пришлось собраться. На улицу вышли втроем.
Чудо как хорошо было на дворе! Потеплело, медленно падал снег, слепила непривычная белизна. Ахман и Шамиль, насидевшиеся в закрытом помещении, сперва не могли даже глаз раскрыть. Потом постепенно огляделись вокруг, и первые, кого увидел Шамиль, были, конечно, Лариса и Хусей, которые играли около клуба в снежки. Убегая от Хусея, Лариса налетела на них, спряталась за их спины и большой снежный комок, предназначенный ей, угодил Ахману прямо в грудь.
– Э, друг, так вместо дикой козы можно убить кошку, – шутит Башир.
– Ну как, отрезвел немного? – говорит Шамилю подошедший Хусей. – Ночью ты был совсем тепленький, не ведал, что творил...
Шамилю вовсе не нравится, что Хусей затеял этот разговор при Ларисе.
– Салам, салам, – небрежно приветствует он соперника и тут же обращается к девушке: – Башир нам все рассказал. Ты здорово придумала, молодчина! Жаль только, что эти светлые мысли не пришли тебе в голову пораньше.
– Доброе дело не измеряется временем. – Вместо Ларисы отвечает ему Хусей словами старой нартской пословицы, услышанной от Асхата.
А вот и он сам. Лицо у Асхата раскраснелось, глаза зияют. Сегодня он не может и не хочет скрывать свою радость. Какая умница эта Лариса.
Комсорг весело здоровается со всеми.
– Ну, ребята, теперь наш участок вырвется вперед – никто нас не обгонит. Спасибо тебе, Лариса! Жаль только, что сегодня выходной.
– Может, завтра и начнем? – спрашивает девушка, не поднимая глаз. Похвала комсорга и общее внимание смутили ее.
– Что значит один день по сравнению с вечностью? – дурашливо вопрошает Башир.
– Оно, конечно, – вслух размышляет Асхат, – если Малкаров не вздумал бы отправиться домой, можно было бы все решить и сегодня. Но, как говорится, «Туппук оживает в воскресенье»... Ничего не поделаешь, придется отложить до завтрашнего дня. А во вторник, пожалуй, и начнем заливку плит по методу Ларисы.
Ахман не отрывает взгляда от Асхата. Что говорить, сегодня он ему явно завидует, да и всегда завидовал, пожалуй. Комсорг, видимо, почувствовал на себе этот пристальный, недружелюбный взгляд и прямо посмотрел в глаза парию:
– Что отмалчиваешься, Ахман?
Ахман ответил с вызовом:
– Лучше думать, чем разговаривать!
Асхат вызова не принял. Слишком светло и радостно было на душе.
– Ну, друзья, – обратился он к собравшимся, – заседать сегодня, конечно, не будем, да и комитетчиков нет на месте, раз-два и обчелся. А сейчас – отдыхать, отдыхать и еще раз отдыхать.
– Что делать-то будем? – поинтересовался Башир.– Отвыкли мы отдыхать.
– То есть, как это отвыкли? – возразил Асхат. – А клуб на что? А библиотека? Биллиард, шахматы...
– Шахматы я люблю, – серьезно говорит Башир, – да жаль, играть не умею.
– Если не умеешь играть, как же ты их любишь? – смеется Хусей. – А по мне – биллиард лучше. Кто со мной?..
Башир с удивлением смотрит на Хусея. Больно разговорчив стал! Не Лариса ли тому причиной? Видимо, так. Что ж, это к лучшему. Бедняге явно не хватало бойкости. Теперь его шансы повысятся.
– Я хотел сказать, – так же серьезно продолжает Башир, – что не сумею с таким мастером, как ты. Вообще то я могу отличить ладью от ферзя.
– Шахматисты, за мной! – провозглашает Асхат, и, беря под руку Башира, направляется к двери клуба. Ребята, смеясь, устремляются за ним.
Заседание бюро началось ровно в пять. Батыр Османович доложил о своем телефонном разговоре с Таулуевым, рассказал слово в слово, ничего не утаивая.
После недолгого молчания первым выступил председатель райисполкома Саубаров. Как всегда, понять его было не так-то просто. Не то он – за, не то – против.
– С одной стороны, – тянет он, пожевывая губами, – раз сверху дано такое указание – нельзя его не выполнить. Если же выполним – в каком положении мы окажемся...
– Короче, будем сдавать скот или нет? Говори яснее, – настаивает Баразов.
– Я сказал, что думаю, – тем же унылым тоном говорит Саубаров. – Сдавать скот досрочно нам крайне невыгодно. Но если не сдадим, что скажут в обкоме?
– По-моему, – громко чеканит редактор газеты, глядя прямо в глаза секретарю, – нужно сдать. Мы не имеем права игнорировать указание обкома.
Одного за другим опрашивал Баразов членов бюро: единого мнения явно не было.
Наконец Хажомаров предложил позвонить секретарю обкома и послушать, что он окажет. Если будет настаивать на сдаче, – придется подчиниться, но лично, он, Хажомаров, полагает, что настаивать «первый» не будет.
Батыр Османович в душе был согласен с Хажомаровым, но грызли и сомнения.
– Нет, так не годится, – уверенно сказал он. – Получается, будто мы одному секретарю обкома жалуемся на другого секретаря. Из разговора с Таулуевым я не понял, знает ли об этом первый. Что же касается моего мнения, то я думаю: сдавать нам бычков придется. Речь, в сущности, идет о трехстах головах. Сдадим, а... Если мы не будем выполнять указания обкома, а, скажем, первичные парторганизации не будут выполнять наши с вами указания – что тогда получится, дорогие товарищи? Существует партийная дисциплина, и она обязательна для всех. Хотя перекладывать груз с одних плеч на другие – в этом я ничего хорошего не вижу... Эх, была не была, позвоню я все-таки первому! – И Батыр Османович решительным движением снял трубку.
– Добрый вечер, Темболат Алиевич, – начал он, удостоверившись в том, что первый секретарь его слушает. – Да, Баразов говорит. Нет, пугать пока не стану – топлива хватает. Сидит. Здесь. Передам непременно. Что, Азамат Асланов? Силен старик – и до нас добрался. А я не согласился: есть еще у него порох в пороховницах. Ну, хорошо, посоветуемся, уважим его просьбу, если вы за него ходатайствуете...
Потом Батыр Османович заговорил о своем деле. Говорил долго и горячо. Затем помолчал – слушал. Собравшиеся сидели, затаив дыхание, однако из немногословных реплик Баразова понять что-либо было трудно. Разговор том временем подходил к концу.
– Хорошо, пусть приезжают. Поможем. Как-никак соседи... Хорошо! Спасибо, Темболат Алиевич! Всего доброго. – И Баразов положил трубку на рычаг.
– Ну вот, товарищи, – обратился он к собравшимся, – первый говорит, чтобы мы поступали по нашему усмотрению. Говорит, что для нас это, конечно, – тяжелая жертва, а в масштабах республики – вклад небольшой. Однако мы должны, по его мнению, его внести. Мы ведь сами не захотим, чтобы по нашей милости республика не выполнила план по мясозаготовкам...
– Я же говорил, – не сдавать нельзя, – откликается Саубаров.
– Сдать скот сейчас нетрудно, но в будущем году нам придется туговато, – замечает Хажомаров.
– В общем так, – обращается Баразов к начальнику управления сельского хозяйства, – сегодня же ночью дай распоряжение председателям колхозов начать досрочную сдачу скота. Да не забудь сказать и о том, чтобы сразу же на месте находили пополнение поголовью. Если хорошенько пошевелятся – найдут резервы... С этим все.
И Батыр Османович перешел к следующему вопросу – о судьбе старого Азамата.
– Темболат Алиевич, – сказал Баразов, – встретил в Терском районе старика и тот попросил освободить его от работы. Он и меня недавно просил о том же, да я отказал, думал, что рановато – потянет еще... Может, в самом деле, рекомендовать его снова в Совет, а для колхоза подыскать более молодого руководителя?
Поспорили и по этому поводу.
– Если он уже непригоден для руководства колхозом, то почему вы думаете, что он сгодится в Совете? – с обиженным видом вопрошает Саубаров.
– Он уходит не потому, что не может работать, просто ему в Совете поспокойнее будет.
– Есть ли у тебя хоть один такой работник, как Азамат? – наскакивает на Саубарова Хажомаров.
– Спокойней, товарищи, – увещевает их Батыр Османович. – Ни сельсоветы, ни их председатели не являются собственностью Саубарова. Не забывайте об этом, пожалуйста...
Страсти немного затухают.
– Но кого же тогда в колхоз? – спрашивает присмиревший председатель райисполкома.
– А это решать будем подумавши, – отвечает Баразов. – Азамат еще поработает немного, а мы тем временем приглядимся к специалистам. Колхоз-то в основном животноводческий, хорошо бы туда в председатели толкового зоотехника найти. У тебя на парткурсах нет подходящего человека? – обратился секретарь к Хажомарову.
– Пока нет, а в выпуске будущего года есть один крепкий , парень – подошел бы.
– Ну, год ждать долго... Пока спешить не будем.
Члены бюро начали было подниматься с мест, но Баразов остановил их и объявил, что им предстоит обсудить еще один важный вопрос.
– Выполнили ли вы то, о чем я просил вас сегодня? – обратился секретарь к начальнику сельхозуправления.
Тот молча протянул ему листок, сплошь исписанный цифрами. Батыр Османович начал читать справку вслух, но быстро оставил это занятие.
– Чтобы лучше разобраться в приведенных здесь расчетах, – сказал он, – мы все должны понять следующее... – И Батыр Османович подробно рассказал собравшимся о своем утреннем разговоре с Салихом.
– Мое же мнение таково, – заключил он свой рассказ: – рациональней всего в горах разводить овец кроссбредной породы. Правда, в первое время настриг шерсти по району намного уменьшится. Кроссбреды, как вы знаете, овцы мясные. Думаю, что общий доход не сократится. Мериносы же – овцы равнинных, степных районов. В условиях горных, каменистых пастбищ они развиваются хуже да и приплод дают меньший. Поэтому у меня такое предложение: в горах начать разводить кроссбредов, а мериносов вначале, конечно, частично, перегнать на равнинные, притерские участки. В этом году, в виде опыта, попробуем проделать это в одном колхозе, хотя бы у Азамата... Пока же на горных участках необходимо повсеместно улучшить уход за молодняком. Кстати, я думаю, нужно нам в горах разводить побольше коз. В общем, подумать есть о чем. А теперь, товарищи, я хочу выслушать ваше мнение обо всем этом.
Как обычно, первым отозвался Саубаров.
– Вижу, задумали вы, Батыр Османович, целую революцию у нас в горах совершить... А сколько шерсти мы при этом потеряем, учитываете?
– В справке приведены точные расчеты, – терпеливо втолковывает ему Баразов. – Потери в шерсти мы возместим мясом. Вы сами прекрасно знаете, что кормов на равнине раза в два больше, чем в горах. Через некоторое время, если мы осуществим задуманное, поголовье мериносов у нас удвоится. Вот вам и шерсть.
– Вы что-то упомянули насчет коз, я не понял, в какой связи, – поинтересовался редактор газеты.
– Да, о козах: раньше, как, должно быть, помнят некоторые из вас, в горах разводили много коз. Теперь же их у нас почти не увидишь, и это очень печально. Каждый знает, что коз содержать гораздо легче, чем овец. Они неприхотливы, не требуют особого ухода и сами прекрасно добывают себе пищу в расселинах скал. И чабанов для них нужно гораздо меньше, и о заготовке кормов заботиться почти не приходится. Не так ли?
