Текст книги "Горящие сердца"
Автор книги: Жанакаит Залиханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
– Наши двери для тебя открыты всегда, зимой и весной, и летом. Я без тебя скучать буду, ждать буду... приезжай.
– Дочка с тобой остается, Жамий.
– Она теперь больше моя дочка, чем твоя.
– Да, – сказала Ксения Петровна и заплакала вдруг, но быстро справилась с собой и продолжала: – Я бы, кажется... Валю мою полюбила еще сильней, да сильнее и некуда...
Провожать Ксению Петровну, к немалому ее удивлению, собралось много народу, хотя об отъезде ее узнали поздно. Она захотела непременно ехать автобусом, от машины отказалась, – ей хотелось побыть в дороге с людьми, которых она полюбила душевно.
Ариубат успела все-таки приготовить Ксении Петровне гостинцев на дорогу.
Жамий казалось, что после отъезда матери Валя стала еще грустней. Хотела спросить, отчего так, да не решалась. Наконец, не выдержала.
– Дочка, ты здорова? Не случилось ли чего?
– Здорова, мама, и ничего со мной не случилось. А что?
– Да я вижу, ты беспокоишься о чем-то. Скажи, о чем? Может, легче будет тебе. И мне тоже.
– Мама, милая, у нас с вами такое горе, о чем еще можно думать?
– Нет, Валя, я вижу. Горе горем, а у тебя что-то есть на душе. Огорчение какое-то. Не скрывай от меня, прошу.
И Валя рассказала, как слышала в автобусе во время проводов Ксении Петровны чьи-то злые слова.
– Что за слова? – нахмурилась Жамий.
– Этому человеку другие люди много говорить не дали, но он успел сказать, что, мол, все это горе ненадолго. До тех пор, пока встретится другой. Был бы ребенок, тогда дело иное...
Жамий молчала, думала. Потом сказала спокойно:
– Плохой человек сказал это. Но, Валя, дочка, ведь на чужой рот замок не повесишь. Есть такие, что судят о других по себе. Ты лучше вот о чем подумай – тебя-то весь аул знает. А того болтуна покажи мне.
– Он, по-моему, не из нашего аула.
– Кто с вами из наших был в автобусе? Я у них спрошу...
– Не надо, мама. Ему сразу дали отпор.
– Ну вот, видишь! Тебя же все знают.
– Лучше было бы мне не начинать этого разговора, но, как наш Назир любил повторять, не лезь в грязь, а если уж залез – подол не подымай. Не обессудьте, мама.
– Аллах простит, дочка, что же ты еще хочешь сказать?
– Может, возьмем на воспитание ребенка?
Жамий никак не ожидала этого вопроса, но первым ее чувством была радость. Сердце матери – неиссякаемый источник любви.
– Видит аллах, я согласна, – от волнения почти шепотом сказала Жамий.
– Согласна, мамочка?
– Согласна, дочка.
– Если так, я хотела бы, чтобы вы взяли мальчика.
– Хорошо.
– Но где же его взять?
– У меня племянница многодетная, дочка. Возьмем у них одного мальчика.
– Мама, нужно взять совсем маленького, пойми.
– Эту заботу ты мне предоставь, дочка. Я все сделаю.
Валя ушла в школу, а Жамий принялась думать, как взяться за дело. «Пошлю кого-нибудь за Назифой, – решила она и, не откладывая, отправила за Назифой одного из внуков Ачахмата.
Башир зачастил в аул. Вместе с ним приезжает и Хусей – вдруг понадобится дружеский совет или помощь. Но с Ханифой им не довелось встретиться ни разу. Друзья надумали тогда организовать на ферме концерт самодеятельного коллектива строителей. Оба были участниками самодеятельности. Асхат с радостью согласился с их предложением.
Выходного ждали с нетерпением, а время ползло на удивление медленно. Хусей подшучивал над Баширом, а тот только отмахивался.
– Отстань, друг...
Настал наконец долгожданный день. На ферму отправились в пятницу сразу после работы. Асхат назначил Башира ответственным за концерт. «Что бы он, интересно, сказал, если бы узнал, что мы все затеяли ради того, чтобы встретиться с его сестрой?» – посмеивается про себя Хусей.
На ферме их ждали.
– Хусей, дружище, вот испытание для твоего мужества, – говорит Башир.
– Ладно. Только невесты не видать что-то. Вдруг домой уехала, вот будет дело.
– Не может быть.
– Кто знает? Если она здесь, так прямо и скажу: приехали умыкнуть тебя! – делает Хусей нарочито серьезное лицо.
– Ты что? Разве можно? Я с ней еще не говорил...
– Все равно.
– Брось, друг...
– Зачем бросать? Зачем тянуть дело?
– Нет, прошу тебя! Ведь она не может выйти замуж сразу же.
– Почему?
– Назир для нее и для Асхата был все равно что брат. Ты этого не забывай.
– Понятно.
– Ты с ней поговори, понимаешь... ну, хорошо, красиво поговори...
– Будь спокоен. Боюсь только, чтобы не вышло чересчур красиво.
Вечером молодежь веселилась долго, разошлись за полночь. А наутро животноводы занялись спозаранку своими делами, строители же осматривали ферму, гуляли. Хусей успокаивал друга.
– Ты не переживай, сейчас они кончат дойку, и я с Ханифой сразу поговорю.
– Боюсь, как бы ты спешкой своей не испортил дело.
– Боишься – разговаривай сам. Я вообще не понимаю, зачем мне вмешиваться? Как-никак живем в атомный век и вдруг – старозаветное сватовство.
– А полгода назад какой был век, атомный или каменный? – не без яду спросил Башир.
Хусей покраснел, но продолжал разыгрывать друга:
– Нет, я что сказал, то сказал.
Он отвернулся, скрывая улыбку, а Башир обиделся:
– Верно говорят: чтобы узнать человека, надо с ним пуд соли вместе съесть.
Хусей рассмеялся в открытую:
– А еще учил меня не вспыхивать по пустякам.
– А ну тебя! – с облегчением сказал Башир, но тут же засуетился: – Вон она, иди...
Хусей зашагал навстречу Ханифе.
Валя чувствовала себя так, будто родилась заново, – столько радости внес в ее жизнь годовалый малыш, которого недавно привезли к ним с Жамий. Мать Назира уговаривала ее быть спокойней – она и сама присмотрит за мальчиком, пусть Валя отдыхает больше. Но Валя готова и по ночам не спать, только бы хорошо было мальчику, только бы он не плакал. Жамий то и дело отирает слезу, глядя на хлопоты Вали: «Бедная ты моя, сама-то еще как ребенок! Надо же было случиться такому в жизни!»
– Ты что, мама? – встревожилась Валя, увидев, что Жамий смахнула слезу. – Что с тобой?
– Это тебе кажется. Мы с тобой договорились не плакать больше.
– Да. Год прошел. Уже год прошел с того злосчастного дня, – горько сказала Валя.
– Прошел. Не холодно мальчонке?
– Нет, – ответила Валя, но все же подошла взглянуть на спящего ребенка и задумалась.
«В школе тоже говорили, год прошел, можно снять траур. Нет, я свой траур не сниму до самой смерти. А сына попрошу, чтобы похоронил меня рядом с Назиром... Сына... – Валя подняла голову. – Нужно дать ему имя, новое имя. Как же назвать его?»
Асхат избран первым секретарем райкома комсомола. Бабушка Ариубат чрезвычайно была этим огорчена.
– Ариубат, я думала, Асхат скоро будет дома, а видишь, что вышло?
– Бабусенька, ничего не поделаешь.
– Клянусь Адемеем, Ариу, ты, наверное, сама хочешь переехать в район?
– Нет, бабушка, как же я покину вас? – успокаивала старушку Ариубат.
– Ох, как мне хочется хорошенько отругать Азамата! Зачем он отпускает сына?
– Что ты, бабушка, он подумает, я тебе сказала это.
– Пусть думает, что хочет! А кто подумает о тебе, о твоей жизни?
Заплакал проснувшийся Батырчик, и бабушка, забыв о том, зачем она пришла в дом к Азамату (а она действительно собиралась потолковать с ним по-свойски), принялась успокаивать мальчика.
В это время появилась Ханифа, явно чем-то обеспокоенная.
– Дайте мне Батырчика, – попросила она и начала тормошить племянника.
Бабушка собралась уходить. Ханифа пошла ее провожать, Ариубат осталась с сыном.
Ханифа вернулась скоро. Рассказала Ариубат о разговоре с Хусеем. Ариубат рассмеялась:
– Вот почему твой брат хвалил Башира!
Ханифа схватилась за сердце:
– Асхат знает?
Ариубат поняла, что Ханифа, всегда такая бойкая, волнуется, и поспешила успокоить ее:
– Нет, нет я шучу.
– Ох, чуть сердце не выскочило!
– Отчего же?
– Стыдно.
– Скажи на милость! Ну, хорошо, а что же ты ответила?
– Ничего.
– Как это?
– Сказала, чтобы с Асхатом разговаривали.
– Зачем же? То ты боишься, что Асхат знает, а то сама к нему посылаешь. Он удивится, чтобы не сказать больше.
– Почему?
– Да ведь это твое дело, тебе и решать.
– Ты права, но я, конечно, хочу с Асхатом посоветоваться.
– Совсем ты голову потеряла, Ханифа! Советуйся с братом, но советуйся сама. Ты знаешь, что комсоргом здесь остается Башир?
– Нет.
– Ну вот... Вообще, ты-то что думаешь?
– Он мне нравится. Но я не знаю кабардинских обычаев.
– Какие там особенные обычаи? Такие, как у нас. Язык только другой.
– Башир... – Ханифа снова покраснела. – Он говорит по-балкарски.
– Жемталинцы все знают балкарский. Парень хороший. Давай, если хочешь, вместе поговорим с Асхатом.
– Нет, ты одна. А потом мне все-все перескажешь. Ладно?
– Даю слово.
Ханифа пошла было в другую комнату, но на пороге задержалась, спросила:
– Ариубат, ты слышала, Валентина Павловна ребенка взяла?
– Слышала.
– Бедный Назир! Мы его никогда не забываем. Фаризат нашла его карточку, повесила в рамке на стену. Конак горюет о нем ужасно.
– Кто же о нем не горюет? Парень был замечательный.
– Да. И очень добрый... Хорошо, что Валя взяла ребенка, верно?
– Хорошо. Так легче, есть в жизни смысл.
– Как же Назифа решилась отдать мальчика?
– Да ведь не в чужие руки. Жамий уговорила. Ребенку будет хорошо, я уверена.
Мальчик лежал в колыбели и жмурился от ярких солнечных лучей. Жамий отодвинула колыбель так, чтобы свет не беспокоил ребенка, и принялась его укачивать. Она напевала песню и думала о малыше, вспоминала, каким был в детстве ее Назир. Мальчик не засыпал, внимательно смотрел темными глазенками на Жамий – как будто понимал, о чем она думает. Валя сидела поодаль.
Отворилась дверь, вошли Асхат и Ариубат. Поздоровались, и Асхат тут же вынул из кармана на груди конверт.
– Валентина Павловна, вот документ об усыновлении. Пусть мальчик растет счастливым и здоровым на радость всем нам.
– Спасибо, Асхат! – Валя взяла конверт, достала свидетельство.
– Муратов Назир Назирович, – прочитала она и подняла на Асхата благодарные глаза. Наклонилась к колыбели, прижалась щекой к теплой детской головенке, шепнула.
– Назирчик.
