Текст книги "Проклятие древних жилищ (Романы, рассказы)"

Автор книги: Жан Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

– Итак, господин сыщик?

У Барбары было очень мало багажа, когда она поступила ко мне на службу: вышитый саквояж и белый деревянный сундучок.

– Пуст, – сказал Патетье, закрыв его крышку.

– Пуст, – эхом отозвался я, бросив взгляд в маленький платяной шкаф.

– Больше не вернется, – проворчал мой друг.

– Она не получила последней оплаты и даже не намекнула на нее.

– Умная женщина, – задумчиво сказал Патетье.

– Это мне известно, но почему ты столь категоричен? Он не ответил, но снова обшарил комнату.

– Мне это не нравится… – проворчал он.

Я вопросительно глянул на него.

– Все слишком чисто, слишком в порядке. Лучший сыщик не найдет ни ниточки, ни пылинки, чтобы подумать над ней. Но это ошибка! Даже предусмотрительность может оказаться излишней.

– Патетье, – гневно воскликнул я, – ты говоришь так, словно Барбара преступница!

– Не рискну столь жестко судить о твоей служанке, мой мальчик, но, когда с таким тщанием уничтожают все следы своего пребывания, это имеет точную причину. Человеку есть, что скрывать.

Я отказывался соглашаться с ним, и он это заметил.

– Ладно, – сказал он, чтобы минимизировать силу удара, – можешь хранить отличное воспоминание о своей жемчужине.

– По какой причине она уехала? – вопросительно прошептал я.

– Потому что она испугалась, – ответил Патетье.

– Испугалась? Чего? Ты можешь ответить?

Патетье поднял подушку на кровати и указал на маленькие темные пятна на полотне.

– Когда нет страха, не спят с револьвером под подушкой, – убежденно заявил он.

Барбара Улленс не вернулась. Я был очень огорчен, поскольку служанки такого качества похожи на белых ворон.

Патетье, как мог, помогал мне, но я не мог принимать его заботы бесконечно. Я предложил ему окончательно закрыть цирюльню и переехать ко мне, но он отклонил мое предложение.

– Будь я даже миллионером, Хилдувард, я не мог бы обойтись без бритья бород и стрижки волос, – с хитринкой сказал он.

Я ему поверил. Однако он с твердостью выгнал трех служанок, которых мне послало бюро по найму.

– Я соглашусь только тогда, когда ты отыщешь новую жемчужину в глубинах моря оплачиваемых слуг! – решил он.

Случай или удача помогли мне раздобыть вторую жемчужину. Надо обязательно рассказать, как я познакомился с Кобе Лампрелем, который сыграл важную роль в моей жизни. Эта встреча случилась из-за моей давней привязанности к животным. Было утро пятницы. Рынок был заполнен разного типа телегами и повозками. Я покинул Конингстрат и собирался пересечь Зандберг, когда стал свидетелем тошнотворной сцены. Пьяный возчик лупил кнутом бедную старую лошадь, запряженную в слишком тяжелую телегу.

Я не выдержал и вмешался.

– Занимайся своими делами, господин хороший. Мотай отсюда, если не хочешь отведать кнута!

Перейдя от слов к делу, он хотел ударить кнутом мне по лицу. Я схватил его за кисть, но парень оказался сильнее меня. Через несколько мгновений я лежал во весь рост на мостовой, чувствуя, как он бьет меня ногами по ляжкам. Я приготовился пережить несколько тяжких моментов, когда услышал глухой удар и крик боли. Я поднял голову и увидел, как возчик отчаянно извивается в железной руке крупного парня, который свободной рукой осыпал ударами подбородок и нос противника. Подоспела помощь из ближайшего отделения полиции на Урселиненстрат. Это были два полицейских и Кершов.

Он схватил возчика за глотку.

– Ну, Каппаерт, любитель подраться, не умеешь разговаривать и не трогать людей и животных? Ты переполнил чашу терпения! Для начала пойдешь в отделение. Я постараюсь отправить тебя за решетку на несколько месяцев! – усмехнулся он.

Я поднялся и поблагодарил его.

– Благодари Якоба Лампреля, а не меня, – засмеялся он, указывая на моего спасителя.

Тот собирался уходить, ткнув на прощание кулаком в нос возчику. Это был веселый крупный парень с открытым лицом, с серыми живыми глазами и белоснежной шевелюрой. На нем был кургузый полосатый пиджачок красноватого цвета, какие носят некоторые слуги. Он выловил в канаве смешной цилиндр, мятый и с зацепками.

– Тебя освободили, Кобе? – спросил Кершов, дружески кивнув головой.

Парень кивнул:

– Да, господин, наконец, свободен, как сказал бы лев, чью клетку не закрыл сторож.

Я не сдержал жест радостного удивления. Я прочел Пиквика, и мне был очень симпатичен за свои шутки и проделки Сэм Велер, верный слуга Пиквика. Теперь напротив меня стоял парень, словно сошедший со страниц книги Диккенса.

– Двойная пинта пива не помешает после такой свары, – усмехнулся Кершов, увлекая нас на ближайший постоялый двор.

Кобе Лампрель выпил стакан пива и отказался от второго.

– Нашел работу? – спросил инспектор.

Мой спаситель уныло покачал головой:

– Это случится не скоро, господин комиссар, если только не пойду в матросы. Будь я уверен, что есть местечки, где дикарям нужен король, я тут же выставил бы свою кандидатуру. Не могу пока рассчитывать на место слуги, а потому хочу стать королем или чем-нибудь в этом роде.

– Неисправимый шутник, – фыркнул господин Кершов, – но что касается места слуги, действительно, боюсь, это не в твоей власти. Господин Сербрюис не даст тебе хорошей рекомендации.

Кобе повернулся ко мне:

– Я вышел из государственного заведения, где меня любезно кормили и дали крышу над головой. Другими словами, я вышел из тюрьмы.

– Кобе не преступник, – уточнил господин Кершов, – я готов ему публично пожать руку, хотя рука тяжелая и крепкая. В общем, во всех его бедах виновата эта рука.

– Я не могу допустить, чтобы мне плевали в лицо, – серьезно заявил Кобе. – Разве лицо плевательница? Но сир Сербрюис, мой хозяин, сделал это, поскольку я убрал из его сада ловушки на воробьев. Он выжигал им глаза, считая, что потом они станут петь, как синицы. Я вытер платком щеку, а потом отлупил господина Сербрюиса…

– Того отправили на койку со сломанной челюстью, – добавил Кершов, пытаясь состроить суровое лицо.

– …это стоило мне бесплатного пребывания на государственных хлебах. Теперь я вышел…

– Лампрель, ты умеешь готовить? – внезапно спросил я.

– Думаю, да, – ответил он, – ни один торговец в городе не всучит мне курицу вместо кролика!

– А убираться в доме?

– Нет. Немного, но, в общем, могу.

– Хочешь поступить ко мне на службу?

Он задумчиво уставился на меня.

– То, что я увидел по поводу несчастной лошади и мерзавца возчика, позволяет думать, что господин не станет выжигать глаза воробьям, даже если любит пение синичек.

– Будь уверен, – смеясь, ответил я.

– В таком случае господину не стоит бояться моих рук, если только он не станет ругаться за разбитые тарелки и стекла.

– Тридцать пять франков в месяц, – по-королевски закончил я беседу, – отправляйтесь за новым костюмом.

Кобе Лампрель облегченно вздохнул.

– Видно, – воскликнул он, – Бог существует, как сказал один человек, выиграв копченый окорок в лотерее для слепых.

– Уверен, ты заполучил отличного слугу, – добавил Кершов, пожимая мне руку. – Это не означает, что он не найдет плевательниц в твоем доме.

Кобе Лампрель в тот же день явился ко мне. Он не стал покупать новый костюм, считая, что обновка обойдется слишком дорого. Он купил у старьевщика подходящую одежду слуги, не забыв про новый цилиндр.

– Превосходная шляпа, – гордо сообщил он, – старьевщик купил цилиндр у вдовы возчика, который спьяну погиб под колесами своего экипажа. Не стоит бояться заразной болезни, как говорил парень, которого вели в Лондоне на виселицу.

Через несколько дней я уже не переживал потерю Барбары, хотя мой новый слуга не умел играть в шахматы, но оказался отличным игроком в домино. Я быстро увлекся новой игрой.

В это время в Турнэ на сумрачной улочке рядом с собором жил один старый господин, которым гордился весь город. Господин Ансельм Сандр давал уроки истории в государственной средней школе Пекка, а в Турнэ обосновался после ухода на пенсию. Он никогда не был женат, ибо, как сам утверждал, его хобби требовало всего его времени. Это хобби привело его к вратам славы. Он написал множество трудов о древних жилищах, зданиях, замках и церквях. Его книга «Древние замки Бельгии» удостоилась премии Академии искусств и наук, а документированная история собора о Пяти Колоколах Турнэ имела громадный и заслуженный успех.

Господин Сандр целые дни проводил среди ящиков с книгами в архиве города и в полуразрушенных домах, а в его кабинете громоздились груды исписанных бумаг, дожидаясь часа отправления к печатнику или издателю. Однажды роясь в куче пожелтевших бумаг, обгрызенных мышами, он странно вскрикнул. Без головного убора и в шлепанцах он бросился в соседнее кафе, чтобы пролистать справочник железных дорог.

– Ради этого стоит рискнуть в поезде, – вздохнул он, поскольку ненавидел путешествия и особенно железные дороги.

На следующий день коммунальный архивариус Гента увидел в своем кабинете старика в древней зеленой пелерине и вышедшей из моды шляпе комом, который держал в руке громадный зонт. И удивился, узнав, что перед ним стоит сам знаменитый Ансельм Сандр.

– Вам известен в городе замок Ромбусбье? – осведомился бывший профессор.

Господин Пон, архивариус, выпучив глаза, уставился на него.

– Что за вопрос?! – воскликнул он. – Вы, быть может, не читаете газет, дорогой коллега?

Господин Сандр признался, что никогда не брал в руки газет.

Господин Пон, по натуре болтливый, счел визит господина Ансельма Сандра великой честью, точно и в подробностях описал все злоключения с таинственным древним замком в Темпльгофе.

Старик вежливо выслушал его, но, похоже, ужасная драма в замке его не заинтересовала.

– Я хотел бы его посетить, – заявил он.

– Нет ничего легче, – ответил архивариус, – господин Сиппенс, кому принадлежит это жилище, уже намекал, что собирается подарить его городу, и отдал нам ключ. Вот он. Для меня будет огромным удовольствием сопроводить вас туда.

В этот момент явился судебный пристав и сказал, что руководитель отдела изящных искусств требует его к себе.

– Как жаль! – воскликнул архивариус. – Боюсь, меня ждет продолжительная беседа. Я доверяю вам ключ.

Господин Сандр поблагодарил.

– Следует знать, дорогой коллега, – начал он, – что замок Ромбусбье и замок Добри в Турнэ…

Прозвонил звонок, и господин Пон вскочил с кресла.

– Господин директор не любит ждать, – извинился он, – вы мне расскажете об этом позже, дорогой господин Сандр.

Но господин Ансельм Сандр не появился ни в этот день, ни в следующий. Господин Пон заволновался и позвонил господину Кершову.

– Эти проклятые руины полны дьявольских штучек, – проворчал офицер полиции, – сейчас подъеду, и мы вместе отправимся в замок Ромбусбье. Одному Богу известно, что нас там ждет!

Дверь портика была открыта, как и дубовая входная дверь здания.

– Что заставляет думать, что господин Сандр не покинул жилища, – пробормотал Кершов. Лоб его покрылся холодным потом.

– Эй… господин Сандр!.. – вместе закричали Пон и Кершов.

– …андр… андр… – ответило эхо.

Они пробежали комнаты, залы, коридоры, отказавшись от дальнейших призывов. Издевательское эхо терзало нервы.

– Остаются только подземелья, – прошептал господин Пон, – вы знаете, комиссар, там мы…

– Если случилась новая драма, мы вскоре это узнаем, – вздохнул полицейский.

Они спустились по винтовой лестнице. Темница, где нашли таинственного Натана Фома, была пуста.

– Остается только низкий зал с колодцем, – тихо сказал архивариус.

Кершов открыл дверь, и господин Пон завопил.

Старик Ансельм Сандр лежал на полу.

– Мертв! – вскричал Пон.

– Похоже! – сурово ответил Кершов.

– Глаза! О боже! Я не могу это выдержать! – застонал архивариус.

Господин Кершов видел много ужасов за время своей полицейской карьеры, но и он пошатнулся и задрожал. У господина Сандра не было глаз! Были только два черных углубления, уставившиеся в потолок.

– Выколоты? – простонал господин Пон.

– Нет… ужас какой-то… выжжены!

Архивариус отвернулся, но через мгновение завопил пуще прежнего.

– Статуя… как ее называют… Бусебо! Посмотрите, господин Кершов, и скажите, не околдовали ли нас?

Лицо ужасной статуи было разбито молотком. Глаза ее отсутствовали!

– Патетье!

Мы долго обсуждали новые ужасы замка Ромбусбье. У меня и у моего друга настроение было не из веселых.

– Послушай, – сказал он, – лучше больше об этом не говорить, иначе мы можем лишиться разума, вернее, того, что от него осталось.

– Маленькая книжонка о делах пиратов, помнишь, – начал я.

– И что?

Я узнал, что Ромбусбье был компаньоном жуткого Иохана де Местре. Он выжигал глаза пленников.

– Чтобы они пели, как синички, не так ли? – презрительно сказал он и застыл с раскрытым ртом. – Все святые! – вскричал он.

– Что такое? – с тревогой спросил я.

– Я вспомнил о прежнем хозяине Кобе Лампреля, палаче Сербрюисе, который развлекался, выжигая глаза воробьев.

– Есть и другие мерзавцы, которые так поступают, особенно с синичками, – заявил я.

– Сербрюис – племянник мэтра Бриса, – сказал мой друг, – но не стоит ломать голову над этим. Это бессмысленно!

Бессмысленно!

Патетье сильно ошибался! На следующий день город стоял вверх тормашками. Уважаемый Сербрюис жил в солидном домик на Халстрате. Он вел образ жизни моли – любительницы шелка. Заменил слугу служанкой-идиоткой с фермы, которой платил только едой.

Он был сама пунктуальность. Служанка удивилась, что он не появился к завтраку ровно в семь часов. Она не рискнула разбудить его, поскольку хозяин был жестоким человеком и не отступал ни перед чем. Но когда часы пробили десять, она решила глянуть. Ее хозяин лежал на диване, мертвый, в окружении десятка замученных до смерти воробьев с выжженными глазами. Но таинственная рука вернула ему сдачу той же монетой. У него были выжжены глаза!

Глава седьмая
Пневматический карабин, пневматический пистолет и ментол

Глаза Бусебо!

Я выкарабкался из лихорадочного сновидения, наполненного ужасающими видениями, в которых глаза каменного чудища играли главную роль. А ведь прошло уже несколько недель со времени последнего кошмара, который заставил меня разбудить Патетье и рассказать ему о сновидении.

Почему изуродовали ужасную статую?

Полицейские романы, которые я пожирал долгие годы, часто упоминали о подобных глазах. Это были то сказочные рубины, светившиеся красным светом, то королевские изумруды, сверкавшие, как тигриные глаза, а то и алмазы, сиявшие, как яркие солнца, по сравнению с которыми знаменитый Кохинор был тусклой лампочкой. Но я быстро отбросил эти устаревшие и упрощенные соображения, ибо новые, более тяжелые мысли теснились у меня в голове. «Почему? Почему?» – нашептывали мне в ухо дьявольские голосишки, и я мысленно составил довольно длинный вопросник.

Почему устранили тетушку Аспазию, Валентину, Ната Фома, Тюитшевера, Ансельма Сандра и шевалье Сербрюиса? Чьи мрачные интересы вступили в игру?

Если Фом действительно был бандитом-призраком Фантомом, как он долгие недели мог оставаться в заключении, а количество преступлений продолжало расти после его пленения и даже смерти?

Почему? Почему?

Что бедняга Ансельм Сандр собирался доказать, сближая замки Ромбусбье и Добри? И что было с красавицей Яной Добри, чье появление я не мог забыть и которую никто не знал?

Мне было хорошо, когда я слышал свист Кобе Лампреля, готовившего кофе. Слуга, как обычно, встретил меня весело. Пока он подавал мне завтрак, я рассказал ему об ужасной смерти его бывшего хозяина.

– Рука Господней справедливости, – серьезно заявил он. – Можете не сомневаться. И меня не удивит, если возчика, избившего вас и лошадь, найдут мертвым рядом с его телегой.

– Юстицию не удовлетворят подобные объяснения, – возразил я.

– И она допустит такую же глупую ошибку, как мужчина, бросивший двадцатилетнюю жену, чтобы взять в жены ее бабушку. Сербрюис был очень богат. Любой вор мог открыть его сейф обычной заколкой. Его дом был набит серебром и дорогими вещами. Что-нибудь пропало? Нет. Нанесшая удар рука была рукой мстителя. Будь я сыщиком, я бы решил, что она принадлежит любителю животных. Типу вроде меня, но я здесь никак не сбоку припеку и почти сожалею об этом.

– Если бы полиция потребовала доказательств о непричастности к убийству, вам было бы трудно доказать свою невиновность, Кобе, – с улыбкой сказал я.

Он уставился на меня и хлопнул себя по лбу.

– Да превращусь я в табакерку, если вы не правы! – громко воскликнул он. – Я дрых в постели, но никто не может поклясться, что я не выскользнул ночью из дома, даже вы, господин Сиппенс.

– Это так, – кивнул я.

– И вот, – сказал он, – я попал в список подозреваемых. Самому лучшему адвокату не удастся обелить меня, как сказал один негр, видевший, как убивают короля.

Он, похоже, не сознавал ужасных последствий, которые могли его затронуть, поскольку уже через минуту распевал во весь голос так, что дрожал весь дом.

Сэр Роберт Пил, реформатор английской полиции, однажды сказал, что случай есть лучший сотрудник сыщика. Это столь же верно для авторов полицейских романов, и я бы ни мгновения не колебался, приди мне в голову мысль написать подобную историю, вместо того чтобы скучно и достоверно перечислять реальные события. Более того, авторы имеют право ссылаться на теории некоторых ученых, которые не приемлют простой случайности.

Немец Хекер цитирует в подтверждение своей точки зрения многочисленные примеры, из которых я выбрал следующий.

Ганс встал утром с явным желанием встретиться со старым другом Фрицем, которого не видел долгие годы. Он живет в Берлине, городе перенаселенном, где шанс встретить Фрица на улице такой же, как отыскать иголку в стоге сена.

Однако через час он столкнулся нос к носу с Фрицем.

Как это случилось?

Есть две возможности: либо Ганс, ведомый силой своего желания, притянул Фрица к себе, как магнит притягивает железный гвоздь, но поскольку гвоздь точно также притягивает магнит, может оказаться, что это Фриц притянул к себе Ганса.

Однако мне не показалось, что я проснулся в то утро с непреодолимым желанием встретить именно эту персону.

На границе земель Остаккера и Гента есть принадлежащий мне кусочек земли. Местный фермер Густ Кромме несколько раз просил меня продать его.

– Моя дочь выходит замуж, и я хотел бы построить для нее небольшой домик, – объяснял он мне.

Я согласился. Густ Кромме был так доволен, что еженедельно присылал мне почтовую открытку, приглашая на кофе и молочную рисовую кашу. Я не мог слишком долго отказывать ему и однажды во второй половине дня, когда погода казалась благоприятной для загородной прогулки, отправился к нему.

Всезнайка Кобе возился в саду и сообщил:

– Дрозды обещают дождь. Будь я на вашем месте, то отложил бы увеселительную прогулку, как сказал один великий грешник дьяволу, который явился за его душой.

Но я уже принял решение о небольшой эскападе и не прислушался к мудрому совету Лампреля.

– Кобе, – засмеялся я, – ты сошел с ума.

– Если это правда, ни один доктор меня не излечит, – философски ответил он.

Я с удовольствием прогулялся вдоль зеленеющих лугов, сворачивал на очаровательные тропинки вдоль цветущих изгородей и довольно поздно добрался до Густа Кромме.

Тот приготовил настоящее деревенское пиршество: ветчину, угрей в зелени, молочную рисовую кашу и оладьи. Соттенгхемское пиво лилось рекой. За ним последовала отличная старая можжевеловка. Играла гармоника, были даже танцы. Я не заметил, как быстро пролетело время. Был уже поздний вечер, когда я расстался с гостеприимным хозяином.

Он предложил проводить меня до дороги, но я отклонил его предложение, видя, что тот сильно навеселе. Я посоветовал ему поскорее лечь спать.

– Я знаю дорогу как свои пять пальцев, – солгал я.

Его жена, не поверив мне на слово, дала несколько инструкций:

– Идите по этой проселочной дороге до перекрестка, где стоит первый фонарь. Там повернете налево и дойдете до антверпенского шоссе в месте, где располагается ямская станция «Де Соек». Там сдают в наем коляски, и есть два дежурных кучера. Не забудьте свернуть налево, иначе направитесь в полуквартал Клейн Докске!

Этот полуквартал нечто вроде хутора, где несколькими годами ранее один отчаянный предприниматель потерпел крах, построив несколько городских домов среди трех или четырех заброшенных заводов. В этих домах никто никогда не жил, поскольку их построили на сыпучей почве, и через год они все наклонились, как берет сильно подвыпившего солдата. Хотя на мне не было берета, я очень походил на этого солдата: крепкое пиво и можжевеловка ударили в голову, и я теперь путался в ногах и мыслях.

Жена Кромме глянула на беззвездное небо и сказала:

– Я бы на вашем месте поторопилась, поскольку попахивает грозой.

Конечно, я повернул направо, а не налево, но сообразил, что ошибся, увидев покосившиеся дома полуквартала.

– Невезуха, – проворчал я, поскольку мне на нос упала капля, а вдали засверкали молнии.

Я задумался, искать ли убежище из-за усиливающегося дождя или продолжать путь, когда увидел свет в окне одного из заброшенных домов. Лампа в полуподвальной кухне на уровне тротуара. Она была мощной и давала много света. В другой ситуации я бы не обратил внимания на нее, но, оглядевшись, понял, что с трудом найду дорогу в город. Редкие фонари стояли на большом расстоянии друг от друга, а высокие заводские стены преграждали мне путь.

– Можно постучать и спросить дорогу, – решил я, направляясь на огонек.

Вначале я увидел треснувшую красную плитку на полу кухни. Лампа стояла на столе далеко от окна. Я наклонился, чтобы рассмотреть внутренность помещения. Увидел большую керосиновую лампу на темном от грязи столе. Она была без абажура и нещадно чадила. У стола сидели двое мужчин. Один спиной ко мне, а второму лампа светила прямо в лицо.

Господи, как я сдержался и не подавился криком, который рвался из моей глотки? Это был господин Хаентьес собственной персоной! Он выглядел несчастным и опустившимся. Небритое, грязное лицо низко павшего человека. Что делать? Я не подал жалобу на него и по-прежнему считал ненужным это делать. Я даже не хотел говорить с ним. Но меня очень заинтересовал его собеседник, сидевший ко мне спиной. Он казался мне знакомым.

То, что произошло, длилось меньше, чем я описываю это. Я услышал за спиной легкие приближающиеся шаги, потом раздался тихий металлический лязг – сталь ударилась о сталь. Я обернулся и увидел ствол карабина, наведенного на окно. Я говорю карабин, а не что иное, поскольку стрелок был неясной скорчившейся тенью, молочным призраком. Дуло опустилось. Я забарабанил по стеклу и завопил:

– Берегись! Берегись!

Человек у стола повернулся, и почти тут же Хаентьес погасил лампу. Но я узнал человека. Это был Борнав. Не знаю, видел он меня или нет, но оружие он заметил и в ужасе откинулся назад. В момент, когда потух свет, резко хлопнул выстрел. Стекло разлетелось, а в подвальной кухне послышался крик боли. Я пришел в себя и заметил несусветную фигуру человека с карабином, который убегал в сторону заброшенных заводов. Ни секунды не раздумывая, я бросился вдогонку. Увы, пиво и можжевеловка были виноваты в этой браваде! Человек бежал быстро, но не настолько, чтобы я не мог его догнать. Он бежал по грязной дорожке, вилявшей меж двух глухих стен. Я потерял бы его след, не вспыхни молния. Человек, которого я преследовал, словно вышел из моих любимых криминальных историй: он был в обтягивающей черной одежде и с капюшоном на голове, как у пресловутых гостиничных крыс. Он держал ружье чуть в стороне от себя, как танцор на проволоке, пытающийся сохранить равновесие.

Вспышка молнии длится долю секунды, но я разглядел карабин и его особую форму. Он напоминал смешное объединение легкого карабина и большого велосипедного насоса.

– Пневматический карабин!

Сумерки сгустились вновь, но у меня словно выросли крылья, когда я вспомнил, что Валентину убили из такого же оружия. Тип не мог от меня скрыться из-за глухих стен. Я слышал, как он спотыкается и скользит в грязи и рытвинах. Мне не пришло в голову, что в любой момент может раздаться выстрел, прекратив мою отчаянную попытку. Я бежал… прыгал, как тигр… и утыкался в стены… По топоту ног я чувствовал, что приближаюсь к беглецу, но вдруг шум прекратился.

Клик! Клик!

Карабин взводили.

Пан!

Послышался резкий свист. Тут же позади меня послышался раздраженный крик. Я обернулся, и тут же кто-то врезался в меня. Я рухнул лицом в грязь.

– Удрал! – дико завопили надо мной. – Удрал!

Крепкая рука подняла меня. В небе загремел гром и вспыхнул яркий свет.

– Осел!

Рядом с моим лицом было лицо человека в сером. Его стальные глаза с убийственным гневом расстреливали меня.

– Осел!

Снова сомкнулась тьма. Я услышал, как человек убегает прочь.

Вся эта сцена длилась несколько минут, и только в эти минуты своей остальной жизни я чувствовал в груди сердце льва, как говорят. Вдруг вся моя храбрость сгорела, как пучок соломы. Сердце сжалось от невыразимого ужаса. Я изо всех сил бросился прочь, даже не глянув на покосившийся дом.

Сквозь туманную завесу проливного дождя я увидел огни Дампорта. Добравшись до них, я остановился и прижал ладонь к бившемуся виску.

– Проклятие… кровь… – машинально повторял я.

Человек в сером выкрикнул эти слова на английском языке!

Рано утром мы с Кершовом отправились на осмотр дома в полуквартале.

– Я не могу действовать официально, – предупредил он, – поскольку против Хаентьеса не подана жалоба.

Дом был пуст, необитаем и разваливался. Короткий осмотр показал, что Хаентьес прятался в нем. Мы нашли матрас, остатки пищи и принадлежащий ему пластрон.

– Может, отыщем пулю от карабина, – предложил я.

– Боюсь, некто унес ее в себе, – возразил он, указав на узкую темную полоску на полу.

Это была кровь.

– Ранили Борнава! – воскликнул я.

– Конечно, Борнава, – сказал он и замолчал.

В то же утро мы получили подтверждение. Домоправительница Борнава сообщила, что слышала, как вернулся жилец и почти сразу ушел. Его не было в квартире, а завтрак остался нетронутым.

Мы осмотрели комнаты. На туалетном столике лежало несколько окровавленных бинтов. По беспорядку, не свойственному Борнаву, было ясно, что он покинул квартиру с чрезвычайной поспешностью. Я спросил господина Кершова, догадывается ли он, почему Борнав так повел себя. Но комиссар выглядел озабоченным и не ответил. Борнав так и не вернулся.

Прошла неделя, пока снова не заговорили о карабине, вернее, заговорил сам карабин. День выдался удушающим, и вечер не обещал прохлады. Мы сначала расположились в саду, но не давали покоя комары, и мы перебрались в «зимний сад», как помпезно называл это место Патетье. Нечто вроде веранды на втором этаже с большими застекленными окнами, выходящими в сад. Я украсил помещение карликовыми пальмами, зелеными растениями и поставил плетеные кресла. Одна из стен с дверью соседствовала с маленькой галереей, ведущей к пристройке. Галерея выглядела неуютной и освещалась окнами с матовыми стеклами.

Кобе поставил на веранде игорный столик, и втроем с Патетье сражались в домино. Я принес бутылку рейнского вина, поставил ее в вазу со льдом. Вечер ожидался приятным. Стемнело. Зимний сад не имел газовых светильников, и я попросил Кобе принести канделябр с тремя свечами.

– Напомнит нам о старых временах, – сказал Патетье.

– Свет свечи – свет умный, – заявил Кобе. – Он притягивает комаров и тут же сжигает их.

– И выжигает глаза, – пошутил Патетье.

– И выжигает глаза, – очень серьезным тоном повторил слуга. – Я никогда не слышал, что у сгоревшего существа остаются целыми глаза. Если только глаза не могут жить автономной жизнью.

– Помолчи! – угрюмо сказал я. – А то я начинаю думать о Бусебо, что может испортить мне вечер.

На этот раз Кобе ошибся. Комары налетели, недолго кружили вокруг зажженных свечей, но на безопасном расстоянии, чтобы не сгореть. Потом обрушились на наши руки и щеки. Я задул свечи. Над крышами торчала луна, начищенная, как серебряное блюдо, поливая нас молочным светом.

– Комарам пора лететь на луну, – усмехнулся Кобе.

Мы закурили и молчали, попыхивая трубками. Иногда козодой издавал три звучные ноты, и ухала сова.

Вдруг Кобе приложил палец к губам.

– Тсс!

Он сидел лицом к галерее. Его глаза были прикованы к ней.

– Не двигайтесь! – шепнул он.

За матовыми стеклами двигалась тень, которую выдавал свет луны. Она была очень смутной и походила на ветки окружающих тополей. Кобе медленно встал со стула, схватил тяжелый серебряный подсвечник, собираясь использовать его в качестве оружия. Тень стала четче, приобрела человеческие очертания и с невероятной медлительностью приближалась к окнам.

– Под стол! – внезапно крикнул Кобе и изо всех сил метнул подсвечник в окно, разлетевшееся на мелкие осколки. Слишком поздно! Раздался хлопок, который я слишком хорошо знал.

– Свет! – завопил Кобе.

К счастью, спички были у меня под рукой, а одна свеча сорвалась с подсвечника.

– Кого-нибудь задело? – крикнул Кобе.

– Меня нет, – выдохнул я. – А… Патетье…

Послышался вздох.

– Ничего серьезного…

Я держал свечу на вытянутой руке.

Свет упал на моего старого друга. На его лбу краснела царапина.

– На волосок… – начал он.

Кобе уже выскочил из комнаты и несся по галерее.

– Идите сюда! – послышался его далекий голос.

Нам понадобилось несколько мгновений, чтобы найти его. Он был в бывшей спальне Барбары и глядел в окно.

– Влез сюда, – сказал он, – отсюда бежал. Дьявол, у парня кошачьи глаза и лапы, чтобы устроить такое.

– Карабин… – начал я.

Кобе глянул на меня:

– Вы сказали «карабин»? Вы уверены в этом?

– Я заметил его неделю назад и довольно близко.

– На этот раз стрелок оставил его младшего брата, – сказал Кобе, передавая мне блестящий предмет.

Это был не карабин, а пистолет. Я осмотрел его. Это не было то оружие, которое я видел в руках убегающего убийцы, а миниатюрная его копия.

– Я точно задел мерзавца подсвечником, – продолжил Кобе, – иначе он не выронил бы эту игрушку. Но он успел выстрелить.

– И промахнуться в меня, – скривился Патетье.

Я обнял друга и поцеловал его.

– Пуля была предназначена мне, никаких сомнений, – сказал я, – лучше бы она попала в меня, Патетье.

Он улыбнулся, был взволнован, но быстро собрался и с привычным юмором заявил, что не в силах понять, почему простой цирюльник из Темпельгофа имеет честь быть мишенью для таинственных бандитов, пользующихся таким необычным оружием.

– Это оружие, несомненно, заинтересует господина Кершова, когда вы завтра предъявите его ему, господин Сиппенс, – сказал в заключение Кобе.

Я унес оружие и спрятал его.

Но Кершову не довелось увидеть пневматический пистолет.

Несмотря на волнения вечера, я уснул глубоким сном. Вдруг меня разбудила рука, тряхнувшая меня за плечо. Я тут же проснулся. Ночник на полке камина горел, хотя я его погасил, ложась спать.