Текст книги "Проклятие древних жилищ (Романы, рассказы)"

Автор книги: Жан Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Но никто не мог дать ответа, кроме миссис Бэнкс, к которой вернулось привычное хладнокровие. Она торжественно заявила, что вмешался Господь и что лучше положиться на Божий промысел.

Вдруг снаружи раздались отчаянные крики. Троица услышала дикие вопли Пилгрима:

– Убивают! Грабят! Помогите!.. Дьявол в доме!

Таинственный дом в Клеркенуэлле

Мистер Пилгрим обитал в Людгейт-Хилле, что рядом с Олд-Бейли и Ньюгейтом. Это был юридический квартал, где обосновались адвокаты, прокуроры и судебные приставы. Дом Пилгрима был древним и уродливым, как и остальные дома квартала. Пилгрим принадлежал к тому особому классу юристов, которые не являются ни адвокатами, ни ходатаями, в них как бы соединены черты и тех, и других, и их можно сравнить с пораженным гангреной органом тогдашнего английского правосудия.

На следующий день после бегства доктора Уинстона и его сына он сидел в менее уродливой комнате своего безобразного дома рядом с очагом, где горел хилый огонь, выделявший больше дыма, чем тепла, и смаковал красный портвейн. Время от времени он вставал, подходил к окну, приподнимал тяжелые шторы и бросал беглый взгляд на улицу, залитую дождем.

– Опять появился, – вдруг пробормотал он, – дьявол, кто это может быть? И почему он не сводит глаз с моего дома?

Он разглядывал худого невысокого мужчину в потрепанной пелерине и мятом цилиндре, который, несмотря на дождь, переходящий временами в ливень, расхаживал взад и вперед, а теперь остановился и уставился на окна Пилгрима.

– Где я мог видеть эту древнюю развалину? – спросил себя судебный пристав.

Рядом с очагом висел грязный шнур звонка. Он резко дернул его. В глубине мрачного жилища зазвенел глухой удар колокола. Послышались шаркающие шаги, замершие у его двери.

– Зачем звонили? – недовольно проворчал хриплый и злобный голос. – Не даете спокойно допить пинту портера. Это мое право. Или справедливости больше нет?

Слуга, облаченный в выцветшую ливрею, с бледным, как поганка, лицом, появился на пороге и жадно уставился на бутылку портвейна.

– Шаффи, – кисло улыбнувшись, сказал Пилгрим, – ты, конечно, ворчун, но тебе нет равных в том, что касается памяти.

– Клянусь печатью лорда-канцлера, ваша правда! – гордо заявил слуга, выпрямляясь. – Я хорошо помню, что было в 1775 году, когда судья Осборн говорил…

– Шаффи, оставь в покое судью Осборна, он уже давно присоединился к своему небесному коллеге, – хихикнул Пилгрим. – Глянь-ка в окно на забавного типа, который торчит на углу перед таверной «Большая чаша».

Шаффи выглянул в окно и заворковал, как простуженная голубка:

– Конечно! Двадцать лет тюрьмы, – хороший срок, а если под ним дрожат ноги, то это из-за трясучки.

– Бывший заключенный?

– Кто же еще, но не такой старый, скажем, лет сорок. Был крепкий парень, когда его засунули в Ньюгейт. Время не красит, словно три срока отбыл! Его зовут Крейвинг, Джордж Крейвинг, если имя вам что-то говорит.

Мистер Пилгрим пил в этот момент портвейн и поперхнулся.

– Крей… кха!.. Крейвинг, кха-кха! Я чуть не задохнулся. Нет, я его не знаю!

– А он-то наверняка помнит вас, – осклабился Шаффи. И указал на тяжелые дубовые шкафы, за стеклами которых тускло поблескивали серебро и хрусталь. – Эту мебель, эти стекляшки и серебряные блюда принадлежали ему, пока он не угодил в тюрьму, – с сарказмом хохотнул Шаффи.

– А, – проворчал Пилгрим, – теперь знаю, о ком ты говоришь, Шаффи, и смутно припоминаю типа. Джордж Крейвинг… он учинил мошенническое банкротство, и судьи дали ему двадцать лет каторжных работ!

– Мебель у него была хорошая, – фыркнул Шаффи.

– Я ее конфисковал согласно предписанию закона, а потом выкупил, – оборвал его Пилгрим.

– Пусть даже так! – проворчал слуга. – Меня это не касается. Я тогда был привратником во дворце правосудия и многое повидал. Но мне плевать, я закончил свою службу. Что вам еще надо от меня?

– Этот Крейвинг по-прежнему пялится на мой дом?

– Нет, ушел за угол. Теперь с ним еще один тип. Они по-дружески болтают. Этот второй настоящий гигант!

– Гигант? – пролепетал юрист. – Как он одет?

– Он уже ушел, но если глаза мои не ошиблись, на нем было слишком просторное пальто и головной убор, под которым может укрыться полквартала.

Рука мистера Пилгрима дрожала, когда он протянул ее к стакану. Он был рассеян и не заметил, что поднес к губам пустой стакан.

– Принеси сапоги и плащ, Шаффи, – приказал он, – у меня масса дел до наступления ночи.

– И вы уйдете из дома через маленькую заднюю дверь, не так ли? – хихикнул Шаффи. – Конечно… Это я называю осторожностью.

– Старая обезьяна, – прошипел Пилгрим, когда Шаффи удалился, волоча ноги, – однажды вышвырну тебя на улицу, а пока ты и твоя дьявольская память мне нужны!

Задняя дверца дома судебного пристава выходила на пустынную улочку, которую называли переулком Полуголовы, поскольку однажды там нашли труп мужчины, половина головы которого была снесена. С тех пор на стоящие там жалкие постройки, где даже уличные кошки не находили надежного убежища, обрушилось проклятие. Но мистер Пилгрим не страдал суеверием и ходил бы переулком, даже валяйся там десяток трупов. Покинув мрачный проулок, он углубился в лабиринт улочек, ведущих в квартал Патерностер-роу, и без колебаний отправился дальше. Он выбирал самые темные и узкие улочки, даже совершая ненужные и запутанные крюки. Улочки едва освещались, и судебному приставу было легко укрыться от нескромных взглядов. Он предпринимал неслыханные предосторожности, часто оборачивался или нырял в боковую улочку, чтобы через мгновение появиться вновь и продолжить путь. Это не помешало ему вдруг выйти из пустынной улицы прямо в шумную толпу.

Расклейщик афиш, чья двурогая шляпа выдавала служителя правосудия, стоял посреди толпы и отчаянно ругался, потрясая банкой с клеем и фонарем со свечой.

– Шестая афиша, которую срывают со стен! – вопил он. – Хуже того, какой-то гигантский дракон набросился на меня, когда я клеил седьмую афишу, стукнул так, что у меня из глаз посыпались искры, и вырвал из рук оставшиеся афиши.

– О чем они извещали? – потребовали голоса из толпы. – Может, о награде?

– Сорок фунтов тому, кто поможет схватить доктора Уинстона и его сына Джеймса, – сообщил расклейщик.

– Уинстон? Врач? Хороший человек. Помогает беднякам, – в толпе раздались угрожающие голоса.

– Это не мои заботы. Я только клею извещения и ничего больше, – осторожно ответил расклейщик.

– Хорошо, что у тебя их больше нет, крокодил. Хорошо, что их вырвали из твоих лап!

Мистер Пилгрим услышал крик ярости и боли, а потом увидел, как банка с клеем несется по воздуху, словно мяч. Он осторожно ретировался и выбрал другой путь, чтобы растаять тенью, как запоздалая призрачная птица.

Через некоторое время он оказался на одной из улиц Клеркенуэлла, где высились изысканные господские дома. Он нервно оглянулся. За ним никто не следил. Он взбежал по высокому крыльцу и деревянным молотком нанес несколько условных ударов. Дверь почти немедленно открылась. Глухой голос велел ему войти.

Мистер Пилгрим снял шляпу и последовал за почти невидимым слугой, который шел впереди, светя крохотным ночником.

– Ждите, – грубо сказал слуга, втолкнув судебного пристава в крохотный зал, где оставил его в темноте, не добавив ни единого слова.

Худющий Пилгрим закутался в плащ. В комнате было холодно и влажно. По коридорам дома носились ледяные сквозняки. Дверь открылась, и появился тусклый свет.

– Идите за мной, – злобно произнес слуга.

Мистер Пилгрим униженно поклонился.

Началось долгое шествие по коридорам, по ведущим вниз и вверх лестницам, мимо запущенного зимнего сада с отвратительными растениями. Наконец слуга распахнул широкую двухстворчатую дверь.

– Садись, Пилгрим!

Голос был строгим и холодным. Юрист на цыпочках подошел к высокому деревянному стулу напротив широкого стола. Комната была такая просторная, что больше походила на зал, где царил полярный холод, поскольку в камине не горел огонь. Светила одна-единственная свеча, как буй, затерянный во враждебной морской беспредельности.

– Ваша светлость… – начал Пилгрим.

– Замолчи, знаю, что ты скажешь. Ты позволил вульгарному ночному вору спереть серебро Уинстона, но речь идет не об этом. Эта кража только твоя потеря, поскольку мог оставить себе все.

– Ах, – простонал судебный пристав, – мне очень жаль!

– Твои стенания не пришьешь к делу. Как остальные дела?

– Дела, сэр? – в страхе пролепетал Пилгрим.

– Паршивый лис!

Пилгрим вскрикнул от ужаса и умоляюще протянул руки к собеседнику. Он впервые осмелился поднять глаза на него, но тот оставался почти невидимым, ибо свет свечи падал только на посеревшее лицо судебного пристава, оставляя в темноту остальную часть комнаты.

– Что я тебе приказал, Пилгрим? – продолжил голос. – Почему я потратил целое состояние, чтобы завершить этот проклятый процесс и добиться уничтожения доктора Уинстона? Почему? Ради того, чтобы ты вышел из его кабинета до того, как его опечатали?

Пилгрим опустил глаза, но по его костистому лицу пронеслась хитринка.

– Ваша светлость знает, что в административных терминах это называется самоуправством, и я рисковал получить двадцать лет каторжных работ, – просюсюкал он.

– Его светлость знает это и знает даже больше, – возразил невидимка. – Да или нет, Пилгрим, ты нашел?

Юрист откашлялся и принялся раскачиваться на стуле.

– Из-за поганого вора я потерял весь доход, связанный с этим делом! – со стоном воскликнул он.

– Ха! – В голосе слышалась насмешка. – Если дело только в этом, все можно исправить. Оно у тебя?

– Да… то есть, ваша светлость.

– Еще раз: да или нет?

Голос стал яростным и угрожающим. Мистер Пилгрим задрожал, как осина.

– Да, ваша светлость.

– Давай!

Мистер Пилгрим сдался. Он наклонил безобразную голову и ощупал плащ, потом достал плоскую медную шкатулку, положив ее на стол перед собой.

Из темноты с быстротой змеи высунулась белая рука и схватила шкатулку. Пилгрим услышал, как шкатулка открылась и захлопнулась.

– Хорошо, все в порядке, – голос стал мягче.

В темноте скрипнул открываемый ящик, потом послышался звон золотых монет, прозвучавший небесной музыкой в ушах судебного пристава.

– Вот!

На стол перед Пилгримом упал тяжелый кожаный кошель и тут же исчез, ибо юрист с невероятной быстротой сунул его в карман плаща.

– Каковы приказы по поводу доктора Уинстона и его сына? Они сбежали, ваша светлость. Объявлена награда в сорок фунтов за их поимку.

– Мало. Предложите, если надо, вдесятеро больше, чтобы поймать их. Понятно?

– Да… нет…

– Мертвыми или живыми, но если их схватят живыми, они должны умереть. Надо ли выражаться яснее?

– Нет, ваша светлость, – задрожал Пилгрим, – вы хотите сказать, что…

– То, что хотел сказать, сказал, теперь убирайся!

Тут же появился молчаливый слуга, проводил Пилгрима до двери и резко захлопнул ее за его спиной.

Юрист оказался один на пустынной улице. Моросил дождик. Он сделал несколько неуверенных шагов и оглянулся на темное здание, которое только что покинул.

– Кто это может быть, – прошептал он, – я его так ни разу и не увидел. Каждый раз я встречался с ним здесь по его требованию, и он сидел в темноте. И почему в этом доме? Он ему не принадлежит. Он в нем не живет, дом покинут много лет назад. Я стучал в дверь днем, когда меня не приглашали, и никто мне не открыл. Но он узнал об этом и заявил своим ужасным голосом, что не ценит любопытных людей. Но у него есть деньги, много денег, да и властью он располагает.

Он задумчиво отправился в обратный путь на улицу Людгейт-Хилл.

Годом ранее ему принесли объемный пакет. Вскрыв его, он обнаружил набитый кошель и записку: «Можешь заработать много больше, если умеешь молчать и действовать. Проговоришься или предашь, смерть!»

Пилгрим предпочитал зарабатывать деньги, а не умирать.

Надо было ускорить процесс Олдсдормов и добиться осуждения доктора Уинстона. Не жалея средств. Золото лилось рекой из заброшенного дома в карман судебного пристава, который использовал его, чтобы соблюдался порядок отказов на жалобы, на подкуп адвокатов, прокуроров и судей. Мистер Пилгрим был ловким и проницательным человеком, превосходным юристом, хотя довольствовался скромным местом судебного пристава, что позволяло ему оставаться за кулисами всех делишек, могущих принести доход.

– Он так хотел завладеть медной шкатулкой, – бормотал он, идя домой. – Я рыскал в кабинете доктора Уинстона, но отыскал ее. Что в ней? Я заглянул в шкатулку, думая, что в ней драгоценные камни, которые мог использовать для собственной пользы. Как бы не так! Куча маленьких флаконов из темного стекла и больше ничего. Я их не тронул. Может, в них опасная жидкость. Проклятье! Как смогли ускользнуть доктор Уинстон и его сопляк? И как проник в дом этот черный гигант, которого я заметил в коридоре верхнего этажа? К счастью, он только украл шкатулку с деньгами, а мог и убить меня! Фу! Меня всего трясет, как подумаю, какой опасности избежал прошлой ночью!

Он уже удалился от Клеркенуэлла. И в этом ему повезло, иначе увидел бы, как открылась дверь подозрительного господского дома и из него выскользнула тень, похожая на мрачно кудахтающую гигантскую летучую мышь.

– Беда вам! Тысяча напастей на ваши головы, пустые людишки, спокойно спящие в своих постелях! В колодцах, в канавах, в ручьях, в реках… появится смерть. И восстанет над миром всемогущим призраком!

Мистеру Пилгриму повезло не увидеть лица, которое на несколько секунд осветил одинокий фонарь. Такие лица принадлежат только исчадиям ада.

Девятидневная буря

Деньги – мощный рычаг. Положение доктора Уинстона намного улучшилось после столь необычного возвращения шкатулки с деньгами.

Конечно, Бэнксы не отпустили бы его без гроша в кармане, но Уинстон, человек гордый, никогда не принял бы их помощи. Парикмахер вначале собирался отправить беглецов на судне из какого-либо порта на Ирландском море, но прибывающие и уходящие суда подвергались тщательному досмотру. Особое внимание уделялось уходящим судам из-за возросшей контрабанды. Иначе дело обстояло с внутренними плаваниями. У Тима было множество друзей среди владельцев барж, и он быстро нашел доверенное лицо, которое за скромную сумму взяло двух человек на баржу, чтобы высадить их на берег в двадцати милях от города.

Доктор Уинстон тщательно изучил карту и решил отказаться от широких дорог на востоке, решив сделать большой крюк по менее посещаемым дорогам. До Шрюсбери все шло, как по маслу. За небольшие деньги можно было нанять кабриолет или получить место в неторопливых торговых обозах, но как только они выбрались из маленького городка, все разом изменилось. Район был нищим, и сообщение страдало от этого. Дороги, тянущиеся через леса и болота, были в отвратительном состоянии.

Доктор Уинстон тщетно пытался раздобыть лошадей. Но большинство их было реквизировано армией, а за тех, которых ему предлагали, требовали непомерную цену. У беглецов не было средств на покупку. В дополнение ко всем бедам разбойники с большой дороги сделали район ненадежным. По дорогам изредка проходили конные патрули, а их надо было избегать не меньше бандитов.

В первые дни Джеймс держался молодцом и старался быть веселым и жизнерадостным, но отцовский глаз замечал, что хрупкий мальчуган не в силах выдержать столь суровые испытания. Они двигались медленно и находили приют в жалких постоялых дворах, где пища была скудной и практически несъедобной. Погода была то хорошей, то отвратительной, чаще отвратительной, поскольку они путешествовали в сезон дождей.

Уинстон расстроился, увидев, что переход от Шрюсбери до хутора Сансхилл занял четверо суток, хотя расстояние между ними было незначительным.

Сансхилл, что означает «Солнечный холм», состоял всего из дюжины домов на краю мрачного леса. Еще никогда у отца с сыном не было столь нищенского убежища, домика, считавшегося постоялым двором. Владелец встретил их любезно, но сообщил, что хутор подвергся ряду реквизиций со стороны армии и жандармов, и даже за большие деньги почти ничего нельзя было раздобыть. Он мог добавить, что считал странным, как столь достойный джентльмен и его элегантный сын отважились на поездку по нищему краю. Но в эти дни многие достойные лица искали убежища по той или иной причине, и сельские жители не проявляли к ним особого любопытства и даже жалели.

– Им не повезло, – говорили они, – да поможет им Бог.

В ночь их прибытия в Сансхилл разразилась ужасная буря. Раскаты грома немолчно катились по небу, а молнии падали в соседний лес, разнося в щепки столетние дубы, словно это были дрова для топки.

– Такая погода продлится не менее девяти дней, – сообщил владелец постоялого двора, подавая утром на завтрак молоко, хлеб и кусок сыра. – Даже не думайте продолжать путешествие. Лесные дороги превратились в болота, из которых не просто выбраться. Побудьте здесь. Мы честно поделимся едой, хотя ее мало.

Врач поспешил согласиться. Честно говоря, его устраивал вынужденный перерыв, поскольку сын нуждался в отдыхе. Пища была очень скромной, хотя Тапкинс, хозяин постоялого двора, отрывал от себя куски, чтобы накормить гостей.

Буря не прекращалась. Жители Сансхилла с трудом перебегали от дома к дому, настолько яростными были ветер и проливной дождь. На третий день Тапкинс со смущенным лицом поставил на стол тарелку с двумя крохотными кусочками сала.

– Мяса больше нет, – шепнул он на ухо врачу.

Уинстон встревожился. Отдых пошел на пользу Джеймсу, и его щеки слегка порозовели, но у него проснулся волчий аппетит.

– Если буря продлится еще три дня, в деревне начнется голод, – печально объявил Тапкинс.

Доктор Уинстон тайно подал ему знак, но Джеймс заметил и все понял. Голод! Он не раз читал в книгах рассказы о далеких странах, в которых население таяло от этого ужасающего бедствия, но это случалось далеко-далеко, а теперь жестокое несчастье вот-вот обрушится на них. Когда отец перекрестил лоб сына, тот схватил его за руку и прошептал:

– Дадди, маленький черный крестик, ты знаешь, мамин, он тоже лежит в шкатулке?

Доктор Уинстон радостно улыбнулся:

– Конечно. Слава богу, мой мальчик. Он происходит из Святой земли и был освящен около Священной Гробницы верующим паломником. Нам очень повезло, что крестик сопровождает нас в пути.

– Можно мне взять его на ночь?

– Почему бы и нет?

Отец надел цепочку с крестиком на шею мальчугану.

– Крестик Христа, крестик мамы, спаси нас от несчастья, – с пылом молился Джеймс и повторял молитву, пока сон не смежил его веки.

Дождь свирепо хлестал жалкие домишки, словно хотел раз и навсегда стереть с лица земли хутор Сансхилл. Деревья с треском теряли ветки, а лес стонал и жаловался на адскую непогоду. Джеймс спал спокойно, как спят в его возрасте под охраной Бога и дорогих покойников. Вдруг он проснулся. Почему? Он не знал? Ни единого раската грома, ни одно дерево рядом с домом не сломалось. Ураган чуть набрал силу, яростно гоня тучи. В редких просветах появлялась бледная луна.

Джеймс прислушался, не понимая зачем, но чувствовал, что надо слушать. Действительно, рядом что-то происходило: слышались ворчание и глухой хрип. Он бесшумно встал, подошел к окну и выглянул наружу. Увиденное заставило его сердце яростно забиться. Десяток кабанов рыли жадными пятачками грядки скудного огорода позади постоялого двора. Увидев диких животных, Джеймс понял, что спасение пришло. В десять лет он уже посещал оружейные классы, где инструктор обучил его обращению с пистолетом и карабином. Он стал хорошим стрелком и даже выиграл несколько призов на соревнованиях. Доктор Уинстон захватил с собой пару хороших двуствольных пистолетов. Джеймс взял оружие. Потом медленно открыл окно.

– Крестик Христа, крестик мамы, помоги мне… – взмолился он.

Раздалось два выстрела и тут же еще два.

– Что случилось? – закричал Уинстон, проснувшийся от грома выстрелов.

– Воры, разбойники, убийцы! – застонал внизу Тапкинс.

Джеймс расхохотался.

– Нет, нет, жаркое, окорока, котлеты и много всего прочего! – радостно воскликнул он.

На земле лежали два крупных кабана, а два других, серьезно раненные, сражались с невидимым врагом. Джеймс быстро перезарядил оружие и прикончил их.

Четыре больших кабана! В Сансхилле еще не случалось такого чуда! Гроза разыгралась с новой силой. На заре весть разнеслась по хутору, и жители пришли за своей долей добычи. Жена Тапкинса доказала, что она отличная кухарка, когда есть, что готовить. Из кастрюль струился пленительный запах мяса с луком и укропом. Филе и задняя нога пеклись на вертеле над огнем.

– Этим джентльменам надо остаться и после бури, – предложил Тапкинс. – У старика Пиппера есть двуствольный карабин, порох и дробь, но он им не может пользоваться. У него парализована правая рука, попавшая под падающее дерево. В деревне никто не знает, как стрелять из карабина.

Словно почувствовав, что речь идет о нем, старик Пиппер пришел сам и предложил дать карабин Джеймсу, добавив, что проведет Джеймса к соседнему пруду, где полно диких уток и гусей. Во второй половине дня погода немного улучшилась. Джеймс отправился со стариком к пруду. Берега большого пруда заросли рогозом. В воде плавали водоросли. Когда появились охотники, стая синих чирков взмыла над водой. Но мальчуган предпочел экономить порох ради более солидной добычи, и его терпение было вознаграждено. Когда Пиппер бросил несколько комков грязи в заросли рогоза, послышалось яростное биение крыльев, и две великолепные птицы взлетели в воздух. Джеймс прицелился и два раза выстрелил. Птицы, кувыркаясь, упали вниз.

– Ура! – завопил Пиппер. – Не менее пятнадцати фунтов мяса и жира в каждой!

Джеймс принес в дом две упитанные дрофы. Хуторяне радостно приветствовали его, когда он появился с добычей.

– Дадди, – заявил герой дня, ожидая вечером обильный ужин, – бедные люди не осознают, что прекрасная божья природа может быть столь щедрой. Около пруда растут прекрасные водные грибы, огромные и тяжелые, как каравай хлеба. Прекрасная пища!

– Если знаешь, как отличить хороший гриб от ядовитого.

– Папа, ты доктор и кое-чего стоишь, – засмеялся Джеймс.

На следующий день небольшая группа хуторян под предводительством доктора направилась к пруду, не обращая внимания на дождь и ветер, чтобы охотиться… на грибы. Доктор сразу убедился в правоте сына: грибов было великое множество. Хуторяне по незнанию никогда их не собирали. Доктор указывал людям на хорошие грибы, особо советуя брать крупные мясистые экземпляры оранжевого цвета. Вдруг его острые глаза подметили скромное растеньице, которое словно пряталось в скалах у пруда.

– Посмотрим, – прошептал он, – как ты сюда попал, синий прохвост?

Он осторожно сорвал его и внимательно рассмотрел.

– Травка-святого-отшельника, – пробормотал он, покачивая головой. – Как это экзотическое растение попало сюда?

Но со всех сторон требовали его присутствия, чтобы рассмотреть сбор и отделить ядовитые грибы от съедобных.

– Вы сделали нашему хутору настоящий подарок, – сказал Тапкинс, – ведь в наших домах часто не бывает хлеба.

На девятый день, как и предсказывал Тапкинс, небо внезапно очистилось. Подул сухой и холодный ветер с востока.

– Завтра дорога на Шрюсбери выйдет из-под воды, и сансхиллцы смогут отправиться за покупками, ведь вы дали им заработать, уважаемый сэр, – заявил Тапкинс. – Надеюсь, что вы поживете еще немного времени под моей крышей. Когда есть припасы, жизнь становится приятной.

Доктор Уинстон был не прочь пожить среди простых славных людей, но решил, что неосторожно задерживаться в одном месте слишком долго. Он мог почувствовать себя в безопасности только в Бредфорде у своего шурина Олдсдорма.

Пробил час расставания. Тапкинс закоптил пару кабаньих окороков и передал Джеймсу вместе с сочными грудками диких гусей.

– Через лес проезжайте с осторожностью, – неожиданно шепнул Тапкинс на ухо доктору Уинстону.

Тот насторожился.

– Неужели разбойники с большой дороги грабят столь нищенский район? – удивился он.

Тапкинс оглянулся, чтобы никто их не подслушал.

– Берегитесь безумного монаха! – пробормотал он.

– Кто это?

Тапкинс смутился.

– О нем опасно упоминать, – тихо сказал он. – Случается, что он с разъяренным лицом вдруг возникает рядом, чтобы обрушить проклятие на голову смельчака, а его проклятие может действовать долгие годы, знайте это!

– Хорошо, если я смогу избежать встречи с ним, тем будет лучше, – спокойно ответил Уинстон.

– Вы сможете это сделать, если выберете правильную дорогу в лесу. Но если ошибетесь, можете внезапно оказаться перед заброшенным аббатством, и это будет ужасно.

– Заброшенное аббатство?

– Два века назад там жили католические отцы, которые сделали много добра району. Потом банды северных еретиков захватили аббатство и перебили всех монахов. После этого здание стало разваливаться. Никто не решается забираться туда, поскольку там появились призраки. Кто возвращается по ночам? Убитые отцы или нечеловеческие палачи? Но их души продолжают бродить среди стен, которые разрушаются. Только один безумный монах решается жить там и пугать людей.

– Почему его называют безумным?

– Мало кто его видел, но многие слышали. Из глубины леса доносится демонический смех, похожий на рев буйно помешанного.

– Тогда положимся на Бога!

– Если будете быстро двигаться, а главное, не свернете с верной дороги, что ведет прямо на север, можете выйти из леса до наступления ночи и увидеть на расстоянии броска камня хижину рыбаков, где живут славные люди. Доброго пути, да хранит вас Господь!

Отец и сын с волнением покинули бедный постоялый двор, где встретили простых, но гостеприимных людей. Едва они отошли от хутора, как их догнал старик Пиппер. Он прихрамывал и жестикулировал. Старик нес на плече карабин и мешок из шкуры с припасом пороха и свинца.

– Это вам! – сказал он, вручая оружие и снаряжение Джеймсу. – Я больше не могу стрелять. Лапа теперь не годится для охоты, но грибы собирать может.

Доктор Уинстон хотел заплатить ему, но старик гордо отказался.

– Никогда! Позвольте сопроводить вас и указать верную дорогу.

Он провел их вдоль леса до заброшенной римской дороги, которая тянулась от горизонта по прямой, а потом терялась в лесу.

– Идите по ней до перекрестка. Там, где дорога кончается, начинаются довольно широкие тропы. Сверните на самую северную и к вечеру выйдете из этого поганого леса.

Пиппер пожал руку доктору Уинстону, пригладил светлые вихры Джеймса и пошел назад по римской дороге.

Лес расступился перед ними, темный и рыжеватый из-за холодной погоды. Путешественники бодро двинулись вперед, но вдруг остановились и удивленно оглянулись.

– Что я слышу? – прошептал Джеймс. – Похоже на конский топот.

– Именно так, – кивнул отец, бросив обеспокоенный взгляд на дорогу, где быстро исчезала фигура Пиппера.

– Да будут добрыми к нам небеса! – вдруг всхлипнул Джеймс. – Это конные жандармы. Смотри, они допрашивают Пиппера.

Доктор достал карманную медную подзорную трубу и приложил к глазу, чтобы рассмотреть людей, окруживших старика.

Джеймс увидел, как смертельно побледнело лицо отца, и взял трубу, чтобы глянуть на происходящее.

– Пилгрим! Гнусный судебный пристав возглавляет их, – ошарашенно воскликнул он. Но через мгновение обрадовался. – Пиппер пожимает плечами. Трясет головой и показывает в другую сторону. Они повернули обратно! Уходят. Спасибо, Пиппер!

– Видишь, Бог нас не оставляет! – заявил доктор Уинстон, и его лицо осветилось.

Джеймс дотронулся до черного крестика и прошептал:

– Крестик Христа, крестик мамы, спасибо. Продолжай нам помогать!

Лес с печальным шорохом сомкнулся за их спиной темной стеной ветвей и жухлых листьев. В кроне яростно кричала сорока, за ними красными хитрыми глазами следил горностай, выглядывая из норы и провожая убийственным взглядом.

– Вперед! – приказал доктор Уинстон.

Они были на полпути к Бредфорду.