Текст книги "Проклятие древних жилищ (Романы, рассказы)"

Автор книги: Жан Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Заброшенное аббатство

– Отец! Отец! – причитал Джеймс. – Вернемся, не останемся здесь!

Доктор Уинстон колебался. Он ожидал полного безлюдья и самых странных ужасов, но только не этого далекого и пугающего света.

– Этот ненормальный свет! – наконец заявил он.

Свет дикий, призрачный, словно танцевал в глубокой оконной нише. Он то оживал, то почти полностью гас.

– Пойдем очень медленно, – сказал доктор Уинстон, – думаю, опасности нет, а речь идет совершенно о другом.

– О чем?

– Этот огонь горит под ретортой! Огонь ученого, – торжествующе заявил доктор Уинстон. – Быть может, мы приближаемся к жилищу отшельника, который посвящает все свои дни науке и исследованиям. О… я не ошибаюсь, это запах отвара разных трав!

В коридоре властвовал сильный сквозняк и бросал в лицо гравий и мелкие камни. Время от времени до них доносился грохот обвала. Они приближались к источнику света и вскоре увидели светлую полосу под приоткрытой дверью. Уинстон не постучал. Может, дверь распахнулась сама? Он увидел просторную келью с высоким потолком, освещенную пляшущим пламенем небольшой железной горелки. В полумраке поблескивали странные инструменты. Воздух был насыщен стойким запахом смолы и кипящих травяных отваров.

– Добро пожаловать, доктор Уинстон! – послышался низкий голос. – Ваш приход меня радует.

Рядом с огоньком на каменной скамье, скорчившись, сидел человек в просторной рясе с опущенным капюшоном.

– Вы знаете мое имя, сэр, – чуть блеющим голосом сказал врач, – я, увы, нет, но я счастлив, что Бог привел меня и моего сына к человеку. Я этому рад.

Послышалось негромкое ворчание:

– На скамье лежит высушенный папоротник, и ваш сын, ведь он еще ребенок, может прилечь. Вы голодны?

– Нет. Кстати, у нас есть запасы провизии.

– Я сейчас налью вам стакан вина, а потом мы побеседуем. Моей целью было завлечь вас сюда, в заброшенное аббатство.

Если доктор Уинстон был удивлен, то постарался не показать этого. Голос казался ему твердым и суровым, но приятным. Огонь под ретортой был усилен, и келью залил ослепительный свет. Уинстон с явным удивлением заметил, что келья выглядела хорошо сохранившейся среди печальных руин. В ней было множество бутылей, пробирок, каменных и стеклянных реторт и перегонных кубов.

– Спи, Джеймс, – посоветовал сыну отец, – мы в полной безопасности.

– Это действительно так, – кивнул мужчина в рясе.

Пользуясь светом горелки, он наполнил оловянный стакан и протянул гостю.

– Это прибавит сил и бодрости.

Уинстон без боязни выпил. По телу разлилось приятное тепло. Он ощутил прилив сил, словно долго отдыхал.

– Этим напитком нельзя злоупотреблять, – предупредил незнакомец, – он возбуждает нервы и гонит прочь сон, поэтому мальчик его не получит. – Он наполнил стакан из другого кувшина и протянул Джеймсу. Через несколько минут Джеймс глубоко вздохнул. Дыхание его стало ровным и спокойным. – А этот обеспечит добрый сон, дитя мое, – любезно сказал он. – Хорошо, – добавил обитатель руин, – то, о чем нам надо поговорить, не для детских ушей.

– Слушаю вас, сэр.

Таинственный человек не ответил.

Он застыл, уставившись на танцующее пламя. Внезапно выпрямился, и Уинстон почти испугался невероятному росту хозяина.

– Безумный монах! – невольно вскрикнул он.

Человек саркастически рассмеялся:

– Так меня называют. И это к лучшему, иначе мне было бы трудно держать любопытных вдали от моего жилища.

– Вы спасли меня и Джеймса от рук жандармов, – с признательностью прошептал Уинстон.

– Конечно, – сухо ответил хозяин, – потому что вы мне были нужны здесь.

– Вы опасный человек, но чего вы ждете от меня?

– Очень многого!

Голос стал холодным и резким. Рука гиганта поднялась, и сухое запястье указало на грудь доктора Уинстона.

– Вы были хранителем медной шкатулки, Уинстон.

– Боже правый! – вскричал доктор и удивленно вздрогнул.

– Почему вы не обеспечили ее сохранность?

Уинстон бессильно опустился на скамью рядом с заснувшим сыном и в отчаянии схватился руками за голову.

– Слишком поздно. Сэр, я вспомнил о ней, только миновав Шрюсбери. Но мог ли я думать…

– О чем?

– Что вы придаете ей такое значение. Я даже об этом не подумал.

– Вам известно, что в ней содержалось?

Доктор Уинстон удивленно покачал головой:

– Нет. Видите ли, сэр, в обычае нашей семьи было хранить ее, не интересуясь содержимым. Моя покойная супруга крепко придерживалась этой традиции.

– Расскажите подробнее, – приказал монах.

– Это довольно странная история, сэр. Быть может, вы слышали что-то о старом графе, докторе Олдсдорме?

– Говорили, он был ученым, но многие считали его попросту сумасшедшим!

– Он им не был, – возразил Уинстон, – а просто был странным. Моя дорогая супруга была его младшей дочерью. Я едва знал его. В первые месяцы после свадьбы он сообщил нам о желании уехать за границу. Кажется, в Святую землю. Перед отъездом он вручил шкатулку моей жене, сопроводив следующими странными словами: «Храни это до моего возвращения, ибо однажды я вернусь. Не отдавай ее в другие руки и не открывай. Если вы умрете до моего возвращения, передайте ее супругу, а позже, если понадобится, сыну. Вы несете за нее громадную ответственность». Он так и не вернулся. Моя дорогая супруга скончалась. Я продолжал хранить шкатулку, но должен признать, что особо не думал о ней.

– Жаль, – прошептал незнакомец.

– Почему вы так считаете, сэр?

– Вы вскоре это узнаете, – сурово ответил монах. – Продолжайте. Ваша покойная супруга была единственной дочерью старого графа?

– Нет, был еще сын. Он намного старше. Он учился медицине, но всегда жил в стороне от отца. После смерти моей жены Джо сумел получить от высших юридических властей копию акта о смерти своего отца. По праву старшинства он получил значительную часть состояния графа Олдсдорма, но титула ему не передали. Ни мне, ни моему сыну не досталось ни пенни, так гласил закон. Но меня это не очень занимало. Я не знаю о судьбе медной шкатулки. Я оставил ее в доме, где мне уже ничего не принадлежало.

– Вы собирались добраться до вашего шурина Джо, живущего в Бредфорде?

– Да, сэр. Он важный чиновник, который может нас защитить.

– Возможно, но пока вы закончите свое путешествие здесь. Дороги на Бредфорд закрыты для вас и вашего сына. Вы будете моими гостями. Эти развалины более удобны, чем кажется. Этой ночью будете спать на скамье вместе с Джеймсом, а завтра мы займемся вашим устройством.

Решение было принято, и доктор Уинстон провел спокойную и очень приятную ночь. Утром странный монах указал им на соседнюю келью с достаточным количеством мебели с очагом, где пылал хороший огонь. Был и шкаф с достаточным количеством пищи.

Для двух преследуемых человек начался новый довольно приятный период жизни. Джеймсу разрешили охотиться и рыбачить, не удаляясь от заброшенного аббатства. Впрочем, этого не требовалось, чтобы ловить рыбу и добывать дичь. Лесной пруд был богат рыбой, щуками и карпами, а стаи синих чирков, крякв, шилохвостов ежедневно опускались на незамутненное зеркало пруда.

К своему величайшему сожалению, доктор Уинстон больше не встретился с «безумным монахом». Дверь его кельи была заперта. Казалось, что его вообще не было в аббатстве.

Прошло несколько дней. Чистый воздух, насыщенный ароматом смол и трав, укрепил здоровье юного Джеймса, а здоровая пища быстро превратили бледного подростка в крепкого юношу. К своей великой радости, отец и сын обнаружили маленькую часовню в конце одного из заброшенных коридоров. Она была в хорошем состоянии. Для них стало утешением возможность помолиться. Джеймс с удовольствием украсил часовню поздней зеленью. Джеймс быстро преодолел страх перед развалинами, которых боялись местные жители. Он почувствовал себя, как у себя дома. Даже когда опускались сумерки, он отправлялся помолиться перед одиноким алтарем часовни. Однажды, когда он по привычке помолился и в последний раз осенил себя крестом, в темноте послышались шорохи. Он недоуменно остановился, не зная, остаться или убежать, когда послышался тихий нежный голос.

– Помолись за своего деда, Джеймс!

– Кто вы? – спросил испуганный мальчуган.

– Помолись за своего деда Олдсдорма, Джеймс! – печально и устало повторил голос.

Мальчик оглянулся. Последние лучи с запада проникали через полуразбитые витражи. Вся внутренность часовни была хорошо различима, но нигде никого не было. Преодолев страх, он встал на колени на холодные камни и произнес молитву.

– Да сжалится Господь над моим дорогим дедом, – закончил он молитву, хотя почти не слышал упоминаний о старике.

– Спасибо, Джеймс! – послышался издалека тот же голос.

Джеймс нашел отца в келье. Он сидел у огня и наблюдал, как жарятся две утки. Джеймс рассказал о том, что случилось. Доктор Уинстон ласково погладил его по волосам.

– Не важно, кто просил тебя помолиться, дитя дорогое, ты правильно сделал, исполнив просьбу. Всегда молись за своего деда Олдсдорма, он был крупный ученый. Думаю, он владел большим и таинственным секретом. Молись за него… вскоре мы будем делать это вместе ежедневно, утром и вечером!

Голос больше не звучал в часовне, но Уинстоны честно исполняли свое обещание, дважды или трижды на дню вознося страстные молитвы к небу за деда Олдсдорма. Прошло еще много дней, но их странного хозяина не было слышно и видно.

Однажды, когда Джеймс сидел в засаде, поджидая пару диких кроликов, разыгравшихся у скалистого холмика, он услышал быстрый лошадиный топот. Он встал и посмотрел в сторону шума. На берегу лесного пруда появился одинокий всадник. Человек медленно приближался, поскольку дорога была неровной и опасной для лошади. Джеймс еще раз глянул на всадника и со всех ног бросился бежать. Вид всадника был необычным: просторный дорожный плащ с капюшоном, широкий тяжелый пояс и черная шелковая маска, скрывавшая черты лица.

Задыхаясь от бега, Джеймс вбежал в аббатство и встретил отца, который покинул келью.

– Опасность! – выдохнул Джеймс. – Кажется, появился бандит…

Доктор Уинстон закрыл дверь и, обняв сына, замер, не произнося ни слова.

Послышали шаги, но не одного человека, а нескольких. Вдали послышались голоса. И вдруг раздался новый шум. Уинстон удивленно вздрогнул. Среди рушащихся стен и покинутых помещений звучал набат, ужасающие и зловещие три удара колокола повторялись через какое-то время, уносились и таяли, отдаваясь беглым эхом в пустынных залах и коридорах.

– Если бы безумный монах был здесь!

Словно таинственный человек услышал его слова. Дверь распахнулась, и на пороге возник монах.

– Доктор Уинстон, – дрожащим голосом сказал он, – слышите?

– Тревожный колокол! – пролепетал врач. – Что это означает, сэр?

– Бедствие из бедствий, – мрачно ответил монах, – объявилась белая чума. Все население погибнет!

– Несчастные! – воскликнул Уинстон, заламывая руки.

– Следуйте за мной оба! – приказал монах.

Он шел впереди по коридорам, где гулко звучали их шаги, потом по галереям, по которым они не ходили. Подойдя наконец к какой-то двери, он отпер ее. За ней был гигантский сводчатый зал, некогда служивший столовой. В нем горело полдюжины смолистых факелов. Дрожа от ужаса, отец и сын застыли на пороге. На невысокой скамье сидел всадник в маске, которого Джеймс заметил на берегу пруда. Но теперь он был не один. Еще несколько похожих друг на друга людей молча смотрели на вошедших.

Монах повелительно поднял руку.

– Братья! – сказал он. – Перед вами два новичка, которых вам привела судьба. Я ручаюсь за них. Они будут наравне с вами бороться с несправедливостью и бедой. До сих пор вы сражались только с негодяями, а теперь вам предстоит бороться с ужасными могучими силами, вызванными неизвестными из ада. Они принесли с собой белую чуму!

Услышав эти слова, врач справился со своим страхом.

– Если это так, я с вами, – решительно заявил он, – хотя я не знаю, кто вы!

Мрачный хозяин глухо рассмеялся.

– Редлау! – сказал монах. – Это люди Редлау. Вы с сыном отныне часть войска мстителей, доктор Уинстон!

Уинстон поклонился. Его глаза заблестели.

– Я узнал, что Редлау и его союзники всегда защищали угнетенных. Мы с сыном душой и телом присоединяемся к ним!

Рука безумного монаха дрожала.

– Меньшего я от вас и не ждал, доктор Уинстон. Рано или поздно вы узнаете, что это был ваш долг.

– Понимаю, – продолжил Уинстон, – вы собираетесь помериться силами не с людьми, а с адскими силами. Увы, это легко сказать, но средства для борьбы с ужасными болезнями отсутствуют в ваших руках.

Таинственный человек застонал.

– Да поможет мне Бог! – пронзительно выкрикнул он. – О… Он не может допустить, чтобы этот бич обрушился на всю страну!

Уинстон застыл, устремив взгляд в пустоту.

– Слишком поздно! Слишком поздно! – зарыдал мрачный всадник.

– Никогда не бывает поздно! – вскричал доктор Уинстон.

Люди в масках недоверчиво зашумели.

– Говори! Бога ради, говори! – взмолился монах.

С уст врача медленно слетели следующие слова:

– Травка-святого-отшельника…

– Как?!

С диким воплем монах бросился к врачу и схватил его за плечо. Доктор Уинстон с трудом высвободился из железной хватки.

– Я был невероятно удивлен, найдя ее здесь, – начал он. – Она растет рядом с прудом в Сансхилле.

Безумно торжествующий монах с силой сжал его в объятиях.

Неожиданная виселица

Белая чума, которую позже назвали смертельной холерой, опустошала окрестности Бредфорда. Люди бежали из своих домов, чувствуя, что невидимый призрак наступал им на пятки. Они бежали толпами, не зная куда. Они слышали, что бич божий пока пощадил Бредфорд. Люди днем и ночью бежали через пустоши и болота к месту последней надежды. Но часто в толпе вздымались крики ужаса и отвращения. Кто-то, мужчина, женщина или ребенок, вдруг останавливался, пошатывался, смертельная бледность заливала его лицо. Человек корчился от боли. Изо рта сочилась белая липкая пена. Человек корчился от ужасных колик, потом начинался понос. Остальные убегали, предоставив жертву судьбе. Конец был неизбежен. Человек умирал через несколько часов в ужасающей агонии. Вдоль дорог росло количество погибших людей. Появились громадные тучи ворон, которые набрасывались на трупы.

Бредфорд пока держался. Никто не нарушал строжайший приказ: врата не открывать, никого в город не впускать. Однако пришлось сделать одно исключение, и оно обсуждалось между новым начальником полиции Шаффи и главным муниципальным судьей Олдсдормом.

– Вчера вечером меня окликнул специальный курьер, ваша светлость. Он сообщил мне о прибытии сегодня специального дилижанса, который по моему приказу проехал через незараженные районы. Я прошу разрешения впустить его в город.

– И кто эти привилегированные путешественники, мэтр Шаффи?

– Это мистер и миссис Бэнкс из Лондона, сэр.

– Неужели речь идет об очень важных персонах?

– Безусловно, нет, монсеньор. Тимотеус парикмахер на Фрайар-стрит, а его жена Сьюзен отличная домохозяйка.

– Мы можем обойтись в Бредфорде без парикмахера и домохозяйки, мэтр Шаффи!

– Вовсе нет, сэр, – многозначительным тоном заявил Шаффи, – поскольку это люди особые.

Он наклонился к уху судьи и принялся энергично шептать. Олдсдорм внимательно слушал. Вдруг его глаза загорелись.

– Весьма удивительно, Шаффи. Если это так, то вы тот еще парень, которого я могу должным образом наградить. Конечно, они могут войти. Постарайтесь предоставить им надлежащее жилье в «Голубой луне» за счет муниципалитета.

В полдень западные врата были открыты и почти тут же закрыты за экипажем, который галопом пронесся через врата. Из экипажа вылезла смущенная пара. Их встретил мистер Паркинсон.

– У меня приказ проводить вас на постоялый двор «Голубая луна», мистер и миссис Бэнкс, – любезно сказал он, – вам там понравится.

Порции еды в осажденном городе по распоряжению администрации были существенно урезаны, но это распоряжение не касалось прибывшей супружеской пары, когда они сели за стол.

– Семга под сливочным маслом, курица с зеленым горошком, задняя нога ягненка под соусом из мадеры. Они принимают нас за принцев? – удивилась полная миссис Сьюзен, отодвинув тарелку и глядя на мужа, который отрезал себе внушительный кусок пудинга.

Тим подмигнул ей.

– Я всегда говорил, что мы можем ждать нечто подобное, – с довольным видом произнес он.

– Помолчи. В письме было написано, что нам надо помалкивать, – напомнила ему супруга.

Вечером их отвели в номер, где пылал веселый огонь, горели свечи в канделябре. Постель была приготовлена, на столе стоял кувшин с дымящимся пуншем.

– Это начинает напоминать сон о том, что ты знаешь, дорогая. Это было в тот вечер, когда ты поставила на стол третий прибор.

– Заткнись, трепач бестолковый! – раздраженно воскликнула Сьюзен.

– Ого, женушка, уже молчу, – успокоил ее Тим, которому хотелось поболтать после отличного пунша.

Быть может, бравый парикмахер думал, что не каждому положен подобный прием, и был прав, но даже не вспомнил о своем бывшем клиенте Пилгриме.

У Пилгрима дела шли совсем не лучшим образом. Он дрожал и плакал в темной комнате, думая о том, что с ним произошло. Когда во мраке, окутавшем домик, прозвучал ледяной голос человека из Клеркенуэлла, он попытался убежать. Но получил удар по голове, оглушивший его, потом последовали еще два удара. Он потерял сознание. И пришел в себя в темной комнате. Голова у него сильно болела. Сколько времени он был пленником? Он не знал, но считал, что находится здесь уже несколько дней. Иногда открывалось окошечко, и ему передавали огрызок свечи, ведро, тарелку с вареными бобами, черный хлеб и кружку воды. Огрызок горел ровно столько, сколько надо было, чтобы поесть и едва осветить темницу с железной койкой, подстилкой и лошадиной попоной. Вначале Пилгрим плакал, ругался, колотил кулаками и ногами по стенам, но никто не пришел. И он смирился с печальной и непонятной судьбой.

В тот вечер, когда супруги Бэнкс наслаждались радушным приемом и был выпит стакан с пуншем, окошечко в тюрьме Пилгрима внезапно открылось. Судебный пристав удивленно поднял голову, поскольку уже проглотил ежедневную порцию холодных бобов и ржаного хлеба.

– Послушай, Пилгрим, – сказал таинственный голос, – думаю, тебе не очень хорошо?

– Ой, сэр, – зарыдал уполномоченный, – как вы можете так жестоко обходиться со мной, я служил вам верой и правдой?

– Это не так, Пилгрим, – сурово заговорил голос. – Где Уинстоны, отец и сын?

– Дьявол вырвал из моих рук, – застонал пленник.

– Ладно, договорись с дьяволом, но я хочу дать тебе еще один шанс.

– Сэр… я все сделаю для вас!

– Ладно, увидим, быть может, завтра или чуть позже. Спокойной ночи!

Пилгрим нашел в эту ночь койку не столь жесткой, как в предыдущие ночи, и сны его были не такими мрачными.

Супругам Бэнкс снились прекрасные сны: на столе стоял третий прибор, и перед ним сидел человек… Они крепко спали и видели приятные сны, не подозревая о том, что происходило вокруг них и в городе Бредфорде. Зловещий набат прозвучал вновь, как в день страшной новости. Муниципальные стражи сбежались к вратам, заменив алебарды и пики на мушкеты и заняв место у бойниц. Набат звучал, звучал… Неужели бич божий преодолел запертые врата и высокие стены, скрытно пробравшись в город? Дрожа от страха, плача от отчаяния, бредфордцы перекликались через окна. Никто не рисковал выйти на улицу.

День был еще серым, когда мистер Паркинсон, бледный и растерянный, позвонил в дверь сэра Олдсдорма. Муниципальный судья уже встал и принял секретаря с угрюмым и недовольным лицом.

– Почему ударили в набат? Мои приказы не исполняются? – проворчал он.

Мистер Паркинсон ломал руки.

– Напасть с двух сторон! – выкрикнул он. Бедняга был так расстроен и растерян, что сэр Олдсдорм потребовал, чтобы Фрейзер принес стакан портвейна. – Громадная толпа направляется к вратам города, сэр, – прошептал он, словно боялся, что его услышат стены, – это войско Редлау, люди в черных масках наступают на город, чтобы овладеть им.

Если секретарь думал, что обескуражит своего страшного хозяина, то сильно ошибался. Рот мистера Олдсдорма скривился в презрительную гримасу. Он сказал:

– Редлау дурак, и прошу вас немедленно прекратить этот дурацкий звон. Городу бояться нечего. Можете идти, мистер Паркинсон. Пришлите мне мэтра Шаффи.

Паркинсон удалился раздраженным, но приободрившимся. Перед тем как отправиться на поиски Шаффи, он обошел все врата. Стражники пустили его на башенку, чтобы он мог оглядеть окрестности. В сером свете осеннего утра он увидел компактную массу, которая застыла у стен, но, похоже, не собиралась брать город приступом. Приглядевшись, он увидел всадников в просторных плащах с черными масками на лице, которые двигались среди толпы.

Паркинсон не отличался храбростью. Эти таинственные всадники не казались ему безопасными. Он клацал зубами и, несомненно, не только от холода.

– Не волнуйтесь, мой дорогой секретарь, – послышался ироничный голос позади.

Обернувшись, он увидел Шаффи в дорожном плаще и берете, украшенном небольшой серебряной короной.

– Хм, – выдавил сир Паркинсон, – готов вам поверить, мистер лейтенант полиции, но хотел бы, чтобы эти парни были в нескольких сотнях миль отсюда.

– Ягнята, всего лишь ягнята, – фыркнул бывший слуга правосудия, – и если пока не таковы, то скоро ими станут. Помяните мое слово, дорогой мой секретарь!

– В любом случае, этих людей не занимает белая чума, – пробормотал он. – Насколько могу судить, они в отличном здоровье и полны жизни!

Шаффи повторил, что все будет хорошо, но его собеседник заволновался и разнервничался.

– Если я хорошо вижу… но поднялся туман! С запада движется плотный туман, и я различаю нечто, похожее на виселицу!

Шаффи оттолкнул его и в свою очередь заглянул в бойницу. Но окрестности выглядели размытыми и туманными. Он раздраженно затряс головой.

– Стражник, принеси подзорную трубу! – приказал он. Едва он поднес ее к глазу, как пробормотал: – Действительно, там воздвигают виселицу, а рядом стоит человек, которого ждет ужасная участь. Боже… – Шаффи опустил подзорную трубу и застыл, выпучив глаза и уставившись в одну точку.

– Что вы увидели? – удивленно спросил Паркинсон.

Местность внезапно накрыл туман, подняв непроницаемый занавес над спектаклем.

– Вас требует судья Олдсдорм! – внезапно крикнул Паркинсон.

Шаффи немедленно покинул башню.

– Иду! – крикнул он.

Шаффи бежал так быстро, как ему позволяли старые ноги. По пути он бесцеремонно расталкивал нерасторопных стражников, крича: «Дорогу! Дорогу!» людям на своем пути.

В человеке у виселицы он узнал своего прежнего хозяина Пилгрима.

– Дорогая, на рыночной площади куча народа, – сообщил Тим Бэнкс, прикрепив маленькое зеркальце к окну и принимаясь за бритье. Сьюзен с любопытством приподняла штору и тут же уронила ее, вскрикнув от ужаса.

– Бедный грешник, – с состраданием вздохнула она, – там строят виселицу, где его вскоре повесят.

– Предпочитаю не видеть этого, – откликнулся парикмахер, меняя место зеркала.

Толпа продолжала расти, слышались крики и смех, словно толпа ждала развлекательного спектакля.

Тим закончил свой туалет и удовлетворенно погладил гладкие подбородок и щеки.

– Ну вот, женушка, теперь могу сесть за стол, как благородный джентльмен. Надо спуститься и убедиться, что завтрак столь же достойный, как ужин.

– Иду, – крикнула Сьюзен, – я возьму тебя под руку у входа в обеденный зал, так делают в высшем свете. – Она повернула ручку, потом удивленно тряхнула головой. – Дверь заперта снаружи.

Бэнкс попытался открыть дверь, но был вынужден согласиться с женой: их заперли в номере.

– Быть может, так поступают в изысканных постоялых дворах, – предположил он. – Дернем за шнур звонка.

В глубине дома послышался звон, но никто не пришел.

– Час от часу не легче, – проворчал Тим Бэнкс, – я умираю с голоду и вовсе не ценю столь странные обычаи.

Миссис Сьюзен печально уселась в кресло. Тим рискнул выглянуть в окно. Ловкие столяры воздвигли посреди площади деревянное возвышение и ставили широкую виселицу.

– Двоих собираются вешать, – сообщил он, – вижу, как палач перекидывает через перекладину две веревки.

Дрожащая, но любопытная Сьюзен встала рядом с мужем и выглянула наружу.

– Посмотри на человека в черном бархатном берете, – сказала она, – я уже видела его лицо.

– Вчера, быть может, когда мы приехали, – предположил Тим, – хотя я не обратил особого внимания на лица. Я думал о том, что нас ждет здесь.

– Нет, я видела этого человека в Лондоне, – твердо возразила Сьюзен.

Тим пригляделся и согласился с женой:

– Я его не раз брил. Припоминаю, приятный болтун. Он утверждал, что некогда знал нас, и каждый раз упоминал о нашем дорогом Уильяме.

– Точно, дорогой! Но тогда на нем была ливрея слуги, а теперь он в форме высшего офицера полиции!

Супруги Бэнкс могли бы продолжать говорить о своем удивлении, если бы на площади не появилась группа стражников с алебардами в темном одеянии, как требуется во время казни.

– Они направляются сюда! – взволнованно шепнула Сьюзен.

– Чтобы предложить сердечное лекарство, – сказал Бэнкс, – можно понять в столь зловещих обстоятельствах.

На площади воцарилось молчание. Все следили за стражниками, которые размеренным шагом приближались к постоялому двору «Голубая луна».

– Тимотеус, – вдруг зарыдала Сьюзен, которую охватил странный страх, – происходит что-то необычное и ужасное.

– Чушь, – пробормотал Бэнкс и с испугом вздрогнул, услышав скрип ключа в замочной скважине. Дверь открылась. Перед ними стоял Шаффи и недоброжелательно смотрел на них.

– Тимотеус Бэнкс и Сьюзен Бэнкс, его супруга, – сухо произнес он, – нет смысла отрицать, кто вы. Я вас знаю!

– Конечно, вы нас знаете! – облегченно воскликнул Тим. – Вы были хорошим клиентом, и я вас всегда хорошо обслуживал, не так ли?

Шаффи хрипло рассмеялся:

– В настоящий момент это не имеет никакого значения, Бэнкс, следуйте за мной, а также ваша жена. Я приказываю от имени Закона!

– Что вы собираетесь с нами сделать?! – выкрикнул Бэнкс.

– Узнаете в свое время! Быстрее, – сухо приказал Шаффи.

Бэнкса отделили от жены вооруженные стражники. И вытолкали обоих из номера. Тим услышал рев толпы, металлический перезвон алебард, злобные распоряжения Шаффи.

Вдруг живая цепь стражников разорвалась. Они стояли перед виселицей.

– На помощь! – закричал бедняга. – Это ошибка. Я – Тим Бэнкс, честный и уважаемый парикмахер из Лондона.

В нескольких шагах от виселицы стоял стол, накрытый красным сукном, за которым восседал муниципальный суд.

– Тихо! – крикнул Шаффи. – Слово его светлости, судье Олдсдорму.

Холодное мраморное лицо сэра Олдсдорма повернулось к дрожащему Бэнксу и его жене, едва не потерявшей сознание.

– Тимотеус Бэнкс и Сьюзен Бэнкс? Вы родственники Уильяма Бэнкса, не так ли?

– Да, – едва пролепетал Тим.

– Уильям Бэнкс написал вам письмо, в котором просил вас спешно приехать в Бредфорд!

– Не в Бредфорд! – вскричал с удивлением Тим.

– Есть лишь одна возможность спасти свою жизнь и жизнь своей жены, Тимотеус Бэнкс! – судья Олдсдорм указал на солнечные часы на ратуше. – До полудня вы останетесь у виселицы. И если к этому моменту Уильям Бэнкс не сдастся властям, вы будете повешены, – голос его зазвучал угрожающе, – ибо Уильям Бэнкс не кто иной, как Редлау, мерзавец, который осаждает в настоящий момент город Бредфорд.