Текст книги "Корабль палачей (Романы, повести, рассказы)"

Автор книги: Жан Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Глава II
Вечернее письмо

– Разумеется, я ни на мгновение не поверил легенде с разносчиком. Люди этого типа никогда не заглядывают в Линденхэм, но если подобное случается, весь город мгновенно узнает об этом, и я узнаю одним из первых. Нужно придумать нечто совсем иное, мой мальчик.

Гюстав Леман сидел в роскошном салоне, освещенном множеством газовых светильников, несмотря на солнечный день. Вообще-то внутренние ставни были не только закрыты, но и заперты на солидные замки. Бледный, в смятой одежде, бедняга демонстрировал несколько шишек на лбу.

Старый господин Пранжье, сидевший в кресле напротив него, спокойно наслаждался длинной голландской трубкой.

– Я сожалею, что мои слуги так неаккуратно обошлись с тобой, – ухмыльнулся старик, – но ты должен согласиться, что вел себя далеко не как ручное животное, и я выяснил это на своем опыте. Скажешь ли ты мне, что произошло на самом деле?

Гюстав упрямо помотал головой.

– Самое важное здесь, – это книга, да и камень тоже… Но об этом мы поговорим позднее. Тот, кто владеет столь ценными предметами, никогда не захочет добровольно расстаться с ними. Таким образом, ты должен был украсть их. Но где?

Вопрос остался без ответа.

– Ну, это не самая главная моя забота, – продолжал старик. – Я не постесняюсь сказать, что сам, не заколебавшись ни на мгновение, украл бы эти предметы. Владение ими вполне может быть оправданием греха воровства.

Он придвинулся к Гюставу с глазами, в которых светилась зависть.

– Может быть, произошло что-то совсем другое? Давай, расскажи мне все… Ты не пожалеешь об этом.

– Но я клянусь вам, что не знаю… Я вообще ничего не знаю!

– Ослиная башка! Ну, как хочешь! В любом случае, у тебя будет время пошевелить мозгами, потому что ты не получишь свободу до тех пор, пока не расскажешь мне все, что я хочу узнать.

Гюстав прекрасно понимал, что доктор Пранжье не шутит. Но почему бы не поверить ему? Кто знает, вдруг старый ученый сможет объяснить ему это странное приключение?

– Дело в том, что разносчик не существует, – заговорил он монотонным голосом, – по крайней мере, как создание из плоти и костей; он существует как рисунок, как гравюра.

Доктор Пранжье слушал его крайне внимательно, и, когда юноша закончил свой рассказ, он некоторое время молчал, посасывая свою трубку.

– Вот, значит, как все случилось, – пробормотал он. – На этот раз мне кажется, что ты сказал правду. Черт возьми, мы имеем дело с достаточно необычным случаем, хотя вряд ли его можно рассматривать, как странный. Скажи, мой юный друг, у тебя когда-либо случались приступы сомнамбулизма?

У Гюстава на глазах выступили слезы.

– Да, когда я был мальчишкой, в пансионате в Турне…

– Гм, тогда это может многое объяснить. Не буду продолжать мучить тебя своими вопросами. Сомнамбулы обычно ничего не помнят о своих ночных приключениях. Но кто в Линденхэме мог обладать такими необычными и ценными предметами? Нет, я действительно ничего не понимаю…

И господин Пранжье, перестав беспокоить Гюстава, принялся говорить для самого себя:

– Сомнамбулы… Подобно котам, они обожают прогуливаться по водосточным желобам, что отнюдь не представляется им опасным занятием. Конечно! Дом супругов Снепп является частью одного из наиболее плотно застроенных городских кварталов. Поэтому лунатик может долго бродить по крышам этого массива зданий, не испытывая необходимости спуститься на землю. Предположим, что он увидел открытое слуховое окно – да он мог и сам его открыть – и вошел, не колеблясь, на чердак. Я хорошо знаю, что чердаки в Линденхэме – это настоящий хаос всякого барахла. И вот он начинает копаться в пыльных шкафах… Об этом я смог догадаться потому, что книга вся в пыли и паутине, а это свидетельствует, что она долго валялась в груде мусора, старых тряпок и прочего хлама. Он натыкается на потрепанную книгу, камень и несколько старых марок, большую часть которых теряет во время возвращения. Вот и все. Гравюра в журнале завершает процесс. В этом случае мы имеем дело с воображаемым явлением, принимающим облик действительности, так как в его основе лежит реальный, пусть и крайне незначительный, факт. Все это достаточно сложно для такого простака, как ты, и я не собираюсь терять время, пытаясь объяснить тебе эти запутанные вещи. Меня только успокаивает то, что хозяин этих предметов явно не представляет, что они были украдены, а может быть, и вообще не знает об их существовании.

– Теперь я могу уйти? – поинтересовался Гюстав.

– Уйти! – воскликнул старик. – Что за дуралей! Где твоя голова? Уйти, чтобы болтать направо и налево о случившемся и неизбежно поставить меня в опасную ситуацию: воровство, незаконное лишение свободы, взлом, кража… Не стоит забывать и то, что я могу случайно лишиться книги и камня.

– Но если господин Снепп и его жена… – начал юноша. Но странный хозяин сразу же оборвал его:

– Никакой опасности, я принял меры. Они будут молчать, как в могиле!

– Что тогда вы собираетесь делать со мной? – встревоженно поинтересовался Гюстав.

– Я буду обращаться с тобой, как с почетным и желанным гостем. Этот салон будет твоим жильем. Надеюсь, он в твоем вкусе? Что касается моей поварихи, то я могу заверить тебя, что это королева кулинарного искусства. А теперь – к столу!

Он потряс серебряным колокольчиком. Слуга в ливрее быстро накрыл стол.

На столе появились омар под майонезом, жареный цыпленок с зеленым горошком, пирожные с кремом и ванильное мороженое.

– Мы запьем эти блюда старым вином, лучшим из того, что есть у меня. И я хочу поднять тост за успех моего проекта. Потом я расскажу тебе кое-что любопытное… Закончим торжественный обед мы замечательным ликером.

Вкусная еда и великолепные напитки позволили Гюставу забыть о в общем-то достаточно несправедливом отношении к нему доктора. Салон отнюдь не выглядел тюремной камерой, а обед не имел ничего похожего на тюремную баланду.

Наконец доктор Пранжье отодвинул тарелки и бокалы.

– Ты был хорошим учеником в школе?

– Нет, конечно, – откровенно ответил Гюстав.

– А как у тебя с географией?

– Довольно сносно… Но не блестяще.

– В этом случае все, что я хочу рассказать, покажется тебе абракадаброй. Но я должен попробовать.

– Вы собираетесь рассказать мне истории о путешествиях? – спросил внезапно заинтересовавшийся Гюстав.

Старик рассмеялся:

– Смотри-ка, ты совсем не такой уж глупец, как мне показалось в самом начале! Немного терпения! Эта книга, которая мне сейчас кажется дороже зеницы ока, была написана в начале XVII века приятелем голландского путешественника Яна Якобса Майена, изучавшего полярные области. Она написана на латыни, и я могу авторитетно заявить, что это очень неважная латынь. Но едва книга вышла из типографии, как власти изъяли ее, и палач сжег весь тираж на площади, тогда как автор был сослан. Почему? Я не знаю. Я думал, что чтение книги поможет мне понять, в чем тут дело, но в сохранившемся экземпляре отсутствуют многие страницы. Несмотря на это, книга содержит множество важных сведений. Ян Майен был прекрасным капитаном, отважным, но не очень общительным. Похоже, что он доверял только своему другу. Когда книга была осуждена властями, Ян Майен замкнулся еще больше и не стал выдавать морские тайны, которые ему удалось узнать. Для всех окружающих он остался путешественником, совершившим всего одно путешествие в 1614 году, когда им был открыт остров, носящий его имя. Это остров Ян Майен. Это неверные сведения, так как он плавал также к Гренландии, где не ограничился исследованием восточного побережья. Он обогнул мыс, носящий сегодня название мыс Фарвель, и сошел на берег на широте полярного круга. Но хватит об этом мореплавателе. Я теперь расскажу тебе о его рулевом, о котором история умалчивает; его звали Дорус Бонте. Когда Ян предложил вернуться домой, Бонте не согласился. Во время их странствий он повстречался с племенем эскимосов и подружился с некоторыми из них. То, что ему рассказали эти небольшие, перепачканные в жире дикари, оказалось настолько удивительным, что он решил совершить в одиночку путешествие в один из наиболее неприветливых для человека уголков Земли. Ян Майен не стал возражать и пообещал ждать его на протяжении трех или четырех месяцев.

Бонте вернулся, и то, что он рассказал, оказалось настолько удивительным, что капитан не поверил своему рулевому.

Так или иначе, но в итоге Бонте так никогда и не вернулся в Голландию.

В сопровождении своих друзей-эскимосов он двинулся на север… и пропал.

Здесь доктор Пранжье замолчал и хитро подмигнул Гюставу.

– Майен попросил своего друга-писателя изложить на бумаге удивительный рассказ Бонте, несмотря на то что никогда так и не поверил ему, поскольку был человеком достаточно рассудительным, чтобы поверить в сказки фей. Но я, молодой человек, уверен, что Бонте ничего не выдумал.

– И что же такое удивительное он рассказал? – поинтересовался Гюстав унылым тоном, потому что рассказ доктора не вызвал у него особого интереса.

Пранжье с насмешкой посмотрел на него:

– Я предпочитаю пока не раскрывать этого. Немного позже ты узнаешь гораздо больше.

– А что вы скажете про камень?

Бонте отдал его капитану, а тот в свою очередь передал его еще кому-то как предмет, не представляющий никакой ценности.

Гюстав зевнул. У него пропало всякое желание задавать вопросы. Заметив это, доктор Пранжье дружелюбно улыбнулся и пожелал юноши доброй ночи.

* * *

Гюстав Леман оставался в заточении в доме на улице Рам-пар де Конт около трех месяцев.

Но можно ли было считать чем-то вроде тюрьмы это вынужденное пребывание взаперти?

Он ведь имел возможность выходить из своей комнаты и бродить по просторному парку! Он даже мог играть в нем, потому что среди слуг несколько весельчаков получили задание занимать его всевозможными играми.

Доктор Пранжье встречался с ним ежедневно несколько раз за день, и их беседы были такими интересными, что доктор стал казаться Гюставу совсем не таким страшным, как раньше. Он уже не рассматривал доктора как пугало, а считал его дружелюбным и приятным собеседником. Тем не менее пожилой господин старательно обходил в их беседах все, что имело отношение к книге и камню; что же касается Гюстава, то он давно перестал вспоминать эти предметы.

Великолепная еда позволила юноше убедиться, что ничего более вкусного он не нашел бы даже в стране, где в кисельных берегах текут молочные реки. Со своим довольно спокойным характером он считал такую жизнь вполне сносной, и если даже у него появлялись мысли о побеге, он сразу же отбрасывал эти фантазии, так как стены парка были достаточно высокими, а слуги никогда не теряли бдительности.

В середине июня доктор Пранжье исчез и появился снова только в начале июля.

– Как ты смотришь на небольшое путешествие? – спросил он у Гюстава.

– Вы это говорите серьезно? – в восторге воскликнул юноша.

– Конечно! – засмеялся доктор. – К тому же на корабле!

Апатия Гюстава исчезла, словно снег под лучами солнца.

– Корабль… Море… – пробормотал он.

– Вот именно! Корабль, далекие страны!

– Это замечательный подарок к моему дню рождения! – воскликнул Гюстав. – На следующей неделе мне исполнится семнадцать лет!

Они выехали глубокой ночью, и никто не видел, как они заняли места в закрытой наглухо карете. Крепкие лошадки сразу же перешли на рысь.

– Куда мы едем? – поинтересовался Гюстав.

– На север, только на север!

– Для меня это не имеет значения, лишь бы мы отправились в плавание.

– Кто знает! Возможно, тебе придется плавать гораздо больше, чем тебе хочется! – пошутил старый доктор Пранжье.

Они проехали, не останавливаясь, таможенный пост с дремлющими таможенниками, и, когда утреннее солнце пробилось сквозь облака, Гюстав увидел перед собой бесконечное водное пространство.

– Море! – закричал он в восторге.

– Это всего лишь небольшая часть моря, – успокоил его доктор Пранжье. – Это Гонт, или Западный Эск. Небольшое судно доставит нас к земле, которую ты видишь на горизонте.

– И что это за земля?

– Это остров Валхерен. Там, в порту Флессинга, мы поднимемся на большой корабль.

– И куда мы поплывем?

– Я же уже сказал тебе: на север, только на север!

– Север, запад, юг – для меня все они без разницы, – пожал плечами Гюстав. – Я никогда ничего в этом не понимал.

Погода стояла необычно тихая, и море казалось огромным зеркалом. Через несколько часов они сошли на причал во Флессинге, возле которого стоял парусник. По правде говоря, это был не совсем парусник, потому что над задней палубой поднималась высокая тонкая труба, свидетельствовавшая, что этот изящный трехмачтовик был снабжен паровым двигателем, на который в те годы моряки полагались гораздо меньше, чем на паруса.

– Что ты скажешь об имени судна?

– «Дорус Бонте»! Кажется, я уже слышал где-то это название. Да, ведь это вы говорили мне об ученом по имени Бонте! Но только я не помню, в связи с чем о нем зашла речь.

– Не важно! Мне кажется, что я многим обязан этому Бонте, – сказал пожилой доктор, с удовлетворением потирая руки.

Судно должно было выйти в рейс на следующий день. Гюстав использовал предоставленное ему свободное время для знакомства с командой, состоявшей из крепких парней, в том числе почти исключительно молодых голландцев, если не считать одного фламандца, младшего матроса Эме Стивенса.

Капитан судна Холтема, уроженец Фрисландии, коренастый мужчина с большими светлыми глазами, характерными для жителей северной Голландии, постоянно держал в зубах глиняную трубку. В связи с этим он предпочитал молчать, чтобы разговор не отвлекал его от курения.

В отличие от капитана, его помощник, сорокалетний Пьер Каплар, был весельчаком и большим любителем поболтать. Меньше чем за час Гюстав узнал всю историю его жизни. Каплар долго плавал на китобойном судне, сначала в качестве гарпунера, потом рулевого. Он все еще не терял надежды когда-нибудь опять заняться охотой на эти гигантские морские фонтаны, как он называл китов.

Если не считать кока, норвежца по имени Эл, в команду входили еще человек десять матросов, которые настолько походили друг на друга, что Гюстав с большим трудом различал их. Некоторые из них были с окладистой бородкой, другие же брились.

– Все они хорошо знакомы с Крайним Севером, – заявил Пьер Каплар.

– Все, кроме меня, – ухмыльнулся Эме Стивенс. – Я никогда не бывал дальше, чем Лейт.

– Не расстраивайся, твой опыт скоро растянется, словно резина, – предсказал помощник капитана. – А теперь хватит болтать! За работу! Судно вас ждать не будет.

Доктор Пранжье приказал оборудовать в средней части судна просторную каюту, похожую одновременно на салон и на лабораторию, заполненную инструментами и приборами, неизвестными для Гюстава как по названию, так и по назначению.

До последнего времени ученый оставался в хорошем настроении, очаровавшем юного Лемана. Но едва он оказался на борту, как к нему вернулось его обычное состояние ворчливого тирана.

Он ругался, ворчал, набрасывался на матросов и даже однажды выгнал Гюстава из каюты.

До вечера он по меньшей мере раз двадцать спросил у капитана, сможет ли судно выйти в море в назначенное время.

Холтема был вынужден признать, что, несмотря на все его старания, им придется перенести выход в море на один день. Дело в том, что в трюм был загружен некачественный уголь; его нужно было выгрузить, а на его место засыпать настоящий кардиффский уголь.

– Ерунда! Мы отлично справимся без угля и, соответственно, без паровой машины! – фыркнул Пранжье.

– Об этом не может быть и речи, подобное противоречит всем договоренностям, – категорически заявил капитан и тут же повернулся спиной к склочному старикашке.

– Послушай, – обратился Пьер Каплар, облокотившийся о планширь рядом с Гюставом, наблюдавшим за отплытием трансатлантического лайнера, – этот старый господин кажется мне странным типом! Это твой дядюшка или просто какой-нибудь родственник?

Гюстав растерялся:

– Нет, просто старый знакомый… Можно сказать, друг детства…

– Похоже, что он странным образом проявляет свою привязанность к друзьям. Совсем недавно он буквально пинком выставил тебя из каюты!

– Да, у него случаются приступы раздражительности…

– Что да, то да! Но я уверен, что жизнь на борту научит его хорошим манерам! – пошутил Каплар, на что Гюставу пришлось ответить, что он тоже надеется на это.

В действительности доктор Бельфегор Пранжье очень нервничал и совершал над собой невероятное усилие, чтобы скрыть свою тревогу.

Если бы в эти минуты кто-нибудь внимательно следил за доктором, он заметил бы, что тот, не переставая, наблюдал за окрестностями Гонта.

– Эй, матрос, что за пароход идет прямо на нас?

– Это сторожевик из Брескена, господин. И он не идет на нас, можете не беспокоиться. Он пройдет в стороне, чтобы стать на якорь в полумиле от нас.

– Вот как! А судно, у которого из трубы валит такой густой дым?

– Оно идет в Англию. Это пароход «Тадорна», он вышел из Гента и направляется в Ливерпуль и Манчестер.

Успокоенный, господин Пранжье вернулся в свою каюту, но через несколько минут снова выскочил на палубу.

– Эй, офицер, – обратился он к Каплару, – не знаю, какое у вас звание, если я раздам чаевые, это ускорит работу матросов?

– Выгрузить двести тонн угля на набережную и загрузить в трюмы двести новых тонн – это работа, мало похожая на развлечение, мой добрый господин. У матросов и грузчиков есть только по две руки, и даже тележка с флоринами не сможет ускорить их работу.

– Тогда идите к черту!

Непривычный к такому оскорбительному обращению, Пьер Каплар застыл от удивления.

– Эти придурки-богачи думают, что их деньги позволяют им все что угодно, – проворчал он. И поскольку ему потребовалось поделиться своей обидой с кем-нибудь, он отправился на поиски Гюстава Лемана.

– Тебе не кажется, что твой… скажем, друг ведет себя довольно странно?

– Да, конечно, – согласился юноша.

– Не сходит ли он иногда с рельсов?

Гюстав засмеялся и ответил, что он ничего не может с уверенностью сказать об этом, но подобное в принципе вполне возможно.

– Я расскажу тебе, каким образом меня взяли на это судно, – продолжал помощник капитана. – Мне кажется, что происходящее вокруг тебе не слишком понятно… Так вот, Холтема, капитан, специально приехал в Церикзее, в Дюивленде, чтобы встретиться со мной.

– Ты все еще на суше, Пьер? – спросил он меня.

– Лучшие рулевые всегда находятся на суше – ответил я. Видишь ли, так говорит морская поговорка, и лучше ответить с ее помощью, чем сказать то, что не следует говорить.

– Один богатый старик приобрел «Ставорен»[11]11
  Небольшой приморский городок в Нидерландах.


[Закрыть], – продолжал Холтема.

– Вот молодец! Хорошее судно, в особенности когда на нем установили паровой двигатель! Он вполне мог бы послужить в качестве китобойца.

Сказав это, Холтема подмигнул мне и продолжил:

– Старик хочет переименовать судно, назвав его «Дорус Бонте».

– По имени того, кто нашел нужную сумму?

– Нет, похоже, что он заплатил свои деньги.

– Черт возьми! Значит, он миллиардер!

– Это точно. И судно пойдет на север.

– Фарерские острова… Исландия… Лофотены… Конечно, за грузом рыбы?

– Еще севернее! Что касается рыбы, я ничего не знаю, да это и не мое дело.

– Возможно, это один из психов, которые надеются найти месторождение золота на островке Роколл[12]12
  Рóколл (англ. Rockall) – необитаемая скала в северной части Атлантического океана, надводная часть разрушенного конуса потухшего вулкана. Высота – 23 м, диаметр – 27 м, площадь – около 570 м². Источников пресной воды нет.


[Закрыть], или из тех, кто считает, что исландцев нужно цивилизовать, – добавил я со смехом.

– Я сказал ему, что вы закончили навигационную школу и что вы были первым по морской истории, – добавил Холтема.

– И, разумеется, он ответил, что это его ничуть не интересует! – ухмыльнулся я.

– Ошибаешься… Напротив, он очень заинтересовался. Он хочет видеть вас помощником капитана на своем «Дорусе Бонте».

– Продолжительное плавание?

– Он упоминал один год или даже больше.

– Охота на китов иногда может продолжаться года два, – сказал я. – А у меня нет ни жены, ни детей, которые будут оплакивать мое отсутствие…

– Значит, ты согласен?

– Конечно, согласен!

И вот я стал помощником капитана на этом судне. Все, что сказал мне Холтема, ограничивается общим направлением нашего плавания: мы идем на север. Это все равно, что попытаться выманить устрицу из раковины, напевая ей национальный голландский гимн.

– Похоже, что мне нужно будет разузнать у вашего господина Пранжье о цели нашего путешествия, – сказал я Холтеме.

– Вас устраивает предлагаемая оплата? – спросил капитан.

– Вполне! Трудно было бы рассчитывать на что-нибудь большее, – ответил я.

– А если мне придет в голову намерение обогнуть мыс Горн?

– Я пойду за вами даже вокруг мыса Горн, мсье.

– Или я отправлюсь на Южный полюс, чтобы проверить, не цветут ли там вишни?

– Я выясню это вместе с вами.

– Полагаю, что вы меня поняли, – сказал старый шимпанзе, поворачиваясь ко мне спиной.

– А ты, приятель, знаешь, куда мы направляемся? – спросил Пьер Каплар у Гюстава.

– Нет, господин офицер, – честно ответил юноша.

– Короче, курс на север! – воскликнул Каплар, прекращая таким образом разговор.

Очевидно, Гюстав мог сказать гораздо больше. Например, он мог упомянуть странную книгу, рассказать о необычном путешествии Яна Якобса Майена в 1614 году. По правде говоря, он просто не подумал обо всем этом. Частично это было связано с тем, что после первой конфиденциальной беседы с Гюставом доктор Пранжье никогда не возвращался к этой теме, впрочем, не очень интересовавшей Гюстава.

Разговор между Гюставом и Пьером Капларом состоялся на следующий день после появления на борту двух пассажиров, потерянный день, как его назвал доктор Пранжье в припадке гнева.

Операция по разгрузке и погрузке угля продолжалась даже после наступления темноты при свете факелов.

Когда краны замедлили свое непрерывное движение взад-вперед, что указывало на близкое завершение работы, на набережной появился почтальон, оседлавший велосипед с высокими колесами.

– Эй, на «Дорис Бонте»!

– Что тебе нужно на нашем корабле, парень? Может быть, ты хочешь спрятать его в свою сумку?

– Ну и шутник же ты! Скажи, есть у вас на борту некий господин Пранжье? Если да, то я должен передать ему срочное письмо!

И он помахал большим серым конвертом с надписью «Срочное» жирными буквами.

Вероятно, у доктора Пранжье был невероятно острый слух, потому что он мгновенно появился на палубе, выхватил из рук почтальона конверт и бросил ему серебряную монетку.

– Это от Коппеника, – пробормотал он, узнав почерк своего мажордома. При свете штормовой лампы он прочитал:

Мой уважаемый и высокочтимый господин!

Не прошло и нескольких часов с того момента, как Вы покинули город – на колокольне святой Анны только что пробило десять часов, – как кто-то постучался в ворота. Это оказался человек с болезненным лицом, плохо одетый.

Я сказал ему: «Уходи, мы ничего не подаем бродягам!»

К моему большому удивлению, он ответил на хорошем языке: «Я не бродяга, а граф де Вестенроде. Мне известно, что этой ночью ваш хозяин отправился путешествовать.

Я не спрашиваю у вас, куда именно, но скажите, вы еще можете связаться с ним?» – «Нет», – ответил я. «Но вы можете хотя бы послать ему записку? Если да, то напишите ему следующее: „Граф де Вестенроде выражает свое уважение господину Пранжье и сообщает, что ему известно то, что может представлять интерес для господина доктора. Надеюсь, что он сочтет более разумным вернуться, а не упорствовать в своих намерениях.

Я, граф де Вестенроде, решительно настроен защищать то, что требует защиты“».

Это все, мой глубокоуважаемый господин и хозяин. Затем этот человек вежливо распрощался со мной и удалился, не сказав больше ни одного слова.

Я позволяю себе сообщить Вам, что граф де Вестенроде считается крайне бедным человеком и его принимают за безумца или маньяка, что не может вызывать сомнения. Возможно, Вы уже слышали о нем. Тем не менее я считаю своим долгом поставить Вас в известность о его посещении.

Желая Вам удачного путешествия, остаюсь, мой высокочтимый господин и хозяин, Вашим преданным слугой.

Жером Коппеник.

Господин Пранжье сложил письмо дрожащими руками. Подойдя к зеркалу, он погрозил кулаком своему отражению.

– Безумец… – прошипел он сквозь зубы. – Безумец! Да, это ты действительно сумасшедший, ты, Бельфегор Пранжье, а не граф де Вестенроде! Почему ты не подумал об этом раньше? Почему ты позволил убедить себя, что владелец украденных предметов не может знать, что они были украдены? Граф де Вестенроде! Действительно, твое логово находится поблизости от жилья Снеппов!

Ему пришлось подавить неудержимое желание разбить зеркало вдребезги, но он всего лишь отвернулся от него, грубо выругавшись.

– Я не представляю возможности этого графа де Вестенроде… Возможно, он более могуществен, чем можно подумать. Тем не менее если речь идет о борьбе, то именно я его противник. И я не расстанусь со своим куском добычи, даже если мне придется сделать капитаном «Дорус Бонте» самого дьявола.