Текст книги "Интерконтинентальный мост"
Автор книги: Юрий Рытхэу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)
– Вот Сергей Иванович говорит, что можно поставить новый мост, – поспешил его утешить Иван Теин.
– Но такого-то больше не будет! – сокрушенно заметил Вулькын.
– Точно такой же, – заверил Метелица.
Туча сошла с лица Александра Вулькына:
– Комиссия прилетела, и вас ждут в сельском Совете.
Комиссию по расследованию возглавлял Владимир Иванович Тихненко, небольшого роста, коренастый, с пытливыми большими глазами, чукча. Его прадедом был промышленник, осевший на Чукотке перед революцией, в Рыркайпии, на мысе Северном. Николай Тихненко женился на чукчанке и зажил обыкновенным чукотским охотником, положив начало разветвленной и распространившейся по всей Чукотке династии чукчей с сильной примесью украинской крови. Специальность свою Владимир Иванович унаследовал от деда, прославившегося распутыванием загадочных преступлений во второй половине прошлого века.
Тихненко уже побывал на месте, и перед ним на чайном столике приемной председателя сельского Совета лежал смятый тюбик желтой краски для рисования.
У окна несколько человек о чем-то приглушенно спорили.
Тихненко тепло поздоровался с Метелицей и Теином и с ходу приступил к делу;
– Пока осмотр ничего существенного не дал. Вот разве этот тюбик. На вид только краска. Вон там техники пока о своем спорят, а я бы хотел сказать вам, что взрыв произведен методом аннигиляции вещества. Суть его заключается в том, что взрывается целиком все сооружение. Материал, из которого состоит объект, сам превращается во взрывчатое вещество. Скажем, металлическая арматура или, наоборот, бетонные наполнители… Зависит от выбора…
– Выходит, во взрывчатое вещество можно превратить любой материал? – нахмурившись, спросил Иван Теин.
– Теоретически, да, – уныло кивнул Тихненко. – Таким образом даже можно взорвать весь земной шар. Вам придется изучить наши предложения по усилению охраны строящихся объектов, – Тихненко обратился к Метелице.
– Готов выслушать ваши пожелания.
Метелица понимал, что ужесточение контроля, введение системы специальных проверок может усложнить работы, но придется идти на это. Он с тревогой думал о будущем нелегком разговоре с Хью Дугласом. На американской стороне строительства толклось столько народу, что порой толпы туристов создавали самые настоящие помехи работам. Старейшая аляскинская авиакомпания «Раян-Эрлайнз» широко рекламировала посещение строящихся объектов Интерконтинентального моста на пассажирских дирижаблях, вертостатах, а в эти летние дни морские пассажирские лайнеры пересекали во всех направлениях Берингов пролив, часто мешая проходу грузовых судов.
– Что же касается конкретных виновников, то пока ничего определенного не могу сказать. – Тихненко еще раз посмотрел на помятый тюбик с краской.
– Вы его подозреваете? – встревоженно спросил Иван Теин.
– Вы имеете в виду Перси Мылрока? – улыбнулся Тихненко. – В той же степени, как и любого из промышленных роботов.
Непонятно было, шутит он или говорит всерьез.
– Какой-нибудь из промышленных роботов мог иметь программу на производство взрыва, – пояснил Тихненко.
– Это черт знает что! – не выдержал Иван Теин.
Неужели так будет всегда? Неужели нельзя никому доверять до конца, и потому всегда будет существовать подозрительность, необходимость осторожности, недосказанность и проистекающие от всего этого чувства неуверенности в отношениях между людьми?
– Организовать и устроить этот взрыв технически нетрудно, – продолжал Тихненко. – Главное иметь несложную на вид штучку размером со спичечный коробок или вот такой тюбик с красками, положить на тот или иной материал, который должен взорваться. И человек, и механизм, доставившие детонатор на место, могут и не подозревать о своем соучастии в преступлении. Импульс на взрыв может быть подан из любой части земного шара, с любого спутника и даже с соседней планеты.
– Ну, а раскрыть, разоблачить того, кто это сделал, возможно? – спросил Теин.
Тихненко застенчиво улыбнулся:
– Мы будем работать. С товарищами. А вам, товарищ Метелица, я к вечеру предоставлю перечень необходимых мер безопасности.
– Такие же меры должны быть приняты и на другом берегу? – спросил Метелица.
– Вообще-то это их дело, – пожал плечами Тихненко. – Насколько мне известно, они пока отказались сотрудничать с нами в обеспечении безопасности строительства.
– Я поговорю об этом с Хью Дугласом, – пообещал Метелица.
Тихненко вместе со своей командой снова отправились к поверженному мосту. Перед отлетом в бухту Провидения он зашел в сельский Совет и сказал что можно убирать обломки.
– Значит, можно ставить новый мост-макет? – спросил Метелица.
– Можно.
– А если он опять, того… – у Ивана Теина язык не поворачивался назвать это слово вслух.
– Надеюсь, такого больше не случится, – с серьезным видом сказал Тихненко.
Он застегнул маленький черный чемоданчик:
– До свидания!
Поздним вечером, когда солнце, проделав огромный путь по большому северному летнему небу, спускалось над Инчоунским мысом, Иван Теин провожал друга. Вертостат начальника, находился на посадочной площадке, в старом Уэлене, и Метелица, вместо того чтобы вызвать машину на этот берег, решил пройтись.
Сначала шли молча, следуя на этот раз пешеходной тропкой, петляющей чуть выше главной дороги. На склоне горы кое-где виднелись яркие пятна женских камлеек: зеленые листья-чипъэт набрали силу, и было как раз время их сбора на зиму. За чипъэт пойдут горьковатые, терпкие листья кукунэт, а затем – юнэв, золотой корень. Чуть позже наступит пора ягод: морошки, черной шикши и голубики. Немного видов северных растений произрастало на перешейке Чукотского полуострова и своим скромным видом они не шли ни в какое сравнение с тропическими фруктами, в изобилии привозимыми на Чукотку, – их выращивали в теплицах хозяйства Опэ. Но в зимний зенит, когда от мороза с пушечным треском разламывался лед на лагуне, в полдневные сумерки полярной ночи так хорошо положить на язык мерзлые ягоды морошки или зелени, глянцевые от тюленьего жира чипъэт, разогнать сонливость от терпкого, чуть сладковатого вкуса радиолы розовой – юнэв.
– Самое горькое открытие в том, что очевидная, хорошая, нужная всем вещь вдруг кому-то не нравится, – с гневом произнес Метелица.
– В молодые годы, – задумчиво отозвался Иван Теин, – когда мои первые книги неожиданно для меня вдруг получили признание и критики и читатели стали их расхваливать, я с недоумением услышал несколько единичных кислых отзывов. – И вот что интересно: я с особым вниманием и тщанием изучал именно эти отзывы, и потом, когда писал следующие книги, каким-то подспудным, глубоким сознанием ловил себя на том, что приноравливаюсь к этим брюзгам, литературным мизантропам. Умом-то понимал, что это глупо, а все же думал о них: а что-то они скажут?
– Ну, наши-то разбойники, положим, пострашнее литературных критиков, – усмехнулся Метелица. – И, конечно, глупо предполагать, что в мире не найдется влиятельных и могущественных сил, которые бы не попытались помешать строительству или хотя бы навредить нам… Да уж ладно, будем надеяться, что служба товарища Тихненко разберется и оградит нас от будущих несчастий.
Вертостат был накрепко причален автоматической скобой к причальному кольцу. Он развернулся по ветру, и большие его прозрачные крылья трепетали, как крылья гигантского насекомого.
Метелица легко подтянулся на сильных руках и мягко уселся в пилотское кресло.
Услышав низкий, вибрирующий предостерегающий сигнал, Иван Теин отошел в сторону. Прозрачные лопасти слились в сверкающий диск, на несколько мгновений мелькнула радуга, расцепились захваты причала, и вертостат, плавно оторвавшись от земли, развернулся почти на месте по курсу и полетел сначала вдоль старой Уэленской косы, круто набрал высоту над Маячной сопкой и скрылся за вершиной.
Иван Теин еще некоторое время стоял возле посадочной площадки, рядом с причальной мачтой для дирижаблей.
За стихнувшим шумом улетевшего вертостата сразу же стал слышен размеренный рокот морского прибоя, и ноздри уловили запах соленого ветра, соленой воды.
Семен Аникай с возвышения управлял двумя механизмами, расчищающими площадку от обломков. Выше завала уже успело образоваться небольшое озерко. Получившая свободу вода старого уэленского ручья шумно сбегала в лагуну.
– К завтрашнему дню здесь ничего не останется, – бодро сообщил Аникай. – Чисто будет.
– Слышал, что здесь будет возведен другой мост-макет? – спросил Теин.
– Слышал, – ответил Аникай. – Раз решено, так надо довести дело до конца.
Метелица тем временем пролетал над старым Науканом, ведя свой вертостат низко над землей, над скалами, покрытыми разноцветным лишайником. Он торопился добраться до своей служебной квартиры над проливом. На этот раз, изменяя своей привычке любоваться с высоты панорамой стыка двух великих материков, слияния вод двух великих океанов, он круто развернул вертостат в южном направлении и через несколько минут посадил машину на площадку. Скобы-захваты намертво закрепили вертостат, о чем свидетельствовали сигнальные огоньки на приборной панели под панорамным обзорным стеклом кабины. Подождав, когда винты остановятся. Метелица вышел из машины и, ступая по тропинке, выложенной каменными плитами с бухты Секлюк, направился к себе.
Только теперь, усевшись в глубокое, покойное, несколько старомодное кресло и развернув его так, чтобы видеть привычную панораму двух островов. Метелица почувствовал физическую боль в груди. Сердце ныло по-настоящему, ощутимой телесной болью, и эту боль вызывало недоумение: как можно вот так злобно и жестоко надругаться над человеческими чувствами, над трудом людей, их стремлениями? Кому мешал этот мост-макет? Ну хорошо, сам Интерконтинентальный мост – это еще одно утверждение неизбежности мирного сосуществования, символ неуклонного стремления человечества к миру, и данное обстоятельство кое-кому не нравится… Не нравится тем, кто в свое время наживался на гонке вооружений, извлекал прибыли из самого безнравственного применения человеческого труда – изготовления смертоносного оружия в таких гигантских количествах, что использование даже малой части его могло уничтожить все человечество без следа. Среди противников моста есть и закоренелые антикоммунисты, мыслящие категориями прошлого века, так и не понявшие до конца, что коммунизм – это самое естественное состояние человеческого общества. Неужто свойство человеческой злобы таково, что она не может так скоро исчезнуть, перерасти если не в добро, то хоть в понимание других людей, тех, кого на земле подавляющее большинство?
За долгую свою жизнь Метелице иной раз приходилось сталкиваться с этим, и каждый такой удар в сердце рождал растерянность: как можно считаться человеком, будучи таким злым? Не так уж трудно понять, что мост-то все равно будет построен, и человечество уже не может отказаться от него, равно как нет другого выбора, кроме выбора жить в мире на этой планете.
И сейчас, сидя перед панорамным окном своего дома, Метелица понимал, что настоящая забота и работа только начинается. И что бы ни было, что бы ни случилось, какие бы силы не встали на его пути, – он обязан завершить строительство Интерконтинентального моста!
Включившись в систему связи, он вызвал своего заместителя.
– Нет, заходить ко мне не надо, – сказал он, удивляясь спокойствию своего голоса. – Пусть завтра же начнут переброску метеорологического макета-моста в Уэлен. Если будут возражения, найдите убедительные слова о том, что макет должен испытываться в естественных метеорологических условиях, а не в искусственно создаваемых. Разыщите художника Якова Цирценса и попросите его подумать о том, чтобы мост-макет максимально внешне походил на Интерконтинентальный. Пусть не стесняется в расходах, даже если потребуется заново насыпать макеты двух островов.
Переключив канал, отдал другое распоряжение:
– Пусть служба безопасности и охраны объектов рассмотрит и представит к завтрашнему вечеру новую систему допуска на строительные объекты. С применением последних достижений электроники. Пусть не стесняются и спросят у американцев, что у них есть нового.
Наконец, Метелица вызвал отдел внешних сношений, занимающийся и устройством экскурсий.
– Вы знаете, как американцы эксплуатируют строительство моста? Они зарабатывают на этом огромные деньги! Куда смотрят наши туристские организации? Передайте, что мы можем принять неограниченное число туристов со всего мира, Европы и, особенно, наших, советских. На новых буклетах пусть напечатают о взрыве моста-макета, и пусть особенно подчеркнут, что мост в любом случае все равно будет построен, сколько бы ни пытались его взорвать. И еще… Приблизительно недели через две в Уэлене состоится торжественный чукотско-эскимосский фестиваль искусств. Хорошо бы отправить туда наших рабочих с острова Ратманова. Можно даже приостановить работы – потом наверстаем.
Отдавая распоряжения, связываясь с людьми, со своими помощниками, многих из которых он лично подбирал, а некоторые работали с ним долгие годы. Метелица понемногу успокаивался, и даже боль в сердце утихала.
Откинувшись в кресле, он вдруг с удивлением понял, что день, во всяком случае рабочий день давно кончился и время приближается к полуночи.
Выключив всю связь, Метелица вышел из дома.
Спокойствие и величие царили в Беринговом проливе. Северо-восточнее мыса Пээк к морю спускался нетающий ледник, и от него исходило слабое свечение, добавляя свет полярной полуночи.
Ставшие привычными в небе большие грузовые дирижабли, гигантские вертостаты, грузовые корабли уже не привлекали внимания.
Что по-настоящему притягивало взор – так это едва различимые с высоты белые паруса байдар и вельботов: в проливе продолжалась летняя моржовая охота. Жизнь шла своим чередом, с такой же непреклонностью, с какой она началась тысячелетия назад.
Глава восьмая
Иван Теин любил летать на вертостате. Не без труда, но все же получил права на вождение этого аппарата. В распоряжение сельского Совета была предоставлена новая машина.
Вчера поздним вечером с мыса Дежнева позвонил Метелица и пригласил в поездку по всему маршруту будущей трассы Интерконтинентального моста.
– Заодно посмотришь, как американцы выколачивают деньги у туристов, – сказал он.
Служебный вертостат Уэленского сельского Совета с большим красочным гербом Советского Союза по правому и левому борту мягко оторвался от земли.
Прежде чем лечь на курс, Иван Теин проверил герметичность подъемных газовых баллонов, пристально оглядел все приборы, смешно шевеля губами при этом, и только после всех этих манипуляций, которые неизменно повторялись в строгой последовательности, тронул рычаг, и вертостат на небольшой высоте плавно двинулся от посадочной площадки к морю.
Иван Теин любил дорогу над морем: сначала вдоль старой Уэленской косы, мимо яранг, а затем под высоким берегом мимо Маячной сопки, над скалой Ченлюквин, огибая мыс за мысом. Говорят, что в древности именно этим путем шли байдары из Уэлена в Наукан, а зимой – собачьи упряжки.
Уже за мысом, примыкающим к скале Ченлюквин и носящим название Ченлюн, открылся Берингов пролив, слившиеся на горизонте острова Большой и Малый Диомид. На всем пространстве от мыса Дежнева до мыса Принца Уэльского виднелись корабли, плавучие платформы, с высоко вознесенными над водой вышками, катамараны и тримараны, тоже по существу представляющие собой производственные платформы. К югу от островов, за невидимой границей вод Ледовитого и Тихого океанов, стояли на якорях пассажирские туристские суда. Чуть в стороне от основного пути грузовых дирижаблей, несущих конструкции от Главного завода, расположенного в бухте Провидения, завис знакомый силуэт старого пассажирского дирижабля «Джой Галлахер». Иван Теин приметил, что на дирижабле сооружена открытая обзорная площадка.
Вертостат поровнялся со старым Науканом, набрал высоту, оставляя внизу мемориал-памятник Семену Дежневу, белую пенную строчку вечного прибоя, уже еле различимые издали развалины древних эскимосских жилищ – нынлю, и как бы вскарабкался на плато, где возвышались здания Советской администрации строительства Интерконтинентального моста.
Метелица стоял возле большого вертостата в окружении своих помощников. Взяв у одного из них блестящую, продолговатую пластинку, он поздоровался и сказал:
– Вот вам пропуск на все объекты строительства моста. На него нанесен ваш личный код.
На вид пластинка была совершенно гладкой и пустой. Очевидно, код был нанесен магнитным способом.
– Отныне все, кто намеревается посетить объекты стройки, – добавил Метелица, – должны иметь такой пропуск: постоянный или временный.
– А у меня какой? – улыбаясь, спросил Иван Теин.
– Постоянный, – ответил один из помощников Метелицы.
– Прошу в мою машину, – Метелица сделал приглашающий жест.
Это была парадная машина начальника Советской администрации строительства Интерконтинентального моста. В принципе тот же вертостат, но в несколько раз больше и мощнее того, которым управлял Иван Теин.
В салоне, отделанном нерпичьим мехом, – ряды широких, мягких кресел. Они располагались вокруг трех столиков, с каждого из них открывался отличный обзор в панорамный иллюминатор. На столиках – напитки, термосы с кофе и чаем.
Метелица усадил Ивана Теина рядом.
– Хью Дуглас просил о встрече, – сказал он. – Возможно, придется изменить маршрут.
Пассажиры заняли свои места, и вертостат, влекомый ввысь подъемной силой легкого газа, заключенного в баллоны-оболочки, слегка приподнялся над землей, освободившись от автоматических причальных захватов. Он поднимался строго вертикально, открывая взору вершины гор, долины, сбегающие к перешейку, соединяющему земной твердью тихоокеанский берег с берегом Ледовитого океана.
Вскоре можно было даже увидеть Уэлен – и новый, и старый, железнодорожную станцию Дежневе. Взглядом охватывалась живая панорама всей стройки: от теряющейся вдали, в Нунямских горах железнодорожной линии до новой эстакады, которая выросла среди долин и склонов тундровых гор, пересекла горный массив северо-восточной оконечности Азии и с южной стороны подходила вплотную к Берингову проливу. А на самой воде пролива уже поднимались будущие опоры, еще ощеренные металлической арматурой, но уже высотой своей превосходящие даже старый, замшелый Ченлюн. Теперь уже не надо особо напрягать воображение, чтобы мысленно увидеть протянувшийся на десятки километров Интерконтинентальный мост, берущий начало на советском берегу и стремительно бегущий высоко над водами, льдами пролива над островами Большой и Малый Диомид, мимо скалы Фаруэй к мысу Принца Уэльского.
Иван Теин с волнением обозревал с высоты Чукотский полуостров и Берингов пролив… Найти бы тех, что устроили взрыв на мосте-макете, и вот так бы поднять на эту высоту и дать им увидеть удивительное зрелище, свидетельство силы человеческой…
Метелица искоса наблюдал за выражением лица своего друга. Сам он немного привык к этому: несколько раз на дню поднимался он на высоту, чтобы оглядеть всю ширь стройки… И все же удивительно! В жизни Сергея Ивановича Метелицы еще не было стройки такой силы, такого размаха. Отсюда, из поднебесья Чукотки, сам человек, возводящий эту махину, едва ли был виден. Пожалуй, лишь в сильный лазерный бинокль можно заметить фигурки людей на огромных платформах, на грузовых площадках мощных вертостатов. Но чаще, при пристальном рассмотрении, эти фигурки оказывались механизмами, промышленными роботами, многие из которых до сих пор изготовлялись внешне похожими на людей и даже имели схожие с человеческими органы вроде рук-захватов, фар-глаз, а опорные платформы непременно делались в виде ног.
Да, это сооружение почище египетских пирамид, и человек будущего еще долго будет удивляться и восхищаться мостом!
– Ну как? – тихо спросил Метелица.
– Красиво! – ответил Иван Теин.
Трудно было подобрать другое слово: стройка поражала прежде всего именно красотой, силой человеческого гения, его труда, его умения.
Пилот немного снизил аппарат и повел его на пролив, скользя над казавшимися медлительными судами и низко идущими грузовыми дирижаблями.
Послышался вызов связи, и в кабине раздался чуть измененный электроникой голос Хью Дугласа.
– Мистер Метелица! Я нахожусь на борту лайнера «Рокуэлл Кент» и буду рад, если вы разделите со мной ленч. Приглашение, разумеется, относится ко всем, кто вас сопровождает.
Высоко вознесенная над палубой посадочная площадка на «Рокуэлле Кенте» располагалась на корме. Пока вертостат примеривался и снижался на расчерченную белыми линиями и кругами палубу, в широкий иллюминатор можно было разглядеть встречающих.
Рядом с Хью Дугласом Иван Теин увидел Френсис Омиак. Это была совсем не та девчонка, которую он видел два года назад, вернувшуюся на Малый Диомид после окончания средней школы в Номе… Теперь это была привлекательная молодая женщина, тоненькая, словно светящаяся изнутри. На мгновение Иван Теин с неожиданным сожалением подумал, что уже больше не влюбляться ему в молоденьких девушек и его время навсегда отошло в прошлое.
Поздоровавшись, Хью Дуглас произнес, больше обращаясь к Метелице:
– Я искренне огорчен случившимся в Уэлене.
– Мы уже начали монтаж нового моста-макета.
– Да, я слышал, – кивнул Хью Дуглас и, повернувшись к Ивану Теину, спросил:
– Надеюсь, никто из людей не пострадал?
– На этот раз обошлось.
Хью Дуглас нахмурился и твердо сказал:
– Думаю, что это больше не повторится.
– Кто знает, – медленно протянул Теин. – Если бы мы могли предсказывать все намерения наших врагов, жизнь была бы проще.
Хью Дуглас повел гостей к вместительному лифту. Обитая толстой моржовой кожей с едва видимым тиснением кабина приглушенно освещалась желтоватым, теплым светом.
Корабль был далеко не новый, оснащенный еще древними газовыми турбинами. Каюты обставлены мебелью, которая, согласно рекламным проспектам, в точности повторяла мебель роскошных океанских лайнеров прошлого века. Однако он был так велик, что гости ни разу не встретились с туристами. Все прошли в просторную капитанскую каюту с большими иллюминаторами, выходящими на оба борта. Корабль стоял так, что хорошо виделись оба острова и вправо и влево уходящая вдаль от них цепочка опор, ярко освещенных сигнальными огнями.
Несколько стюардов в белых кителях с золотыми нашивками ожидали у накрытого стола.
Хью Дуглас представил гостям капитана, очень пожилого мужчину с редкими рыжими волосами на голове, с веснушками, обильно покрывающими все открытые части его тела.
Начальник Американской администрации строительства посадил по левую руку от себя Метелицу, а по правую – Ивана Теина. Френсис уселась напротив.
Стюарды подали красочно оформленные карточки с перечнем предлагаемых блюд. Судовой ресторан принадлежал большой компании заведений, специализирующихся на морских блюдах, «Горфункель энд Сиифортс», главная контора которой и главный ресторан находились в аляскинском городе Анкоридже.
Френсис вертела в руках карточку, уже несколько раз прочитав сверху донизу мудреные названия разных экзотических блюд из десятков сортов морской рыбы, лангустов, лобстеров, знаменитых аляскинских королевских крабов. Она не смела поднять глаза, чтобы не встретить казавшиеся ей строгими и холодными глаза Ивана Теина. Как сын похож на своего отца! И, наверное, когда Петр-Амая достигнет того возраста, в котором сейчас отец, он будет в точности таким.
– Мисс, вы выбрали себе кушанье?
Френсис вздрогнула и назвала что-то совершенно ей неизвестное, утешаясь мыслью, что все равно это будет съедобно.
Она уже привыкла к своему положению помощника начальника Администрации строительства Интерконтинентального моста. Время от времени Хью Дуглас вызывал ее, интересовался, как идет работа над книгой, брал ее с собой в представительские поездки. Так, Френсис удалось побывать вместе с начальником в Париже, в Лондоне и в Москве. Несколько раз ездила в Вашингтон и раз даже была представлена президенту.
Остальное время она обычно проводила на Кинг-Айленде, или же на Малом Диомиде, в родном Иналике, куда заезжали охотники, стараясь задержаться подольше, объясняя это тем, что здесь зверь идет гуще.
Френсис прислушивалась к разговору, к голосам, которые как бы перемещались по большому столу, перемежаясь со стуком вилок, звоном хрустальных бокалов.
Перси так и не дал согласия на развод. Он передал через адвоката, чтобы Френсис и не мечтала о том, что ей доведется когда-нибудь соединиться с Петром-Амаей в законном браке. Петр-Амая и Френсис всерьез раздумывали над тем, не пренебречь ли всеми законами и соединиться по старинному эскимосскому обряду, когда не требуется никаких бумаг и ничьего признания, кроме взаимного согласия.
Разговор между Метелицей и Хью Дугласом шел оживленно.
А Френсис скромно сидела, как бы отделившись от хозяев и гостей. Но время от времени она ловила на себе взгляд Ивана Теина и не знала: смотреть ли ему в глаза или стыдливо опускать взор, как полагалось по старинным эскимосским обычаям.
Своим видом она напоминала маленькую морскую уточку, случайно оказавшуюся в стае громогласных чаек. Жалость шевельнулась в душе Теина, и он повернулся к ней.
– Как ты живешь, Френсис?
– Хорошо.
– Как дома?
– Хорошо…
– Приедешь в Уэлен на фестиваль?
– Собираюсь…
Иван Теин замолчал. Он не знал, как дальше вести разговор. Надо бы, наверное, спросить, как они собираются поступить с Петром-Амаей. Но как спросить? Его ли это дело? И он не нашел ничего другого, как произнести уныло, отеческим тоном:
– Ты хорошая девушка, Френсис…
Френсис удивленно посмотрела ему в лицо. От Петра-Амаи она знала, как Иван Теин относится ко всему случившемуся. А тут вдруг: «Ты хорошая девушка, Френсис…» И, хотя и тон, и сказанные слова показались ей неуместными, Френсис все же почувствовала в них скрытую теплоту. Лучик надежды засветился в ее душе, и она уже смелее смотрела вокруг и слабо улыбалась Ивану Теину, когда их взгляды встречались.
Хью Дуглас предложил на его вертостате подняться над той частью пролива, которая примыкала к Аляскинскому берегу.
Здесь была почти такая же картина, как и на советской стороне. Хорошо просматривалась эстакада для железнодорожных путей и автомобильного полотна, которая вплотную подошла к мысу Принца Уэльского.
Метелица оценивающе смотрел на сооружения американцев и не мог не отметить про себя, что они нисколько не отстают от советской стороны. Да, было время, когда приходилось тянуться за ними, а порой и перенимать их опыт промышленного строительства, организации производства. Теперь им приходилось тянуться за нами. Немало выиграл капитализм от отказа от гонки вооружений. Можно сказать даже, что этим самым он продлил себе жизнь, позволив пустить огромные средства на решение социальных проблем, чреватых большими неприятностями: безработицы, проблем больших городов, повышения пенсионного обеспечения для малоимущих, пособий на медицинское обслуживание и образование… Метелица хорошо помнил, сколько было статей по поводу того, что якобы Советский Союз и вообще коммунисты решили отказаться от идеи универсальности социалистического строя для всех народов земли, ибо, проповедуя мирное сосуществование и разоружение, они дают капитализму шанс на выживание. Особенно любил это подчеркивать недавно скончавшийся американский политический историк Кристофер Ноблес.
– Единственное, что нас беспокоит, – это то, что жители Малого Диомида нелегально приезжают и подолгу живут здесь. А пребывание на острове становится все более опасным. Даже достопочтенному Адаму Майне время от времени приходится покидать Иналик, – продолжал Хью Дуглас.
Вертостат начальника Американской администрации строительства Интерконтинентального моста взял курс на Ном.
Макет-мост, перекинутый через знаменитую речку, у устья которой почти два столетия назад разразилась золотая лихорадка, совершенно переменил облик старого городка. Все остальное, даже внушительные здания федеральной почты и полиции, нового отеля, принадлежащего местному жителю Саймону Галягыргыну, по сравнению с великолепным инженерным сооружением, выглядело старомодным.
Иван Теин почувствовал в сердце укол зависти. Еще совсем недавно такой же мост, казавшийся даже лучшим, чем этот, потому что стоял в родном Уэлене, украшал галечную косу, соединяя берега старого ручья.
– Как вы думаете, успеем до фестиваля восстановить мост-макет в Уэлене? – улучив минуту, тихо спросил Теин Метелицу.
– Должны успеть!
С высоты полета все же было заметно, что Ном внешне изменился. То и дело в поле зрения попадали новые здания. На окраине, за жилым массивом, носящим название «Айс вью», выросли поблескивающие на солнце огромные здания теплиц. В Арктике при избытке дешевой и обильной энергии считалось наиболее разумным и выгодным производить в автоматических теплицах все виды овощей и фруктов от самых обычных до тропических.
За последними домами, к югу от центра города высилась старая, ржавая драга.
– Мы хотели ее убрать, – сказал Хью Дуглас, – но местные жители воспротивились; туристы из южных штатов любят фотографироваться на ее фоне.
Старый салун «Моржовый бивень» гостеприимно распахнул двери. Гости вошли внутрь, физически преодолевая напор громкой резкой музыки.
В полутемном зале было еще пустовато. За дальним столиком сидели Перси Мылрок и советский художник Яков Цирценс, о чем-то оживленно беседуя. Прервав разговор, они оба с нескрываемым удивлением уставились на вошедших: уж никак не ожидалось, что сюда могут заглянуть председатель уэленского сельского Совета и начальник Советской администрации строительства Интерконтинентального моста.
Взглянув на Перси, Иван Теин вдруг вспомнил помятый тюбик желтой краски, найденный на месте взорванного макета-моста в Уэлене… Конечно, это могло быть и чистой случайностью. Там вполне могла оказаться, скажем, расческа самого Теина; он не мог их напастись и терял повсюду.
– Вы даже представить не можете, какой это интересный и самобытный художник! – восторженно воскликнул Яков Цирценс, представляя Перси.
– А мы с ним давно знакомы, – сказал Иван Теин.
Но Перси не смотрел на него. Взгляд его был обращен на Френсис, которая вошла вместе со всеми в салун и уже уселась за соседний столик, куда расторопный бармен ставил чашки с кофе и высокие стаканы с «Китовым тоником». Перси был хорошо одет, выглядел преуспевающим, и в выражении его глаз больше не было отрешенности и дикости, как во время его работы на плато острова Малый Диомид.
– Здравствуй, Френсис, – хрипло сказал он, подсаживаясь за столик.
– Здравствуй, Перси, – ответила Френсис.
– Как живешь?
