Текст книги "Русь Заповедная"

Автор книги: Юрий Миролюбов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

ИВАН-ДА-МАРЬЯ

Юрьевская Захариха рассказывала детям: «Жили на свете Иван, добрый парень, да Марья, девушка работящая, верная и добрая. Полюбились они друг другу с детства, и где был Иван, там была и Мария. Выросли они. Вот Иванов отец и говорит: “Пора тебе, Иване, жениться да детей заводить!” – “А засылайте сватов к Марье, батя!” – “К Марье? Да ты с ума сошёл? У них ни кола, ни двора! Тебе надо девку, чтоб с приданым пришла, корову бы, лошадь во двор привела, а не такую, как она!” – “Хочу Марью и только Марью!” – “Ну, что ж, сыне. Воля-то ведь моя? А я сказал, что нехорошо брать бедную девку”. Прошёл месяц, другой, вот и говорит отец: “Нашёл тебе я невесту, Степаниду. Уже и с отцом сговорено. На Пасхе повенчаем”. – “Не будет того, отец! – закричал Иван. – Не хочу я вашей Степаниды. У неё зубы длинные! У неё ноги лопатой!” – “А зато у неё десять десятин земли, пара быков, десяток овец, тройка коней, две коровы!” – “Не надо мне ни земли, ни коров, если так! Заведу и сам своим трудом”. Осерчал отец и стал бить Ивана. Бьёт, а сам приговаривает: “Вот тебе наука! Наука! Наука!” Стерпел сын отцовские удары, а вечером пошёл в стога, где встречались они с Марьей, и видит ту в слезах. “Что с тобой, сердце моё?” – спросил он. “А тато хотят меня за лавочникова сына выдать! Он пьяница, лентяй и недобрый парень. Как мне и быть-то без тебя, милый?” Рассказал Иван и ей, как отец его неволит, на Степаниде женить хочет. Вот и решили они вдвоём к бабке одной сходить. Знала та бабка “веду”. Пришёл к ней Иван. “Садись, Ваня! – сказала бабка беззубая. – Знаю, зачем пришёл! Степаниду тебе на шею навязать хотят. Не выйдет ихнее дело!” Между тем родители сватов заслали, получили согласие родителей. Как тут отказаться? Думал Иван, думал и опять к бабке. А та и говорит ему: “Ежели никак нельзя будет отказаться, так возьми вот эту траву, да сделай настойку, сам выпей и Марье дай. Тогда никакие силы вас не разделят!” Поблагодарил Иван бабку, взял траву, сделал настойку, при себе стал носить. Подошёл день, готовятся родители к свадьбе. А Марьины тоже, ибо в одно и то же воскресенье венчаться должны были. Стеречь их обоих начали, чтоб не ушли перед венцом из дому. Марью на замок родители посадили, а за Иваном всё время отец ходит! Вот и улучил минутку Иван, пришёл к Марье под окошко и говорит: “Ты здесь, милая?” – “Да, я здесь, сижу под замком, выйти не могу!” – “Ну, ничего, я разломаю окошко!” Сказал и стал ломать. Сломал. Вытащил Марью наружу. Видит, родители бегут за ними. Побежали они в степь. На бегу дал он ей глотнуть настойки и сам глотнул, и вдруг оба они повалились наземь и сделались травой, на одном и том же стебле жёлтенький, а рядом голубенький цветок!.. Так с тех пор и зовут его “Иван-да-Марья”!»

ЖАР-ПТИЦА

Эта Птица, конечно, является либо Фениксом, либо Солнцем. «Поймать Жар-Птицу» – держать в руках Счастье; Иван-Царевич, ловящий Жар-Птицу, находит себе Царевну-Невесту. Братья сговариваются, чтоб его убить и завладеть Жар-Птицей и Царевной. Сказка имеет много вариантов, но все они вовсе не являются плодом свободной фантазии, как может казаться извне. Русская Сказка имеет свои законы и свои приёмы. Некоторые из них, пластические в себе, настолько отточены, что являются настоящим словесным орнаментом. Изложение Русской Сказки тоже определённое и подчинённое определённым требованиям. То, что Жар-Птица является если не самим Солнцем, так Солнечной Птицей, видно хотя бы из слов: «И вдруг видит Иван-Царевич: сад озарился светом, стало ясно, как Днём!» Жар-Птица прилетает три Ночи подряд. Но место Сказки соответствует Трем Прыжкам Солнца на Пасху или Трем Шагам Вишну ведийцев. Жар-Птица же – птица необычная, на ней Золотое Перо! Вспомним Юрьевскую песенку: «Ой, Толо, Толо, Золоте Перо!» Это Птица Хороса, или «Хоросия Птица», откуда вышло «Хорошая Птица». Это Вешний Луч Божественного Солнца, слившийся по ассоциации с Птицей, ибо птицы прилетают «из Ирия весной», то есть из Райского Края. Они должны нести в себе нечто от Ирия. Это нечто – Золото-Перо. Оно сродни Золотому Петушку. Последний – символ Огня-Агни-Огнебога-Сема и Рьглы, или Семаргла. Таким образом, Золотой Петушок и Жар-Птица, будучи разными по внешнему изображению, одинаковы по своей сущности и значению. Эти две Птицы – вещие, ибо Золотой Петушок поворачивается в сторону, откуда идёт враг на Царство. О вещем значении Жар-Птицы говорится только вскользь, тогда как Петушок именно в том и состоит, что он вещий. Вместе с тем он является инструментом Вечной Справедливости, ибо он клюёт насмерть виновного. Это ещё больше усиливает родство образа с Солнцем-Огнём, ибо преступников подвергали наказанию Огнём. Отсюда выражение: «он прошёл огни, воды и медные трубы!», ибо наказание возвещалось трубачом. Сохранился даже город с таким названием. Прилёт Жар-Птицы, сияние, которое она производит над садом, – суть признаки возвращающегося Вешнего Огня-Солнца. Глубочайшая древность в этих описаниях. Если бы это был Феникс, он бы, пожалуй, носил больше черт, родственных последнему. Но Жар-Птица, вероятно, не Феникс, а сам Агни-Варуна-Индра. Чудная песня, которую она поёт, конечно – вешние песни птиц. Но что Жар-Птица ворует яблоки в саду Царя, тоже имеет значение: Солнце в своём неумолимом ходе доходит до дня, когда яблок больше нет. Таким образом, «воровство яблок» – символ протекающего времени, исчезновения вещей преходящих.

СИВКА-БУРКА – ВЕЩАЯ КАУРКА

У греков был Конь Тындареос, что означает «производящий Гром», откуда латинский глагол «тундера». Синоним Громового Коня – русская Сивка-Бурка-Вещая Каурка. Гром – «известие» Индры, что будет Дождь, нужнейший в жизни пастухов, как и земледельцев (Громани. «Заген унд Бемен». Прага, 1863; Теодор Бент. «Цыклады», 1886). Таким образом, понятно, почему Сивка-Бурка называется «вещей» в Сказках. Дождь предвещает урожай, а Гром предвещает Дождь. У славян Гром – грохот Перуна, Кующего в Небесной Кузнице, или грохот его Телеги, Молния – Искры из-под копыт его Коней. Сегодня славяне считают, что это «Илья Пророк гонится за бесами». В Юрьевке говорили просто: «Илья едет на Железной Телеге». Левины и Маруты ведической религии, Божества Бури, Грома и Молнии, обладали Кнутом, «от ударов которого проистекает Мёд (Роса), удобряя Землю» (Л. Мириантеус. «Левины, или Арийские Диоскуры». Мюнхен, 1876). Однако если германцы заявляют своё некое преимущественное право на арийское происхождение, то Славяне чище их, ибо с персами они не смешивались и их мифология только входит в стадию исследования, как позднейшая по времени дисциплина. Славяне просто пренебрегали их мифологией, не придавая ей значения. Есть данные, позволяющие думать, что «тема Асвинов и Марутов» была известна уже праславянам-иллирийцам, бывшим в Германии за много десятков тысяч лет до немцев. На их фарфоровых вазах и тарелках виден Всадник, олицетворяющий собой Рассвет. Левины предвещают Зарю. Сивка – тоже Вещая Каурка. Ведийцы просили Асвинов о помощи против сил Тьмы. Иван-Царевич произносит «формулу»: «Сивка-Бурка, Вещая Каурка, стань предо мною, как Лист перед Травой!» Эта формула-заклинание напоминает о представлении Листа перед Травой-Сомой, Божеством в Себе. По верованию ведийцев, Лист стелется или встаёт перед Травой-Сомой. Священная Трава превышает всё растущее в своей важности, Лист стоит на страже перед Сомой, как у китайцев «Трава покрывает собой Жень-Шень» (священная китайская трава). Можно думать, что под влиянием культа Сомы китайцы тоже обожествляли корень Жень-Шень. Они ведь были соседями саков, а также Т-Син, арийцев, давших им династию Т-Син и само имя Т-Сина (Шина, Чайна). У ведийцев Лист стелется, потому что Сома – священная Трава, или встаёт перед ней (заклинание Ивана-Царевича), чтоб закрыть её от вражеских взоров. Бог Грома у китайцев изображается в виде Птицы. Когда летит Жар-Птица, «слышится большой шум и светится ясный свет, от которого становится видно, как днём». «Риг-Веда» (II, 28, 8) говорит, что «Варуна смотрит, мигая без устали, в своём жидком Обиталище, и возникают мигания Молний». Вне всякого сомнения, Сивка-Бурка, Дождь, Гром, Молния, Перун и Варуна связаны. Варуна или Перун даже по звучанию близки друг другу. Об этом мы указывали в книге «Славянское язычество и ведийцы». Но Сивка-Бурка – Лошадь со сверхъестественными качествами, как та, что «вырвалась из Сонма Божеств и прискакала к нам», по словам ведийцев. Рудра, Божество ведийцев, ведавшее Бурями, и которое у браманистов заменяет Сива, несёт разрушение, как Дожди и Бури, превращающиеся в бедствие. Сивка-Бурка несётся «поверх Облака Ходячего, поверх Леса Стоячего». Это – Конь Грома и Молнии, Дождя и Плодородия. Сивка-Бурка не Рудра, но если не сам Варуна, то Конь Варуны-Индры. В славянском язычестве он – Конь Перунов. Один из Коней, ибо Телега Хороса, или Телега Перуна, что одно и то же, запряжена больше, чем одним Конём и, вероятно, тремя. Тройка была в ходу не только у борусов, но и у вендов. Она была не потому, что «Бог любит Троицу, а четвёрту Богородицу», а потому что, как указывает Шопен в своей книге «Революции северных народов», «славяне имели склонность» к числу три, что понятно, если вспомнить про Триглав и распределение Божеств по Триглавам, то есть по три. Тримурти браманистов – та же идея. Троичность проистекает из Трёх Шагов Вишну. Асуры-демоны, защитники Дракона, которого поражает Индра. Мы должны цитировать Прокопа («Война Вандалов», II, 2 и дальше), где говорится о Диоскурах – «огнях св. Эльма» накануне решительной битвы, положившей конец Вандальской Империи в Африке. В этих Огнях перед Грозой мы узнаем «Свет Близнецов», уже нами упоминавшихся. Этот Свет «появляется перед людьми, говоря об умерших без запечатанной Могилы-Ямы», как утверждает юрьевское поверье. В Ново-Батайске считалось, что это – «души умерших Близнецов», а в Антоновке говорили просто «души покойников, ищущие успокоения». «Из ноздрей Сивки вырывается Дым и Пламя, а из-под копыт скачут зги (искры)». Зарница – Искры от копыт Сивки, но Зарница же – Русалки, предвещающие урожай. «Полыхают Зарницы на добру Пшеницу» – поговорка антоновских мужиков. Зарницы, Огни св. Эльма суть Близнецы, их Свет. Та же идея встречается и у греков. У ведических индусов Рогитам Лук Индры является тоже Божеством Грозы. У индусов современных это – Лук Рама Шандра. Персы считают его Луком Рустема, или Луком Шайтана. Радуга у славян носила название «Моста Волхвов». Подробностей об этом разыскать не удалось. У антоновцев это – «Рай-Дуга», то есть «Райская Дуга», а Юрьевцы считали её «Дорогой и Мостом в Рай». Они же говорили: «Кинь скакае в Неби». Вероятно, это – Конь, Скачущий в Небе, и есть «Сивка-Бурка» русских сказок. Может, в этих полулегендах скрывается тотемическое значение Коня, но решить этот вопрос без источников мы не можем.

СЕРЫЙ ВОЛК

Серый Волк русских сказок, конечно, тотемического происхождения, иначе нельзя поверить, что Волк, вор и разбойник по характеру, помогает Ивану-Царевичу. Если же он – тотем, то тогда понятно, что он покровительствует своему подзащитному. В сказках он делает тысячи чудес, подаёт множество разумных советов и вообще ведёт себя как добродетельное существо. Существо это особенное, наделённое способностями, превышающими человеческие, а потому обладающее возможностями, недоступными человеку. Если бы Серый Волк был лишь продуктом фантазии народного творчества, то такая фантазия, совершенно противореча действительности, была бы скоро забыта или же была бы только в одной, двух сказках. Между тем Серый Волк пользуется вниманием составителей сказок, он – участник приключений Ивана-Царевича и часть подвигов последнего переходит и на него. Серый Волк неизменно спасает Ивана-Царевича там, где ему грозит гибель. В некоторых случаях, найдя Ивана-Царевича даже убитым, он обращается за помощью к Ворону, другому Тотему (вероятно, олицетворение Мудрости), и через него достаёт Мёртвую и Живую Воду. Мёртвой Водой он исцеляет порубленное тело Ивана-Царевича, а Живой пробуждает его к Жизни. «Как я долго спал!» – восклицает тот, поднимаясь и протирая глаза. Здесь высказана идея древнего мира: Смерть есть Сон. Но Волк, вырывая Ивана-Царевича из Царства Смерти (Ямы), обладает силой тотемической, ибо обычному животному, хотя бы и сказочному, это было бы не под силу. Вместе с тем Волк есть Волк, весьма далёкий от благородства, проявляемого им в сказке. Таким образом, Волк здесь не обычное животное, а священный Тотем. Следы такого понимания Волка мы находим в Швеции, где его не называют по имени, а говорят: «тихий», «бесшумный», «силансье» по-французски. Другой след мистического Волка мы находим в мифе о «Вовкулаке» на Юге России. «Вовкулака» – тот же Волк, по-местному «Вовк», но значение приблизительно то же, что и «Лу-Гару» французских легенд. Конечно, легенды и мифы народов арийской расы более или менее общи. Так «Лу-Гару» совпадает с южнорусским «Вовкулакой». Что Серый Волк мог быть тотемом, нет сомнений. Был им Орёл, Сокол, до сих пор упоминаемый в просторечии для высказывания ласкового отношения или в песнях. Были Бык, Лошадь и другие Животные. Таким образом, участие Серого Волка в подвигах Ивана-Царевича объясняется, ибо он был его тотемом. Если Иван-Царевич преуспел, то не только благодаря своей отваге, но и благодаря тотему. Если бы это было не так, мёртвый Иван-Царевич остался бы мёртвым. Возродил его, дал ему новую Жизнь Серый Волк – тотем. Именно таковой и является роль тотема, ибо у него просили не обычной помощи, а превышающей человеческие возможности. В неолите это было общим обращением.

ЗАГРОБИЕ

О Загробной Жизни славяне были более или менее определённого представления. В одних случаях они говорили: «Из Навья не приходят ниву венити», а в других: «Там всё, как здесь, и Землю у Отца (Сварога) пашут, и стада гоняют, только нет там ни печали, ни воздыхания». Православная Панихида говорит: «(упокой, Господи) их в месте злачне». Это безусловно отзвук древнеславянского представления: «там степи злачные, бряшна тучные». Галицкие идеи «о Чёрном и Сером Свете» надо отнести к позднейшим, христианским, приноровленным задним числом к язычеству прошлого. Язычество верило, что Тот Свет – Синий, Лазурный, Сварга – Умерший идёт в Сваргу через Свят-Реку (отголосок воспоминания о Яксарте), где одни, грешники, остаются на этом берегу и присоединяются к Ыркам, к которым также примыкают «непечатанные» умершие, то есть те, чья могила не была «запечатана» заклятьем: «Лежи, спи, человече, и не вставай, родных не пугай, по ночам не ходи!» Ырки и Непечатанные Мертвяки были той «Нечистью», к которой после присоединили и славянских Богов, а также Русалок, «беси бо суть»! Но славяне верили, что стоит произнести Моление об упокоении блуждающей души, как она успокаивалась. Русалки, как мы указывали ранее, были благоприятными женщинам и детям, и если озорничали, то с молодыми парнями. Кстати, и слово «парень» происходит от слова «пара», «париться», входить с какой-либо девушкой в дружбу, любовь, образуя с ней «пару», будущих мужа и жену. Следовательно, если молодой человек, юноша, был один, Русалка могла ему представиться и влюбить в себя. Другой Нечисти славяне не хотели знать, и Чернобога старались даже не вспоминать, считая, что они – «Дажьбовы Внуки», следовательно, подзащитные Белобога, и Чернобог им не мог ничего сделать. Загробие славянам не представлялось как мрачное место, где грешники должны мучиться. Нераскаянный грешник, «неотмолимый» мертвец просто исчезал, не оставляя следов. Остальные после более или менее долгого пребывания «по ту сторону Свят-Реки», то есть между Жизнью и Смертью (окончательной), переходили в Сваргу, где присоединялись к остальным, прежде умершим. В той Жизни они должны были так же трудиться, как и на Земле, но Жизнь была беззаботной, Урожаи большими, Скот не старился и не погибал. «Волки ели Траву», а Овцы и Овны ходили тучными Стадами в Синей Сварге, еле видной с Земли. Оттуда они светили вниз по Ночам, чтоб защитить Родичей, ибо Сварог им давал Свет, после которого они светились сами. Антоновский Дед Воркун всегда вечерами сидел на завалинке и долго смотрел на Звёзды, на вопрос, что он делает, отвечал: «Та то ж гляжу на Тату с Мамой! Они на меня смотрят с Неба. И все Родичи наши там. Видишь, как зоряно (звездно)?» Дед Воркун улыбался Звёздам, считая их Родичами! То же говорили в Юрьевке: «Гляди, все Родичи на Сходку вышли!»

ПЕРВЫЙ И ВТОРОЙ СПАС

Спас – значительное событие в жизни крестьянства. На Спаса в Южной России обычно если жатва не закончена, то заканчивается. До Спаса не принято есть ни яблок, ни груш. Виноград тоже появляется на рынке лишь после Спаса. Первый Мёд в году можно купить, начиная со Спаса. До того хозяева должны видеть, каков был взяток и сколько можно взять Мёда с улья. К Первому Спасу несут в церковь новую Пшеницу, Вино и Елей. К Спасу в старые времена приготовлялся Первый Хлеб из новой муки. Несли его в Боголесье и там предлагали Сварогу. То же делает крестьянин, принося Хлеб в церковь. На Второго Спаса, а где и на Первого, смотря по месту, происходило Освящение плодов земных: яблок, груш, винограда. «Ева моя, Евочка, не ешь до Спасова Дня Яблочка!» – говорили на Руси. И действительно, фруктами до этого дня не торговали! Начиная со Спаса их снимали. В этот день церковь полна аромата мёда, яблок и груш. Все стоят с узелками и ждут окончания обедни, после которой производится Освящение плодов, пшеницы, винограда, мёда. Служба носит торжественный характер, и все верующие одеты ещё по-летнему. У всех довольные лица: главный труд года закончен, остаётся ещё немного проса в поле, бахчи, огороды, капуста, поздняя картошка и прочее. Уже известно, что урожай был хорошим, средним или выше среднего. К Покрову будет закончено всё. В этот День – Яблочные Святки. Везде видны люди, одаряющие друг друга освящёнными плодами. Дети едят яблоки до оскомины в зубах в этот День, и на другой день уже ни на груши, ни на сливы и смотреть не хотят. В этот же День после Службы муж даёт Яблоко жене со словами: «Бери, Ева, яблоко с Древа, Бог благословил!» И та, опуская глаза в Землю и краснея, отвечала: «Тоже Адам сыскался!» Со смехом откусывала она Яблока и подавала мужу. В этой сцене, так похожей на Библейскую, была наивная красота. Герани, перенесённые из сада на окна, были ещё в цвету. В саду было множество жёлтых гвоздик (китайских), майоров, петуний, астр и георгин, а в доме на раскрытых окнах уже червонели герани. Воздух ещё был полон летних запахов, тепла, утрами росы были обильны, но уже чувствовалось, что ненадолго вся эта красота и что скоро пойдёт осенний, холодный дождь, задует Борей и Стриб и полетит листва с деревьев, наступят Овсени. Но пока ещё краснели связки горчайшего перца под стрехами, в полдень ещё было жарко, и ещё оставались в поле Снопы. Первый Сноп красовался в хате, под образами. Входя, все крестились на образа, а потом Снопу, говоря: «Деду нашему слава! Хозяину с хозяюшкой слава! Здоровы будьте!» На что следовало приглашение отведать Спасова Пирога с мясом, рисом и сладкого, с яблоками. Выпивали рюмку-другую водки, настоянной на лимоне либо на ягодах шиповника, а то на вишнях, и садились за Страву.

УСПЕНЬЕ

После Спаса время катится быстро: «После Спаса гони скотину с попаса!» Крестьянство готовится к Осени. Ещё есть работа на бахчах, идёт сбор проса, подсолнухов, тыкв, дынь, арбузов, капусты, но уже отгудел обмолот и перестали плыть по дорожной пыли возы пшеницы. Едут с поля с травой, капустой. Тыквы, дыни-дубовки, последние огурцы, если были дожди и бодылье не завяло. Везут картошку, но уже многие выехали на осеннюю пахоть, кто с плугом, а кто с букером, озимью постельку готовить, свежую землю переворачивать. Заканчивается Годовой Круг. Как говорит стихотворение:

Закончен Круг. Поспело жито.

В саду ещё – сиянье роз.

Но призрак осени копыто над далью солнечной занёс.

Осень, Осень чувствуется во всём. Георгины, китайские гвоздики, петунии, майоры, лаванда, базилик ярко цветут. С каждым днём они торопятся, цветя ещё ярче, как бы чувствуя близкий конец жизни. Грусть в воздухе. Жаркий полдень ещё полон солнечных лучей, зноя, но уже не того зноя, от которого Летом спасенья нет, а другого, более мягкого. Лебеда полна зелёной пыльцы на огородах, щерица и щавель покраснели, побурели, полны семян. Даже колючки больше не колются. Тревожно шумит листва яблонь. Кое-где мелькает жёлтый лист. Зелень покоробилась, посерела. Утрами роса студёна. Река темнеет. Нет в ней ни голубизны весенней, ни зелени Летней, тёмная волна её полна осеннего света. Близка осень. Птицы собираются стайками, учатся летать. Ласточки летают целыми роями. Пчела гудит у ульев, напрасно летя за взятком, которого становится всё меньше и меньше. Успенский Пост богат перцем, баклажанами (синими), помидорами, кабачками, новым луком, чесноком. Жареная рыба на подсолнечном масле, молодая картошка, огурцы, томат – еда этих дней. Люди постятся, как бы готовясь к расставанию с летней красотой природы. Грустно смотрит дед в небо: «Ласточек вижу! Недолго уж им у нас быть... Доживу ли до их возвращения?» Звон колёс по дорогам не тот. Не те тени. Солнце ниже всходит, ниже садится вечером. Вдали, степями скачет всадник. Кто он? Может, верховой? Может, вестник несчастья? И в душе каждого забота: запастись топливом на зиму! Заготовить угля, дров, кизяка, соломы, чтоб было тепло. Умирающая Природа уже тронута здесь и там знаками конца. Успенье – Успенье Природы. Крестьяне относились к нему трогательно: у Криницы – ломоть Хлеба, Приношение Природе. В этом как бы помощь человека, чтоб Зелень жила ещё! На широком капустном листе – ломоть Нового Хлеба! Жертва Роднику-Роду, значит, Снопу, Деду Вселенной, Отцу Неба и Земли.