Текст книги "Пленник волчьей стаи"
Автор книги: Юрий Пшонкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА ВТОРАЯ
Пастух Атувье жил на свете двадцатую зиму. Он был высок, но худ, пастух Атувье, сын пастуха Ивигина. Однако, глядя на него, старики многозначительно покачивали головами: через два три лета этот парень станет первым борцом рода. Настоящим богатырем, ибо у сына Ивигина была широкая кость. А мясо нарастет. О, Атувье будет великим, непобедимым борцом. Старики это знали, мудрые старики давно предвидели это. По обычаям предков, которые раньше часто воевали с соседними племенами, родовые советы стариков при рождении мальчика определяли его судьбу. По строению тельца новорожденного они безошибочно определяли, кем он будет для рода – борцом, бегуном или метателем копий и камней. Согласно их приговору, опытные мужчины-бойцы исподволь готовили мальчика к будущим боям и состязаниям в том виде, в котором он мог отличиться. Если род имел непобедимого борца, бегуна или метателя, тот род был счастлив. Такой род уважали и побаивались.
Уже сейчас Атувье на целую голову был выше самого высокого взрослого пастуха. Он был худ, но ловок, сын Ивигина. Настоящий пастух. Его чаут не знал промаха, его ноги не знали устали. Но Атувье был беден, потому что бедным был его отец Ивигин. Уже четыре лета и четвертую зиму пасет Атувье оленей богача Вувувье за долги отца. Когда-то отец Вувувье, богач Мулювье дал взаймы пятнадцать оленей бедному пастуху Ивигину, чтобы тот смог отдать выкуп за невесту. Через три года Ивигин расплатился с Мулювье, который вскоре ушел к «верхним людям». Но наступили плохие времена: коварная копытка, бич оленей, унесла в две зимы все богатство Ивигина – семь голов. И снова Ивигин, чтобы не умерли с голода жена и два сына, вынужден был идти на поклон к богачу. Теперь уже к Вувувье – сыну Мулювье. О, богачам никакая копытка не страшна – у них всегда много оленей. А Ивигину нужно было кормить еще и своих родителей. Большая семья ест много мяса и рыбы. Вувувье дал десять оленей, но за это Ивигин должен был три лета и три зимы пасти его табун.
Летели годы, как гуси на юг, – быстро, неудержимо, а Ивигин никак не мог выпутаться из долговых силков. Рано ушел от отца старший сын Иттык. Вырос Иттык сильным. А что толку? Сильный, а бедствует, как и отец. Да-а, не в силе счастье. Вон Вувувье – и ростом немного выше оленя, и кривоног, и косит одним глазом, а очень многие на долговой веревке у него ходят. Вот и он, Атувье, уже четвертую зиму его оленей пасет вместе с оленями своей семьи. За одну еду пасет он оленей богача. Как и многие мужчины стойбища Каиль. А не хочешь пасти оленей Вувувье – уходи. Только разве прокормится семья своими оленями?
Много в краю зажиточных оленных людей, но Вувувье – самый богатый. О-очень богатый! У него в яранге, говорят, есть большое-большое зеркало, в котором человек виден с головы до ног. За него Вувувье отдал американу купцу Чарле гору соболей, лисиц и песцов. Еще бы! Чарля за маленький осколочек хитрого стекла берет по одному соболю и связке горностаев. А тут такое зеркало! Еще в яранге Вувувье, говорят, на самом видном месте висит диковинная, оч-чень дорогая одежда – из черной крепкой материи штаны и пи-иджак. На пи-иджаке два ряда блестящих железных пуговиц. Это ему русский купец Елохин привез. Сказал, что такую одежду носят оч-чень важные начальники – «пошталёны». Видно, поэтому одежда таких громадных размеров – Вувувье она шибко велика. Но богач все равно нос задирает и летом часто прогуливается в пи-иджаке, который ему до колен. Рукава он, правда, заворачивает. Ух, какой он тогда важный! Да-а, богатый Вувувье! Однако очень жадный. У него две жены, и в его яранге всегда праздник: каждый день он ест печень оленя, каждый день мозгует, обжирается нежным нерпичьим жиром. Вувувье – большой человек! Он дружит с самим американом Чарлей – богатым заморским купцом. От Чарли Вувувье привозит со своими слугами порох, патроны, бисер, сахар, осколки зеркал, разную материю… И самое большое богатство – винчестеры и ножи. Ай-ай-ай, какие винчестеры! Никакой медведь с ними не страшен, никакой волк. Только сильно много берет за них Вувувье. Ой, много надо добыть пушнины, чтобы винчестер заиметь! Только у Киртагина винчестер имеется. О, Вувувье привозит от американа Чарли еще «огненной воды». Вувувье приезжает из своего стойбища в их стойбище и дает «огненной воды» самым красивым девушкам, которые с ним ложатся спать.
Да, богатый Вувувье. Однако очень жадный. Собакам Вувувье куда как лучше живется, чем им, его пастухам. Кухлянки у них старые, торбаса старые. А еда? Хорошо, если зайца из петли вынешь или куропатку подстрелишь. Еще лучше, когда снежного барана кто добудет. Не то совсем плохо – каждый олень у Вувувье на счету. Если зарежешь больше того, что он велит резать на прокорм пастухам, – сразу долг набавит. Скоро свой семейный очаг разводить Атувье, но где взять оленей, чтобы за невесту Тынаку выкуп отдать? Вон их сколько в табуне да почти все хозяйские. Э-э, богата тундра, но не всех ее богатства греют. И почем так? Одним богатство навалом – словно кета на нерест идет, а для других мимо проплывает…
– Эй, Атувье, ты чего стоишь, как глупая евражка? – окликнул парня Киртагин пожилой, но еще крепкий старший пастух. – Иди заверни вон тот косяк, который увел пятнистый самец. – Голос у Киртагина сердитый. Начальник. Хозяйский верный пес. Старается угодить богачу Вувувье. – Не иначе этот шатун надумал из стада уйти, – крикнул Киртагин. – Иди заверни.
Пятнистый, белый с бурыми пятнам большерогий самец уже второй день норовил уйти подальше. Да еще сманивал оленух. Хитер.
Атувье потуже завязал ремешки лапок-снегоступов и пошел к невысокой, словно горб костлявого медведя, сопке, куда направлялся ленивой походочкой пятнистый самец, уводя послушных самок. «Горб» стоял рядом с другой сопкой, почти отвесной со стороны «горба». Атувье назвал ее «клювом».
Огромное малиновое солнце уже присаживалось на острые зубцы хребта, готовясь на покой. Короткий, как вздох оленя зимний северный день умирал на глазах.
Атувье ходко зашагал вслед за косяком и вскоре нагрелся. Пот солеными капельками стал собираться в уголках рта. Брови и ресницы еще гуще обросли инеем.
Он почти догнал косяк, когда самецбудто издеваясь над ним, прибавил ход; трусцой поспешил к сопке.
«Э-э, пятнистый, а ты и впрямь надумал дикарем стать», – испугался Атувье. Испугаешься, если столько оленей уйдет стада. Тогда долго еще на Вувувье работать придется. Киртагин не промолчит все расскажет. «Придется на сопку подниматься», – вздохнул Атувье. Он безошибочно определил, что пятнистый пойдет по распадку между «медвежьим горбом» и «клювом». На «клюв» пятнистый полезет – слишком крута сопка. Олень не баран.
Пастух не ошибся: самец ходко направился к распадку. Пришлось и Атувье торопиться. Парень начал резво взбираться на сопку, чтобы опередить уходивших оленей. Взойдя на макушку «горба», Атувье постоял, обдуваемый сильным ледяным ветром, отдышался и заторопился вниз: день угас, и белые чистые снега стали призрачно-голубыми.
Атувье успел. Едва он спустился, как из-за мыска сопки показался пятнистый.
– Кха! Кха! – закричал Атувье, размахивая неразлучной палкой.
Пятнистый замер, косясь на пастуха. Он, похоже, очень удивился такому повороту события и теперь, видимо, размышлял, что же ему делать. Подумав, все-таки решил не подчиняться и попробовал обойти стороной преследователя, но Атувье решительно шагнул навстречу пятнистому и вновь взмахнул палкой. Олень дернулся и повернул, налетев на шедшую за ним оленуху.
Довольный собой, Атувье медленно шел за оленями: пока взбирался на сопку, устал маленько.
Олени тоже не торопились и часто останавливались, разгребали снег, чтобы щипнуть разок-другой ягеля. Олени Севера вообще бережно, аккуратно берут еду со «стола» тундры. Летом они ягель мало едят – предпочитают грибы, траву и листья кустарников. Листья тоже отрывают аккуратно: несколько листочков с одной ветки, несколько с другой. О, они мудры, олени Севера. Они знают, что очень медленно затягиваются любые раны на теле тундры. Ожог от пастушьего костра долгие годы будет держаться незаживающей язвой наее зеленом тонком ковре; содранный копытом бегущего оленя или ножом человека лоскут мха затягивается новой заплатой не в одно лето. И не в два. Медленно, туго растут в ней деревца и кустики. Мимолетна здешняя северная весна, коротко лето. Слишком мало живительного тепла отпускает природа для роста зелени. А без большого тепла быстро ничто не вырастет. Видно, олени лучше людей это понимают. Потому-то так бережно и берут они у своей кормилицы ее дары.
Атувье не торопился сам и олешек не погонял. Разве что незлобиво покрикивал иногда на пятнистого, видя, как тот все норовил в сторону, на сопку податься.
Стало совсем темно. Хорошо, что из-за облаков луна показалась,
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Вожак первым встал на следы только что прошедших оленей. По бокам пристроились молодые и рожденный в логове Человека. Хмурый и волчицы поднялись немного вверх: оттуда они уже хорошо видели Атувье.
Пастух почувствовал, что лапка-снегоступ на левой ноге начала вихлять. Он опустился на колено: конечно, ослаб ремешок на щиколотке. Узелок покрылся льдом, и Атувье, развязывая его, пришлось изрядно повозиться. Едва он закрепил ненадежнее крепление, как услышал шорох. Будто кто шел к нему. Решив, что это опять нахальный пятнистый, Атувье, еще не разогнувшись, крикнул привычное: «Кха! Кха!» – и поднял голову. Волосы под малахае Атувье зашевелились – шагах в десяти перед ним стояли четыре волка! Восемь горящих точек смотрели на него в упор! Атувье часто-часто заморгал. Он решил, что волки ему просто, мерещатся. Но волки не исчезали! Они стояли и угрожающе рычали. Атувье схватился за рукоятку ножа, но сверху что-то зашуршало, и тоже послышалось рычание. Втянув голову в плечи, пастух чуть обернулся, покосился на склон: оттуда на него глядели еще шесть волчьих глаз! Ноги Атувье стали мягкими, подломились, ион упал на колени, закрыв рукавами лицо. «Сейчас сразу вцепятся в горло», – отрешенно подумал парень. Сердце его остановилось от страха, руки опустились.
Те трое, что стояли на склоне, подошли сбоку. Вдруг волки все разом завыли, и вой их был похрж на плач.
«Они поют песню смерти», решил Атувье, не раз слышавший такое в зимней тундре.
Волки оборвали вой так же сразу, как и начали. Они опустили морды в снег и, вытянув шеи, почти ползком приближались к Атувье. Но не бросились на него, а остановились, – подняли морды к небу иснова завыли…
Атувье не мог оторвать взгляда от горящих глаз волков. Тело вдруг стало легким, и он полетел куда-то высоко-высоко. «Я ухожу к «верхним людям», в небо», – решил молодой пастух иобрадовался, что уходит в лучшую жизнь так легко и приятно.
…Атувье очнулся. Он лежал на спине. Тихо. «Почему я не чувствовал боли, когда волки разрывали мое тело, которое я оставил в «нижней тундре», на земле?» – удивился парень иприподнялся… Совсем рядом он увидел большого волка. Остальные расположились поодаль. Горящие глаза ближнего вояка словно прожигали, что-то приказывали. «Вожак, – догадался Атувье. – Значит, я еще в «нижней тундре», на земле предков». Он не ощущал своего тела, только внутри, у самого сердца, большим куском льда застыл страх. Вдруг его будто кто-то встряхнул за ворот кухлянки, и молодой пастух неожиданно для себя быстро-быстро заговорил:
– Вожак, я не сделал твоей стае ничего плохого. У меня нет ружья. Нет! Я – бедный пастух. – Атувье решил, что эти волки из той стаи, которая совсем недавно напала на табун, и что они, оставшиеся в живых, пришли отомстить ему за убитых. – Я шел своей дорогой, вожак, – лепетал он. – Я возвращал косяк, который увел пятнистый…
Колдовской огонь, мерцавший вглазах волка, чуть потускнел.
Какая-то смутная догадка промелькнула в голове Атувье. «Вожаку нравится, как я говорю! Он понимает меня», – обрадовался пастух и заговорил смелее, громче:
– Вожак, меня зовут Атувье. Я пасу оленей богача Вувувье. Это совсем плохой человек! Он жадный и хитрый, как россомаха. Вувувье каждый день обжирается мясом, а мы, его пастухи, часто ходим с пустыми желудками. Вувувье скрутил всех своим долговым чаутом. Он толстый и жирный, как лахтак, и скоро жир зальет его мозг.
Звери уже не рычали, они слушали его! Атувье совсем осмелел:
– Волки, я бедный пастух, и мне нечем откупиться от вас. Но если вы меня отпустите, я зарежу для вас десять оленей Вувувье! За этих оленей я должен буду пасти стадо еще две зимы, но я зарежу десять самых жирных… – Атувье замолчал, не зная, что говорить дальше. Волки, постояв немного, вдруг начали ходить кругами, не сводя с него глаз. У Атувье снова что-то затрепетало в груди, и страх, немного растаявший было, снова ледышкой вошел под сердце. А волки все ходили и ходили, сужая круг. Наконец вожак остановился напротив Атувье. «Сейчас он первым бросится на меня», – решил пастух и опять зажмурился. Ему вдруг стало все безразлично. Душа снова уходила из тела. Неожиданно сквозь затуманенное сознание ему послышалось, будто волки… уходят. Не веря в чудо, Атувье открыл глаза. Что это? Рядом с ним остались вожак и еще один волк, а остальных не было. Он невольно обернулся. Да, пятеро других волков уходили туда, откуда он гнал недавно оленей. Они шли по его следу. Скрипнул снег. Атувье вздрогнул, повернул голову, и волосы его снова зашевелились под малахаем: глухо рыча, на него наступали вожак и,оставшийся с ним волк. Атувье отшатнулся, загородил рукавом горло и бессвязно, торопливо забормотал:
– Вожак, я ничего не сделал! Это Вувувье! У меня нет ружья. У меня один нож.
Волки перестали рычать, но продолжали приближаться. Атувье невольно попятился, зацепил острым задником лапки за сугроб и упал. «Теперь не пощадят», – с ужасом подумал пастух. Но что это? Вожак схватил зубами подол его кухлянки и с силой потянул на себя. «Он хочет, чтобы я поднялся», – догадался Атувье и встал на ноги. И тут он вспомнил рассказы стариков о том, что волки раньше уводили за собой пастухов.
Словно догадавшись, о чем думал парень, вожак потянул его в ту сторону, куда ушли остальные пятеро. Второй волк стоял рядом и не мигая, завораживающе глядел в глаза изумленному Атувье. Словно во сне, Атувье развернулся, шагнул раз, потом еще… Вожак сразу разжал зубы, осклабился, всем своим видом словно одобряя и подбадривая пленника. И они пошли: впереди – вожак, за ним – Атувье, а сзади – молодой красивый волк.
«О, великий Кутх, ты видишь? Ты видишь, мудрый Кутх?! Они взяли меня в плен и ведут за собой. Значит, старики говорили правду о волках! Значит, они дьяволы! Или божества!» – мысленно обращался к прародителю Камчатки Атувье.
Вожак, словно опять подслушав, о чем говорит про себя пленник, остановился, повернулся к нему. Атувье испугался и поспешил сказать:
– Вожак, если ты и твои братья – божества, то я готов пасти ваших оленей. Я буду охотиться с вами. Я покоряюсь тебе и твоей стае, только не убивай меня.
Вожак понял его. Он пошел дальше по тропке, пробитой оленями и пятеркой волков.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Рано утром Киртагин с пастухами вышел на поиск пропавшего Атувье. Киртагин сам поднялся на «медвежий горб», но напрасно: за ночь снег надежно укрыл все следы.
До синих сумерек пастухи искали Атувье, обойдя ближние распадки, но парень словно улетел на небо. Напрасно они громко звали его и даже стреляли, тратя такие дорогие патроны. Таинственные, хмурые сопки молчали. Они, конечно, знали, что стало с Атувье, но молчали, закутавшись в белоснежные кухлянки и малахаи зимы…
Никто даже и не подумал, что Атувье мог заблудиться: ведь косяк-то вернулся в стадо, значит, и парень не мог далеко уйти. Он бы нашел дорогу обратно по своему же следу. Нет, с Атувье случилось несчастье. Но какое?..
Стадо уже почти пять десятков дней и ночей обитало на одном месте. Снег повсюду был вытоптан, изрыт копытами оленей, и ягеля стало совсем мало. Олешки начали худеть, и Киртагин еще два дня назад решил перекочевывать на новое место. Пастухи снимали капканы, чинили нарты, женщины выделывали шкуры. Сегодня как раз и намечалась перекочевка на новое место, но пропажа Атувье все нарушила. Вернувшись к вечеру, усталые, голодные пастухи сидели возле костра в большом чуме и ждали, когда сварится мясо: Киртагин велел забить своего молодого жирного оленя.
Огонь весело лизал темный, заросший слоем жира и сажи котел, а вокруг молча сидели хмурые, измученные долгой ходьбой пастухи, дымя трубками. В чуме было тихо – беда не любит шума. Только женщины, хлопотавшие с ужином, иногда перебрасывались словами, да и то почти шепотом. Даже детишки Ивтагина, четырехлетняя дочка и двухгодовалый сынишка, похожие на медвежат в своих меховых комбинезонах, и те сидели притихшие, словно мышки: дети тоже чуяли беду.
Пастухи курили трубки, уставившись на огонь, и каждый думал-гадал, что же все-таки случилось с Атувье. Убить его никто не мог. Уже много лет, как между родами установился мир, и кровь мести больше не проливалась в этих краях. Может, медведь-шатун подмял его под себя? Это возможно – ведь у Атувье нет ружья. Все собирался купить винчестер у Вувувье. Вон соболей и лисиц уже немного припас. А может, его задавил снег на склоне сопки? Такое тоже могло случиться. Если сорвется с вершины снежная река – никто не может спастись, если она догонит.
– Мы подождем Атувье здесь еще три дня и три ночи, – наконец сказал Киртагин и снял чаут, который все еще висел у него через плечо. – Если он не вернется через три дня и три ночи, тогда кочевать будем.
Пастухи уважительно посмотрели на старшего. Все-таки у Киртагина сердце не черный камень. Все помнили, как приехавший недавно Вувувье сильно ругал Киртагина за то, что тот долго велит держать стадо на одном месте, отчего олени становятся совсем худыми. Однако зря Вувувье ругался, совсем зря: ягеля пока и здесь хватало. А начни рано перекочевывать – сколько напрасно и времени, и сил потеряешь. Зимняя кочевка не летняя. Тяжелая кочевка. Глупый Вувувье знает, как торговать, и совсем оленного дела не знает. Эх-эх, нелегкая жизнь у того, кто беден…
– А может, Атувье кала заманил в сопки? – подал голос темный, глуповатый пастух Татко. – А, Киртагин?
Кала не летает, а ходит. Ты видел его следы? – усмехнулся Киртагин.
– Не-ет, – пробормотал Татко.
– Эй, Нутен, ты бросила корешков в котел? – спросил свою толстую краснощекую жену Киртагин, чтобы прекратить нехороший разговор. Тем более что пора было уже укладываться спать. А спать надо ложиться с легкой головой, чтобы дурной сон не приснился.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Снег падал всю ночь. И всю ночь брел Атувье по следу шедших впереди волков. За ним двигались еще двое – его охрана. Иногда эта пара вырывалась вперед, а ее место занимали другие два волка – из тех, кто шел впереди: так «охранники» отдыхали, идя по тропе, проложенной их сородичами и человеком.
К рассвету Атувье сильно устал. Пот заливал глаза, солонил губы. Пустой желудок просил еды. Когда становилось уж совсем невмоготу, Атувье садился в снег и закрывал глаза. Но долго сидеть не давала охрана: едва Атувье начинал засыпать, как у самого уха раздавалось злобное рычание, от которого по всему телу пробегала дрожь. Приходилось вставать.
Пастухи-оленеводы – ходоки известные. Пожалуй, им нет равных в мире. И все же к рассвету Атувье так выдохся, что от усталости перестал бояться волков. Ему больше не хотелось жить, потому что из тела ушла вся сила. Споткнувшись в очередной раз, он упал и закрыл голову руками.
Волки приблизились к нему и громко зарычали. Атувье с трудом поднял голову. Рядом сидел вожак стаи.
– Послушай, – хрипло сказал Атувье, – силы покинули меня, и я не могу идти дальше. Я не волк, Я – человек. Я хочу спать. Спать… – И вдруг Атувье вздрогнул, замотал головой: вожак отчетливо кивнул ему, словно человек, который дает согласие. В затуманенном мозгу парня все перемешалось. «Да, меня захватили не волки, а дьяволы. Нет, не дьяволы, а настоящие волки… Они всегда или божества, или дьяволы…» Измученный Атувье с суеверным ужасом смотрел на вожака, ожидая, что тот вот-вот скинет свою шкуру и предстанет перед ним грозным вождем воинственного племени – с копьем и большим кожаным щитом, закрытый от горла до пояса кольчугой из плоских камней. Он, Атувье, однажды был на священном острове в Охотском море. На том острове есть большая пещера в скале. Большая и сухая. В ней, по преданиям, обитают самые могучие духи. И потому оленные и берегевые люди привозят туда дорогие подарки. О, какие там подарки! Старинные ружья и пистолеты, почти новые винчестеры, пареньские ножи, много больших копий с железными и костяными наконечниками. Никто из русских не знает о той пещере. Никто! Это – тайна людей страны Кутха. Того, кто расскажет о ней чужаку, кто укажет дорогу, ждет страшная смерть. О-о, Атувье побывал в священной пещере вместе с Киртагином. Так повелели старейшины и шаман Котгиргин… Они долго шли к морю, а когда пришли, то их отвезли на байдаре к священной пещере береговые люди, которые не боятся большой воды – моря. Старинное родовое копье, два пареньских ножа, малахай, кухлянку и торбаса, расшитые разноцветным бисером, отвезли они в дар добрым духам. Э-э, значит, плохие дары принесли они духам, если он, Атувье, оказался сейчас пленником волчьей стаи.
– Вожак, я очень устал, – сказал молодой пастух, и голова его упала на снег. Сон сразу унес парня на белых крыльях в в свою волшебную страну…
Атувье очнулся, когда солнце разорвало пелену облаков. Словно обрадовавшись, что видит снова эту красивую белую землю, оно сияло, как молодая девушка нашумном празднике, – весело и счастливо. В первое мгновение Атувье охватила радость, он снова решил, что все происшедшее с ним накануне – это просто страшный сон и никаких волков не было. Сейчас он встанет и расскажет всем про удивительный сон. Но радость сразу пропала, растаяла: парень почувствовал, как замерзло его лицо, как холод пробрался под кухлянку и в торбаса. Атувье поднялся. В глаза ударил нестерпимо-яркий блеск искрившегося на солнце снега. Сощурившись, Атувье посмотрел вокруг, и сердце его снова замерло от отчаяния – он увидел двух волков, лежавших неподалеку. Волки подняли головы и уставились на него. «Остальные на охоте», – догадался Атувье.
Волки все так же пристально, совсем не мигая, смотрели на пленника и ждали. Чего они ждали, Атувье не знал. Чтобы разогреться, он замахал руками. Охранники сразу вскочили, в два прыжка очутились рядом. Их явно встревожил машущий руками пленник, и они тихо зарычали.
– Я замерз. Я греюсь, – пояснил Атувье и перестал махать. Волки сразу успокоились, отошли.
Атувье огляделся. По вершинам двух высоких сопок определил, что за ночь он с волками довольно далеко ушел от кочевья. «Снег скрыл мои следы, и Киртагин с пастухами не придут на помощь», – с тоской подумал Атувье и схватился за нож. Отчаяние придало ему смелости. Он выхватил нож, повернулся к волкам и пошел на них, готовый ко всему.
Вскочившие волки, а это были Хмурый и старшая волчица, вздыбили загривки, ощерились, приняв вызов человека. Они были страшны сейчас, его охранники, и у Атувье дрогнуло сердце. «Они разорвут меня.!» Он вдругпонял, что ему трудно будет увернуться от клыков этих крупных, сильных, зверей – ему мешапилапки-снегоступы, которые он так и не снял.
А волки неожиданно зашли ему с боков.
Атувье опустил руку с ножом, плечи его поникли. Он весь сразу обмяк, покорился.
Волки, словно по волшебству, принялимиролюбивые позы.
Из-за поворота ближней сопки показались пять бегущих, темных точек, и вскоре рядом с Атувье стояли запыхавшийся Вожак с молодой волчицей. Трое других волков остановились поодаль и словно ожидали команды Вожака.
Вожак для чего-то обнюхал пленника, затем отошел и сел. К нему тотчас приблизились остальные итоже сели.
Атувье, еще не пришедший всебя после стычки с охранявшимиего вояками, заморгал от удивления. И было чему дивиться: он увидел и услышал, как Вожак начал что-то говорить стае. Из его глотки доносился странный хрип, прерываемый подвыванием. Да, Вожак говорил! Говорил, не разжимаяпасти, говорил глазами, ушами, хвостом! Атувье даже ударил себя по лицу:не во сне ли видит и слышит все это?
Атувье не ошибся – Вожак говорил:
«Сородичи, Человек подчинился нам, и теперь нашастая будет самой сильной в этой стране. Теперь мы будем охотиться на вольных оленей и на оленей Человеков. Мне надоело есть мышей и гоняться за зайцами».
«Надоело и нам», – ответил Хмурый.
«Вожак, у Человека только две лапы. Как же он будет жить с нами? У него только холодный железный клык и нет страшной гремящейпалки, которая убивает горячими клыками. Как он будет охотиться?» – спросила старшая волчица, видевшая в рукахпленника нож.
«Бегать будем мы. Человек будет Человеком. Он станет нашим главным засаднымбойцом. Да, у нашего Человека нет страшной гремящей палки, но у него есть Длинный ремень. Ты видишь, волчица, он на нем. Да, у нашего Человека нет страшной палки, убивающей горячими клыками. Но у него есть железный клык, о котором ты говорила, волчица, и мы никогда не должны об этом забывать».
«Он его сегодня показывал. Он хотел на нас напасть», – проворчал Хмурый.
«Он еще не смирился с пленом, но мы не должны злиться на него за это. Человек – властелин земли, – сказал Вожак. – Это хорошо, что наш Человек не смирился сразу. Значит, он гордый и сильный. Да, у него только две лапы, на которых он ходит, но у него есть две лапы, которыми он делает то, чего не можем мы. И у него большая голова. Мы никогда не должны забывать о ней. Так пусть отныне рядом с ним и днем и ночью будут двое из нас. С одним он может быстро справиться, с двумя – нет. Запомните: двое из нас будут всегда его тенью. Даже ночью».
«Пусть будет так!» – ответили волки.
«Мы уйдем еще дальше.Так надо. Другие Человеки будутискать нашего пленника. Сегодня мы будем выслеживать вольных оленей. Они бродят недалеко. Я видел их следы», – продолжал Вожак.
«Мы тоже видели», – подтвердили слова Вожака молодые волки.
«Ты, Хмурый, ты, старшая волчица, ты, «глаза стаи», и вы, молодые, отправляйтесь первыми на охоту. Я с белой волчицей буду сопровождать Человека до полудня. Мы пойдем по вашим следам. Если встретите оленей, отбейте одного и гоните на нас. Человек, как и мы, очень хочет есть. Он сам догадается, что надо делать. Я кончил!»
Хмурый покосился на удивленного Человека и первым поспешил по следу только что вернувшегося Вожака. За ним двинулись старшая волчица, Крепыш и молодые волки.
Вожак приблизился к Человеку, посмотрел ему в глаза, повернулся и не спеша пошел за убежавшими. То же самое проделала белая волчица. Атувье понял их команду и покорно зашагал за ними. Шел он медленно: голод все больше давал о себе знать. Пленник стал все чаще останавливаться. Пара четвероногих охранников, похоже, все понимала и спокойно ожидала его.
На склоне невысокой сопки Атувье увидел заячьи следы, и в нос будто пахнул дурманящий запах вареного мяса. Запах ощущался так явственно, что у Атувье закружилась голова: зимой долго не продержишься без еды и чая – холод быстро «поедает» силы. «Хоть бы один кусок мяса, пусть сырого. Хоть бы одну юколу», – как заклинание, повторял про себя Атувье. Чтобы отвлечься от голода, он стал внимательно присматриваться к охранявшим его волкам. И чем больше приглядывался к их поведению, тем больше убеждался, что его охрана – самые обыкновенные волки, и ничего необычного, сверхъестественного в их облике, походке, взглядах не было. Они вели себя, как обыкновенные сторожевые собаки. Разве что чаще принюхивались к запахам гор, прилетавшим с ветрами. Но какие запахи могли они уловить здесь, среди застывших белых сопок? Атувье знал, что в этих местах не было ни одного стойбища. Однако внутри его кто-то недоверчиво усмехался. «Разве они обыкновенные, Атувье? Ведь они взяли тебя в плен, и ты покорно идешь туда, куда они ведут тебя. Нет, Атувье, ты хорошо приглядись, приглядись к ним. Ты еще не знаешь, что ждет тебя впереди…»
К полудню Атувье окончательно выдохся. Сил у него совсем не осталось, и он с тупой решительностью сел на снег. Пусть волки рвут его на куски. Пусть! Ему все надоело. Все! Даже собственная жизнь, Усталость лишает воли человека. А он очень устал. Теперь ему все равно… Атувье равнодушно уставился на Вожака, который спокойно смотрел на него.
– Ябольше никуда не пойду, – прохрипел Атувье. – У меня совсем нет сил; и теперь ты можешь разорвать меня. – Он подтянул колени к груди, положил на них руки, уронил на руки голову и словно окаменел – так ему все надоело. Даже бояться… Атувье знал, что если долго сидеть, то можно тихо и совсем незаметно для себя уйти в «верхнюю тундру» на крыльях сна. А в «верхней тундре» всегда хорошо, сытно и весело…
Вскоре ему стал сниться очень хороший сон… Будто сидит он около яранги возле костра. Рядом отец Ивигин. Сидят они, смотрят на огонь. Отец, дымит трубкой. Они сидят, а мать с сестрой хлопочут тут же. Режут свежую оленину и кидают ее в котел. На траве, недалеко от костра, лежит большая-большая чавыча. Ростом с сестру Лекеффо. Вот Лекеффо подошла к рыбине, отрезала у чавычины большую голову, разрубила ее ножом пополам и подала, ему и отцу. О-о! Нет еды на свете лучше, нем голова только что пойманной чавычи. Но только он поднес кровяной хрящ ко рту, как земля вдруг качнулась и кусок упал. Он хотел поднять его и… открыл глаза. Его сильно тормошил Вожак, ухватив зубами рукав кухлянки. Атувье отшатнулся от рычащего волка и очумело завертел головой. Вожак разжал зубы.
Волчица стояла поодаль, настороженно вглядываясь куда-то в белую даль. Атувье тоже посмотрел в ту сторону, и остатки сна отлетели от него, как испуганные утки с озера; прямо на них по снежному распадку бежал темно-бурый с белым передником олень! Оленя преследовали волки. Дикарь бежал огромными прыжками, неторопливо, с достоинством, словно не принимая всерьез преследователей. Судя по рогам, это был молодой олень. Он будто играл с преследователями, ибо был уверен в силе своих ног.
Атувье вскочил. Олень – это мясо! Еда! Он сразу забыл, что совсем недавно еще собирался уйти в «верхнюю тундру». Сдернув с плеча неразлучный чаут, Атувье быстро перебрал ременные круги, изготовился к броску, забыв, кто рядом с ним, от кого бежал дикарь.
Солнце било в глаза оленю, и потому он пока не видел засады.
Волчица, дрожа от приступа азарта, пригнула голову и была готова броситься навстречу добыче, но Вожак рыкнул на нее, и она замерла.
Дикарь наконец-то увидел человека и волков. Круто повернув в сторону, он пронесся к сопке. И тогда настал черед охранников Атувье. Застоявшиеся, свежие, они ходко понеслись за добычей. А гнавшая оленя пятерка волков все еще была далеко. И, не повстречай на своем пути засадных волков, дикарь ушел бы от татей тундры и гор. Но теперь он явно не успевал к спасительному подъему и, шарахнувшись в сторону, вынужден был снова бежать вперед – теперь уже на одного Атувье.
