Текст книги "Пленник волчьей стаи"

Автор книги: Юрий Пшонкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

По обычаю у старух, шивших кухлянку, руки у локтей были перевязаны травяными жгутиками – чтобы злые духи не подобрались к туловищам.

На исходе ночи кухлянку сшили, и ее сразу, до восхода солнца (духи плохо видят ночью), надели на покойника. Наоборот надели – капюшоном на лицо. В «верхнем мире» кухлянка перевернется.

Наступило время прощания. Люди перешагивали через покойника и делали это так, будто отталкивались от него. Никто не хотел сопровождать справедливого Килькута в тот мир. Конечно, в «верхней тундре» хорошая жизнь, но лучше задержаться в нижней.

Чайвына откинул заднюю покрышку яранги. Атувье и Вувун подняли застывшее тело, вытащили его наружу.

Еще задолго до смерти Килькут приготовил себе специальные нарты для погребального костра. Но когда «дал слово», передумал ехать на них вверх, сказал, что лучше пойдет пешком. Он много ходил по этой земле, ногами добыл оленное счастье. Потому-то и решил в «верхний мир» идти пешком. Его положили на обычные нарты, их не надо было сжигать. В нарту впряглись Атувье и Вувун. Все молча пошли за ними к сопке Шаманке, где сжигали покойников. У каждого стойбища есть своя Шаманка.

Мужчины наломали веток кедрача, сложили из них большую горку и рядом горку поменьше. На большую горку Атувье и Вувун уложили тело Килькута. Старики принесли подарки гостей. Затем к горке походкой ворон, каркая по-вороньи, приблизились те самые старухи, которые шили кухлянку.

Одна из них, седая, с крючковатым носом, взобралась на горку, прильнула к покойнику. В рукаве у нее был спрятан нож. Каркая, старуха незаметно для всех сунула руку под кухлянку покойника. Не переставая каркать, она совершила то, что полагалось по обычаю, ц оповестила всех.

– Ворона проклевала живот Килькута. Клюв вороний, а не нож проделал дыру в животе. Это ворона проклевала ему сухожилия, а не нож. Ворона, ворона! – кричала старуха.

Не переставая каркать, она слезла с пахучей горки.

Татко разжег огонь в маленькой горке. Тайнав, Чайвына, Вувун взяли длинные ветки с густыми метелками, подожгли их от разгоревшегося костра и подпалили большую горку.

Пламя как-то сразу охватило ветки, к небу поднялся плотный белый столб.

Люди радостно зашумели. Молодежь начала прыгать через кусты стланика, а самые нетерпеливые парни принялись бороться. Молодым всегда кажется, что до погребального костра у них такая дорога длинная, что они устанут жить.

Старики смотрели на прогоравший костер, и каждый представлял, как Килькут идет нанэналь эттын – дорогой предков. Мало горящих углей осталось в костре – это Килькут уже дошел до того места, где живут собаки «верхнего мира». Сейчас собачий Вожак спросит у остальных, что за человек пришел к ним. И если найдется хотя бы одна из собак, которую этот человек искалечил или убил ни за что, плохо придется пришедшему. Плохо. Вожак тогда скажет: «Те, которых он обижал, плохо кормил, бил – сделайте ему плохо». Тогда обиженные этим человеком в нижнем мире собаки бросятся на него. Если этот человек просто так бил и калечил многих собак, вожак может приказать: «Разорвите его!»

Обидчик собак никогда не дойдет до предков и никогда не возродится в нижнем мире.

Ну, а добрый человек спокойно пройдет мимо собачьей стаи. Собаки – звери особые, священные. Они чуют злых духов, и злые духи их боятся.

Килькуту нечего бояться. Никто не помнит, чтобы он обидел собаку. Он сытно их кормил, хорошо обращался. Собаки всегда помнили добро хозяина. Не раз они помогали найти отбившихся оленей хозяина, защищали его и его родных от медведей.

Совсем прогорел костер. Старики обложили угли ольховыми ветками. Если злые духи слетелись на угли, то они из ольхового круга не пойдут за людьми. Ольха – дерево особое, охранное от напастей.

Когда мужчины пошли назад, их встретили женщины. В руках у них тоже были ольховые прутики. Женщины отряхивали ими одежду мужчин.

Все пошли назад одной тропой, стараясь ступать след в след, чтобы духи не узнали, сколько людей было на похоронах.

Чаучу весело провожали покойников к «верхним людям», но никто не торопился к ним по доброй воле. Трудная жизнь в нижнем мире, а уходить из него почему-то не хочется.

* **

В полдень солнце выкатывалось все выше. Южные склоны сопок обнажали темные проплешины, а в долинах на глазах тяжелели сугробы. Пастухи готовились в дальнюю дорогу – к морю, чтобы напоить оленей соленой водой для хорошего нагула. Не все готовились на побережье. В стойбищах, на стоянках оставались многие старики, женщины, дети. Оставались для дела – заготавливать рыбу, выделывать шкуры, собирать и запасать корешки, ягоды.

На третий день после похорон Килькута засобирался домой и Атувье. Узнав о его желании покинуть стойбище, Тайнав выделил ему восемь важенок и двух быков. Атувье сам выбирал. Еле сдерживаясь от счастья, он пометил оленей – сделал три клиновидных надреза на ушах. Ой-е, теперь он настоящий чаучу! Жена и сын будут часто есть оленье мясо. Будет из чего и одежду пошить. Важенки принесут приплод, стадо не убудет.

Атувье мог сразу погнать оленей к морю, но задерживался – Черная спина был еще слаб и не выдержал бы дальней дороги по набухшим снегам, по сопкам. Каждый новый день долго тянулся. Мысленно Атувье уже был в своей яранге, рядом с женой и сыном. Как он завидовал черным воронам, парившим в высоком небе! «Домой, домой!» – гулко стучало сердце. Он расспрашивал Чайвыну о дороге к морю, о метках, по которым можно будет не сбиться в пути. Чайвына палочкой рисовал на снегу его путь, указывал, где лучше всего провести оленей, чтобы миновать каменистые места. Да,, сейчас надо зорко следить, чтобы олени не шли по камням. Весной копыта у оленей хрупкие, и они могут легко поранить их на каменистых тропах. Если олень поранит ногу, он плохой олень, болеть будет. Помереть может.

Чайвына понимал, что творилось на душе у большого Атувье. Человек столько не был дома. Жена, наверное, уже и не ждет, думает, ушел муж к «верхним людям».

У Атувье была и другая причина: он боялся встреч с людьми из других стойбищ. Немало гостей наезжало к сыну Килькута, принявшего большое стадо отца. Вдруг среди них найдется человек, который слышал о сыне Ивигина, жившем с волками? Ой, плохо тогда будет: Тайнав здорово кидает свое копье. Вувун метко стреляет из винчестера. Маленький Чайвына тоже не промахнется... Они не простят ему, что спали рядом с ним, ели из одного котла... «Однако Килькут слышал про меня, но не прогнал, когда я пришел к нему. Почему?» – недоумевал Атувье. Долго думал, нашел ответ: Килькут готовился уйти, потому и не прогнал. Все знают: люди, которые готовятся уйти к «верхним людям», прощают другим их плохие дела и слова. А весна все настойчивее входила в страну чаучу. Словно бык-олень во время гона, она напряглась, теснила белую холодную соперницу. Зима не хотела отступать, тужилась: небо нередко заволакивали сплошные низкие облака, и тогда на пробуждавшуюся землю падал свежий снег. И снова становилось белым– бело. Но стоило теплым ветрам отжать грязноватый полог, закрывавший синь неба, как под ласковыми лучами высокого солнца свежая накидка зимы таяла, как жир в горячей воде.

По утрам Атувье брал с собой Черную спину и шел к своим оленям. Он уже пригнал из печвак – стада – двух быков, отданных ему Тайнавом, и теперь приучал их находиться вместе с важенками.

Волк быстро сообразил, что рогатые, к которым они подходили, принадлежат его хозяину. Черная спина взял запах каждого рогатого и запомнил.

Атувье казалось, что верный волк забыл о стае, о подруге.

Но Черная спина не забыл... Однажды днем, когда в яранге никого не было, он осторожно зашел в нее и увидел на полу белую шкуру волчицы. Он принял запах шкуры и долго стоял возле нее... Еще раньше, в логове хозяина, он видел и брал запахи шкур медведей, росомах, зайцев. Когда первая шкура медведя «стала жить» в логове хозяина, он долго не мог успокоиться. Постепенно привык, поняв, что если в логове человеков живет шкура зверя – значит, это мертвый зверь.

Убедившись, что Черная спина окреп, Атувье объявил об уходе. Женщины собрали ему в дорогу большую сумку еды – вяленого мяса и юколы. Чайвына подарил настоящий лук и пучок стрел с железными наконечниками. Лук и стрелы достались ему от отца, но Чайвына имел ружье и не пустил ни одной стрелы в зверя. Ненак сшила плекты – самую подходящую обувь для теплой поры. (Кухлянку, короткую, удобную, она сшила ему еще до смерти Килькута.) Но самый дорогой подарок в дорогу сделала мамушка Омрина – она отдала ему старый помятый чайник, а в него положила плитку чая. Атувье всего один раз плакал в жизни, но когда принимал от старушки чайник, слезы во второй раз затуманили глаза. Только чаучу знает, какой дорогой подарок – железный чайник.

Все провожали Атувье.

–       Удачной тебе дороги,– сказал Тайнав.

–       Хорошего приплода твоим важенкам,– пожелал Чайвына.

–        Пусть в твои капканы добрые духи гонят много зверя, – сказал Вувун. Он был один доволен уходом богатыря...

Атувье только улыбался. Ему хотелось сказать в ответ этим людям много хороших слов, пожелать им много добра, но в горле стоял противный комок и мешал говорить. Он только и смог им сказать:

–        Я всегда буду помнить вас. Я ухожу, но сердце мое будет жить и здесь.

Еще долго люди стойбища видели шагавшего на лапках Атувье и его волка. Они шли рядом, человек и волк. Впереди них брели олени. Иногда волк вырывался вперед, чтобы вернуть к косяку ушедшего в сторону оленя. Люди стойбища Килькута знали историю волка. Знали, что вырос он в яранге Атувье, но как-то весной его сманила за собой волчица, и Черная спина не вернулся.

Потом они встретились, и волк спас бывшего хозяина от клыков собратьев – дрался за него. После того боя Черная спина снова стал жить с людьми, но недолго: другая волчица сманила, и он сбежал от хозяина во второй раз. И вот здесь они опять встретились.

Так рассказал Атувье. Ему поверили: у многих собак в жилах течет волчья кровь. Ведь волки и собаки – одного племени, все равно что поднебесные олени и олени домашние... Только старый Килькут догадывался ₁что Атувье не все рассказал... Но Килькут уже пас оленей в «верхнем мире» и никогда не расскажет, что знал.

Рядом с ним тоже шел волк, но Атувье и не вспомнил, что Черная спина из той стаи...

Шел по увалу олен н ый человек Атувье, погоняя криками свое маленькое стадо. Шел и не ведал сын Ивигина, что пройдет не так уж и много лет, и он встретится с другой стаей, двуногой серой стаей, которая, круша огнем и свинцом людей и их жилища, ворвется на рассвете в страну мильгитан и их братьев, в его страну. Стая совершит свой кровавый набег с той стороны, где заходит солнце. И он, оленный человек Атувье, увидит, как двуногая коричневая стая под знаком паука будет убивать воинов, беззащитных женщин, детей, стариков. Он увидит столько человеческой крови, столько слез, что сердце его будет разрываться на части от горя и гнева. И он, до того не обидевший даже плохим словом ни одного человека, станет безжалостно убивать тех бешеных двуногих волков. И во вражьей стае он встретит чаучу. Но чаучу Вувувье не будет пленником той стаи. Он будет ее «глазами», ибо он сам, по своей воле сбросит оленью кухлянку и переоденется в серую шкуру врага. Они встретятся в стране ненцев и саами, в стране таких же оленных людей, как и чаучу. Встретятся, и между ними произойдет бой...

Но это будет спустя годы. А пока шел по увалу оленный человек Атувье, погоняя свое маленькое стадо. Он торопился в яяну, в дом родной, к жене Тынаку и сыну Тавтыку. Живы ли они? И чем дальше уходил он от стойбища, тем тревожнее становилось у него на душе.

* * *

Через семь солнц Атувье повезло – он встретил одинокую ярангу, в которой жил малооленный человек Кукка с женой, тремя детьми и стариком отцом. Кукка, узнав, куда идет большой Атувье, указал ему короткий путь через сопки к Апуке. Еще через пять солнц Атувье перегнал через Апуку оленей и на исходе светлой лунной ночи подошел к своей яранге.

Тынаку еще издалека услышала шаги. С тех пор как ушел Атувье, она всегда чутко спала, боясь, что к яранге подойдет медведь-шатун или нагрянет волчья стая. Быстро раздув угли очага, перепуганная женщина бросила на малиновые угольки пучок сухой травы и с ужасом уставилась на полог. Вспыхнувшая трава осветила ярангу. Полог заколыхался, и в чоттагин просунулся человек!

–       Мэй! – сказал Атувье. – Я пришел.

–      Ты долго ходил, – прошептала Тынаку и провалилась в темноту...

Утром к яранге подкралась копэй. Ее манил запах мяса. Затаившись в кустах, она увидела возле логова человеков большой огонь. Он лизал черный котел, из которого пахло оленьим мясом. Так вкусно пахло, что у бедняги копэй пасть наполнилась слюной...

ЭПИЛОГ

Так закончил свой рассказ старый чукча Авье. Над рекой занялась утренняя заря, встретившись с зарей вечерней. Лес сразу ожил: затрепетали на легком ветру листья, загомонили птицы.

Ожила и река – заиграла рыба, с отмелей стали срываться дремавшие чайки, резкими криками будившие тишину.

– Да, – только и сказал Виктор.

– Дедушка, откуда вам так хорошо все известно про жизнь Атувье в волчьей стае? – спросил я.

– Я устал, мильгитанин, – почти шепотом ответил старик.

– А как дальше-то было? – не утерпел Виктор.

Авье чуть приоткрыл набрякшие веки, и в щелочках его глаз промелькнуло что-то вроде интереса.

– Это уже другой рассказ, Я устал. – Старик снова смежил веки.

Мы долго сидели молча. И все-таки я не выдержал и снова спросил у старика, явно утомившегося после такого длинного рассказа:

– Простите, дедушка, но очень хотелось бы узнать – откуда вы так подробно знаете о жизни Атувье в стае? Уж больно на легенду похож ваш рассказ.

Старик снова приоткрыл набрякшие веки, долгим-долгим взглядом посмотрел на меня и ничего не ответил. Затем, с трудом привстав, все так же сильно согнувшись, он медленно побрел в дом, чуть ли не касаясь тяжелыми длинными руками земли.

Я посмотрел на его босые ноги, и меня вдруг осенило: этот старик принял другое имя!

– Атувье! Дедушка Атувье, постойте!

Старик словно споткнулся, замер и медленно, совсем как смертельно раненный медведь, развернулся к нам.

– Как звали вашу первую жену? Тынаку? – быстро спросил я, не давая ему опомниться.

– Тынаку, – машинально ответил старик и осекся.

Виктор хлопнул себя по коленям.

– Дед, так ты вовсе никакой не Авье!

– Да, я – Атувье! Это я был пленником волчьей стаи, – ответил старик. – Это я убил ее вожака. Теперь, при новой жизни, мне уже никого не надо обманывать.

…Осенью, когда с тополей падали в Вывенку последние желтые листья, Атувье ушел к «верхним людям».