Текст книги "Земля Горящих Трав"

Автор книги: Юлия Тулянская

Соавторы: Наталья Михайлова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

В ответ на слова матери Аттаре смутился:

– Джола, мама? Я ее помню вот такой, – он выпрямил ладонь над полом. – Ты уверена, что она захочет со мной встречаться? Наверное, она ждет, что неожиданно полюбит необычного, незнакомого человека, а тут ей скажут: выходи за соседа, которого ты знаешь с детских лет. Мне кажется, сейчас Джоле это будет очень скучно.

Аттаре сидел в плетеной подвесной койке на веранде: здесь он обычно спал, проработав всю ночь.

– А ты бы пошел на свидание с ней? – серьезно спросила мать.

Она окинула взглядом письменный стол, заваленный рукописями. Листы были сложены в стопку и придавлены статуэткой бородатого древнего философа, чтобы ветер не разметал их.

– Я – другое дело, – Аттаре помолчал. – Ты права, мама, мне пора подумать о собственной семье. И я, похоже, куда меньше романтик, чем сам от себя ожидал. Я не ищу таинственную незнакомку и охотно бы познакомился с девушкой, которую выберешь ты. Но Джола… У нее еще слишком многое впереди.

– А у тебя многое позади? – поняла мать, остановив проницательный взгляд на лице Аттаре.

Тот развел руками:

– Ну, в общем, да… Да, мама, у меня кое-что уже позади.

– Мне нравится Джола, Аттаре, – мягко возразила мать. – У нее хорошая семья. Она простая, открытая, умная девушка…

– Я тебе сказал, мама: если она тебе нравится, я посватаюсь к ней.

Аттаре задумался. Девушке не должно быть обидно, что ее сватают. У Джолы еще не случалось в жизни ничего подобного, ей будет даже интересно. А если она скажет, что встречаться с соседом, которого сватает мама, не так уж и увлекательно, то Аттаре сам в глубине души с этим согласен и вовсе не собирается отбивать невесту у ее будущего суженого, имеющего то преимущество, что встреча с ним загадочна и еще впереди.

Вторая книга Элено и Ресс «Вихри Летхе» вышла в Обитаемом Мире весной, и по ней уже был написан сценарий. Студии Даргорода и Оргонто объединились, чтобы снять по «Вихрям» «живую светопись» – пьесу для светописного театра.

События Тиевес снимались на Сорренском побережье, приключениям в лесах Патоис и Кибехо предстояло разворачиваться под Даргородом. Тиона прошла отбор на небольшую роль. В пьесе она играла "саму себя" – южанку, которую Ольвгейр спасает от медного льва. Тиона повзрослела за этот год, черты лица стали тоньше, а глаза еще больше и темнее. Волосы у нее были убраны в новую прическу: завязаны хвостом на макушке, как у незамужних девушек в Древней Тиевес.

Главной сценой Тионы был танец на берегу в сильный туман. Жительницы приморских деревень, жены и матери рыбаков, танцевали, чтобы привлечь громоносцев. Однажды наставник Стелаис научил громоносца носить сигнальный фонарь. С тех пор они нередко помогали морякам.

Тиона знала, что Ольвгейру предстоит пройти опасное место – узкий пролив, в котором столкновение встречных течений вызывало водовороты, и кораблю угрожали острые скалы. Тиона танцевала на берегу и вызывала громоносца. Дав ему в лапы фонарь, девушка посылала морского духа на помощь Ольвгейру, чтобы тот указывал безопасный курс.

– Вот увидишь, Джола в тебя сразу влюбится по уши, как я в светописной пьесе влюбилась в Ольвгейра, – заверила Тиона Аттаре. – Родители в выходные пойдут к соседям и все обсудят. Готовься к свиданию!

– Я даже не знаю, о чем с ней говорить, – смущенно произнес Аттаре.

– Ну ты что? – укоризненно округлила глаза Тиона. – Джола такой же человек, как и ты. Просто поговоришь с ней по-человечески. Нет, ты совсем одичал!

– Вот именно, – Аттаре нахмурился. – Ты же знаешь, что я ни о чем не умею говорить, кроме древней культуры.

Тиона рассмеялась:

– Тогда говори о древней культуре. А Джола будет говорить о виноделии, она как раз учится на технолога. Получится очень познавательное свидание. Все будет хорошо, вот увидишь!

Над морем сгустился туман, прибрежные скалы сливались с водой и небом. Только мерцающий свет сигнального фонаря, стоявшего на большом валуне, рассеивал мрак на маленьком пятачке пространства. В нем кружилась с поднятыми руками светлая женская фигурка. Отблеск фонаря выхватывал из белесой мглы то развевающийся вокруг босых ног край длинной накидки, то разметавшиеся черные волосы, то простой бронзовый браслет на загорелой тонкой руке.

Девушка исчезала в тумане и снова появлялась на островке света, маня руками кого-то невидимого со стороны моря. Наконец, она остановилась, вытянулась, запрокинув голову и вскинув руки. С горячей надеждой танцовщица смотрела вверх.

В воздухе захлопали крылья. Появилось и закружилось над ней крылатое существо, длинный змей с точеной вытянутой головой. Девушка схватила с валуна и подняла над собой фонарь. Свет озарил ее матово-загорелое лицо и темные глаза. Существо делало круг за кругом, снижаясь по спирали, наконец, пролетев низко над головой девушки, вцепилось обеими лапами в кольцо фонаря и взмыло вверх. Девушка крикнула, погружаясь в туманную мглу:

– Освети путь Ольвгейру и его кораблю, громоносец!

Светящаяся точка исчезла в тумане над морем.

…Жужжание аппарата, прокручивавшего "живую светопись", смолкло. Движущиеся картины перестали мелькать на белом полотне, и постановщик, который просматривал отснятые нынче сцены, одобрительно кивнул: "Кругом туманное марево, а громоносец с сигнальным фонарем, – думал он, – это живой маяк, символ надежды. Танец девушки, таким образом, будет означать послание любви и надежды тому, кто не должен ни сбиться в тумане с пути, ни погибнуть в водовороте".

Часть 6

Не странно ли, что в мировом просторе,

В живой семье созвездий и планет

Любовь уравновешивает горе

И тьму всегда превозмогает свет?

Н.Заболоцкий "Мир однолик, но двойственна природа".

Вечером над морем низко висела луна. Аттаре и Джола сидели на небольшом утесе на крепких изогнутых корнях сосны: Аттаре чуть выше, обнимая древесный ствол, а Джола – ниже, обхватив руками колено, другой ногой опираясь на камень. В кустах стрекотали цикады, низко носились летучие мыши.

Для Джолы было неожиданностью сватовство Аттаре. Он был известен во всем Оргонто и за границей: как ученый, лектор, основателя музея Тиевес и землепроходец, дважды получивший тяжелые раны.

Джола была подругой Тионы. Соседи вместе справляли праздники, ходили друг к другу в гости. Последние годы Джола мало видела Аттаре. Она знала, когда брат Тионы опять в отъезде, переживала, если он лежал в больнице, радовалась, что он выздоровел и вернулся домой. Точно так же Аттаре слышал, что дочь соседки закончила школу, поступила в техникум, а вон и побежала куда-то, не иначе на танцы, а с утра заглянула к Тионе: опять они о чем-то сговариваются.

В будущем Джола собиралась работать в родной общине и разрабатывать новые рецепты вин. "Я изобрету, как пытались древние ученые, настоящий эликсир радости!" – делилась Джола с Тионой. А когда среди подружек заходила речь о парнях, Джола отмахивалась:

– Я вообще выйду замуж позже всех.

– Почему? – со смехом спрашивала Тиона.

– Потому что у меня дополна своих дел, – отвечала она. – Потому что семья – это общее дело, а у меня все время уходит на пустяковые Джолины делишки. Но их у меня много.

Ей нравилось танцевать, купаться в море, учиться, читать в одиночестве в саду, работать на виноградниках, помогать отцу и матери делать домашнее вино. Джола любила по пять раз ходить в театр светописи на свои любимые пьесы. И поэтому Джола всегда говорила, что уж точно не выскочит замуж рано.

Тем сильнее она удивилась, когда ее родители после долгого совещания с соседями сообщили ей новость: ее хотят сосватать с Аттаре!

Джола мыла посуду после завтрака.

– С Аттаре? – она широко раскрыла черные блестящие глаза и чуть не грохнула тарелку.

– Сказать, что мы не согласны, или ты пойдешь с ним на свидание? – мать решительно отобрала у Джолы тарелку и поставила на стол.

Смуглый кудрявый винодел – отец Джолы высказал свое мнение. Он сказал, что рад был бы выдать Джолу в соседний дом, в уважаемую семью, а тем более за такого парня, как Аттаре:

– Я понимаю, почему родные хотят его женить. Ему, прямо сказать, пришлось несладко, – сказал он. – Они хотят, чтобы Аттаре нашел свою радость после всех этих скитаний на Земле Горящих Трав.

"Наверно, после всего, что он пережил, ему нужен друг, – поняла Джола. – Но почему же я?". Джола попыталась вообразить себя в виде красавицы, но даже это не получалось. Она была невысокая, очень смуглая, как отец, с черными густыми волосами, похожими на мохнатую шапку, и из-под этой шапки то и дело сверкали белки огромных глаз. Она редко надевала юбку: все больше ходила в штанах.

– Хорошо, я пойду на свидание, – задумчиво сказала Джола.

Ей пришла в голову очень простая мысль: как-то не по-товарищески отказывать Аттаре через маму.

Но первое свидание прошло совсем не так, как представляла Джола. Они с Аттаре почти ни о чем не говорили, а облазили все утесы на побережье. Их обдавали солеными брызгами волны, разбивающиеся об эти отвесные утесы, в расщелинах росли сосны, можжевельник и цветущие кустарники.

Джоле и в голову не приходило, что дела Аттаре так похожи на "пустяковые Джолины делишки". Она училась, он писал монографию. Она изобретала "эликсир радости", он построил крыломах. И оба превращали каждое свидание в целое путешествие по таким укромным и глухим местам на побережье, которых, наверное, не разведали и местные мальчишки-рыбаки.

Тиона возмущенно говорила брату:

– По справедливости, твои рубашки должна чинить Джола. Вы что, в контрабандистов играете? Вам обязательно нужно продираться через кусты и ползать по скалам, чтобы вас не схватила конная жандармерия?

Аттаре смущенно отвечал:

– Тиона, а нельзя ли выделить мне одну какую-нибудь рубашку, которую смело можно пачкать и рвать?

– Вариант "чинить рубашки самому" даже не рассматривается? – негодовала Тиона.

– Ох… Я читал в одной книге, что только круглые сироты сами зашивают свои рубашки, – жалобно отвечал Аттаре сестре.

Рассмешив ее, он мог смело отправляться снова "играть в контрабандистов". Лишь изредка у них с Джолой намечались приключения, в которых не рвется одежда. Они несколько раз ходили в светописный театр и на танцы. О свадьбе, которую ожидали их семьи, они упоминали между собой как-то не всерьез.

– Может, лучше и правда основать разбойничью шайку? – предлагал Аттаре. – Какие мы влюбленные? Мы сообщники.

– В лавочках для туристов пускай продают безделушки для тех, кого мы будем грабить, – развивала мысль Джола. – Чтобы мы случайно не отняли у них нужные вещи. В туристических программах напишут: "Вас ожидает головокружительное ограбление в исполнении единственной и самой ужасной шайки в окрестностях Оргонто!".

– А если мы все-таки поженимся и заведем детей, то и их тоже воспитаем разбойниками, – обещал Аттаре.

Ри посадила автолет на высоком берегу озера. Распахнув дверцу, она спрыгнула на землю и стащила с головы шлем. Тонкая серебристая куртка из материала В3S и легкие сапоги из кожи псевдообъекта – это было любимое снаряжение Ри еще с тех пор, как она занималась экстремальным пилотированием автолетов. В3S – высокотехнологичный защитный материал: мгновенно твердеющий во время удара и рассеивающий его энергию. Он был разработан именно для спортсменов-экстремалов, автолетчиков и мотоциклистов. Тонкая В3S-овая куртка не сковывала движений.

Элено открыл дверцу со своей стороны, все еще сидя внутри. Полет с дикими виражами вскружил ему голову.

– Потрясающе, Ри! – он вылез из автолета и тоже снял шлем. – Никогда бы не подумал, что такое можно вытворять в воздухе!

– Если сто лет увлекаться этим видом спорта, можно и не такое вытворять, – усмехнулась Ри, на самом деле чувствовавшая себя польщенной.

Они, не сговариваясь, пошли в одну сторону. Крутой песчаный склон перед ними спускался прямо к воде.

– В принципе, под "живым веществом" Земли, – заговорила Ри, задумчиво глядя вниз, – понимают совокупность всех живых организмов. Я читала, что во времена вселенского господства ивельтов было так: когда паразит полностью истощал все живое вещество, и планета превращалась в пустыню, ивельты резко увеличивали численность человечества. Для людей в достаточном количестве производилась искусственная пища, планета плотно заселялась, и "живого вещества" продолжало хватать для нужд паразита. Каким бы нездоровым ни было это человечество, как бы ни увеличивалась смертность, генетические фабрики позволяли поддерживать нужную для жизнедеятельности паразита заселенность планеты.

– И при этом речь шла о том, что истощенное, больное, многочисленное человечество не выживет без помощи ивельтов, прекрасной и здоровой расы работодателей и благотворителей? – уточнил Элено.

– Да, – подтвердила Ри. – И я все больше восхищаюсь ивельтами, которые в ту эпоху сумели создать движение сопротивления. Они сумели объединиться с озлобленными, обездоленными людьми. Это то, о чем говорил наш друг: они возвысили толпу собой.

Наш друг они по-прежнему называли Сеславина, чтобы не привыкнуть произносить вслух его имя и не сказать его нечаянно там, где ведется прослушивание.

– Может быть, развести костер? – предложил Элено. – Я соберу хворост.

Ри осталась на самом краю обрыва, заложив руки за голову, запрокинутую к небу, по которому плыли закатные облака. Ее тонкая фигура казалась черной на фоне заката. Ри обернулась:

– Осторожно, не наткнись на псевдообъекта.

– Да, тут не Обитаемый мир, – отозвался Элено. – Вместо прекрасной лесовицы вылезет какой-нибудь кошмар Духа Земли, порождение Гибельных лет.

Гибельными годами в последних летописях Тиевес называлось время вторжения ивельтов. В это время ученые и вожди Тиевес, видя гибель своей культуры, совершили массовые самоубийства. К ним добровольно присоединились многие простые люди. Перед этим они устроили тайные библиотеки и хранилища, некоторые из которых потом обнаружили археологи из Обитамого мира.

Элено принес охапку хвороста. Ри задумчиво глядела, как он возится с зажигалкой:

– Помнишь, как мы три года назад ездили в поле вызывать нашего друга? Подумать только, нам хватило воображения, чтобы попробовать это сделать!

Элено, поджигая спиртовую таблетку, подтвердил:

– Да, и с тех пор мы, в сущности, бунтовщики. Самое забавное, Ри, что мы мятежники в мире, где главный культурный герой – мятежник. Это парадокс. Я имею в виду имиджевый миф канцлера Стейра. Ведь, по своему мифу, он вождь повстанцев, даже был приговорен к смерти правящим режимом. И с тех пор, как он пришел к власти, именно понятие повстанец, мятежник в культуре Земли Горящих Трав перестало существовать. Остались только «экстремисты», "завистливое быдло", "асоциальные элементы" и «маньяки». Героический образ несогласного, нарушителя, борца можно встретить лишь в мифе Стейра.

– Ты прав, – рассмеялась Ри. – И кто мы с тобой?

Ри вздрогнула, от порыва ветра ей стало прохладно.

– Холодно? – Элено быстро распрямился и шагнул к ней.

Ри показалось, что сейчас он подойдет и обнимет ее. Миг ему казалось то же самое. Он задержался, глядя ей в лицо.

– Мы просто странная парочка на природе… Я принесу одеяло из автолета, кстати, там же и кофе, – непринужденно сказал Элено.

Ри неподвижным взглядом смотрела, как горит костер. Элено принес одеяло и накинул на нее, задержав ладони на ее плечах. Ри не двигалась.

Элено убрал руки, отошел и сел перед костром. Ри опустилась на траву рядом. Сейчас она не была уверена, что дрожала действительно от холода.

– Итак, у нас есть термос с кофе и бутерброды. И это хорошо, – нарушил молчание Элено.

Он отвернул крышку термоса, налил горячий напиток в пластиковый стакан и передал Ри.

Они работали сейчас над третьей книгой, совсем не похожей на предыдущие. "Сердце мира" был якобы фантастическим романом-утопией, на самом деле посвященным цивилизации Обитаемого. Из-за этого большинство разговоров Элено и Ри вертелось вокруг сопределья, тамошнего образа жизни и культуры.

– Они живут, чтобы улучшать собой саму человеческую природу, – произнес Элено. – Помнишь, наш друг говорил: "Какой смысл в том, чтобы небольшая горстка людей добилась для себя жизни лучшей, чем все другие? Смысл в том, чтобы становилась лучше вся человеческая природа. Предки улучшили собой нашу природу, мы будем украшать и улучшать ее дальше". И правда, – добавил Элено, – стоит посмотреть на нашего друга. Сразу ясно, что он и улучшен, и украшен предыдущими поколениями: стройная фигура, железные бицепсы, простое и учтивое поведение. Каменщик с философским образованием. Сияющий небожитель. Я хорошо понимаю ту благодарность к предкам и любовь к потомкам, которую он должен испытывать. Обязательно нужно, чтобы это было видно из нашей книги.

Обоим вспомнилась последняя встреча с Сеславином, который, отвечая ни их вопрос, говорил: "Любая цивилизация – нагрузка на ресурсы и экологию. Мы стараемся, чтобы наша цивилизация была посильной для Обитаемого мира. В старину слуга надевал барчуку штаны. Некоторые блага прогресса – такое же самодурство. Есть вещи, которые человек должен делать сам. Любой из нас без особых лишений переносит непогоду, голод, тяжелый труд. Мое удобство не в том, что я способен терпеть жару и холод без жалоб, а в том, что, когда вы бы уже чувствовали себя неуютно, я еще не нуждаюсь в особой одежде, и мне эта погода подходит. Чтобы быть со мной там, куда я пойду налегке, вам пришлось бы брать с собой много вещей. Наша жизнь может казаться вам скудной, стоит вам примерить ее на себя. Но у нас в организме есть запас прочности, внутренняя приспособленность к жизни. У вас же, как я понимаю, она лишь внешняя и заключается в большом количестве собственности, заменяющей возможности нормального человеческого организма. Если учесть, что собственность у вас распределяется очень неравномерно, можно сказать: на Земле Горящих Трав не знает комфорта и страдает подавляющая масса людей.

Но главное не в этом. Свобода, – сказал Сеславин. – Вы все сильнее зависите от общества. Несколько дней нестабильности, без привычных удобств, – для вас это будет конец света. Если бы представить фантастическую ситуацию, что все ваши вещи оказались заражены спорами смертельной болезни, вы бы продолжали пользоваться ими, потому что у вас нет другого выхода. А случись это с нами, мы сожгли бы дотла Даргород и построили его заново на очищенном месте".

На небе стали зажигаться редкие, еще бледные звезды. Наступала короткая летняя ночь.

– Пора возвращаться? – неохотно спросила Ри.

– Может быть, переночуем в автолете? – предложил Элено. – Сидеть всю ночь у костра я бы не рискнул: Кибехо набито песевдообъектами.

– Встретим рассвет, – решила Ри. – У меня пистолет на всякий случай.

– Чудесно, – согласился Элено.

Они поднялись на ноги над все еще тлеющим костром. Это одновременное движение заставило их переглянуться. Элено и Ри встретились глазами. Ри снова почувствовала легкую дрожь. Элено взял ее за плечи, они, не сговариваясь, наклонили друг к другу головы. Когда долгий, медленный поцелуй закончился, Элено только сказал:

– Хорошо, Ри, пойдем.

Казалось, что ничего не произошло. Но по дороге к автолету они еще несколько раз переглядывались. В кабине запах дорогой кожи смешивался с сосновым ароматом из кондиционера. Элено и Ри закрыли дверцы. Ри стянула свою серебристую куртку, которая создавала ощущение недоступности, точно металлическая броня. Некоторое время оба просто неподвижно сидели, держа друг друга в объятиях. Они не сговаривались заранее и не спешили.

…Утром они вышли встречать рассвет. Над озером стоял туман, белое марево дымилось в прибрежной траве. После бессонной ночи в замкнутом, тесном пространстве, обоим было смешно смотреть друг на друга. У Элено на подбородке стала заметна щетина. Узкое лицо Ри за ночь, казалось, осунулось, а пышные черные волосы растрепались.

– Идем, умоемся в озере, – махнул рукой Элено, спускаясь со склона к воде.

– Нет ни кофе, ни бутербродов: мы же не рассчитывали заночевать, – сказала Ри, и оба беспричинно засмеялись.

Кусты и трава были в росе. Элено в ботинках сразу промочил ноги, высокие сапоги Ри заблестели. На берегу Элено притянул Ри к себе, и они поцеловались. Потом Ри умывала лицо и руки, присев на корточки у самой кромки озера, а Элено – нагнувшись и захватывая пригоршнями воду.

– Прекрасный пейзаж, Ри, – сказал он, выпрямляясь.

Она кивнула, глядя в сторону огненной полосы неба; прямо на ее сощуренных глазах лежал слабый блик всходящего солнца.

На кухне тихо звучало радио. Сеславин в расстегнутой на груди рубашке склонил голову над столом. Он разбирал письма. Адрес на конвертах был очень простой: «Сеславину из Даргорода, землепроходцу» или "Сеславину из Даргорода, «Северная Олива». Не зная настоящего адреса, люди надписывали конверты так, надеясь, что письмо будет доставлено в лагерь или что в почтовых отделениях Даргорода сумеют найти, где живет известный ветеран-землепроходец.

Но эти письма писались не ему. Множество людей из разных краев обращалось к Элено Харту и Ресс Севан. Их книги быстро завоевали любовь читателей в Обитаемом мире. Не меньшей сенсацией стала судьба самих Элено и Ри. Для всего Обитаемого мира они были мужчиной и женщиной, представляющими собой человечество Земли Горящих Трав.

Им писали на разных языках. Сеславин, два года назад сдавший экзамены за университетский курс, свободно владел двумя. Если язык был ему незнаком, Сеславин откладывал письмо в сторону, чтобы потом отдать переводчикам.

Обязанности Сеславина состояли в том, чтобы приносить Элено и Ри материалы, сообщать новости, разбирать корреспонденцию. Когда соавторы писали «Вихри», он обращался в научные центры, занимающиеся изучением Летхе, Патоис и прочих мест действия романа. Он же держал Элено и Ри в курсе насчет подготовки рукописи к печати и судьбы книг в Обитаемом мире.

– Никогда не думал, что возьмусь за бумажную работу, – самому себе удивлялся Сеславин.

Ему часто приходило в голову, что он предпочел бы по-прежнему заниматься исследованием Земли. Сеславин до сих пор не мог забыть, как они с Аттаре копали руины в Тиевес. Но он стал хорошим связным, который за два года отладил механизм тайных встреч и обмена информацией с Элено и Ри. Сеславин решил, что двое его земных друзей всегда смогут положиться на него. Поэтому он научился скучной для него, кропотливой секретарской работе.

Ярвенна в другой комнате укладывала спать маленького Стиврата. Прислушиваясь, Сеславин иногда усмехался: ему было слышно, как она поет песню о том, что к Стиврату придет кот и покачает ему колыбельку, а за это она даст коту кувшин молока и кусок пирога.

Вскоре Сеславину попалось письмо, которое стоило перевести на язык Земли. Школьный учитель-словесник рассказывал, как на его уроке старшеклассники обсуждали "Учителя из Тиевес" и современное положение людей Земли. Это письмо могло пригодиться Элено и Ри для "Сердца мира" – как пример мировоззрения молодежи.

Элено и Ри приняли безумное решение.

– Ри, ты действительно этого хочешь?

– Эл, тебе будет хуже, чем мне: ты готов?

В рукописи про Обитаемый мир они называли Даргород – Даргородом, использовали подлинные имена, описывали действительно существующие способности: сияние, личные алтари, кровную связь людей с земнородными. Первое время Элено и Ри рассчитывали, что вопросы со стороны Ведомства они отобьют: много публикаций об иномирцах появлялось в официальных СМИ. Соавторы предполагали дать объяснения, что всего лишь использовали заинтересовавший их материал. Мир романа является полностью вымышленным, а некоторые имена, названия и способности его жителей Элено и Ри просто взяли из СМИ, чтобы облегчить себе работу.

Оба соавтора понимали, что их объяснение шито белыми нитками. Собирать подробные сведения о мире из "зоны С-140х" для описания не царства зла, а чудесной утопии – само по себе вызов существующему порядку. Элено и Ри видели, что им нужно или отказаться от темы последнего романа или, наоборот, больше не думать об осторожности.

Вскоре они все чаще стали останавливаться на одной мысли. Что если они осмелятся объявить публично: все материалы переданы им землепроходцем из сопределья?

– Не знаю, Эл, что мы выиграем, – волнуясь, говорила Ри. – Еще во время "войны с памятниками" Стейр утверждал, что иномирцы постараются подбить земных людей на неповиновение тем, что будут расхваливать их историю, культуру, возможности. Люди возомнят, что способны жить без руководства высшей расы, начнутся мятежи, кровь, беспорядки… Наши книги просто назовут частью этого… – она поискала слово, – соблазна. Что мы выиграем, Эл?

– Вспомни, Ри. Информацию о нашем друге мы с тобой оба получили из СМИ. Из тех самых передач, в которых говорилось, что Обитаемый – это мир серости и нищеты, глобального рабства. Это нас остановило? Чем бы ни назвали наши книги, люди получат из них информацию, о которой смогут думать.

Ри кивнула. Она хорошо помнила, как в кадрах передач появлялось лицо Сеславина, нарочно снятое так, чтобы казалось то агрессивным, то тупым – с крутыми скулами, со взглядом исподлобья.

– Ты прав, Эл…

– Уединиться в роскошной лесной усадьбе и писать книги было хорошей идеей, Ри, – чуть-чуть усмехаясь краем рта, заметил Элено. – Но дальше это будет иметь все меньше смысла. Понимаешь, я убежден: то, что сказано в наших первых трех книгах, уже не так сильно дополнили бы даже следующие тридцать, – Элено помолчал. – Мы не люди искусства. Как я уже однажды сказал, мы обыкновенные бунтовщики. Вернее, пока что, бунтовщики с особым комфортом, – он усмехнулся снова. – Но мне кажется, есть неизбежная логика вещей.

– Логика? – переспросила Ри. – Политики и журналисты постоянно говорят о морали, о высшем вселенском принципе, о мирах "зоны С-140х", лежащих вне нравственного закона. Недавно для выезда из мегаполиса установили визовый режим. Люди не смогут покидать город, разве что по туристическим путевкам. Низшим слоям собираются навязать особые условия обязательного страхования, контроль за передвижением – всё, разумеется, для их собственного блага… Эта логика?

– Да. Неумолимый ход вещей, – подтвердил Элено. – Иногда мне кажется, что в этих условиях беречь себя… как-то… антиисторично.

Подобные разговоры часто переходили в расчеты, как следовало бы действовать.

Элено предлагал записать видеоинтервью с Сеславином. Благодаря официальным передачам об Обитаемом мире, люди смогут узнать его в лицо. Ведомству, впрочем, ничто не помешает заявить, что интервью – подделка (даже если Сеславин в кадре облечется сиянием – спецэффект). Все же распространение в сети видеофайлов именно с ним будет выглядеть убедительно.

Элено и Ри готовы были предложить и собственные интервью жадным до сенсаций изданиям и дать пресс-конференции, как только книга поступит в продажу.

Земля Горящих Трав под властью Стейра привыкла к свободе слова. Элено, журналисту, она часто казалась насмешкой, саркастической гримасой системы. Свобода слова входила в пакет благ, которые давал людям Стейр вместе с социальной помощью и высшим вселенским принципом. Она подразумевала прежде всего свободу светских сплетен. "Маргинальный вкус" Ри и характер ее отношений с Элено – это то, на что имела право широкая публика. Существовало и некое шоу протеста: скандальные, но явно мелочные выпады ряда изданий и публичных лиц против Стейра со стороны сытых, обеспеченных оппозиционеров, которые были преданы системе не меньше самых лояльных граждан.

– У нас действительно будет возможность для публичных заявлений. Мы получим фору, пока нами не займется Ведомство, – Элено осторожно поставил на столик хрупкую кофейную чашку.

– Эл, ты думаешь об исправительной психиатрии?

– Думаю, Ри. Конечно, думаю, – подтвердил Элено. – Я думаю, меня ждет психокоррекция. Меня сделают таким, каким я должен быть, чтобы дискредитировать нас с тобой. Они превратят меня в слабоумного, безвольного подонка, чтобы показывать публике: вот кто выступает против Стейра, кто заключает союзы с посланцами из "зоны зла"! Ри, ты – ивельт, с тобой это не пройдет. На тебя будут давить… другими методами.

– Я понимаю, Эл, – Ри потерла тонкими пальцами виски и вдруг устало улыбнулась. – Ты хочешь сказать, что мы плохо кончим?..

Сеславин только что вернулся с Земли Горящих Трав, из усадьбы Ри в краю темных сосен – в Кибехо. Он появился прямо у себя на кухне: Ярвенна поставила на стол ритуальную вещь Сеславина – железную лампадку с ручкой из дуба, и зажгла в лампадке огонь. Такой алтарь они с Ярвенной держали дома, в отличие от ножа-засапожника, что Сеславин носил с собой.

Сеславин сел за стол, погасил лампу. По радио, обычно включенному на кухне, передавали концерт. Не говоря ни слова, Сеславин низко опустил голову.

– Что с тобой? – озабоченно спросила Ярвенна. – Ты ведь не ранен?

– Нет.

– А Элено и Ресс… Они в порядке? – продолжала она.

– Они здоровы и пока на свободе, – уронил Сеславин. – Сейчас буду писать отчет в Совет землепроходцев.

– Что случилось? – повторила Ярвенна.

Сеславин молча повернул к ней нахмуренное лицо.

Голос радиоведушего произнес:

– По заявкам наших слушателей передаем "Песню Стьоргис" из светописной пьесы "Вихри Летхе"…

Стьоргис была женой морехода Ольвгейра Северного Ветра. Однажды Ри, узнав, что Ярвенна пишет стихи, попросила ее написать для их будущего романа песню женщины, ждущей домой пропавшего мужа. Ри объяснила: "Это должно быть что-то вроде заговора. Смысл примерно такой: заклинаю тебя огнем, водой и тому подобным, чтобы мы снова встретились, и ты оставался бы верным мне на чужбине". Ярвенна написала стихи, которые потом вошли и в сценарий светописной пьесы.

По радио зазвучал сильный женский голос.

Если печаль воды станет танцем огня,

Значит, тогда и ты снова найдешь меня.

Если тоска ветров станет молчаньем камней,

Пересекутся вновь ветви наших путей.

Если сумрак ночной станет сияньем дня,

Ты за туманной мглой снова найдешь меня.

Станут жизнью мечты, станут явью слова,

Встретимся я и ты там, где не вянет трава.

Где ночь становится днем,

Звездой становится прах,

Где станет вода огнем,

Где будет сиянием мрак.

Где стужа зимних дорог станет теплом очага,

И вместо камней у ног – цветущей травы луга,

Где вместо мерцания льда тихого дома уют…

И где никто, никогда не знает, как предают.

Сеславин невольно прислушивался к знакомым словам песни. Ярвенна подошла ближе и провела ладонью по его волосам.

– Элено и Ресс, – наконец сказал Сеславин. – Они хотят открыто рассказать земным людям, что Древняя Земля из их книг на самом деле существовала и что Обитаемый мир – не «зона»…

Они отдают себя в жертву, – Сеславин кашлянул, взялся рукой за горло. – Сейчас напишу отчет. Элено и Ресс нужно знать мнение землепроходцев.