Текст книги "Земля Горящих Трав"

Автор книги: Юлия Тулянская

Соавторы: Наталья Михайлова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– Да нет никаких иномирцев, это брехня. Ивельты выдумали, чтобы нас пугать. Вот я бы Черного Жителя спросил… Только он мне не является никогда. А я бы ему сказал: говори прямо, не темни. Что изменится, и что для этого надо делать? Если ивельтов бить, то я хоть сейчас. Только, – Йанти зло засмеялся, – Черный Житель тоже хорош. Дал бы мне силы против ивельтов. А он силы не дает, только советы. Советы-то и я могу давать… – он тяжело вздохнул. – Пойду напьюсь.

– С утра-то? – бросил на него взгляд Хенко.

– А без разницы. Ты как, со мной?

– Нет, Йанти, не получится, – мотнул головой Хенко. – Я с Лансе договорился: пойдем на северный конец. Там есть всякие штуки. Мы из Омшо вытянули: он говорит, живые вещи есть. Ну, к примеру, такие старые видаки, что без диска показывают. Посмотришь – и увидишь свое будущее, где ты будешь ровно через год.

– Это как девятьсот первый канал, что ли? – усмехнулся Йанти.

– Нет, девятьсот первый – он не для людей! – уверенно сказал Хенко. – Поэтому его и смотреть нельзя – сойдешь с ума навсегда.

– Слышь, а если девятьсот первый не для людей, то для кого? Для шуршунчиков, что ли?

– Есть такие, – понизив голос, сказал Хенко. – Лазуны называются. По свалке лазят. Они не люди, и не как Черный Житель, а скелеты. Все в проводах, в железе, в наушниках и стерео-очках.

– На кой скелетам наушники? – засмеялся Йанти.

– Наушники – чтобы слышать, – объяснил Хенко. – Где у скелета уши? Вот они и слушают наушниками. А смотрят очками от видеоигр. А провода у них намотаны – чтобы чувствовать. Когда Омшо рассказывал, нам с Лансе жутко стало. Хорошо, что в ту ночь мы на них не напоролись, когда ходили Жителя вызывать.

– Ясно… – протянул Йанти. – Ну, пойду один напьюсь. А ты потом расскажешь, что увидел в живом видюшнике: что с тобой будет ровно через год. – Йанти встал со стиральной машины и повернулся, чтобы уйти.

– Если тебя увижу, я тебе расскажу, – вдогонку ему сказал Хенко и виновато вздохнул.

Йанти медленно брел по свалке, засунув руки в карманы плотных черных штанов и чуть согнув плечи. «И что этот Черный Житель суется?» – думалось ему. Но злости особой не было, только досада. Для Жителя, для призрака свалки, «великая перемена», может, в том, что наконец с северной стороны вывезут стальной лом на утилизацию. Что он смыслит в жизни людей, собрат шуршунчиков и дурацких, опутанных проводами, лазунов? Лучше бы не травил душу. А, может, все-таки смыслит?..

Йанти разжился баллоном пива и решил выпить его в одиночестве у старых труб. Сев на трубу, он отвинтил пробку и немного плеснул на песок.

– Тебе, Черный Житель, – по обычаю, бездумно пробормотал он.

– Спасибо, Йанти, – услышал он прямо за спиной.

Йанти вскочил. Прямо перед ним, там, где только что никого не было, стоял сам Житель. Под мышкой он держал ржавый мотоциклетный шлем. Пронзительные глаза смотрели снизу в упор, – он был ниже Йанти на голову.

Йанти сжал зубы. Сказать "ты чего людей пугаешь?" было неловко – не хотел признаваться, что испугался. Но любому парню со свалки за такие шутки Йанти бы врезал.

– На здоровье, – буркнул он.

– Пойди за контейнеры, – ровно продолжал Черный Житель. – Там стоит мотоцикл, его хозяйка – Неска Стек. Вы с ней должны стать друзьями.

Житель и поднял руку, чтобы "стереть себя". Йанти много слышал об этом жесте, и понял, что сейчас собеседник исчезнет.

– Погоди! Это потому, что придут перемены?! – хрипло потребовал Йанти. – Скажи, что конкретно-то будет?

– Будет именно то, чего ты хочешь, – сказал Черный Житель. – Режим Стейра падет.

– Как?.. – запинаясь, проговорил Йанти. – А кто его уберет?!

– Ты и другие, – ответил Черный Житель, одновременно «стирая» себя движением руки.

– Ну надо же!.. – Йанти тихо выругался.

Житель исчез.

Йанти страстно захотелось поверить. Может, Черный Житель услышал его недавние слова: "Дал бы мне силы против ивельтов. А он силы не дает, только советы!"? Услышал и явился прямо средь бела дня, чтобы сказать: погоди, скоро будет и сила… Может, и правда в новостях по 901-му каналу передавали, что в будущем произошел переворот?

Йанти закусил губу, быстро огляделся и зашагал к контейнерам.

Темные ели Кибехо застыли, присыпанные снегом. В самом разгаре был неуютный рассвет. Ри вышла на застекленную веранду, накинув на плечи шубку. Здоровый свежий воздух переполнял легкие. Элено, кутаясь в теплую куртку, сидел в плетеном кресле перед экраном переносного порта. Услышав шаги, он обернулся, нечаянно смахнув со стола чашку с остывшим кофе.

– Что с тобой, Эл?

– Сволочи, – тихо сказал Элено и, увидев, что опрокинул кофе, достал носовой платок. – Я уберу.

Ри нагнулась и подняла чашку: она не разбилась. Ри нажала кнопку селектора:

– Завтрак на веранду, пожалуйста.

Она подошла ближе к Элено:

– Эл, чем ты расстроен?

– Не спалось под утро, – отрывисто сказал журналист. – Я сделал себе кофе и вышел на веранду. Было три или четыре часа. От нечего делать я полез в порт, скачал комедию…

– Что за комедия?

– "Коктейль подешевле".

– А, – равнодушно припомнила Ри: это название она слышала из рекламы.

– И поплатился за любопытство, – раздраженно сказал Элено. – Сволочи какие, не устаю удивляться…

Вошла служанка с завтраком. Элено переждал, когда она уйдет, и, не прикасаясь к еде, продолжал.

– Фильм рассчитан на средний класс. Это его, так сказать, целевая аудитория.

Ри, взяв бокал с соком, внимательно слушала.

– Картина про "бунт 807-го". То есть не впрямую «807-го», конечно, а какой-то фантастический бунт вроде «807-го», но обыватель узнает в нем реальные черты и содрогнется, – саркастически проговорил Элено. – По крайней мере, для этого сделано все. Вожак «быдляков» – какой-то здоровенный бугай, знаешь, этот типичный образ…

– Пьяница, дебошир, насильник, – кивнула Ри.

Элено с волнением продолжал:

– Да, именно такой. Разумеется, по-скотски пристает к девушке в баре… И тут появляется красавчик-ивельт, из тех, которые в свободное время занимаются благотворительностью, создают рабочие места и за чей счет живет все это неблагодарное отребье. Он заступается за девушку. Плебей, конечно же, бросается в драку: кусает руку, которая его кормит – по выражению самого ивельта. Ивельт одним ударом отправляет его на пол, но тут сбегаются с улицы праздношатающиеся дружки буяна, конечно, тоже с бандитскими рожами. Появляются какие-то женщины-растрепы, старые, толстые: у них нет денег на коррекцию внешности…

– Чушь какая, – передернула плечами Ри.

– Ты ничего не понимаешь, – раздраженно сказал Элено, махнув рукой. – Это не чушь, это… – голос у него пресекся. – Это – социальное послание. О том, какое быдло этот народ, как оно страшно в своем слепом и необузданном гневе, и как его надо держать в узде. Положительная блондиночка читает мораль: "Приличные люди выражают протест легальными методами. А погромы на улицах – это выпитое пиво бурлит, энергию девать некуда".

– Да тебя всего трясет, – покачала головой Ри. – Хотя коньяк по утрам – не лучший вариант, но думаю, надо… – она снова позвонила. – Просто чтобы успокоиться, Эл.

– И средний класс… – продолжал он, – средний класс еще раз скажет: ах, этот страшный народ, мы боимся его, спасите нас от него, ивельты! Мы не хотим иметь с ним ничего общего!.. Люди против людей…

Принесли коньяк. Элено выпил залпом, потряс головой.

Ри наклонилась к нему:

– Я тебя понимаю. Они передергивают сущность бунта, показывая его в виде глупого фарса. Любое возмущение и протест против несправедливости должно ассоциироваться с хамством, насилием, тупостью. А чем кончился киношедевр?

– Угадай… – Элено зло засмеялся.

– Дай подумать… Красивый светловолосый ивельт все-таки одним взглядом поставил на колени всю толпу бунтовщиков?

Элено стукнул кулаком по ладони:

– Да! Только ивельт был темноволосый. А главного хама-зачинщика отправили на психокоррекцию.

В ветреном, сыром Летхе Элено под конец осени всегда бывал слегка простужен. Но сухой и морозный воздух Кибехо без усилия заполнял легкие, и нынче, оставшись на всю зиму в имении Ри, журналист забыл о привычном недомогании.

Элено ушел из штата "Нового слова". Ему стало неприлично работать в жалком полубульварном издании: считаясь любовником Ресс Севан, он волей-неволей оказался на виду в обществе. Элено понимал, что не может позволить себе жить ниже определенного уровня. Он перешел на фриланс. Благодаря Ри, Элено сделался заметным светским журналистом, он легко получал аккредитацию на самые элитные мероприятия и сотрудничал с лучшими изданиями. Он должен был принимать подарки и покровительство Ри, чтобы поддерживать свой статус. Из безвестного писаки в пиджаке с вытертыми рукавами Элено превратился в успешного человека.

Ри распорядилась, чтобы в гостиной затопили камин.

– Мне нужно кое-что сказать тебе, Ри, – произнес Элено, наслаждаясь теплом от своего толстого домашнего свитера и от огня в камине. – Мне пришла одна необыкновенная идея.

Ри прищурилась на огонь:

– Что ты придумал, Эл?

– Хм!.. – тот усмехнулся. – Я учился в гуманитарном спецклассе: там готовили будущих редакторов, сценаристов, работников СМИ и так далее… Одно время я думал заняться беллетристикой. Но, знаешь, писать было абсолютно не о чем. Поддерживать политику ивельтов и восхвалять положение дел, которое у нас есть сейчас, пугать людей иномирцами, бунтом, их собственной природной порочностью… Как в этом фильме, из-за которого я нынче уронил чашку, – засмеялся Элено.

– Да ерунда – чашка, – улыбнулась Ри. – Ты продолжай, я, кажется, понимаю твою мысль…

– Развлекать скучающих дамочек – менеджеров и продавщиц – любовными историями, или придумывать дурацкие фантастические боевики для мужчин про то, как крутой агент Ведомства попадает в "зону С-140х" и там защищает высший вселенский принцип… – Элено тяжело вздохнул. – Короче говоря, быть писателем сегодня слишком пошло. Но волей случая жизнь подбросила нам с тобой материал, который жаль не использовать. Знаешь, все мои журналистские нервы дрожат мелкой дрожью.

– Ты про Обитаемый мир? – Ри недоуменно вскинула брови. – Но ведь об этом нельзя говорить в открытую…

– А мы и не будем в открытую, Ри, – воскликнул Элено. – Публицистика – не тот путь, я это понимаю. Но мы с тобой можем писать книги. Причем в жанре фантастики.

Ри беззвучно ахнула, окончательно все поняв. Элено подался вперед:

– Первый роман мы напишем о Древней Земле. Я полагаю, наш друг одобрит эту затею, и от него мы получим много серьезных документальных сведений.

Наш друг – так они называли между собой Сеславина. Хотя прослушивание в имении госпожи Севан было исключено, Элено и Ри договорились не пользоваться его по имени.

– Я обдумываю сюжет про Тиевес, – продолжал Элено. – Там, по словам нашего друга, была высочайшая на Земле культура. Как я уже сказал, мы объявим наш роман фантастикой, беллетристикой, но под этим прикрытием напишем совершенно реалистическую, можно сказать, документальную книгу. Мы с тобой выпустим серию книг об истории Земли, о людях, какими они были до прихода ивельтов, об их культуре и связи с Духом. Ведь никто не знает, что там было на самом деле, – так что жизнь в древней Тиевес или Кибехо сойдет за плод нашего буйного воображения.

– Ты прав, люди должны знать правду о своем прошлом, о том, чего они лишились и к чему, возможно, им предстоит вернуться на новом витке развития, – медленно произнесла Ри.

– Сперва мы расскажем им о Древней Земле, – повторил Элено. – А потом и об Обитаемом мире.

Ри покачала головой.

– Вот как? О мире из "зоны С-140х"?

– О, нет, не об этом мифическом вселенском источнике зла, – махнул рукой Элено, – а именно о настоящем Обитаемом мире, как он есть на самом деле. Просто один из миров, о которых сейчас в таком количестве пишут фантасты. Мы покажем, что жизнь на Древней Земле и в Обитаемом мире строится по одним законам: дружба, род, свобода, равенство… – пронзительные темные глаза Элено заблестели.

– Ты хочешь писать вдвоем? – Ри помолчала. – Я могу обеспечить издание и рекламу. Но я никогда раньше не пробовала писать…

– Чепуха, у тебя получится, – перебил Элено. – Это будет наше общее дело. Поверь, набить руку не так уж трудно, все дело в материале. Из нас выйдет прекрасная пара… прекрасные соавторы, Ри!

Йанти свернул за контейнеры. Начал сыпаться мелкий снег. Быстро смеркалось. Возвращаться в мегаполис под зимний вечер опасно: далеко, можно сбиться с дороги. Йанти подумал, что переночует у Омшо. Не впервой. Омшо топит в фургоне, и хотя уже заполночь все тепло выйдет в щели, у него достаточно тряпья, чтобы накрыться.

За контейнерами высокая смуглая девушка в старой кожаной куртке сидела на длинном седле мотоцикла, словно на диване. Она свесила одну ногу, поджав под себя другую. Мотоцикл был прочно прислонен к одному из контейнеров, покрытых облупившейся краской. Девушка читала книгу в яркой обложке.

– Привет, – сказал Йанти. – Ты кого ждешь?

– Йанти Дейса, – уверенно ответила девушка. – Ты Йанти?

– Угу… – тот глубоко вздохнул. – Тебе Черный Житель сказал меня ждать?

Девушка присмотрелась к Йанти:

– И ты видел Жителя?

Йанти кивнул. Он не смущался с девушками. У него был настоящий дар держаться с ними просто, не рисуясь, как и с мужчинами, и Йанти даже не подозревал, что этим он легко завоевывает сердца как раз тех, которые ему и самому нравятся.

– Хочешь пива? – он рассеянно протянул Неске баллон.

– Давай. А что тебе говорил Житель? – так же просто отозвалась она.

У нее были чуть раскосые черные глаза, худое скуластое лицо с тонкими, резкими чертами.

– Ты первая скажи, – потребовал Йанти.

– Садись, – девушка убрала книгу в мягкую сумку, сшитую из клочков кожи, висевшую у нее через плечо; Йанти взгромоздился на седло, мотоцикл качнулся. – Черный Житель сказал, что придет парень Йанти Дейс, и что мы с ним должны подружиться.

Она отхлебнула пива и подала баллон Йанти, тот сделал глоток и вернул ей:

– Ну, за знакомство.

– И как мы будем дружить? – спросила девушка.

Йанти помолчал.

– Тут знающие люди говорили, – наконец произнес он (Йанти не мог признаться, что "знающие люди" – это два сопляка, Хенко и Лансе), – что ничего особенного не надо. Ну, не веревками друг к другу привязываться. Просто между собой заключают договор… в таком роде: помогать друг другу в случае чего… вообще не сдавать друг друга. Черный Житель сказал, что это нужно для будущего, когда жизнь на Земле изменится.

Неска улыбнулась.

– Да, Житель так сказал. Значит, будущее скоро наступит?

– Не знаю, – проворчал Йанти. – Может, брехня это все… Только договор на всякий случай заключим. Вдруг есть будущее?

– Забыла совсем: у меня ведь колбаса в сумке и батон, – Неска опять вернула Йанти пиво и зашуршала пакетом. – Бери. Ты тут живешь? – она неопределенно махнула рукой в глубину свалки.

– Нет, в городе, – буркнул Йанти. – Я наладчик терминалов оплаты.

Как он ни уверял себя, будто презирает все общество сверху донизу, но невольно гордился, что относится к разряду людей, имеющих постоянную работу.

– И я в городе живу, – поморщилась Неска, – А сюда приезжаю иногда… Не спрашивай, где работаю: ненавижу свою работу. И всякую ненавижу… И город этот ивельтский – тоже, – она стукнула сжатым кулаком себя по коленке. – Люблю скорость, люблю свободу, хочется уехать за город и гнать по трассе, пока не наступит ночь, уехать далеко в лес… И пусть хоть псевдообъекты сожрут.

– Тише! – Йанти придержал пакет едой, который чуть не упал на землю. – Ненавидишь работу – так не работай, пусть ивельты на пособие раскошеливаются. Многие так делают… А псевдообъекта я двину арматурой подлиннее…

Девушка засмеялась, и Йанти тоже. Йанти хлопнул ее по спине, а она его – по плечу, потом Йанти обнял Неску одной рукой и чуть ближе придвинул к себе.

– Знаешь, что нам всем надо сделать?

Сиюминутная гордость от того, что хозяева дали ему работу, у Йанти уже прошла. Он снова вспомнил свою обычную социальную злость.

– Взять да поувольняться всем. Пусть боссы сами себе терминалы налаживают, машины чинят, жратву готовят. А мы бы жили на пособия – и пусть как хотят.

– Для пособия надо зарегистрироваться на бирже труда, – напомнила Неска. – Если на бирже тебе дают работу по специальности, ты должен идти, а то перестанешь получать пособие.

Йанти засмеялся:

– Ага. Тогда надо идти – и все портить: работать псу под хвост. Уволят – и будешь со спокойной душой получать пособие. Вот бы все люди так сделали. Это называется саботаж. Посмотрел бы я тогда на боссов!

Теперь рассмеялись оба.

– Они бы тогда пособия перестали платить, – посерьезнев, заметила Неска.

– Ну и стало бы, наконец, все ясно! – сжал кулаки Йанти. – А то они благотворители, нам только задницу им поцеловать остается. Устроили нам сытую жизнь, сволочи, а сами себе все загребли да еще Землю скармливают своему паразиту.

Неска резко тряхнула прямыми, расчесанными на косой пробор волосами. Их успел припорошить мелкий снег, она была без шапки, а мотоциклетный шлем лежал рядом. Йанти необычайно четко высказал ее собственную мысль: что элита подкупила людей сытостью, бросила им кусок, а сама владеет абсолютно всем и хищнически выкачивает жизненные ресурсы Земли. А люди за дешевую колбасу продали и мир Горящих Трав, и свои права.

– Боссы не любят, когда мы об этом думаем, – жестко сказала Неска. – Знаешь, я слышала? Какой-то толстый мужик выходит из машины и говорит по мобиле: "Это поганое быдло на улицах жрет дешевое пиво и обсуждает власть". Ух, как они не любят, чтобы мы их обсуждали! – она расхохоталась.

Йанти опять протянул баллон с пивом:

– Держи…

Неска молча взяла и как следует отхлебнула:

– Хочешь, я потом в город тебя подброшу?

– Угу… Я из района «807».

– И я оттуда же! – обрадовалась Неска. – Наверное, Черный Житель это знал, как ты думаешь?

Йанти кивнул головой:

– Наверное, знал.

Дьорви, голубоглазый хельд, родился в Хейфьолле. Он, как и Ярвенна, был полукровкой: сыном человеческой женщины и поморника. Поморниками назывались в Обитаемом мире не только крупные чайки, но и дети моря – земнородные, живущие во фьордах севера. Обитаемый мир иным путем, чем мир Горящих Трав, искал общий язык со своим человечеством: он стремился иметь с людьми общих потомков.

Дьорви был высокий, худой юноша с короткими льняными волосами и мужественными, как у типичного хельда, чертами лица: твердым подбородком, четко очерченными скулами. Дьорви сам не мог бы сказать, прожил ли он большую часть жизни на суше или в воде. Он умел задерживать дыхание почти на час. Постоянное плавание развило его грудную клетку, мышцы рук и ног.

Поморник-полукровка работал в рыболовецкой общине Хейфьолле смотрителем морских угодий. Его делом была разведка и наводка судов на косяки промысловых рыб. Заочно он закончил биологический факультет в Ирменгарде.

В бурном холодном море Хельдвик Дьорви с детства чувствовал себя как дома и даже ночевать часто оставался в береговых скалах. Друзья и соседи знали его задумчивым, тихим юношей. По суше Дьорви ходил неторопливо, зато плавал быстро и прекрасно себя чувствовал в самой холодной воде. Сын поморника мог нырять на глубину более сорока саженей. На груди под обычной голубой или светло-серой рубахой он носил талисман: круглый, с дыркой, камешек на шнурке и пучок перьев своего тезки-поморника. Таков и был алтарь Дьорви: перо поморника, галька и морская вода.

Жизнь Дьорви изменили статьи Ярвенны из Лесной Чаши, которые все чаще попадались ему в журналах. Ярвенна писала о своем эксперименте: как она жила на лесной поляне на Земле Горящих Трав, словно обычная полевица. Призыв Ярвенны повторить опыт в других природных нишах не прошел даром. Дьорви написал заявление, что хочет стать землепроходцем.

Больше всего по климату Дьорви подходил пустой каменистый Хирксон. Там даже валуны казались знакомыми, как в Хельдерике в Обитаемом мире. Дьорви стал тамошним поморником. Он нашел себе в скалах тесную пещерку для жилья, устлал ее сухими водорослями. Несмотря на пронзительные ветра и холодную воду, он и в воде, и на суше был одет в одни холщовые штаны, без рубахи, лишь со своим талисманом на груди: хельду не привыкать.

Только когда неприветливое рокочущее море начинало покрываться льдом, Дьорви возвращался на родину в Хейфьолле.

Однажды недалеко от гряды подводных камней, погрузившись на дно, Дьорви заметил деревянный корпус длинной весельной ладьи, косматый от водорослей. Поморник подплыл ближе. В первый миг его напугала резная голова морского змея с разверстой пастью, которая украшала торчащую вверх носовую часть. Дьорви метнулся в сторону, и только через миг понял, что она неживая.

Ныряльщик поплавал вокруг, убил ножом небольшую рыбу и направился к берегу, чтобы ее съесть. Дьорви не собирался разводить костер. Живя как поморник, он даже не думал о горячей пище. И только вечером перед сном, в тесной сухой пещерке в скалах он сосредоточился и вспомнил свое человеческое «я» и имя. Дьорви делал это для того, чтобы не превратиться в поморника насовсем. Случись это с ним, землепроходцам не так-то просто было бы найти его в морской пучине, чтобы вернуть рассудок и память.

Закрыв глаза, он замер, прислушиваясь к чему-то внутри себя. Из неясных образов, теснившихся в сознании, наконец вырвался один отчетливый и знакомый: его мать в шерстяной юбке и желтом переднике выходит на крыльцо: "Дьорви! Домой!" Имя, оклик матери, – полуголый поморник вздрогнул, опомнился. Да, он Дьорви, человек… И тут ему пришла на ум затонувшая ладья с чудовищной носовой фигурой. Лишь теперь Дьорви понял, что это ценная находка: о ней нужно немедленно сообщить в "Северную оливу".

Землепроходцы уже знали, что канцлер Стейр с помощью спутников может наблюдать за Землей из космоса. Именно так он и обнаружил первые экспедиции. Теперь землепроходцы использовали множество ухищрений, чтобы оставаться незамеченными.

Дьорви редко выныривал на открытом месте, а, выбираясь из воды, прятался в скалах. Наверное, со своим необычным образом жизни он был похож на какое-то морское животное или псевдозоологический объект.

В лагере землепроходцев Дьорви поручили исследовать затонувшую ладью. Он связал небольшой плот и устлал его водорослями: сверху он и должен был казаться просто скоплением водорослей. Была туманная ночь, и Дьорви предчувствовал, что ненастье усилится. Зато кому придет в голову, что эта точка на радаре в ледяной воде – не рыба, не тюлень, даже не псевдообъект, а подводный археолог из Обитаемого мира!

Свою добычу с затонувшей ладьи Дьорви складывал в прикрепленный к плоту рундук. Это были какие-то деньги, статуэтки и украшения.

Жители Хирксона селились у моря и были мореплавателями; их ладья оказалась сделана необычайно искусно. Форштевень был украшен головой морского змея, кормовой брус – хвостом. Корабль воспринимался как живое существо, как одно из воплощений самого Мирового Духа.

Дьорви всегда чувствовал в море направление и, как все поморники, заранее знал, какая будет погода. Ожидая, что идет шторм, он наконец решил возвратиться на берег. До заката было еще далеко, но вскоре сильно похолодало, небо заволокло сизыми тучами, море стало свинцово-серым.

Огромные морские змеи стремительно проносились мимо плота. Если бы такое чудовище прошло чуть ближе, ударом огромного хвоста оно перевернуло бы плот не хуже громадной волны. Они словно обезумели: то выскакивали из воды, то закручивали водовороты.

Над Дьорви, почти касаясь его головы, с криком промелькнул громоносец. Это были узкие стремительные существа, длиной в руку, покрытые твердой чешуей, с темно-синими крыльями, отливающими черным. Дьорви их уже знал: эти создания жили в грозе и штормовом ветре, носились вместе с бурей над волнами.

Сейчас же за первым пронесся второй, а потом появились другие: громоносцы закружили целой стаей. Казалось, что волны поднимает не ветер, а эти летающие и плавающие чудища в едином порыве создают их. Впрочем, ветер тоже бушевал, небо разрезала ветвистая молния.

Дьорви вылез на плот. Под потоками дождя в одних штанах по колено он готов был опять соскользнуть в черную воду, чтобы сущность поморника помогла ему выжить. Но в рундуке лежала добыча с затонувшего судна. Полукровка понимал, что брось он плот, сам он не пропадет, но погибнут труды его подводных исследований, а главное, – спасенные им древние вещи. Монеты, украшения, части доспехов – это было послание скал Хирксон. Нельзя утратить послание раньше, чем ученые его прочтут.

Морской змей промчался рядом, развернулся, закружился в воде, и плот закрутило воронкой. Дьорви боролся, как мог, чтобы его не смыло.

Внезапно Дьорви показалось, что он видит маяк. Ему пришло в голову, что это кто-нибудь из друзей-землепроходцев узнал о его беде, явился и зажег маяк в скалах. Берег, оказывается, был совсем близко, а огонь отмечал, где можно причалить…

Маяк зажег человек. Почти человек. Он был сгорбленный, но огромного роста, свет падал на его лицо, напоминавшее обветренные, морщинистые лица старых моряков. Это лицо с льдисто-серыми глазами обрамляли спутанные волосы цвета бурых водорослей. Дух мира Горящих Трав был в штанах – таких, как у Дьорви, – и на шее у него висело ожерелье из небольших морских ежей. Высоко над головой он держал посох с подвешенным к нему ярким сигнальным фонарем. В сиянии фонаря Дьорви видел, что руки у великана до локтей покрыты чешуей.

Дух воткнул посох в береговые острые камни, кивнул Дьорви, указывая на скалу позади. Там темнела пещера, в которой можно было укрыться. Затем, неслышно и неожиданно легко ступая, великан осторожно обошел вытащенный на берег плот, и, как рыба, ушел в волны.

Вход в склеп, устроенный под холмом, был засыпан оползнем. Земля над ним слежалась и поросла травой и кустарником. Теперь здесь велись раскопки. Раскопщики уже освободили участок коридора и являлись прямо под землей, поставив здесь свои алтари.

Первым возник в подземном мраке Аттаре возле лежащей на обломке камня красной розы. На камне был нарисован солярный знак. Аттаре облекся сиянием, освещая темное помещение.

Появился другой раскопщик. В этой тесноте больше двоих и не было нужно. В сам склеп еще предстояло пробиться. Археологов ждали лопаты и заступы. После решительной борьбы с плотной, слежавшейся землей перед раскопщиками встала каменная кладка.

– Вход в гробницу замурован, – задумчиво сказал Аттаре, очищая от земли стену. – Придется разбирать кладку.

Работа заняла больше недели, потому что за стеной открылся еще и заваленный камнями коридор. В конце коридора оказалась дверь из толстых досок, она-то и вела в просторную усыпальницу. Ее свод и стены оказались выложены из мастерски отесанных плит. Помещение было заставлено глиняными сосудами, запечатанными смолой, заполнено драгоценными предметами быта, ящичками и ларцами. В нише виднелась алебастровая урна, и Аттаре уже догадывался, что в ней находится смешанный с благовониями прах погребенного человека.

– Похоже, из этого склепа сделали тайное хранилище, – взволнованно проговорил Аттаре, озираясь. – Я так и думал. В Тиевес достаточно высокая культура, чтобы люди сознавали ценность своих рукописей и произведений искусства. Сосуды запечатаны для предохранения от влаги: внутри, полагаю, свитки. Местные жители спрятали рукописи, когда увидели гибель своей цивилизации. Убежден, что со временем откроются и другие тайники.

И Аттаре, и его помощник были облечены сиянием. Впервые за сотни лет тьма в склепе оказалась вытеснена в самые дальние углы и щели.

– Учитель Стелаис, – прочел Аттаре золоченую надпись на урне и поднял голову.

Он впервые поглядел на свод усыпальницы. У Аттаре вырвался вскрик. Роспись свода удивительно точно изображала человека на крыломахе.

Помощник тоже поднял голову. Летатель – распростертый в воздухе человек – был привязан ремнями внутри корпуса, напоминающего каркас лодки. В каждой руке он держал по рычагу. Над ним была карта звездного неба. А вокруг крыломаха плясали и неслись воздушные существа: птицы и чудища.

Аттаре растерянно улыбнулся и провел рукой по лицу: на ладони осталась мутная влага – смешавшиеся с пылью слезы. Нараменник на нем был в земле, в земле и в грязи были руки, исцарапанные, с обломанными ногтями.

Аттаре бросил взгляд на своего помощника:

– Разве это не великолепно?!

– Ты думаешь, это было на самом деле? – с сомнением спросил помощник.

– Я уверен! – южанин бросил сверкнувший взгляд на урну с прахом. – Разве можно просто вообразить такую штуку, а не попытаться изобрести? Наверняка, найдутся чертежи. Я построю крыломах по чертежам Стелаиса.

"Ты человек Древней Тиевес. Эти картины побуждают тебя: «Ты родился человеком, расти, учись, овладевай ремеслами, продолжай род, трудись и общайся с Духом: учи его всему, что знаешь, передавай свой опыт, будь ему другом. В этом и состоит смысл и содержание твоей жизни».

Так еще до "Тиевесской трагедии", когда под ракетным ударом погибла целая экспедиция, Аттаре прокомментировал сюжеты фресок и барельефов из тамошнего храма. Учитель Стелаис был воплощением этой культуры. В засмоленных сосудах в его гробнице и вправду оказались свитки: одна из тайных библиотек. Археологом досталось несколько жизнеописаний Стелаиса, где говорилось, что он выступал с научными лекциями в апельсиновой роще. Его приходили послушать диковинные твари. После смерти Стелаиса эти необыкновенные создания в дни равноденствий стали собираться у его склепа, чтобы почтить память учителя и совершить свои фантастические игрища. Поклоняясь Стелаису, они испещряли буквами и геометрическими фигурами землю вокруг склепа. Полуголый исполин с оленьими рогами исполнял в честь учителя пляску, и маленькие древесные существа, похожие на обезьян, держа тонкими лапками флейты, подыгрывали ему.

У земных тварей возник своего рода культ Стелаиса – точно так же, как у людей были культы, посвященные разным воплощениям Духа. Это было кое-что из того, что Дух мира Горящих Трав перенял от человеческой культуры.

Аттаре уже слышал, как Дух спас Дьорви, во время шторма, использовав свои знания о маяке. Выходит, он еще помнил, что человек в пучине стремится на сушу, и для этого на берегу должен гореть огонь. Во многих поступках и самом человекоподобном облике Духа до сих пор были видны отблески просвещения.

В союзе с Духом люди получили способность, которой воспользовался и Сеславин, когда на поляне в Патоис вступил в бой со змеем в облике тура. Точно так же Стелаис был способен воплощаться в зверька величиной с кошку, покрытого очень плотными мелкими перьями, крылатого охотника за летучими мышами.

Стелаис сравнивал себя с пятиборцем: он занимался физикой, географией, медициной, языкознанием и математикой. В его главном сочинении "О философии" высказывалась мысль, что мир один, и других миров не существует. Есть земли, лежащие за морем, а есть – лежащие за небом. Первые уже стали доступны благодаря мореходству, небоходство же людям пока неизвестно. Однако как невежественно было бы суждение жителя Тиевес, будто Кибехо находится в другом мире, так же невежественно и суждение любого жителя Земли, будто страны, лежащие за небом, не принадлежат к одному миру.