Текст книги "Земля Горящих Трав"
Автор книги: Юлия Тулянская
Соавторы: Наталья Михайлова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Аттаре был восхищен. Он уже понимал, что будет развивать мысли Стелаиса в собственных монографиях. Аттаре прочел трактаты "О воздушных явлениях" и "О полетах", и видел, что философ из Тиевес рассчитывал открыть для человечества путь в далекие "земли, лежащие за небом", как уже были открыты первые морские пути.
Теперь Аттаре занимался созданием крыломаха не только по личному увлечению, но и ради реконструкции и испытания механизма Стелаиса.
Кроме того, молодой ученый написал статью, излагающую основы его учения.
"Стелаис учил, что все возникает из первовещества и вновь исходит в первовещество, попеременно, оборот за оборотом, в течение всей вечности. Первовещество вихрем несется во вселенной и этим порождает все сложное: огонь, воду, воздух и землю, ибо они суть различное соединение первовещества, противоречивого по своей природе. Оно представляет собой семена, которые следует мыслить не совсем такими, как имеющие протяженность, но и не совсем иными. Они неделимы в природе и как бы не имеют протяженности. Однако могут быть расщеплены в лаборатории ученого, когда тот обретет для этого в будущем нужные инструменты, поэтому все-таки имеют протяженность".
"Стелаис учил, что человеческий разум также состоит из тончайшего первовещества и имеет те же свойства, иначе говоря, противоречив по своей природе. Обо всем можно помыслить двояко и противоположным образом. Полагая оба члена противоречия истинными, мыслящий ищет такую точку зрения, с которой эти суждения не противоречили бы одно другому. Разум же и чувства можно было бы видеть, будь для этого нужные инструменты".
– Стелаис понимал, что на крыломахе далеко не улетишь. У него было понятие «мах»: расстояние, которое можно преодолеть в один толчок крыльев. На сколько махов подряд хватит силы у человека? Стелаис решил, что его крыломах с помощью крыльев будет набирать высоту, а потом парить. Как только начнет снижаться – опять придется помахать крыльями. А так летатель сможет отдыхать. Вдобавок можно отладить механизм, чтобы крылья двигались полегче и каким-нибудь более удобным способом.
Сеславин рассказал об этом Элено и Ри во время их очередной встречи в Кибехо.
– Еще у Стелаиса была идея сделать летучую колесницу и запрягать в нее крылатых созданий, – говорил он, – которые у вас называются псевдозоологическими объектами. Колесница была бы снабжена правилом и неподвижными крыльями: она бы умела только парить и разворачиваться в небесах.
Элено напряженно подался в сторону иномирца. Его черные глаза, сидевшие глубоко под бровями, смотрели, как два настороженных живых существа из нор:
– И у него получилось?..
Сеславин радостно ухмыльнулся, точно мальчишка, узнавший секрет:
– В день весеннего равноденствия мой друг Аттаре из Оргонто на крыломахе "Посланник Стелаиса" пролетел расстояние в двести махов над морем и благополучно приземлился! Я вам, знаете, что принес? Светописи с испытаний.
Сеславин выложил на столик перед Элено и Ри пачку снимков. Ри прибрала вазочку с печением, и они с Элено одновременно склонили головы над черно-белыми светописями.
– Этот молодой человек – Аттаре? – сощурилась, присматриваясь к снимку, Ри.
Перед легкой конструкцией, похожей больше на насекомое, чем на птицу, стоял летатель – босой, в узких штанах и рубашке с короткими рукавами, в спасательном поясе.
– Почему он так одет? – не понял Элено. – Разве ему не нужен специальный костюм, шлем?
– Аттаре не хочет быть слишком тяжелым, поэтому он не надел даже обувь, – ответил Сеславин. – Боится, что крылья не выдержат тяжести.
Ри взяла другой снимок.
– Аттаре начнет планировать со скалы над морем, а потом попытается махать крыльями, – рассказывал Сеславин. – А вот на этой светописи мы с Дьорви.
На снимке был солнечный и ветреный морской берег, от которого отчаливала лодка. Сеславин греб, а у руля сидел полуголый светловолосый парень, незнакомый Элено и Ри.
– Дьорви – пловец и ныряльщик. Если бы крыломах упал в море, он бы сразу кинулся в воду на помощь Аттаре, а я бы подобрал их на лодке.
Элено и Ри, сблизив головы над столом, продолжали перекладывать светописи. Они были похожи на детей, рассматривающих картинки.
– Гляди, Эл!
– Поразительно! Ты бы так хотела, Ри?
На светописи был запечатлен полет: раскинутые крылья, опираясь на восходящие потоки воздуха, удерживают крыломах в небе.
Элено поднял глаза на Сеславина.
– Ваш мир прекрасен.
Не отводя взгляда от его живых, горячих глаз, Сеславин ответил:
– Мир – один.
Судьбе Стелаиса – наставника Духа – предстояло лечь в основу первого романа Элено Харта и Ресс Севан, который будет называться "Учитель из Тиевес".
Тиона, младшая сестра Аттаре, полюбила музей Древней Тиевес на Сорренском побережье и, можно сказать, пристрастилась к нему. Если день или два ей не удавалось там побывать, Тиона начинала тосковать по этому месту. Ей казалось, что двойник земного города зовет ее.
В солнечный день, идя по улице города-музея, наклоняясь к фонтану, чтобы зачерпнуть воды, или останавливаясь, чтобы покормить голубей, которые слетались на мостовую, Тиона испытывала странное чувство. Ей казалось, она погружается в глубокий колодец времени и возвращается к древним эпохам Земли Горящих Трав. Тиона ловила себя на том, что ожидает: вон на той стене дома должно быть написано мелом какое-то слово (жители Тиевес поголовно грамотны, так что всегда найдется озорник, который нацарапает что-нибудь на стене); вот через ту низкую ограду из ракушечника должен перевешиваться огромный розовый куст; а чуть дальше покажется дом, увитый плющом.
Тионе чудилось, что на ней другая одежда: не красное платье с широким подолом, а туника с каймой понизу. Иногда ей как бы вспоминалось, что за поворотом должен быть слышен шум рынка, а из ворот двухэтажного белого дома вчера выносили на носилках покойного.
Встречая группу экскурсантов, Тиона терялась от неожиданности и пряталась за колонной. Люди в современной одежде, проходившие мимо, на время рассеивали ее странные воспоминания, но потом Тиона снова взбиралась на холм по замшелой лестнице или спускалась в восстановленный храм, рассматривала фрески, и необычное ощущение возвращалось.
Иногда из-под пласта того спокойного, размеренного времени, которое ожило для нее – с колоннами, арками и храмами, – прорывалась и еще более глубокая память. Девушке виделась деревушка в тени олив: пасутся козы, в огородах растет репа и чечевица. А совсем рядом, в рощах и в скалах живут те – похожие и не похожие на людей существа с рогами, крыльями, диковинного вида.
В море водятся змеи, что поднимают бурю, а недавно на болотах видели чудовище с дюжиной голов. В этом соседстве жить было страшно. Ночью те выходят из своих логовищ, крики и шум их плясок доносятся до деревни, а перед грозой в небе начинают носиться громоносцы.
Вооруженные копьями пастухи в начале лета пытались убить льва с медно-красной шкурой, нападавшего на их скот. Но они не смогли справиться с ним, и старейшины деревни, посоветовавшись, решили приносить в жертву льву каждый месяц по рыжей корове.
Все это Тиона помнила и знала, словно сама жила там. Пустынное место у моря, над которым кричали чайки и громоносцы, всегда наполняло ее страхом, и сердце начинало биться чаще. Она представляла, что ее послали в дубраву пасти коз. И вдруг козы с блеянием сбиваются в кучу, увидев горящие красным огнем глаза медного льва. Тиона с криком бросается прочь, пытается спрятаться за крепким старым дубом, обхватив ствол руками. И тут из дубравы выбегает неожиданный защитник: светловолосый чужеземец в куртке из волчьего меха, с железным ножом. У него наивно грозное лицо воина, молодое и доброе. И Тиона отлично знала, у кого на самом деле такое лицо…
И еще один образ постоянно вставал перед ней. Проходя по извилистым улицам города-музея, Тиона направлялась в порт. На самом деле возле музея была обычная пристань для катеров. В волосы Тионы в такие дни был вплетен цветок олеандра. Олеандр означал ожидание.
Тиона вглядываясь в даль, и ей казалось, что в море вот-вот появится квадратный парус с изображением солнца. Это должна быть большая весельная ладья с резной головой морского змея, украшавшей носовую часть. На ладье приплывет человек, которого она ждет. Он родом из далекой страны за северным ветром…
Забежав домой после занятий в университете, чтобы оставить сумку с книгами и переодеться, Тиона бросала взгляд на светописный снимок в рамочке, стоящий на письменном столе. На снимке – ее брат с друзьями-землепроходцами. Среди них и Сеславин. Он и есть тот воин из далеких краев. Тиона мысленно говорила ему: "Ну, я пошла в город. Ждать твой парус", – и махала на прощанье рукой.
Университетскую практику Тиона отрабатывала лаборантом в научном центре при музее. Там же в это время работал и Аттаре, изучая свитки, обнаруженные в склепе Стелаиса. Тиона заглядывала к брату в хранилище.
– Аттаре! Ну, как, ты нашел поэму про девушку из Тиевес, которая влюбилась в воина, приплывшего из Хирксона?
Аттаре смеялся в ответ:
– Откуда ты знаешь, что должна быть такая поэма?
– Я знаю! – показав язык, отвечала Тиона. – А потом он уплыл обратно и забыл ее, а она каждый день ходила на берег моря, и плакала, и смотрела вдаль. А он женился, у него родились дети, и он никогда о ней больше не вспоминал… Ну, я пошла к морю.
– Могу тебя утешить, тут только трактаты по философии, – поддел Аттаре, поднимая голову от длинного свитка. – Раз тебе так нравятся северяне, почему бы тебе не околдовать Дьорви? Он тебя увезет в Хельдерику… "В серые скалы, что вечно волна ненасытная точит", – процитировал Аттаре.
Тиона, с матово-смуглым лицом, с волосами цвета антрацита, в которые был воткнут цветок, помахала брату рукой.
Аттаре остался наедине со свитками, опись которых он начал составлять. Его волновало это занятие: он воображал, что находится не в хранилище, а в храме или древней библиотеке. И если его сестра – девушка, которая влюбилась в чужинца, то он – молодой ученик Стелаиса и будущий наставник Духа… На миг Аттаре охватило чувство полной достоверности его фантазии. И вдруг он вздрогнул, ощущая призыв. Аттаре даже испугался: ему успело почудиться, будто призыв исходил откуда-то из глубин прошлого. Но тут же, взяв себя в руки и сосредоточившись, он увидел художника Хородара. Тот нарисовал красную розу на каком-то большом, освещенном солнцем валуне, и громко взывал: "Аттаре! Я на побережье Тиевес. Где бы ты ни был, брось все и явись: тут словами не скажешь, ты должен видеть сам!". Густые кудри художника и его борода были в таком живописном беспорядке, что Аттаре пожалел – нет под рукой огнестрела: уж не напало ни на него чудовище вроде змея с полынной поляны? Археолог вырвал лист из блокнота и одним росчерком написал: "Меня срочно вызвал Хородар в Тиевес". Поглядев на часы, Аттаре добавил время и дату и, больше не медля, шагнул в сопределье.
Приближалась годовщина «тиевесской трагедии». Хородар хотел сделать снимки тех мест – поросшие молодой травой и кустарником огромные воронки – для прессы. Художник дошел до края кипарисового леса, откуда открывалась вся панорама. Он обмер! Город! Перед ним возвышался стенами живой город!
Хородар не мог отвести глаз. До него долетал будничный шум: крики базара, рев ослов, гомон порта. Художник заколебался, не пойти ли туда. Но он побоялся, не умеючи, затронуть эту невероятную иллюзию. Аттаре был археолог, знаток Древней Тиевес, и Хородар сразу вспомнил о нем.
Что ж, пусть он, знаток, примет решение! Хородар достал из коробки красный мелок и одним духом нарисовал розу на попавшемся на глаза валуне. Солнца было и так, сколько хочешь, солярный знак изображать не было необходимости.
– Аттаре! Где бы ты ни был, брось все и явись!
Ученый появился перед светописцем почти тотчас. Тот в двух словах объяснил все дело.
– О!.. – вырвалось у впечатлительного Аттаре.
Он кинулся к краю леса. Город оставался на месте. Ветер доносил невнятный гул из-за его стен, у городских ворот была заметна какая-то сутолока.
– Ты можешь это заснять, Хородар? – возбужденно спросил Аттаре.
– Я пытаюсь! – ответил тот, устанавливая аппаратуру. – По крайней мере, я смогу зарисовать его от руки.
Аттаре закусил губу.
– Я пойду туда.
– А если это небезопасно? – сдерживая, светописец положил руку ему на плечо.
– Но я… – Аттаре запнулся. – Я не могу это упустить!
Освободившись, он тряхнул головой и вышел из зарослей. Напряженно втянул в себя летящий от города ветер. Слабо пахнуло дымом, или Аттаре просто внушил себе это? Молодой ученый в открытую зашагал в сторону огородов перед городской стеной. Мысленно Аттаре напоминал себе, что Хородар смотрит ему в спину. Хотя было непонятно, чем художник в случае чего сумеет помочь, но то, что Аттаре был не один, придавало ему храбрости.
В окруженный стеной город вело несколько ворот. Но Аттаре вскоре понял, что может обойтись и без них: вблизи город оказался прозрачным. Аттаре вошел в город-фантом сквозь стену, по пути пройдя прямо по крестьянским огородам и, само собой, не растоптав ни одной репы.
Сердце билось так, что стеснилось дыхание. Аттаре хорошо знал этот город: музей под открытым небом в Обитаемом мире был его двойником. Уверенно, как местный житель, Аттаре двинулся на площадь. На его одежде оседала уличная пыль. Аттаре видел людей, когда-то на самом деле населявших город: они двигались, разговаривали, занимались ремеслами. Бородатый носильщик нес за богачом в белом плаще корзины с базара, голые мальчишки, состязаясь в меткости, бросали биту, гончар крутил колесо…
Аттаре замечал, что вокруг него все течет: меняются лица людей, меняются очертания улиц. Внезапно навстречу ему попалась группа людей, одетых не по-здешнему.
– Тиона! – выкрикнул Аттаре.
Он узнал свою сестру, идущую к морю. А группа оказалась экскурсантами.
– Эти улочки могут показаться вам лабиринтом, но нет нужды беспокоиться. Ориентироваться здесь очень просто: наверху – башня Верхнего Города, а внизу – море и порт, – долетел до Аттаре обрывок речи экскурсовода.
Аттаре потерял самообладание и побежал за сестрой. Но Тиона превратилась в местную девушку с веткой олеандра в волосах. "Может быть, это мой сон? – спросил себя Аттаре и потрясенно добавил. – А мой ли сон?!".
Он наконец вышел к храму – тому самому, на раскопках которого чуть не погиб. Беломраморный храм с портиком был залит солнцем. Седой, широкоплечий жрец в длинном нараменнике подметал портик веником из веток цветущего тамариска.
Аттаре стал спускаться в подземный храм, туда, где их с Сеславином засыпало во время ракетного обстрела.
И вдруг видение исчезло. Аттаре стоял на дне воронки, поросшей низким кустарником и травой.
Вернувшись из Тиевес, Хородар тотчас же заперся в лаборатории – проявлять снимки.
Аттаре уселся неподалеку от него на диван и философствовал в полном мраке. На столе у светописца, точно у какого-нибудь алхимика, стояли баночки с химикатами, аптекарские весы с разновесом, бачки с жидкостями.
И Аттаре, и Хородар видели в темноте, как подавляющее большинство людей Обитаемого мира. Аттаре с любопытством следил за действиями своего друга и нетерпеливо ждал результата.
– Очевидно, это явление вызвано связью между городом-музеем и его погибшим двойником на Земле Горящих Трав, – делился он с Хородаром своими соображениями. – Ведь существуют же так называемые "чужие локусы". А сейчас впервые связь двух миров проходит не через природный, а через культурный локус, построенный человеческими руками.
– Угу… – буркнул Хородар, отсчитывая в уме время проявки.
– Вообрази! Мы сами начнем строить особые места, через которые происходит связь… даже синтез миров. Сможем управлять появлением таких мест. Изучим их свойства и откроем ворота для земных людей. Они смогут являться к нам так же, как и мы к ним. Синтез миров, культур, способностей… Хородар! Что там у тебя?.. – приподнявшись с дивана, Аттаре нетерпеливо пригляделся к священнодействиям светописца и снова сел. – В будущем человек сможет обращаться в птицу, в зверя. Сеславин же сражался в облике тура. Просвещенный Дух Мира станет нам и учеником, и наставником одновременно…
– Вот он! – перебил его радостный шепот Хородара. – Проявляется город!
Он зажег фонарь с красным светом, висевший прямо над столом:
– Буду печатать снимки, увидишь.
Аттаре встал за плечом художника, огромным усилием сдерживая свои чувства.
– Надо провести опыт, – говорил он. – В точности воспроизвести в Обитаемом мире еще какие-нибудь места Земли. Например, где-нибудь под Даргородом, в средней полосе, найти полынную поляну, как в Патоис. Кстати, пересадить туда посох Сеславина…
Аттаре потрясенно умолк. Хородар достал из бачка мокрую пленку и поднес к его глазам. Аттаре различил знакомые очертания крепостных стен, арки ворот, башни Верхнего города.
Но не Аттаре предстояло заниматься изучением города-миража. Едва он закончил разбирать тайную библиотеку из склепа Стелаиса, его ожидала новая экспедиция.
Землепроходцам был нужен его опыт полевых исследований в сопределье. В очередной раз Аттаре согласился руководить раскопками на южном побережье. Там обнаружили хранилище в скальной пещере со входом со стороны моря прямо из-под воды. Следопыт – парень вроде Дьорви – проник в пещеру и оставил там посвященный Аттаре алтарь: положил живую розу и начертил солярный знак.
– Аттаре, явись, я тебя жду! – позвал он. – Только тут полно каких-то странных улиток.
Тот, ожидавший зова, сразу возник под каменным сводом пещеры. Аттаре готов был внезапно оказаться во тьме, но ученому почудилось, будто он очутился в зале, освещенном множеством свечей. Огоньки еле заметно перемещались по стенам. Это были крохотные улитки со светящимися спиральными раковинами.
– Да… – уронил Аттаре. – Надо будет дать знать биологам.
Прежде чем вызывать помощников, он хотел осмотреться. Света от улиток не хватало, Аттаре облекся сиянием сам. Стены и свод пещеры оказались умело обработаны человеческими руками. Помещение было заставлено статуями.
Скульптуры Тиевес, как всегда, поразили Аттаре своим главным свойством: они были чрезвычайно верны анатомически и бесконечно естественны. Могло показаться, в их создании не было места творчеству, так строго все в них предопределено природой и знанием. Но в каждом изгибе тела, выпуклостях и впадинах мышц, в боках, торсах, головах жили дух и мысль. Поэзией веяло даже от внутренней стороны стопы, напряженной из-за того, что нога была поставлена на носок.
Аттаре продолжал осматриваться.
– Там какой-то естественный свет, правда? – спросил он следопыта.
Погасив собственное сияние, Аттаре ушел в глубь пещеры.
– Подожди, дай я посмотрю! – резко остановил его следопыт.
Аттаре подчинился. Пока что следопыт был главным.
Действительно, из пещеры вел еще один выход.
– Ага. И одновременно это воздуховод, – одобрил Аттаре, проследив взглядом, куда, подтянувшись на руках, забрался следопыт. – Сейчас я тоже залезу.
Узкий ход, ведущий вверх, требовал большой сноровки и силы, но тело Аттаре было натренировано механическими крыльями. Он с ловкостью ящерицы скользнул в каменную нору и двинулся по ней. Воздуховод был устроен так, чтобы дождевая вода не проникала в пещеру. Он вел в нишу на вершине скалы, из которой было видно открытое море. Следопыт подал Аттаре руку и помог ему выбраться на площадку.
– Превосходный насест для моего крыломаха! – воскликнул южанин, все еще тяжело дыша от трудного подъема.
У Аттаре была мечта. Он читал о второй машине Стелаиса: не о крыломахе, а о небесной колеснице (неболёте), запряженной особыми летучими существами. У них огромный размах крыльев, короткое обтекаемое тело и длинный хвост. У Аттаре было чувство, что, как Стелаис, глядя на птиц, замышлял крыломах, так сам Дух, глядя на крыломах, замыслил свое новое воплощение.
Аттаре хотелось найти такое же существо и попробовать его запрячь. Южанин надеялся, что Дух Земли, увидев в своем небе крыломах, вспомнит и пошлет ему чудище, которое влекло колесницу Стелаиса. Ниша в скале, скрытая нависающим каменным козырьком, показалась Аттаре отличным укромным гнездом для крыломаха. Закончив раскопки, он собирался совершить полет над морем.
Летняя ночь застала землепроходцев в лагере «Северная Олива». Сеславин, Ярвенна, Хородар и Аттаре сидели за дощатым столом под открытым небом. Перед ними стоял лишь кувшин с родниковой водой: они собрались не для ужина, а для разговора. Стол освещал светильник: на треножнике – мраморный шар, который Сеславин заставил сиять.
– Человечество в своих отношениях с Духом успело пройти две ступени, – рассказывал Аттаре. – Первая – это эпоха чудовищ. Дух Земли был темным и диким, человечество тоже мало выделялось из звериного царства. Жуткие воплощения, вроде того змея, что убил в Патоис Сеславин, населяли мир Горящих Трав. Вторая ступень – эпоха истребления чудовищ, – значительно поднял ладонь Аттаре. – Миф о Тирсе рассказывает о самом великом герое этой эпохи в Тиевес.
Аттаре уже говорил друзьям, что в пещере его маленькая экспедиция обнаружила потайную дверь. За ней оказалось святилище Тирса, царского сына и воина, вскормленного золотой козочкой.
– Золотая козья шкура была артефактом Древней Тиевес. В святилище мы нашли сандалии и меч Тирса, его царский венец и посох. История Тирса типична для эпохи истребления чудовищ. Его отец – царь, отдал ребенка на воспитание Духу. Жена царя умерла при родах. Дух взял ребенка именно с целью воспитать, вооружить на борьбу с чудовищами. Он руками людей стремился уничтожить собственные темные и жестокие воплощения, когда сам стал более просвещенным. Итак, Тирса вскормила золотая козочка. Символом его родного города сотни лет была скульптура, изображающая младенца, сосущего вымя козы. Дух стал наставником Тирса и являлся к нему в разных воплощениях, подарил юноше посох, как, кстати, Сеславину. Но, – рассмеялся Аттаре, – если уж сравнивать Тирса с Сеславином, то Сеславин, богатырь из Патоис, более мужествен и воинствен, а воспитанник золотой козочки подчеркнуто культурен. Он вскормлен кротким домашним животным, в его лице просвещение вступает в сражение с тьмой. Сеславин бился со змеем в облике яростного лесного тура. Тирс всегда оставался человеком.
– А против кого пришлось биться Тирсу? – с интересом перебил Сеславин.
– О! – покачал головой Аттаре. – С ужасным и очень древним воплощением. Оно жило в скалах на побережье. Это чудовище я бы назвал живым хаосом: оно было жутким сочетанием трех разных животных, в общем, одновременно абсурдное и страшное. Город приносил ему человеческие жертвы. Тирс явился как раз в тот день, когда шестеро молодых простолюдинов были выбраны в жертву чудовищу. Воспитанник Духа заменил собой одного из них, хотя ему уже сказали, что он – царский сын. Я бы назвал это просветительским шагом: Тирс не посчитал справедливым возвышение одного человека над другими.
И, наконец, очень важное! – Аттаре окинул друзей за столом загоревшимся взглядом. – Тирс, вместо того чтобы покорно пойти на жертву, восстает против существующего обычая. Тирс готов на это, и тем самым он ставит человечность выше догмы. Тирс побеждает чудовище, освобождает родной город от жестокой дани, очищает мир от одного из темных воплощений Духа и просвещает самого Духа Земли Горящих Трав, являя ему собой один из лучших образцов человеческого мировоззрения.
Светописец Хородар молча кивал своей большой головой в смоляных завитках бороды и кудрей. Он уже слышал эту историю: Хородару предстояло завтра идти в пещеру снимать святилище Тирса.
Сеславин был смущен и одновременно польщен тем, что Аттаре полушутя занес и его в число борцов с чудовищами. Он обнял Ярвенну, беременность которой стала уже заметна, и привлек к себе. Она хорошо знала своего мужа и знала, что у него есть неизвестные другим слабости: что он хочет, чтобы она замечала его мужество, и часто наивно прикладывает усилия, чтобы больше нравиться ей – ей, и так влюбленной в него без памяти.
Утром к Аттаре подошел усталый Шахди в одежде Черного Жителя. Его роль «призрака свалки» требовала от него и на самом деле быть вездесущим, вдобавок Шахди приходилось все время следить за тем, чтобы образ Жителя оставался нелогичным, потусторонним, в одном ряду с шуршунчиками и лазунами, и никому бы даже в голову не пришло заподозрить в нем иномирца. Это вынуждало Шахди не только наблюдать за свалкой и выполнять свои задачи разведчика и контактера, но и просто вести жизнь Черного Жителя – любителя ночами смотреть 901 канал с банкой пива в руках и сосиской, разогретой в неработающей ржавой микроволновке.
Шахди подошел к Аттаре:
– Ты собираешься сегодня испытывать крыломах на Земле? Поздравляю. Это тебе подарок.
Шахди протянул Аттаре спасательный пояс. Южанин сперва изумленно вскинул брови, потом рассмеялся:
– Ты перепутал, Шахди. Я не собирался нынче лететь.
Тот не удивился, спокойно уронил:
– Странно. Я был уверен, что именно сегодня. Но подарок все равно возьми.
Аттаре взял пояс и поблагодарил Шахди, не сказав ему, что спасательных поясов у него и так две штуки.
Времени на разговоры больше не было: Аттаре торопился явиться в пещеру и показать Хородару, какие светописи и зарисовки тот должен сделать.
Землепроходцы, по возможности, не забирали с Земли артефакты. Правда, после ракетного обстрела памятников, обнаруженных ивельтами с помощью съемок из космоса, разведчики стали переносить в хранилища и музеи Обитаемого мира все, что им хватало сил переместить в пространстве. Но потом, когда сделалось ясно, что целый ряд укрытий недоступен для наблюдения со спутников, землепроходцы старались больше не нарушать целостности древних святилищ и гробниц. Из них допускалось лишь на некоторый срок изымать ценности и артефакты для лабораторного изучения.
Святилище Тирса пока решено было только заснять и зарисовать, но золотую козью шкуру, сандалии, меч и посох героя оставить на месте.
Мерцающие улитки медлительно странствовали по стенам. Хородар расставлял аппаратуру. Аттаре молча стоял неподалеку.
Гром и оглушительный, повторенный эхом, грохот прозвучал для Аттаре, как во сне. В снах он иногда видел тот жуткий миг, когда их с Сеславином засыпало взрывом на нижнем ярусе древнего храма. У Аттаре замерло сердце. Он не сразу осознал, что своды на самом деле не обрушились, и только после этого сердце снова забилось. Хородар стоял в обнимку с камерой для светописи, прижимая ее к себе, как будто у него ее хотели отнять.
– Уходи! Не оставайся здесь! – крикнул ему Аттаре и побежал к воздуховоду.
Он рывком подтянулся и пополз по узкому ходу вверх, пока не оказался в нише, из-под каменного козырька которой открывался вид на море. Вдалеке чернел над водой силуэт сторожевого катера. Вдруг опять грохнуло, скалы задрожали, где-то посыпались камни. Аттаре отшатнулся в глубину ниши.
Скальная порода скоро не выдержит, и святилище Тирса будет погребено под завалом. Аттаре стиснул зубы.
До сих пор он только читал о борьбе и даже изучал борьбу как ученый: эпоха истребления чудовищ, воспитанник кроткой козочки, одолевший в бою чудовищную тварь, победа более просвещенной и светлой формы бытия над темной и косной. Это все была теория, в которой Аттаре был убежден и которую он развивал. Но сам он до сих пор никогда не боролся.
Крыломах сидел в нише, как крылатое существо в гнезде.
– Хородар, уходи! – крикнул Аттаре в воздуховод. – Я тебя потом вызову!
Он бросился к крыломаху и хотел пристегнуться ремнями внутри корпуса, но вдруг, как живое, перед ним предстало смуглое и бесстрастное лицо Шахди: "Я был уверен, что ты летишь сегодня".
Спасательный пояс! Позабыв сейчас о себе, Аттаре не стал бы его надевать. Но при воспоминании о странном предвидении Шахди он выругался старым добрым ругательством, принятым в Оргонто, и торопливо завязал тесемки оранжевого пробкового пояса.
Крыломах Аттаре выпорхнул из ниши раньше, чем из орудийных башен катера снова вырвался гром. На корме медленно разворачивалась на цель ракетная установка. Аттаре сделал несколько махов, набирая высоту. Аттаре старался ловить ветер и весь ушел в управление полетом, больше не думая ни о том, что собирается сделать, ни о том, как мало стоит теперь его жизнь.
Достаточно поднявшись, Аттаре застопорил крылья и начал планировать. Темно-серый катер отчетливо вырисовывался внизу.
Аттаре стремительно вытянул в сторону катера руку, и с нее сорвалась, пронзив воздух, извилистая белая молния. Аттаре не мог представить себе, что когда-нибудь направит молнию против людей. Но сейчас он ударил в ракетную установку: Аттаре хотел вывести ее из строя. Он слишком плохо представлял себе мощь разрывающегося снаряда.
Ракетный снаряд, уже скользивший по направляющим, от удара молнии взорвался. Раздался страшный грохот, взметнулся фонтан огня и взвился столб дыма. Это сдетонировали боеприпасы.
Мотылек против бронированной машины. Крыломах отбросило воздушной волной. Он развалился еще в небе. Тело летателя упало в воду отдельно от его механических крыльев. Солнце над побережьем заволокло дымной мглой.
Часть 5
Мечты Безумного нелепы,
Но видит каждый, кто не слеп:
"Любой из нас, пекущих хлебы,
Для мира старого нелеп".
"Безумный Волк" Н. Заболоцкий
Шахди по-прежнему был Черным Жителем в Летхе.
Об обитателях свалки он думал по-своему. Это те, кто отказался от дара Стейра – от всего, что Стейр, по его словам, "дал людям": от всех доступных лояльному члену общества благ и прав. Выбор был такой: свобода и ничто – или сытость и безопасность в рамках цивилизации паразита. Обществу принадлежало все, без чего нельзя жить полноценно. Но жизнь обитателей свалки в Летхе – это вызов "философии для людей", созданной Стейром. Они – как бы пережиток древнего, доивельтского мира: они уходят на свалку, создают свои мифы, – и тем самым вытесняют мифы Стейра из головы.
Среди потрескавшихся бетонных свай и пахнущих ржавчиной труб был небольшой песчаный пустырь, где из земли торчат сваи и прутья арматуры. Хенко рассказывал Йанти, что странный призрак где-то тут и живет, во всяком случае, в этой части свалки. Неска с удивлением оглядывалась: она здесь еще никогда не была. Йанти тоже был настороже. Опутанные проводами лазуны могут с таким же успехом существовать, как и не существовать. Но если они есть, лучше заметить их первыми.
– Кажись, пришли, – наконец остановился Йанти. – Надеюсь, это здесь.
– Если и немножко не здесь, – успокоила Неска, – ничего страшного. Житель везде является.
– Ладно, ничего, – согласился Йанти. – Это ему должно понравиться.
Он скинул с плеча рюкзак, достал банку пива и пару завернутых в газету бутербродов.