Текст книги "Божественная любовь (СИ)"
Автор книги: Юлия Фирсанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)
– Да будет так! Элегор Лиенский и Мирабэль Лоулендская, отныне вы муж и жена!
Площадь взорвалась такими восторженными криками, что они преодолели даже могучую кладку храма, и едва не оглушили всех участников мероприятия. На этом фоне гениальная музыка стала совершенно неслышна.
Подхватив на руки жену и крепко прижав ее к себе, герцог Элегор двинулся прочь из Храма Творца к карете. Родичи провожали новобрачных такими ликующими воплями-поздравлениями, что они перекрыли даже шум куда более многочисленной толпы. Бэль прятала головку на груди мужа. Выражение ошеломленного неверия «это все действительно происходит наяву и происходит со мной?» не сходило с лица юной богини.
«Теперь ты моя жена, котенок», – ласково шепнул герцог на ушко Мирабэль.
Почему-то отныне ему хотелось называть девушку именно так. Возвышенные «феи» и «волшебницы» на язык не просились. Впрочем, Бэль ничуточки не возражала. Она ошалела от свалившегося счастья и теперь просто плыла в каких-то розовых волнах, сквозь которые все сторонние ощущения, звуки, картинки доходили с опозданием, приглушенно и как-то обрывочно.
Вот мелькнул ухмыляющийся и подмигивающий Джей, что-то вопящий во всю глотку, подскакивающие на месте и рассыпающие искры Рик и Клайд, потрясающий в салюте сжатыми кулаками Кэлер, улыбающаяся Элия, суровый Нрэн, в умилении утирающий слезы Лейм, Ноут с романтической поволокой перед глазами, мечтательный Мелиор, серьезный Тэодер, отец – мужчина в черном плаще, собранный и строгий, очень похожий на сероглазого принца, еще один черноплащенник с буйной гривой золотых волос и безумной ухмылкой, сильно напоминающий дядю Лимбера и Нрэна, задумчивый Энтиор без своей обычной брезгливой гримасы, Эйран, прищелкивающий пальцами. Кажется, так в Мэссленде выражали свое восхищение. Утирала слезы платочком Нэни, приглашенная на праздник бывшей воспитанницы из Мэссленда…
Эмоции родичей, сплетенные в единое полотно любви, заботы, волнения и радости укутали юную эмпатку с головой, охраняя ее от ликующих богов, людей и нелюдей, заполнивших площадь.
Элегор нес Бэль по узкой «косе» в этом море, родичи сопровождали новобрачных, страхуя от возможных неожиданностей лучше любой стражи…
Но вот герцог вспрыгнул в карету, усадил принцессу на диванчик, лакей захлопнул дверь. Заклятье изоляции мгновенно приглушило все звуки и ощущения. Осталось только ощущение кожаных подушек под пальцами и тепло от опустившегося рядом мужчины… Герцога Элегора… Мужа…
– Как ты, котенок? – ласково, с неподдельной тревогой спросил Элегор, завладев ледяными пальчиками Мирабэль.
В ответ девушка всхлипнула и, уткнувшись в плечо мужа, неожиданно заплакала. Крупные слезы катились из глаз живыми алмазами, поблескивая в магическом освещении кареты, дополняющем свет пасмурного дня.
В первое мгновение герцог растерялся, как не терялся никогда и нигде, в поединке с противником, отражая атаки целой кучи врагов или кровожадного монстра. Да что там, он, даже общаясь с красотками, никогда не чувствовал себя таким беспомощным, какой бы хитроумный финт не выкидывала очередная пассия. Но в том-то и дело, что Бэль, как успел не столько понять, сколько ощутить Элегор, не притворялась никогда. Ее слезы были искренним проявлением чувств. И вот потому-то шальной Бог Авантюристов испугался едва ли не до смерти. А что если эта нежная фея, его котенок, жена, поняла, что совершила ошибку? Вдруг она передумала? Вдруг осознала, что безумный Лиенский ей не подходит в мужья, и теперь горюет?
– Я так счастлива, – смогла в тот самый миг, когда супруг успел перебрать тысячу и одно ужасное подозрение и уже переходит к тысяче второму, пролепетала Мирабэль. – Так счастлива, что даже не могу поверить, что все происходит на самом деле. А вдруг я сплю?
Выдохнув (Элегор только теперь сообразил, что забыл дышать), бог усмехнулся краем рта и хрипловатым низким голосом ответил:
– Не спишь, и сейчас я тебе докажу! Такого во сне не бывает!
Он склонился к нежным устам Бэль и подарил жене обжигающий страстный поцелуй. Теперь уже настал черед эльфийки позабыть, как полагается дышать, растворяясь в необычных, но таких волнительно-сладких ощущениях.
– Не сплю, – согласилась молодая жена, нежась в объятиях мужа, и тихим шепотом виновато пожалела:
– Я, наверное, очень плохая. Мне сейчас совсем не хочется на пир или бал, я бы хотела вот так ехать с тобой, и чтобы ты… – тут Мирабэль стала морковно-красной и уже не прошептала, скорее только артикулировала губами, – меня целовал.
– Тогда я еще больший злодей, негодяй и монстр, – поделился тайной Элегор, и шепот его был полон вулканическим жаром, как только не загорелись локоны жены. – Я хочу украсть тебя у всего мира и целовать, целовать, чтобы ты поняла и поверила, как я тебя люблю!
– Я тоже так хочу, – согласилась Бэль, стыдливо пряча алую розу лица в складках рубашки супруга…
Когда карета новобрачных въехала во двор королевского замка, все приглашенные на бал гости, члены семьи, друзья (узкий круг оных получился широк в достаточной мере, чтобы забить почти под завязку двор) замерли в ожидании.
Вот лакеи в ливреях дома Лиенских спрыгнули с запяток и синхронно распахнули дверцы кареты. Оттуда выплыло, почти выскочило, серебристо-фиолетовое облачко, окаймленное перевитыми лозами, розами да вензелями Элегора и Бэль. В центре его красовалось всего несколько слов магической записки:
«Извините, спасибо за поздравления, празднуйте без нас!».
Нрэн неодобрительно засопел, оценивая выходку герцога, на которую он успел подбить Мирабэль. Вот говорил же он Элии, что нельзя выдавать сестренку за этого буйного сумасброда! Только слушать его никто не пожелал, вот пусть теперь расхлебывают последствия! Не успели пожениться, а уже… Однако, никто, кроме Нрэна о вопиющем нарушении традиционного хода торжеств, посвященных бракосочетанию первых лорда и леди королевства, переживать не стал.
Рик, рыжий охальник, только весело присвистнул и, ткнув кузена локтем куда-то в район поясницы, «очень тихо» (услышали даже конюхи на задворках замка) шепнул:
– Чего ты фырчишь? Представь, что на Элии женился, неужто тебе с ней поскорей уединиться не захотелось бы?
– Ха, да с Элией он бы сразу в храме уединяться начал, готов свои пальчики в заклад поставить, – глумливо хихикнул Джей и предложил:
– Пошли, кузен, хлопнем по бокалу за счастье Бэль! Пусть развлекается, а мы за нее и герцога тут сполна и допьяна порадуемся!
Рациональное предложение было принято желающими развлекаться дворянами на ура, толпа, оживленно обсуждая проделку новобрачных, перетекла со двора в пиршественный зал, соединяющийся арочными проходами с залом бальным и Комнатой Даров. Это помещение традиционно устраивалось по принципу алтарей в храмах богов. Любой подарок Элегору и Бэль, сделанный гостем, через хитрую сеть заклятья телепортировался прямиком в замок Лиенского, в комнату аналогичного типа. Где потом должен был попасть в руки супружеской пары. А свободный проход между пиршественной залой и танцевальной давал возможность публике развлекаться неограниченно долгое время, курсируя между двумя точками.
За здоровье, счастье, удачу и прочее и прочее, насколько хватало обширной фантазии богов, веселящиеся участники праздника (а были приглашены не только Злат и жнецы, но Связист и Источник Лоуленда в антропоморфном обличье), Ральд кан Раган, Рэт Грей, пили долго и со вкусом. Настолько долго, что бедолага Источник, опять нерассчитавший стойкости плотского обличья, в конечном итоге заснул прямо за столом, перебрав крепкого «Темного рубина» и был телепортирован Связистом в Грот отсыпаться. Можно было бы вернуть ему энергетическую форму, но забавник-Связист решил порадовать приятеля всеми прелестями телесных ощущений, начиная со сна и заканчивая тяжестью похмелья. Так сказать, в целях самообразования.
Зато члены королевской семьи, проявляя высокую толерантность к спиртному, пили, не пьянея, во всяком случае, не пьянея настолько, чтобы заплетался язык или ноги. Боги танцевали, хохотали, веселились, празднуя и радуясь за Мирабэль главным образом, ну и за герцога заодно. Как-никак, этот сумасшедший теперь тоже считался родичем, да и сестренка в него по уши влюблена. Это бы заметил даже слепой, заглянувший в Храм Творца хоть на секундочку.
Прошло не менее семи-восьми часов непрерывного процесса празднования, прежде, чем Рик и Клайд заговорили о чем-то почти серьезном, да и то, заговорили почти случайно. Оба сплетника, Бога Информации, обожали чесать языками, перемывая косточки знакомым и родственникам, последним, пожалуй, даже больше всего. Пусть главным образом из-за того, что все самое интересное случалось обычно именно с принцами или хоть косвенно их касалось. Раньше возмутительным исключением из общего правила был герцог Элегор, но теперь он тоже попал в правильную категорию родни.
– Хорошо гуляем! – огладил короткую пышную бороду Клайд, и побарабанил по кубку пальцами, унизанными перстнями до такой степени, что перстней казалось на порядок больше, чем плоти.
– Ага! – весело согласился Рик и щелкнул ногтем по своему бокалу, подкрепляя возглас мелодичной хрустальной нотой.
– И еще гулять будем! – продолжил важную мысль Бог Магии.
– Угум, если никакой войны с Мэсслендом не случится, – хохотнул собеседник, скользнул взглядом по сидящему в кресле у противоположенной стены и задумчиво изучающему ногти Энтиору, добавил: – А дела подождут…
– Ну да, если только вдруг братья ребсами на балу орать не начнут да монета на ребро не встанет! – поддакнул Рик и в подтверждение своих слов вытащил из кармана корону и подкинул на ладони.
(«Ребс в бальной зале заорет» – аналог поговорки «рак на горе свистнет».)
То ли действительно бог успел перебрать настолько, что возникли проблемы с координацией, то ли еще что, а только монетка назад в подставленную руку не вернулась. Она рыбкой скользнула меж пальцев и устремилась к мраморным плитам пола. Стукнулась о камень и, позванивая, откатилась к ближайшему диванчику, где остановилась на ребре, привалившись к витой ножке.
– Блин, – протянул Клайд и почесал грудь через прорезь роскошного жилета. Тонкая ткань рубашки, сквозь которую просвечивала богатая рыжая поросль, процессу помешать не могла. Потом принц подергал себя за бороду и вздохнул.
– Блин, – согласился Рик, как и брат, превосходно понимавший, что ни с того, ни с сего монетки на ребро у везучих богов не становятся. Знаки судьбы, если хочешь жить долго и счастливо, а порой вообще просто жить, отвергать нельзя категорически. Второй раз подсказка может быть не сделана, или не сделала в нужный момент, или сделана в таком виде, что тысячу раз проклянешь собственную глупость.
Тут еще Элтон, трепавшийся около бара с Кэлбертом, весело загоготал и объявил:
– Ну проспорил, признаю, пари есть пари!
Стукнув брата по плечу кулаком, летописец вскочил на барную стойку с ногами так ловко, что умудрился не задеть и не скинуть ни одного бокала, и заблеял:
– Берке-ке-реге!
Пронзительный клич взволнованного ребса принц воспроизвел столь мастерски, что привлек к себе внимание всего общества. Выступление маэстро-имитатора пьяная публика вознаградила бурными аплодисментами.
Рыжие переглянулись многозначительно, покосились на Энтиора, синхронно нашли взглядами сестру, кружащуюся в танце с Леймом. Ругайся, не ругайся, а следовало пойти и доложиться. Если собирать Семейный Совет, то, как и говорила Элия, придется поднимать вопрос о карте Энтиора-Ловчего. А говорить о колоде Либастьяна можно только под защитой, наложенной Златом на апартаменты Богини Любви. Всем скопом собираться и нырять в Межуровнье сегодня точно нельзя. Такая выходка незамеченной не пройдет! Другое дело, если родственники захотят слинять с шумного бала и продолжить пирушку среди своих. Вот это как раз будет вполне естественно.
Братья еще разок обменялись взглядами, Клайд поморщился, словно уже чувствовал острые коготки сестры в своей бороде, но мужественно кивнул: «Действуем!». Рик подхватил с пола вещественное доказательство воли Творца. Принцы прямым ходом двинулись к Элии.
– Обожаемая, ты не поверишь! – затараторил рыжебородый, с разгону налетая на принцессу, словно пытался внешним напором приглушить некоторую неуверенность.
– Во что? – деловито осведомилась Богиня Логики.
– Мы тут монетку бросили, не закатиться ли к тебе в апартаменты для кутежа, если монетка на ребро встанет и ребс в бальной зале заорет! Так она встала да и ребс, – азартно выпалил Рикардо, продемонстрировав корону и многозначительно поведя взглядом в сторону Элтона, – заорал.
– У нас в бальной зале не то, что ребс, весь кочующий зоопарк заголосит, никто и не почешется. А насчет монетки в следующий раз загадывайте, чтоб в воздухе висеть осталась, – мрачно посоветовала принцесса шутникам, но волосы драть или по щекам хлестать не кинулась и то ладно.
– Непременно! – взбодрился рыжий любитель жребия, энергично замахав руками. Монетка, как намасленная, выскочила из пальцев и устремилась вниз, скользнула по шелковым штанам Рика, отделанным драгоценными камнями и множеством фальшивых прозрачных кармашков, сквозь которые были продеты золотые цепочки, и намертво застряла между звеньями цепи и тканью кармашка. То есть, практически повисла в воздухе! Лейм многозначительно хмыкнул.
Элия вздохнула и обреченно согласилась:
– Через полчаса у меня в гостиной. Собирай родичей.
Перенесясь в центральный холл родового замка с молодой женой на руках, Элегор опустил драгоценную ношу на пол и весело, без всякой патетики, к каковой испытывал жуткую аллергию с детского возраста, провозгласил:
– Добро пожаловать домой, котенок!
Не дожидаясь реакции жены и тем паче не созывая обслугу для того, чтобы представить им хозяйку (потом успеется), потащил Бэль в первый попавшийся коридор на обзорную экскурсию. Впрочем, всем, встретившимся на пути молодых, и без всяких официальных представлений становилось ясно, что прелестная девушка рядом с господином – его молодая супруга. Когда об этом стало известно по беспроводному телеграфу слухов, многие улучили возможность хоть одним глазком, да глянуть на создание, прельстившее невозможного герцога Лиенского.
К первичному облегчению слуг девушка вовсе не выглядела монстром в юбке под стать мужу. Скорее уж милое хрупкое создание, с румянцем волнения на щеках, бросающее из-под ресниц любопытные взгляды казалось образцовым экземпляром невесты. Той самой, о какой для своего чада мечтает в глубине души каждая уважающая себя почтенная матушка. Конечно, если бы кто-то из наблюдателей обладал талантом заглядывать в души, то не был бы столь радужно умиротворен. Недаром говорят: многие знания, многие печали.
Бэль ступала по каменным плитам коридоров и зал, изучая старинное великолепие замка, удивительно светлого и почему-то, вопреки обилию камня, уютного. Может, оттого, что рядом был любимый? А может быть… Девушка неожиданно остановилась, словно прислушиваясь к чему-то, заулыбалась, а потом даже хихикнула.
– Над чем смеемся? – мгновенно заинтересовался Элегор.
– Я поняла, что чувствую, – шепотком поделилась Бэль. – Эта жажда жизни и приключений, все испытать и узнать, такая нетерпеливая… Это след твоих детских эмоций, они очень крепко отпечатались в камне, особенно здесь.
– А-а-а! Точно, я лет до пятидесяти жил в этом крыле, – удивленный чуткостью супруги, признался герцог.
– Здесь красиво, особенно гобелены… Лиен? – уточнила принцесса, указывая пальчиком на украшавший стену роскошный гобелен: виноградники в явно жаркий, солнечный день.
– Да, мать любила ткать и сама рисовала эскизы для работ. Гобелены есть почти в каждой комнате и коридорах замка, – отметил Элегор, для которого эти «коврики» были столь привычны с далекой детской поры, что совершенно примелькались.
Только теперь, когда Бэль спросила, бог и сам словно заново увидел работы матери и удивился, насколько они талантливо сделаны. Оказывается, его родительница, отметившаяся в памяти как занудная женщина с вечно-недовольной миной и бесконечным запасом по-и нраво-учений, оставила после себя такую красоту!
– А я своей мамы совсем не знала. Рик рассказывал, ей пора было уходить еще до моего рождения, но Элия уговорила Служителя Смерти подождать, чтобы я успела родиться, – тихонько вздохнула Бэль. Боль эта давно отболела, девушка просто делилась грустной историей своего появления на свет.
Элегор поперхнулся от неожиданности. Он, конечно, знал, что мать младшей принцессы умерла родами, но таких подробностей не ведал. Королевская семья умела хранить тайны. И вот теперь оказывается, куда не плюнь, герцог везде и всем обязан леди Ведьме. Жизнью жены тоже.
«Надо бы еще ящик вендзерского Элии прислать и не сказать по какому поводу. Пускай голову поломает о причинах моей щедрости!», – решил герцог совместить благодарность и подколку.
– Зато у тебя целая куча братьев и замечательная сестра, – нашел, чем подбодрить задумавшуюся новобрачную бог, и скромно прибавил: – А теперь еще и я есть!
– Да, – счастливо вздохнула Бэль и неудержимо покраснела, когда ее взгляд упал на приоткрытую дверь спальни, к которой целенаправленно прокладывал кратчайший маршрут Элегор.
– Посмотрим? – коварно предложил супруг, распахивая створку во всю ширину.
Бледно-золотистые, изумрудно-зеленые и теплые коричневые тона ковра и алькова, белоснежные просторы самой кровати производили впечатление чистоты и тепла. Ну а что на ковре орнамент по краю и на пологе вились вездесущие лозы вкупе с розами – с этим Элегор вынужденно смирился. Все-таки супружеская спальня герцога-главы рода, можно немножечко и в символизм поиграть.
– Но ведь еще не вечер, – простодушно удивилась и тут же покраснела еще гуще Мирабэль.
– А мы не спать идем, – таинственно поведал на ушко жене Элегор уже практически у самого алькова. И когда только они успели оказаться в комнате?
Бэль не нашла ничего лучшего, кроме как уткнуться носиком в плечо мужа, при этом грудь ее невзначай потерлась о руку Гора, заставив серые глаза загореться золотыми искрами.
– Только я ничего не умею, – заранее стыдливо покаялась девушка таким шепотом, что услыхал ее муж лишь благодаря исключительной остроте слуха.
– Я научу! – шалея от счастья, пылко пообещал Элегор и, медленно приспуская бретели платья с плеч супруги, прижимаясь к нежной коже горячими губами, прибавил: – Всему-всему!..
Все происходящее после отложилось в памяти Бэль скорее эмоциями и ощущениями, нежели визуальными образами. Дыхание мужа, запах грозы и костра, мягкость прядей его волос, скользящих по ее коже, вездесущность жарких губ, рук, языка, крепкого тела. Ощущение грозовой божественной силы, сплетающейся с ее собственной в тугой клубок. Восприятие всех нитей двух душ-половинок, соединяющихся между собой в идеальное целое.
Юной супруге казалось, еще чуть-чуть и она не выдержит, умрет, разлетится на тысячи кусочков, потому что не может быть так хорошо, потому что испытывать такое просто невозможно, даже боги не смогут пережить столь неистовое блаженство и выжить. Но даже если ей суждено погибнуть, принцесса не собиралась, не могла останавливать Элегора. Она жаждала почувствовать все сполна и неважно, что будет потом, пусть даже смерть.
Первая волна наслаждения, накрывшая ее с головой, исторгшая из ротика короткий вскрик раненой птицы показалась Бэль той самой неизбежной смертью. Но нет, чуть отдышавшись, девушка поняла – жива, и сладостная истома, разливающаяся по телу, была тому явным подтверждением. А потом Элегор снова накрыл ее губы своими, и эльфийка вновь забыла обо всем…
Гостиная принцессы Элии опять была битком набита родственниками. Хорошо еще, что богам не приходилось тесниться вдвоем-втроем на одном стуле и пихаться локтями на диванах. Нет, пихаться-то было можно, но не от тесноты а по зову сердца. Даже большое помещение, без магических фокусов вроде раздвигания пространства в соседние измерения, не могло остаться просторным и свободным, вместив в себя ВСЕХ членов королевской семьи, плюс приглашенных. В число оных вошли Повелитель Межуровнья и Связист. Оба жнеца, опасаясь действия уз, от семейных посиделок воздержались.
Мужчины являлись постепенно, как если бы удалялись на обычную пирушку, оставляя в бальной зале вместо себя хорошие фантомы с задачей «развлекаться на полную катушку, но без дебошей». Для пущей правдоподобности к созданию иллюзий приложил руку даже Связист.
Одним из последних в покои Элии завалил пребывающий изрядно навеселе Джей. Мало того, что принц был в одних обтягивающих брюках и распахнутой рубашке, так он, судя по мгновенно вытянувшейся физиономии, ожидал увидеть любую сцену, но уж никак не сборную команду родственников в полном составе. Взгляд, брошенный на гогочущего Клайда, ясно подсказал богам, не включенным в круг организаторов розыгрыша, какого демона воришка решил заявиться в облегченном варианте одежды. Скорее всего, азартному Джею по секрету передали приглашение на огонек и рюмку чая, но «забыли» упомянуть, о том, что зовут не только его одного, вернее, далеко не его одного и совсем не для «беседы» на интимные темы.
Элия тут же припомнила маленький эпизод на балу, подтверждающий гипотезу. Вот Рик что-то втолковывает Джею, тыча пальцем в сестру, белобрысый брат, вздернув бровь в недоверчивой иронии, изображает на пальцах пантомиму, истолкованную принцессой как вопрос: «Ты хочешь, чтобы и я пришел?». Соответственно, богиня отвечает утвердительным кивком и невольно оказывается причастна к злой шутке.
Не столько сам факт соучастия, сколько его неосознанность заставили Элию принахмуриться и возжелать немедленного возмездия.
– Жарковато, сынок? – осклабился Лимбер, комментируя развратный видок Джея.
– Да, вот такой я знойный мужчина! Правда, Элия? – огрызнулся принц, гордо задрав острый нос. Дескать, все идет так, как задумано и никак иначе.
– Бесспорно, знойный, – промурлыкала Богиня Любви таким тоном, что все, включая Бога Воров, тут же задались вопросом: «А кто тут кого, собственно, разыгрывает и был ли вообще розыгрыш?».
Элия простерла руку в жесте приглашения и Джей приблизился. С томной улыбкой на губах принцесса поиграла крохотным колечком с крупным сапфиром, вставленным в пупок принца, и шепнула:
– Какая соблазнительная ягодка! Так и просится на язык! – в подтверждение своих слов склонилась к бедрам мужчины, обвив его торс руками. Штанов она однозначно не расстегивала, но что именно творила, никто разглядеть не смог, зато реакция Джея была более чем очевидна. Прокушенная губа, выгнувшееся луком тело и мокрое пятно, расползающееся спереди. Его принц не стал убирать демонстративно.
– Все мои ягодки и ствол к твоим услугам, обожаемая, – хрипло и с сожалением об отсутствии немедленного продолжения заверил Элию бог, прошествовал к свободному подоконнику и по-кошачьи ловко приземлился на него, не издав ни малейшего шума.
Принцесса усмехнулась и прищелкнула пальцами, отдавая мысленную команду звездному набору. Через пару секунд Джей уже был одет сообразно обстановке и чист. Одного удара по носу родичам, решившим поиграть на ее поле, хватило. Провоцировать рост завистливой агрессии любованием самодовольного вора не стоило.
Рик, обеспечивавший оформление сборища под пирушку, позвенел вилкой по бокалу, обозначая открытие Семейного Совета и призыв к тишине. (Она и без того была чуть ли не абсолютной). Клайд, разделяя бремя ответственности, сказал:
– Мы, Рикардо Гильен Рейнард и Клайд, собрали вас из-за Энтиора. Дело касается снятия бойкота в последний день первой семидневки и портрета работы Либастьяна.
– Говори, Энтиор, – разрешил Лимбер, по праву старшего, призывая сына высказать доводы оправдания. Но что-то в хмуро-брезгливом лице монарха подсказывало потомкам, что родитель не склонен к проявлению милосердия и внезапным жестам прощения.
– Я виноват, – признавая вину и обоснованность объявленного бойкота, промолвил Энтиор. Начиная речь-покаяние, принц встал с кресла, тогда как прочие родственники остались сидеть. Говорил вампир почти спокойно, отголоски недовольства звучали в его интонациях, но недовольство это было направлено лишь на себя одного. – Подвергая опасности жизнь кузины, предавая ее, я эгоистично думал лишь о собственном комфорте, и оказался не в состоянии просчитать последствий поступка. Неприязнь крови и сути оказалась выше доводов разума и преданности семье.
– И с тех пор ты раскаялся, стал добрее и возлюбил Бэль всей душой? – иронично удивился Элтон, почесав мочку уха.
– Нет, но я считаю, что изменился в достаточной мере, чтобы адекватно оценивать свои действия и просчитывать их последствия для семьи. Я темный бог, но не предатель родичей, – твердо ответил Энтиор, не купившись на откровенную подначку.
– Как? – не подзуживая, но интересуясь, уточнил Эйран, задумчиво разглядывая брата через призму магического зрения.
– «Кровь и сила» Мелморалида Шура, – промолвил Бог Боли.
– Воздействие на тонкие структуры через подобранную амплитуду боли, – покивал Бог Магии, давая понять, что знает метод и книгу, а заодно просвещая тех родичей, кто оказался менее осведомлен в вопросе.
– Да, – коротко согласился Энтиор.
– Свидетельствую, – подтвердил Нрэн, на мгновение перестав походить на неприступную статую имени себя великого. Таким образом воитель дал понять о своем участии в процессе.
– Изменения в структуре присутствуют, но новообразования не являются статичными, процесс не завершен, – поделилась соображениями с обществом Элия, столь же пристально, как Эйран, изучая вампира. Правда, пользовалась богиня для этого не магией, но врожденной силой Пожирательницы Душ. – У Энтиора изменяется структура плетений божественной сути.
– А ведь верно, – донельзя удивленно протянул Связист без обычной пьяной веселости и разбитного пофигизма. – Твоя суть Извращенца теснится сутью Охотника. Как ты ухитрился за семидневку управиться, ума не приложу, однако ж, эвон как… Ни разу с таким не сталкивался!
– Мы уверены, что процесс не пойдет вспять? – тихо спросил Тэодер.
– Такого рода сдвиги не имеют обратной силы, застопориться процесс может, но отката не будет, – заверили общество Силы-Посланник, почесав буйну голову.
– Тогда осталось самое главное, испросить прощения у Бэль, – лопнув ладонью по подлокотнику, прогудел Кэлер, все еще сурово, но уже частью удовлетворенно тем, что семейное единство, так ценимое дружелюбным Богом Бардов и Пиров, восстанавливается.
– Уже, – коротко признался Энтиор, – она меня простила.
– Ну еще бы! Это же Бэль, – фыркнул Джей, показывая, что не слишком-то ему верится в благие намерения и благородные порывы братца-вампира. Впрочем, откровенно возмущаться и возражать против снятия бойкота вор не стал.
Рик выждал несколько секунд, новых претензий к Энтиору предъявлено не было, и поставил вопрос на голосование, поочередно указав на пару широких ваз, едва примостившихся на крохотном живом столике в центре гостиной:
– Красный – бойкот, зеленый – снятие.
С ладоней богов начали срываться шарики света и слетаться к хрустальным вазам. Через полминуты ваза-шар из прозрачного стекла полнилась зеленым живым огнем. Ее товарке не досталось ни единого красного огонька. Как бы родичи не злились на предателя, но длить разлад в семье, если виновник воистину раскаялся и ухитрился изменить саму душу в рекордные сроки, никто не решился. Ладно уж, пусть бойкот снимется, а злиться на брата никто не запрещал!
– Бойкот снят, – громко и не слишком довольно объявил Лимбер по праву старшего.
Невольный вздох облегчения, сорвавшийся с уст Энтиора, совсем не вязался с невозмутимым видом, который хранил вампир, и куда более отражал его внутреннее волнение, нежели маска безразличия, привычно нацепленная на лицо. До последней секунды бог до конца не верил, что будет прощен, нет, пусть не прощен, легко и быстро никто, ну если только Кэлер и Бэль, прощать не умел, но не исключен из семейного круга. Именно это было кошмаром последних дней вампира.
– Значит, теперь можно и картинку посмотреть! И послушать, как мы ее раздобыли! – провозгласил Клайд, изнывавший от желания похвастаться новой найденной Элией картой.
– О да, посмотреть, только не картинку, а картинки, – улыбнулась принцесса, намекая на увеличение числа найденных карт Колоды Либастьяна. Элия посчитала просмотр новых карт важнее, занимательной истории похода к затонувшему городу сальтил.
Злат, не вмешивавшийся ни словом, ни делом во внутренние распри королевской семьи коротко усмехнулся и с демонстративной медлительностью повернул голову – будто подавал пример – в сторону ростового зеркала на стене.
Поверхность, до этой поры успешно отражавшая пестрое сборище в гостиной и столы со снедью и напитками, к которым не притронулся ни один гость, преобразилась. Вместо хроники фальшивой «пирушки» в апартаментах принцессы зеркало изобразило сначала абсолютную черноту, потом какую-то серую рябь и, наконец, увеличенное изображение карты Всадника Ловчего из Колоды Джокеров во всю ширину и высоту стекла. Связист попытался разобраться, как удается Злату проделывать такие фокусы, не уловил и десятой доли энергетических плетений, совершенно чуждых его структуре Силы, и завистливо вздохнул.
Остальных же больше вопроса «как» (к фокусам Повелителя Межуровнья, ошивавшегося в Лоуленде чуть ли не чаще, чем у себя в Бездне, боги успели привыкнуть быстро и теперь даже не удивлялись), интересовал вопрос «кто» и «какой».
Портрет Энтиора изучали придирчиво и долго, будто соображали, не фальшивка ли, но, в конце концов, признали факт существования новой карты и приготовились выслушать рассказ Элии о ее нахождении. Поздравлять лорда Дознавателя или заключать в объятия никто не рвался. Повезло гаду и только.
Потом настал через Всадника Вестника с рыжей бородатой физиономией. Этот образ вызвал куда более одобрительное изумление и веселье. Зато, когда зеркало явило третью и последнюю карту из добычи принцессы, компания резко посерьезнела. Меняющиеся черты и фигура незаконченного наброска изрядно озадачили богов.
– Это что за хрень? Ни фига не разобрать! – грубо, но емко озвучил общее недоумение Кэлберт.
– Возможно, к нам попал набросок карты, не законченный художником? – осторожно выдвинул предположение Эйран.
– Что думаешь, дочка? – тихо спросил у Элии отец.
– Выскажу лишь свое мнение, – начала рассуждать вслух принцесса. – Мне кажется, слухи о том, что Либастьян не успел завершить работу над Колодой для Пасьянса Творца лживы. Безумный гений сотворил самое гениальное из своих творений целиком. И сейчас перед нами лежит прямое тому доказательство – рисовальщик сознательно создал такую причудливую карту. Она не черновой набросок, а намек. Колода Либастьяна не закончена потому, что она не может быть закончена в принципе. Пасьянс Творца – бесконечно многообразен и не потерпит статики. Лишь главные карты определены и предсказаны. Попыткой сбора Колоды Джокеров мы запустили процесс расклада пасьянса, тасуются не только картинки, а и их живые аналоги, трансформируясь в соответствии с великим замыслом Творца по своему ли сознательному желанию или вопреки оному – роли уже не играет. Думаю, карты могут как добавляться в колоду, так и удаляться из нее. Какие-то карты мы видим отчетливо, какие-то, чей приход не предопределен окончательно или планируется еще очень и очень не скоро, просматриваются смутно.
