Текст книги "Божественная любовь (СИ)"
Автор книги: Юлия Фирсанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
– Я вам сейчас помогу, меня лорд Эдмон учил! Можно? – азартно предложила юная принцесса, прекрасно ладившая не только с животными, но и с растениями. Намерение поспать было временно позабыто.
– Ну давай, егоза, мы пока обождем, – согласился Бог Магии, которому было любопытно поглядеть, что именно собирается делать Бэль, и как проявится ее сила.
Мирабэль, гордая высоким доверием родственников, положила ладошки на ближайший к дверям куст, нежно погладила и зашептала что-то ласковое, то и дело кивая головкой и перебирая ручками вверх по стволу. Каким-то чудом она при этом ухитрялась не наколоться об шипы, или это саникьяра убирала их от руки девушки.
Навострившим слух братьям, приостановившим процесс корчевания, довелось наблюдать прелюбопытное зрелище. Кусты, поначалу стоявшие смирно, начали выдирать корни из ковра, паркета и всего того, куда успели их запустить, опускали веточки, плотно прижимали их друг к другу, пряча шипы в толще куста. Со стороны весь процесс выглядел скоростной самоупаковкой.
– Вот и все, – улыбнулась Бэль, отступая от куста, и объяснила. – Я попросила. Пообещала кустикам, что вы их отнесете и пересадите в другое место. Они согласились.
– Пересадим? – задумчиво хекнул Рик, потом оценил перспективы личной делянки драгоценной саникьяры с возможностью регулярных поставок ценной древесины на Камилан, и прочувствованно объявил:
– Бэль – ты чудо! И моя любимая кузина!
– Спасибо, Рик, – заулыбалась девушка и с наивной искренностью ответила: – А вы у меня все самые-самые любимые братья!
Оказав помощь в корчевании кустов, юная эльфиечка поспешила в свои покои спать. А принцы стали спорить, главным образом для того, чтобы подколоть коммерсанта-Рика, кому какая доля прибыли от реализации саникьяры полагается в качестве компенсации за муки. Позже, когда гостиная под действием заклятья восстановления обрела прежние очертания и будущий куш был попилен, боги строили планы мести одной клыкастой сволочи.
Вышеупомянутая сволочь хитроумных (настолько, насколько хитроумие сочеталось с изрядной стадией опьянения) планов уже не слышала. Лорд Дознаватель оборвал действие подслушивающего заклинания, наложенного на платок пажа, в тот самый момент, когда Бэль играючи справилась с кустовой проблемой, в очередной раз пустив дракону под хвост весь ход изысканной мести.
Эта противная девчонка чуть ли не с момента рождения стала настоящим проклятием для вампира. Раньше принц думал, что со временем, когда Бэль подрастет, она станет меньше раздражать. Но нет! Идиотские вопросы, пакости, да что там, один вид эльфийки бесил Энтиора день ото дня все сильнее. Сегодня бог окончательно уяснил одно: от девки надо избавиться и как можно скорее.
– Принц Дельен, ваше высочество, – доложил паж, легкой тенью скользнув в гостиную и склонился перед повелителем.
Музыкальных звонков лорд Дознаватель давно не держал, считая, что посетители не должны чрезмерно беспокоить его своими визитами, а встречать и сообщать о гостях – прямая обязанность пажа-привратника. Ну а если по какому-то недоразумению оный с работой не справлялся, Энтиор всегда мог поразвлечься с кнутом, плетью или иными воспитательными игрушками.
Вчера на балу мэсслендская настырность все-таки принесла некоторые плоды. Один танец Мирабэль согласилась отдать послу, но любой сторонний наблюдатель мог сразу сказать, что согласие было вынужденной жертвой во имя приличий. Бэль ни разу не улыбнулась по-настоящему, она не смотрела в глаза кавалеру, а двигалась так, будто танцевала одна, настолько неуловимым стало ее присутствие. Никакие изысканные комплименты Дельена, никакие завуалированные оправдания жестокой расправы с официантом не смогли этого изменить.
Словом, бессонную ночь провела не только Бэль. Мэсслендец тоже не спал и в отличие от юной эльфийки, он не грезил, а мрачно размышлял. Именно эти размышления привели его на порог покоев принца Энтиора. Единственного, кого Дельен мог именовать не другом, разумеется, нет, но несколько большим, чем приятелем или добрым знакомым. В повадках богов и их божественных профилях слишком сильно было сходство, поэтому они почти симпатизировали друг другу.
Мэсслендец вошел настолько быстрым шагом, что волосы, собранные в свободный хвост развевались за спиной плащом. Знак посла, все регалии, зелено-коричневые одежды были тщательно подобраны так, чтобы создавать впечатление изящества, силы и строгости.
Дельен коротко кивнул в ответ на приветствие Энтиора, сел и, игнорируя предложенный бокал с вином, сказал:
– Вы как-то обмолвились, принц, что у вас в Лоуленде иногда допускают беседу на важные темы в прямом ключе.
Бирюзовые очи охотника на мгновение прикрыл бархат ресниц, подавая знак согласия. Сам Энтиор сделал небольшой глоток вина и отставил фужер, демонстрируя крайнюю степень сосредоточения на речах гостя.
– Я хочу жениться на вашей кузине, Мирабэль, – отчеканил мэсслендец. – И прошу содействия в организации сватовства.
Сердце в груди Энтиора радостно подпрыгнуло, принц поверил, что Силы Удачи повернули к нему свой лик. Выдержав паузу в несколько секунд, долженствующую продемонстрировать не столько раздумья, сколько подбор подходящих выражений для ответа, принц принял вид озабоченный, чуть ли не скорбящий и промолвил, переходя с официального на дружеский тон:
– Я признателен за столь высокое доверие, обратившись с такой просьбой, Дельен, ты оказываешь мне честь. Поверь, я был бы рад согласиться, но…
– Но? – настороженно переспросил посол, гадая, не собирается ли собеседник его шантажировать и если да, то чем конкретно.
– Но, пусть эта информация пока не предана гласности, Бэль уже просватана. Слово дано, слово получено и отступиться нет никакой возможности. Моя сестра, Элия, настойчиво рекомендовала объяснить тебе это нынче же, – с самой огорченной миной, соприкоснувшись кончиками пальцев одной руки с другой, констатировал вампир.
– За кого? – коротко уточнил Дельен и глаза его, обыкновенно стыло-равнодушные, запылали холодным голубым пламенем, способным сжечь неугодного дотла.
– За герцога Элегора Лиенского, – с охотой поделился государственной тайной Энтиор.
– Опять этот брехливый настырный щенок, – процедил мэсслендский охотник и в голосе его прозвучала такая застарелая досада и неприязнь, что Дознаватель возликовал.
Энтиор даже не стал задаваться вопросом: «Откуда взялась такая неприязнь к едва знакомому дворянину?». В конце концов, какие сомнения, если речь идет о Сумасшедшем Лиенском?! В способности сего неприятного типа внушать ярую неприязнь любому разумному богу не то что с полуслова, с полувзгляда, вампир был абсолютно уверен. Если бы не заступничество возлюбленной стради, герцог давно стал бы прахом в урне семейного склепа.
– Увы, принцесса Элия ясно дала понять, что считает будущий брак единственно возможным и не потерпит вмешательства, – вздохнул вампир совершенно искренне и, переходя на речь мысленную, посетовал. – А ведь я, когда наблюдал за вашей совместной прогулкой на лугу в Садах, считал иначе. Вы смотрелись такой счастливой и гармоничной парой: хрупкая нежность и зрелая сила.
– Я еще могу вызвать герцога на дуэль, – задумчиво предположил Дельен, даже не сомневаясь в том, кому достанется победа и, как следствие, приз – юная принцесса.
– О, боюсь, этого будет недостаточно. Бэль успела познакомиться и немного привязаться к будущему супругу. Возможно, если бы удалось изолировать ее от общения с ним в привычной обстановке на сколько-нибудь долгий срок, кузина смогла бы одуматься и пересмотреть предвзятое мнение, – вкрадчиво, но с оживлением, таким, словно эта блестящая идея только что пришла ему в голову и попала в канал мысленного общения прежде, чем ее удалось проанализировать, продолжил лорд Дознаватель. Внутренняя речь его звучала интимным полушепотом. Сам бог, чуть подавшись вперед к собеседнику, забивал реальное пространство-время пустыми увещеваниями о множестве прекрасных девушек в мирах, готовых по первому зову пасть к ногам великолепного мэсслендского посла, стоит лишь ему поманить мизинцем.
– Я сделаю все, чтобы так оно и было. Что ты предлагаешь? – в открытую, как ни претило мэсслендцу такое поведение, спросил Дельен, вслух выражая неуверенное согласие с убедительными доводами Энтиора насчет обилия прекрасных девиц во Вселенной и магической силы манящего жеста в собственном исполнении.
ГЛАВА 18. Предложения
– Бэль! – с привычной суровостью окликнул Нрэн спешащую по коридору сестренку. Другие интонации Богу Войны обыкновенно давались с трудом.
– Прекрасное утро, брат, – просияла улыбкой, от которой осветилось не только лицо, но, кажется, и весь коридор, воскликнула юная принцесса. Привычная к повадкам Нрэна она давно перестала обращать внимание на его интонации, вполне довольствуясь тем, что в эмоциональном спектре родич излучал ровную, пусть и какую-то строгую доброжелательность.
– Тебе понравился бал? – в своей обычной манере, коротко и по существу, спросил воитель, подстраиваясь под шаг сестренки.
– Да, – выдохнула Бэль и покраснела.
– И герцог Лиенский тебе тоже понравился? – продолжил бог. От принца, к его глубочайшему сожалению, не укрылось поведение эльфиечки, а так же тот факт, что пятнадцать минут тайны выпали на долю Бэль именно в танце с проклятым Элегором.
– Да, – тихонько шепнула сестренка, розовыми стали даже кончики ушек, выглядывающие из каштановых волос.
«Значит, Элия не ошиблась», – горько признался себе воитель, не любивший, но умевший признавать промахи в делах сердечных. Это поле брани за ним оставалось редко. И, не откладывая дела в долгий ящик, строго, чтобы сестренка чего доброго не подумала, что он пошел на поводу у ее низменных инстинктов, объявил свое решение: – Невинной девушке не стоит целоваться с мужчиной на балу, это плохо для репутации. Готовься к свадьбе.
Последнее слово бог провозгласил у самых дверей в покои Бэль. Та, вместо того, чтобы кинуться к брату на шею со словами благодарности, побледнела как смерть и прошептала:
– Я не пойду замуж!
– Пойдешь, я так решил, – заверил Нрэн сестренку, недоумевая, с чего бы той противиться собственному счастью.
– Не-ет! – со всхлипом заверещала девушка, пытаясь помчаться по коридору, куда глаза глядят, но мужчина оказался быстрее и крепко схватил ее за плечо.
«Неужели все-таки Элия ошиблась и герцог, пусть даже понравился Бэль, все-таки понравился не настолько, чтобы она захотела стать его супругой? Или это всего-навсего обычные женские капризы? – озадачился опекун.
Он никогда прежде с подобными выходками не сталкивался, поскольку капризничать в его присутствии ни одна особа противоположного пола не решалась, опасаясь за свою жизнь. А Богиня Любви капризничать не умела. Мучить, насмехаться – да, всегда пожалуйста, но не капризничать. Озадаченно вздохнув, принц пошел по проторенной дороге и поступил так, как поступал всегда, наказывая нашкодившую сестренку. (После того, как Элия категорически запретила шлепки по мягкому месту). Нрэн решил посадить Бэль под домашний арест, чтобы та образумилась и перестала капризничать, а сам тем временем вознамерился сходить к возлюбленной и спросить совета касательно загадочной женской души.
Бог Войны аккуратно, но твердо втолкнул бушующую, чуть ли не бьющуюся в истерике, сестренку в открытую дверь покоев и велел громко, так чтобы слышали горничные:
– Сиди у себя, я запрещаю тебе выходить из комнат. Свадьбу назначим через семидневку.
Прикрыв дверь с другой стороны, Нрэн решительно зашагал к кузине. Он ничуть не опасался того, что Бэль ослушается приказа. Дверь, затворенная волею и запретом Опекуна и Бога Покровителя Традиций, просто не выпустит нарушительницу за порог.
В своих покоях зашлась в судорожных рыданиях Бэль, скорчившись у самого порога. Слезы ручьями текли из еще пару минут назад так весело блестевших глазок. Воин еще раз вздохнул, мысленно вопрошая Творца, за что ему ниспослано наказание в виде младшей сестры и от всей души понадеялся на то, что уж Элия-то с истерикой кузины разобраться сможет и побыстрее. Все-таки Нрэну неприятно было слушать плач сестры, что-то такое скреблось в груди и становилось неуютно на душе.
Богиня Любви, продремавшая после ухода кузины еще с полчасика, завтракала в компании Лейма. Тот заботливо намазывал тонкий ломтик булочки маслом и как раз собирался сдобрить угощение для любимой медом, когда Нрэн без доклада вошел в будуар.
– Элия, Бэль плачет, – с порога огласил он причину визита.
– Чем ты ее обидел? – осведомилась принцесса, прихлебывая какао и принимая протянутый бутерброд.
– Я сказал, чтобы она готовилась к свадьбе с герцогом, – добросовестно отчитался воин, так и стоя в дверях и очень надеясь на то, что кузина сейчас решит проблему одним щелчком пальчиков, как делала частенько в самых неразрешимых с точки зрения Нрэна ситуациях.
– Может быть, она плачет от счастья? У чувствительных девушек такое бывает, – заботливо, с нежной улыбкой предположил Лейм и мечтательно прижмурился, вообразив на миг свое счастье, если бы Элия когда-нибудь ответила «да» на его предложение.
Нрэн поразмыслил минуту, оценивая состояние Бэль, и выдал вердикт:
– Нет. Она еще сказала, что не пойдет замуж. Значит, плачет не от счастья.
Элия откусила кусочек сладкого бутерброда, помолчала, взвешивая сказанное кузеном на весах божественной логики и просчитывая варианты. Потом уточнила:
– Дорогой, а ты точно сказал малышке за кого именно ей придется выходить замуж?
– Я спросил, понравился ли ей бал и герцог, потом сказал, что невинной девушке целоваться на балу с посторонним мужчиной плохо для репутации и велел готовиться к замужеству, – перечислил воитель очевидные для него самого факты и проистекающий из них совершенно однозначный логичный вывод о личности будущего супруга.
Говорить и неотрывно следить за тем, как ест Элия, раздетая в тонкий свободный халатик, небрежно перехваченный на узкой талии пояском, было сущим мучением. Розовый язычок мелькал между алыми губами, а белые зубки впивались в ломтик хлеба самым возмутительно-восхитительным, дразнящим образом. Твердое намерение разобраться с состоянием Бэль весьма стремительно переплавлялось в совершенно иную твердость. Мыслить, рассуждать и действовать рационально становилось все труднее, но воитель крепился во имя долга опекуна.
– И все это, готов держать пари, ты выдал таким же неодобрительно-похоронным тоном, как пересказывал нам! – крякнул от досады на непроходимую тупость по части движений девичьей души и необходимой чуткости Бог Романтики. – Бедняжка Бэль! Конечно, она решила, будто ты собираешься насильно выдать ее за какого-нибудь из своих мечеголовых придурков-соратников!
У Бога Войны хватило совести и душевной чуткости, чтобы смутиться, признавая грубую ошибку, и попросить, кивнув в сторону двери:
– Элия, пойдем, объясни Бэль, как все на самом деле.
– Нет уж, – решительно отказалась Богиня Любви. – После такого шока она даже меня вряд ли слушать будет. Во всяком случае сразу. Пусть-ка с невестой Элегор сам разбирается! Сделайте мне пока джеев бутерброд побольше, только джема и пастилы не кладите и такемари сверху не поливайте. Я скоро вернусь!
Элия решительно поднялась с белого диванчика, где завтракала с Леймом, и, облачаясь на ходу в дневное платье с мотивом опадающих листьев по подолу и кружеву на двойных рукавах, исчезла.
Кузены, осчастливленные небрежно сброшенным под ноги халатиком и тяжким заданием впридачу, принялись изучать ассортимент закусок на столике. В две головы боги соображали из чего именно соорудить для любимой уникальный кулинарный шедевр. Отдаленное подобие Джеева бутерброда в одном из урбанизированных миров носило название гамбургер. Только его лоулендский прототип, изобретенный обожающим игры с едой Богом Азарта и Воровства, был куда более внушителен, разнообразен и великолепен. Сыры, мяса, несколько разновидностей хлеба, соусы, специи, паштеты, яйца, рыба. Да, пожалуй, проще было бы сказать, что именно не входило в творение Джея. Употреблять сие блюдо стали, разумеется, с некоторыми изменениями сообразно своему вкусу, и другие члены королевской семьи, если желали перекусить по-быстрому, максимально сытно и разнообразно. Ну а произведение белобрысого принца без риска испортить желудок мог есть только он сам.
Не только Бэль, Дельен и принцы, кутящие в гостиной Рика, провели нынче ночь без сна. Влюбленный и полный счастливым томлением, буквально пьяный от радости, герцог Лиена бродил по улицам Лоуленда, едва не натыкаясь на случайных прохожих, и улыбка не сходила с его лица. Он запрокидывал голову к звездному покрывалу и время от времени издавал ликующий клич. Один раз Элегор напугал до полусмерти прикорнувшего на тротуаре бродягу и в качестве компенсации щедро отсыпал ему содержимое своего кошелька, вдругоряд спугнул троицу грабителей, собравшихся пощипать припозднившегося горожанина (тот сохранил кошель, но испортил штаны), а в третий раз шальной бог получил на голову ведро воды из окна от гораздо более трезвомыслящих и, самое главное, желающих спать лоулендцев.
Когда край неба начал розоветь, бог телепортировался на высокую песчаную дюну к берегу Океана Миров, раскинул руки и лежал, встречая рассвет нового дня, перекидывая из одного уголка рта в другой горчащую веточку полыни. Тут-то его и застал срочный вызов богини.
– Одевайся во что-нибудь более чистое и сухое, пойдем утешать Бэль! – велела Элия.
– Что случилось? – герцога подкинуло с песчаного ложа как на пружине.
– Нрэн ей сказал, что выдает замуж, но не счел нужным, чуткий наш, уточнить за кого, – поделилась проблемой принцесса.
– Иду, – коротко отозвался Элегор и перенесся к подруге, попутно с помощью Звездного Набора облачаясь во вполне официальный наряд, способный произвести благоприятное впечатление как на маниакального блюстителя традиций Нрэна, так и на невинную деву, расстроенную суровым опекуном.
Богиня Любви придирчиво оглядела герцога, но ничего поправлять не стала, только достала из незаметного кармашка юбки маленькую коробочку, обитую голубым бархатом, и протянула Элегору.
– Это что? – не понял бог, машинально принимая вещицу.
– Кольца для помолвки, – с толикой укоризны заметила принцесса.
Смущенный тем, что сам не подумал и не позаботился о таких важных вещах, герцог покраснел и щелкнул крышечкой.
На бледно-бледно голубом, почти белом шелке лежало два кольца, выполненных в виде сплетения роз и виноградных лоз, камешки, ограненные в виде небольших сердечек, были редкими серебряным и янтарным алмазами в точности соответствующими по цвету оттенку глаз будущих супругов. Розы символизировали принадлежность Бэль к королевскому дому Лоуленда, лозы – герцогство Лиенское. Кольца были столь же символичны, сколь и прекрасны. Тонкая, искусная работа превращала атрибут помолвки в ювелирный шедевр гениального мастера. Сколько они могли стоить, герцог навскидку сказать бы не смог.
В Лоуленде существовали ритуалы помолвки и бракосочетания. Первый не являлся обязательным для желающих связать себя узами брака и проходил в произвольной форме. Двое обменивались кольцами и клятвами.
Бракосочетание же проводилось куда более официально, как правило, в Храме Творца. Для особ знатного рода роль жреца исполнял сам король Лоуленда. Подтверждением заключенного союза становились брачные браслеты.
Ни кольца для помолвки, ни брачные браслеты по наследству не передавались. Потомки могли хранить их в память об ушедших, но никогда не использовали повторно семейные реликвии.
Считалось, что украшения несли слишком сильный отпечаток чужой судьбы, способный повлиять на нового носителя. Лучше было купить медяшку в лавке, чем нацепить драгоценность предка заодно с его предопределением. Ведь даже самые счастливые союзы иногда кажутся такими лишь со стороны. Пользоваться побрякушками, оставшимися от родителей, Элегор однозначно не собирался, но почему-то упустил из виду необходимость приобретения колец и браслетов.
– Спасибо, Элия, я болван, не подумал, обязательно расплачусь, – пообещал пристыженный Бог Странников, потративший время на восторженные мечтания о невесте, а вовсе не на прозаическое обеспечение их будущности.
– Это подарок, Гор. Брачные браслеты тоже за мной, – улыбнулась без злорадства и надменного женского превосходства принцесса. – Не мучайся, в твоей голове сейчас только образ одной девушки с острыми ушками. Будь по-другому, я бы тебе хорошенько накостыляла. Пойдем к ней!
– Ага! – торопливо сунув коробочку в карман камзола, согласился герцог с кривоватой признательной улыбкой.
Он тряхнул головой, причесанная было челка снова упала на лоб и сработала как спусковой крючок для новой «гениальной» мысли. Бог озабоченно выпалил:
– А если она мне откажет?
– Тогда я тоже откажусь… от титула Богини Любви, – отрезала Элия и ухватила друга за руку, чтобы он вдруг под действием предсвадебного мандража не дал деру.
Конечно, столь типично глупого поступка от герцога принцесса не ожидала, но, памятуя о том, что Элегор бывает совершенно непредсказуем, решила перестраховаться. Нет, перетрусить он был не должен, а вот неожиданно решить, что такой негодяй недостоин прелестной чистой принцессы вполне мог. А то, что «чистая принцесса» по своим детским проказам давала дрянному мальчишке-герцогу сто очков вперед, так эта очаровательная истина, преподносимая через призму восприятия Лейма, была не так уж и очевидна.
Бэль прорыдала какое-то время на коврике у двери, долбя в нее кулачками и тщетно пытаясь выйти наружу. Сила запрета не пускала. Ничего не получалось, как не получалось и связаться с кем-то из родственников, Элией или Леймом, чтобы позвать на помощь. Значит, Нрэн действительно запер ее, посадил под домашний арест и собирался насильно выдать замуж за кого-нибудь из жестоких и чужих мужчин, каковых называл своими друзьями и каковые никогда не нравились Бэль. Даже просто находиться рядом с ними в одной комнате для нее часто было мучением, а мысль о том, что такой тип может стать мужем и будет рядом постоянно, ввергала с панику.
Очередная волна этого интенсивно излучаемого чувства была столь могуча, что даже суетящиеся в тщетных попытках утешить госпожу молоденькая Орин и опытная Мартила побелели лицами, зашмыгали носами и отшатнулись. Бэль вскочила на ноги и умчалась в комнату для занятий. Именно так в силу юного возраста именовался кабинет принцессы. Там, закрывшись на замок сама (почему-то этот поступок чуть-чуть успокоил девушку), юная богиня подошла к столу и, поколдовав над ящичком с двойной стенкой, вытащила крохотный пузыречек с желтоватой маслянистой жидкостью.
Когда-то давно, тайком сбежав в город на небольшую прогулку, девушка забрела в одну маленькую лавочку, торгующую травами, настойками и ароматными маслами. Чем-то покупательница очень понравилась пожилой травнице-торговке: искренним ли восторгом, с каким осматривала товар, или милой улыбкой, а может быть, принцесса кого-то напомнила старой женщине. Только провожая девушку к дверям, травница неожиданно всучила ей маленький флакончик и шепнула:
– Возьми, дитятко, дай-то Творец, чтобы это тебе никогда не пригодилось, но кто знает, как повернется судьба. Если жить станет невозможно, то трех капелек хватит, чтобы заснуть навсегда.
Тогда Мирабэль сразу хотела отказаться или выбросить флакончик, но почему-то не выбросила. Наверное, не захотела проявить неуважение к пожилой женщине, сделавшей страшный дар от чистого сердца. Дома принцесса сунула флакончик в потайной ящик и совершенно забыла о нем. Забыла до сегодняшнего дня. Холодное стеклышко быстро нагрелось в ладошке. Осеннее солнышко кинуло солнечный зайчик в грань пузырька, и свет распался крохотной радугой.
«Только тогда, когда ты четко осознаешь, что твой выбор не бегство от проблемы, а ее единственное, пусть и страшное решение….» – всплыли в памяти слова Элии.
Бэль прикусила губку, кивнула, принимая решение, порылась в шкатулке с украшениями, стоящей на столе. Еще вчера она с таким восторгом перебирала подарки братьев, а теперь все эти прекрасные вещи казались совершенно ненужными. Все, кроме одной полой подвески. Именно туда девушка спрятала крохотный флакончик и повесила украшение на грудь, под платье. Дело сделано, а теперь можно еще поплакать. Вдруг, действительно она не понимает всего, вдруг Элия и Лейм смогут переубедить Нрэна или сам брат возьмет и передумает. Он ведь любит ее, пусть по-своему и так странно. Увидит, как она горюет, и передумает. Юная богиня пыталась думать о чем-нибудь, кроме свершившейся трагедии, но ничего не получалось. Мысли мелькали обрывочные, а слезы текли сами по себе, а вовсе не потому, что эльфийка решила поплакать. Она свернулась клубочком снова прямо на ковре у стола. Дар эмпатии, способность воспринимать весь мир в первую очередь через призму эмоций, сыграл против Бэль. Ощущение беспросветного горя все ширилось и ширилось, не давая попыткам успокоиться и мыслить логично ни единого шанса.
– Бэль, детка, не плачь, – мягкая, нежная, такая родная и теплая рука опустилась на плечо.
Девушка хотела было рассказать, почему рыдает, поведать об ужасном решении Нрэна, но слова, которые удалось выдавить из перекошенного ротика, в связный рассказ никак складываться не желали:
– Я… он сказал… замуж… не хочу…
– Ты неправильно поняла брата. Сейчас тебе все объяснит жених, – в самое ушко шепнула сестренке Элия и исчезла.
Эльфиечка растерянная, ощутившая себя почти преданной после странной речи кузины, села на полу и подняла глаза на… на герцога Элегора Лиенского. Того единственного, с кем рядом она вообще могла себя вообразить.
«Что он тут делает? Почему он здесь?» – заметалась в голове опешившей принцессы дюжина вопросов на одну тему. По счастью, ни единой мысли о том, что она такая заплаканная, с покрасневшими от рыданий, опухшими глазками и носиком, косой растрепавшейся веником, выглядит неподобающе не возникло. А то бы Бэль умерла на месте со стыда без всякого яда.
Но правду говорят, красота – в глазах смотрящего. Для Гора его любимая была самой прекрасной из всех дев Вселенной. Герцог Элегор, не такой растрепанный внешне, как Бэль, но внутри дающий фору раздраю, царящему в душе девушки, опустился на одно колено. Склонив буйну голову, бог выпалил торопливой (чтоб ничего не забыть) скороговоркой:
– Прекрасный день, ваше высочество. Я люблю вас и прошу быть моей женой. Смею ли я надеяться, что мне не ответят отказом?
– Прекрасный день, – распахнув глаза широко, настолько широко, чтоб уж точно было ясно, Элегор ей не привиделся, все происходит на самом деле, пролепетала Бэль и выдохнула:
– Не-е-ет.
Тут же смутилась, замотала головой и поправилась:
– То есть, наоборот, я согласна.
– Ваши слова, фея, превратили меня в счастливейшего из богов, – жарко, восторженно, радостно ответил герцог, вытащил коробочку из кармана камзола и предложил:
– Обменяемся кольцами, скрепляющими помолвку?
Бэль только кивнула, не в силах дать иного более изысканного и пространного ответа. Но, кажется, Элегора устроит и такой. В серых глазах заплясали золотые искры, а чуть кривящаяся улыбка стала явственнее, но тут же исчезла, изгнанная торжественным выражением.
Она молча смотрела, как открывает коробочку Элегор, достает одно колечко и протягивает коробочку со вторым, более широким, явно мужским, ей. А первое, женское, с серебристым камешком, оставляет в руке. Чуть подрагивающие от волнения пальчики девушки аккуратно подцепили с шелковой подушечки кольцо. Юная богиня вопросительно посмотрела на герцога.
– Надень мне на безымянный палец левой руки это кольцо, если не передумала, и протяни свою ручку, я надену колечко на твой пальчик, – с волнительной хрипотцой в голосе объяснил бог.
В полном молчании, сидя на ковре голова к голове, жених и невеста обменялись кольцами. Пальцы дрожали у обоих, но никто украшения не обронил. (Подобная оплошность могла бы быть истолкована как неблагоприятное знамение). С размером Элия, разумеется, угадала. Колечки пришлись точно по руке.
– Это была первая печать, скрепляющая помолвку, – провозгласил Элегор, сжал руку в кулак и, поднеся к лицу, прижал кольцо к губам.
Бэль захлопала ресницами, соображая, должна ли она повторить эти действия и спросила:
– А что еще нужно сделать?
– Теперь полагается скрепить помолвку поцелуем, моя фея, – шепнул герцог встал, поднимая вместе с собой Бэль, и заключил невесту в нежные объятия.
Горячие губы вновь коснулись уст юной богини, и она потерялась в блаженном вихре, захватившем все ее существо и легко прогнавшем последние обрывки кошмарных мыслей о самоубийстве.
«Права Элия, я едва не натворила глупостей», – успела виновато подумать Мирабэль.
А потом ее мысли и чувства целиком поглотила волшебная реальность: дивное ощущение близости любимого и такого необходимого мужчины, рядом с которым она чувствовала себя такой счастливой и по-настоящему живой. Как будто все время до встречи некая важная часть ее спала или, того хуже, металась и жаждала встречи именно с ним – почти незнакомым и в то же время вмиг ставшим близким и своим. Конечно, не как братья, совершенно иначе. Бэль уже просто не понимала, как она могла жить без Элегора, не видя его улыбки, не слыша голоса, не чувствуя биения его сердца в горячей груди.
Отступить от невесты, разорвав круг объятий, было ужасно тяжело, Элегору понадобилась вся сила воли, подкрепленная страшной мыслью о том, что сделают с ним родственники Бэль во главе с Нрэном, если он не сохранит чистоты невесты до брачного ложа. Нет, испытываемое мужчиной не было похотью, это не было даже обычным плотским желанием, скорее он чувствовал неодолимую жажду единения с любимой во всех смыслах этого слова. Брак, воспеваемый как слияние душ, разумов, силы, божественной сути и тел, прежде казался Лиенскому бредом завравшихся романтиков. Но в тот миг, когда Элегор осознал, что любит Бэль, он понял, что верит в такое единство и даже не верит, твердо знает, что достигнет его с Мирабэль.
– До встречи, любимая, наша свадьба через семидневье! Мы принесем клятвы в Храме Творца и тогда уже никто ни Силы, ни боги, ни демоны, никто не сможет разлучить нас! – пылко пообещал герцог и еще раз коснулся поцелуем кольца, знака помолвки. Он исчез из покоев невесты почти торопливо, прежде, чем потеряв всякое терпение, решился на какую-нибудь глупость, вроде похищения собственной невесты для немедленного бракосочетания в первом попавшемся Храме Двадцати и Одной.
Элия вернулась в свои апартаменты и первым делом смерила оценивающим взглядом великолепное сооружение в центре стола, которое венчал листик мяты, словно кокетливая шапочка головку красотки.
