Текст книги "Снега"

Автор книги: Юлий Чепурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

С е р г е й. О, это особая страница истории советского искусства. Самая яркая его страница. (Вздохнул.) Сдал театр в надежные руки.

Т а н я. Сереженька, давай и в нашем колхозе театр организуем. Сколько у нас талантливых людей, если бы ты знал! Санитарку ветлечебницы, Дарью Фоминичну, к примеру возьми – любую роль тебе сыграет.

С е р г е й. А какую роль сыграешь ты?

Т а н я. В твоей жизни – самую главную.

С е р г е й. Такая же. Озорная. Колючая.

Т а н я. Голыми руками не возьмешь.

Сергей делает движение.

Подожди. Ты не сказал основного. Где ты будешь работать?

С е р г е й. В соседнем селе. В Косолаповке.

Т а н я (радостно). Но это же – всего восемь километров отсюда.

С е р г е й. Для любви – одна минута полета.

Т а н я. Летим!

С е р г е й. Подожди. Дай я нагляжусь на тебя. Как хорошо здесь. Знаешь, Таня, за что я люблю деревню?

Т а н я. Знаю.

С е р г е й. Да, да! За то, что все здесь дышит лаской к людям. За то, что эта земля кормит их, одевает и обувает. За то, что и она ждет от нас ласкового ответа, любви. А мы не всегда были чуткими и внимательными к этим полям, облакам, к этой речке, к этому воздуху. Когда мы, все здешние ребята, заканчивали десятилетку, мы мечтали только об одном: в город! Нам казалось, что только город найдет применение нашим молодым, еще не окрепшим силам, только он даст простор для полета нашей мечты.

Т а н я. Я плакала три ночи подряд, когда меня после окончания пединститута направили на работу в деревню.

С е р г е й. И я против своего желания попал в зооветеринарный институт. Было. А сегодня я готов искупить свою вину перед людьми, которые все эти годы, пока я учился, обеспечивали меня хлебом – сеяли, косили, молотили. Не так все легко и просто, как нам казалось в детстве.

Т а н я. Сереженька, милый, дай я тебя поцелую за это. (Целует.) А теперь слушай и не перебивай. Сегодня в нашем клубе состоится большой вечер самодеятельности. Программа: постановка одноактной пьесы «Веселые дни», концерт. Я прошу, выручи нас: уехал в санаторий исполнитель роли мельника. Роль небольшая, до вечера ты успеешь ее выучить…

С е р г е й. Ты же знаешь, что я…

Т а н я. Знаю, что ты любишь свою Таню, а потому не привык ей отказывать. (Убегает в дом и быстро возвращается оттуда, надевает на Сергея парик, приклеивает ему усы.) Костюм для тебя есть. Парик – в самый раз, в усах ты выглядишь восхитительно. Сережка, ой, какой ты смешной… (Целует Сергея.)

Из дома выходит  А л и н а.

А л и н а. Ах! Это еще что за Мазепа?

Т а н я. Ой! Мама!.. Это – Сережа… Он только что окончил институт…

С е р г е й (протягивает диплом). Диплом…

А л и н а. Долгонько же вы, судя по вашему возрасту, учились. Что же – на каждом курсе по пять лет сидели?

С е р г е й. Нет, зачем же…

Т а н я. Мама, это Сергей Загораев, с которым я дружила, еще когда мы учились в одной школе.

А л и н а (в ужасе). Еще в школе? Вы… такой старый… вместе с детьми учились в школе?

Т а н я. Мама! Мы дали друг другу слово пожениться, когда Сережа закончит институт.

А л и н а. Замуж? За этого Мазепу?

Т а н я. Да никакой он не Мазепа, мама. Он совсем молодой. Смотри! (Отрывает наклеенные усы.)

А л и н а. Что ты делаешь?

Т а н я. Это – Сережа Загораев, сын папиного фронтового товарища. Я же тебе о нем говорила.

А л и н а. Сейчас, знаешь, столько друзей развелось у твоего папы! (Возвращает Сергею диплом.) К сожалению, вы опоздали. У Татьяны уже есть жених.

Т а н я. Мама!..

А л и н а (повышая голос). Да, повторяю: есть жених. Кошечкин Аполлон Альбертович, кандидат ортопедических и психологических наук. А посему прошу вас оставить наш гаден.

Т а н я. Что, что оставить?

А л и н а. Я обращаюсь к нему по-английски: прошу оставить наш сад.

Т а н я. Мама! Сергей никуда не уйдет, пока ты не извинишься перед ним. Или мы уйдем оба!

А л и н а. Что-о?

Т а н я. Не нужен мне ни ваш Кошечкин, ни ваш Собачкин. Я люблю Сергея, и моим мужем будет он… Только он… Сережа, поедем к тебе в Косолаповку. За своими вещами я приеду завтра.

Уходят.

А л и н а. Дарья Фоминична! Дарья Фоминична!

Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а. Чего вам?

А л и н а. Валерьянки. Скорее!

Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а. Для какого животного?

А л и н а. Для меня! Для меня! Боже! Деревня!

З а т е м н е н и е

КАРТИНА ВТОРАЯ

Перед открытием занавеса звучит бравурная музыка, слышны возбужденные, нестройные голоса большой массы людей, топот копыт, который все ближе и ближе. Занавес открывается. Ипподром. Чудный солнечный день. Красочные рекламные афиши, плакаты, разноцветные флаги, развевающиеся от легкого ветерка. Кассы. Над одной надпись: «Прием ставок и оплата выигрышей». Над другой: «Продажа входных билетов». По дороге к этой кассе и сталкиваются  П а в е л  И л ь и ч и  П е т р  П е т р о в и ч.

П е т р  П е т р о в и ч. Павел Ильич! Друг! Милый!

П а в е л  И л ь и ч (радостно). Петя! Петр Петрович!

Устремляются навстречу друг другу, шумно обнимаются.

П е т р  П е т р о в и ч. С конца войны! Боже ж ты мой!

П а в е л  И л ь и ч. С ума сойти – двадцать пять лет! И хоть бы ты, Петро, вот настолечко постарел.

П е т р  П е т р о в и ч. Оно, гляжу, и твой волос на серебро не дюже щедрый: за четверть века седины на гривенник кинул, не больше.

П а в е л  И л ь и ч. Ах, комиссар, комиссар!

П е т р  П е т р о в и ч (в тон). Ах, командир, командир!

П а в е л  И л ь и ч. До чего же рад я!

П е т р  П е т р о в и ч. Помнишь, Паша, прорывы в тылы фашистские? А лихих конников наших?

П а в е л  И л ь и ч. А генерала Доватора? А рейд под Рузу?

П е т р  П е т р о в и ч. Помню. Все, Павлуша, до буковки, до маковки помню. Солнце над родной землей удержали. Да разве ж можно забыть такое?

П а в е л  И л ь и ч. Откуда ты, какими судьбами?

П е т р  П е т р о в и ч. Из Солнцеморска. Проездом. Сказали мне, что Выдуваева тут можно встретить, нашего полкового ветврача. Помнишь его?

П а в е л  И л ь и ч. Семена-то? Да кто его, чертяку, забудет, жив не будет. Он мне тоже вот так (жест) нужен. Я тоже его после войны ни разу не видал.

П е т р  П е т р о в и ч. И с тобою мне ни разу не довелось встретиться.

П а в е л  И л ь и ч. Ни разу навестить после войны не мог? Сердца у тебя, Петро, нет.

П е т р  П е т р о в и ч. Верно. Каждому человеку, которого я на сцене изображал, по кусочку отдал… Вот и разбазарил Петр Тасов свое сердце.

П а в е л  И л ь и ч. На пенсию отваливай.

П е т р  П е т р о в и ч. Уже отвалил. А ты?

П а в е л  И л ь и ч. Я, старый дурень, после войны сельскохозяйственный институт заочно окончил. Работаю начальником областного управления сельского хозяйства. На пенсию, дьяволы, никак не отпускают.

П е т р  П е т р о в и ч. Ох, до чего же, чертушка, я рад видеть тебя!

П е т р  П е т р о в и ч. А ты чего на ипподроме забыл?

П а в е л  И л ь и ч. Душа у меня кавалерийская, Петя. Каждым случаем пользуюсь, чтобы на коней полюбоваться. Так во мне, видно, это теперь до могилы останется. Хорошо! Люблю!

П е т р  П е т р о в и ч. Да, кавалерия!.. Помнишь? (Запевает.)

 
Дружба, дружба, дружба фронтовая,
Эх, сколько позади у нас дорог!
О суровых днях не забывая,
К другу будь внимателен и строг.
 

П а в е л  И л ь и ч (подхватывает).

 
Гей, бурка черная Доватора,
Не забыть тебя, не забыть…
 

В м е с т е.

 
На войну уходили орлятами,
Не орлятами, а цыплятами,
Надо правду, друзья, говорить…
 

У кассы, где делают ставки, возникает шум.

П е р в ы й  и г р о к. Я просил на Улыбку, а вы что даете?

В т о р о й  и г р о к. Я прошу не на третий заезд, а на пятый.

Т р е т и й  и г р о к. И со мной – всё перепутали.

Ч е т в е р т ы й  и г р о к. Верните деньги!

К а с с и р (высовывается из окошечка, Павлу Ильичу и Петру Петровичу). Безобразие! Граждане, вы не даете мне работать. Здесь ипподром, а не Большой театр.

Г о л о с а. В самом деле!

– Безобразие!

– Другого места не нашли!

П р о д а в щ и ц а  м о р о ж е н о г о. Не мешайте им, ну пожалуйста! Так интересно посмотреть, как фронтовики встречаются. Я никогда не видела.

К а с с и р. А если деньги передам, начёт на мою шею, да?

П р о д а в щ и ц а  м о р о ж е н о г о (грустно). Вы – только о деньгах…

Павел Ильич и Петр Петрович уходят. Раздается дружный возглас многотысячной толпы: «Прометей! Прометей!» Финальный колокол. К окошечкам касс тотализатора устремляется группа игроков. Гвалт, суматоха. На сцену выбегает  К о ш е ч к и н, с ним – т р и  д е в у ш к и  с модными прическами, в модных мини-нарядах.

К о ш е ч к и н (кричит). Тиш-ше! Любители конного спорта! Пропустите без очереди виднейшего знатока и ценителя, почетного гражданина на благородной ниве развития конского поголовья в пределах нашей родины Семена Семеновича Выдуваева!

Невозмутимо прорезая толпу, к кассе важно и чинно идет  В ы д у в а е в. Выдуваев наклоняется к окошечку кассы и отваливается от него с пачками денег в обеих руках. Вокруг – завистливые вздохи, восклицания.

(Подобострастно.) Поздравляю, Семен Семенович, с предвосхищением победы.

П е р в а я  д е в у ш к а (делая реверанс). Поздравляю.

В т о р а я  д е в у ш к а (так же). Поздравляю.

Т р е т ь я  д е в у ш к а. Поздравляю.

П е р в а я  д е в у ш к а.

 
Жизнь проносится мимо, как птица,
Не успеешь за модой следить.
Заграница моя, заграница,
Ты сумела меня покорить.
 

Танцует.

В т о р а я  д е в у ш к а.

 
Жажду я для любви сохраниться,
Для свободной, бессрочной любви.
Ах, мечта ты моя, заграница,
Не зови ты меня, не зови.
 

Танцует.

Т р е т ь я  д е в у ш к а.

 
В лес глухой я мечтаю укрыться,
Чтоб свободой и негой дышать.
Заграница моя, заграница,
Мне б тебя хоть во сне увидать!
 

Танцует.

В ы д у в а е в (смахивая слезу, растроганно). Да, да, я пол-Европы объехал… Повидал. Прикоснулся… (Облизнул губы.) Выпить бы.

Кошечкин торопливо вынимает из бокового кармана плоскую бутылку, раздвижную рюмку, наливает коньяк, а так как руки Выдуваева заняты, опрокидывает ему коньяк в рот.

В ы д у в а е в. Закусить бы…

Девушки хватают с лотка стаканчики с мороженым, начинают кормить Выдуваева с ложечки, ласкаясь к нему.

Входят  П а в е л  И л ь и ч  и  П е т р  П е т р о в и ч.

П а в е л  И л ь и ч (радостно). Семен Семенович! Выдуваев!

П е т р  П е т р о в и ч. Сенька! Дьявол!

Выдуваев чуть не давится мороженым. На его лице мы видим сложную гамму чувств: здесь и радость, и испуг, и стыд, и желание найти выход из ситуации, в которой он оказался.

К о ш е ч к и н. Вас…

Выдуваев, словно это относится не к нему, оглядывается по сторонам.

П а в е л  И л ь и ч. Ну, чего головой крутишь, Выдуваич! Неужели не узнаешь? Бывшего командира своего кавалерийского полка не узнаешь?

П е т р  П е т р о в и ч. Комиссара не узнаешь?

В ы д у в а е в (очень неуверенно, скорее инстинктивно). Вы… меня?

П а в е л  И л ь и ч. Да брось ты нас разыгрывать. (Подходит, обнимает Выдуваева за плечи.) Я своего полкового ветеринара через сто лет узнаю. Помнишь? Подойду к тебе перед боем: «Дай, Сеня, спирту глоток, нутро согреть». А ты: «Лимит не велит». (Смеется.) Тебе кони были дороже друзей, а? Ветеринарная твоя душа! Зато кони в полку были – это ж кони!

В ы д у в а е в (бормочет). Недоразумение! (Рассовывает деньги по карманам, словно желая избавиться от ненужных свидетелей.) Ошибка, граждане. Первый раз вижу. Пардон. Продавщица мороженого (сочувственно, Выдуваеву). А вы вспомните хорошенько. (Павлу Ильичу и Петру Петровичу.) Может, контуженый, вот и забыл…

В ы д у в а е в. Не помню, граждане. Не знаю. Разрешите пройти. Пардон.

П е т р  П е т р о в и ч. Погоди! Сеня! Неужто правда, что ты нас с Павлом Ильичом не узнаешь? А ну, присядь. Присядь, дорогой. Сейчас ты всё, всё до былиночки вспомнишь. Помнишь нашу боевую походную? (Запевает.)

 
Трубы протрубили – конники в поход!
По тылам фашистским мы летим вперед.
 

П а в е л  И л ь и ч (подхватывает).

 
Кони словно птицы, копыта не стучат.
Победа нас встречает улыбками девчат.
 

В м е с т е.

 
Гей, бурка черная Доватора,
Не забыть тебя, не забыть…
На войну уходили орлятами,
Не орлятами, а цыплятами —
Надо правду, друзья, говорить.
 

П е т р  П е т р о в и ч.

 
Пронесутся битвы, отгремят бои,
Ох, и налюбуюсь на глаза твои.
 

П а в е л  И л ь и ч.

 
Не грусти, любимая, скоро выйдет срок.
Я вернусь с победой на родной порог.
 

В м е с т е.

 
Гей, бурка черная Доватора,
Не забыть тебя, не забыть.
На войну уходили цыплятами,
Становились в боях орлятами,
А потом, как орлы, научились парить,
Надо правду, братва, говорить.
 

П а в е л  И л ь и ч (обрывает песню, торжествующе). Ну?

В ы д у в а е в (спокойно). Соловьев-Седой? Слова Долматовского?

П е т р  П е т р о в и ч. Какой Соловьев-Седой? Какой Долматовский? Ведь это ты, Семен, нашу полковую песню сочинил.

П р о д а в щ и ц а  м о р о ж е н о г о. Кто бы мог подумать! (С восхищением смотрит на Выдуваева.)

В ы д у в а е в. Первый раз слышу. (Весело, наступательно.) Тронут. В друзья к вам записаться готов. (Грустно.) А может, вашего друга давно и в живых нет? Или без вести пропал… (Горестно.) Уходят однополчане… Без атак и выстрелов – уходят. (Деловито, будто стряхнув с себя пыль.) Пропустите меня, граждане. (Уходит.)

К о ш е ч к и н. Напьются, потом игнорируют вопросами человека. (Уходит вместе со своими подружками.)

П е т р  П е т р о в и ч. Обознались, значит.

П а в е л  И л ь и ч. Выходит. Не мог Выдуваев от меня отказаться: как-никак без пяти минут родственники мы с ним.

П е т р  П е т р о в и ч. То есть?

П а в е л  И л ь и ч. Очень просто. Мой сын Сережка на его дочери женится. Сегодня по телефону из района звонил. На свадьбу зовет. Вот и едем, Петро, ибо нет и не будет теперь мне покоя, пока я настоящего Выдуваева своими глазами не увижу.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Декорация первой картины. В момент открытия занавеса яростно звонит электрический звонок. На крыльце появляется  Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а  в белоснежной наколке, как на первоклассной горничной.

Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а. Кто там?

Чей-то голос пытается ответить, но его заглушает лай собак. На крыльце появляется  А л и н а.

А л и н а. Вот этого, Фоминична, ты за границей никогда бы не увидела. Сколько можно говорить, что нужно не кричать, а пойти и встретить гостя. Ступай.

Дарья Фоминична уходит и вскоре возвращается вместе с  П а в л о м  И л ь и ч о м  и  П е т р о м  П е т р о в и ч е м.

П а в е л  И л ь и ч, П е т р  П е т р о в и ч (одновременно). Здравствуйте.

А л и н а (подозрительно оглядывает обоих). Здравствуйте.

П е т р  П е т р о в и ч. Вы супруга Семена Семеновича Выдуваева?

А л и н а. Супруга. Что дальше?

П а в е л  И л ь и ч. Разрешите, Алина Евграфовна, вам представиться.

А л и н а (еще более подозрительно). Откуда вы меня знаете?

П а в е л  И л ь и ч (с воодушевлением). Мы – фронтовые товарищи вашего мужа. Я – Павел Ильич Загораев.

П е т р  П е т р о в и ч. Я – Петр Петрович Тасов.

А л и н а. И что же?

П а в е л  И л ь и ч. Хотели бы повидать…

П е т р  П е т р о в и ч. Встретиться…

П а в е л  И л ь и ч. Поговорить…

П е т р  П е т р о в и ч. Вспомнить дни боевые…

А л и н а. Сколько друзей развелось у Семена Семеновича, как только он стал известным врачом-новатором. Да, да, новатором. Муж лечит животных на расстоянии. Сейчас его метод находится на последней стадии испытаний, после чего он будет применен на людях. (Строго.) Итак, что же, повторяю, вам угодно?

П а в е л  И л ь и ч. Видите ли…

А л и н а. Ах, понимаю. Вы прочитали на воротах объявление, что Семену Семеновичу требуются фельдшер и санитар, и хотите занять эти вакантные должности?

П а в е л  И л ь и ч. Как раз наоборот, Алина Евграфовна. Я работаю начальником областного управления сельского хозяйства и хотел бы пригласить Семена Семеновича на пост главного ветеринара области.

А л и н а (ахнула). Вы?! Начальник?! Управления?! Сельского хозяйства?! Здравствуйте, дорогой! (Обнимает, целует Павла Ильича, Петру Петровичу.) А вы?

П е т р  П е т р о в и ч. Народный артист республики. Сейчас на пенсии.

А л и н а. Артист! Боже мой! Творческая интеллигенция! Руководящий состав! Какие гости! Какие славные боевые товарищи у моего мужа! (Засуетилась.) Дарья Фоминична! Дарья Фоминична! Ах, боже мой, я так взволнована. Садитесь. Присаживайтесь. Сюда, сюда, пожалуйста. Здесь не так жарко.

П а в е л  И л ь и ч. Семен Семенович дома?

А л и н а. В городе. Вчера уехал. Делает там большой научный доклад. Жду его с минуты на минуту.

Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а (показывается в окне). Звали?

А л и н а. Да, да, милая, да. Накрой стол скатертью. Яблок нарви. Угости дорогих гостей свежим квасом.

Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а. И скатерку застелю, и квасом напою, а уж насчет остального не обессудь, Алина Евграфовна, на репетицию я опаздываю. (Скрывается.)

А л и н а. Вот, и всегда они так… Мы с Сеней были за границей, и я после этого никак не привыкну к нашим отечественным беспорядкам.

П а в е л  И л ь и ч. Да вы не волнуйтесь, мы, право, совсем не голодны.

П е т р  П е т р о в и ч. Не стоит беспокоиться.

А л и н а. Нет, нет, и слушать не хочу. Пардон, я покину вас на одну-две минуты, сделаю необходимые распоряжения. (Уходит.)

П е т р  П е т р о в и ч. Ну, Петро, скажу я тебе, и жену себе Сенька Выдуваев подцепил – фурия. Шкура на ней и та говорит.

П а в е л  И л ь и ч. Ни черта не понимаю. О моем Сережке ни слова не сказала, будто его и в живых нет. И о свадьбе даже не заикнулась.

Из дома выходит  Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а, угощает гостей квасом, застилает стол скатертью.

П е т р  П е т р о в и ч. У вас что же, Дарья Фоминична, хоровая спевка сегодня?

Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а. Не-е, батюшка, я по драматической линии. Комических старух играю, смешу народ на старости лет.

П а в е л  И л ь и ч. А здесь кем работаете?

Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а. Сама не пойму. Днем – санитаркой. Вечером – губернанткой. Спаси меня, господи, и помилуй. Из колхоза ушла, тяжелой работы убоялась. Четвертый год терновый венец ношу. С той поры как Семен Семенович с супругой за границу прокатились. Безропотно всякие ихние прихоти и причуды сполняю, бо нет у меня теперича до самой могилы избавления от стыда. Молюсь денно и нощно, чтобы опять в колхоз приняли. (Берет кувшин, стаканы, уносит.)

П а в е л  И л ь и ч. Алина Евграфовна!

А л и н а (показывается в окне, игриво). Ау!

П а в е л  И л ь и ч. Мы, с вашего позволения, пойдем прогуляемся.

А л и н а. Ну, пожалуйста. Только ненадолго, хорошо?

Павел  Ильич и Петр Петрович уходят.

С крыльца спускается  А л и н а. На ней эластичные брюки и синтетическая кофточка со сногсшибательным вырезом. Алина расставляет на столе тарелки. Быстро входит радостно возбужденный  К о ш е ч к и н.

К о ш е ч к и н. Алина Евграфовна!

А л и н а (вздрогнула). Ой! Аполлончик! Как вы меня испугали!

К о ш е ч к и н. Здравствуйте. Где Семен Семенович?

А л и н а (кокетливо). А я вам уже не нужна?

К о ш е ч к и н (как сенсацию). Алина Евграфовна! Я нашел в Бий-Бобруйске работу для Семена Семеновича!

А л и н а. Работу? Какую же?

К о ш е ч к и н. Я не могу вам сказать. Вы не поймете… Не оцените… Где Семен Семенович?

А л и н а. Это я у вас должна спросить. Вчера вы уехали в Бий-Бобруйск вместе…

К о ш е ч к и н. Уехали вместе, а приехали врозь – я же вам говорю: искал для него работу.

А л и н а. Бедненький. И так, вижу, устали.

К о ш е ч к и н. Алина Евграфовна! Дорога каждая минута! Семен Семенович должен немедленно ехать вместе со мной в Бий-Бобруйск и сказать «да» или «нет». Иначе должность будет занята.

А л и н а. Какая должность? Не томите, Аполлон, я жду!

К о ш е ч к и н. Ах, будь что будет! Понимаете… Один работник Бий-Бобруйского ипподрома приходит вчера к своему директору и говорит: «Проявляю, товарищ директор, инициативу и полную сознательность – следуя призыву Пленума ЦК, возвращаюсь в родное село. Душа по земле истосковалась, руки по деревенской работе чешутся». Директор, конечно, ответную речь толкнул: «Я, говорит, сам, как есть бывшая сельская интеллигенция, приветствую ваше решение вернуться в родные пенаты и отдать все свои оставшиеся до пенсии силы благородному делу создания сырьевой и продовольственной базы для нашей необъятной родины в момент постепенного перехода от социализма к коммунизму». (Передохнул.) Словом, тот сознательный товарищ – в деревню, а Семен Семенович – на его место.

А л и н а. Не томите, Аполлон, скажите, какую должность предлагает директор ипподрома Семену Семеновичу?

К о ш е ч к и н (не сразу). Должность… конюха.

А л и н а. Что-о? В конюхи? Моего Сеню? С высшим образованием? (Хохочет.)

К о ш е ч к и н. Но… Семен Семенович сам просил меня… похлопотать… прозондировать…

А л и н а (смех душит ее). Конюхом? Чистить конюшни? Чтобы на меня, на него все пальцами показывали? Ой, вы меня, Аполлон, уморили. Какой же у Семена Семеновича, интересно, будет оклад?

К о ш е ч к и н. Шестьдесят рублей.

А л и н а. Шестьдесят рублей? Всего? (Хохочет.)

К о ш е ч к и н (задетый за живое). Подождите смеяться, Алина Евграфовна. Да за то, чтобы эту должность получить, умные люди взятку в тысячу рублей дают.

А л и н а (перестав смеяться, с интересом). Почему же она так высоко ценится, если не секрет?

К о ш е ч к и н. А вот послушайте и прикиньте. Оклад – шестьдесят рублей. Квартира бесплатная – считайте, еще двадцать. Картошку вам разрешат за беговой дорожкой сажать – пять соток земли дадут, факт. С каждой сотки по двадцать мешков – сто мешков, в мешке по пятьдесят килограммов, пять тысяч килограммов выходит, то есть пять тонн. Если по двугривенному за килограмм продавать – еще тысяча рублей. Делим на двенадцать месяцев – восемьдесят три рубля с лишним в месяц выходит. Оклад – шестьдесят, квартира двадцать, за картошку – восемьдесят три – это уже сто шестьдесят три рубля в месяц получается. Кур заведете. Сто штук кур. Пусть по двести яиц каждая в год снесет. Двадцать тысяч штук яиц! По рублю десяток – вот и еще две тысячи рублей в год, делим на двенадцать месяцев – сто шестьдесят шесть рублей в месяц добавляется. Вот и считайте: оклад – шестьдесят, квартира – двадцать, картошка – восемьдесят три, яйца – сто шестьдесят шесть – уже триста двадцать девять рублей в месяц! А если юрловскую породу развести, или леггорн, или родаленд – они в два раза больше яиц снесут, – от одних кур триста рублей в месяц дохода будете получать.

А л и н а. Но это же – стыдно! Опытнейший врач и вдруг – конюхом…

К о ш е ч к и н. Почему стыдно? (Пылко.) Ведь Семен Семенович не дезертирует с низовой трудовой работы, наоборот, он добровольно идет на нее. Не перебивайте, Алина Евграфовна, я еще не все подсчеты закончил. (Загибает пятый палец.) Корма – бесплатные…

А л и н а. И – корма?..

К о ш е ч к и н. Конечно, никто вам не откажет, могу дать гарантию.

А л и н а. Аполлон, мы тогда с Сеней козу купим!

К о ш е ч к и н. Конечно! Правильно! Если она по десять литров молока в день будет давать, по сорок копеек за литр… (Быстро считает.) Еще сто двадцать рублей в месяц… Это уже почти восемьсот рублей в месяц получается…

А л и н а (на ее лице – растерянность). А… кто за курами, за козой ходить будет? Кто будет огородом заниматься?

К о ш е ч к и н. Вы! Вы с Семеном Семеновичем.

А л и н а. О нет! Увольте. Я в деревне-то с этим не связывалась, а уж в городе…

К о ш е ч к и н. Алина Евграфовна, в деревне у вас интереса не было. Частной инициативы. Вы с Семеном Семеновичем по Европе проехали, сами видели. Она, эта Европа проклятая, столько лет загнивает, а сгнить не может. А почему? Частная инициатива там. Заинтересованность. (Опасливо оглянулся.) В Москве понять этого не хотят. (Страстно.) Я сам, сам вместе с вами буду заниматься полезным физическим трудом, поскольку я – ваш зять в будущем прошедшем времени…

А л и н а (гордо выпрямилась). Нет, нет, Аполлон, это не для меня. Да знаете ли вы, милый и наивный мальчик, что Семен Семенович назначен главным ветеринарным врачом всей Бий-Бобруйской области? (Вдохновенно.) Оклад триста рублей… трехкомнатная квартира… персональная машина…

К о ш е ч к и н. К-кто… к-когда… его назначил?

А л и н а. Сам начальник областного управления сельского хозяйства сегодня за Сеней приехал. На речку он со своим товарищем пошел, вот-вот придут.

К о ш е ч к и н (никак не придет в себя). С-семен С-семенович… главный вер… ветеринаром? И значит, вы… и ваша дочь…

А л и н а. Да, да, Аполлон, все мы будем жить в Бий-Бобруйске рядом с вами… (Мечтательно.) Бий-Бобруйск!.. Просторная квартира с телефоном, газом, горячей водой… Никаких тебе коров и поросят… Ах, Аполлон, Аполлон! Вот она где, жизнь! Днем – магазины, портниха, парикмахерская, вечером – театр. В антракте пиво-воды, вино-табак… Мне – мороженое… А потом берем с Сеней такси, и он везет меня в ресторан. Ростбиф, котлеты «де-валяй», шампанское со льда… Ах, черт возьми! Из ресторана – тоже на такси. У меня прекрасное настроение, хочется петь, смеяться… Нет, лучше пешком. Вместо прогулки. Асфальт только что полили водой – блестит… Деревья роняют нежно-желтые листья на мою шляпку… Ах, боже ж ты мой!

К о ш е ч к и н. Да, это, конечно, формидабль – прекрасно. Но где же Семен Семенович? Я хочу поздравить…

А л и н а. Приедет, куда он денется. А сейчас пойдемте, поможете мне приготовиться к приему столь дорогих гостей.

Идут в дом, навстречу им – Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а  со стопкой тарелок в руках. Раздается звонок. Дарья Фоминична идет открывать калитку и возвращается вместе с  П а в л о м  И л ь и ч о м  и  П е т р о м  П е т р о в и ч е м. Из дома выходит  К о ш е ч к и н; увидев Павла Ильича и Петра Петровича, он прячется за куст.

П е т р  П е т р о в и ч (ставит бутылку шампанского на стол). Это от меня – женщинам.

П а в е л  И л ь и ч. Это от меня – мужчинам. (Ставит бутылку коньяку.)

П е т р  П е т р о в и ч. А сейчас, Дарья Фоминична, и свежей рыбы принесем, уже с вашими рыбаками договорились.

Уходят.

К о ш е ч к и н (выскакивая из куста). Кто это, Фоминична?

Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а. Фу, окаянный, напугал как!

К о ш е ч к и н. Не груби, старуха. Я спрашиваю: что за люди и чего им здесь надо?

Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а. А я почем знаю. (Уходит в дом.)

К о ш е ч к и н (потирает руки). Это что-то обещает! Кажется, Семен Семенович, вы влипли основательно. Зря вас не будут так разыскивать, преследовать. И хотя ваша Танечка дала мне поворот от ворот, я еще за нее поборюсь! (Расставляет тарелки с ловкостью заправского официанта.)

А л и н а (выходит из дома). О! Откуда это взялось? Я только-только, Аполлон, хотела просить вас сходить в наш магазин и купить бутылку коньяку. Это – вы? Ваш сюрприз?

К о ш е ч к и н. Увы, нет. Сюрприз ваших гостей.

А л и н а. Тем более сходите, Аполлон. Вот вам деньги. Купите самого лучшего коньяку. Пусть знают, что мы никому не хотим быть обязанными.

Кошечкин уходит. Алина, весело напевая, хлопочет у стола. Звук подъехавшей автомашины. Входит сияющий  В ы д у в а е в.

Сеня! Наконец-то! Почему ты так долго?

В ы д у в а е в. Вчера доклад… затянулся, было много вопросов… (Кидает ей пакет.) Вот. От меня. Тебе. Четыреста сорок рублей… Гонорар, так сказать…

А л и н а. Боже! Так много?

В ы д у в а е в. За один удачный заезд… Тьфу… бишь… удачный доклад получился. Оценили по высшей академической ставке.

А л и н а. Сеня! Ты у меня гений. (Целует.) Тебе надо переходить на лекционную работу. Спасибо, спасибо, милый. А я тебе тоже сюрприз приготовила. Сеня, родной, ты назначен главным ветеринарным врачом Бий-Бобруйской области.

В ы д у в а е в. Шуточки.

А л и н а. Не шучу я, Сенечка. Специально к тебе сюда, к нам приехали, чтобы это предложение сделать.

В ы д у в а е в. Кто?

А л и н а. Начальник областного управления сельского хозяйства.

В ы д у в а е в. А л и н а… не может быть…

А л и н а. Клянусь, Сенечка, твоим и своим пошатнувшимся здоровьем. Сам Павел Ильич Загораев.

В ы д у в а е в (в ужасе). Что-о-о?!

А л и н а (испугавшись в свою очередь). И… народный артист…

Раздается звонок.

В ы д у в а е в (смотрит в сторону ограды сквозь кусты, в ужасе). Это они! Они!

А л и н а. Кто?

В ы д у в а е в. Командир и комиссар моего полка.

А л и н а. Лучшие твои друзья.

Снова раздается звонок.

Вот они. С речки пришли. (Направляется к калитке.)

Выдуваев успевает схватить ее за руку.

В ы д у в а е в. Стой!

А л и н а. Дай их впустить.

В ы д у в а е в. Дура! Дура! Ничего не понимаешь. (Горестно.) Погиб! Погиб!

Снова – звонок.

А л и н а. Ты – дезертир? Ты убегал с фронта? Ты совершил какое-то преступление в годы войны?

В ы д у в а е в (не слушая). Ищут! Нашли! Преследуют! Я все объясню тебе. После. Потом. (Мечется.) Куда же мне? Как же мне? (Ему пришла в голову мысль.) Алина! Слушай и не перебивай. Твоего мужа, Семена Семеновича Выдуваева, то есть меня, здесь нет. Я не Семен Семенович, а брат твоего мужа, твой деверь, Христофор Семенович Выдуваев. Поняла? Зови меня при них Христей.

А л и н а. Какой Христя? Ты мне говорил, что Христофор умер еще до войны. Что с тобой, Сеня?

Звонок звонит все настойчивей и настойчивей.

Из дома выходит  Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а.

Д а р ь я  Ф о м и н и ч н а. Не слышите, что ли? (Направляется к калитке.)

В ы д у в а е в. Я… сам… Ступай!..

Дарья Фоминична уходит.

(Алине.) Дорога каждая минута. Если ты не хочешь моей погибели, зови меня при них Христей и делай всяческий вид, что я брат твоего мужа. Не забудешь? Не погубишь?

А л и н а. Хорошо, Сеня, ну хорошо…

В ы д у в а е в. Никого во двор из местных не впускать. Дарью Фоминичну из дома не выпускать. Где Татьяна? Если Аполлон появится, предупреди, чтобы он до самого их отъезда носа сюда не показывал. А теперь иди встречай. Поласковее с ними будь. Понежнее. Скажи, что в город я уехал, научный доклад делать…

А л и н а. Сказала уже.

В ы д у в а е в. Возвращусь не скоро, что, мол, Семена Семеновича нет, а брат Сени, Христофор, дома. (Уходит в дом.)

А л и н а. Боже ты мой! Боже ты мой! (Идет открывать калитку, слышен ее милый, приветливый голосок.) Прошу! Милости просим! Сделайте одолжение! Как это очень приятно!

Входят  П а в е л  И л ь и ч,  П е т р  П е т р о в и ч,  А л и н а.

Присаживайтесь. Ах, какая жалость, что Сеню вы не застали. Да он с ума сойдет, когда узнает, что фронтовые друзья к нему приезжали. И надо же такому случиться! Нет, нет, я вас сразу не отпущу. Отдохните, накормлю, напою чем бог послал и сама на станцию отвезу и в поезд посажу. Вот солнышко немножко опустится – по холодку и поедем. А сейчас с братом Семена Семеновича я вас познакомлю – только что из Бий-Бобруйска погостить приехал. Имя у него, знаете, чудное – Агриппина… Тьфу, Христина… Нет! Христофор. (Кричит.) Христофор Семенович! Христя! Иди сюда, к тебе приехали! (Спохватывается.) К Семену Семеновичу то есть приехали… Выйди, поговори с мужчинами. Не интересно им со мной, женщиной…