Текст книги "Снега"

Автор книги: Юлий Чепурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

А н д р е й. Алексей Михайлович, можно?

Все повернули головы.

К о л е с н и к о в. Проходи.

Трошкин торопливо укладывает баян в футляр.

Ты чего, Максим, баян прячешь? Сыграй еще что-нибудь.

Т р о ш к и н. Да нет уж, Алексей Михайлович, в другой раз как-нибудь.

К о л е с н и к о в (Владиславу). А ты чего вскочил?

Т р о ш к и н. Мы к Луше пойдем.

Ушли. Слышно, как они запели под баян что-то лихое и бесшабашное. Пауза.

А н д р е й. Алексей Михайлович, в дополнение ко всем материалам по монтажу деревообделочных станков в цехах я принес тебе черновые варианты. Мы тут сообща над ними мудрили. Посмотри, может пригодиться. Особенно интересен вот этот вариант. (Развертывает чертеж.)

Оба склонились над ним.

Заманчиво?

К о л е с н и к о в (с жадным любопытством и интересом, которые он старается скрыть). А вот это что обозначает?

А н д р е й. Это мы судили-рядили, как выгоднее детали от станка к станку подавать. (Пауза.) Ну, что еще? Звонил сегодня в область. Электропилы отгружены. Скоро прибудут.

К о л е с н и к о в. Сколько штук должны прислать?

А н д р е й. Четыре комплекта. Вот на всякий случай фамилия управляющего областной конторой «Лесснаба». Кажется, все. Да, постарайся, пожалуйста, добиться своевременного завоза хоть каких-нибудь жиров в наш магазин. Я со всеми организациями переругался. И махорку пусть не заменяют филичевым табаком – женщины его не берут.

К о л е с н и к о в. Ладно.

Пауза.

А н д р е й. А теперь давай поговорим о главном. Мы с тобой мужики. Давай по-мужицки и решим. С твоим приездом Елена стала другой. Ее легко понять… (Пауза.) Алексей, Елена никогда сама не расскажет, как трудно она жила в войну. Я тогда только что вернулся с фронта. Однажды Людочка тяжело заболела. Умирала уже. Нужно было достать лекарство. Мы живем в лесу. Ты знаешь – здесь ничего не достанешь. И вот она пешком, ночью, в дождь, в слякоть пошла одна через лес на станцию. Не знаю, где, как, но достала лекарство. Пришла на рассвете – мокрая, уставшая… И упала сама… (Пауза.) Спасли девочку…

К о л е с н и к о в. Елена спасла Людку, ты спас Елену, Елена спасла тебя. Заколдованный круг.

А н д р е й (спокойно). Попробуй хоть раз взглянуть на меня как на твоего друга, друга Елены, твоей семьи. (Устало.) Мне в десять раз труднее сейчас, чем было на фронте, – я ведь тоже хлебнул из той чашки.

К о л е с н и к о в. Зачем ты пришел? Утешать? Не верю. Жалеть? Не нуждаюсь. (Со скрытой угрозой.) Андрей, уходи.

А н д р е й (по-прежнему спокойно). Если ты не хочешь во всем разобраться… если ты не можешь простить Елене… вернуться к ней, то не мучь ее своим присутствием, уезжай отсюда.

К о л е с н и к о в. Завтра!

А н д р е й (принимая это за издевку). Люди не позволят тебе обидеть Елену. У них на глазах все это было.

К о л е с н и к о в (сидит, полузакрыв глаза). Говори, говори, говори…

А н д р е й. Два с лишним года я скрывал от Елены свое чувство, и, клянусь, она никогда не узнала бы о нем, если бы… Если бы у твоей семьи оставалась хоть малейшая надежда на то, что ты жив. Пойми это. Я поддерживал веру в твое возвращение, успокаивал Елену в трудные минуты, помогал всем, чем мог… (Пауза.) Я не так начал… Не о том… Не за тем пришел. Я пришел говорить о Елене. О ней. Ей труднее, чем нам обоим. Один неосторожный шаг, который сделает один из нас, может погубить ее.

К о л е с н и к о в. Молодец. Что нужно от меня?

А н д р е й. Эти десять дней Елена мучительно ищет во мне то, что есть в тебе. Увы! Люди не повторяются. Я есть я. Ты есть ты. Мы с тобой замешены на разных дрожжах. Любит она одного тебя – я это понял. (Пауза.) Что нужно? Я уже сказал: если не находишь в себе силы простить Елене, вернуться к ней – уезжай отсюда.

К о л е с н и к о в. Колдуны, колдуны, околдовали вы меня. (Вдруг.) Давай выпьем.

Выпили.

А хорошая она все-таки, Андрей. А? Ленка-то. Как-то пришел я к ней – давно это было, Елена в девчонках еще ходила, а в лесхозе работала счетоводом. Вечер. Контора пустая, никого нет. Полами вымытыми пахнет и яблоками. Елена бумаги подшивала. Взялся я ей помогать. Бумаги кругом, бумаги… Того гляди, ворвется ветер и унесет их… На столе клей стоял. И начали мы с ней игрушки клеить. «С чего начнем?» – она спрашивает. «С квартиры, отвечаю, дом давай строить». И склеили мы с ней картонный домик… (Умолк.)

А н д р е й. У меня нет этого богатства – таких воспоминаний… Оно принадлежит только вам двоим. Прощай. (Уходит.)

К о л е с н и к о в. Ты прав… Только двоим… Только двоим… Третий лишний… третий лишний…

Колесников прислушивается к удаляющимся шагам, потом выхватывает из-под подушки пистолет, выбегает за дверь; один за другим слышны два выстрела и испуганный голос Андрея: «Алексей!!» Возвращается  К о л е с н и к о в, обессиленный останавливается у косяка двери.

Мимо… Хорошо… (Швыряет пистолет на нары.) Война разрушила твою семью. Ты не имеешь права разрушать ее второй раз…

Вбегает  А н д р е й.

А н д р е й. Алексей! (При виде живого и невредимого Колесникова Андрей устало опускается на нары, из его груди вырывается вздох облегчения.) А я испугался – думал, ты… в себя…

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Лес, залитый предрассветным лунным светом. Декорация первого действия. Из дома на террасу на цыпочках выходит  А н д р е й  с чемоданом. Осторожно, стараясь не шуметь, он начинает укладывать в чемодан вещи. Но ему не удается обеспечить полную тишину. Из-за выступа дома, на ходу повязывая платок, со свертком в руках выходит  И в а н о в н а; по всему ее виду чувствуется, что она ожидала встретить на веранде не Андрея, а Колесникова.

И в а н о в н а (плохо скрывая разочарование). Андрей Степанович? Чего это ты ни свет ни заря?

А н д р е й (громким шепотом). Не хочу беспокоить Лену. Пусть поспит.

И в а н о в н а. Она нынче по интернату дежурит, там ночует.

А н д р е й. А-а… А вы чего вскочили?

И в а н о в н а (не нашлась сразу). Тебе пособить. (Ей стало неловко от своей наивной лжи.) Не натощак же поедешь. Вот тут я тебе сварганила наскорях…

А н д р е й. Не беспокойтесь, Анна Ивановна, ничего не надо.

И в а н о в н а. И слышать не хочу. (Протягивает сверток.) Возьми на дорогу. Пирожки. Теплые.

А н д р е й (никак этого не ожидал). Это вы мне? Для меня?.. Спасибо, мама. (Привлекает к себе Ивановну.)

И в а н о в н а (она растрогана). Не на один день небось едешь. Успеешь в дороге о сухари зубы наломать. Кто знает, когда обратно вернешься.

А н д р е й (задумчиво). Никто не знает, верно… (Пауза.) Не скоро. Вы рады, конечно…

И в а н о в н а. Я-то? (Подумала.) Да ведь как тебе, Андрей Степанович, сказать? Война-разлучница к концу клонит, вот ветер в обратную сторону и подул. Песчинка и та свое прежнее место ищет.

А н д р е й. А где, Анна Ивановна, по-вашему, мое место?

И в а н о в н а. А ты себя, Андрюша, не трави. Зла на тебя никто не имеет. Один бог всем нам судья. (Пауза.) А я после стрельбы-то так и не заснула. Нашли, кто стрелял?

А н д р е й. Да-да. Сторож трофейный порох пробовал. По моему разрешению.

И в а н о в н а. Назар Фомич? Чего это он? Всю войну не стрелял, а тут – гляди…

А н д р е й. Маруся просила, чтобы я ее в цех направил работать. Я вот тут написал Никите Леонидовичу, передайте ей, пожалуйста. (Отдает конверт.)

Слышен хруст сухого валежника, Ивановна напряженно всматривается в темноту.

Кто там?

И в а н о в н а (вздрогнула). Господь с тобой. В лесу живем. Зверь какой-нибудь. (Желая усыпить бдительность Андрея.) А скорее всего – почудилось.

А н д р е й. Вы ждете кого-нибудь?

И в а н о в н а (хитрит). Маньку. (Ухватилась за эту мысль.) Маньку жду. Который день с петухами приходит. Да в былые времена мать за такое…

А н д р е й. И в былые времена, Анна Ивановна, было то же самое. С вами, со мной…

И в а н о в н а. Было… Так уж это я, с расстройства. (Ивановна всматривается в темноту, прислушивается к каждому шороху.)

Из леса выходит  К о л е с н и к о в, направляется к дому.

А н д р е й (с грустью). Вот вы кого ждали… (Уходит в дом.)

И в а н о в н а. Господи, всех вас жалко. (Спускается навстречу Колесникову.) Здесь я, Алеша, здесь. Елены нет, в интернате дежурит, а Людочка на террасе спит, как ты просил.

Колесников поднимается на террасу, скрывается за выступом дома. Ивановна – следом за ним. Со стороны леса появляются  В л а д и с л а в  и  М а р и я.

В л а д и с л а в. …Кончится война, возьму месячный отпуск и поеду по городам Советского Союза искать себе невесту. Сначала в Москву, потом в Ленинград, в Киев, обязательно в Сибирь, оттуда по Волге спущусь до самой Астрахани и… найду такую, которая бы все мои дорожные расходы оправдала.

М а р и я. Что ж, остается пожелать вам доброго пути.

В л а д и с л а в (остановился у калитки, шутливо). Не заминировано?

М а р и я. Нет, нет, входите.

В л а д и с л а в (входит). Двери, ворота, калитки для нас, саперов, самые коварные вещи.

Входят, садятся на скамейку.

М а р и я. Алеша рассказывал, что вы двести сорок шесть немецких мин обезвредили. Правда?

Владислав вместо ответа достает из нагрудного кармана гимнастерки бумажку, протягивает.

Что это?

В л а д и с л а в. Отрывок из газеты.

М а р и я (ласково). Ничего же не видно. Я верю вам. (Пауза.) Двести сорок шесть раз смотреть смерти в лицо! Страшно было, да? А если бы вы…

В л а д и с л а в. Сапер ошибается один раз в жизни. (Посмотрел на Марию в упор – и первый смутился.) Мины – это что! А вот однажды в Мелитополе фашисты перед своим отступлением бочку с вином заминировали. Мои хлопцы мины повытаскивали и начали пробу вина производить. Откуда ни возьмись – санитар из соседнего медсанбата с большущим конным ведром. Кричит: «Воины Красной Армии! Прекратите пить! По данным медицинской разведки, это вино фрицы отравили. Налейте мне для анализа». И свое ведёрище под бочку подсовывает. А хлопцы ему: «К-куда? Макни палец, лизни и давай заключение». Санитар видит – дело плохо, взмолился: «Братцы! Да тут на весь полк хватит, налейте хоть пол-литра».

М а р и я (смеется, потом вдруг становится серьезной). Не верю. Вы что-то скрываете. Или считаете меня глупой девчонкой, которая ничего не понимает в жизни. Зачем вы обманываете меня? На войне так много ужасного, а вы… все о смешном, все о смешном…

В л а д и с л а в. А потому, что и на фронте так: смерть, слезы и смех в обнимку ходят. (Пауза.) В сорок втором, помню, двадцать третьего августа… Вечер… Всё горит… Подбегаем к Волге – не видно Волги. Дым, огонь, переправы горят. Речной вокзал как факел пылает. А в нем – полторы тысячи наших тяжелораненых. И – не видно… Ничего не видно… Только слышен рёв. Понимаете, человеческий рев, от которого…

М а р и я. Не надо!!.. (Закрыла лицо руками.)

Большая пауза. Далеко закуковала кукушка.

В л а д и с л а в (желая отвлечь Марию от страшной картины войны, озорно). Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить?

Кукушка прокуковала два раза и замолкла.

Врешь!

М а р и я. Тише! Вы всех разбудите.

В л а д и с л а в. Простите, забыл. (Тихо.) Она врет. (Протянул руку.) Смотрите, какая у меня линия жизни.

М а р и я (взяла его руку). Я ничего не понимаю в этом.

В л а д и с л а в. Я объясню. Вот линия: жизнь!

Их головы соприкоснулись.

Мария!..

М а р и я (смотрит на него в упор). Что?

В л а д и с л а в (еще тише). Мария…

Владислав молча приникает губами к губам Марии. Где-то близко кричит филин, Владислав вскакивает.

М а р и я. Это филин.

В л а д и с л а в. Черт! Я бы ни за что ночью в лесу один не остался. Ох и боюсь!

М а р и я (смеется). А еще фронтовик! (Встает, приветливо улыбаясь, протягивает руку.) До свидания. (Направляется к крыльцу.)

В л а д и с л а в. Подождите!

Мария останавливается.

Теперь ступайте. Нет, еще! Постойте!

М а р и я. Слушаю…

В л а д и с л а в (в крайнем волнении). Подарите мне что-нибудь на память.

М а р и я (удивлена). Сейчас?

В л а д и с л а в. Да, сейчас. Только сейчас…

М а р и я. Разве мы не увидимся сегодня?

В л а д и с л а в. Не знаю…

М а р и я (с тревогой). Вы… уезжаете?

Владислав молчит.

Вы уезжаете? (Подбегает.) Ответьте же наконец!

Владислав молчит. Мария – поняла.

(Упавшим голосом.) Но ваш отпуск еще не кончился.

В л а д и с л а в. Вчера вечером… получил телеграмму. Приказано выехать немедленно.

М а р и я (в отчаянии). И вы молчали!

К ограде со стороны леса подходит  З и н а.

В л а д и с л а в. Я вернусь… Приеду… Я найду тебя! Ты будешь ждать? Ты будешь ждать?..

Мария подбегает, приникает к груди Владислава, он исступленно целует ее.

(С трудом отрываясь.) Мне – пора. Прощай.

М а р и я. Я провожу…

В л а д и с л а в. Нет, так мне будет труднее. (Поспешно уходит.)

З и н а (быстро подходит). Ступай! Ступай за ним! Так бывает – один раз в жизни…

Мария не реагирует.

Как хочешь. (Садится рядом, негромко напевает.)

 
Когда с деревьев листья упадут,
Увы, с земли им больше не подняться.
А ветви с нетерпеньем мая ждут,
Чтоб в листьях новых
Вновь закрасоваться…
 

На террасе появляются  И в а н о в н а  и  К о л е с н и к о в.

К о л е с н и к о в. Полчаса стоял, а разбудить не осмелился. До чего же спящие ребятишки хороши! Носик в подушку уткнула, ручонками в одеяло вцепилась, щечки горят – ну, так бы всю и расцеловал. Пусть еще немножко поспит. Я чуть позже зайду. (Неторопливо спускается с террасы.)

И в а н о в н а. Обманывает, не придет больше, уедет, истинный бог – уедет. Возьму грех на душу, побегу Никиту Леонидовича разбужу. (Уходит.)

К о л е с н и к о в (увидел Марию, с тревогой). Маринка, ты… чего?

Мария не отвечает.

З и н а. Владислав Николаевич уезжает на фронт.

К о л е с н и к о в. А!.. (Пауза.) Да… (Пауза.) Он офицер, Мария, идет война…

М а р и я. Будь она трижды проклята. (Громко зарыдав, убегает в лес.)

Пауза.

З и н а. Вы… тоже уезжаете?

Колесников не отвечает.

Впрочем, вы, кажется, собирались уехать еще и первый же день…

Колесников подходит, несколько грубовато целует Зину.

Сумасшедший! Что это с вами? Тянет к женщине? Понимаю. Да, и с нами морока, и без нас, баб, тошно. Присаживайтесь. Только больше… не надо. Вы же все равно не любите меня. (Короткая пауза.) Да и я – вас.

Колесников хочет обнять Зину, но она вежливо и в то же время энергично останавливает его.

Но-но! Сядьте. И – не шалите.

К о л е с н и к о в (напряженно). Скучаете?

З и н а (как будто ничего не произошло, миролюбиво). На рассвете всегда как-то не по себе. Купаться – холодно, в небо взлететь – лень… Только бы лежать, накрывшись легким пуховым одеялом.

К о л е с н и к о в. Кто же вам мешает доставить себе такое удовольствие?

З и н а. Кто мешает? Лес. Шепчет и шепчет… О чем?..

К о л е с н и к о в. Да, лес – он может.

З и н а. Посмотрите, какое чудесное утро! Какая яркая полоса на небе! Будто опоясал себя богатырь шелковым поясом. (Вдруг.) Вы из лесу?

К о л е с н и к о в. Да.

З и н а. В такую рань? Что вы там делали?

К о л е с н и к о в. Ходил, думал.

З и н а. И что же надумали?

К о л е с н и к о в. Долго рассказывать.

З и н а. По вашему лицу видно, что вас привели сюда неплохие мысли.

К о л е с н и к о в. Я вел себя с вами непростительно глупо. Извините.

З и н а. У вас ясные глубокие глаза.

К о л е с н и к о в (переходит на прежний иронический тон). Да что вы!

В лесу снова кричит филин, на этот раз уже далеко.

З и н а (испуганно). Кто это?

К о л е с н и к о в. Леший. Сейчас я был у него на приеме.

З и н а. Шутите.

К о л е с н и к о в. Нисколько. (Полушутливо, полусерьезно.) Приказал мне леший умыться соком молодой березы, и у меня вдруг открылись глаза. И первое, что я увидел сегодня, – кусок синего неба над головой, розовые стволы берез и ослепительный луч солнца. И леший захохотал вот так же. «Видишь эти столетние дубы? – сказал он. – Это купола моих храмов. Слышишь шелест листьев? Это вечная песнь и слава жизни. И вечно будет зеленеть царство мое, ибо глубоко вросли в землю корни стволов этих. Хочешь быть выше мелочей жизни – питайся соками земли и тянись к солнцу».

З и н а. Непонятный вы. (Решительно встала.) Я позову Елену.

К о л е с н и к о в. Не надо.

З и н а (удивлена). Вы пришли не к ней?

К о л е с н и к о в. Как вы сейчас пели: «Когда с деревьев листья упадут, увы, с земли им больше не подняться…»

З и н а. Там и другие слова есть: «А ветви с нетерпеньем мая ждут, чтоб в листьях новых вновь закрасоваться».

К о л е с н и к о в. То – в песне.

З и н а. Чудесное будет утро.

К о л е с н и к о в. Вот вы говорите «утро» и смотрите на небо. Утро – лишь начало жизни. А жизнь – это лес.

Заливаются птицы.

Слышите, какой тарарам подняли? Вот это, кто больше всех горло дерет, – дрозд. А свистит крапивник – горластый, черт!

Слушают пение птиц.

З и н а. Елена любит вас…

К о л е с н и к о в. А это вы хорошо – про весенние листья.

Зина поднимается по крыльцу на террасу.

Простите меня за давешнее…

З и н а (она секундочку остановилась, махнула рукой). А, все вы, мужики…

Зина уходит. Пауза. Из дома выходит  А н д р е й  с чемоданом в руках. Не замечая Колесникова, он направляется к калитке.

К о л е с н и к о в. Андрей, погоди.

А н д р е й (останавливается). Здравствуй.

К о л е с н и к о в. Бежишь, майор? Дезертируешь?

А н д р е й (сдержанно). Разреши на глупый вопрос не отвечать.

К о л е с н и к о в. Кого испугался? Меня? Себя? Нас обоих?

А н д р е й. И на это разреши не ответить. (Пошел.)

К о л е с н и к о в. Андрей, я прошу, подожди. (Подходит к Андрею.) Ударь… Не стесняйся, бей. Прямо по сопатке. Два раза ударь – по разу за выстрел, чтобы мои мозги окончательно на место сели.

А н д р е й. Не дури, Алексей.

К о л е с н и к о в (подошел вплотную). Не ударишь?

А н д р е й. Нет.

Колесников неожиданно стискивает Андрея в объятьях.

(Потрясен.) Алексей!!

К о л е с н и к о в. Прости… За все… Сядем. Закурим.

Садятся.

Вчера… будто волчьей ягоды я объелся. Ведь мог убить, мог, Андрей… Вместо того, чтобы спасибо тебе сказать…

А н д р е й. Брось, не надо об этом…

Свертывают цигарки.

К о л е с н и к о в. Ночь не спал, думал.

Закуривают, жадно затягиваются.

Не виноват ты. И Елена не виновата. И люди, которые ей похоронную прислали, они тоже не виноваты: я столько раз умирал! Никто из нас не виноват – война виновата. На рассвете понял. Умное время – рассвет. (Выхватывает из рук Андрея цигарку, швыряет на землю.) Тебе же нельзя. У тебя же, оказывается, половину желудка вырезали.

А н д р е й. Сейчас – можно.

К о л е с н и к о в. И молчал!

А н д р е й. Привык. Ерунда. Я так рад, что увидел тебя…

К о л е с н и к о в. Вчера узнал, что ты уезжаешь… насовсем… обрадовался. (Порывисто.) Не уезжай, Андрей! Без тебя здесь все умрет, все завалится. Не уезжай, слышишь!

Андрей отрицательно качает головой.

Ты не имеешь права, не должен! А меня – отпусти. Нет, Андрей, нет, не спорь. Не могу… Понимаешь, к Елене я только издалека могу вернуться. Утихнет боль у нее, у меня… (Пауза.) Я в себе одного врага победил, своему эгоизму башку отвернул. Нелегко было, не думай. Неужели, думаю, мы с ним, два мужика, два офицера, сотни раз смерти в глаза смотрели, а один раз жизни в глаза не глянем? Не враги же мы, черт побери! Друзьями были, как братья.

А н д р е й (негромко). Спасибо…

К о л е с н и к о в. Я уже с Людкой простился, с тещей.

Пауза.

А н д р е й. Елена о твоем отъезде знает?

К о л е с н и к о в. Нет.

Слышны голоса Ивана Федоровича и Никиты.

А н д р е й. А танкист с Иваном Федоровичем?

К о л е с н и к о в. Нет. И не должны.

А н д р е й (подумав). Тогда – ступай.

Расходятся в разные стороны. Сцена некоторое время пуста.

Входят  И в а н  Ф е д о р о в и ч  и  Н и к и т а.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Зайдемте, зайдемте, Никита Леонидович. Зина, вероятно, уже встала. Я столько сделал за прошедшую ночь, что имею право, так сказать… шампанское на стол, пробки прочь и… Присаживайтесь.

Сели. Пауза.

Н и к и т а. Люблю слушать, как просыпаются лесные твари.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Нет, представляю, что будет с Алексеем Михайловичем, когда он увидит принципиально новый проект. Я очень рад, что вы одобрили мой замысел. Ну задал нам работы подполковник. У вас, у бывших фронтовиков, есть какая-то одержимость, удивительная вера в возможности человека. Ведь вот если бы вы не пришли вчера вечером ко мне и не сломили мое упорство…

Н и к и т а. Иван Федорович, вы не знаете, что случилось в семье у Андрея Степановича? Сейчас мои соседи сказали: прибегала за мной Анна Ивановна, вся в слезах.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. По-моему, Андрею Степановичу просто трудно сейчас, после приезда первого мужа Елены Владимировны. Что ж, пусть скажет спасибо и за короткое счастье, какое выпало на его долю.

Н и к и т а. По мне – такого не надо.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Видите ли, Никита Леонидович, любовь – это оазис, цветущий оазис на нашем длинном, порою скучном жизненном пути. Представьте себе путника. Он устал. Ему необходимо набраться сил, чтобы снова идти вперед, жить, работать, творить. И вот вы встретили женщину, полюбили ее… Не сетуйте же на то, что любовь оказалась короткой, поблагодарите ее за свет и тепло, которые она дала вам, и – снова в путь.

Н и к и т а. Утешительная теория! Нет, Иван Федорович! Есть победа и есть поражение. Так – во всем.

Из дома выходит  З и н а  с полотенцем в руках.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Зинок, ты уже встала? Умываться? На речку?

З и н а. Доброе утро, Никита Леонидович. (Ивану Федоровичу.) Да, освежусь. (Уходит.)

И в а н  Ф е д о р о в и ч (смотрит вслед Зине). Никита Леонидович, вы очень любили свою жену?

Н и к и т а. Любил и люблю…

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Раз Зина нравится другим мужчинам, значит, у меня неплохой вкус. Не так ли?

Н и к и т а. Вы всё успокаиваете себя.

И в а н  Ф е д о р о в и ч (просто). Нет, Зина вернулась, и я готов горы своротить. (Пауза.) Судьба соединила нас в первые дни войны. Зина эвакуировалась из Львова – там у нее погиб первый муж, эстрадный певец, кажется. А я был холост… И вы знаете – я скажу сейчас чудовищную вещь, но это правда. Зина заслонила от меня войну, все трудное, все страшное. Никогда я не работал так много и плодотворно, как с тех пор. Видите, у меня на груди значок изобретателя? Он принадлежит Зинаиде Аркадьевне. Она сказала: «Ваня, как было бы хорошо, если бы ты что-нибудь изобрел». Я сконструировал автоматическую систему управления шлюзами, получил большую премию и этот значок. Она сказала: «Ваня, если бы ты стал доктором технических наук, как чудесно мы могли бы жить». Я написал теоретическую работу, блестяще защитил ее и стал доктором технических наук. Повторяю: я горел, горел безжалостно ярко. Иногда Зине… надоедал этот яркий свет, и она на время предпочитала укрываться от него. Но, повторяю, Зина снова со мной, я счастлив, мне хочется работать.

Н и к и т а. Зола и пепел.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Что вы сказали?

Н и к и т а. Я говорю, в результате горения остаются продукты сгорания – зола и пепел.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. О, до этого далеко!

Входит  И в а н о в н а.

И в а н о в н а. Иван Федорович, там женщина яички принесла. Не возьмете?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Обязательно. Сейчас принесу деньги. (Ушел в дом.)

И в а н о в н а. Никита Леонидович, пол-леса я обежала, вас искамши. Беда, беда-то какая, Алеша на фронт опять уезжает, только не выдавайте меня, побожилась я ему. Да неужто всем миром вы не остановите его?

Н и к и т а. Как уезжает? Куда? Зачем? Не волнуйтесь, Анна Ивановна, спасибо, что сказали. Постараемся этого не допустить. Обязательно.

Из дома выходит  И в а н  Ф е д о р о в и ч  с сумкой-ридикюлем в руках.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Сейчас мы ограбим Зинаиду Аркадьевну. (Роется в сумке, достает какую-то бумажку, быстро пробегает ее глазами, сует в карман. Протягивает деньги.)

И в а н о в н а. Бог с вами, Иван Федорович, надо пятьдесят рублей, а вы две сотни даете.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Рассчитайтесь сами, пожалуйста. (Никите.) Никита Леонидович, послушайте… Сейчас опять нашел в сумке Зинаиды Аркадьевны любовное письмо. Нельзя же так. Я не могу, не могу!..

И в а н о в н а. А ты чего же, Иван Федорович, хочешь? Бабы, которые без дела болтаются, будто повзбесились. Ежели война скоро не кончится, их в клетки надо сажать. (Хочет уходить.)

Н и к и т а (негромко). Анна Ивановна, ступайте к Алексею Михайловичу и скажите ему, что его дочка заболела. Жар… Ну что-нибудь еще. Придумайте… Остальное я беру на себя.

И в а н о в н а. Господи, да как же!..

Н и к и т а. Он обязательно должен прийти сюда. Вы поняли?

Ивановна уходит.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Что мне делать, Никита Леонидович?

Н и к и т а. Мне трудно что-либо посоветовать вам, Иван Федорович: вы слишком любите свою жену.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Да, да…

Со стороны леса к дому направляется  З и н а.

Зина, от кого это письмо?

З и н а. Ваня, при посторонних!.. Идем в комнату.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Я не пойду в дом, пока не узнаю, от кого ты получила письмо.

З и н а. Это ревность? Я хочу спать.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Ты не войдешь в мою комнату, пока не скажешь, от кого ты получила письмо. (Взрываясь.) Вот мои условия. Я немедленно добиваюсь длительной командировки в Азию. На год. На два. И ты должна жить там со мной в пустыне безвыездно, пока я не пророю какой-нибудь новый Ферганский канал через весь Узбекистан. Да! Или ты примешь мои условия, или немедленно оставишь меня.

З и н а. На улицу?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Куда угодно!

З и н а. Я стала тебе не нужна… Я избавлю… избавлю… Лучше смерть, чем такая жизнь… (Уходит в дом.)

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Я не переживу, не переживу! (И вдруг, с силой.) Переживу! Переживу, черт бы меня побрал! Да-с!

Н и к и т а. А сильные мужики, Иван Федорович, одинокими не бывают.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Да, да, спасибо. (Словно извиняясь.) Семейная жизнь, Никита Леонидович, сложная алгебраическая формула. Зина никогда не любила математики. (Пошатываясь словно пьяный, уходит в дом.)

В доме вспыхивает скандал. Из дома выходит  З и н а  с чемоданом в руке.

Н и к и т а (тихо, внушительно). Постойте.

З и н а. Что вам угодно?

Н и к и т а (берет из ее рук чемодан, с силой). Вы никуда не поедете, останетесь здесь и будете работать, как работают все порядочные люди.

З и н а. Что-о? Пилить лес? Рубить? Колоть? Таскать?

Н и к и т а. Будете! Не для того я горел в танке, не для того был там, – слышите, там! – чтобы молодая красивая женщина становилась… легкомысленной и доступной только потому, что ей скучно.

З и н а. Кто дал вам право вмешиваться в чужие жизни?

Н и к и т а. Мое тяжелое ранение.

Зина ушла в лес. Из дома выходит расстроенный  И в а н  Ф е д о р о в и ч.

Иван Федорович, вы знаете о том, что Алексей Михайлович Колесников уезжает?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Ах, какое мне до этого дело. Вы видите, у меня у самого в семье черт знает что творится.

Н и к и т а. Вижу.

И в а н  Ф е д о р о в и ч (словно очнулся). Постойте, постойте, кто уезжает? Алексей Михайлович?

Н и к и т а. Да, совсем. Навсегда.

Со стороны леса приближается  Е л е н а. Останавливается, слушает.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Как уезжает? На каком основании? Разворошил всё, на ноги всех поднял. Я же, батенька мой, ночи не спал. А строительство канала? А пуск завода? А люди, которые поверили в него? Свое личное ставить превыше всего? Нет, батенька, извините.

Н и к и т а. С характером Колесникова вы уже достаточно познакомились. Его не удержишь.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Так надо же действовать! Пойдемте!

Уходят. Елена, ошеломленная новостью, некоторое время стоит неподвижно.

Е л е н а. Да, да, да… Так мне и надо, так мне и надо… (Направляется к дому, опускается на скамейку.) Что я не успела сделать для интерната до первомайских праздников? Ах, да, три ламповых стекла для мастерских… (Пауза.) До сих пор не привезли обувь. Надо выяснить, надо выяснить…

Входит  М а р и я.

М а р и я. Владислав уезжает, знаешь? (Направляется к дому.)

Е л е н а. Как? И он?

М а р и я. А что, разве Алексей… тоже?

Елена не отвечает.

Оба… (Соображает.) Постой, погоди. Так, значит… (Почти кричит.) Из-за тебя! Из-за тебя я, может быть, никогда не увижу его!

Е л е н а. Бей. Бей и ты…

М а р и я (бросается к сестре). Прости, прости меня…

Пауза.

Е л е н а (вдруг). Мария, я боюсь этого леса!

М а р и я. Что ты, что ты! Не надо, успокойся.

Е л е н а (с силой). Женщина, которая дождалась своего мужа! Какая сила питала тебя верой? Какие муки сделали стойкой, какая любовь сделала святой? Ты сладко и спокойно спишь по ночам, идешь на работу, где тебя ждут люди, которым ты смело можешь посмотреть в глаза. Я – учительница. Быть может, ты доверила мне своего сына. Как я могу учить его правде, когда обманула сама?..

М а р и я. Нет, нет, зачем ты на себя наговариваешь? Ты не такая, не такая…

З и н а  выходит из леса.

Зинаида идет. Я не хочу, чтобы она слышала. Давай петь, давай назло всем петь – пусть думают, что мы с тобой самые счастливые. (Запевает грустно и протяжно.)

 
Между буераков крутых-крутёшеньких
Свет-ручей бежит, бежит студеный…
 

Е л е н а (подхватывает, негромко).

 
То слезы девичьи, слезы горькие
День и ночь текут в путь неведомый…
 

З и н а. Как чу́дно, девочки! Мне плакать хочется. Я глупая, пошлая, а жизнь так прекрасна!

Е л е н а (Марии). Какая ты теплая, а у меня руки никак не согреются.

З и н а. Да, вы презираете меня. (Другим тоном.) В Фергану! На два года! С ума сойти! (Уходит в дом.)

Е л е н а (задумчиво). Какая это была осень, когда мы с Алексеем впервые сказали друг другу то, о чем каждый думал из нас! Потом другая осень… Я родила Людку. Из больницы мы шли пешком через этот лес. Тихо-тихо шли. Алексей нес Людку, а я опиралась на его руку и ничего не видела вокруг от счастья. Под ногами листья шуршали, и ступать было легко, свободно… Мы часто останавливались и смотрели друг другу в глаза и опять ничего не видели вокруг. Зайцев тогда было много! Сколько раз они, сумасшедшие, натыкались на нас, и нам было весело. И казалось: всем, кто был в лесу в тот момент, всем им было так же чудесно и весело, как и нам. А потом… Чтобы не скучно было зимой жить в лесу, организовал Алексей драмкружок, и я была героиней. (Усмехнулась.) Героиней… Да, мы играли спектакль, а Людка лежала за кулисами у натопленной печки и спала. И когда однажды я, героиня, должна была умирать по ходу пьесы, Людка так за кулисами раскричалась, что мне сначала пришлось накормить ее грудью, а уж потом умирать на сцене. И зрители ждали меня и, ожидая, смеялись, а Алексей больше всех. А потом… Еще осень. Осень в сорок первом году. Мы опять шли через этот лес и молчали всю дорогу. Лес был черный, он был страшный, когда я шла обратно одна…

Входит  Н и к и т а. Его не видят.

Я долго бродила около дома, боясь войти под крышу, под которой стало вдруг тихо и тоскливо, как в могиле. (С силой.) А сейчас весна! И так много солнца вокруг, но зачем оно мне? Зачем?