Текст книги "Снега"

Автор книги: Юлий Чепурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Е л е н а (задыхаясь). Я сейчас… Алеша… Отпущу лошадь… (Вырвалась из объятий Колесникова, подбежала к двери, круто обернулась, обожгла Алексея взглядом и, смутившись, загромыхала сапогами по крыльцу.)

К о л е с н и к о в. Семь месяцев, говорите? А что бы вы сказали, дорогой, если бы не виделись с женой не семь месяцев, а, допустим, три с половиной года?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Я бы по приезде не стал переставлять мебель, а разыскал жену. Прежде чем производить работу, я бы выяснил, полезна ли она…

К о л е с н и к о в. То есть? Что вы хотите сказать?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Очень просто. Извините, налейте мне еще рюмочку. (Выпил.) Семь месяцев тому назад от меня уехала жена.

К о л е с н и к о в. Насовсем?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Сказала – едет к матери.

К о л е с н и к о в. А на самом деле?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Это не так трудно понять. Ей – тридцать, мне – пятьдесят два. Она красива… (Небольшая пауза.) Теперь она возвратилась.

К о л е с н и к о в. И вы приняли ее? Вы рады?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Очень! Я ее люблю, а любишь, – значит, прощаешь. Выпьем за любовь!

К о л е с н и к о в. К черту! За такую любовь не пью.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Вы… подождите… Когда вы увидите… Когда переживете…

К о л е с н и к о в. Вы ангел, а не муж.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Женщину надо понимать. Женщина не всегда виновата. А Зину я люблю. И мне кажется, что бы она ни сделала…

К о л е с н и к о в (хохочет). Ангел, ангел!

Входит  А н д р е й.

А н д р е й. Здравствуй, Алексей.

К о л е с н и к о в (встал). Андрей!

Обнялись.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Извините, мне надо поработать.

К о л е с н и к о в (весело). Разве вам до работы сегодня?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Что? (Взгляд на Андрея.) Ах, да, конечно… (Ушел.)

К о л е с н и к о в. Ну! Прощались будто на век, жизнь, а оно видишь, как выходит.

А н д р е й. Ранен тяжело?

К о л е с н и к о в. Отделался легким испугом. Три месяца заикался и ни хрена не слышал. Контузия и три пулевых. А ты?

А н д р е й. Получил тяжелое ранение – вернулся в тыл.

Пауза.

К о л е с н и к о в. Похудел. Что, работы много?

А н д р е й. Хватает.

К о л е с н и к о в. Почему хмурый?

А н д р е й. С дегтярниками поругался. Не ту делянку на деготь спилили.

К о л е с н и к о в. Да я из них, чертей, завтра весь деготь обратно выжму.

Пауза.

А н д р е й. А я думал, в Москве тебя оставят работать.

К о л е с н и к о в. Предлагали – отбоярился. Нет уж, говорю, отпустите вы мою душу грешную домой, в лес. У меня там семья, медвежонок… (Пауза.) Была у меня одна задумка, Андрюша. Все до тонкостей я продумал: отгрохаем, мол, мы с Андреем в наших лесах заводище – дома будет сборные делать, а глядь – ты опередил. Молодец. Вот так (жест) это сейчас нужно людям, Андрей. Под открытым небом почти вся Украина живет, да только ли Украина? А у нас такой лес… Ну, об этом – после. (Короткая пауза.) Да! А ты? Не женился?

А н д р е й (не сразу). Женился.

К о л е с н и к о в. Собрался все-таки! И за это – молодец. Поздравляю. (Пожимает Андрею руку.)

А н д р е й. Спасибо. (Неловкое молчание.) Как нога?

К о л е с н и к о в. Со станции доплелся, а вот до жены дойти не сумел. Болит.

А н д р е й. Ты голодный, наверное. (Кричит.) Анна Ивановна!

К о л е с н и к о в. Да не трогай ты ее. Что же вы, черти, не писали?

А н д р е й. Писали. Тебя разве разыщешь. Как раз сегодня наше письмо возвратилось обратно. (Протянул конверт.) На, почитай.

К о л е с н и к о в. После. (Спрятал письмо в карман.)

А н д р е й. Я прошу… Почитай сейчас…

К о л е с н и к о в. Что ты пристал? «Почитай, почитай»! Ты друга почитай. До письма ли ему сейчас, когда увидел вас всех живыми и здоровыми. Где же Елена? (Подошел к окну.)

А н д р е й. Видишь ли, Алексей, дело в том, что…

Далекий раскат грома.

К о л е с н и к о в. Куда опять ушла Елена?

А н д р е й. Подожди. Сядь. Выпьем.

К о л е с н и к о в. Пойдем искать Елену.

Потемнело. Близкий раскат грома. Слышен испуганный возглас Людочки: «Папа!» Андрей вскочил, сделал движение в сторону террасы, где находится Людочка, но, поняв, что этим движением выдал себя, остановился.

А н д р е й. Там – Людочка.

Голос Людочки: «Папа!» Вбегает  И в а н о в н а.

И в а н о в н а. Бегу, внученька, бегу!

Но вид Колесникова заставляет ее остановиться.

К о л е с н и к о в (после большой паузы). Так… (Глухо.) Мать, приведи дочь!

И в а н о в н а. Алешенька, Алешенька…

К о л е с н и к о в (тоном приказа). Я сказал – приведи Людку!

А н д р е й. Ты напрасно впутываешь ребенка, Алексей.

И в а н о в н а (Андрею). Уходи, уходи, ради бога.

А н д р е й. Оставьте.

И в а н о в н а. Алешенька, не гневись, послушай меня.

К о л е с н и к о в. Уйди.

Ивановна перекрестилась, ушла.

(Андрею.) Так что же вы мне писали? (Выхватил письмо, читает.) «Дорогой Алеша!» (Усмехнулся.) Не то! Не то! Ага! (Прочитал про себя. Пауза.) Та-ак… (Пауза.) Приехал… За тысячи верст приехал киселя хлебать. Такого киселя!..

Пауза.

А н д р е й. Мы давно писали это письмо…

Колесников сидит, опустив голову. Гроза прошла стороной. В комнату снова заглянуло солнце, и где-то далеко дважды прокричала кукушка.

К о л е с н и к о в. Я уйду… только… передохну малость… Сейчас товарищ мой придет… (Пауза.) Я тут мебель переставил, извини… А сейчас оставь меня одного…

А н д р е й. Алексей…

Колесников метнул на Андрея выразительный взгляд.

Хорошо… (Уходит.)

К о л е с н и к о в (надевает пояс, подходит к двери, ведущей на террасу, видимо намереваясь проститься с дочерью; опять выхватывает письмо, пробегает его глазами. Тряхнул бумажкой.) Как они меня! Ловко они меня! Здорово! «Живем хорошо. Люблю твою дочь, люблю твою жену…» (Пауза.) А я? Три с половиной года мечтал: как постучусь, как войду, как… (Усмехнулся.) «Раньше, чем производить работу, выясните, полезна ли она….» Мудрый старик! Расцеловать тебя за такие слова! Молодцы! Как они меня! (Вытянул руку со скомканным письмом.) Как они меня! (Пауза.) И это писал ты, мой друг, друг моей семьи! Так называл ты себя, когда Алексей был дома, когда тебе от Алексея нужна была помощь. И после этого она могла смотреть мне в глаза! (Как стон.) Спасибо! Спасибо! Да, теперь я вам не нужен! (Разрывает письмо.) Жена? Я никому не нужен. Дочь? У меня нет дочери! У меня никого нет. Славка! Славка!

Вбегают  И в а н о в н а,  В л а д и с л а в,  М а р и я,  И в а н  Ф е д о р о в и ч,  З и н а.

И в а н о в н а. Алёшенька, не надо… Что же это, господи!

К о л е с н и к о в. Славка! Едем! Немедленно.

М а р и я (Владиславу). Успокойте его, скажите ему что-нибудь.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Умоляю вас… Сейчас вернется Елена Владимировна. Подождите хоть ее.

К о л е с н и к о в. Прочь! Все – прочь!

В л а д и с л а в. Ты забыл, подполковник, зачем ты ехал сюда.

К о л е с н и к о в. К черту! Не рассуждать! На станцию!.. (Встал, пошатнулся. Негромко.) Владислав, подойди ко мне.

Владислав подбегает.

(Колесников, как маленький ребенок, прижимается к нему и говорит совсем тихо.) Славка, убери меня отсюда…

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Еще до открытия занавеса слышен дружный смех женщин. Занавес открывается. Лесная делянка. Утро. Солнечные лучи пробиваются сквозь деревья, и кажется, что над лесом кружится золотая пыль. Д е в у ш к и  и  ж е н щ и н ы  в рабочих костюмах: сапогах, ботинках, простеньких платьях – слушают «оратора», одну из своих подружек, о з о р н у ю  д е в у ш к у.

Д е д  Н а з а р  сидит поодаль, слушает, улыбается.

О з о р н а я. Ой, бабы, девоньки! У меня до сих пор сердце до невозможности колотится, как его глазки голубые вспомню. Вы подумайте только. Два ордена на груди, два еще недополучены, голос как у самого Чапаева, а на лицо-то совсем ребенок – ну прямо херувим.

Д е д  Н а з а р. От бабы! От народ в юбках…

О з о р н а я. А уж как речь начал… «Товарищи женщины, на вас смотрит вся страна», – и гляжу, глазками своими голубыми на меня устремился. Строго – точно на меня, не спорьте, девоньки. Я, конечно, перво-наперво разрез в блузке вот так прикрыла…

Под смех женщин приоткрывает воротник блузки.

…глаза до невозможности внимательные делаю и не то что каждое слово – каждую букву его глотаю. Слышу, он от боев-то уклоняться начал, на другой ход мысли перешел – о женщинах, детях заговорил, которые в прифронтовой полосе живут, потом к леспромхозу нашему разговор повернул, о разборных домах – совсем уж к нам близко… Эх, думаю, упустишь ты, Катька, свое счастье, ежели промашку дашь. Сейчас, думаю, вскочу и на весь лес заору: «Бабы, беру на себя обязательство обеспечить товарища фронтовика культурным отдыхом до полного окончания положенного ему отдыха военного времени».

Женщины смеются.

Д е д  Н а з а р. От бабы!

П е р в а я  ж е н щ и н а. И не мечтай, Катюшка, – глядишь, какой-нибудь дурехе как раз и достанется.

В т о р а я  д е в у ш к а. Ой, боже мой, идет! У кого же зеркальце есть, ради бога?

Входит Владислав, окруженный девушками и женщинами. В сторонке появилась Луша.

П е р в а я  ж е н щ и н а. А вас давно ранило?

В т о р а я  ж е н щ и н а. Как по-вашему, война скоро кончится?

Т р е т ь я  ж е н щ и н а. Мой брат седьмой месяц не пишет. Его ППС восемьсот сорок четыре, – не знаете, на каком это фронте?

П е р в а я  д е в у ш к а. Приходите вечером на танцы.

В т о р а я  д е в у ш к а. Вы женаты?

О з о р н а я. Глупости спрашиваешь – они еще совсем молодые. (Смело, почти дерзко смотрит в глаза Владиславу.) Вы у нас еще долго пробудете?

В л а д и с л а в. Дней двадцать еще.

О з о р н а я. Значит, поговорим…

П е р в а я  ж е н щ и н а (кивком головы показывая на Лушу). А Луша-то, тихоня наша, молчит, ни одного вопросика не задала.

О з о р н а я. Ей наши речи непонятные. Ей теперь Максим, с фронта прибывши, вопросы задает, а она отвечает…

Все смеются. Входит  Н а с т я.

Н а с т я (строго). Взяли в переплет. А ну, отцепитесь, чего человека смяли. Рады, что безоружный.

П е р в а я  д е в у ш к а. А мы, тетя Настя, ничего… Мы беседуем.

Н а с т я. Знаю я ваши беседы. Марш на работу! Уважим товарища старшего лейтенанта за его речь. Слыхали, как наши дома́ люди ждут.

О з о р н а я. Бабы, берись за веревку.

В л а д и с л а в. Я вам помогу.

Вместе со всеми Владислав берется за веревку, петлей обхватившую толстое бревно.

В т о р а я  д е в у ш к а. Ой, товарищ старший лейтенант, не мужское это дело – вы кожу на руках можете повредить. Нате рукавички.

Н а с т я (тоже взялась за веревку). Все взялись?

П е р в а я  д е в у ш к а. Тетя Настя, погодите. Кажется, веревка оборвалась.

О з о р н а я. Детские пеленочки давно на ней не висели, вот она и пересохла.

Связывают веревку.

Н а с т я. Готово? Ну! Не отступим, бабоньки. Без времени веревку не тяни, жди мою команду.

О з о р н а я. Поди, без мужей-то силенки накопили.

Т р е т ь я  ж е н щ и н а. Забыли, Катенька, с чем их, мужиков-то, и едят.

Н а с т я. Цыц, охальницы, товарища старшего лейтенанта в краску вгоняете.

В л а д и с л а в. Ничего. Я на фронте столько всякого повидал, передо мной теперь, как перед попом или доктором, исповедоваться можно.

Н а с т я. А раз наш, свойский, – затягивай, Катенька, нашу любимую воспомощницу.

О з о р н а я (запевает).

 
Не забыть мне, девки, долго,
Вышли с милым мы на Волгу
Прогуляться.
Э-эх!..
 

В с е.

 
Прогуляться.
 

Подвигают бревно.

Н а с т я. Стронулось, бабоньки, стронулось, не отступай!

О з о р н а я.

 
Обнял он меня за плечи
И повел такие речи —
Стыд признаться.
Э-эх!..
 

В с е.

 
Стыд признаться.
 

Скрываются в лесу. На сцене остаются  Л у ш а  и  В л а д и с л а в.

В л а д и с л а в. Почему они нас в свою артель не принимают?

Л у ш а. Вас из уважения, а меня… жалеют. Муж у меня четыре месяца как с фронта вернулся. (Светло, радостно, с оттенком гордости.) Понесла я… (Спохватилась, смутилась, опустила голову.)

В л а д и с л а в. А-а…

Л у ш а (вся светится от счастья). Дочку муж хочет… Вот они все и шуткуют надо мной. Завидуют. А тяжести поднимать не дают… (Улыбнулась.) Счастливая я, ну вот они и рады за меня. А я взаправду вам говорю, не таюсь: ох, счастливая я… Всех бы своей радостью оделила, да самой мало. (Пауза.) Хорошо вы говорили, товарищ старший лейтенант, душевно. Да ведь сами видели, как слушали вас.

Издали песня:

 
Говорил, что любит страстно,
Что гуляет не напрасно —
Станет мужем.
Э-эх!..
 

Все:

 
Станет мужем.
 

Л у ш а. Вон как девчата заливаются, а ведь давно так не пели!

В л а д и с л а в. С песней работать легче.

Л у ш а. Уж мы испытали… (Пауза.) Товарищ старший лейтенант, вот вы про села украинские рассказывали. Неужто всё-всё фашисты поспалили, одни печные трубы остались? А детишки как же? Ведь дети – они тепла требуют.

В л а д и с л а в. В землянках живут. Все подвалы под жилье пошли. Погреба…

Л у ш а. Родненькие! (Пауза.) Я до вас, товарищ старший лейтенант, просьбу имею, да не знаю, как начать.

В л а д и с л а в. А вы не стесняйтесь.

Л у ш а. Муж по ранению увольнение с фронта получил. Дома сидит. Конечно, хорошо это: отдохнуть ему надо, а только… в такое время… (Виновато улыбнулась.) И туда и сюда его на работу приглашают, легкую работу дают, а он… не хочет. А мне совестно. И обижать его не хочу, а совестно… Поговорили бы вы с ним. Трошкины наша фамилия. А где живем – всякий покажет.

В л а д и с л а в. Обязательно поговорю.

Луша ушла.

Д е д  Н а з а р (подходит). Вот ты, сынок, извините, что я к вам с таким именем, вот ты, сынок, про наступление говорил, про город Берлин этот самый. А что, приступом его хотите брать али как в обход соображение есть?

В л а д и с л а в. А это, дедушка, военная тайна.

Д е д  Н а з а р. Ну? Жалко. И еще я хочу спросить, потому как ты парень, видать, умственный. Не пустит немец газы, когда прижмут его? А?

В л а д и с л а в (по секрету). Пустил бы, дедушка, да с провиантом у него туго.

Д е д  Н а з а р (засмеялся). Ну! Это вот ты верно. (Нюхает табак, чихает, смеется.) Веселый ты, видать. А ведь я насчет хлора пикрина спрашивал.

В л а д и с л а в (хитро). А я так и понял.

Д е д  Н а з а р (серьезно). Да, не забыть бы. Что это у тебя за две желтые полосы на френче-то?

В л а д и с л а в. Тяжелые ранения.

Д е д  Н а з а р. А красные?

В л а д и с л а в. Легкие ранения.

Д е д  Н а з а р (подумал). А ты их сыми.

В л а д и с л а в (удивлен). Зачем?

Д е д  Н а з а р. Парень ты молодой, а себе вредишь. Бабы, ведь они какие? Они здоровых любят. А ты сам, выходит, им публикацию даешь: избитый, мол, я весь, изранетый. Сыми.

В л а д и с л а в. Дедушка, а ведь точно. Спасибо.

Д е д  Н а з а р. Вот. Тах-то.

Входит  К о л е с н и к о в.

Мое почтенье, Лексей Михайлыч.

К о л е с н и к о в. Здравствуй, Назар Фомич. (Посмотрел на часы.) Позови, пожалуйста, Ивана Федоровича и Андрея Степановича. На трассе канала они. А потом всех рабочих позовешь сюда.

Д е д  Н а з а р. В секунд. (Ушел.)

В л а д и с л а в. Алексей Михайлович, на кого ты похож. Ты что – грязи принимал?

К о л е с н и к о в. Будущую трассу канала исследовал. Хорошо, что тебя встретил. Совет сапера мне нужен.

В л а д и с л а в. Всегда готов.

К о л е с н и к о в. Сейчас мы всех здешних болотных чертей разворошим, только в проект загляну. (Достает из сумки проект.) Девчата рассказывают: такую ты им речь закатил – только бы в атаку после нее.

В л а д и с л а в. Какой из меня к черту оратор: в горле все пересохло, язык во рту не проверну и слов – нету.

К о л е с н и к о в. Брось прибедняться, Славка. Большую ты мне сегодня помощь оказал. Застоялось тут все, успокоилось.

В л а д и с л а в. Нет, ты верно говоришь? Помог?

К о л е с н и к о в. Здорово помог.

В л а д и с л а в. Подполковник, может, ты прикажешь за оказанную твоему леспромхозу помощь выделить старшему лейтенанту Пухову что-нибудь из твоих директорских фондов. Для согревания души, так сказать.

Ко лесников. Три кубометра дров, Славка, самых лучших.

В л а д и с л а в. Может, и самому их пилить прикажешь?

К о л е с н и к о в. Труд, Владислав…

В л а д и с л а в. Облагораживает человека. Лев Толстой землю пахал. Слыхал.

К о л е с н и к о в. Пойдем к экскаватору, дашь мне консультацию.

Входит  М а р и я.

В л а д и с л а в. Иди. Я догоню. Я сейчас.

Колесников уходит.

И вы здесь? Здравствуйте.

М а р и я. Здравствуйте. Пришла поступать на работу.

В л а д и с л а в. А как же ваша симфония?

М а р и я. Не получается. Отложила пока. Я давно не слышала, как стонут стволы берез во время грозы. (Задумчиво.) Как звенит сосна…

В л а д и с л а в. Разве для этого обязательно поступать на работу?

М а р и я. Обязательно! Не о деревьях – о людях я должна написать. Я поняла это только вчера. (Пауза.) Вам нравится у нас?

В л а д и с л а в. Красота! (Глубоко вдыхает воздух.) Тут вроде и воздух теплее. А сосны какие! А березы! А цветы!

М а р и я. Чего же особенного? И сосны обыкновенные, и березы, и цветы.

В л а д и с л а в. Нет! Я за три года, пока был на фронте, целый лес на блиндажи спилил, а такой красоты не встречал.

М а р и я. Не замечали просто.

В л а д и с л а в. Может быть… Верно, не до того было… Эх, хорошо бы сюда после войны приехать. На все лето.

М а р и я. Приезжайте.

В л а д и с л а в. А вы здесь будете?

М а р и я. Не знаю.

В л а д и с л а в (вздохнул, показал на огромную березу). Я бы по утрам вон на той березе каждый листик тряпочкой протирал.

М а р и я (смеется). Вам бы тогда все время жить на дереве пришлось.

В л а д и с л а в. Ну и что ж! Лишь бы фашисты под дерево мины не закладывали.

Входят Настя и Елена.

М а р и я. Тетя Настя, я на работу к вам. Заявление подавать или как?

Н а с т я. Люди мне нужны. Только ведь с учебой-то как же будет?

М а р и я. Ничего, тетя Настя, и с учебой справлюсь.

Н а с т я. Иди в контору – скажешь, чтобы в мою бригаду тебя оформили.

Мария и Владислав уходят.

Ты что это, голубушка, нынче на меня ни разу глаз не подняла? Недюжится, что ли? Смотрю на тебя – будто неживая ты. А ну, сядь, поделись. Бабьему сердцу самая большая беда – в одиночку плакать.

Е л е н а (тихо). Увольняюсь я, Настя. (Протянула бумажку.) Подпиши расчетный лист.

Н а с т я. Какой расчет? Уж ты в своем ли уме?

Е л е н а. Не могу я с Алексеем встречаться. Вот и все.

Н а с т я. Нет, не все. О себе думать – это каждая из нас сумеет. Я, может, сорок раз бы ушла. (Горячо.) А война? А работать кому?

Е л е н а. Анастасия Васильевна…

Н а с т я. Мне до ваших личных переживаний дела нет. На моей шее вот какая огромадина висит. (Жест.) Уходи. Я плакать не буду. Все уходите…

Е л е н а. Милая Анастасия Васильевна! Тетя Настя! За что вы меня так? Что я вам плохого сделала? Ну поймите, что не могу я… Каждая встреча с ним… Какая же это пытка, господи! Вы же не знаете. Вы же ничего не знаете.

Н а с т я. А ты расскажи, коли не знаю.

Е л е н а. Не надо…

Н а с т я (пристально посмотрела на Елену). Не надо, верно… (Пауза.) Думаешь, не вижу, что и Алексей и ты как лунатики ходите. Да к чему же это так себя мучить? (Берет расчетный лист.) Давай. И уезжай ты отсюда, ради Христа.

Е л е н а (как открытие). Уехать! (Тихо.) Правда, тетя Настя! Правда. Андрей так страдает… Мать, Мария, Людка. За что всем нам такое?..

Н а с т я. Об том в свой срок мы у Гитлера спросим. А сейчас – о другом я. С какого ляда тебе уезжать? От какой беды? С какой стати? Или ты перед ним виноватая? На наших глазах все было. С войны спрос, а не с тебя. Пусть другая баба ждет, как ты ждала. Пусть другая своего мужика по госпиталям ищет, как ты искала. Слышь, я запрещаю тебе виноватый вид иметь. Мы все, бабы, за тебя подписку дадим.

Е л е н а. Вам легко говорить…

Н а с т я (вздохнула). Легко, говоришь? (Отогнала какие-то свои мысли.) Говорила хоть ты с ним?

Е л е н а. Зачем? Все ясно. Конец… Десять дней как во сне хожу. Почему я такая несчастная, тетя Настя? (Плачет.)

Н а с т я. А ты тверже будь. С меня пример бери. (Сквозь слезы.) Ну и ладно. Одолеем! Не впервой. (Улыбнулась.) Брось. Слышь-ка. Перестань, говорю. И у меня всяко бывало, баба. И я в одночасье слезами исходила. А сейчас-то смешно, ей-богу… (Пауза.) Видишь ли, несколько лет тому захотелось мне перед пришествием старости со счастьем в жмурки поиграть. Полюбила его, черта, извозчика из артели «Гужтранс». Тарасом прозывался. В летах уже мужик, но здоровый, дьявол, – думаю, на мой век хватит. Поначалу все ладно вышло. Перешла к нему на совместное жительство. Комнатка маленькая, уютная. Решила я потолок побелить – гляжу, посередине крючок торчит: зыбка когда-нибудь висела, так думаю. «Тарас, говорю, вырвал бы крючок-то, красоту он портит». – «Ничего, отвечает, не тронь, пригодится еще». По-своему, по-бабьи я тогда слова эти поняла. Надеется, мол, что я ему тоже дите принесу. Живем. День, неделю, месяц, три года живем. А на четвертый ревновать меня стал. На базаре чуть задержусь, прихожу: «Где была? С кем была?» – «Что ты, отвечаю, побойся бога, с кем мне быть?» – «Врешь, говорит, ты смотри, говорит, Настасья. Однова придешь с базара, я на этом крючке висеть буду»… Чуть что – он опять про крючок угрожает, что жизнь свою решит. Веришь ли, милая, настал срок, что мне впору на том крючке повиснуть. Взяла я как-то лом, вырвала этот крючок самый, жду Тараса, дрожу. Вошел он, как глянул да как захохочет. «Спасибо, говорит, Настенька, теперь я не о крючке, а о тебе буду больше думать. Потому как люблю я тебя…» (Пауза.) А вот прошлую субботу справку с фронта прислали, смертью, мол, храбрых… А сынку справку не показываю – вернется, говорю… (Захлебывается от слез.)

Е л е н а. Не надо, тетя Настя, не надо…

Н а с т я. А ты говоришь…

Слышна песня девушек.

(Отирает слезы, улыбается.) А девчата поют. Чертовы дочери – без песни не могут.

Слышен голос Колесникова: «То Андрей Степанович, а то я приказываю».

Ступай. Держи свою шпаргалку. (Возвращает заявление.) А уезжать ни-ни. Куда ты, баба, поедешь? Тут свои люди. По-людски и рассудим.

Е л е н а (твердо). Спасибо, тетя Настя. Не уеду. Я ни за что не уеду отсюда.

Елена ушла. Входят  К о л е с н и к о в,  В л а д и с л а в.

К о л е с н и к о в (тете Насте). Ага, бригадир здесь. Поют, тетя Настя.

Н а с т я. Поют.

К о л е с н и к о в. Весело. Очень весело. Свежий воздух, птицы поют, девчата поют. Рай. (Пауза.) Девчата поют, а я ругаться буду. А ну-ка, зови всех.

Н а с т я. Позову. (Уходит.)

К о л е с н и к о в. Ну? Прав я или не прав? Как сапер, а не как мой друг отвечай. Слов у Андрея много, а дела – ты сам видишь.

В л а д и с л а в. А уж и не так плохи у него дела, Алексей Михайлович.

К о л е с н и к о в (рассматривая чертеж). Ду-у-рак ты, Славка. Ду-у-рак. Ты не сердись, конечно. Я все равно тебя люблю.

В л а д и с л а в. Я тоже. (Уходит.)

Пауза. Входит  З и н а, в красивом наряде.

З и н а. Здравствуйте.

К о л е с н и к о в (оторвавшись от чертежей). А-а. Здравствуйте. (Снова углубился в чертежи.)

З и н а (смеясь). Вы очень «деликатны».

К о л е с н и к о в. Что? А… Работа. А вы, я гляжу, гуляете.

З и н а. Прогуливаюсь… Ищу мужа. Вы не видели?

К о л е с н и к о в. Скоро он будет здесь… (Пауза.) Вот изучаю проект канала для сплава леса, предложенный вашим супругом.

З и н а. Иван Федорович талантлив, правда?

К о л е с н и к о в. Очень.

З и н а. Мне послышалась ирония.

К о л е с н и к о в. Простите, я готовлюсь к небольшому, но очень серьезному совещанию.

З и н а. Я бы на месте правительства объявила все совещания вне закона. Или запретила бы подпускать мужчин, головы которых заняты одними совещаниями, к женщинам… (Пауза). Разрешите задать вам только один вопрос: вы собирались уехать отсюда и остались. Отчего?

К о л е с н и к о в. Разрешите не отвечать.

З и н а. Позвольте еще один вопрос. Вы оставили Елену – навсегда?

Колесников молчит.

(Подходит к нему совсем близко.) Такие, как вы, делают жизнь, командуют ею, и… есть женщины, которые любят, чтобы ими повелевали…

К о л е с н и к о в (не отрываясь от работы). Найти в наше время такую женщину – все равно что найти клад. Это невозможно.

З и н а. А вы попробуйте. Может, этот клад… зарыт и не так глубоко.

К о л е с н и к о в. Увы! Клады, насколько мне известно, никогда не приносили людям ни счастья, ни радости.

З и н а. Но когда мужчина и женщина, каждый по-своему, несчастливы, они всегда могут… обязаны…

К о л е с н и к о в (оторвался наконец от чертежа). Уверяю вас, Зинаида Аркадьевна, мы с вами никогда не поймем друг друга…

Входят  ж е н щ и н ы  во главе с  Н а с т е й  – они невольно останавливаются.

И еще: прошу вас – найдите другое место для прогулок. Не раздражайте женщин, которые работают. Они ведь тоже не прочь бы пособирать цветы…

З и н а (подалась к нему). Понюхайте… как они пахнут.

К о л е с н и к о в (очень спокойно). Зинаида Аркадьевна, о чем я хочу попросить вас…

З и н а (с готовностью). О чем?

К о л е с н и к о в (глухо, со скрытой угрозой). Уходите. Впрочем, могу уйти я.

З и н а (испуганно). Теперь я понимаю Елену: с вами страшно.

Колесников ушел.

Не мужчины пошли, а варвары. (Роняет букет, начинает собирать цветы.)

Женщины быстро и тихо окружают Зину тесным кольцом.

(Испуганно.) Что вам нужно?

О з о р н а я (тихо, с угрозой). Если ты, пигалица, сейчас даже вздохнешь громко, мы тебя на первой осине повесим. Поняла?

З и н а (в ужасе мычит). Мм…

О з о р н а я. Так можно. (Насте.) Тетя Настя, говори.

Н а с т я (строго). Ежели ты, собачья твоя шкура, хоть один раз еще попробуешь подбить клин под чужого мужика… пеняй на себя. Вот весь наш разговор.

О з о р н а я. Нет, не весь. (Тоном приказа.) Снимай юбку. Женька, отдай пигалице свои штаны, надевай ее юбку. (Зине.) Блузку снимай. Снимай, снимай. Все снимай. И туфельки. Вот так. А теперь лезь на штабель, вот тебе топор, вот пила, будешь участвовать в производственном совещании, как ты есть первая ударница по мужикам. Бабы, прокатим ее!

Круг женщин размыкается, и мы видим Зину и первую девушку, которые поменялись нарядами. Женщины усаживают Зину на бочку с водой. Вид ее смешон и жалок. Со смехом женщины начинают катить повозку с бочкой.

Входят  И в а н  Ф е д о р о в и ч,  А н д р е й,  Н и к и т а.

И в а н  Ф е д о р о в и ч (с трудом узнаёт жену). Что здесь происходит?

Зина, увидев Ивана Федоровича, заплакала.

О з о р н а я. Тю, сама напросилась, чтоб на работу взяли, а теперь плачет.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Зинок, ты?! Поступила на работу?

Входит  К о л е с н и к о в, понял, в чем дело, улыбается.

К о л е с н и к о в. Да-да, Зинаида Аркадьевна говорила со мной по этому вопросу.

Зина заплакала еще громче.

Конечно, в первый раз трудно.

Зина соскакивает с бочки, убегает.

П е р в а я  девушка (ей вслед). Спецовку мою отдайте. (Уходит следом за Зиной.)

К о л е с н и к о в. Присаживайтесь, товарищи. Иван Федорович, как вы относитесь к своему проекту канала для сплава леса?

И в а н  Ф е д о р о в и ч (пожал плечами). Не понимаю… проект утвержден Москвой. Работы начаты, идут полным ходом.

К о л е с н и к о в. Вы не ответили на вопрос: как вы относитесь к своему проекту?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Я много работал над ним. Он мне дорог. Мне, право, неловко, как автору… Алексей Михайлович, что вы хотите сказать?

К о л е с н и к о в. Я хочу сказать, что ваш проект… Грош цена вашему проекту. Это отписка, это издевательство, это… ремесленничество самой чистой воды.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Что-о? Прошу прощения…

К о л е с н и к о в. Не прощу. Ни вам, ни Андрею Степановичу, который допустил. Это не канал, а сточная канава, если хотите.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Ну, знаете… (Встал.) Андрей Степанович, Никита Леонидович, я прошу вас… оградить…

К о л е с н и к о в. Вы подождите. Разводить руками нужно было раньше. Ваш канал волков боится, что ли? Ведь две трети трассы проходят в стороне от леса, к основным глубинам они не подходят.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Мне такая задача и не ставилась.

К о л е с н и к о в. В чем же тогда смысл?

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Обеспечить на ближайшие пять лет лесом завод щитовых домов, который строится в нашем лесхозе.

К о л е с н и к о в (Андрею). Это правда?

А н д р е й. Да, так.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. Строительство щитовых домов – инициатива Андрея Степановича, и я считаю – замечательная инициатива.

К о л е с н и к о в (Никите). Никита Леонидович, сколько щитовых домов должен выпустить завод в этом году?

Н и к и т а. Двести.

К о л е с н и к о в. В будущем году?

Н и к и т а. Пятьсот.

К о л е с н и к о в. А потом?

Н и к и т а. Ежегодно по одной тысяче домов.

К о л е с н и к о в (сообщение Никиты произвело на него впечатление, но ему трудно сразу отрешиться от откровенной неприязни к Андрею). И все-таки главная наша задача – экспорт леса. Кстати, почему до сих пор не пущен цех распиловки?

А н д р е й. Нет шифера на кровлю, и потом, не пришел постав для выборки шпунта.

К о л е с н и к о в. А щепой накрыть цех можно?

А н д р е й. Мы так и думаем. Сейчас заканчиваем заготовку кровельной щепы.

К о л е с н и к о в. Гм. Нет, нет, тепло живем! Фронт теперь далеко, канонады не слыхать, спать можно спокойно. (Горячо.) Да поймите – не можем мы ограничиться только постройкой сборных домов. Сотни городов, тысячи сел ждут нашего леса. Мы должны сейчас начать рубить лес так, чтобы до наступления заморозков вывезти десятки тысяч кубометров древесины. В первую очередь мы снимаем вот этот участок. Затем разработка переносится в квадрат сорок восемь. Одновременно должны вестись работы по подготовке и снятию сосны на массиве номер четыре. Попробуйте, Иван Федорович, не обеспечить нам транспортировку леса водой до железнодорожной станции.

И в а н  Ф е д о р о в и ч. А я и пробовать не буду. Ищите другого гидротехника. С вами работать невозможно. Да-с! Отказываюсь. Вот. (Протянул заявление, которое он уже ухитрился написать.) Прощайте. (С иронией.) Говорили, что вы любите лес. Вы одержимы идеей его варварского истребления.

К о л е с н и к о в (спокойно). Да, до войны я любил лес только за то, что он – лес. Я вырос в лесу, научился его языку. Я знаю, когда дубу бывает холодно и почему береза не подпускает пчелу к своим почкам. А сейчас я в десять раз сильнее люблю лес за то, что он дает жилье миллионам наших людей. (Пишет резолюцию на заявлении Ивана Федоровича, возвращает ему заявление.)

Иван Федорович ушел.

А н д р е й. Я возмущен, Алексей Михайлович, тоном, которым ты разговаривал с Иваном Федоровичем.

К о л е с н и к о в. А я возмущен вашими делами. И считаю, что, предложив правительству хорошую мысль об изготовлении типовых деревянных домов, вы вот уже сколько месяцев толчете воду в ступе: почти прекратили вывозку леса и законсервировали строительство завода. И это при участии и попустительстве районных и областных организаций.