Текст книги "Хроники Потусторонья. Проект (СИ)"

Автор книги: Юлиан Хомутинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

Я посмотрел на Дзиттарена. На секунду мне стало даже жаль этого бестолкового неудачника.

Однако на жалость не оставалось времени: иллюзия рушилась у нас на глазах. Предметы и обстановка, и даже сам Дзиттарен теряли резкость, словно плохая фотография. Мирок сбоил, мирок рябил; ещё немного, и всё будет кончено.

– Давайте, Герман Сергеевич, идёмте к Диме. Плотность луча иллюзии упала до минимума, так что мы можем без проблем перейти в соседний сегмент, – Рихард шагнул к полупрозрачной двери, за которой виднелся мутно-серый тамбур Димкиного коридорчика с белым пятном дверного проёма вдали.

Я в последний раз посмотрел на Дзиттарена: он улыбнулся, не сказав ни слова. В тот же миг Рихард открыл дверь, и декорации вновь сменились.

…

– Как ты ухитрился так быстро всё понять?

Реконструктор коротко рассмеялся:

– Не так быстро, как кажется. Я успел побывать даже в своих наркотических кошмарах. Но меня вытащил Валя. Они вместе с Сонни выбрались первыми и решили вытащить остальных. Впрочем, со мной и правда было полегче. Понимаете, Изначальные Структуры сами мне о многом напомнили. А потом появился Валя и окончательно развеял все мои сомнения относительно этого места. А теперь смотрите. Видите – Кошка?

– И что?

– А то, что никакая это не Кошка. Да и откуда ей здесь взяться? Спецназовец-Старший Ник-А приняла участие в битве с Искажённым ещё во время нашей тренировки. Зачем бы ей сидеть в Димкиной квартире?

– А… Тогда получается, Наталья…

– Верно. Она – настоящее Создание нашего Димы, – кивнул Рихард. Великая Радуга! Как же я хотел это услышать…

– Но как он смог завершить её, находясь в иллюзии?

– Для Созданий нет никакой разницы, в каком Мире или метамире находится Создатель. Их узы слишком прочны. Именно поэтому иллюзии на Созданий, в сущности, не действуют, точнее, не могут сдержать их, особенно если Создатель призывает Создание к себе, —закончил Рихард, входя в комнату, где бутылка с растворителем летела прямиком в широкую спину нашего Деметра, закрывшего Наташу своим телом.

Подойдя к летящей бутылке, Рихард спокойно взял её в руки и, проведя пальцами по горлышку, намертво запаял стекло.

– А почему для нас вся эта картинка выглядит статичной? Из-за того, что это чужая иллюзия?

– Совершенно верно. А теперь, Герман Сергеевич, похлопайте Кошку по плечу, пожалуйста.

Я послушно хлопнул лже-Спецназовца по плечу, попутно выдернув из лапки вторую бутылку. Кошка непонимающе воззрилась на меня, потом на Рихарда, потом витиевато выругалась и пропала.

– Отлично. Дима! Очнись! – прикрикнул Рихард.

Мастер Иллюзий вздрогнул. Продолжая загораживать Наташу собой, он развернулся к нам и прищурился:

– Дик? Герман Сергеевич? А вы что здесь делаете?

– Разрушаем иллюзию, Дима, – ответил Рихард. – Можешь не бояться за своё Создание: Искажённого здесь нет, и ей больше ничего не угрожает. Ну что? Покажешь её мне? Это Герман Сергеевич застал сакральный момент творения, а я-то ничего не видел.

Какое-то время он смотрел на нас недоверчиво, но затем, похоже, поверил – и только тогда отошёл в сторону, продолжая поддерживать девушку за запястья. Она выглянула из-за его плеча и теперь внимательно рассматривала нас с Рихардом.

– Не бойся, Наташа, это свои, – хрипло проговорил Создатель. – Этот вот, в очках – Рихард. А это – Герман Сергеевич Кастальский, наш командир. Ты его не бойся, он только на вид страшноват, но на деле очень добрый, э-э… Дух.

Наталья тихонько засмеялась, – а я понял, что в этот момент даже у бесстрастного Реконструктора перехватило дыхание.

– Очень приятно, я – Наташа. Меня так назвал Дима – мой Создатель.

И всё-таки она была… сказочная. Не могу подобрать другого слова.

Дик слегка поклонился девушке, потом посмотрел в окно и сказал:

– Что ж, эта иллюзия тоже начинает разрушаться. Когда Сонни закончит, мы окажемся прямо перед Истоком. Или вы хотели заглянуть в свою иллюзию, Герман Сергеевич?

И как догадался только.

– Хотел, хотел… Так что, Дик, оставляю ребят на тебя, – я одобрительно похлопал парня по плечу. – Ты молодец, отлично поработал. Вы все там молодцы, и Валька, и Сонни, не говоря уже о наших девушках. Так им и передай. А я… я скоро буду. Мне просто нужно ещё раз вернуться в Тадж-бек.

– Понимаю. Так или иначе, теперь вы сможете легко выйти оттуда, ведь благодаря Сонни иллюзия ослабла. В любом случае не задерживайтесь. Я думаю, нам очень понадобится ваша сила и ваши навыки Воина. В конце концов, вы же наш Командующий.

– А то как же! Ладно, пойду, – я помахал рукой Димке и Наталье. – Наташа, приятно было познакомиться. Дима, ты уж её береги, хорошо? И себя тоже береги. А я пойду, поговорю там… с товарищами. Скажите Гэб, пусть продержится ещё немножко. Я скоро буду. Точнее, мы скоро будем.

– А что, вы там не один? – удивлённо спросил Дима, но я не ответил. Я уже выходил через занюханный коридорчик и входную дверь в другие, ставшие уже совсем привычными декорации…

…

– Вернулся?

Здесь всё было по-прежнему. Пустыми гильзами о пол в ушах звенела тишина только что отгремевшего сражения. Майор Коростелёв сидел на полу, устало облокотясь о стену, а прямо передо мной, в пропитанной кровью белой рубашонке, прошитой пулями в трёх местах, с запекшейся кровью на животе и коленках, на свёрнутом в рулон ковре сидел мальчишка-Искажённый.

– Первый, а ты почему до сих пор здесь? Я думал, ты ушёл отсюда, как только иллюзия ослабла.

– Да, – майор кивнул. – В некотором смысле так оно и есть. В некотором смысле меня здесь и не было никогда… Ты-то зачем вернулся? Ты же мог выйти из иллюзии и возглавить свою команду в битве за Исток, как мы и планировали.

– Не знаю, Первый. Я… Я подумал, что… Ребята, они ведь решили проблемы своих иллюзий. А я – нет. Знаешь, тот сон… был моим личным адом. Представь себе: я входил сюда, в этот бар… Ты вроде бы входил следом, хотя я всегда видел тебя, то есть Коростелёва, как-то нерезко, размыто как-то… Потом вся эта история с Амином и… этим мальчиком. Потом женский крик, приказ, расстрел. А потом… потом я шёл к той самой двери – но оказывалось, что за ней тот же самый бар. И снова эти двое были живы, и снова ты вталкивал меня в комнату, отстреливаясь от охраны в коридоре, и снова крик, и снова приказ, автоматная очередь. Но та же самая дверь, возле которой они упали, вновь вела в бар. Всё повторялось, возвращалось в исходную точку, как будто я бродил по замкнутому кругу. Я тогда не думал, почему так происходит. Точнее, я винил себя в смерти мальчишки и считал эти сны своего рода наказанием за моё преступление. За эту казнь. Но это был сон. Разве можно что-либо изменить во сне? Разве можно во сне исправить ошибки прошлого?

– Очень надеюсь, что это риторические вопросы, – проворчал Коростелёв. – Ну и? Ты хочешь исправить своё прошлое здесь? В иллюзии? Ты понимаешь, насколько глупо это звучит? Эй, как там тебя, отродье, – обратился он к Искажённому: – Скажи этому идеалисту несчастному, что иллюзия – это не терапевтический гипноз для осознания и принятия своих ошибок. Эй? Ты там жив вообще?

Ответа не последовало.

– Наш непобедимый мститель как-то странно ведёт себя в последнее время, – сказал майор. – Ты, часом, не знаешь, в чём проблема?

Я пожал плечами:

– Всё почти закончилось, Первый. Наверное, он тоже думает о своих ошибках…

В моих словах почти не было иронии. Почти. Честно. Но, наверное, что-то пошло не так, – а может, именно так, как должно было. Может быть, именно этого Искажённый не смог вынести.

Он издал звук, напоминавший глухое рычание, – а я вдруг понял, что Падшего Духа по имени Дзиттарен и правда уже давно нет в любом из Миров.

Мой собеседник, мой мучитель, незадачливый мститель, всё это был он – Неназываемый. Впрочем, теперь в нём не осталось ничего, кроме черноты, из которой он состоял. Ничего, кроме Ненависти.

Покрываясь тут и там чудовищными чёрными бубонами пустотного вещества, мальчик стремительно терял человеческий облик, превращаясь в безликое Существо из моего Межмирного кошмара. Он тяжело дышал, он молчал, – но это молчание было пострашнее любых угроз.

Вскоре Искажённый возвышался надо мной, казалось, напрочь забыв о майоре (чему я, откровенно говоря, был даже рад).

Остальное произошло слишком быстро.

Я не успел среагировать: Искажённый схватил меня за шею и с лёгкостью швырнул о стену, да так, что я вывалился в коридор через образовавшуюся дыру. Разрушив стену, он выбрался за мной. Он явно хотел убить меня, причём, похоже, не один раз. Да, это была иллюзия – но за пеленой ослепляющей боли мне казалось, что в моём теле не осталось ни единой целой кости.

Искажённый склонился надо мной, – а я пытался удержать в слабнущем сознании мысль о том, что его питают негативные эмоции, и он, похоже, нуждается в этой подпитке.

Цепкие липкие пальцы сжали мою шею. Безликая морда маячила в каких-то сантиметрах от моего лица.

– Верни… Верни мне… его…

Пройдёт немало лет, но я ещё не раз вспомню этот страшный голос. Голос, не похожий ни на что. Голос с изнанки Пустоты.

– Верни мне его…

– Кого… кого тебе вернуть, чучело ты несчастное?

Он заревел и, приподняв меня в воздух, что есть силы ударил затылком о пол. Ни один человек не пережил бы такого удара, ни в миролюдской реальности, ни в иллюзии – но по какой-то причине я всё ещё был жив, хотя и чувствовал, что мне осталось недолго. Нужно было уходить к Истоку, – или умирать и проходить всё это заново.

Он слишком долго изображал победителя, слишком долго скрывал свою настоящую сущность. Но теперь его план рушился, и ему больше не нужно было сдерживаться. Он кричал, он ревел, да так, что остатки иллюзорного дворца ходили ходуном:

– ВЕРНИ… МНЕ… МОЙ… МИР… ВЕРНИ МНЕ МОЙ МИР, ВЕРНИ МНЕ МОЙ МИР, ВЕРНИМНЕМОЙМИРВЕРНИМНЕМОЙМИРВЕРНИМНЕ…

Ну всё, подумал я. Теперь можно и умирать.

Звуки стихли, а свет померк, но я уже видел там, в беззвёздной дали нашего приёмного Мира – где-то у его кромки, у самого горизонта, под бесконечным радужным полотном Истока – едва заметные фигурки немногочисленных участников этой Войны…

И огромную, в сотни раз выше, чёрную фигуру Неназываемого.

…

Глава 24.

…Она горела. Так, во всяком случае, это выглядело оттуда, где я оказался.

Казалось бы: вышел! Покинул иллюзию – чем не повод для радости? Но когда я увидел этих двоих, всё остальное тотчас же перестало иметь всякое значение.

Она горела. Горели крылья-протуберанцы, горел нимб-венец, горел и сам симбионт-генератор. Неведомый золотой огонь объял её всю, и на этот огонь, как на Солнце, невозможно было смотреть без боли.

Она была на пределе своих возможностей. Не будучи Архистратигом, она не могла прыгнуть выше головы, – хотя я и представить себе не мог, какой ценой далось ей это сдерживание, пока мы бродили в своих иллюзиях, позабыв обо всём на свете.

Колоссальная фигура Искажённого продвигалась к Истоку. Где он успел так отожраться? Сколько боли, сколько отчаяния, страха и ярости он впитал, пока убивал Кошек и Изгоев?

И как, каким образом, почему Габриэль всё ещё держалась в этой заведомо неравной битве?

Её удары, похоже, доставляли ему некоторое неудобство, но не больше, чем укусы комара – человеку. Изредка он отмахивался от назойливого Ангела своими огромными щупальцами, напоминающими осьминожьи, но Габриэль легко ускользала от этих смертельных объятий.

На остальных же он и вовсе не обращал никакого внимания. Где-то внизу, у его ног, беспрестанно атаковала Смерть, вооружённая боевой косой; рядом с ней орудовала двумя клинками Шанталь. Чуть поодаль Валентин, Дмитрий, Сонни и Рихард отправляли во Врага радужные сферы одну за другой – но и они не причиняли ему никакого вреда.

Искажённый продолжал медленно, но уверенно двигаться в сторону Истока, а я понимал, что он имел в виду, когда говорил о том, что мы бессильны. Мы и правда были бессильны.

Но, думал я с какой-то отчаянной радостью в груди, кое на что мы ещё способны. То, что я чувствовал сейчас, казалось мне сродни чувствам японских камикадзе, направлявших свои самолёты на корабли противника: смертельное торжество. С другой стороны, думал я, что-то похожее, должно быть, чувствовали во время Великой Отечественной Войны бойцы крошечных гарнизонов и городков, которые знали: бессмысленно ждать подкрепления. Нужно сражаться, сражаться так, чтобы умереть не напрасно. Защита родной земли становилась для этих людей смыслом жизни, и я не мог не отдавать им должное.

Нам, как и им, некуда было отступать, и неоткуда ждать помощи.

Я ненавидел войну, всегда ненавидел. Но то ни с чем не сравнимое чувство, что я ощущал теперь, делало одинаково бессмысленной любую ненависть и любовь, страх и бесстрашие, жизнь и смерть. Мы пошли ва-банк в заведомо проигрышной партии, а значит, теперь уже всё равно. Нам не победить – но пусть тогда мы погибнем, как настоящие Войны!

«Каратель» в моей стальной рукавице гудел от предвкушения битвы. Я поднял двуручник над головой и взревел – почти так же, как ревел Искажённый в разваливающейся иллюзии Тадж-бека.

– Это мой Мир, – слышишь ты, отродье?! Мой Мир!

Гигант услышал меня. Безликая морда титанических размеров повернулась в мою сторону. Чудовище издало яростный вопль, казалось, сотрясший Потусторонье до основания. Я ответил ему столь же яростным криком и кинулся в атаку…

…

…но совершенно неожиданно уткнулся в ледяную белизну пространства Первого и, отлетев назад, нелепо растянулся на полу.

– Погоди, Гермес, ещё успеешь.

Всё ещё не понимая, что произошло, я обернулся и удивлённо воззрился на Первого, по обыкновению полулежащего на своём кресле-троне. Он улыбался.

– Ты всегда был очень забавным, Гермес. Мне будет этого недоставать.

– Че… чего?

– Твоих выкрутас, – пояснил Великий Магистр и весело рассмеялся: – Ну-ну, не сердись. Я понял, что ты имел в виду. Просто решил не упускать шанса посмеяться над тобой, прости.

– Что за чушь, Первый?! Там битва! Я должен быть там!

Он тяжело вздохнул и махнул рукой:

– Да Радуга с ней, с битвой. Осталось недолго. Я просто… хотел сказать тебе кое-что очень важное. Понимаешь, Гермес? Важное.

– И что же?.. – я перевёл дух. Первый смотрел на меня, и, Преисподняя забери, это был очень странный взгляд.

– Я обманул тебя.

– Можно подумать, впервые. И что?

– Нет, ты не понял, – немигающий взор золотых глаз придавал его облику что-то змеиное. Или драконье: – Ты не понял, Второй, но ты должен, должен понять. Понимаешь, Второй, ты – Воин, а я – Исследователь. У нас с тобой разные подходы к делу, но различия между нами на этом не заканчиваются. Да что там я, – ты отличаешься от всех Перворождённых. А всё потому, что тебе довелось пожить среди людей, и не Духом, а человеком. Послушай… Всё дело в Сонни. Он – единственное, чего я не смог разгадать. Точнее, не так. Ты знаешь, кем был его отец, это знают все, кто должен знать. Вот что важно. Понимаешь? Его будущее. Но… Прости за сумбур, я немного взволнован. Ты, я думаю, понял, что Проект не так прост. Что его целью с самого начала было вовсе не уничтожение Искажённого. Ты же это понял, правда? Невозможно за неделю создать из вчерашних людей совершенных Воинов, нацеленных на уничтожение подобного Врага. Невозможно, да. Поэтому с самого начала, с момента закладки Проекта я знал, как буду действовать в случае рождения нового Искажённого. Я целиком и полностью посвятил себя исследованиям, и в итоге разгадал принцип высвобождения Энергии из пустоты. Помнишь? Пустотное вещество, структурно – это деактивированная, спящая Энергия. Я рассказывал тебе об этом тогда, в Межмирье. Ты… ты понимаешь, что это значит? Нет, ты подумай. Подумай: весь наш Мир по мощности эквивалентен миллионам, миллиардам Архистратигов. А значит, Искажённый нам вроде бы и не помеха. Так? Так. Но для того, чтобы уничтожить его, нужен активатор и проводник. Некто, кто сможет не просто пробудить спящую Энергию, но и пропустить её через себя, сосредоточив на Искажённом. В результате случится примерно то же самое, что и в битве Архистратига с первым Искажённым: создание энергосферы такого масштаба мгновенно сожмёт пространство-время на выбранном участке до размеров теннисного мяча, после чего перегруженная энергосфера взорвётся, не оставив ничего ни от Искажённого, ни от активатора.

Я молчал. Я знал, к чему он ведёт, я ведь не идиот. Я давно понял, что он замыслил что-то… безумное. Как там было? «Отчаянные времена требуют отчаянных мер», да?

– Но, объективно говоря, среди нас нет Духа, способного пропустить через себя количество энергии, равное или хотя бы близкое к тому, которое пропустил через себя Архистратиг, – продолжил Первый. – Вот почему это – моя задача. Моя участь. Моя, как Старейшего Духа, как Сильнейшего Духа. Как Хозяина Пустоты. Не сомневайся, я полностью отдаю себе отчёт в своих действиях. После того, как Искажённый будет уничтожен, я перестану существовать вместе с ним, не выдержав количества пропущенной через меня Энергии. Орден Радуги лишится главы, но ненадолго: ты займёшь моё место, как я и говорил. И вот тогда, именно тогда Проект заработает на полную мощность, ведь ему ничто не будет мешать. Твоя задача отныне заключается в том, чтобы помочь потенциалу, заложенному в Сонни, преодолеть ту черту, за которой ему уже не будет нужна наша помощь. Его ждёт большое будущее, а вместе с ним и всех Духов. Запомни это, Гермес. И не смей препятствовать мне, у тебя всё равно ничего не выйдет. Просто прими происходящее, как данность. Я продумал всё до мелочей, и теперь я всего лишь выполняю свою последнюю функцию, свой долг перед вами, перед Орденом, перед нашим Миром, перед Истоком. С момента моего развоплощения титул Хозяина Пустоты переходит к тебе. Что касается Ордена Радуги… Честно говоря, я не знаю, что его ждёт. Возможно, он себя исчерпал. Возможно, Духам нужно пересмотреть их взгляды на жизнь, и тогда, в новом мире Ордену Радуги не найдётся места… Но не беспокойся об этом раньше времени. История рассудит всех нас. Проект запущен, Конец Эпохи начинается сейчас. Да! Чуть не забыл. Все свои выкладки по Субстанциям и веществам я заложил в Датацентр Ордена. В Мирах существует множество невероятных вещей, о которых мы пока ещё ничего не знаем, так что мои исследования должны быть продолжены. Ведь мы – старшая раса, Гермес. И для нас, как для старшей расы, не знать особенностей вверенных нам Миров… неправильно, не так ли?

Первый улыбнулся и похлопал меня по плечу:

– Рад был побыть частью твоей иллюзии, Кастальский. Это было… весело. Ну а теперь всё, тебе пора. Иди. Искажённый почти достиг Истока. Задержите его примерно на одну условную минуту, а затем отходите как можно быстрее. Понял? Ну же, Младший, не кисни. Скоро всё закончится, обещаю…

…

– …А я уж думала, ты вовсе не появишься! – прокричала Габриэль, уворачиваясь от чудовищного удара.

– Ну не всё же тебе тут вкалывать, Ангел-Истребитель! – заорал я в ответ, врезаясь клином «Карателя» в текучую чёрную массу.

Она усмехнулась и, взлетев, обрушила на Искажённого град ударов. Огненное лезвие «Светоча» рассекало плоть Неназываемого, оставляя на ней огромные шрамы, которые, однако, тотчас же затягивались.

«Воины Радуги! Говорит Гермес! Через сорок условных секунд мы должны быть как можно дальше отсюда! Будет взрыв! Отходим в сторону Шестого Тренировочного! Как поняли, бойцы?», передал я, и с каким-то странным, полузабытым чувством слушал в своей голове перебивающие друг друга голоса моих ребят.

«Взрыв?», переспросила Габриэль.

«Да. Первый решил сделать всё сам, как твой отец».

«Гермес, постой!», запротестовала она, но я уже не слушал. Я смотрел туда, где у самой границы с Истоком стремительно росла огромная энергосфера ослепительно-белого цвета.

Всё было совсем как тогда, во Вторую Войну, когда маленькое Солнце вдруг выросло на поле боя, озарив наш Беззвёздный Мир слепящим светом.

Искажённый позабыл про нас. Он рванул к этому источнику дармовой Энергии и попытался его поглотить, но у него ничего не вышло. Тогда он обхватил его щупальцами, словно хотел обнять друга, с которым не виделся уже несколько миллионов лет, а потом и вовсе слился с Чистоэнергетическим Шаром, который к тому времени сиял ярче Истока.

И был взрыв, беззвучный взрыв, который не повредил почти никому, кроме этих двоих: Старейшему Духу, который без колебаний пожертвовал собой ради нашего будущего, и когда-то Падшему Духу, который так ненавидел Первого. Всё произошло за считанные мгновения: вот Шар сжался до размеров теннисного мяча, вот взорвался, и взрывная волна неимоверной силы разошлась во все стороны, как круги от ещё одного камня, брошенного в воду.

Нас смело, отбросило к Шестому Тренировочному, но, кажется, никто не пострадал. И один за другим поднимаясь на ноги, мы смотрели в небо, где воронка инвертированной Энергии понемногу начинала чернеть, вновь превращаясь в спящее пустотное вещество нашего приёмного Мира…

– Гермес…

– А?

Я всё ещё не мог до конца осознать произошедшее. Я стоял у самого выхода из Шестого Тренировочного и смотрел туда, где только что стал ничем Дух, которого я знал всю свою жизнь. Дух, которого я любил и ненавидел, уважал и презирал – но никогда не относился равнодушно. Дух, который, пожалуй, и был моей настоящей семьёй…

– Гермес!

Габриэль отвесила мне ощутимый подзатыльник:

– Очнись ты уже!

– Да в чём дело-то? – спросил я, поправляя съехавший на глаза шлем.

– Первый ошибся.

Лицо у неё было… Не знаю, как сказать. Но что-то явно пошло не так.

– Смотри внимательно, Гермес.

И я увидел.

Он поднимался, словно феникс, восстающий из пепла. Он, казалось, стал поменьше; вообще, похоже взрыв не прошёл для него даром. Но он всё ещё жил, всё ещё существовал.

– Первый ошибся, – повторила Габриэль. – Он решил, что Прародитель уничтожил первого Искажённого с помощью Энергосферы, но это не так. Вспомни, Гермес: Ангелы не были созданы для войны. Мы не умели воевать. Мы были Существами, рождёнными, как и Духи, в сиянии Истока, но те, кто дал нам жизнь, щедро одарили нас самым ценным из того, что имели. Я говорю о Любви, Гермес. Золотой Шар не был Энергосферой, он был Сердцем Прародителя, Сердцем, в которое он вложил всего себя. Больше всего в своей недолгой жизни он хотел защитить Духов от Искажённого, но, не будучи Воином, он использовал единственное «оружие», которым он обладал… А Первый ошибся.

Любовь? Да, Первый, с этой Субстанцией у тебя всегда было не очень. Но какая злая ирония! Продумать всё, пожертвовать собой, чтобы в результате погибнуть напрасно!

Искажённый тяжело поднялся на ноги. Ему всё-таки здорово досталось, но я даже отсюда видел, как понемногу затягиваются ужасные рваные раны, как текучая чернота заполняет выжженные Энергосферой дыры. Не обращая на нас никакого внимания, он медленно, едва переставляя ноги, двинулся к Истоку.

– И что, значит, вот как всё закончится? – спросил Сонни. – И Первый погиб зазря? А, Герман Сергеевич?

Ну почему, подумал я тоскливо, почему ты не задашь этот вопрос кому-нибудь другому? Кому-нибудь… А кому? Ведь нет никого. Теперь ты, Герман Сергеич, у нас Великий Магистр, теперь ты у нас крайний, рыжий, и всё остальное. Первому-то что, Первый отмучился. А на тебе ещё Проект остался, не забудь.

Как всегда неожиданно в голову пришла довольно странная мысль.

– Любовь, да? Так, бойцы, слушай мою команду! Все на перехват Врага! Удерживайте его столько, сколько сможете! А я попробую проверить одну свою гипотезу. Если я прав, значит, у нас всё ещё есть шанс. Если не прав… Ну, тогда… тогда не прав, в общем. Тогда не поминайте лохом, как говорится…

Эх, Первый, видел бы ты их сейчас…

Я прокашлялся и гаркнул:

– Ну? Чего встали с кислыми рожами?! А ну в бой, живо!

И Воины Радуги послушно ринулись в погоню за уползающим Врагом. А я вздохнул, ещё раз оглядел такой привычный Мир и закрыл глаза.

А когда открыл, декорации вновь сменились.

…

– Вернулся?

Здесь, кажется, всё было по-прежнему. Снова стреляными гильзами о пол в ушах звенела тишина только что отгремевшего сражения, снова майор Коростелёв сидел на полу, устало облокотясь о стену, а прямо передо мной, в пропитанной кровью белой рубашонке, прошитой пулями в трёх местах, с запекшейся кровью на животе и коленках, на свёрнутом в рулон ковре снова сидел мальчишка-Искажённый.

– Первый, а ты… ты до сих пор здесь? Я думал, ты ушёл…

– Да, – майор кивнул. – В некотором смысле так оно и есть. В некотором смысле меня здесь и не было никогда… Ты-то зачем вернулся?

– Да так, гипотезу одну хочу проверить…

Я не мог на него смотреть. Я понимал: это не Первый. Это всего лишь часть иллюзии, а по сути – я сам, та часть Первого, которая всегда жила во мне, зримо и незримо приглядывая за мной, «заботясь» и оберегая, предупреждая о возможных промахах, качая головой после очередного моего провала.

Мне кажется, Старший, что ты жил в каждом из нас. Наверное, ты за каждым из нас приглядывал, о каждом беспокоился, пусть и никогда (или почти никогда) об этом не говорил. Но именно так ты мог знать о каждом Духе во всех Мирах, именно так ты мог призывать нас на новую Войну, именно так…

Коростелёв улыбнулся:

– Да ты не переживай, Второй. Будет ещё, о чём подумать, над чем голову поломать, о чём пожалеть. Ты лучше зря времени не теряй, проверяй свою гипотезу.

Да, майор, тут ты, конечно, прав.

Я повернулся к Искажённому и увидел его взгляд. Пристальный, усталый, злой. У детей такого взгляда не бывает. Разве что на войне…

Не тратя лишних слов на объяснения, я подхватил его на руки и направился к выходу. Он сначала не понял, что я задумал, но потом, похоже, опомнился, и начал на ходу менять форму, становясь привычным уже безликим Искажённым. Держать его становилось всё труднее, но я не сдавался.

– Ну уж нет, приятель, не дури. Никакой ты не Искажённый. Ты обычный афганский мальчишка, которого я… нет, не убил. Которого я, нарушив приказ, решил спасти. Понял меня? А ну-ка, хорош уже трепыхаться! Это моя иллюзия, а значит, ты будешь тем, кем я тебя помню!

Я не особо рассчитывал на успех, но мой расчёт и правда оказался верен: безликий снова стал мальчиком из моих кошмаров. Он устроился на моих руках и теперь тихонько сидел, уткнувшись носом мне в куртку и изредка всхлипывая.

– Всё будет хорошо, парень, – шептал я, спускаясь по полуразрушенной лестнице: – Вот увидишь.

Где-то грохотали выстрелы, откуда-то слышались крики. Но моя война закончилась сегодня. Моя – и твоя, парень. Понял? И твоя тоже.

Если бы я понял это раньше. Если бы я только понял эту задачу, если бы не проморгал её, по сути, простое решение, – тогда, возможно, Первый остался бы жив. И хотя я вечно всё порчу, пусть хоть на этот раз всё будет хорошо. Ради моих ребят. Ради Гэб. Ради Рады, которой я обещал победу. Ради Баси, которая обязательно вернётся живой и невредимой. Ради Первого. Ради каждого Духа в Потусторонье, даже ради Теневых. Даже ради Тринадцатого.

И ради тебя, парень, кем бы ты ни был.

Мы обязательно спасёмся. Прорвёмся. Будем жить. Обязательно будем жить, – слышишь меня, парень? Обязательно. Обязательно…

…

…И, паря над обожжённой бесчисленными сражениями чёрной землёй Потусторонья, она видела Золотой Шар колоссальных размеров, маленькое Солнце, которое вдруг выросло над полем боя, осветив этот Беззвёздный Мир таким родным для неё светом. Она видела, как Искажённый, позабыв обо всём, совершил последний рывок, словно попытавшись поглотить это яркое, сияющее; а когда у него ничего не вышло, он просто слился с Золотым Шаром, который к тому времени сиял ярче Истока.

А потом был взрыв. Третий взрыв, беззвучный и безвредный для всех, кроме Искажённого и того, чья Любовь совершила невозможное.

Она видела, как за мгновение Шар сжался до размеров теннисного мяча, а потом взорвался. И не было больше ни Искажённого, ни Гермеса, ни единой капли ненависти, попавшей в это гравитационное пекло. Была только взрывная волна, что разошлась во все стороны, как от камня, брошенного в воду. Волна, которая смела на своём пути Воинов Радуги, а после инвертировалась, образовав воронку.

В небо Беззвёздного Мира с рёвом устремился фонтан Золотой Субстанции. Быть может, он не был столь мощным, как тот, что появился в том месте, где погиб её Прародитель и родилась она, но…

Но об этом она не думала. Опершись на огненный меч, она плакала о тех, кто был ей дорог, и о тех, кто принёс себя в жертву во имя защиты Истока и всего живого в нём.

И тогда Воины Радуги вдруг срываются с места и бегут туда, к воронке, где иссякает Золотой фонтан, в надежде спасти… кого, думает она? Прародитель погиб, Первый погиб…

Разве Он мог уцелеть?..

Она слышит оглушительно-громкую передачу Сонни, который кричит ей о чём-то, но не может разобрать ни звука, – потому что ледяной, как воды Стикса, голос в её голове шепчет ей страшные слова.

Вы думаете, что победили, шепчет голос. Вы думаете – но вы ошибаетесь. Я всё-таки сумел, даже после взрыва, слиться с Истоком, – пусть даже моей Ненависти осталось немного. Зато теперь, шепчет голос, моя Ненависть смешается с Радугой. Она проникнет в Миры, она станет частичкой каждого их обитателя, – а они будут подкармливать и растить её, сами не понимая, что растят собственную гибель. Пусть, шепчет голос, пусть я не смог уничтожить Исток, – они сделают это сами. Они будут ненавидеть друг друга, будут воевать друг с другом, убивать друг друга, насиловать, расстреливать, взрывать. И брат пойдёт войной на брата, и не станет в их Мирах места, куда бы не просочилась моя Ненависть.

И когда её станет слишком много, Исток погибнет, и вместе с ним погибнут и все его обитатели, – и все жители Той Стороны погибнут тоже, потому что не смогут выжить без своей Радуги.

И тогда, именно тогда мы вернём себе Наш Мир, очищенный от любых паразитических форм жизни. Запомни мои слова…

…Шёпот стих, отзвучало страшное пророчество, а она стояла там и беззвучно плакала, потому что понимала: хотя Битва за Исток закончена, Война за Исток не закончится никогда.

…