Текст книги "Хроники Потусторонья. Проект (СИ)"

Автор книги: Юлиан Хомутинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Как там сказал Эбб? «Гарантий не даст никто».

Габриэль. Честно говоря, я не хотел её видеть. Не хотел будить в себе давно уснувшие чувства. Да и она не узнает меня: я слишком сильно изменился.

Моя жизнь нравится мне всё меньше и меньше. Даже курить не хочется.

Ну что, Кастальский? Идёшь?

Я толкнул дверь и вошёл в здание больницы.

…

Внутри тоже как-то пусто, безлюдно. Интересно, какой сегодня день. Может, выходной? Кажется, по выходным в больнице меньше всего народу. Но она здесь, я уверен в этом.

Она здесь, она никогда не уходит отсюда. Как знать, какой могла бы стать её жизнь, если бы она последовала моему примеру…

Но она не стала человеком. Она осталась Ангелом. Её здешний облик – маскировка, которую никому не разгадать. Так проще. Так она смогла сохранить себя, не потерять своё «я» в глубинах подсознания созданной личности, как это случилось со мной.

Ну же, Габриэль Светозарная, где ты?

Ищи онкологическое отделение, подсказывает интуиция. Значит, пятый этаж.

Пролёт за пролётом, и вот – двери, старые алюминиевые двери с непроницаемыми, закрашенными стёклами. Вхожу внутрь.

Она сидит за столиком; на столике табличка с надписью – «Дежурная медсестра Анастасия Гаврилова». Она увлечённо читает какую-то книгу, не обращая на меня никакого внимания. Потом вдруг, словно опомнившись, поднимает на меня взгляд.

Светло-русые волосы собраны в «хвостик». Изумрудно-зелёные глаза (у людей таких не бывает) глядят вопросительно. На плечи накинула шерстяную кофту: в корпусе и правда не по-летнему прохладно.

– Простите, а вы к кому?

Ты даже не потрудилась изменить внешность. Те же правильные черты лица. Та же бледная кожа. Те же едва заметные, чуть рыжеватые брови. Тот же тонкий, чуть курносый нос с россыпью мелких веснушек у переносицы. Те же губы… Как я любил на них смотреть. Как я любил смотреть на тебя.

– Простите?

Опомнился.

– Да, извините. Я просто задумался…

Улыбается. Как я любил эту улыбку.

– Ничего страшного. Так к кому вы?

– Сказать по правде, я…

– А-а, – вдруг говорит она. – Вы, наверное, к Сергею Натановичу, да? Вы на него похожи…

Погрустнела. А что за Сергей Натанович?

– Я, э-э… Да. К Сергею Натановичу. Я его сын, Герман Кастальский.

– А почему Кастальский? Он же Гершензон.

– А я в «органах» работал. Ну и сменил фамилию, для благозвучности.

– Вот оно что, – понимающе кивает. – Я надеюсь, вы успели. Мы думали, у Сергея Натановича нет родных. Искали, искали, но так никого и не нашли.

– Я был заграницей. В командировке.

– Понятно. Я сейчас схожу посмотрю, как он там.

– Так вы тут одна, э-э… Анастасия?

И снова улыбка.

– Можно просто Настя. Да, из персонала здесь сейчас почти никого нет, а пациенты спят, потому что тихий час. Посещение у нас с 16:30, но для вас я сделаю исключение, ради Сергея Натановича.

– Спасибо, Настя. И… Мне очень приятно. Да, и можно просто Герман.

– Мне тоже очень приятно. Я сейчас, быстро.

Она встаёт, аккуратно вешает кофту на спинку стула и идёт по коридору вглубь корпуса. Я иду вслед за ней, но на расстоянии, вроде как гуляю. Она походит к одной из дверей, открывает её, заходит в палату. Я стою к окна. Из окна виден вечер. Солнце медленно катится к горизонту.

– Герман…

Оборачиваюсь – она, оказывается, уже вышла, и теперь стоит возле двери в палату. На двери номер – 13.

– Как он?

– Герман, – она смотрит мне в глаза, и в её глазах я вижу боль: – Герман, мне очень жаль… Ваш отец умер. Он спал. Я ждала, когда он проснётся, ведь скоро обход, и лекарства пора принимать. Но он… не проснулся. Простите. Вам, наверное, нужно побыть с ним наедине. Я пойду, побуду там, на своём месте.

– Не уходите, Настя. Побудьте тут, ладно?

– Хорошо…

Я захожу в палату. Тишина. Окно наполовину закрыто плотной шторой. На кровати у окна – человек. Я вижу его профиль. Его лицо – морщинистое, скуластое. Спокойное, расслабленное. Глаза закрыты.

Это так… странно. У меня никогда не было отца. А здесь – человек, он умер. Он и правда чем-то похож на меня, на этот мой облик, – непонятный, чужой облик, обнаруженный мной в зеркале квартиры в Ащеуловом, 9.

Я молча стою у его кровати. Зачем я здесь? Зачем я назвался его сыном? Зачем вообще всё это? Я ведь должен рассказать ей обо всём, у нас мало времени. Меня ребята ждут…

– Я вам… Я вам очень сочувствую, – говорит она. – Но знаете, он не мучился. Я, если честно, очень за него переживала. Рак – это так… скверно. Я боялась, он будет мучиться. Но ему повезло, он уснул. Он не мучился, просто сердце остановилось. Но он не мучился…

– Знаете, Настя… Это хорошо, что он не мучился.

Я разворачиваюсь и, выйдя из палаты, подхожу к окну.

– Вам… Может, вам лучше присесть?

– Господи! Ну хватит, довольно. Настя! – я разворачиваюсь и беру её за плечи. Она смотрит на меня с испугом. – Настя, то есть… Габриэль! Это я, Гермес. Теперь я выгляжу так. Габриэль, я к тебе по очень важному делу. Слышишь?

– А? Гермес?

Ангел сначала смотрит на меня непонимающе, а потом хмурит брови. За спиной разливается неяркое золотистое сияние. Крылья проснулись, думаю я.

– Гермес, – говорит она таким тоном, как сказала бы «закат», глядя в окно. – Это… неожиданно. А зачем ты представился другим именем? Зачем сказал, что ты сын этого человека?

– Это имя я ношу в Мире людей. А зачем представился… Я и сам не знаю. Наверное, хотел почувствовать, каково это: быть сыном, потерявшим отца.

Габриэль глядит на меня недоверчиво. Глаза её сияют изумрудным светом.

– Ну хорошо, предположим. Хотя это довольно странно… Чем обязана столь высоким визитом, Гермес? Ты сказал, что пришёл по делу?

– Да. Пройдёмся, или тут постоим?

Она неопределённо пожимает плечами:

– Как хочешь… Прости, я… не ожидала увидеть здесь кого-то из Духов. Кроме того, ты сбил меня с толку своим поступком. Надо было сразу сказать.

– Извини. В общем… Штаб ввёл военное положение. Мы ждём атаки.

Её глаза сверкают дикой зеленью, золотое сияние становится ярче, доходя до головы, сплетаясь в её волосах заревом нимба.

– Неужели… неужели Третья Война?!

– Нет, на этот раз Пантеон не при чём. 12 июля родился второй Искажённый. Через два дня он будет здесь. Ещё через день он может быть уже у Истока. Первый считает, что именно Исток является его целью. Если ему удастся уничтожить Исток, Миры падут.

– Не может быть…

Я едва успел её подхватить – колени подогнулись, и она чуть не упала. Я аккуратно посадил её на подоконник и сел рядом.

– Не может быть… Второй Искажённый?.. Три дня?!

– Да, Светозарная. Увы, но это так. Я собираю команду по Проекту «Воины Радуги».

– Погоди… Это ведь тот Проект, в который вы с Первым собирались вовлекать людей?!

Да. Помнится, её отношение к Проекту было резко негативным. Она критиковала Первого, ругала меня, говорила, что мы не должны втягивать людей в наши дела.

– Да, тот самый.

– Значит, вы с Первым всё-таки… – начала она гневно, но я мягко перебил её:

– Гэб, пойми. В опасности не только Мир Духов. Самое Исток в опасности. А значит, и этот Мир. А наш Враг, если ты помнишь, неуязвим для атак обычных Духов.

– И скольких вы уже убили?

Я тяжело вздохнул.

– Габриэль, это не…

– Скольких вы убили?! – воскликнула она. Золотое сияние за её спиной освещало весь коридор, бросая чудные тени на стены. Нимб сверкал над её головой подобно драгоценной короне.

– Только одного, да и тот совершил самоубийство. Остальные… С ними всё вышло несколько сложнее, скажем так.

– Это ведь ты его отправил на самоубийство, да?

– У него не было вариантов, Гэб. Или так, или в психушку. Он хороший парень, он уже всё пережил…

– Откуда тебе знать?! – яростно выкрикнула Габриэль. – Откуда тебе знать, ты ведь никогда не умирал!

Я рассмеялся.

– Почему ты смеёшься?! Что в этом смешного?! – она вскочила, и теперь стояла напротив меня, сжав кулаки. А за спиной – это было изумительное зрелище! – горели нестерпимо ярким золотым светом два огромных крыла-протуберанца, метра полтора каждое. Могучая: у обычных взрослых Ангелов максимум до метра вырастают. Какая же ты красивая…

– Да ничего, Светозарная. Ничего смешного. Просто я совершил самоубийство сразу после него, на следующий день. Я ведь жил человеком, последний аморф. Мне нужно было избавиться от своей жизни… Такие дела…

Сияние померкло, крылья исчезли, венец растаял.

– Ты… покончил с собой? – растерялась. – Ты умер? Как?

– Отправился в полёт с крыши шестнадцатиэтажки, ничего особенного.

– Господи… Гермес…

– Тс-с, – я встал и усадил потерянного Ангела обратно на подоконник. Она глядела перед собой, ничего не видя. Я осторожно провёл рукой по её волосам. Такие мягкие…

– Гермес, прости, я не знала…

– Даже и не думай извиняться, Гэб. Всё в норме. Немного жалко было, конечно. Жизнь была, в сущности, неплохая. Но тут видишь, какое дело? Куда там жить спокойной жизнью…

– Да, я понимаю, – Габриэль кивнула. – Это ужасно, Гермес. Но я понимаю. Значит… Великая Радуга! Я конечно же иду с тобой! Только… Почему ты не обратился к Престолу? Среди Ангелов много умелых и опытных Воинов.

– Я… Просто я… Просто я тебя… очень давно знаю и… Всё-таки мы с тобой… боевые товарищи, – так ведь? Кроме того, ты потомок Архистратига. Думаю, у Престола нет Ангела сильнее тебя.

Давненько ты так не волновался, да, Герман Сергеич?

Встав с подоконника, я сделал пару нервных кругов по коридору и остановился невдалеке от неё, отвернувшись, чтобы не видеть её глаз. Она молчала. Потом встала и, подойдя ко мне, приобняла, прижавшись к жёсткой коже моей косухи.

– Я тоже скучала, Гермес. Я тоже рада снова тебя видеть. Жаль только, что мы встретились при столь же печальных обстоятельствах, как и в прошлый раз.

– Угу… – только и смог выдавить я. Тогда Габриэль рассмеялась и, отойдя в сторону, сказала:

– Ладно! Ты познакомишь меня со своей командой?

Я смотрел в эти весёлые изумрудные глаза. Дыхание перехватило. Это ни с чем не сравнимое чувство. Снова, когда я уже и не думал, что испытаю его опять.

– Конечно, Гэб. Конечно я тебя с ними познакомлю. Они отличные ребята! Тебе они наверняка понравятся. Идём, тут недалеко.

Она кивнула и мы направились к выходу. Солнце скрылось за горизонтом, оставив после себя багровую полосу заката.

…

– Внимание, бойцы! Выходи знакомиться!

Дверь автобуса распахнулась и на асфальт выпрыгнула моя гоп-компания. Они даже не улыбались на этот раз, точнее, улыбались, но как-то неуверенно. Ещё бы, подумал я. Увидеть настоящего Ангела – это вам не жук чихнул.

– Сантино Францони, но лучше просто Сонни!

– Валентин Звезда, Мастер Иллюзий! Рад знакомству! Ах да! Эта девушка – моё Создание, её зовут Шанталь Дессанж!

Я поглядел на Шанталь, ища знакомое уже скептическое выражение лица – но его в помине не было! Она смотрела на Габриэль во все глаза:

– Очень рада с вами познакомиться, Габриэль Светозарная!

Гэб ласково улыбнулась и пожала Шанталь руку.

– Пу… – тоненько пискнула бледная, как мел Анка. Тут же она мучительно покраснела и, набрав полную грудь воздуха, выдала: – Пуш-А, Спецназовец-Младший, Четвёртая Каста! Всегда к вашим услугам, Светлейшая!

Габриэль звонко рассмеялась:

– Ты такая милая, Пуш-А! Рада познакомиться с тобой. И с вами, молодые люди!

Сонни и Валя стояли, как парочка соляных столбов. Я хихикнул:

– Да вольно уже, вольно. Ишь, встали. Кстати, Гэб, миролюдское имя Пуш – Анна Пушкина. Это на всякий случай, хотя я уже привык её так называть, если честно.

– Правда? – удивилась Ангел. – Надо же, как здорово! Но, Гермес…

– Лучше Герман, так оно привычнее как-то.

– Хорошо, Герман. Так это что, вся твоя команда?

– Вообще-то нет. У меня есть ещё двое ребят… Ещё один Мастер Иллюзий, Дима Арефьев, и наш самородок-Реконструктор, Дик Збровски. А ещё одну девочку поедем вербовать завтра.

– Понятно, – кивнула Гэб. – Ну и ты сам, да? Что ж, я рада. У тебя и правда замечательные ребята!

– А то! – возгордился я. – А это, между прочим, наш мобильный штаб – «Бригантина»! Незаменимая машина. Из неё хоть на Ту Сторону, хоть по пробкам колеси.

– Отличное имя! – одобрила Габриэль. Шанталь вспыхнула и закусила губу.

И тут Анка спросила:

– Шеф, слышите? Телефон звонит.

Я сунулся в машину – и точно, звонил встроенный телефон. Я забрался в автобусное нутро и снял трубку:

– Кастальский на проводе.

– Гермес, – шепнула трубка голосом Смерти. – Гермес, ты меня хорошо слышишь? Я до тебя еле дозвонилась. Гермес, твой парень умер.

– К-который?

Мне вдруг стало чертовски холодно.

– Арефьев. У Збровски ничего не вышло. Поторопись, он уже на месте. Как бы его Ловчие не перехватили.

И повесила трубку.

Я повернулся к ребятам. Выглядел я, судя по всему, так себе, – во всяком случае, их искажённые страхом лица говорили именно об этом.

– Гэб, – хрипло выдавил я. – Побудь с ребятами. Мне срочно нужно в Преддверия Ада.

После чего, не дожидаясь ответа, я захлопнул перед ними дверь, а когда вновь открыл, за ней уже была тьма Мира Духов.

Вдалеке, переливаясь всеми цветами радуги, полыхал Исток.

…

Глава 16.

Первым, кто мне попался, был Рихард. Он дрожал от страха.

– Я не… Я не нарочно! Я не…

– Прочь с глаз, – прошипел я мальчишке. Он сжался, словно ждал удара, но я просто прошёл мимо.

Димкин силуэт чернел на фоне огней Истока. От Преддверий к нему неспешно двигались две тени в длинных тёмных одеяниях.

– Эй вы, двое! – заорал я. – А ну, стоять! Ни шагу дальше!

Ловчие остановились и недоумённо переглянулись. Потом пожали плечами и снова направились к Димке. Я вскипел:

– Ах, так?! Ну всё, ублюдки, сами напросились!

Всё произошло в одно мгновение. Ловчие пронзительно взвизгнули, едва увернувшись от гигантского лезвия «Карателя», но ударная волна отбросила их далеко назад. Вращая двуручником над головой, словно барон Пампа дон Бау, я с яростным рёвом шёл прямо на них. Однако они уже поняли, с кем связались, и теперь, мигом вскочив на ноги, вовсю улепётывали по обратно к Преддвериям, да так, что только пятки сверкали.

Громогласно расхохотавшись – по Пустоте раскатилось эхо, – я остановился, оперевшись на меч. Сияние Истока отражалось в моих доспехах.

«Иногда даже этот облик может быть полезен, хотя я уже успел от него отвыкнуть».

Вернув себе привычный вид, я окликнул Димку:

– Арефьев! Слышишь меня?

Он не ответил. Он стоял на том же месте и зачарованно глядел на Исток. Я подошёл поближе и похлопал его по плечу:

– Димка, ты как?

– А? – он вздрогнул, словно очнувшись, и посмотрел на меня. – А, это вы. А я тут… Это, знаете, Герман, Это просто… потрясающе. У меня нет слов, чтобы выразить то, что я чувствую. Но знаете, что? Я не знаю, как смогу теперь писать. Здесь же все краски мира! Все картины, всё! Что бы я ни написал, оно будет лишь малой крупинкой Этого. У Него есть имя?

– Мы называем его Исток, реже Радужный Поток. Радуга. Когда-то все мы родились в этом сиянии, все Духи. А ныне Исток – это Миры, множество Миров, в том числе и Мир людей. И именно Истоку, именно этой красоте теперь грозит опасность. Именно для её защиты я собираю команду, именно для этого я позвал тебя с собой.

– Вот оно что… – кажется, он меня толком и не слушал. Всё его существо было захвачено этим величественным, невыразимым зрелищем. И надо сказать, я отлично его понимал.

– Иди, Димка, не бойся. Тебе туда, – а потом обратно, на берег. Понял? Шагнув туда, ты перестанешь быть человеком и станешь одним из нас. Исток сделает тебя Духом, раз уж это больше никому не под силу.

Он молча кивнул, не отрывая глаз от Радужного полотна, но потом, будто опомнившись, зашагал туда, откуда когда-то вышли мы, откуда когда-то выплыл Валя… А я стоял там, и мне казалось, что и то, и другое было совсем недавно. Казалось, мы родились только вчера. Казалось, не было никаких Войн, и не будет никогда. Казалось, Исток совершенен, и ничто, никто и никогда не может нанести ему вреда.

Димка был уже совсем далеко. Видимо, он дошёл до края Потусторонья и, не медля, шагнул в пропасть. Сразу же его фигурка окончательно растаяла в сверкающем многоцветье. Человек по имени Дмитрий Арефьев перестал существовать.

Я стоял далеко оттуда. А подойди я ближе – и Исток затянул бы меня, лишил воли, растворил в себе. Ведь даже здесь я слышал его звучание, его мелодичное пение, похожее на звон сотен крохотных хрустальных колокольцев – и его тишину. Это трудно объяснить, но только здесь тишина может содержать в себе звук, а звук – соседствовать с тишиной, и одно не заглушает другого.

Звон и тишина. А сделай всего один шаг – и всё станет неважно. Почему этот Мир, такой завораживающе красивый, устроен так несправедливо? Почему мы вынуждены жить на обочине? Почему? Для чего всё это нужно? Ведь достаточно сделать шаг, и всё закончится. Для меня, для нас, для всех. А потом придёт Искажённый и поставит точку в истории этого Мироздания, но… что если в этом есть какой-то особый смысл? Что если так и должно быть? Что если мы просто отодвигаем время нашего Возвращения? Что если Искажённый вовсе не Враг, но искупитель наших грехов? Ты только подумай, Первый: мы станем свободны. Неужели ты никогда не мечтал об этом? Наверняка мечтал. Я не смогу поверить в то, что не мечтал.

Внезапная мысль о Первом привела меня в чувство, и я тотчас же ощутил ярость, клокочущую внутри.

– Рихард! Ко мне, живо!

Он подошёл. Как я и думал, он всё это время был тут.

– Ты ведь солгал нам, там, в автобусе? Про 70% вероятности? Солгал? Отвечай! Да хорош уже трястись, отвечай!

От страха лицо его было даже не бледным – оно было пепельно-серым. А может, дело в местном освещении?..

– Я жду, Рихард!

– Да… Да! Но я не хотел! Он приказал мне! Он попросил меня сказать про 70%! Я не виноват! Я пытался! Я надеялся, что у меня получится сделать из Димы Духа – ведь вероятность всё равно существует!

– Вот оно что… Всё ясно…

Моя кипящая ярость моя вмиг сменилась холодной текучей ненавистью. Вспомнились былые обиды. Вспомнились Катя и Игорёк.

– Иди отсюда… Реконструктор. И впредь постарайся пореже попадаться мне на глаза, во всяком случае до начала тренировок.

Он тотчас же пропал.

Проклятье, подумал я. И кто ты после этого, Первый? Хотя нет – ты-то как раз остался верен себе. Ты ничуть не изменился с Первой Войны. Все мы менялись, все – кому удавалось выжить. Но ты – нет. Только не ты. Ты остался таким же, каким был тогда, в начале, когда заварилась вся эта каша.

Когда ты её заварил.

Я вздохнул.

«Эй, там, за бортом! Вылезай уже, простудишься».

Я ждал его таким же, каким выпал тогда Валя – аморфным эллипсоидом. Но неожиданно я увидел вполне человекоподобную фигуру, состоящую из переливающейся радужной материи.

– Неплохо, парень, неплохо. Ты сумел освоить форму. Хорошо. Ты талантлив, Деметр, возможно, даже талантливее Валькинштейна. Ладно, теперь попробуй принять полноценный человеческий облик. Просто представь. Это не должно составить тебе труда, ты же художник.

Он и правда быстро это освоил. Он воссоздал все детали своей одежды, даже самые мелкие, вроде старых шнурков в тяжёлых ботинках.

– Молодцом, – похвалил я способного ученика. – А теперь иди. Вон туда: видишь – дверь от «Бригантины» висит? Зайдёшь туда, встретишь ребят. Там ещё моя… подруга. Она Ангел, её зовут Габриэль. Она теперь тоже в команде. Скажи Аньке, пусть везёт вас к Мо. А я буду попозже, мне тут кое с кем потолковать надо.

– Хорошо, я всё понял.

– А ты ничему не удивляешься, да? – изумительный он парень, этот Дмитрий Арефьев.

– Неправда, – возразил он. – Ещё как удивляюсь. Хотя после того, что я увидел здесь, думаю, я буду удивляться гораздо реже.

– Ну да, Исток… Ладно, иди, художник. Да, чуть не забыл: пока будете ехать, попроси Валю поучить тебя основам. Думаю, он с удовольствием тебе поможет. Заодно вспомнит, как сам учился… Подумать только! – я невольно улыбнулся. – Такое чувство, что с тех пор прошло не пять дней, а клятая вечность! Ну всё, ступай.

Димка кивнул и направился туда, где одиноко висела в пространстве дверь «Бригантины». Подойдя к ней, он вдруг обернулся и крикнул:

– А она не исчезнет?

– Нет, ведь это я её открыл. Пока не зайду обратно, не исчезнет.

– А-а, понятно!

Он махнул мне рукой и, открыв дверь, шагнул в проём.

Дверь закрылась.

– Вот и хорошо, – сказал я вслух. – А теперь пойдём-ка потолкуем с Великим Магистром.

…

В белом пространстве Первого всё было таким же белым и пространным, как и в прошлый раз. Я поймал себя на том, что меня чертовски раздражает эта однообразность.

– Да брось, Гермес, – скучливо отозвался Первый. – И потом, эта однообразность здорово помогает, когда думаешь сразу обо всём, что только было, есть и будет в Истоке и за его пределами.

– Не уходи от темы. Ты знаешь, зачем я здесь.

Он сипло рассмеялся и кивнул:

– Само собой. Ты пришёл почитать мне мораль. Знал бы ты… Тебя вот раздражает здешняя однообразность, а меня, ты знаешь, ужасно раздражает вот эта твоя черта. Этот твой якобы праведный гнев. А главное, чья б корова мычала. Думаешь, ты лучше меня, Гермес? Серьёзно?

Он выдавил из себя ещё пару дохлых смешков:

– Ты нелеп, Второй. У тебя, нет – у всех нас осталось только два миролюдских дня жизни. Два дня – а ты думаешь о моих уловках. Припоминаешь старые обиды. Знаешь, у людей есть отличная поговорка на эту тему: «кто старое помянет – тому глаз вон». А? Каково?

– Если бы это был ты, лично… Если бы ты – или Эбб – сказал бы тогда об этих семидесяти процентах, я бы…

– Что «я бы»? Ну что «я бы»? Смирился и не возбухал? Ой, да перестань! Выделывается тут передо мной… Вот поэтому, мой дорогой Гермес, ты не лучше, чем я. Ни капельки. Я всего лишь попросил мальчишку переставить цифры, – потому что знал, что Арефьев не выдержит Реконструкции. Видишь ли, процент радужного вещества в Духах слишком высок. Повышение концентрации Радуги в организме человека почти наверняка станет для него фатальным. Вероятность удачного исхода равна примерно 18%. Что, в принципе, не так уж и мало, но… Диме не повезло. Увы. Да и потом, он ведь всё равно стал Духом, не так ли? И теперь он сможет стать полноценным Воином Радуги. Всё идёт по плану, Второй. Всё, кроме одного – твоих идиотских рефлексий. Вот как раз они тут никому не нужны. Ты обвиняешь меня во лжи, в том, что я приказал Рихарду солгать – но вспомни себя, Второй. Вспомни себя – и Зараата, например. Разве не ты просил его поработать над Сонни, чтобы потом не составлять отчётов, хотя знал, что Зар – Бродяга и может умереть? Ты. Ты, Второй. И не надо выдумывать, будто ты забыл про его смертность! Я всё равно в это не поверю.

– Думаешь, мне нужна была смерть Зара? – прошипел я. – Думаешь, мне это было нужно? Да я просто хотел обойти твой идиотский Кодекс! Ты же везде понарасставил силков и капканов – а мне пробирайся через них, как хочешь! Продирайся через эти запреты! Зато тебе всё можно!

– Ну не говори глу-упости, – вяло протянул Первый. – Мне не всё можно. Невинная подтасовка фактов – это такая мелочь… Особенно если речь идёт о судьбе Миров.

– Да уж, это ты удобно прикрылся, ничего не скажешь! Как бы я хотел…

– Чего? – перебил меня Первый. – Чего бы ты хотел, Второй? Чтобы я поплатился за свои прегрешения, да? А вот представь себе такую штуку: произошло нечто… непредвиденное. И я-таки поплатился. Ну вообрази, у тебя же богатое воображение. Что ты тогда будешь делать? А? Ты будешь счастлив? Или, может, твои жена и сын воскреснут? А?! Н-да, всё-таки мозгов тебе явно перепало меньше, чем мускулов. Жаль, жаль… Вот, кстати, за что я не люблю людей – они лицемерны. Понимаешь, я могу сделать нечто – в твоих терминах – недостойное и подлое. Могу – но я никогда не откажусь от ответственности. Никогда не скажу: ой, это вышло случайно! Я не хотел! Нет, Второй, я хотел. Я именно что хотел. Всё это – часть моего плана, и смерть Арефьева – тоже. А заодно – отличная тренировка для Рихарда. Видишь ли, я хотел, чтоб хотя бы в нём было поменьше человеческого, чем в твоих подопечных. Да, безусловно! Я помню об Искажённом! И возможно – я подчёркиваю: возможно! – человеческое мышление твоих ребят позволит им нанести ему более серьёзный урон. Но давай на минутку представим, что у них получилось, и Искажённый уничтожен. Как думаешь, что будет дальше?

Я не мог понять, что он имеет в виду. Он увидел это и снова рассмеялся:

– То-то и оно. Ты не знаешь. Зато я знаю. Начнётся новая Эпоха, Гермес. И знаешь, чем она будет отличаться от старой? Не знаешь? Так я тебе скажу: Духи станут другими. Мы перестанем быть собой, мы начнём меняться. Сонни и остальные послужат катализатором для этих изменений. Духи станут человечнее. Станут такими, как ты – в худшем смысле этих слов. Помнишь, ты как-то сказал, что Духи не думают, они просто ждут приказа? Помнишь. А теперь представь: вместо того, чтобы ждать приказа, Духи станут задумываться – а стоит ли им этот приказ выполнять? А стоит ли читать и чтить Кодекс? А нужен ли он вообще? А нужен ли Закон? Ведь люди обходятся без этого. Всё, что у них есть – это законы, которые можно легко обойти или просто наплевать на них. А что в результате? А в результате преступность. Беспорядки на улицах и в головах. У них же там всё что угодно может случиться! Ты же не понаслышке с этим знаком, ты же работал в правоохранительных органах! А можешь ли ты представить себе Духа-преступника? Духа-грабителя? Духа-убийцу? Да, конечно, ты мне возразишь: мол, были такие. Но когда они были? Правильно, они проявляли себя до тех пор, пока я не ужесточил Кодекс. Пока не запретил аморф. Пока не ввёл наказания за воздействия. Или ты хотел бы жить так, как живут Теневые – без Закона, без Кодекса? Анархисты, которые творят, что хотят, а точнее, творили – потому что я позволил им жить, как вздумается, но только на их территории. Или тебе милее Изгои? Ты ведь у нас Воин-пацифист, Второй! Лорд-Командующий, ненавидящий Войну! Ходячий парадокс! Уж прости, но тебя можно только пожалеть. Да не будь ты Вторым, я бы давно отправил тебя куда подальше. Сталкером в какой-нибудь дальний Мир, или Стражем. И живи как хочешь!

Он замолчал. Я тоже молчал, не зная, что сказать. Иногда я его ненавижу – но при этом отдаю себе отчёт в том, что формально он прав, как ни паршиво это признавать.

– Ты забыл, Второй, забыл, кто для нас люди, как и любые другие жители любого другого Мира. В первую очередь они – материал. Основа для Исследований. Именно это подразумевает программа «Протекторат Миров», если ты забыл. Мы должны защищать их – чтобы иметь к ним доступ, как к материальной базе. Но мы не обязаны заниматься благотворительностью! В Кодексе об этом ни слова. Мы должны лишь контролировать наши силы и соразмерять возможности, учитывать вероятные последствия наших действий в отношении людей и их Мира… Но мы им не няньки! Тем более они прекрасно умеют обходиться без нас! С самого Начала Духи жили своей жизнью, а люди, появившись, жили своей. Знаешь, даже при том, что я Исследователь, я всегда весьма скептически относился к тем Исследованиям, которые касались людей и их Мира. Ну не сошёлся свет клином на них, не сошёлся! А ты? Ты забыл, кто ты есть, Второй! Ты забыл, ты вообразил себя человеком! Ты стал думать, как человек, поступать, как человек!.. Да, признаю, поначалу это даже казалось мне забавным. Но постепенно я начал понимать, что ты попросту дуреешь. Дуреешь! А это плохо, Второй. Это плохо, потому что ты – Лорд-Командующий! Ты – Второй! Ты важен для Ордена! Вы же распустились, вы – Перворождённые! Третий подался в Стихийники, носит его где-то нелёгкая. Четвёртый пал, Пятый с Шестым ушли в Тень, натворили дел! Седьмой с Девятым сгинули в Межмирье! Восьмой ушёл в Стражи, протирает зад всё в том же проклятом Мире людей! И это только Первая Каста! Нас осталось мало, Гермес. Понимаешь ты это или нет? Нас, Старших Духов, Перворождённых Духов-Воинов Радуги осталось мало. Да, Теневых осталось ещё меньше, но от этого не легче. А ты? Вместо того, чтобы стать образцом для подражания всем Младшим, что ты из себя сделал? А? Тьфу-ты, смотреть противно.

Это было странное чувство, но в ту минуту моя ненависть к этому Духу поутихла. Передо мной на своём дурацком недотроне сидел, по сути, выживший из ума старик, зациклившийся на своих законах и кодексах.

От удивления Первый распрямился. Его золотые глаза расширились, а белёсые брови поползли вверх. Какое-то время он рассматривал меня, как нечто невиданное, а потом вдруг заухал, захохотал, как старый филин.

– Хо-хо-хо-хо, вот, значит, каким ты меня представляешь? И правда, это забавно. А я вот сижу и думаю: с какой стати я вообще перед тобой распинаюсь? Отчитываюсь перед тобой? Я! И за что? За крохотную ложь, о которой никто, кроме тебя и, может, Рихарда, на которого ты наорал, и не вспомнит. Ну, может ещё Валентин твой разозлится. Он талантливый парень, но он на тебя определённо плохо влияет. Сонни – Полуспектрал, его человечность – проблема временная. Шанталь – Создание, о Кошке молчу, Димка твой слишком погружён в себя и своё творчество, чтобы думать о чём-то подобном. Габриэль, правда, та ещё гуманистка… Но Габриэль здесь не живёт. Если Война закончится нашей победой, она вернётся в свою богадельню и не вспомнит о тебе. Да-да, не вспомнит, не вспомнит, и не надо делать такое лицо! Тогда не вспомнила, и потом не вспомнит. Ты, Гермес, эгоист. Эгоцентрист. Ты думаешь, что Миры вертятся вокруг тебя – но это не так. Ты – всего лишь крошечная радужная капелька на обочине Истока, не больше. И я – такая же капелька. И любой Дух. Что ты о себе вообразил? Кем себя возомнил? Пришёл тут ко мне со своими ханжескими, лицемерными упрёками! Со своими мелкими детскими обидами, с ненавистью своей глупой. И это, замечу, вместо того, чтобы готовиться к битве! Вместо того, чтобы учить своих подопечных! Хотя чему ты их научишь… По-моему, пока что это они тебя учат, а не ты их. Я же видел эту сцену с Шанталь! Ха! Более нелепого зрелища представить просто невозможно! Я то хохотал, то рыдал над тобой в голос! Бестолочь. «Не обижайте женщин», ага. Уфф… Какая всё-таки глупость всё это… все эти… разговоры. Ты ведь ничему не учишься. Вот и сейчас ты выслушаешь меня, а потом всё равно сделаешь по-своему! По большому счёту, я только зря трачу на тебя сейчас то время, которое нам остаётся. И можно подумать, оно мне надо.

– Ладно, я пойду, пожалуй, – сказал я. – Ничего нового я от тебя всё равно не услышу. К тому же ты прав: чего зря время терять? Его можно провести куда более приятным способом, в кругу друзей…

– Кого-кого? – недоумённо переспросил Первый. – Это кто там у тебя друзья? Твои подчинённые тебе друзья? Не лги хотя бы себе, Второй. Ты цепляешься за них, потому что видишь в них себя, получеловека-полудуха. Точнее, недочеловека-недодуха! Видишь свою прежнюю, человеческую жизнь, от которой никак не хочешь отцепляться… Ты смешон и жалок, Второй. А впрочем, это твоё дело. Если тебе нравится, – делай, как нравится. Но учти: однажды ты всё поймёшь. Поймёшь, что они тебе никто. И ты им никто. Если мы победим, у них начнётся новая жизнь. Задумайся, Гермес: будет ли в этой их жизни место для тебя, кроме как для командира? Ты уже знаешь ответ на этот и многие другие вопросы, которые никак не хочешь выкинуть из своей дурной головы. И ты знаешь, что я прав, потому что я всегда прав. Я был прав, когда предостерегал тебя от связи с той девушкой. От рождения сына. Я был прав, когда предостерегал тебя от Мироходчества. Но ты никогда меня не слушал, ты считал, что я это всё из вредности говорю. А когда я оказывался прав, ты меня ненавидел. Болван. Чем ты отличаешься от Искажённого, если тобой движет ненависть? Подумай над этим, Гермес, хорошо подумай. Впереди у тебя ещё много… разных событий. Если только Миры не закончатся послезавтра, конечно. А теперь всё, иди отсюда, ты мне надоел. Между прочим, я, в отличие от некоторых, занимаюсь решением очень серьёзных, сложных проблем и поисками ответов на фундаментальные вопросы. И мне некогда выслушивать твои миролюдские мыслишки. Всё, иди.