Текст книги "Хроники Потусторонья. Проект (СИ)"

Автор книги: Юлиан Хомутинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

– Слушаюсь, Милорд! – гаркнул я как можно громче. Первый поморщился, но ничего не сказал.

Впрочем, меня в его пространстве уже не было.

…

Дверь «Бригантины» висела там же, где я её оставил.

Я дошёл до неё, взялся за ручку… и задумался.

«Тобой движет ненависть», сказал Первый. «Тобой движет ненависть».

Паршиво это признавать, но тут он точно прав. Хотя бы отчасти. Мной действительно движет ненависть. К Первому. К Искажённому. К самому себе, наконец. К тому, что я не могу быть тем, кем хочу быть. К Войне. К мыслям о том, что уже совсем скоро они начнут гибнуть – Кошки, Изгои. А потом дело дойдёт и до моих ребят. И я понятия не имею, как их защитить. Я бессилен – и ненавижу себя за это бессилие.

А ведь именно этим питается Искажённый! Человеческим. Эмоциям, страхами, сомнением.

Ненавистью.

Выходит, любой из ребят для него – противник куда более серьёзный, чем я. Выходит, я для него вообще не противник. Пока что я для него не более, чем пища. Схавает меня Искажённый за милую душу вместе с моими «миролюдскими мыслишками» – и вася-кот.

Эх, каррамба! Если бы я только знал, что делать. А то ведь Первый, конечно, невероятно умён и вечно прав, спору нет. Но пока что он не дал мне ни единого практического совета. Теории, которыми он со мной делился, – что я буду с ними делать, с этими кусками? Вообще, порой мне кажется, что я нужен ему как слушатель, а не как соратник. Да что за напасть, почему всем этим занимаюсь я? Не Эбби, например, не Рипли, а я?

Почему я – это я?

Губы растянулись в бессильной улыбке.

– А Первый-то прав, Герман Сергеич: ни на что ты, брат, не годен. А теперь давай, иди уже к ребятам и подумай над своим поведением.

Вздохнув, я открыл дверь «Бригантины» и шагнул в образовавшийся проём.

…

В автобусе было тихо и пусто.

Где это я? За окнами странный свет, тусклый и невнятный, наводящий на мысли о белых ночах. И туман вдобавок.

Я вылез из «Бригантины» и огляделся.

Здесь была неожиданная осень. Пурпурные листья опадали со старых клёнов, что росли в два ряда вдоль дороги, вытянувшись, как почётный караул. Под ногами похрустывал гравий, дорога уходила вдаль. За клёнами начинался кисельно-белый туман, и не было никакой возможности разглядеть то, что пряталось в нём, – при условии, что там вообще что-нибудь было.

Межмирье – вот что это такое, пришла в голову очевидная мысль.

Выходит, если дверь была открыта до того, как машина оказалась в Межмирье, я смогу попасть сюда, даже если меня не пригласят. С другой стороны, почему «не пригласят»? Всё-таки у Воинов Радуги тут штаб, пусть и временный.

Наверное, Мо хандрит, думал я, медленно вышагивая по скрипучему гравию в сторону Дома. Хандрит – вот и заосенело тут у него. Он ведь говорил, что Межмирье остро реагирует на изменения в его настроении.

А что, Кастальский? Вот бы и тебе такой Мир, а? Свой собственный Мир – это даже лучше, чем собственный остров. Тем более – Мир, чуткий к настроению своего хозяина.

– Не сказал бы, что это так уж хорошо, Герман Сергеич, – сказал Мо как-то бесцветно. Он шагал рядом со мной, и гравийная дорожка хрустела под подошвами его сапог. Когда только успел, подумал я. У них с Первым явно есть что-то общее. Персональное пространство, манера отвечать на мысли собеседника…

Он слабо улыбнулся:

– Прости. Не думал, что тебя это раздражает.

– Да ладно, что уж там… – проворчал я добродушно. – Лучше скажи, чем плохо иметь собственный Мир-эмпат?

– Тем, что ты не можешь позволить себе впасть в депрессию, – иначе Мир может слишком остро на неё отреагировать и стать воплощением твоей тоски. Или твоих кошмаров, например. Всегда есть свои плюсы и минусы.

– Ну да, это ты верно подметил… Как там ребята?

– Отдыхают ребята. Похоже, у них в команде полное взаимопонимание, и Габриэль отлично туда вписалась. А Валентин и Сонни наперебой учат Димку разным разностям.

– Как трогательно.

– Ага. Ну а ты чего такой хмурый?

– Это я хмурый? – изумился я. – Ты свой Мир давно видел?

Мо неопределённо пожал плечами:

– А что такого? По-моему, красиво. Это ведь не депрессия, это, скажем так, лёгкая грусть. Воспоминания…

– Воспоминания? О чём? Или о ком?

Он опустил голову, и длинные волосы занавесили его лицо.

– Да так… Просто Габриэль напомнила мне… одну девушку, скажем так.

– О… – м-да, неловко получилось. – Вот оно что…

– Да ты не беспокойся, – он легонько ткнул меня кулаком в плечо. – Расскажи лучше, как твои дела.

– Мои дела? Хреново мои дела, если подумать. Но это, конечно, лирика… Вот завтра закончим формирование команды, и можно будет начинать тренировки. Ну и время поджимает, сам понимаешь. Кстати, я тут думал… Вот мы говорим: Искажённый уничтожит Исток, Искажённый уничтожит Мир Духов. А что насчёт Межмирья? Неужели у него хватит сил уничтожить и его?

– Не зна-аю, – протянул Мо задумчиво. – Думаю, вопрос не в том, хватит ли у него на это сил или нет. Думаю, вопрос в том, сумеет ли он уничтожить Мир, живущий моей волей. Ты же помнишь: в Межмирье я всесилен. А значит, на моём поле он мне в любом случае проиграет. Так что вероятнее всего с Межмирьем ничего не случится.

– Вот как…

– Ну да. Да и вообще, этот Искажённый…

– А что он?

– Как ты думаешь, Герман Сергеич: как Искажённый может уничтожить Исток? В смысле, с помощью чего? Ведь, насколько я понимаю, Исток – это ого-го! Целая Вселенная! Неужели её может уничтожить один-единственный мутант?

– А кто его знает, – мрачно процедил я сквозь зубы. – Этот умник номер один так толком ничего мне и не объяснил. Ну или объяснил, да у меня понять мозгов не хватило, уж и не знаю. Насколько я понял, Искажённый отличается от Духов наличием игрек-вещества вместо икс-вещества… если только тебе это о чём-нибудь скажет. Кстати! А ведь икс-вещество соответствует Межмирью. Интересно, о чём это может говорить? Может ли это нам как-нибудь помочь?

– А что такое эти икс и игрек? – спросил Мо. Я усмехнулся:

– Любовь и ненависть, дружище. Любовь и ненависть.

– Выходит, Межмирье – это Любовь? – мне показалось, в его голосе прозвучали какие-то странные, незнакомые доселе нотки.

– Выходит, так… Слушай, Мо, я не знаю, почему он именно так это назвал! Может, оно и не Любовь вовсе, а что-то другое. Я не знаю, важно ли это, и если важно, то насколько.

Мо покачал головой:

– Я могу только предполагать, но… Помнишь, я говорил тебе, что Межмирье меня любит?

– Помню. И что?

– Да нет, ничего особенного. Просто, если следовать логике Первого, если Межмирье и правда олицетворение Любви, то Ненависть – это Мир, из которого пришёл Искажённый. Вот и всё. Я не знаю, как это может быть использовано в битве с ним, но… Наверное, тебе стоит подумать о нём, об Искажённом, не как о бесформенном ужасе, нацеленном на уничтожение Миров, а как о ком-то более… конкретном и мотивированном. Если тебе удастся понять его мотивы, то, возможно, ты сможешь установить с ним какую-то связь, как-то переговорить с ним, а может, и переубедить его… Понимаешь, даже если Межмирье – Мир Любви, здесь всё равно никто не живёт. Если задуматься, даже я здесь не более, чем гость. Постоялец. Однажды пришёл сюда, однажды отсюда уйду. Чем, как ты думаешь, может быть Мир Ненависти? И что такое Межмирье на самом деле? Для чего оно существует? Исток породил вас, приютив жителей Миров Радуги; Пустота породила людей и, вероятно, жителей остальных Миров, но в итоге приютила вас, Духов. Но что насчёт Межмирья? Порождало ли оно кого-нибудь? Как видишь, приютить оно может, я тебе даже больше скажу – хочет. Но обычно ему бывает трудно найти общий язык с теми, кто сюда приходит…

Я молчал. Да, безусловно, во всём этом есть какой-то смысл и, вероятно, не один. Но в чём он? Как его понять?

– Кроме того, Ненависть – это ведь не что-то чуждое, верно? – рассуждал Мо. – Я хочу сказать, люди вполне умеют ненавидеть. А Духи – умеют?

Умеют ли Духи ненавидеть? Хороший вопрос – не правда ли, господин Кастальский? Не в бровь, как говорится, а в глаз.

– Про других Духов не знаю, а вот я…

– Ненавидишь, да? – он заглянул мне в глаза. Я отвернулся. Мо вздохнул: – Да ладно, Герман Сергеич, чего ты. Ну кто без греха-то? Подумай лучше вот о чём: всегда ли ты умел ненавидеть? Или научился только после того, как пожил в Мире людей? Вспомни. Ты ведь участвовал в двух Войнах, ты должен помнить свои ощущения.

– Я помню… боль. Скорбь. Победа не приносила радости. Первый, конечно, всегда бывал взбудоражен, когда мы побеждали Теневых, кричал что-то, какие-то лозунги… Мол, ай да мы, ай да молодцы… Но радости не чувствовал никто, это точно. Мы ведь воевали против тех, кто был нам как братья. Это были братоубийственные Войны, Мо. Вот и всё. А Ненависть я впервые почувствовал, когда умерли Катя и Игорёк. Значит…

– …Значит Ненависть – это прерогатива не Духов, а людей.

– И что с того?

– Думаю, Искажённый как-то связан с вашим Миров, с Миров Духов. С Пустотой.

– А ведь точно! Первый говорил, что та Пустота, изначальная, из которой родился Искажённый, там, в Храме Истинной Тени, – она была словно «очищенная» от радужного вещества. Как Мир Духов без самих Духов, – ведь в нас больше радужного, чем пустотного. Но это значит…

Она было совсем рядом – разгадка, – или мне так казалось? Как будто я стал на шажок ближе к тайне Искажённого.

И снова это странное чувство, похожее на дежавю. Разумная Пустота. Ненависть? Почему я не могу этого вспомнить? Когда это было – после Первой Войны? Что это был за Мир? Откуда ты пришёл, Искажённый?

– …Это значит, что Мир Ненависти может быть куда ближе к Миру Духов, чем вы думаете. Или даже к Межмирью, как знать, – закончил Мо.

– Пустота без Духов… Пустота без Радуги… Ненависть без Информации? Или нет? Что это значит? Что, нечто вроде абсолютного зла, что ли?

– Вряд ли, – усмехнулся Мо. – Подумай лучше вот о чём: почему он так стремится уничтожить именно Исток?

– Потому что Радуга – это то, что делает его Мир… нашим? Потому что, если бы не мы, то и Ненависти бы не было?.. – ошеломлённо прошептал я. Мо покачал головой:

– У меня нет ответов на эти вопросы, Герман Сергеич. Я просто рассуждаю, почти так же, как это делает Первый.

– Но тогда получается, что Искажённые могут быть нашими… соседями? Или нет, не Искажённые – те самые «паразиты»! Может, мы заняли их место? Может, мы что-то когда-то сделали не так? Может, это мы – причина Ненависти? Не люди, а мы? И он хочет уничтожить Исток, как первопричину нашего возникновения? Тем более, думаю, без Истока мы не выживем… Такое у меня чувство. Он для нас – как родитель. Недаром во времена Второй Войны мы называли Исток Великой Радугой – Праматерью Всего Сущего.

– Всё может быть, – глубокомысленно заметил Мо. – И всё-таки мне не понятно, как он может уничтожить Исток, если он ему не антагонистичен? Вообще, следуя логике Первого, логике антагонизма, я бы скорее поверил в то, что он захочет уничтожить Межмирье. Ну, если он олицетворяет Ненависть, а Межмирье – Любовь. Наверное, у него даже получилось бы это сделать, – как знать? Но как он сможет уничтожить Исток, тем более что Ненависти в одном только Миролюдье не меньше, чем в самом Искажённом?

– Что ты хочешь этим сказать? – я облизнул внезапно пересохшие губы.

– Я хочу сказать: может, вы его переоценили? Ну, вы ведь уже приготовились к последней битве в истории Мироздания, так? Но что если он не в силах уничтожить Исток? Что если это вне его возможностей?

– Об этом я как-то не думал, – признался я. – Что, впрочем, неудивительно… Думает у нас обычно Первый, а я делаю. Но… Всё равно это звучит как-то слишком невероятно.

– Да, наверное, – легко согласился Мо. – Я не знаю, я ведь не Первый. И в Войне против первого Искажённого я тоже не участвовал. А кстати, что насчёт первого Искажённого?

– В каком смысле?

– Он тоже хотел уничтожить Исток?

– По-моему… скорее, он хотел уничтожить нас, – вздохнул я. – Понятия не имею, о чём он думал. Зачем возглавил Теневых. Да и потом, Ангелы подтянулись весьма вовремя, Архистратиг ударил очень вовремя и этим снял все вопросы, – потому что уничтожил Искажённого. А так, кто знает? Может, с помощью Теневых он уничтожил бы сначала нас, потом переключился бы на них, а когда Духов бы не осталось вовсе, он обратил бы свою Ненависть на Исток?

– Не исключено, – кивнул Мо.

– Слушай, старина, ты уж извини, но мне кажется, что мы идём уже несколько дней.

Он смутился:

– Ну так это же Межмирье, Герман Сергеич. Тут всё немного иначе устроено: ты мог бы дойти до Дома, сделав шаг или два. Но я просто хотел с тобой немного поговорить, вот и… отложил момент.

– Да нет, всё нормально, – я махнул рукой. – Тем более ты навёл меня на очень интересные мысли. Просто я немного устал, Мо. Слишком много событий для одного дня. У нас сейчас, как ты понимаешь, весьма насыщенная жизнь, у меня даже в бытность человеком такой не было.

– Понимаю, – он тихо рассмеялся. – Ладно, тогда вот тебе Дом.

И внезапно туман перед нами расступился, и оказалось, что мы стоим перед самым Домом. Я заметил, что из сумрака крыльца мне подмигивает огонёк сигареты: похоже, Шанталь вышла «подышать воздухом».

Мо похлопал меня по плечу:

– Ты только много не кури.

И пропал. А я подумал: вот здорово. И дверей никаких не надо.

– Вернулись, Герман Сергеич? – Шанталь щёлкнула пальцами, и над ногтем её большого пальца взвился крохотный огонёк. Я прикурил, благодарно кивнув:

– Спасибо. Да, вернулся… Что-то в этом роде. А ты что же, скучала?

– Да вот ещё! – фыркнула девушка. – Там и без вас весело. Тем более, ваша Габриэль мне очень понравилась! Она такая… такая…

– Ага, – согласился я. – Такая. А что Деметр?

– Да ничего. Учится. Он способный, быстро всё запоминает. Правда, чувствую, ему не очень уютно вне дома. Вдали от своей… От своего Создания.

– Ну да, понятно… В принципе, ему лучше отправиться к ней. Хорошо бы, конечно, с кем-нибудь, но…

– Так Кошка же прибыла, – удивилась Шанталь. – Ник-А зовут, хотя мы её дружно Никой прозвали. Ужасно славная, смешная такая. Люблю Кошек.

– А, ясно. Тогда ладно…

Значит, всё идёт по плану – да, Первый?

– Какой-то вы непривычно серьёзный сегодня, – заметила девушка. – Даже не шутите, как обычно.

– А ты скучала по моим шуткам?.. Да нет, я знаю, что не скучала. Это я как раз шутить пытаюсь, хе-хе… Скоро разучусь, наверное. Да и пошутишь тут: Война, как-никак…

– Ну да, Война, – безразлично отозвалась она, затушивая сигарету. – Ладно, шеф, идёмте, что ли. Поужинаете. Завтра ведь ещё та девочка, да?

– Да. Первый наверняка уже предупредил Рипли и вообще всё подготовил. Осталось только доехать и…

– А она вообще кто?

– В каком смысле? – не понял я.

– Ну, я имею в виду, мы же все чем-то… Странные, короче. А у неё что?

– Понятия не имею. Кажется, Первый что-то говорил про полиморф. Очевидно, материалы по ней получим завтра, со всеми установками, прямиком от Рипли или, что желательнее, из Аналитического.

– А-а, понятно. Ну что, идём?

– Да-да, конечно.

Я раздавил «бычок» в пепельнице, и мы зашли в Дом.

…

Кошка и правда была забавной – сиамской раскраски, мне такие ещё не попадались. Они с Анкой о чём-то тихонько переговаривались в уголке, но стоило мне войти в Кабинет, как обе тут же вскочили и вытянулись по стойке «смирно».

– Шеф! Разрешите представить! Это Ник-А, моя подруга! – радостно сообщила Анка.

Сиамская Кошка поклонилась в пояс:

– Ник-А, Спецназовец-Старший, Четвёртая Каста! К вашим услугам, Милорд!

– Рад знакомству, Спецназовец-Старший Ник-А. А тебя подруга предупреждала, что я не сторонник Устава?

– Так точно, господин Герман Сергеевич! Но я не имела права не доложить о себе, как полагается! – выпалила Кошка.

А она и правда смешная, подумал я.

– «Господина» не надо, господа в Париже, как говорится. Просто «Герман Сергеевич», этого более, чем достаточно. Что до миролюдского имени… Слышал, тебя тут ребята Никой прозвали?

Кошка улыбнулась:

– Да, Герман Сергеевич.

– Нравится?

– Ага!

– Ну так и оставайся Никой. Это на случай антропоморфы, конечно, – поправился я. – Будет нужно, справим тебе документы. Но пока что, думаю, это не к спеху. А кстати, чего ты не в антропоформе сейчас? Анка вон у нас в антропоморфе ходит.

– Да мне так как-то привычнее, что ли… – смутилась Ника. – Но если прикажете, я сразу же…

– Не прикажу. Ты нам и так нравишься, – верно, бойцы?

Бойцы разулыбались. Кошка смутилась ещё больше.

– Спасибо, Герман Сергеевич…

– Не за что. Так… Деметр! А ну-ка, подойди сюда.

Димка встал с Дивана и подошёл к нам.

– Что такое, Герман Сергеич?

– Ты как вообще? – осведомился я. Парень кивнул:

– Хорошо. Учусь.

– Хорошо, что хорошо… Домой не хочешь?

Он улыбнулся мне – одними глазами:

– Хочу.

– Что и требовалось доказать. Ну-с, в таком случае я сейчас попрошу Мо отправить вас с Никой домой. Вот… А там, может, за свою, э-э, работу возьмёшься. Если возникнут вопросы – обращайся к Нике, она тебе всё разъяснит. Встретимся уже в Штабе, когда последнего Претендента подберём. Понятно?

– Понятно.

– Вот и отлично. Мо, помоги парню, будь другом!

– Да о чём речь, Герман Сергеич! – воскликнул Мо, а потом крепко пожал Димке руку. – Очень рад был с тобой повидаться, Дим. Ты, если что, ты заходи! Ладно? Заходи, когда захочешь. Я тебе всегда рад, ты же знаешь.

– Обязательно зайду. Не волнуйся, не потеряемся, – Димка похлопал юношу по плечу. Тот радостно улыбнулся:

– Супер! Пойдём, я вас провожу! Ника, идём!

Далее последовали трогательные прощания. Никогда не понимал, зачем люди прощаются? Всё равно ведь снова увидятся. Впрочем, люди – Существа хрупкие, прощаются на всякий случай. Но наши-то что? Кошки, Духи… Да и Мо, к слову.

Ну да ладно, что с них взять.

В конце концов, подумал я, усаживаясь на Диване поудобнее, всем нам, возможно, недолго осталось топтать эти Миры. В конце концов, мы тоже не такие прочные, как нам всегда казалось.

Может быть, и нам стоит иногда прощаться.

Может быть. Иногда.

А, Первый?

…

Глава 17.

Тишина.

В огромное окно Кабинета заглядывает парочка лун: голубая, размером побольше, и красная – поменьше. Вопрос лишь в том, правда ли это луны, или тоже какая-нибудь диковинная иллюзия.

Воины Радуги разбрелись по комнатам, и сейчас, наверное, крепко спят. А я остался в Кабинете Мо. Здесь как-то спокойнее, что ли…

Самого Хозяина Дома, впрочем, не видно. Куда он делся? Спит?

Вторая ночь в Межмирье. Интересно, к этому месту вообще можно привыкнуть? И как только Мо это удаётся… И ладно ещё Мо, но как это удаётся Ват-У, Смерти, или Вертиго (которого я, правда, так ни разу и не видел)?

Я не могу спать. Стыдно сказать, но я боюсь спать. Боюсь своих снов. Боюсь снова увидеть что-нибудь… слишком плохое. Или слишком хорошее. В этом Мире, по-моему, всё слишком, всё чересчур, как в каком-то неведомом зазеркалье. Конечно, если Межмирье действительно Мир Снов, то в этом, наверное, нет ничего удивительного… Хотя Мо говорил, что оно ничего не выдумывает само; тогда, выходит, дело во мне?

Глупо рассуждать о том, прав Первый или нет. У Первого всегда была своя правда – универсальная, верная в любых условиях. А может, ему просто удавалось преподнести всё так, что любые его слова и трактовки казались нам самой логичной и существенной правдой? Мы не сомневались в нём – за исключением того момента, когда произошёл Раскол, конечно, – ведь он с самого Начала был отличным оратором. Ведь даже в дни Войны, когда Духи, истощённые бесконечными сражениями, отказывались брать в руки меч, он всегда ухитрялся сказать нам что-нибудь этакое; что-нибудь, что воодушевляло, наполняло силами, вновь и вновь разжигая усталое пламя вражды. И мы снова бросались в бой, забыв обо всём, кроме его слов. Мы бросались в бой, очертя голову, чувствуя только одно – сопричастность чему-то великому. Нашему Ордену. Нашей истории. Нашей Родине – Истоку.

Ради чего мы прожили эту вечность, Первый?

Ты говоришь, Эпоха кончается – но, быть может, для нас это сродни Благой Вести? Может, и Войн больше не будет? И не будут нужны ни Воины Радуги, ни Орден с Паладинами, ни даже Кошачьи Вооружённые Силы? И боль не будет нашим единственным чувством…

– А как бы ты отреагировал, если бы узнал, что мы родились из боли? – говорит Первый, похожий на мумию в белом саване, что упокоилась в чёрном кресле Мо.

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего особенного. Просто подумай вот о чём: для того, чтобы жить счастливо, нужно пройти через боль, Второй. Даже люди рождаются в муках. А Миры? Ты знаешь историю Мира людей, Второй?

– Я не уверен…

– А Четвёртый? Ты помнишь, что с ним стало?

– Он пал в Первой Войне.

– Именно, – Первый кивнул. – Дело вот в чём: Теневым хватило благородства отпустить его к Истоку, и он ушёл. И вот тогда, именно тогда в Истоке стало одним Миром больше. Тем самым Миром, к которому ты так привязался.

– Но… значит ли это, что он?..

Я слышал. О том случае ходило много слухов – но, если честно, я никогда не верил в то, что это возможно. Что это и правда Четвёртый.

Первый развёл руками:

– Сущность Духа, Гермес. Мы частички Истока, радужные капли, – но мы не можем жить в Истоке, потому что сливаемся с ним, как капли дождя сливаются с ручьём. А Миры? Откуда они взялись, как ты думаешь? Я – Первый. Это значит, что я родился прежде всех вас. Можешь ли ты представить, каким Исток был в Начале?

– Не знаю…

– Тогда вспомни вот о чём. Миры, ты помнишь о Мирах Истока до Первой Войны?

– Конечно! Что за вопрос?

– А ты никогда не думал, что Миры – это нерождённые Духи? Или, во время и после Войн, – Падшие, перерождённые в Истоке Духи? Я видел, как он уходил – Четвёртый. Помнишь его имя?

Я кивнул:

– Его звали Геа.

– Его звали Геа, – эхом откликнулся Первый. – Именно. И именно после его Падения в Истоке появился Мир людей…

– Звучит… слишком фантастично…

– Я не заставляю тебя верить в это, Гермес. Это твоё право. Вспомни вот о чём: Исток – это Информация. Что могло случиться с личностью Падшего Духа? Ведь это мог быть не Геа, а ты. Как ты думаешь, что могло бы случиться с тобой после слияния с Истоком?

– Я не знаю, Первый. Никто не знает. Зачем ты задаёшь мне эти вопросы? Зачем… И откуда ты вообще тут взялся?!

Он визгливо расхохотался и захлопал в ладоши:

– Ты всё правильно понял, Гермес. Мне неоткуда было взяться. Меня здесь нет. Это не я. Это ты.

Разноцветные Луны заглядывают в окно. В Кабинете темно и абсолютно пусто, – если не считать меня, конечно.

Чернеет пустое кресло…

Боль? Мир людей родился из боли Падшего Духа? А сами Духи родились из боли… чьей? Память подкидывает какие-то смутные картины, но я никак не могу разглядеть того, что на них запечатлено.

Как же всё-таки мало мы знаем. О наших «соседях» – Искажённых. О том или тех, из чьей боли мы родились. О том, что было до нас. О том, кто такие эти «мы», в конце концов.

Что случается с Падшими после того, как они сливаются с Истоком? Могли ли первые Миры образоваться из нерождённых Духов? Миры и Духи – это, выходит, почти одно и то же?

Кто может дать мне ответы на эти вопросы? И есть ли этот кто-то, существует ли он в природе? Это явно не Первый, – он и сам знает чуть больше моего, а ведь он Старейший. Тогда кто?

Может, Искажённый?

Но эту жутковатую мысль я сразу же отогнал, потому что она моментально вызвала к жизни длинную чёрную тень, скользнувшую по стене.

Да, Первый, в чём-то ты, конечно, прав. Вот и сейчас – погляди на меня! Можно ли узнать во мне знаменитого Второго, великого Воина Гермеса Несокрушимого? От меня осталась лишь бледная тень былого величия.

Однако я слишком хорошо помню первого Искажённого. Слишком хорошо помню ту неукротимую мощь, с которой он прорывался к тебе тогда, незадолго до своей гибели. Ту ни с чем не сравнимую волю, которую, казалось, ничто не могло подавить. Ту ошеломляющую лёгкость, с которой он раскидывал могучих Духов-Воинов, словно игрушечных солдатиков. Я смотрел на него тогда – за секунду до страшного удара, который я едва сумел парировать, – и понимал, что он не воспринимает нас, как противников. Как угрозу. Он был сильнее, он был слишком силён для любого из нас, для всех нас. И он знал это. Знал, что мы не сможешь его остановить. Знал – но не смог предвидеть вмешательства Архистратига.

Поэтому я, конечно, могу быть Вторым, могу прозываться Гермесом Несокрушимым, но правда в том, что я – обычный рядовой Дух, которому отчего-то везло в сражениях. Меня следовало бы назвать Гермесом Везучим…

Но впереди меня, нет – нас ждёт ещё одна битва. Повезёт ли мне в этот раз? Смогу ли я поделиться своей везучестью с ребятами? Или же Искажённый разделает нас, как бог черепаху, и на этом Мироздание закончится?

Подумай хорошенько, Второй. Теперь тебе неоткуда ждать помощи. Не будет тебе arcangel ex machina, который спасёт тебя и твоих ребят в последний момент. Тебе не на кого надеяться, вам не на кого надеяться, кроме самих себя. И вопрос тут даже не в спасении Миров. Не в героизме. Не в подвиге, который войдёт в историю.

Вопрос в том, как остаться в живых. Вот так вот без всякого пафоса, просто и по-человечески. Выжить. Выжить любой ценой – вот что главное. Потому что… Ну не могу я смириться с мыслью, что эти ребята, мои славные ребята, вчерашние люди погибнут из-за того, что неведомая тварь возненавидела Духов! Нельзя так, нельзя. Можешь обвинять меня в гуманизме, Первый, сколько душе угодно, можешь говорить, что я болван и достоин жалости. Прости, но я не могу иначе. Если бы это касалось только нас – может, так нам и надо? Если мы действительно заняли чей-то Мир, если мы чью-то жизнь угробили ещё до того, как начали гробить собственные? Может, мы заслужили? Может, и заслужили. Но не они, Первый. Они такого не заслужили, ни один из них. И Габриэль такого не заслужила: она ведь не Дух, она Ангел. «Ангелы не созданы для Войны»…

Похоже, Первый, только мы, Духи, были созданы для Войны. Ну или это ты нас такими создал. Как знать, что там было – в Начале?..

Внезапно я почувствовал, что в Кабинете есть кто-то ещё.

Я сел на Диване, посмотрел туда, где стояло кресло, – и в тот же миг в Очаге вспыхнул огонь. В его неверном свете я увидел Ват-У в красном стёганом халате: Кошка неторопливо подбрасывала дрова в огонь. В кресле за столом устроился молчаливый Мо…

А ещё в Кабинете появилось двое пришельцев – Тринадцатый и незнакомая мне Кошка в антропоморфе.

Смешно сказать, но я даже не успел толком разозлиться на присутствие Тринадцатого. И всё из-за Кошки.

Она была похожа на Анку – а ещё на Марину, Шанталь и Смерть. Высокая, стройная белокожая брюнетка. Да будь я проклят, это просто заговор какой-то!

Великая Радуга, за что ты меня так, а?

Правда, в отличие от Анки, эта Кошка больше напоминала Ват-У: такая же статная, величественная, царственная во всём, от осанки (или, может, выправки?) до взгляда совершенно невозможных – для человека, конечно же, – янтарных глаз. На ней был сиреневый мундир Исследовательского Отдела, слева на груди красовалась серебряная пластинка с гравировкой «3-альфа», правое плечо венчали две золотые орденские ленты. Да она героиня Второй Войны, не хуже, чем сама Белая Королевская, подумал я.

Мо, неподвижно сидя в кресле, пребывал, судя по всему, в глубокой задумчивости. О чём он думал, интересно? Может, о нашем будущем в своей книге?

Тринадцатый топтался в сторонке, делая вид, что происходящее абсолютно в порядке вещей, а он вовсе не напряжён и не зол. Ага, конечно. Ты-то, пацан, чувствуешь почти то же самое, что и я, так что можешь не выделываться, я тебя всё равно насквозь вижу.

Кошка стояла неподвижно, как манекен в витрине бутика, или как восковая фигура какой-нибудь Нефертити в Музее мадам Тюссо, и вообще не подавала никаких признаков жизни. Вот это выдержка, искренне восхитился я. Наверняка высокого уровня; это вам не Спецназовец-Младший. Да ещё и ветеран Второй Войны…

И только Ват-У вела себя абсолютно естественно, я бы даже сказал, по-домашнему. Растопив Очаг, она развернулась ко мне и сообщила:

– К вам прибыла делегация из Штаба, Герман Сергеевич.

– Вижу, – хихикнул я, но тут же прокашлялся: не положено. Тем более что чёрная Кошка, по-моему, бросила на меня краткий, но весьма красноречивый взгляд. М-да, похоже, с этой особой будет непросто…

Ват-У тоже слегка улыбнулась и, поклонившись, продолжила:

– Честь имею представить вам, Лорд Гермес, свою протеже и близкую подругу. Знакомьтесь: Бас-Т, Исследователь-Старший, Глава Исследовательского Отдела Колыбели, Вторая Каста.

Чёрная Кошка молча склонилась в поясном поклоне.

– Э-э, очень рад знакомству, Исследователь-Старший Бас-Т, – произнёс я, мысленно прикидывая, стоит ли мне повторить на всякий случай все её регалии, или нет. Однако высока особа – аж Глава Отдела, да ещё и Вторая Каста! Для Кошки это, пожалуй, «потолок»: за всю свою долгую жизнь ни одной Кошки Первой Касты я не встречал.

Только теперь она разогнулась и ответила (точнее, отчеканила):

– Для меня великая честь быть представленной Вам, Лорд-Командующий Гермес Несокрушимый!

Ват-У удовлетворённо кивнула: с церемониальной частью было покончено. Затем добавила:

– Бас-Т будет работать с вами, Герман Сергеевич, над делом Седьмого Претендента, поскольку обладает необходимыми в этой области специфическими знаниями. Также в этом деле вам поможет Лорд Аластор…

– Отказываюсь! – быстро ввернул я. Тринадцатый вспыхнул и стиснул зубы, но Кошка и бровью не повела:

– …Лорд Аластор, являющийся куратором Седьмого Претендента. Это личный приказ Великого Магистра Ордена Радуги, я же всего лишь уполномочена озвучить его вам. Если вы желаете оспорить этот приказ, вам необходимо обратиться непосредственно к Великому Магистру.

Ага, щас. Всё брошу и отправлюсь к Великому Магистру, дабы с пеной у рта оспаривать его приказ. Ведь это он так мстит мне, мерзавец, мстит за мой «выговор»!

– Ладно! Радуга с тобой, Лордом Аластором и вашим Великим Магистром! Надеюсь, Рипли, от тебя будет хоть какой-то прок. Это в твоих же интересах.

– Смею заметить, Лорд Гермес, что я лично заинтересован в успехе данной операции. Всё-таки эта девочка – мой подопечный, – сдержано ответил Рипли.

– Да наплевать мне, Лорд Аластор, в чём ты там лично заинтересован, – зло бросил я, – Главное – не путайся под ногами.

Он побелел от ярости, но ничего не сказал. Ха! Знает, сопляк, что нарушение субординации для него равносильно приговору. Смертной казни у нас, правда, нет, да и Падение в качестве наказания давно не практикуется, но отправить его в бессрочную ссылку к Изгоям мне ничего не стоит.

Впрочем, неважно. Сейчас мне куда любопытнее, какими такими «специфическими знаниями» обладает Кошка, и что это за «область», если Первый мне сюда Главу Отдела прикомандировал.

– Хорошо. Что мне следует знать?