Текст книги "Хроники Потусторонья. Проект (СИ)"

Автор книги: Юлиан Хомутинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

И всё-таки, откуда здесь взялась Смерть?

– Кто вы? – Валя был, кажется, не столько напуган, сколько удивлён.

– Смерть, – просто ответила девушка.

Какое-то время он молчал – очевидно, просто не знал, что на это можно ответить. Но потом его лицо прояснилось:

– Ну конечно же! Я всё понял! Вы пришли за мной, да? Я должен умереть… Сейчас, подождите секундочку, я уже…

– Я же сказала: стой, где стоишь. Ты что, глухой? – поинтересовалась Смерть, доставая из сумочки пачку сигарет: – Не верь, Валентин Звезда. Это всё ненастоящее. Это иллюзия Искажённого.

Кончиками матово-чёрных ногтей она поддела и выудила из пачки «слимку» – тонкую сигаретку, в народе именуемую «зубочисткой». Никогда не понимал, для чего такие нужны. Но, наверное, для женщин самое то, особенно для таких… колоритных особ, как Смерть.

– Иллюзия Искажённого? – повторил Валя, хмуря свой чистый лоб, и вдруг ахнул: – Господи! Так мы что, уже в бою?!

– Ну, если это можно назвать «боем», то да, – кивнула Смерть, с удовольствием затягиваясь пахитоской. Проклятье, мелькнула мысль, такое ощущение, что она делает это нарочно.

– А… а почему вы тут?

– Потому что это – моя юрисдикция. В Мирах Истока только у меня есть право на смерть и любые её образы. Можно сказать, копирайт. Искажённый этого не знал, за что и поплатился.

Мальчишка обиженно фыркнул:

– Да вот ещё, буду я всяких там неясных учитывать.

Валентин улыбнулся:

– Круто. А разве Смерть курит?

– А то.

– А что курит Смерть?

– Смерть курит «Вог». Запомни или запиши, пригодится.

Я поймал себя на том, что не могу сдержать восхищённую улыбку. Вот ведь женщина, а? Мирам конец, а она сидит тут, такая спокойная, и «Вог» курит. Обалдеть можно.

– Тогда… что мне теперь делать? – спросил Валя. Смерть смешно склонила голову набок и поглядела на него, как на идиота:

– Что значит «что делать»? Ты у нас Мастер Иллюзий, или где? Это – иллюзия, а тебе всего лишь нужно из неё выйти. Чтобы тебе было проще, дам подсказку: к тебе я пройти смогла, потому что это моя территория. Но к остальным не смогу. А вот ты можешь попытаться. Знаешь, как в сны ходить?

Валя нахмурился, а я только раздосадовано вздохнул. Ясен пень, откуда ему это знать, когда мы с ними этого не проходили. Разве только сам успел научиться…

Смерть покачала головой:

– Н-да. Пересилю себя и воздержусь от нелестных комментариев в адрес известных особ. В общем, слушай. Ходить в сны – это просто. Почти как мыслеречь – с той лишь поправкой, что акцептор видит не то же, что и ты, а что-то ещё. Если пробьёшься в его мысли – сможешь взглянуть на мир, который он видит, его глазами. А если увидишь мир – сможешь туда шагнуть, так же, как с Той Стороны на Эту. Понял? Только определись, к кому попасть хочешь, и сосредоточься на нём. Дальше будет проще. Твоим друзьям нужна твоя помощь, и, раз уж ваш командир не считает это приоритетной задачей, придётся вам самим ситуацию разруливать. А, ну да. Отсюда выходи к Истоку; попасть из своего сегмента иллюзии в чужой не получится. Зато выйти из иллюзии в Потусторонье тоже несложно, достаточно найти дверь.

– Даже из иллюзии Искажённого? – недоверчиво спросил Валя. Смерть презрительно усмехнулась:

– А чем, по-твоему, его иллюзии отличаются от твоих, например? Ты же не думаешь, что он особенный? Скажем так: та его составляющая, которая умеет наводить иллюзии, всего лишь ещё один Дух. А та, что не Дух, иллюзии наводить не умеет. Просто, да?

– С ума сойти…

Я повернулся к мальчику – тот весело улыбался:

– Что, Второй? Ловко я тебя, а?

– Значит, отсюда можно выйти?

Искажённый кивнул:

– Можно-то можно. Но ты не выйдешь.

– Это почему? – удивился я.

– А не захочешь. Ну сам подумай: чем твоя жизнь отличается от этой иллюзии? Куда ты выйдешь? В другую иллюзию? Нет, если хочешь – пробуй, останавливать тебя я не стану. Но за последствия не ручаюсь. И если попадёшь куда-нибудь… куда не очень хотелось бы попасть, – чур, я не виноват.

Ну да, подумал я, например в тот сон.

– А знаешь, там ты был куда… неприятнее, чем здесь.

– Там был не я, Гермес. Там был твой страх. Страх – и память о первом Неназываемом, о Второй Войне. Я ведь тоже там был, я помню. Знаешь, временами я вообще думаю о том, что всё это – большая глупость. Я имею в виду, я ведь тебе не враг. И студентам твоим тоже. Первому – да, Первого я ненавижу, Первому я мечтаю отомстить, но, если подумать, мщение моё получилось довольно абсурдным. Я ведь мечтал отомстить ему за Войны, которые привели к моему Падению – но в результате инструментом моей мести стала та же Война, притом такая, где я не могу даже сдаться. Нелепо, правда? Правда. Но иного просто не дано. Это неизбежность, и я с ней смирился. Чего и тебе советую. Даже не будь иллюзий, вам не победить Неназываемого. Он дойдёт до Истока, сольётся с ним, и всё будет кончено. И для вас, и для меня.

Он замолчал. Я в растерянности поглядел на Коростелёва, но тот сидел, отрешённо уставившись в пол, и никак не реагировал на признания Искажённого Духа.

Ну что же, подумал я. В сухом остатке у нас немного, но возможность понаблюдать за бойцами безусловно ценна. Кроме того, не стоит забывать про тренировки. Возможно, ещё не всё потеряно.

Возможно, это ещё не конец.

…

Глава 21.

…Дверь была так близко. Она заперта – но, думал он, это едва ли может стать серьёзным препятствием. И я могу, я действительно могу выйти отсюда; ведь там, на Той Стороне, быть может, мир доживает последние минуты.

Ведь Искажённый всё ближе к Истоку.

А что ты сможешь ему противопоставить, молча спрашивала Смерть. Ты – всего лишь мальчишка, без году неделя как ставший Духом. После ужасов Второй Войны Проект мог показаться неплохой идеей, но, положа руку на сердце, Проект с самого начала был провалом. Более того, провалом сознательным.

Зачем это вообще было нужно? Любой преподаватель скажет: невозможно обучить чему-либо серьёзному за неделю. Можно преподать азы – но знание азов никому не сможет помочь, и уж тем более – спасти.

Ты можешь научиться плавать – но если тебе предстоит участие в профессиональном заплыве и соревнование с тренированными пловцами, тебе ничего не светит.

Первый знал это? Первый не мог не знать этого, – иначе он не был бы Первым. И тем не менее он одобрил и дополнил Проект, а когда пришло время – запустил его. Он знал, что вы не уложитесь в сроки. Знал, что Второй – никудышный преподаватель. Знал, что азы – это ничтожно мало по сравнению с неисчерпаемой мощью Искажённого. Знал. Тогда зачем?

Он не хотел сдаваться без боя? Надеялся на чудо? Или же всё это было запасным планом для отвода глаз, – чьих глаз? И от чего их нужно было отвести?

Наша жизнь состоит из вопросов, и неважно, человек ты или Дух. Было бы ошибкой считать, будто у Духов больше ответов, чем у людей, – отнюдь. Порой даже меньше…

Тебе пора, говорила она. Сейчас по коридору пройдёт дежурный. Ты должен заколотить в дверь, закричать, завыть страшным голосом, – в общем, сделать что-нибудь, что привлечёт его внимание. Дежурный – не Искажённый, он – деталь интерьера, шестерёнка в иллюзорном механизме, безмозглая кукла, робот, действующий по заложенному в нём алгоритму. И, если заключённый поднял шум, он отреагирует. Обязан отреагировать.

Так что действуй, малыш. Придумай что-нибудь. Я сделала для тебя всё, что смогла. Дальше сам. А я вернусь обратно к Истоку. Нас там теперь осталось всего двое, и я не знаю, сколько ещё мы сможем продержаться. Я, знаешь, никогда раньше не воевала. Я отнимала жизни – потому что такова была моя сакральная миссия, как Смерти, – но я не умела воевать. Теперь приходится учиться. Хорошо хоть у меня первостатейный учитель. Ты бы её только видел, Валька! Нет зрелища, более впечатляющего, нет в этих Мирах картины ярче и больнее, чем Ангел-Истребитель, оставшаяся один на один с могущественным Врагом…

Выбирайся отсюда, малыш. Помоги остальным – а мы пока подержим его ещё немного. И поспеши, малыш. Пожалуйста…

…И вот она вышла, и он остался в камере один.

Дежурный, сказала она. Ну что ж, это будет несложно.

Им владело странное спокойствие, иррациональное в этой немыслимой ситуации. Он никогда не отличался излишней импульсивностью – но эту безэмоциональность объяснить не мог. Возможно, в глубине души он уже признавал их поражение, принимал со смирением слабого, с покорностью побеждённого. Враг всё равно стократ сильнее, времени всё равно не осталось, и даже самый могучий Ангел не сможет держаться вечно. Однажды она устанет, однажды даст слабину, однажды её руки откажутся подчиняться ей, и огненный клинок упадет на чёрную землю Мира Духов. И тогда Враг нанесёт свой последний удар, – сокрушительный удар, который поставит точку в этом отчаянном сопротивлении.

Тогда сопротивляйся сам, кричал где-то внутри едва слышный голос рассудка. Вспомни: это иллюзия. Она призвана, чтобы задержать Воинов Радуги внутри себя, чтобы Искажённый мог спокойно слиться с Истоком. Возможно, причины твоего невероятного спокойствия стоит искать именно в этом. Он хочет, чтобы ты расслабился. Сдался. Прекратил сопротивление. Это Война, вспомни. Неужели тебе всё равно, жить или погибнуть, сгинуть, стать ничем?

А Шанталь? Как же она? Ты бросишь и её? Вспомни: она – твоё Создание. Вспомни слова Кастальского, вспомни, как он цитировал Экзюпери. Ты в ответе за ту, которую создал. Ты не имеешь права бросать её, обрекая на распад. Если ты и правда любишь её, ты станешь сражаться. Ты встанешь сейчас (слышишь – шаги по коридору?) и сделаешь всё, чтобы выйти из этой камеры, из этой иллюзии.

Действуй, ну же!

И тогда юноша встал к стене, раскинул руки и закричал. И был этот крик до краёв наполнен отчаяньем, болью и страданием…

…Спину сержанта окатило ушатом ледяного пота. Крик всё звучал и звучал – громко, пронзительно, разрывая барабанные перепонки, – и доносился он из той самой «одиночки», в которой заперли психопата, по слухам порешившего свою подружку. Сержант не хотел подходить к этой двери. Ну его, этого психа. И так нервы ни к чёрту, а тут ещё он разорался.

И вдруг всё прекратилось. Крик стих. Поглядеть, что ли, как он там. А то уж больно жутко орал, словно резали его заживо.

Сержанта передёрнуло. И надо же было именно его дежурству выпасть на эту ночь! Завтра психа увезут, а там трава не расти! Участок снова станет относительно спокойным и тихим местечком. Так нет же!..

– Эй, ты как там? Чего орёшь?

Вязкая, склизкая тишина заливала уши. Вот и чего он, спрашивается, молчит? Чего не отвечает? То орал, понимаешь, как резаный, а то вдруг умолк. Ой, не к добру…

Сержант силой заставил себя подойти к двери «одиночки» и, отперев окошко, заглянул вовнутрь.

Но внутри было неожиданно темно и почти ничего не видно. Сержант посветил в окошко фонарём: луч выхватил из тьмы какие-то неясные очертания, там, у дальней стены, над койкой…

Фух. Ладно. Всё равно нутром чуял, что дверь придётся открывать. Хорошо, значит так. Достать с пояса связку ключей, выбрать нужный. Потом не с первой (и не со второй) попытки попасть в замочную скважину и повернуть в ней ключ.

Замок хрустко щёлкнул.

Он утёр лоб рукавом и медленно, осторожно потянул дверь на себя.

– Эй, ты, там. Ты живой вообще?

Тишина.

Ох, как нехорошо. Ох, какое предчувствие плохое. Ох, не к добру всё это…

Противно скрипнула, открываясь, дверь. Сержант попытался нащупать на стене выключатель, но у него ничего не вышло. Тогда, титаническим усилием воли взяв себя в руки (а заодно понося себя по чём свет стоит за свою трусость), сержант посветил фонарём прямо туда, на противоположную стену.

И что это такое? Кровь? Что там висит, на стене? Кто там висит? Словно живое распятие: ладони пробиты двумя здоровенными гвоздями. Под тяжестью тела руки натянулись: на локтях полопалась и разорвалась кожа, а где-то и плоть, оставив страшные, рваные, беспрестанно кровоточащие раны. Русоволосая голова бессильно свесилась на грудь. Худое тело, всё в ссадинах и синяках от ударов, иссечённое – чем? Кнутом? Кровь сочится из ран, струйками стекая на худые бёдра, а потом по тощим, как щепки, ногам – вниз, к ступням. А здесь – ещё два гвоздя. Хорошие гвозди, автоматически подумал сержант, «трёхсотка»…

С оглушительным грохотом разбилась о бетонный пол капля крови, сорвавшись с одного из гвоздей, вбитых юноше в стопы.

И тогда сержант, опомнившись, закричал. Потом, видимо, в целях экономии энергии, тяжко бухнулся в обморок и более не шевелился. А распятый висел на стене «одиночки», не подавая признаков жизни…

…Незримо стоявший в самом тёмном углу камеры Валентин задумчиво поглядел на грузную тушу, безжизненно лежавшую на полу.

Вот, значит, как оно было.

Однако медлить нельзя. Проход открыт – но ведь сержант может прийти в себя. Да и иллюзия долго не провисит: всё-таки это не Миролюдье, это чужая иллюзия, и кто знает, как она отреагирует на подобное изменение сценария.

Ведь и дверь-то – вот она! Правда, злополучный страж порядка упал аккурат в проёме, а тушка его, по самым скромным оценкам, весит никак не менее ста килограмм. Будь Валя человеком, он бы этакого кабана в жизни с места не сдвинул – стати не те. Но теперь-то, снова вспомнил он Германа Сергеича, теперь-то я Дух! А значит, любой вес для меня не проблема!

Парень аккуратно взял сержанта под руки и уже было собрался оттащить в сторонку, когда вдруг услышал чьи-то шаги по коридору.

Но кто это может быть? Второй дежурный? Или…

Мерно жужжат под потолком длинные тусклые лампы. Грязный линолеум, засаленные стены. Слепая кишка коридора, и спрятаться негде; а где-то там, за поворотом, притаился неведомый гость. Если помнить о том, что это иллюзия, – кем он может быть?

Шаги приближаются. Валя аккуратно укладывает сержанта на койку и прячется за выступом стены, прикрыв дверь. Может, не заметит?

Пришелец надсадно кашляет, подходя к камере. Вот сейчас. Сейчас. А, чёрт! Там же ключи в замке остались! Он же их увидит! А значит, наверняка почует неладное.

Да. Кажется, догадался. Что теперь?

Пришелец досадливо цыкает и распахивает дверь. Дыхание перехватывает. А он запускает руку во тьму камеры и, нашарив-таки выключатель, зажигает неожиданно яркий, слепящий свет. Валя жмурится, вжавшись в угол, и в тот же момент слышит голос:

– Ну нифига себе инсталляция. Да уж, воистину лучше один раз увидеть, чем перечитывать описание в газете. Впечатляет. И ты подумай: как живой. В смысле, как мёртвый… Эй, Валька! Ты чего туда забился? Думаешь, я тебя не вижу?

Валентин разлепляет веки и видит высокую, статную фигуру. Чёрные с проседью волосы увязаны в хвост…

– Герман Сергеич?!

Кастальский добродушно рассмеялся:

– А ты кого-то другого ждал? Ты чего, Валёк? Я тебя жду, жду, а тебя всё нет и нет. Что у тебя тут не склеилось, что не по плану пошло? Рассказывай. Иллюзию ты, я вижу, сделал, Ванюхина до обморока довёл, – молодцом. Но сам-то почему до сих пор тут?

– В к-каком смысле, Герман Сергеич?..

Левая бровь психолога удивлённо поползла вверх.

– Валентин Иосифович, родной, тебе что, память отшибло? У нас там вообще-то бой идёт. Забыл? Один ты до сих пор в иллюзии отдыхаешь. Нехорошо, Валя. Давай, идём отсюда.

– Да я… (это не может быть Кастальский) …я с радостью! (это совершенно точно не может быть Кастальский!) …Я, вот, этого… как там его, в сторонку оттащить хотел, чтобы дверь освободить!

Психолог глянул на сержанта, мирно почивающего по соседству с распятым, и нехорошо улыбнулся:

– Ну да. Всё равно он мне никогда не нравился. Но, Валь, тут одна штука: через дверь не выйти.

– Но Смерть сказала…

– Смерть? – удивился Кастальский. – Здесь была Смерть? Да ну, гонишь. Не могла она здесь быть, Валя. Не мог-ла. Скорее всего, это была часть иллюзии.

– Но она сказала, что любые изображения смерти в Мирах – её юрисдикция, её копирайт… И вообще: зачем бы Искажённому являться мне в образе Смерти, да ещё и рассказывать о том, что всё это – его же, Искажённого, иллюзия?! Нелогично же!

– Нелогично, да. Но в той иллюзии, где оказался я, например, он был весьма откровенен. Он вообще довольно незадачливый, этот Искажённый. Тот Дух, который жаждал мщения – Дзиттарен его звали, – так вот, он утверждал, что он нам не враг. Что настоящий Враг – это тот, второй. «Неназываемый». Вот он – олицетворение самой ненависти, и именно он хочет уничтожить Исток. Дзиттарен убеждал меня, что совсем не хотел этого.

– Значит, вам удалось выйти из иллюзии?.. Так просто?

– А ты не усложняй. Да, удалось. Он мне так и сказал: ты, мол, можешь выйти. Вопрос в том, захочешь ли ты выходишь… Потому что я мог попасть не в Потусторонье, а в другой сегмент иллюзии, в очередной морок. Помнишь Межмирье? Я думаю, оно устроено схоже, просто Искажённый, условно, со знаком «минус», а оно – наоборот, со знаком «плюс». Как-то так…

– Тогда почему через дверь не выйти? (Где здесь подвох?)

– Я же сказал: за дверью может оказаться совсем не то, что ты ожидаешь увидеть. Ты меня что, не слушаешь? Чтобы выйти из иллюзии, её нужно решить, – назовём это так. В каждой иллюзии заключена проблема; решая эту проблему, ты решаешь иллюзию, и она перестаёт существовать. Вуаля!

Психолог похлопал по карманам:

– Курить охота ужасно. Интересно, у Ванюхина нет? Хоть убей не помню, курил он, или не курил…

– А какая здесь может быть проблема?

– Ась? – Кастальский, наконец, отыскал в кармане мятую пачку «Явы» и, вхолостую чиркнув пару раз колёсиком старой, потёртой «Зиппо», прикурил: – Чего-чего проблема?

– Я говорю: в чём может заключаться проблема, – спокойно спросил Валя, хотя ответ на свой вопрос он, конечно, уже знал.

Кастальский пожал плечами:

– Да мне-то откуда знать? Это же твоя иллюзия, Валёк! Не моя.

– А у вас что было?

– Афган, Валь. Тадж-бек, дворец Амина. Там… много неприятного случилось.

– А в чём была ваша проблема, Герман Сергеевич?

– В одном типе. Был там такой майор Коростелёв. Гад из гадов, если честно. Так вышло, что я из-за него ребёнка убил тогда, в семьдесят девятом. А мне за это ещё и орден хотели дать. Гады. Ненавидел я их, а больше всего – того майора. Так что решением проблемы было совершить убийство – но на этот раз убить не мальчишку, а этого самого Коростелёва. Ну, я и убил.

– И иллюзия рассеялась?

– Рассеялась, Валя, рассеялась. Вот и тебе нужно найти решение проблемы, а сначала – саму проблему. Честно говоря, мне казалось, что здесь ты уже всё решил, – Кастальский кивнул на распятого. – Но если ты до сих пор тут, значит, это не решение. Значит, надо искать дальше.

Валентин улыбнулся:

– Хорошо. Думаю, этого достаточно. Основную мысль я уловил. Нужно сделать правильный выбор, – верно, Герман Сергеевич? И сейчас у меня как раз есть такая возможность. Шанталь, твой выход!

Тотчас же откуда-то сзади к психологу метнулась быстрая чёрная тень. Молниеносная подсечка – и Кастальский грузно упал на спину; мотнувшись, его голова гулко ударилась о покрытый грязным линолеумом бетонный пол КПЗ.

Он не успел опомниться: в ту же секунду два длинных узких стилета вошли через его глазницы в мозг.

– А я уж подумала, ты так и не догадаешься меня вызвать! Сколько у нас времени? – спросила Шанталь. Сердится, подумал Валя с радостным облегчением. Значит, точно моя. Настоящая.

Вслух же сказал:

– Думаю, немного… Прости, я просто должен был убедиться… Хотя, наверное, ответил на вопрос ещё тогда, когда он зашёл в камеру и увидел распятого…

– Ну-ка, ну-ка… Если можно, с этого места поподробнее, – сказал Кастальский, слепо глядя на похолодевшую от страха парочку.

Он встал, хотя и не без труда. Из глаз по рукояткам стилетов струилась кровь и стекала на пол. Он поднёс руки к голове и, нащупав стилеты, вытащил их; кровь хлынула неожиданно сильными струями, постепенно становясь всё чернее и гуще. «Психолог» разжал пальцы, и клинки со звоном упали на пол, – а он уже превращался, уже перетекал сам в себя, в лужу чёрной жидкости на полу, меняя форму, и вскоре вместо Кастальского в коридоре стоял некто текуче-чёрный, безликий, чужой.

– Так на чём же это я прокололся? – спросил Искажённый.

Валентин глубоко вздохнул, прогоняя страх:

– Реакция на распятого в камере.

– А что с ней не так?

– Вы отреагировали на неё как Дух – равнодушно. Настоящий Кастальский, в свою очередь, отреагировал бы как человек, чувствующий свою вину за случившееся. Именно тогда я и понял… Хотя были ещё и мелочи. Во-первых, вы были слишком спокойны, – а ведь в эти минуты у Истока идёт бой, и настоящий Кастальский наверняка бы нервничал, тем более, что там осталась его боевая подруга… Кхм. И во-вторых. Глупо, может быть, но всё же: ваша зажигалка.

– А с ней-то что?

– У настоящего Кастальского не может быть старой «Зиппо». У настоящего Кастальского может быть только Таинственная Розовая Зажигалка, – ответил Валя, пряча улыбку.

– Подумать только! Зажигалка! – Искажённый рассмеялся – безгубо, булькающе, отталкивающе.

На несколько секунд в КПЗ воцарилась тишина. Враги смотрели друг на друга, готовые ко всему.

А потом Искажённый вдруг сказал:

– Ну хорошо! Вы оба можете идти. Иллюзия сейчас рассеется.

– Можем… идти? – спросил Валя, не веря своим ушам.

– Ага. Ведь проблему ты нашёл и решил, не правда ли?

– Но… я думал, что… И что, вы вот так вот просто нас отпустите?

Враг усмехнулся:

– То, что ты видишь – не я, а лишь малая часть меня, слабая часть меня. Мы можем драться здесь вечно – до тех пор, пока Неназываемый не достигнет Истока, конечно, – но, честно говоря, вы мне не интересны. Вы мне не противники, вы слишком слабы. Вы не сможете, при всём вашем желании, доставить Неназываемому хлопот. Ангел куда серьёзнее – но и она в итоге не сможет удержать его. Кроме того, личной неприязни к вам, бывший человек и его Создание, я не питаю. Я ненавижу Первого – да. А вы… всего лишь дети, отправленные на гибель, пушечное мясо. Так что валяйте, идите туда, к Истоку, попробуйте остановить меня.

С этими словами он просто пропал, будто и не существовал вовсе.

Какое-то время они просто молчали. Потом Валя улыбнулся своей спутнице слабой, натянутой улыбкой и спросил:

– Ну что, идём?

Она кивнула. Тогда он подошёл к двери и закрыл её, а потом снова открыл – но там, за этой крашеной в грязно-белый цвет дверью теперь начинался Беззвёздный Мир. И где-то у его кромки, у самого горизонта, под бесконечным радужным полотном Истока уже становились видны едва заметные фигурки немногочисленных участников этой Войны, – и огромная, в сотни раз выше, чёрная фигура Неназываемого.

…

– …Итак, что же такое иллюзия? В данном случае мы говорим об иллюзии, как об оружии Искажённого, – вероятно, главном оружии…

Я огляделся. Пустое белое пространство с чёрным провалом выхода в Пустоту. И мои бойцы в кубокреслах.

Значит, всё верно: это Шестой Тренировочный. Значит, я снова на первом уровне. Всё-таки интересно, почему меня так кидает. Одно радует: Вальке удалось уйти. И Шанталь тоже!

Хотя Габриэль и Смерть на передовой, вдвоём против непобедимого Врага – это, конечно, перебор. Проклятье, Первый! Надеюсь, в твоей многомудрой голове уже родился способ уничтожения этой сволочи! Иначе зачем ты вообще нужен?

– Выделяют два типа иллюзий по масштабам области воздействия, – продолжил Эбби, не обратив на меня никакого внимания: – Это зональные иллюзии и локальные, или индивидуальные иллюзии. В первом случае основой для иллюзии служит так называемое «поле иллюзии», – поле частиц радужного вещества, которое формирует обширную иллюзию. Диаметр «поля» в среднем составляет от пятидесяти до пятисот метров, реже до километра: чем крупнее «поле», тем труднее его поддерживать, так как в него попадает значительно большее число акцепторов. Помнишь, Валя, как я попросил тебя создать иллюзию кортежа на Ярославском шоссе? (Валентин кивнул, вымучено улыбнувшись) Количество акцепторов было настолько велико, что задача поддерживать «поле» оказалась не из лёгких. И это при том, что автомобиль двигался, и средняя плотность иллюзии на единицу пространства-времени была невысокой. Всем всё понятно? Хорошо. Однако я считаю, что Искажённый скорее использует второй тип иллюзии, – локальную, основанную на «луче иллюзии». Отличительная особенность «луча иллюзии» – необычайно высокая плотность частиц радужного вещества на единицу пространства-времени, благодаря чему подобные иллюзии отличаются высокой степенью правдоподобности и изолированности. Проще говоря, попав в «луч», вы едва ли сможете понять, что вокруг вас возникла иллюзия. Вы сразу же начнёте функционировать, как элемент иллюзии, тем самым выполняя сценарий, заданный Искажённым…

– А что нужно сделать, чтобы вспомнить, что вокруг иллюзия? – спросил Сонни. Эбб смерил юношу задумчивым взглядом и ответил:

– По большому счёту, никаких специальных способов не существует. Принцип здесь тот же, что и в осознанных сновидениях… Знаете, что это такое? Когда во сне вы осознаёте, что вы – во сне, это и есть осознанное сновидение. Так же и здесь: если вам удастся осознать иллюзорность окружающего вас пространства, вам могут открыться доселе недоступные возможности, в том числе – способность выйти из иллюзии. Скажу сразу: осознать – сложно, а иногда и вовсе невозможно. Но иллюзия – это динамический мир, она постоянно изменяется, пусть даже эти изменения и прописаны сценарием. Вполне вероятно, вы сможете сознательно или подсознательно использовать эти изменения для того, чтобы, скажем так, развернуть сценарий в свою сторону. Здесь следует упомянуть ещё один важный момент: иллюзия, как правило, основана на воспоминаниях. Иногда на желаниях, но, по сути, разница не так уж велика. Итак, это могут быть либо воспоминания донора, либо акцептора; учитывая тот факт, что наш Искажённый – существо… не от мира сего, он, очевидно, будет использовать в качестве матрицы для иллюзий ваши воспоминания. И это может сослужить вам добрую службу: ведь кто как не вы лучше всего знает ваши воспоминания? Ключевая фраза: внимание к деталям. Сейчас вы можете о ней забыть. Не думайте об этой фразе. Не думайте о внимании к деталям. Это пригодится вам в иллюзии. Память об этом, вероятно, проявится на подсознательном уровне. Дело в том, что воспоминания, которые Искажённый воспроизведёт для вас в своей иллюзии, вы уже переживали. Они уже сформировались в вашей памяти, даже если вы о них не вспоминаете. Более того, при формировании воспоминания ваш ум отмечает детали обстановки, незначительные события, второстепенных персонажей… И если в первый раз вы не обратили на них внимания, то в иллюзии они могут всплыть. Тут-то они вам и пригодятся… К слову говоря, Мастера Иллюзий, у вас должно возникнуть меньше проблем, чем у остальных, в силу вашей специализации, особенно у тебя, Валентин. И не забывай о том, что ты можешь призвать своего фамилиара, свою Шанталь туда, где ты находишься, – даже если это вражеская иллюзия. Причина проста: вы связаны узами Создатель-Создание, а они крепче любой иллюзии. Запомни это и воспользуйся, если будет необходимость… Гермес, у меня такое ощущение, что ты меня не слушаешь. И очень зря: ты можешь попасть в точно такую же иллюзию-воспоминание: ведь ты прожил человеком тридцать лет! Обращай внимание на детали! Гермес?..

Но я и правда слушал лектора вполуха. Отметив на ходу, что Шанталь наверняка злится, когда её называют фамилиаром, я снова провалился на второй уровень…

…

– …А знаешь, мне всегда было немного обидно, когда ты меня не слушал, – задумчиво проговорил Коростелёв. – Я ведь для тебя старался, всегда для тебя старался. А ты никогда не ценил, наоборот – воспринимал в штыки…

Я огляделся, мысленно отмечая, что этот треклятый бар уже успел мне порядком надоесть. Искажённый довольно ухмыльнулся и открыл было рот, но я перебил его:

– Да-да, я не волнуюсь, всё равно это ненадолго. Просто устал. Лучше скажи: ты помог Вальке – почему?

Он пожал плечами:

– Я же объяснил. Нет смысла тратить силы на бой в иллюзии, которая и сама по себе ест немало моих ресурсов. Считай это экономией Энергии. Разумно, не правда ли? Знал бы ты, сколько времени я шёл от Храма до Преддверий! Казалось, прошла маленькая клятая вечность! Я едва не рехнулся.

Не выдержав, я расхохотался:

– А ещё хвастался, Совершенный!

– Так может, Совершенство в неспешности, а, Гермес? – задорно улыбнулся мальчик. Коростелёв покачал головой:

– Можно подумать, у нас тут милые посиделки.

– А ты что, предпочёл бы драку? – искренне удивился Искажённый, но потом вдруг подскочил к майору (я напрягся) и потрепал его по макушке: – А-а, я понял! Хитрый план, Первый – измотать меня дракой, – но он не пройдёт. О, конечно, я ведь знал, против кого иду! Я помню о твоём коварстве. Нет, мы не будем драться. Кроме того, тебе это тоже невыгодно: ведь ты тратишь ещё больше Энергии на возрождение, а убить тебя здесь проще, чем клопа раздавить. Меня тоже – но, в отличие от тебя, траты на возрождение у меня минимальные.

Однако майор только устало отмахнулся.

Он был прав, конечно, насчёт иллюзии и времени, отведённого всем нам. Но отчего-то у меня не было никаких идей по поводу того, что со всем этим можно сделать. Теоретически, я мог просто выйти отсюда к Истоку, – если получится, конечно. Но проблемы это не решит. Более того: а в чём моя проблема? Валя свою сразу разгадал. А я?

Дело было в этих двоих, конечно. В мальчике и в майоре. Ведь не попади я сюда в семьдесят девятом, и моя жизнь могла бы сложиться иначе. Первый всегда говорил: ничто не случайно. Значит, у этих событий были свои причины, свои смыслы, и моя задача – эти смыслы разгадать. Отчасти Искажённый уже интерпретировал их, хотя и по-своему: если бы вместо мальчишки я убил Коростелёва, всё было бы по-другому. И я даже знаю как: расстрел, за измену. Статья 64, от десяти до пятнадцати, но с поправкой на военное время скорее всего «вышка». Что там ещё? Неповиновение приказу – статья 238, отказ применить оружие в бою – статья 263… А ещё убийство командира – статья 240, пункт «в». Правда, если вспомнить, что настоящий Коростелёв к тому моменту уже минут тридцать как был мёртв… Да и командиром он не был, просто старший по званию. Ну, может, заменили бы пятнадцатью годами с конфискацией имущества… В любом случае убить его было бы наихудшим вариантом. Тогда что? Мальчик… Остаётся только он. Что я мог для него сделать? Если бы его убил не я, это сделал бы майор, – или нет? Помнится, жена и дочь Амина остались живы; так что, вероятно, мальчишка отправился бы в тюрьму вместе с ними…

Как же я ненавижу войны.

– Ну, к награде тебя бы точно не представили, – желчно заметил Коростелёв. – А вот выговор с занесением в личное дело за невыполнение приказа запросто могли бы оформить.