Текст книги "Хроники Потусторонья. Проект (СИ)"

Автор книги: Юлиан Хомутинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Золотоглазый звонко рассмеялся:

– Ну уж нет! Всё, что я рассказал – правда. На этот раз – правда. Причина проста: мне осталось недолго. Моя Эпоха подходит к концу. Я не знаю, что будет дальше, точнее, знаю, но не всё. Так или иначе, мне необходимо было узнать, какой путь ты выберешь. Я хотел удостовериться, убедиться в том, что ты… что ты такой же, как твой отец, малыш.

Его голос дрогнул, и Сонни увидел, как по щеке Первого быстро сбежала слеза.

– Он был куда лучше, чем я, – продолжил Старейший Дух. – Я был… Я был неплохим администратором, ха-ха! Да. Но с человеческой точки зрения именно я был злодеем, я – Великий Магистр Ордена Радуги, а не он – Грандмастер Пантеона Теней. Впрочем, я не жалею ни о чём. Всё, что я сделал, было не зря. Ничего никогда не бывает зря, – запомни это, Сонни. У всего есть своё предназначение. Не бывает плохого или хорошего. Всё к лучшему, – даже если кажется, что это не так. И теперь, что бы ни случилось дальше, я спокоен за будущее Миров Истока. И всё из-за тебя, малыш. Времени у нас действительно осталось очень мало, так что… выходи. Этой иллюзии тебя не сдержать. Помнишь, как Гермес учил тебя смотреть на Пояс Пустоты? Здесь то же самое. Ты уже у Истока, осталось только закрыть глаза. А когда ты откроешь их снова, ты увидишь… всё увидишь. И знаешь… Как бы там ни сложилось, я горд, что у меня есть такой племянник, как ты. Вот так.

Сонни улыбался. Ему хотелось рассказать Первому о многом – но мгновение спустя он понял, что Первый уже ушёл, а отражение вновь стало всего лишь отражением.

Ничего, подумал Сонни, он расскажет Первому обо всём этом позже, когда они победят Искажённого, – а они обязательно победят его. В этом почему-то не осталось сомнений.

И, тихо рассмеявшись, он закрыл глаза, а когда открыл, его взору предстала совсем другая картина…

…

– Некоторым из нас легко понять, что чувствует человек или Дух: ведь их эмоции окрашены в разные цвета.

Рихард поправил очки, а я подумал: зачем они ему? Он ведь Дух, а у Духов не бывает проблем со зрением. Что это, остаточное проявление человеческой природы? Или просто имидж, новая мода среди новоиспечённых Духов? Впрочем, разницы почти никакой. Все мы пользуемся этим в той или иной мере, просто обычно не задумываемся над фактом использования. А ведь, казалось бы, зачем нам выглядеть как люди?

Купол Шестого Тренировочного над моей головой тихо переливался всеми цветами Радуги. Я посмотрел на Сонни: Полуспектрал сидел в кубокресле, задрав голову, и смотрел туда, наверх.

– Причина такой визуализации проста: Мир людей, как и любое порождение Истока, состоит из радужного вещества, – продолжил Реконструктор. – Вы можете возразить мне на это, что базовое первовещество для людей – пустотное, а не радужное, и я с вами, конечно же, соглашусь. Однако! Каждый человек от рождения заключён в своего рода «кокон» из радужного вещества, и именно оно составляет его характер, эмоции, чувства…

– А как же Любовь? – спросил Валя, и Рихард кивнул:

– Верно. Любовь является Третьей Субстанцией и не имеет прямого отношения к Радуге. Однако стоит помнить две вещи. Первая: Субстанции Триедины, они постоянно перемешиваются, одна не существует без двух других. Думаю, в этом правиле есть и исключения, но их мы пока опустим. И второе: Любовь, как чувство, является необычайно сложным, комплексным. Ввиду принципа Триединства она гармонирует с радужными чувствами, поэтому на протяжении всей своей истории люди неоднократно пытались дать определение Любви, но фактически у них ничего не вышло. Все их формулировки сводились к определению Любви через другие чувства, а также через противопоставление её другим чувствам и другим формам, которые, безусловно, были несовершенны или недостаточно масштабны. Истина в том, что Любовь определяется только через саму себя, поскольку является Субстанцией, принадлежащей другому Миру – Межмирью. Из немногочисленных исследований становится ясно, что мечта, к примеру, может быть формовыражением Любви, хотя это учёным Ордена и Колыбели ещё предстоит доказать. Однако в настоящий момент для нас важнее радужные формовыражения, ведь именно они являются ключевыми Изначальными Структурами…

– Как – Изначальными Структурами?! – воскликнул Сонни. – Так эти цвета и есть Изначальные Структуры?!

Збровски улыбнулся:

– Именно так. Конечно, у Пустоты есть свои формовыражения, однако их крайне мало и они весьма скудны в визуальном плане. А эмоции – это Радуга.

– Выходит, я вижу Изначальные Структуры с детства?.. – растерянно спросил Сонни. Мы с Эбби переглянулись, Рихард поглядел на Эбби вопросительно. Заместитель Первого вздохнул:

– И что бы вы без меня делали, а? Да, Сонни, у тебя есть такая способность. В этом нет ничего удивительного. Посмотри на Валю и Диму: они – Мастера Иллюзий, это их способность. Способность Рихарда – Реконструкция, он тоже видит Изначальные Структуры и может с ними работать. Однако у него эта способность предположительно является приобретённой, тогда как ты родился как минимум Созерцателем. Но ты же понимаешь: мало видеть Изначальные Структуры, нужно уметь с ними работать. А вот сумеешь ли ты стать Реконструктором – это уже другой вопрос. Но я, безусловно, надеюсь на положительный ответ. Ещё вопросы?

Сонни промолчал: похоже, он осмысливал услышанное. Зато руку поднял задумчивый Деметр:

– А как же Искажённый?

– А что – Искажённый? – полюбопытствовал Эбби.

– Я хочу сказать, им ведь движет Ненависть, так? Но что такое Ненависть? Она – радужное формовыражение? Или же она Субстанция-антагонист Любви? И как это можно объяснить с точки зрения Теории Триединства Субстанций?

Эбби вздохнул:

– Это очень правильный, и очень трудный вопрос, Дима. Пока что всё, чем мы располагаем на этот счёт – лишь догадки. Первый обозначил Ненависть как игрек-вещество, противопоставив его икс-веществу Любви… Однако его природа нам не известна. Мо, например, высказал предположение, что Ненависть – базовое первовещество в том Мире, откуда прибыл Искажённый, но Первый с этим не согласен. Во всяком случае, не полностью. Есть вероятность, что игрек-вещество – это пустотное вещество, очищенное от радужного и от икс-вещества. Есть вероятность, что игрек-вещество – это анти-икс-вещество, антагонист икс-вещества, как ты и сказал. Что они соотносятся, как материя и антиматерия. С другой стороны, есть версия о том, что Ненависть – это то же, что и Любовь, но в другой фазе, инвертированная Любовь, что они подобны пустотному веществу и его активированной форме – Чистой Энергии. Возможно, в Мирах эти Субстанции сосуществуют в своём Балансе, я бы сказал, Балансе Второго Рода. Более того, я склонен думать, что игрек-вещество столь же комплексное, сколь и икс-вещество, и включает в себя все известные негативные эмоции, которые, по некоторым данным, тоже могут подпитывать Искажённого. Но, повторюсь, однозначного ответа на этот вопрос мы пока дать не можем.

– Понятно. Спасибо, – кивнул Димка и вновь углубился в мысли. Вот ведь интроверт, а?

– Не за что. Рихард, продолжай.

– Да, Мастер Эбби. Итак, наша задача сейчас – научиться грамотно составлять радужные сферы, которые, как считает Великий Магистр, могут стать основным оружием против Искажённого. Самое важное в составлении такой сферы – верно подобрать цвета-эмоции, потому что Искажённого, как уже заметил Мастер Эбби, питают негативные формовыражения. Я предлагаю взять за основу…

Но он не договорил: в пространстве Шестого Тренировочного зазвучал голос Кошки-Командующей Кси-А, – голос, напоённый болью. Голос, который мигом освежил мои воспоминания о Второй Войне.

– Лорд-Командующий, мы разбиты! Первая и Вторая Дивизии уничтожены полностью, Четвёртая и Шестая – на 80%. Враг уходит в Трещину! Он движется к вам!

Ну вот и всё, мелькнула мысль. Теперь осталось совсем немного.

– Командующая! Приказываю продолжать преследование! К вам на помощь движутся вооружённые силы Преисподней Резервации!

– Слушаюсь, Милорд…

Им всё-таки удалось задержать Искажённого. Надолго ли? Кабы знать. И сердце по человеческой привычке ноет; будь они прокляты, эти фантомные боли. «Четвёртая и Шестая – на 80%». Бася, как ты там?

– А что, Вертиго так и не нашли? – спрашиваю недовольно, но в ответ слышу только тишину. Вот – Эбби, пожимает плечами:

– Да какая разница, Гермес? Насколько мне известно, Вертиго вместе с Адским Батальоном движется к Точке Инвазии. Ты ему последнее напутствие дать хотел, что ли?

– Вот ещё. Но Командующему мог бы и показаться.

– Да брось, Гермес. Он же Изгой, тем более из Падших Ангелов. Бунтующая молодёжь, что с них взять, – Эбб задумчиво оглядывает притихших «студентов», а потом кивает Рихарду: – Ну а ты чего затих, Мастер Рихард? Сам видишь, сроки поджимают. Так что давай, учи, раз взялся.

Рихард отвешивает четвертной поклон и что-то отвечает Эбби, но я уже не слышу. Я уже проваливаюсь на второй слой…

…

Глава 23.

Однако вместо привычных декораций треклятого бара я неожиданно увидел совсем другую картинку.

Это была небольшая квартира. Небогатое убранство единственной комнаты состояло из книжного шкафа, железной койки-«одиночки», старого, полуразобранного письменного стола у окна и колченогого табурета. В шкафу жили книги – но, потрёпанные и старые, они занимали лишь верхнюю полку, тогда как на остальных царил хаос картонных коробок, рулонов ватмана и разнокалиберных кистей, сваленных в неживописную кучу; здесь же расположилась целая батарея бутылок с растворителем и льняным маслом. В койке старенький пододеяльник, украшенный мелкими подслеповатыми незабудками, стыдливо прятал в своих складках многочисленные прорехи, а по перьевой подушке, казалось, проехал каток. Письменный стол щерился навеки выдвинутыми ящиками (в каждом – россыпи тюбиков с красками); разноцветными пятнами этих же красок был заляпан облезлый фанерный табурет.

Чуть не забыл: под стенкой шкафа прикорнул складной мольберт. Что ж, Дмитрий, подумал я, похоже, твоё живописное холостяцкое логовище Искажённый воссоздал весьма убедительно, – так ведь?

Вопрос в другом: с чего вдруг я сюда попал? И попал ли? Или это ещё одна обратная сторона зеркальной стены?

Дверь вела в узкий, обшарпанный коридорчик, оканчивающийся аппендиксом прихожей. Было у него, правда, и ответвление – ещё один коридорчик-тамбур с двумя белёными дверьми, ведущими, очевидно, в туалет и ванную. Пройдя мимо этих дверей, я попал в крошечную, метров на пять, кухню. Обстановка здесь была ещё более спартанской, чем в комнате. Раковина из «нержавейки», электроплитка с не менее чем сорокалетним стажем работы, облезлый кухонный стол с бесчисленными засечками от ножа и покосившимися дверцами, а напротив – квадратный обеденный стол и два «венских» стула: один засижен до деревянных проплешин, зато второй – нетронут, будто лет пятьдесят простоял в музее соцреализма.

Сняв с плиты старенький белый чайник со свистком и лишив его крышки, я поставил его под кран и повернул отчаянно люфтящую рукоятку с почти отвалившейся синей нашлёпкой. Кран пару раз натужно кашлянул, фыркнул облачком ржавых брызг, и только тогда ледяная струя загрохотала о чайниково дно, дребезжащим эхом отзываясь в раковинных стенах.

Я посмотрел направо: из оконного проёма равнодушно глазел на меня бесполый белёсый полдень. Что-то тут не так, подумал я. Вот зачем я, к примеру, решил вскипятить чайник? И где Димка?

И тут до меня дошло.

Димка поставил чайник на конфорку, накрыл крышкой, и включил электроплитку. А я смотрел на его мир его глазами, пытаясь понять, как (и для чего!) мне удалось попасть не в его иллюзию, а в его голову.

Поздравляю, Арефьев: у тебя нынче раздвоение личности!

Впрочем, сам Димка этого, похоже, не осознавал. Да что там: он обо мне и не думал наверняка! Судя по его действиям, он пока что не понял даже, что находится в иллюзии! А ещё Мастер Иллюзий, тоже мне.

Впрочем, думал я, Валя тоже не сразу догадался. А направленная, лучевая иллюзия – штука точная, концентрированная, и распознать иллюзорность окружающего тебя мира не так-то просто (ты ведь примерно так это объяснял, да, Эбб?). С другой стороны, пришла в голову неожиданная мысль, обычная человеческая жизнь (как и жизнь Духа, по большому счёту), – чем не иллюзия? Ведь мы всегда что-то видим перед собой, какой-то мир, какую-то картинку; но где доказательства, что эта картинка отличается от того, что я вижу теперь? Возможно, ответ на этот вопрос известен Реконструкторам и Созерцателям. Наверное, эти Изначальные Структуры как-то отличаются друг от друга, если речь идёт о мире иллюзорном и мире настоящем. Наверное…

Философскими вопросами задаётесь, Герман Сергеевич, притом не в самое удачное для этого время.

А Деметр тем временем оставил чайник в покое и отправился в путь по узким коридорчикам обратно в комнату. О чём думал он, я не знал. В сущности, я мог всего лишь наблюдать за тем, что он делает. Я, правда, подумал было о мыслеречи, но потом решил, что попробую, если он не выйдет из сценария самостоятельно.

Димка пододвинул табурет к шкафу и аккуратно, затаив дыхание, снял с антресолей коробку от плоского монитора. Столь же аккуратно спустившись, придерживая коробку, как драгоценный груз, он поставил её на стол и открыл.

Я невольно «вздрогнул» – что было весьма проблематично сделать, не имея тела; но рефлексы, похоже, никуда не делись.

Из коробки на меня смотрела Она.

У Неё было необычное, какое-то несовременное лицо. Такие лица встречались мне раньше, в прошлом или даже позапрошлом миролюдском веке (куда все мы, конечно, нет-нет, да заглядывали порой). Треугольное, с маленьким подбородком и небольшим ртом, оно плавно расширялось к скулам, и тонкий, с лёгкой горбинкой нос соседствовал с огромными, цвета морской волны глазами и удивлённо взлетающими бровями, а высокий, чистый лоб прятался за пушистой вуалью чёлки. Кожа Её была настолько бледной, что наводила на мысль о том, будто художник вообще не использовал краску, обозначив только тени и блики на белом холсте. Волосы заслуживали отдельного слова: золотистые, они казались чуть подсвеченными невидимым Солнцем, и лёгкая небрежность выбившихся прядок лишь подчёркивала воздушное очарование этой хрупкой молодой женщины. Шею Незнакомки, длинную и тонкую, украшала изящная изумрудная подвеска, где полированный зелёный камень контрастировал со слоновой костью ключиц и белизной плечей, на которые художник набросил лёгкую сиреневую блузку.

На мой скромный, непрофессиональный взгляд Духа, ничего не понимающего в живописи, Она была само Совершенство.

Наверное, Деметр тоже любовался Ей. А может, наоборот, – высматривал недостатки? А может, Она была слишком совершенна, чтобы быть настоящей, реальной, как Шанталь?

– Почему ты так смотришь? – вдруг спросил Димка, и я вспомнил. Как я вообще мог об этом забыть? Тогда, в нашу первую встречу, он рассказывал мне о своём сне, в котором Она разговаривала с ним, а он уничтожал Её, плеснув растворителя на холст, и в ужасе просыпался.

Иллюзия, вероятно, была отсылкой к тому самому сну. Но, зная склонность нашего Искажённого недруга к садистическим фантазиям, можно было предположить, что эту и без того не слишком приятную историю он вполне способен превратить в сущий кошмар, особенно для впечатлительного Деметра, который только выглядит таким невозмутимым и спокойным. Ведь в действительности даже Валя куда устойчивее к иллюзорным фокусам, чем этот парень; во всяком случае, Валин случай свидетельствовал именно об этом. Кроме того…

– Почему ты так смотришь?

В этом было что-то маниакальное: заброшенная квартира, запущенное царство хаоса и одиночества. Портрет завораживающе красивой женщины. И этот парень, стоящий напротив своего творения, вглядывающийся в черты своего Создания… со страхом? С недоверием?

Увы, но я не видел его лица. Более того, я не замечал никаких изменений в самом портрете. В сущности, удивляться здесь было нечему: иллюзия ведь рассчитана на Деметра, не на меня. И там, где я видел только портрет, он видел… нечто большее, быть может?

– Что ты хочешь от меня? Кто ты? Почему я впервые за всю свою жизнь не хочу стирать готовую картину…

Она молчала. Я всматривался в Её лицо, пытаясь разглядеть там то, что виделось ему, но все мои старания пропадали втуне. Хотя в какой-то момент мне показалось, что на Её губах промелькнула вдруг загадочная полуулыбка. Воображение? Или остаточное воздействие иллюзии на меня, как на невольного её участника?

Непросто быть зрителем.

Должно быть, именно об этом думают Младшие Духи, которые порой и думать-то не умеют. Эти незаметные Существа часто живут рядом с людьми, подпитываясь их эмоциями (хотя и не зависят от них). Я никогда раньше не думал о том, каково это – быть не больше, чем наблюдателем, не имея возможности повлиять на происходящее. С другой стороны, Младшие Духи, жившие при людях, могли поделиться с ними своими эмоциями, своей частичкой Радуги, – и в человеке вдруг просыпалось вдохновение, например. Или жажда странствий. Или просто желание поговорить с кем-нибудь.

Чем же я могу поделиться с Димкой, чтобы помочь ему осознать иллюзорность его положения? И могу ли?

А он между тем не терял времени зря. Взяв маленькую кисточку, он наносил небольшие, робкие мазки, где-то добавляя света, где-то подчёркивая объём, где-то оттеняя. Он добавлял золота в волосы, моря – в глаза, подрихтовывал чаячьи брови, подравнивал чёрные «стрелки», контрастом выделяя ресницы. Его руки, такие грубые и неуклюжие на вид, творили чудо: на моих глазах Совершенство становилось ещё совершеннее.

И мне казалось (или не казалось), что кончики Её губ приподымались в лёгкой улыбке, и отчего-то мнилось, что он улыбается Ей в ответ.

Он рисовал, а я ждал. Это ведь иллюзия, притом не простая: это иллюзия, наведённая Врагом. А значит, нужно быть готовым к любому повороту событий.

И тут Димка остановился. А я понял: вот оно.

В комнате был кто-то ещё. Или нет, не в комнате – пока что в коридоре. Собственно говоря, едва ли этот самый «кто-то» мог быть кем-то, кроме Искажённого, но я всё-таки надеялся, что за Димкой решит прийти кто-нибудь из бойцов (хотя бы тот же Валя).

Димка развернулся. Он как будто бы оставался спокоен: возможно, думал я, парень начал подозревать об истинной сути этого пространства? Или нет?

– Ника, это ты там? – спросил он. – Выходи, не прячься, я знаю, что это ты. Больше всё равно некому.

«Ника»?! Ах ты Радуга, это он о Кошке! Ни черта он не понял! Он думает, что он у себя в квартире, – ведь в последнее время с ним жила Кошка! Спецназовец-Старший Ник-А! Плохо дело…

– Ника?

Никто не откликнулся.

– Ну что ещё за дела, – недовольно пробурчал Деметр и направился прямиком к двери. Где-то впереди, кажется, и правда мелькнула бежевая фигурка сиамской Кошки в миролюдской зооморфе. Показалось?

Ворча себе под нос нечто неразборчивое, Димка прошёлся по коридору в поисках неведомого «соседа», но, как ни странно, никого не обнаружил.

– Ника! Ну что за глупости? А ещё Спецназ! Ну и ладно, не хочешь показываться, и не надо.

Он развернулся и решительно шагнул к белевшему в тупике коридора проёму двери. А ведь там портрет остался, подумал я. Возможно, «Кошка» была только отвлекающим манёвром. И тогда…

Но я не успел закончить мысль: Димка замер на пороге комнаты и теперь смотрел туда, где неразборчивой тенью в контражуре окна появлялась, выбираясь из портрета, как из погреба, фигурка Той, которую он создал. Напряжённые руки упирались в стол, помогая телу сойти с холста: казалось, Ей приходится прилагать немалые усилия для того, чтобы покинуть опостылевшую белизну своей тряпичной колыбели. Наконец Она присела на край подрамника: теперь в картине оставались лишь голени и ступни, как будто она сидела, опустив ноги в воду. Посидев так недолго, Она вытащила их и спустила на пол, немного нетвёрдо ступая по новому для неё миру.

Димка всё это время стоял неподвижно, сам словно уподобившись скульптуре, не дыша и даже не моргая. Он наверняка с опаской и радостью ждал этого появления на свет, как ждут рождения ребёнка уставшие от треволнений родители, как терпеливый лепидоптерист ждёт бабочку, что вот-вот должна покинуть ненужную более куколку.

А я, забывшись, думал о том, каким могло быть рождение Шанталь. Ведь Валя не художник, а мадемуазель Дессанж была описана на простом тетрадном листке… Сошла ли она с него, подобно Созданию Деметра, или же её появление было не столь эффектным? Надо будет спросить Вальку при случае…

Однако постойте! Какое ещё рождение-появление?! Это же иллюзия! Значит, это не Она, не Создание нашего Димы! Значит, это…

– Наташа?..

Она склонила голову набок. Свет из окна настолько яркий, что я не вижу лица, а Димка не спешит подходить ближе. Может, он всё-таки чувствует подвох? «Наташа», значит. Ну да, конечно. Так, Дима, не торопись. Ты должен понять, что это всего лишь иллюзия. Но чего хочет добиться Искажённый? Вот главный вопрос. Если девушка сошла с холста, значит, это часть сценария. Что за этим скрывается? Может, это и есть Искажённый, – как тогда, у Вали, когда поганец замаскировался под меня? Проклятье, ну почему я не вижу эти клятые Изначальные Структуры?! И Димка, что характерно, тоже, – во всяком случае, не сейчас. Иначе он бы понял, я уверен. Он, конечно, не Сонни и не Рихард, но тоже парень талантливый. Давай, Дима, покажи класс! Разгадай эту загадку!

Пока я бесился, Деметр собрался с духом и шагнул к своему Созданию.

– Наташа, ты… Как же тебе объяснить? Жаль, что я не успел толком расспросить Вальку обо всём этом…

Она молчала, и это молчание действовало угнетающе, – по-крайней мере, на меня.

– Я – Дима. Я тебя создал, – наконец сказал Деметр. – Ты – Наташа. Запомни. Хорошо?

Он протянул ей руку – распахнутой ладонью вверх.

– Хорошо?

И тогда вдруг её рука – тонкая, длиннопалая – осторожно коснулась кончиков его пальцев.

– Хорошо.

Её голос был негромкий, нежный, с мягкими, певучими интонациями. Зазвучавший в ту секунду, он был настолько притягательным, что я растерялся. Где проходит грань между исполнением самой заветной мечты и самым изощрённым кошмаром? Если это – Искажённый, чего он хочет? Почему не действует? Что хочет он сделать с бедным художником, сумевшим вдохнуть жизнь в самое прекрасное своё творение?

– Деметр, отойди в сторонку.

Голос раздавался откуда-то сзади. Димка резко развернулся: на пороге стояла Кошка. Та самая Ника, Спецназовец-Старший. В лапах она держала две вскрытые бутылки с растворителем.

– Что ты делаешь? – спросил Димка.

– Ты в иллюзии, парень. А эта, сзади – никакое не Создание, а Искажённый, если помнишь такого. Не веришь – могу продемонстрировать, только отойди, а то тебя забрызгает, – ответила Кошка, подбрасывая бутылку правой лапкой.

– Нет.

Я ошалел. Нет, всё ясно, ситуация та ещё, но…

Но Димка не колебался. Он встал спиной к Наташе, заслонив её от Кошки, и раскинул руки в стороны.

– Я тебе не позволю. Я тебе не верю. Даже если это и правда иллюзия, Наташа не может быть Искажённым. Я её создал, она – моё Создание. Я не позволю тебе распоряжаться здесь.

Кошка тяжело вздохнула:

– Вот идиот. Не, ну а чего я, спрашивается, хотела? Парень, очнись! У тебя за спиной Враг! Ты защищаешь не свою Наташу, а Врага, понимаешь ты это, или нет?

Он не ответил. Он так и стоял, раскинув руки. Если, подумал я, эта Наташа действительно Искажённый, то он уже победил. Димка ни за что не поверит Кошке. А значит, Искажённый может или убить его на этом же месте, ударить в спину, или подождать, пока Димка разберётся с Кошкой.

Вопрос, однако, в другом. А именно: откуда здесь Кошка? Она смогла выйти в иллюзию? Каким образом? Или же она – часть иллюзии? Может быть, это она – Искажённый? Но кто тогда Наташа? Тоже Искажённый? Тьфу-ты, извращенец несчастный! Убил бы гада, если бы мог. Но ты не можешь этого сделать, Герман Сергеич, а потому думай. Думай: это всё, на что ты сейчас способен. Возможно, всё это и есть сценарий. Якобы противостояние, которое Искажённый разыгрывает сам с собой. И с Димкой, разумеется. Он хочет посеять в нём сомнение, хочет запутать его, – ведь именно это даст Неназываемому необходимое время. Так что, в принципе, не важно, какую роль он играет в этой «постановке»: пока что у него неплохо получается…

– Ладно, мне это надоело, – фыркнула Кошка. – Не хочешь отходить в сторонку – не надо. От бутылочки растворителя ещё никто не умирал, Деметр, так что если тебя забрызгает – на меня не вали, сам будешь виноват.

Итак, сейчас. Искажённый ставит акцептора перед трудным выбором. Ника или Наташа? Кому он поверит? Непохоже, чтобы он делал ставку на Кошку, но кто знает, что у этого парня в голове?! Кроме ненароком угодившего туда меня, конечно.

А может, я его просто переоцениваю?

– В общем, я тебя предупредила, – говорит Кошка и, замахнувшись, бросает бутылку в сторону Димки и спрятавшейся за ним Натальи.

Мысленно готовый ко всему, я заворожённо гляжу на летящую бутылку, как вдруг происходит что-то непонятное: свет меркнет, и на мгновение я оказываюсь в полной темноте. Однако буквально две секунды спустя я понимаю, что картинка перед моими (моими?) глазами сменилась.

…

Это уже не Димкина квартира. Нет больше никакой Кошки или псевдокошки, нет новорождённого Создания или псевдосоздания, нет даже бутылки с растворителем, летящей мне в лицо.

Теперь я обнаруживаю себя в просторном коридоре, наводящим на воспоминания о штаб-квартире ФСБ на Лубянке: большие окна, высоченные потолки, массивные деревянные двери, ведущие в неведомые кабинеты. У окон стоят обитые бежевой кожей банкетки, рядом – кадки с декоративными растениями. На полу – линолеум и ковровая дорожка. В окнах нет ничего, кроме белёсого дня, такого же, как у Димки. Наверное, в иллюзиях всегда так, думаю я.

Однако кто я на этот раз?

В том, что меня вновь к кому-то «подселили», сомнений нет: мой «носитель» решительно шагает по коридору в сторону очередной двери, на которой висит табличка с надписью «Дирекция». Интересно, а кто у нас директор? И в чьей я голове? И что стало с Димкой и остальными? Почему я выпал на самом интересном месте, в конце концов?! И почему не в бар, а снова в кого-то? Так, кто там у нас остался-то?..

Тем временем мой «носитель» подошёл к двери и, не утруждая себя стуком, потянул её на себя.

Дверь распахнулась.

– Значит, ты всё-таки вернулся? – спросил человек, сидящий на возвышении, смутно напоминающем…

Да будь я проклят!

Пространство Первого – вот на что был похож этот кабинет. Но вместо белизны Потустороннего пространства стены, пол и потолок сплошь покрыты тускло бликующим полированным металлом. А человек на «троне» – никакой не человек, конечно. Я узнал бы эту физиономию когда и где угодно, пусть он и стал ещё безобразнее, чем был до Падения.

– Значит, тебе всё-таки удалось сделать это, Рихард? – спросил Нирунгин Падший, Предатель.

– Да, Мастер, – ответил Рихард Збровски, новоявленный Реконструктор.

– Ты уверен? А что, если тебе это снится?

Выглядел Падший и правда своеобразно. Белёсая морщинистая кожа, кое-где покрытая пигментными пятнами. Слепые, затянутые кожистыми бельмами глаза. Атрофированные ушные раковины, вместо носа – две овальные щели. Остатки выцветших волос на голом черепе. И к чему такой маскарад, Двести Двадцать Второй? Будучи Духом, пусть даже Падшим, ты мог выглядеть как угодно. Впечатление на служащих тебе людей хотел произвести своей псевдовампирьей мордой? Дешёвый трюк. Хотя с людьми, наверное, работает. «Мастер» он тут, понимаешь ли…

Так-так, Кастальский, остановись. Не забывай: ты в иллюзии. Точнее, Рихард в иллюзии, а ты – в Рихарде. И Нирунгин – никто иной, как Искажённый, кто же ещё. Помнится, оригинал Дик разобрал на Изначальные Структуры; неужели повоевать под конец захотелось? А как же экономия энергии? Да и купится ли Рихард на эту дешёвку, учитывая тот факт, что он-то как раз видит Мир таким, какой он есть, а значит, способен отличить вымышленное от настоящего? Ты же об этом знал, Дзиттарен? Знал. Ты же выудил всю информацию из памяти Реконструктора. Тогда в чём тут подвох?

– Я не уверен, Мастер. Я знаю.

– Неужели? – Нирунгин рассмеялся. – Ладно, пусть так. И что же ты намерен делать теперь? Уничтожить меня?

– Я намерен разрушить твою иллюзию, Дзиттарен.

Искажённый смолчал. Потом разочарованно хмыкнул:

– Что, уже? Жалко. Я-то надеялся поморочить тебя хоть немножко.

– Напрасно. Ты ведь знаешь, я вижу Изначальные Структуры. Я очень хорошо помню, как выглядел Нирунгин на уровне Изначальных Структур, и слишком хорошо вижу разницу между ним и тобой. Возможно, я бы не сразу разгадал иллюзию, будь её автором Дух, потому что иллюзия на Изначальном уровне не сильно отличается от так называемой «реальности». Но ты давно уже не Дух, и выглядишь иначе. Да, кстати, Герман Сергеевич, я бы попросил вас выйти из моей головы.

Ась?

– Хочешь сказать, ты меня чувствуешь? – спросил я осторожно.

– Я вас вижу, – ответил Рихард. – Я ведь не глазами смотрю. Мне нетрудно переключиться на любой объект в зоне досягаемости, вне зависимости от того, в каком состоянии или форме он находится.

– Круто, – только и смог выдавить я.

– Выйти просто – как с Той Стороны на Эту. Окажетесь здесь, в моей иллюзии, – вы ведь видите то же, что и я.

А ведь мог бы и сам допетрить, Кастальский, о способе выхода…

Я глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, потом закрыл глаза… и вынырнул. Стоящий в сторонке Рихард едва заметно улыбнулся и помахал мне рукой:

– Добро пожаловать в нереальный мир, Герман Сергеевич. Скоро мы отсюда выйдем: в эти минуты Сонни разрушает иллюзию извне. Мне такое, увы, не по силам.

– А Димка?

– Да, точно! – спохватился Збровски. – Чуть не забыл. Сейчас к нему и отправимся. Надо парня вытаскивать, он последний остался. Не считая вас, конечно, – прибавил он чуть поспешно.

Искажённый похлопал в ладоши:

– Недурно, совсем недурно! А знаешь, Гермес, я, пожалуй, беру назад свои слова насчёт студентов. Они у тебя толковые. А уж этот чернявый – вообще чудовище какое-то. Нет, я, конечно, понимаю, парень Полуспектрал, все дела… Но рассеять мою иллюзию с этакой непринуждённой лёгкостью! Даже обидно как-то. Пожалуй, ребята, этот паренёк стоит всех вас, вместе взятых, включая Первого. Но если вы думаете, что победа у вас в кармане, вы жестоко заблуждаетесь. Фактически, вы уже проиграли. Да, к Ангелу и Смерти добавился тот парень со своим Созданием, но они, поверьте, погоды не делают. А Исток – он вот он, совсем рядом.

– Да-да, конечно, – невозмутимый Рихард, похоже, не придал словам Искажённого ровным счётом никакого значения. – Понимаете, Герман Сергеевич, какая штука с этим Падшим: он может существовать только в пределах собственных иллюзий. Духа по имени Дзиттарен давно не существует. Есть Искажённый – или Неназываемый, неважно. А Дзиттарен – не просто бывший Дух, наводящий иллюзию, он сам – иллюзия, все вместе и каждая по-отдельности. Сам создаёт, сам играет в ней роль (или несколько), всё сам – но только на иллюзорной «сцене». Воевать с ним нам не придётся. Воюем мы с Искажённым.