Текст книги "Дорога Отчаяния (ЛП)"
Автор книги: Йен Макдональд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
Совершенно пустые глаза равным образом нервировали Вдохновение Кадиллака. Он исчерпал весь свой арсенал предостережений, советов, увещеваний и завуалированных угроз. Все, что у него осталось – благоговейное недоумение перед причудливыми действиями Серой Госпожи. Он не мог понять, отчего Божественная Энергия явила себе через столь хрупкий и растресканный сосуд.
КР. ХОД СУБ 12 НОВОДЕК 12.12 – объявила Таасмин Манделла в написанной карандашом записке, прилепленной к стене базилики. ВЕСЬ ПРИЧТ, Б. ДЕТИ, ПАЛ, ГОР. МАРШ НА СТЛГРД: ЗАСТ КВА СЛШТ. ПТМ БДМ ГВРТ
Паломники? Стальная маска явно лишила Серую Госпожу способностей к счету так же эффективно, как и дара речи. С самого возникновения Конкордата поток пилигримов пресекся, оставив по себе нескольких фанатиков, которых можно пересчитать по пальцам. Бог и политика, нефть и уксус. Ничего хорошего из этого не выйдет, сказал себе Вдохновение Кадиллак.
Как раз перед сиестой госпожа Арботинская, работавшая на почте, заглянула к господину Иерихону с письмом из Холлуэя. Господин Иерихон в жизни не получал писем. Никто не знал, куда писать ему письма, а те, кто пытался это узнать, скорее прислали бы убийц. Письмо уведомляло его, что его племянники Раэл, Севриано и Батисто, а также их двоюродный брат Жан–Мишель прибудут завтра, в 14:14, Арес–Экспрессом. Господин Иерихон ценил интриги и маскировку, поэтому когда наступило указанное время, он тщательно оделся, пообедал в одной из франшиз Манделлы и Даса на платформе, и когда Арес–Экспресс «Катерина Тарсисская» остановился у платформы в густых облаках пара, тепло приветствовал четырех бородатых господ с пейсами, заключив каждого в родственные объятия. Бороды и пейсы отправились в мусорное ведро в доме господина Иерихона. Братья Галлацелли отдали долг памяти убитого отца и попутно узнали от своих презумптивных отцов о скорбном полете матери. Известие прегорько их опечалило. Господин Иерихон провел день за приятной и бодрящей беседой с Удивительной Язвой, Мастером–Мутантом Искрящегося Сарказма, Мгновенной Отповедью, а Раэл–младший вернулся в фамильное поместье Манделла.
– Ах, Раэл, ты вернулся, – сказала Санта Екатрина, удивительным образом не удивленная. – Мы знали, что ты приедешь. Отец хочет тебя видеть. Он в доме Алимантандо.
Лимаал Манделла поприветствовал сына меж четырех панорамных окон погодной комнаты.
– Твой дед мертв.
– Нет!
– Охрана разорила наш дом, ты мог заметить разрушения. Раэл был убит, пытаясь защитить свою собственность.
– Нет!
– Он похоронен на городском кладбище, если ты захочешь навестить могилу. Кроме того, я думаю, тебе следует повидаться с бабушкой. Она считает тебя ответственным за смерть мужа. – Лимаал Манделла направился к выходу, чтобы оставить сына в его скорби, но у дверей оглянулся и сказал: – Кстати, и тетя хочет с тобой встретиться.
– Откуда она знает, что я вернулся?
– Она знает все.
Фасады домов украсили новые плакаты: ПАЛОМНИЧЕСТВО ВО ИМЯ МИЛОСЕРДИЯ: 12 НОВОДЕКАБРЯ 12.12. БУДЕТ ГОВОРИТЬ РАЭЛ МАНДЕЛЛА–МЛАДШИЙ.
Микал Марголис находился в затруднительном положении. Паломничество во имя Милосердия совпадало с визитом Джонни Сталина и трех членов совета директоров. Однако из‑за присутствия Раэла Манделлы–младшего ему придется смотреть на марш сквозь пальцы: событие шумное, без сомнения, но бессильное что‑либо изменить. Он не мог решиться на еще один налет на Дорогу Отчаяния для захвата смутьянов: Доминик Фронтера получил предписание окружного суда по поводу действий Компании, обещавшее ему военную помощь в случае злостного нарушения такового предписания. Хорошей идеей выглядела скрытная операция, однако малейший инцидент в городе, заполненном медиастервятниками, слетевшимися на детей, который стягивались отовсюду, заставит департамент Компании по связям с общественностью изрыгать огонь. Он уже успел причинить полированной поверхности Компании немалый ущерб тяжеловесной полицейской тактикой, использованной им при разгроме Конкордата. Боже милостивый, да что же им нужно – Компания или сборище пререкающихся профсоюзных деятелей? Затруднения, затруднения, затруднения. Порой он жалел, что не остался фрилансером, не спустил геологические отчеты в воздушный колодец. На посту директора службы безопасности Дороги Отчаяния он воплотил все свои юношеские мечтания, однако так и не освободился от сил гравитации. Он посмотрел на себя в зеркало и заметил, что черный и золото не слишком ему идут.
Двенадцатое новодекабря было прекрасным днем для паломничества. А иначе и быть не могло. Таасмин Манделла еще за месяц начала слегка колдовать с орбитальными станциями погодного контроля, с тем чтобы ни единая капля дождя не пролилась в день Паломничества во имя Милосердия. Огромная толпа собралась около Базилики Серой Госпожи. Тысячи детей, стоящих под полуденным солнцем в белых одеждах непорочности, ныли, жаловались, чувствовали дурноту, блевали и падали в обморок – в точности как любое другое сборище грешников в любом другом жарком месте. В назначенный момент зазвенели гонги, грянули цимбалы на колокольнях, застоявшиеся механизмы распахнули бронзовые врата Базилики, и из них вышла Таасмин Манделла, Серая Госпожа Молчания. Она двигалась не слишком величественно. Она шла, как усталая женщина в маске автомата, ощущая бегущее сквозь нее время. На почтительном расстоянии следовали Раэл Манделла–младший; ее брат и его отец, Лимаал Манделла; Мавда Аронделло и Харпер Тью, выжившие члены забастовочного комитета; Севриано и Батисто Галлацелли, а также Жан–Мишель Гастино в наряде Удивительной Язвы, Мастера–Мутанта Искрящегося Сарказма, Мгновенной Отповеди. Нимб вокруг левого запястья Таасмин Манделлы налился таким густым синим цветом, что казался почти черным.
Паломники выстроились вокруг нее: Дети Милосердия, Дети Непорочного Изобретения (Бедные), различные общины Стальграда, несущие иконы, реликвии, мощи и священные статуи, среди которых был и Небесный Покровитель Конкордата, Ясно Дитятко Черновы. За экклезиастами следовали ремесленники, представители гильдий и профессий Стальграда, собравшиеся вокруг своих знамен, припрятанных до срока в подвалах и на чердаках после разгрома Конкордата, и – да – реяли над ними даже нескольких непокорных стягов самого Конкордата, маленьких, но бросающихся в глаза своим зеленым Кругом Жизни. За ремесленниками шел народ: жены, мужья, дети, родители рабочих, а среди них – немногочисленное население Дороги Отчаяния: фермеры, законники, лавочники, механики, шлюхи и полицейские. За народом шли гунды, бродяги, бичи и бездомные псы, за ними следовали репортеры из газет, радио, кинохроники и телевидения со своими кинооператорами, телеоператорами, звукооператорами, фотографами и апоплексическими директорами.
Возглавляемая Таасмин Манделла процессия пришла в движение. Когда она двигалась мимо резиденции Манделла, певцы гимнов и псалмов из уважения замолчали. Ворота Стальграда были заперты перед паломниками во имя милосердия. Самой малой искры божественной силы Таасмин Манделлы хватило, чтобы замки взорвались, а створки широко распахнулись. Пятящиеся назад охранники навели свои МФБС – более в страхе, нежели в ярости – и побросали их, крича от боли, когда они раскалились докрасна по приказу Серой Госпожи. Толпа отозвалась аплодисментами и радостными криками. Гоня перед собой сотрудников службы безопасности Вифлеем Арес, процессия двигалась в направлении площади Корпорации.
Рободубль Джонни Сталина и три члена директоров наблюдали за ней с балкона с растущим изумлением.
– Что все это значит? – спросил Толстый Директор.
– У меня было сложилось впечатление, что этим вздорным волнениям положен конец, – сказал Тощий Директор.
– В самом деле, если нелепица, называемая Конкордатом, сокрушена, как вы пытались нас уверить, что здесь делают эти зеленые флаги? – спросил Умеренно Мускулистый Директор.
– Каким бы нежелательным не был этот марш для проекта, – сказал рободубль директора–управляющего Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы, – использование против него силы на глазах съемочных групп со всех девяти континентов было бы просто губительно. Полагаю, нам придется проглотить это унижение.
– Пффф, – сказал Толстый Директор.
– Это нетерпимо, – сказал Тощий Директор.
– Совершенно неэкономическое решение, – сказал Умеренно Мускулистый Директор.
– Микал Марголис обо всем позаботится, – сказал Робот Сталин. – Конкордат больше не поднимется.
Ораторы начали говорить.
Сначала Севриано и Батисто Галлацелли рассказали о смерти своего отца под лазерными лучами Корпорации Вифлеем Арес. Затем Лимаал Манделла рассказал о смерти своего отца от ракет Корпорации Вифлеем Арес. Таасмин Манделла кивком предложила Раэлу Манделле–младшему выйти вперед и произнести речь. Он посмотрел на море запрокинутых лиц и почувствовал чудовищную слабость. Он уже на всю жизнь навидался трибун, сцен и помостов. Он вздохнул и шагнул вперед.
Засевший на площадке конвертора номер 5 Микал Марголис воспользовался этим коротким шагом, чтобы сфокусировать оптический прицел.
Один выстрел. Больше ничего не потребуется. Одна пуля, отлитая Сталелитейной Компанией Вифлеем Арес. Конец всех затруднений.
Лимаал Манделла смотрел, как шагнул вперед его сын, как он выпрямляется, согретый приветствиями народа. У него прекрасные сыновья. Его собственный отец не мог бы желать внуков лучше. Затем он заметил блик, мелькнувший среди путаницы трубопроводов, окружавших площадь Корпорации. Он провел слишком много лет в опаснейшем городе мира, чтобы не понять, что это такое.
Он сбил сына с ног под звук выстрела из винтовки с глушителем, прозвучавший среди шума толпы ясно и отчетливо, как горн Архангельска. Гигантская черная масса, незаметно для него таившаяся у него внутри, внезапно взорвалась, разворотив ему спину. Он почувствовал удивление, гнев, боль, привкус меди в рту и сказал: – Великий боже, в меня попали. – Это прозвучало так буднично, что удивило его самого. Тьма выглянула у него из‑за плеча и унесла его прочь.
Толпа колыхалась и вопила. Две тысячи пальцев указывали на виновного, карабкающегося вниз по лестницам, ведущим в самое сердце производственного лабиринта. Раэл Манделла–младший скорчился над телом отца, Таасмин Манделла была разбита на кусочки смертью брата–близнеца. В последнее мгновение его жизни восстановилась мистическая связь между ней и Лимаалом, и она успела почувствовать вкус крови на губах, боль и страх, прежде чем тьма поглотила его. Все еще живая, она умерла вместе с братом.
Затем Серая Госпожа вышла вперед, сорвала маску и лицо ее было столь ужасно, что все закричали от страха.
– Это касается только моей семьи и Микала Марголиса, – нарушив свой обет, закричала она. Она воздела левую руку и гром сотряс площадь Корпорации. По ее зову все механическое в Стальграде взмыло в воздух: трубы, паяльные горелки, садовые грабли, радиоприемники, электротрайки, насосы, вольтметры – даже Ясно Дитятко Черновы покинуло свой шест, повинуясь ее приказу. Вся эта рухлядь собралась в крутящееся облако над площадью Корпорации. Облако сжималось и концентрировалось, и собравшиеся в ужасе наблюдали, как метал плавится, течет и формирует двух стальных ангелов, мрачных и мстительных. У одного были крылья и реактивные двигатели, у другого два набора пропеллеров.
– Найдите его! – закричала Таасмин Манделла, и ангелы, подчиняясь, с воем устремились в стальные каньоны Стальграда. Нимб Таасмин Манделлы вновь засверкал и у всех на глазах ее нескладные одежды оплавились и изменили форму, плотно облекая ее худое тело, и она взмыла с платформы, устремляясь в погоню, а маска прыгнула ей в руку, превратившись в могучее оружие.
На площади Корпорации воцарился ад. Оставшись без вожаков, демонстранты смешались и впали в истерику. Паломничество превратилось в свалку. Ужас и ярость оказались сильнее милосердия. Вооруженные охранники возникли на крышах и переходах – их забросали камнями. Они взяли оружие наизготовку, но не открывали огня. Раэл Манделла–младший сумел встать и пытался успокоить бушующую толпу, но вперед вышел Жан–Мишель Гастино.
– Тебя пристрелят, как собаку, – сказал он. – Пришло мое время. Вот что мне приказано делать. – Он набрал полную грудь воздуха и выпустил весь свой сверкающий сарказм в одной опаляющей насмешке.
Хотя она и не была обращена против людей, они успели почувствовать ее остроту. Одни кричали, другие плакали, третьи теряли сознание, четвертые блевали, пятые покрылись кровоточащими ранами. Он провел лучом сарказма по позициям сил безопасности, породив волну стонов и воплей, когда вооруженным людям открылось, кто они и что творят. Некоторые, не в силах вынести этого, бросались вниз. Другие обращали оружие против товарищей или самих себя; третьих слова Удивительной Язвы вогнали в состояние кататонии. Кто‑то визжал, кто‑то бессмысленно рыдал, кто‑то блевал, будто пытаясь изблевать ненависть к самим себе, которой наполнил их души человечек на помосте, кто‑то обделался, кто‑то с воплями бросился прочь из Стальграда в пустыню, чтобы кануть в ней навсегда, кто‑то превратился в груду окровавленной плоти и сломанных костей, располосованный на части сарказмом.
Расправившись с вооруженными силами Корпорации Вифлеем Арес, Удивительная Язва перенес внимание на балкон, на котором прятались директора Компании. В одно мгновение Толстый Директор, Тощий Директор и Умеренно Мускулистый Директор превратились в содрогающиеся сгустки раскаяния.
– Ох, хватит, хватит, хватит, – молили они, давясь желчью и рвотой, но насмешка все звучала и звучала, вскрывая каждую из совершенных ими гнусностей. Она изрезала в клочья их одежду, располосовала тела, превратив их в сплошные раны. Могущественные директора визжали и выли, но слова кололи, резали, кромсали и рубили, пока на невероятно дорогом ковре не осталось ничего, кроме клочьев мяса и мотков требухи.
Робот–двойник Джонни Сталина рассматривал содрогающиеся груды с презрением, смешанным с замешательством. Он не мог понять, что произошло, за исключением того, что директора в каком‑то непостижимом смысле оказались существами слабыми и несовершенными. Он не был ни слаб, ни уязвим, благодаря присущей роботам нечувствительности к сарказму. Тот факт, что на фоне его и его собратьев директора компании оказались столь неэффективны, был абсолютно нетерпим. Он связался по нейтринной связи со своими механическими соратниками, назначив экстренное собрание, посвященное спасению Компании от самой себя.
Внизу, на помосте, Жан–Мишель Гастино закончил говорить. Его сверкающий сарказм обезоружил и обезглавил Корпорацию Вифлеем Арес. Люди, качаясь, поднимались на ноги – потрясенные и ничего не понимающие. Он посмотрел на детей в девственно–белых одеяниях, бедных, идиотических дамблтонианцев, потрясенных рабочих и лавочников, репортеров и операторов, объективы которых треснули, а микрофоны полопались, когда он дал своему сарказму полную волю; он посмотрел на бродяг и бичей, на всех этих глупых, ошеломленных несчастных и почувствовал жалость.
– Идите домой, – сказал он. – Просто идите домой.
Затем по условному сигналу пять транспортных лихтеров, которые висели, никем незамеченные, над разворачивающейся внизу драмой, отключили поля невидимости – и вторжение в Дорогу Отчаяния началось.
58
Таасмин Манделла, цифровая охотница, гнала свою добычу вглубь стальградского лабиринта. Она чувствовала себя невероятно живой – подобное она ощущала лишь раз в жизни, когда Благословенная Катерина посетила ее на скале в пустыне. Однако на сей раз природа этого чувства была совершенно иной. Чудо–пушка в ее руке излучала страсть и голод, а трансформированные одеяния чувственно облекали тело. Она наслаждалась собой. Микал Марголис уже дважды стрелял в нее из МФБС, вызвав у нее восхитительное ощущение опасности.
Анаэль Сикорски завис над сепаратором номер два и должил:
– Цель удерживает позицию на 17 уровне.
Она отдала священный приказ Анаэлю Люфтваффе и была вознаграждена ревом мгновенно отозвавшихся турбин и отчаянным грохотом его 35–миллиметровых пушек.
– Ко мне, детали, ко мне, обломки, ко мне, сталь, ко мне, железо, – пропела он и из слетевшихся на ее зов обломков механизмов соорудила маленькие грависани. Ветер заструился по ее волосам, когда она помчалась над заводом, легко уклоняясь от труб, балок и воздуховодов. Вот для чего она была создана – мчаться с ветром в волосах и оружием в руках над улицей Генри Форда, уворачиваясь от ракет Микала Марголиса. Она расхохоталась и выгнала его из укрытия лучом своего портативного тахионного бластера.
– Возьми его, Люфтваффе. – Реактивный ангел пронесся над ее головой и изрешетил сепаратор из пушек. Взрывы сорвали кровлю и осыпали Таасмин Манделлу осколками, но она не обратила на них внимания; она только расхохоталась, стоя на воздушной доске и поглощая металлический дождь, чтобы присовокупить его к своему таинственному оружию. Анаэль Люфтваффе выполнил бочку, заходя на повторную атаку. В верхней точке разворота его настигли три выпущенные из МФБС тепловые ракеты. Анаэль Люфтваффе пролился на Стальград дождем дымящихся обломков.
Вон там. Тахионный бластер Таасмин Манделлы ударил по переходу между двумя воздуховодами через какое‑то мгновение после того, как по нему протанцевала черно–золотая фигура. Серая Госпожа гикнула и кинулась в погоню. Ее выстрелы опаляли Микалу Марголису пятки. Она могла испарить его в любой момент, но желала выгнать на открытое пространство, в пустыню, где все превратилось бы в схватку пожилого человека с пожилой святой.
Анаэль Сикорски спустился пониже, подгоняя добычу. Это был очень узкий проход… Таасмин Манделла сосредоточилась на управлении санями, маневрируя между трубопроводами и клапанами.
– Сикорски, назад. – Веер лазерных лучей разорвал воздух. Анаэль Сикорски, пытаясь уклониться от багровых нитей, зацепился за цистерну отстойника, ударился о стену, затем о другую и рухнул, распустившись огненным цветком.
Так или иначе, все шло к схватке святой и человека. Она ощутила радостное предвкушение. Голос священного здравого смысла пытался приструнить ее, но очень издалека. Смерть брата была гораздо ближе и гораздо ощутимее. Он все еще чувствовала вкус тьмы. Микал Марголис вырвался из путаницы трубопроводов и помчался через лихтерное поле. Таасмин Манделла добавила ему прыти, выпустив рой роботов–пчел из одного из многочисленных стволов своей божественной пушки. Она направила сани высоко в небо, чтобы низринуться на добычу в театральном пике и отрезать ей путь.
Микал Марголис произвел ракетный залп из МФБС. Импульсы силы пробежали по печатным схемам ее костюма и обратили ракеты в птиц. Таасмин Манделла завизжала от восторга. Никогда еще ее мощь не была столь велика. Ее нимб светился коллаптически–черным, мерцая проглоченными белыми карликами здравого смысла. Она окружила Микала Марголиса кольцом огня из огнемета и остановила сани прямо перед ним. Она погасила огонь и подняла ствол вверх. Микал Марголис ответил тем же. За его спиной дым горящего Сикорски поднимался в небо, мешаясь с отчаянными воплями, несущимися из Стальграда.
– Покажи лицо, – сказала Серая Госпожа. – Хочу посмотреть, как ты изменился.
Микал Марголис стянул шлем. Таасмин Манделла была разочарована тем, что он остался почти прежним. Постаревшим, загоревшим, седым, но в целом все тем же. Жертвой обстоятельств.
– Избавь меня от этой театральщины, – сказал Микал Марголис и уронил МФБС. – Полагаю, он все равно меня не спасет. И не надо ничего говорить про брата и отца. Это бессмысленно. Я не испытываю никакого раскаяния, потому что не испытываю его никогда. Я просто делал свою работу. А теперь покончим с этим.
Пыль закручивалась маленькими смерчиками вокруг его ног. Таасмин Манделла медленно собрала всю свою мощь в один божественный разряд, который обратит Микала Марголиса в высокоуглеродистую сталь. Она подняла левую руку, чтобы нанести удар и неожиданно замерла, пойманная лучом отвердевшего света.
Через летное поле к ним приближалась некая фигура. Таасмин не видела, откуда она появилась, но это была маленькая, худенькая, коротко подстриженная женщина в светящемся видеокостюме.
– Нет! – умоляюще воскликнула Таасмин Манделла, Серая Госпожа. – Нет! Не сейчас! Только не ты, только не сейчас!
– Ты должна помнить, что по условиям нашего договора ты можешь быть вызвана, чтобы дать отчет о своем служении, – сказала Катерина Тарсисская. Микал Марголис попытался схватить оружие и сбежать. Святая Катерина одним мановением лишила его подвижности.
– Тугофокусная временная петля, – с улыбкой объяснила она. – Как только мы закончим, она его выпустит.
– Ты совершенно не умеешь выбирать подходящий момент, – сказала Таасмин Манделла, застывшая в белом сиянии.
– Мне нравится твой наряд, – сказала Благословенная Госпожа. – Очень нравится. Очень идет тебе. Между прочим, мы, служители Панарха, не обязаны согласовывать свое расписание с вами, смертными. Пришло назначенное время; ты должна отправиться со мной и отчитаться о том, как ты воспользовалась своей силой.
Колонна света начала вращаться вокруг Таасмин Манделлы, и она почувствовала, что ее растягивает, как ярмарочную тянучку, превращая во что‑то не вполне человеческое. Она почувствовала, как земля выскальзывает у нее из‑под ног. Она была светом; светом… Она едва успела с отвращением сплюнуть, как катеринина сила обволокла ее, превратила в сгусток чистого, белого, сверкающего света, вечной информации безо всяких посторонних примесей – в точности как ей когда‑то мечталось на раскаленных скалах – и выплеснула в небеса.
Маленькая худая женщина, являвшаяся биологическим конструктом инкарнации Благословенной Госпожи Тарсиса, сложила руки в особом жесте для манипуляций с временем и пространством и исчезла.
59
Переодевшись Кающимся Нищебродом, Арни Тенебра провела пять дней, валяясь в грязи и предаваясь бичеванию, молитвам и стоянию коленями на острых камнях, покрытых нечистотами. Отделившись от процессии паломников у ворот Стальграда, она спряталась за метановым баком и произнесла в пальчиковый коммуникатор пять слов, которые положили начало вторжению. По ее приказу транспортные дирижабли, которые заняли позиции над Стальградом, дрейфуя по ветру с заглушенными двигателями, отключили поля невидимости и принялись вещать о поддержке и освобождении собравшейся внизу толпе. Из люков посыпались десантники Армии Родной Земли, держа наготове полеизлучатели, чтобы при малейших признаках сопротивления превратить противника в малиновое варенье. Противник и не думал сопротивляться.
– Не бойтесь ничего, – грохотал записанный голос. – Дорога Отчаяния освобождена от тирании Корпорации Вифлеем Арес Тактической группой Армии Родной Земли; сохраняйте спокойствие. Повторяем, это операция по освобождению. Сохраняйте спокойствие и оказывайте посильное содействие силам свободы. Благодарим за внимание.
Скрытая метановой цистерной, Арни Тенебра сбросила провонявший экскрементами бурнус, который пять дней скрывал ее боевую броню и боекомплект. Она раскрасила лицо под птицу смерти и прицепила микрофон.
– Группа 19, ко мне, – прошептала она. – Остальным группам действовать согласно полученных приказов. – Десяток Кающихся Нищебродов, сбросив маскировку и покинув позиции по периметру площади Корпорации, двинулись сквозь толпу к конторе Компании. К тому моменту, когда десантники достигли земли, отстегнули парашюты и выдвинулись на запланированные позиции, контролирующие электростанцию, летное поле, станцию, автобазу, мэрию, полицейские бараке, башню микроволновой связи, солнечную электростанцию, банки, конторы адвокатов и транспортные депо, Арни Тенебра встретилась со штурмовой группой и ворвалась в святая святых Сталелитейной Компании Вифлеем Арес.
Пока престарелая госпожа Кандерамбелоу, заведующая коммутатором, готовила чай для шести вежливых, но устрашающе разрисованных юношей в боевом облачении, а Доминик Фронтера смотрел на эмиссионые головки четырех полеизлучателей, группа 19 ехала на лифте для руководство на директорский этаж. Госпожа Фаншоу, Секретарь Года, поднялась из‑за стола, чтобы выразить протест против незаконного вторжения и была размазана по всей стене ударом гравитационного тарана. Арни Тенебра вышибла черно–золотые двери, украшенные черно–золотым гербом, и вошла внутрь.
– Добрый день, – сказала она униженным, заплаканным и окровавленным менеджерам отделов, начальникам станций, финансовым директорам, директорам по продажам и консультантам по персоналу. – Где находится директор–управляющий Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы? – Ответом послужил внезапный выброс энергии, проделавший дыру в животе младшего лейтенанта Генри Чана. Он вылупился на непривычное зрелище – собственный позвоночник – и распался напополам. – Щиты, ребята, у него полезизлучатель. – Защитные зонтики загудели под сокрушительными ударами излучателя, как храмовые гонги. Жертвы сарказма, визжа, бросились прочь мимо красного пятна, бывшего некогда Образцовой Секретаршей Года.
– Где он, черт побери? – закричал кто‑то.
– Он окружен светоотражающим полем, – сказала Арни Тенебра, наслаждаясь сложной тактической обстановкой. – Все вон. Мы только торчим друг у друга на пути. Я сама им займусь. – У нее был к нему личный интерес. Солдаты убрались к лифту, сторожить высокопоставленных пленников.
– Эй, Джонни! Где ты взял ПИ? – Мощный выстрел разнес украшавшую стену голову антилопы в пыль и прах. Джонни Сталин, скрючившийся за креслом директора–управляющего, на мгновение обрел видимость. Он исчез за миг до того, как Арни Тенебра гиперзвуковым лучом превратила конец стола для совещаний в облако щепок.
– Еще и экран невидимости. Неплохо. – Он обогнула комнату не скрываясь – защитный зонтик поднят, чувства напряжены, как у кошки. – Джонни, – пропела она. – Я пришла повидаться, как только услышала про тебя. Помнишь меня? Милую девочку, которую ты целовал за метановым дигестером Раэла Манделлы? – Зонтик Джонни Сталина завыл от удара ее собственного излучателя. На долю секунды проявилась его полупрозрачная фигура. – Давай же, Джонни, дерись. Ты знаешь, что за оружие ты используешь, ты знаешь, что не можешь сочетать защиту и нападение, а я знаю, что поле невидимости пожирают твою энергию. Покажись и дерись достойно. – Воздух замерцал и перед ней предстал Джонни Сталин. Арни Тенебра была изумлена случившейся с ним переменой: исчез пухлый, трусливый пацан, плаксивый и истеричный; стоящая перед ней фигура вполне могла принадлежать ее мужскому двойнику.
– Прекрасно выглядишь, Джонни. – Он бросила взгляд на наручный индикатор: 85 процентов заряда. Хорошо. Она двинулась влево. Джонни Сталин двинулся вправо. Оба пытались поймать момент, когда зонтик противника опустится за мгновение перед выстрелом. Арни Тенебра кружила, выжидая. Под зонтиком становилось душно.
– О, Джонни, – снова заговорила она. – Помни, еще десять человек ждут тебя у меня за спиной. – Она выстрелила, бросившись на пол. Ответ Сталина опоздал, опоздал, опоздал. В распоряжении Арни Тенебра было все время мира: достаточно, чтобы развернуться, прицелится, и швырнуть кулак полеизлучателя поверх опущенного зонтика, чтобы разнести его на куски, как яйцо.
Командор Тенебра приказал своим людям обшарить задымленную и разгромленную комнату в поисках каких‑нибудь остатков Джонни Сталина, чтобы добавить этот сувенир к своей коллекции трофеев, но они смогли найти только обломки обугленного механизма. Рядовой Йенсенн подал Арни Тенебра голову Джонни Сталина, и она долго смеялась, глядя на провода и сложные алюминиевые сочления, служившие шейными позвонками.
– Робот! – хохотала она. – Долбаный робот! – Она зашвырнула голову подальше и смеялась, смеялась, смеялась так долго и так неудержимо, что перепугала всю группу 19.
60
Доминик Фронтера был первым, кто узнал, что освобождение Дороги Отчаяния было на самом деле оккупацией, а ее жители, которые с ликованием пронесли солдат Армии Родной Земли по улицам города на руках, оказались заложниками мечты Арни Тенебра о Götterdämmerung. Он узнал об этом в шесть часов шесть минут утра, когда пятеро вооруженных людей вывели его из подвала магазина всякой всячины сестер Пентекост, в котором он сидел, и поставили к девственно–чистой белой стене. Солдаты провели в пыли линию и выстроились вдоль нее.
– Последняя просьба? – сказал капитан Перес Эстобан.
– В каком смысле – последняя просьба? – спросил Доминик Фронтера.
– Так принято: человек перед расстрелом может назвать свое последнее желание.
– Ох, – сказал Доминик Фронтера и опорожнил кишечник прямо в элегантные белые форменные штаны РОТЭК. —Эээ… можно мне привести себя в порядок? – Расстрельная команда выкурила трубочку–две, пока мэр Дороги Отчаяния скидывал штаны и приводил себя в пристойный вид. Затем они завязали ему глаза и поставили спиной к стене.
– Расстрельная команда, наводи! Расстрельная команда, цельсь! Расстрельная команда… расстрельная команда… Боже милостивоый, что еще?
Верная и недалекая Рути кормила кур, когда увидела, что солдаты ставят ее мужа к стене и наводят на него оружие. Она издала крик перепуганной птицы и сломя голову кинулась мимо мэрии, достигнув места казни как раз в тот момент, когда Перес Эстобан собирался отдать команду «Огонь!».
– Не убивайте моего мужа! – заверещала она, бросаясь между палачами и жертвой в вихре разлетающихся юбок и мельтешащих рук.
– Рути? – прошептал Доминик Фронтера.
– Мадам, прочь с дороги, – приказал Перес Эстобан. Рути Фронтера гордо выпрямилась – бесцветная толстоногая валькирия. – Мадам, вы препятствуете действиям законно сформированной Расстрельной команды, приводящей в исполнение законно вынесенный приговор. Пожалуйста, покиньте линию огня. В противном случае, – добавил он, – я вас арестую.
– Ух! – сказала Рути. – Ух–ух–ух. Да вы просто свиньи, вот вы кто. Отпустите его.
– Мадам, он – враг народа.
– Сударь, он мой муж и я люблю его. – Затем последовала вспышка света, которую Доминик Фронтера увидел даже сквозь повязку – Рути Фронтера, урожденная Голубая Гора, в одно мгновение разрядила заряд красоты, копившийся двенадцать лет. Она провела лучом своего обаяния вдоль расстрельной команды и каждый из солдат, едва на него обрушивалась вся мощь очарования, валился с ног с широко открытыми глазами и пеной на губах. Рути Фронтера освободила мужа, и они тем же утром бежали из города, взяв с собой ее престарелого отца и столько имущества, сколько удалось впихнуть в кузов грузовика, украденного у Сталелитейной компании Вифлеем Арес.
