Текст книги "Дорога Отчаяния (ЛП)"
Автор книги: Йен Макдональд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
– Что за чертовщина тут творится? – спросила Таасмин Манделла, бессознательно повторяя приветственные слова мэра. Она нашла Вдохновение Кадиллака, наблюдающего за заливкой фундаментов. Он был одет в желтый комбинезон и прочную желтую каску. Он вручил Таасмин такую же.
– Вам нравится?
– Нравится что?
– Город Веры, – сказал Вдохновение Кадиллак. – Духовная ступица этого мира, место паломничества и прибежище для всех, кто ищет.
– Повторите.
– Ваша базилика, Госпожа. Наш подарок вам: Город Веры.
– Мне не нужна базилика, мне не нужен Город Веры, я не желаю быть ступицей духовного мира, прибежищем для всех, кто ищет.
Над ними проплыла связка строительных балок, свисающая со снижающего лихтера.
– Откуда взялись деньги на все это? Скажите мне.
Вдохновение Кадиллак наблюдал за работой. По выражению его лица Таасмин догадалась, что он видит базилику уже построенной.
– Деньги? А, ну как же. Откуда, как вы думаете, появилось название «Город Веры»?.
34
Как‑то раз Величайший Игрок в Снукер в Известной Части Вселенной и Король Свинга прогуливались по улице Томбола, и вдруг Величайший Игрок в Снукер в Известной Части Вселенной остановился как вкопанный у маленького уличного храма, зажатого между мужским стрипклубом и темпура–баром.
– Смотри, – сказал Величайший Игрок в Снукер в Известной Части Вселенной. Перед девятилучевой звездой Святой Катерины молилась молодая женщина; ее губы шевелились, произнося беззвучную литанию, глаза ловили свет свечей, когда она обращала взгляд к небесам. Величайший Игрок в Снукер в Известной Части Вселенной и Король Свинга смотрели, как она заканчивает молитву, возжигает благовония и прикалывает к притолоке молитвенную записку.
– Я влюбился, – сказал Величайший Игрок в Снукер в Известной Части Вселенной. – Она должна быть моей.
Ее звали Санта Екатрина Сантестебан. У нее была нежная оливковая кожа, а волосы и глаза темные, как самое тайное место в сердце. Она жила с матерью, отцом, четырьмя сестрами и тремя братьями, котом и певчей птицей в квартире над магазином особых специй и приправ Шамбалайя на улице Депо. Благодаря годам, проведенным над заведением господина Шамбалайя, кожа ее пропиталась ароматом специй и благовоний. – Я полуперченая, – часто шутила она. Она часто шутила. Она часто смеялась. Ей было одиннадцать лет. Лимаал Манделла полюбил ее без памяти.
Ориентируясь по запаху кардамона, имбиря и кориандра, он проследовал за ней по улицам и переулкам до ее дома над лавкой господина Шамбалайя и склонился в нижайшем поклоне перед ее отцом, матерью, четырьмя сестрами и тремя братьям, а также котом и певчей птицей, и попросил ее руки. Десять дней спустя они поженились. Шафером был Гленн Миллер, а жених с невестой проследовали из ЗАГСа к ожидающему рикше сквозь аркаду из воздетых бильярдных киев. Оркестр Гленна Миллера двигался за свадебной процессий на специальной колесной платформе вплоть до станции Брам–Чайковский, а когда новобрачные садились в поезд, сыграл несколько своих лучших вещей. Рис и чечевица сыпались на них дождем, а доброжелатели приклеивали молитвенные листки к задку рикши и бортам вагона. Улыбаясь и махая радостной толпе, Лимаал Манделла сжал руку жены и вдруг его поразила случайная мысль.
Это была единственный иррациональный поступок, который он когда‑либо совершил. Но иррациональность собиралась вокруг него. Многие месяцы она подбиралась все ближе и ближе; победа над дьяволом немного приостановила ее приближение, но ненадолго. В тот момент, между мужским стрипклубом и темпура–баром она нанесла удар и через Санта Екатрину привязала его к себе… Счастье, принесенное женой, затем рождением первого сына, Раэла–младшего, потом второго сына, Каана, не позволило ему осознать тот факт, что Бог готовит его к джек–поту.
После победы над Антибогом Лимаал Манделла правил Царством снукера единовластно и бессменно. Никто не мог одолеть его, никто не мог с ним играть. Собственное совершенство, таким образом, привело его к дисквалификации. Городской, провинциальный, континентальный и даже мировой чемпионаты проводились без него, а чемпионы титуловались как «Победитель Белладонны, за исключением Лимаала Манделлы» или «Чемпион среди профессионалов Высадки Солнцестояния, не считая Лимаала Манделлы».
Лимаала Манделлу все это не слишком заботило. Не появляясь в бильярдной, он мог все свое время проводить с женой и детьми. Не появляясь в бильярдной, он давал иррациональности время просочиться в него.
Когда слух о претенденте на трон Лимаала Манделлы разнеслось в бильярдных кругах Белладонны, все сразу поняли, что вызов мог бросить только кто‑то – или что‑то – крайне необычный. Возможно, Сам Панарх возложил на кий длань, раскручивающую галактики, чтобы посрамить гордеца…
Ничего подобного. Претендентом оказался невзрачный мышеподобный человечек, носивший очки с перевернутыми стеклами и держащий себя с уверенностью младшего клерка в крупной корпорации. Вот и все, что можно было о нем сказать, за исключением того незначительного факта, что он разрезал собственную жену на мелкие кусочки, а кусочки расфасовал по гамбургерам – и в наказание за это преступление был превращен в мускульное средство передвижения для спроецированной личности компьютера РОТЭК по имени Анагноста Гавриил. Он был психонамбулой, обией, тварью из детских страшилок.
– Сколько играем? – спросил Лимаал Манделла, оказавшись в подсобке Джаз–бара Гленна Миллера, ибо он был игроком, искусство которого крепко связано с чувством места.
– Тридцать семь фреймов, – сказал Каспер Милкетост, обия.
Ставки не обсуждались. Они не имели значения. На кону стоял титул Величайшего Игрока в Снукер в Известной Части Вселенной. Жребий пал на Лимаала Манделлу – и он разбил первый из тридцати семи фреймов. Как он сам метко заметил многие годы назад, когда Трюкач О'Рурк показал ему судьбу, которую он отверг, снукер являлся высшим проявлением рационализма. Однако Анагноста Гавриил был инкарнацией рационализма. Для его сверхпроводящей души танец шаров на столе ничем не отличались от балета орбитальных тел, начиная с мониторов размером с виноградину, до жилых спутников десятков километров в поперечнике, хореографом которого он являлся. Каждое движение кия Каспера Милкетоста обеспечивалось крохотной частью этой вычислительной мощи, производившей прецизионные калькуляции вращения, импульса и момента силы. Слово «удача«не имело синонимов в глоссарии Анагност. Прежде Лимаал Манделла всегда мог рассчитывать на неверный удар или случайную ошибку оппонента, которые создавали ему выигрышную позицию на столе; накапливающийся груз неудач деморализовал противника и приводил его к самопоражению, но компьютер невозможно деморализовать и он не совершает ошибок. Лимаал Манделла всегда придерживался мнения, что мастерство во всех случаях побивает удачу. Теперь доказывалась его правота.
Во время перерыва в середине матча (ибо даже обия должен есть, пить и мочиться) Гленн Миллер отвел Лимаала Манделлу в сторону и прошептал:
– Ты совершаешь ошибки. Неудачный день.
Лимаал Манделла разозлился, и приблизив залитое потом лицо к лицу джазиста, сказал:
– Не говори так. Никогда не говори так. Чтобы я никогда этого не слышал. Ты сам творишь свою удачу, понял? Удача – это мастерство.
Он отпустил потрясенного музыканта, пристыженный и испуганный тем, насколько его захлестнула иррациональность. Лимаал Манделла никогда не терял выдержки, сказал он себе. Так гласит легенда. Лимаал Манделла взял себя в руки. Однако эта вспышка заставила его стыдиться и портила ему игру, в которой каждая его ошибка немедленно капитализировалась Анагностой Гавриилом. Он был перерационализирован. Сидя в кресле и механически протирая кий, пока компьютеризованные руки Каспер Милкетост забивали брейк за брейком, он узнал на собственной шкуре, каково это – играть с самим собой. Все равно как быть раздавленным всмятку огромным валуном. Вот какое чувство вызывал он у своих противников: ненависть к самим себе. Он ненавидел обращенную на себя ненависть, пробужденную им в бесчисленных разбитых им оппонентах. Это было ужасная, перемалывающая и гложущая душу тварь. В своем тихом углу Лимаал Манделла познал угрызения совести, и ненависть к себе выжрала всю его силу.
Руки его стали неловкими и глупыми, глаза сухими, как два пустынных колодца; он не мог попасть по шарам. – Лимаал Манделла проигрывает! Лимаал Манделла проигрывает! – разнеслась весть из Джаз–бара Гленна Миллера по улицам и переулкам Белладонны, а за ней следовала тишина столь основательная, что стук шаров доносился теперь сквозь вентиляционную систему до самых отдаленных уголков города.
Компьютер перемолол его в пыль. Не было здесь ни жалости, ни снисхождения. Игра должна продолжаться до полной победы. Лимаал Манделла проигрывал фрейм за фреймом. Он начал сдавать и фреймы, которые при должной собранности мог и выиграть.
– Что не так, парень? – спросил Гленн Миллер, не почувствовавший мучений своего протеже. Лимаал Манделла молча вернулся к столу. Он был уничтожен на глазах у всех. Он не вынес бы, если бы увидел, что на него смотрит Санта Екатрина. Даже его враги сострадали ему.
Затем все кончилось. Последний шар упал в лузу. Компьютер РОТЭК Анагноста Гавриил, действующий через синапсы осужденного убийцы, был признан Величайшим Игроком в Снукер в Известной Части Вселенной. Мир и город прославляли его. Лимаал Манделла упал в кресло, застреленный из собственного оружия. Санта Екатрина опустилась рядом с ним на колени и взяла за руку. Лимаал Манделла смотрел поверх ее головы и не видел ничего, кроме приливной волны иррационального, затопившей все вокруг.
– Я возвращаюсь, – сказал он. – Я не могу здесь оставаться; не могу выносить этот позор каждую минуту и каждый день. Назад. Домой.
Пять дней спустя он разломал свои кии на части и сжег их. Поверх костра он швырнул контракт с Гленном Миллером. Потом он взял жену, детей, сумки, чемоданы и столько денег, сколько решился и приобрел на эти черные деньги четыре билета на ближайший поезд до Дороги Отчаяния.
Носильщики на станции Брам–Чайковский хватали его за полы пальто. – Разрешите ваш багаж, господин Манделла, сэр, прошу вас, позвольте отнести ваш багаж! Сэр, господин Манделла, ваш багаж! – Он сам погрузил чемоданы в поезд. Когда состав покидал своды огромного мозаичного купола станции Брам–Чайковский, гунды, сорные птицы и беспризорники, не имеющие денег даже на скамью в третьем классе, посыпались с сигнальных опор на крыши вагонов. Они перевешивались через край и колотили в окна купе, взывая: – Во имя божьей любви, господин Манделла, впустите нас, добрый сэр, милостивый сэр, пожалуйста, впустите нас, господин Манделла, во имя божьей любви, дайте нам войти!
Лимаал Манделла опустил шторы, вызвал охрану и после первой же остановки в Кафедральных Дубах его больше никто не беспокоил.
35
Сверток с документами, свисающий с плеча Микала Марголиса болтался в двадцати пяти сантиметрах над рельсами. Микал Марголис висел под брюхом оборудованного кондиционерами вагона первого класса 12 модели Железнодорожной Компании Вифлеем Арес. Оборудованный кондиционерами вагон первого класса 12 модели Железнодорожной Компании Вифлеем Арес прилепился к нижней стороне Нова Колумбии, а Нова Колумбия свисала с обратной стороны мира, а тот оборачивался вокруг солнца, преодолевая по два миллиона километров в час и неся на себя Нова Колумбию, железную дорогу, вагон, Микала Марголиса и его тубус.
Между ним и разъездом Ишивара пролегло полмира. Его руки потеряли всякую чувствительность, он мог бы проделать весь путь, пробегаемый планетой вокруг солнца, прицепившись к брюху вагона. Он уже не чувствовал боли – ни в руках, ни от воспоминаний о разъезде Ишивара. Он начал подозревать, что его память обладает избирательным характером. Прицепившись под вагоном, он получил достаточно времени для размышлений и самоанализа. Уезжая в этом положении с разъезда Ишивара, он разработал схему, которая повлекла его по сияющим рельсам через разъезды, стрелки, пункты, пандусы и полуночные сортировочные в направлении города Кершоу. Тьма непреодолимо притягивает тьму. Сверток бумаг, висящий у него на плечах, не оставлял ему другого пути.
Он переменил позу на менее неудобную и попытался вообразить город Кершоу. Его воображение заполнил огромный черный куб, с пещероподобными моллами, где глаз радовали эксклюзивные изделия тысяч мастерских; с громоздящимися друг над другом уровнями рекреационных центров, удовлетворяющих любую прихоть, начиная с игры в го в уединенных чайных и концертов величайшего Гармонического оркестра в мире, и заканчивая подвалами, заполненными глицерином и мягкой резиной. Будут там и музеи, и лекционные залы, и артистические богемные кварталы, и тысячи ресторанов, представляющих всевозможные кухни, и закрытые парки, спланированные столь хитроумно, что создают полное впечатление открытого пространства.
Ему виделись грохочущие заводы, на которых собирались гордые локомотивы Железнодорожной компании Вифлеем Арес, Центральное Депо, откуда они во всех направлениях разбегались по северной половине планеты, подземные химические предприятия, сбрасывающие пузырящиеся стоки в озеро Сисс, и фермы–фабрики, извлекающие штаммы искусственных бактерий из танков с нечистотами, чтобы превратить их в гастрономические шедевры в ресторанах, представляющих тысячи различных кухонь мира. Он думал о ловушках для дождевой воды и невероятно экономичной системе регенерации и очистки, думал о шахтах воздухопровода, в которых безостановочно ревел ураган – нечистое дыхание двух миллионов акционеров, выбрасываемое в атмосферу. Он представлял эпидермис куба, образованный пентхаузами руководства, открывающийся из них вид на Сисс и его мрачные берега, все более широкий с увеличением высоты, представлял квартиры в тихих районах для семейных, распахнутых навстречу сиянию и свежести световых колодцев. Он думал о детях, умытых и счастливых, изучающих в школах Компании принципы индустриального феодализма – не слишком трудное занятие для тех, кто каждую секунду и каждый день был окружен крайним воплощением этих принципов. Болтаясь под вагоном первого класса скорого ночного поезда Нова Колумбия, Микал Марголис внутренним оком охватил все достижения Корпорации Вифлеем Арес и вскричал:
– Ну что же, Кершоу, вот и я!
Затем первые порывы кислотного дыхания озера Сисс сжали его глотку и залили глаза слезами.
Существует уровень, расположенный даже ниже этажа технического обслуживания, через который в столицу Корпорации Вифлеем Арес въехал Джонни Сталин. Этот уровень зарезервирован для тех, кто попадает в Центральное депо, зацепившись под брюхом вагона первого класса скорого ночного поезда «Нова Колумбия». Это уровень ненумерованных. Это уровень невидимости. Не настоящая невидимость позволила Микалу Марголису покинуть незамеченным Центральное депо, смешавшись с толпами акционеров – но невидимость отдельного человека для корпоративной массы.
Поднявшись по мраморной лестнице и миновав латунные двери в десять человеческих ростов, Микал Марголис оказался в напоминающем пещеру зале сияющего мрамора и полированной тишины. Прямо перед ним высилась очень большая и уродливая статуя Крылатой Победы, несущая девиз «Laborare est Orate». На противоположной стороне мраморных равнин, в нескольких километрах от него, стоял мраморный стол, над которым висел огромный знак «ЗАПИСЬ НА СОБЕСЕДОВАНИЯ, ПРИЕМ И ВСТРЕЧИ». Разбитые башмаки Микала Марголиса грубо стучали по священному мрамору. Толстяк в бумажном костюме Компании уставился на него сверху вниз из‑за мраморной баррикады.
– Да?
– Я хотел бы назначить встречу.
– Да?
– Мне нужно встретиться с кем‑нибудь, отвечающим за развитие производства.
– Это относится к компетенции отдела Регионального Развития.
– В связи со сталью.
– Управление Регионального Развития, отдел железа и стали.
– В районе Дороги Отчаяния… Великая пустыня, знаете, где это?
– Одну минуту. – Толстый регистратор застучал по клавиатуре. – Департамент Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы, Отдел железа и стали, Управление Регионального Развития, комната 156302; для подачи предварительного заявления на прием к подсекретарю подотдела субсубпланирования займите место в очереди А. – Он протянул Микалу Марголису бумажную полоску. Ваш номер: 33256. К очереди А – в эти двери.
– Но это важно! – воскликнул Микал Марголис, размахивая рулоном документов перед носом регистратора. – Я не могу ждать, пока 33255 человек подают заявления какому‑то… подсекретарю.
– Предварительное заявление на подачу предварительного запроса на встречу с подсекретарем подотдела субсубпланирования. Что ж, если у вас срочное дело, сэр, вам следует занять место в очереди Б для подачи заявления на участие в Программе Урегулирования Приоритетов. – Он оторвал новый номерок. – Вот. Номер 2304. Пожалуйста, вход Б.
Микал Марголис разорвал оба номерка в клочки и швырнул их в воздух.
– Организуйте мне встречу сейчас же, в самом крайнем случае – на завтра.
– Это совершенно невозможно. Ближайшая свободная дата приема – шестнадцатое октембря; конкретно говоря, приема у управляющего фекальными и водными потоками, в 13:30. Должен соблюдаться порядок, сэр, для нашего общего блага. Итак, вот новый номер. Назовите мне свой, чтобы я знал, кто ходатайствует о встрече, и пройдите в очередь Б.
– Пардон?
– Дайте мне свой номер и пройдите в очередь Б.
– Номер?
– Номер акционера. У вас есть номер акционера? В противном случае у вас должна быть временная гостевая виза. Могу я ее получить?
– У меня нет временной…
Возмущенный вопль толстого регистратора заставил все головы повернуться в сторону мраморного алтаря.
– Ни номера! Ни визы! Святая Госпожа, так вы один из этих… один из этих… – Зазвонили колокола. Черно–золотые полицейские Компании выскочили из незаметных укрытий и бросились к ним. Микал Марголис завертел головой, изыскивая путь к отступлению.
– Арестуйте его, эту сорную птицу, этого бродягу, этого флибустьера, гунду, бича! – вопил регистратор. – Арестуйте этого… фрилансера! – Густая пена полезла у него изо рта. Полицейские выхватили шоковые дубинки и бросились в атаку.
Прогремевшая очередь бросила всех на пол. Раздался обычный для подобных случаев визг. Фигура в сером бумажном костюме появилась в дверях к очереди А, успокаивающе поводя туда–яюда стволом маленького черного МФБС.
– Никому не шевелиться! – закричала она. Никто не шевелился. – Иди сюда!
Микал Марголис оглянулся в поисках человека, которого позвал стрелок. Он указал на себя, одними губами произнеся «я»?
– Да, ты! Давай сюда! Шевелись!
Один из полицейских, видимо, потянулся к коммуникатору, потому что еще одна очередь осыпала всех осколками мрамора. Микал Марголис опасливо поднялся. Стрелок жестом приказал ему отойти в сторону и освободить сектор огня.
– Что происходит? – спросил Микал Марголис.
– Операция по твоему спасению, – заявил стрелок в деловом костюме. – А сейчас, что бы не случилось, следуй за мной и не лезь с вопросами. – Из внутреннего кармана он выхватил дымовую гранату и швырнул ее в зал. – Бегом.
Микал Марголис не смог мы сказать, как долго и по каким мраморным, дубовым или пластиковым коридорам он бежал: он просто бежал, высоко вскидывая ноги и каждую секунду ожидая пули в спину. Когда шум погони достаточно стих, спаситель остановился и раздвинул секцию пластиковой облицовки стены с помощью довольно хитроумного инструмента.
– Внутрь.
– Сюда?
Шум погони неожиданно усилился.
– Полезай. – Оба нырнули в углубление и запечатали стену за собой. Спаситель переключил лазер МФБС в режим широкого рассеивания и в его голубом свете повел Микала Марголиса сквозь джунгли кабелей, шлангов, труб и монтажных штанг.
– Поосторожнее, – сказал он, когда Микал Марголис чуть не свалился в двухкилометровую воздушную шахту и в поисках опоры попытался схватиться за какой‑то кабель. – Он под напряжением: двадцать тысяч вольт. – Микал Марголис отдернул руку, как будто перед ним была змея или кабель под напряжением в двадцать тысяч вольт.
– Да кто ты такой? – спросил он.
– Арпе Магнуссон, инженер по обслуживанию сервисных систем.
– С МФБС?
– Фриланс, – сказал инженер по обслуживанию сервисных систем, как будто это что‑то объясняло. – Обрати внимание на эти светящиеся пылинки. Там расположены коммуникационные лазеры. Снесут тебе голову на раз, такие это штуки.
– Фриланс?
– Независимая деятельность в закрытой экономике Компании. Бранное выражение. Видишь ли, как и ты, я хотел встретиться с каким‑нибудь представителем компании; у меня была революционный замысел по реформированию системы кондиционирования Кершоу, но никто не желал меня видеть без номера или визы. Поэтому я отправился сюда, за стены, где номера не нужны, и присоединился к фрилансерам. Это было что‑то около четырех лет назад.
– Ты здесь не один?
– Нас примерно две тысячи. В кубе есть места, не указанные ни на одной из официальных схем Компании. Время от времени я выполняю кое–какую независимую работу для акционеров; бытовая техника, главным образом, разные поломки – вещи постоянно ломаются; политика Компании предусматривает определенную вероятность выхода из строя, и никто не чинит сломанное, потому что для Компании лучше, чтобы ты покупал новое; мне передают весточку, я прихожу и ремонтирую. Еще я присматриваю за приемным залом на предмет потенциальных фрилансеров: такие как ты появляются то и дело, а я забираю их за стены.
– С МФБС?
– Первый раз им пользуюсь. Немного запоздал к тебе, компьютер едва не пропустил вызов полиции. Ты посмотри, какая тяга у этого вентилятора… жить тут непросто, но если ты продержишься первые двенадцать месяцев, все с тобой будет в порядке. – Магнуссон повернулся и протянул руку Микалу Марголису. – Добро пожаловать в братство фрилансеров, дружище.
Следующие несколько месяцев, проведенные среди ловушек, кислоты, химических отходов, коротких замыканий и перерывов в электроснабжении, были счастливейшим периодом в жизни Микала Марголиса. Он постоянно находился в опасности, создаваемой как перипетиями жизни меж стен, так и спорадическими налетами Чистильщиков Компании, и чувствовал себя комфортно и расслабленно, как никогда. Это было как раз то, о чем он мечтал во время долгих прогулок по пустыне. Жизнь была жестока, опасна и удивительна. Компьютер фрилансеров по имени Кошелка, расквартированный в их штаб–квартире, и паутина кабелей, растянутая поперек Воздушной шахты номер 19, снабжали их идентификационными номерами скончавшихся акционеров, и экипированный соответствующим образом, Микал Марголис мог безнаказанно питаться в столовой Компании, мыться в банях Компании, одеваться в бумажные костюмы Компании из костюмных автоматов Компании и даже спать в кроватях Компании, пока Компания не вычеркивала номер покойного из реестра. В такие моменты он возвращался в мир узких лазов и шахтных труб и дремал, покачиваясь в гамаке, подвешенном над километровой глубины воздушным колодцем, а вдохи и выдохи ста тысяч акционеров баюкали его.
Когда прозвучал сигнал тревоги, он чуть не вывалился из гамака. Если бы не наработанные фрилансерские инстинкты, он бы полетел прямо в колодец. Он выждал секунду, чтобы собраться с мыслями. Ясная голова – залог выживания. Сначала думай, потом делай. Продуманность, а не спонтанность. Он убедился, что тубус с документами по–прежнему у него на плече, затем ухватился за свисающий трос и скользнул к устью шахты. Датчики присутствия. Чистильщики. Портфель жалоб на паразитов в электрических сетях рос себе и рос – до тех пор, пока департамент управления фекальными и водными потоками не вынудили принять меры. Он потянулся за противогазом. Противогаз оказался в точности там, где он его оставил. Он натянул маску и откачнулся к главному силовому кабелепроводу, идущему параллельно сервисному каналу. Тысячи ампер пульсировали прямо у его щеки. Он скосил глаза и через щель в покрытии увидел клубы полицейского газа, заполнившие тоннель.
Газовые облака полосовали лучи фонарей. В поле зрения появились Чистильщики: двое мужчин и женщина, бумажно–костюмные типы из департамента управления фекальными и водными потоками, вздутые пузыреобразные фигуры в прозрачных герметических одеяниях. Их рюкзаки извергали нейропаралитический туман, а наручные инфразвуковые излучатели изгибали воздух. Один из Чистильщиков подобрал будильник Микала Марголиса и показал остальным. Они закивали и лучи их нашлемных фонарей запрыгали вверх–вниз.
Из люка высунулась голова Арпе Магнуссона в противогазе, а следом – рука с запиской.
СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ И НЕ ОТСТАВАЙ.
Двое мужчин поспешили прочь сквозь лабиринт шахтных труб, пандусов и вентиляционных колодцев, и вскоре оказались на развилке воздушного канала десятого уровня, который Чистильщики прошли совсем недавно. Трупики мышей лежали на металлических решетках мертвым доказательством эффективности оружия Чистильщиков. Арпе Магнуссон указал на три извивающихся пластиковых шланга. Микал Марголис кивнул. Он знал, что это такое – пуповины чистильщиков. Арпе Магнуссон проследовал вдоль пуповин назад, до воздушного вентиля. Махнув Микалу Марголису, чтобы тот стоял на стреме, он отсоединиль шланги и подключил их к сточной трубе десятого уровня. Коричневая мерзость хлынула по шлангам куда‑то в затянутые газом глубины. Тотчас же нашлемные лампы на секунду замерли, а затем принялись неистово метаться туда–сюда. Наконец они попадали на землю и перестали двигаться. Несколько секунд спустя два фрилансера отчетливо различили звук трех мягких, коричневых, влажных взрывов.
Микал Марголис обретался в тоннелях уже два года, когда ему представилась долгожданная возможность. Компьютер сообщил о случае смерти в Департаменте Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы, Отдел железа и стали. Некий младший подпомошник секретаря отдела бросился в гейзер в Желтом Заливе из‑за неверного решения по проекту «Аркадия». Еще до того, как предназначенная специально для таких случаев бригада Хризантем выудила его, полусваренного, из гейзера, Микал Марголис завладел его номером, его именем, его должностью, его столом, его кабинетом, его квартирой, его жизнью и его душой. Риск на этом пути к директору–управляющему Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы, Отдел железа и стали, был огромен: возможность быть опознанным приближалась к сотне процентов, но Микал Марголис не был готов провести несколько лет в сфере виртуальной экономики и черных денег, прокладывая дорогу через личных помощников, младших заместителей управляющих, временных чиновников по связям, ассистентов руководителей производством, организаторов секторов, младших системных аналитиков, директоров по продажам, финансовых директоров (младших и старших), региональных директоров, главных директоров, директоров проектов, субменеджеров и персональных менеджеров директоров проектов. Информация, хранившаяся в его тубусе, была слишком важной для этого.
Поэтому во вторник, приблизительно в 10:15 (каковое время является моментом наивысшего спокойствия ума в соответствии с «Психологией управленческих методик» Лемюэля Шипрайта, в двух томах, издательство Ри и Ри) Микал Марголис расправил бумажный галстук и постучал в дверь директора–управляющего Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы.
– Войдите, – сказал директор–управляющий Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы.
Микал Марголис вошел, вежливо поклонился и произнес ясным, но не слишком громким голосом:
– Минералогические отчеты по проекту «Дорога Отчаяния».
Директор–управляющий Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы, занятый работой на компьютерном терминале, сидел спиной к нему.
– Я не запрашивал ничего по проекту «Дорога Отчаяния», – сказал директор–управляющий Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы. Рот Микала Марголиса внезапно свело в куриную гузку. Голос был странно знаком.
– Проект «Дорога Отчаяния», сударь: проект по извлечению железа из песка. Экономическое обоснование было запрошено советом по планированию.
Блеф был столь наглым, что единственным спасением от провала оставалась безоглядная дерзость. Микал Марголис был совершенно уверен, что директор–управляющий Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы не знает в лицо и по имени всех сотрудников своего подразделения. Равным образом он не сомневался, что директор–управляющий Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы не может помнить все свои решения.
– Напомните подробности.
Заглотил наживку.
– Было обнаружено, что красные пески в районах, окружающих изолированное поселение Дорога Отчаяния, отличаются феноменально высоким содержание оксидов железа; песок, в сущности, представляет собой практически беспримесную ржавчину. Суть проекта заключается в определении средств, необходимых для разработки этих ресурсов путем бактериологического воздействия на пески, призванного упростить извлечение полезного компонента. Все это изложено в отчете, сэр.
– Весьма интересно, господин Марголис.
На одно ужасное мгновение сердце Микала Марголиса перестало биться. Директор–управляющий Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы повернулся к нему лицом. Сперва Микал Марголис не узнал этого элегантного молодом человека – спокойного, властного, опасного – нисколько не жирного и не хнычущего, каким он его помнил.
– Боже правый. Джонни Сталин.
– Акционер 703286543.
Микал Марголис стоял, ожидая появления полиции Компании. Он ждал и ждал и ждал. Наконец он произнес:
– Ну же, вы собираетесь их вызвать?
– Они не понадобятся. Итак, ваши документы.
– Что – мои документы?
– Я хочу ознакомиться с ними. Если они стоят того, чтобы выйти из‑за стен и разыграть эту шараду – о, я знаю о вас все, господин Марголис – то стоят и того, чтобы на них взглянуть.
– Но…
– Но вы – приговоренный убийца и фрилансер… Господин Марголис, мой отец был идиотом, и если бы я остался в Дороге Отчаяния, то был бы сейчас нищим грязным крестьянином, а не капитаном бизнеса и производства. Все, что вы причинили моей семье в прошлом – все в прошлом. Итак, ваши документы. Я так понимаю, вы выполнили все необходимые минералогические, химические, биологические и экономические исследования, чтобы обосновать ваш замысел?
Микал Марголис кое‑как справился с украденным портфелем и разложил бумаги на столе директора–управляющего Департамента Проектов Развития Северо–Западной Четвертьсферы. Он придавил уголки маленькими пресс–папье в виде голых мальчиков, лежащих навзничь с задранными ногами.
