Текст книги "Что-то остается"

Автор книги: Ярослава Кузнецова

Соавторы: Александр Малков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник

– Слышь, паря, долго еще ехать-то?

– Не, маленько ужо осталось, не беспокойсь. Вона – того, счас своротим. Деревня тама. Косой, сталбыть, Узел. Оттеда рукой подать.

Кучер крякнул, хлопнул вожжами:

– Н-но-о!

Бутыль в мешке моем отчетливо булькнула.

Давненько, дружище, не приходилось тебе пропорцию выверять, кады то, чему положено быть жидким и капающимся (десять капель на персону, плюс двадцать на круг, для гарантии)… Пробка неплотная, другого объяснения не нахожу. Фирменное зелье, рецепт Тана, одобрено Красавицей Раэлью, безнадежно засохло и капаться не желало ни в какую. Пришлось приблизительно наковырять щепочкой (которая в довершении всего еще и сломалась, прилипнув к остаткам зелья на дне флакона…)

Разболтал в бутылке белого вина, и теперь дело за малым – оформив бумаги, выпить. Так сказать, на посошок (сам-то хлебать не буду, ученые, чай, изобразить, что пьем да слить на пол потихоньку). А потом препроводить гостей дорогих к Эрбу, на ночевку. Да через полчетверти навестить господина нотариуса в комнате его. Копию бумаги взять. Не оставлять следов, которые могут вывести на Стуро, на Альсу… Потому как – хошь, не хошь, – а подписывать завещание придется «Ирги Иргиаро». Сталбыть, ежели когда кто вдруг решит в архив Городской Управы Арбенора нос сунуть, да бумажку сию там обнаружит – станут и Стуро искать, как наследника, да и свидетелей пошерстить могут. «Кошачьи лапы» – енто вам, почтенные, не «цапы» городские. Даже не «хваты» из Тайной Стражи.

– Эй, любезнейший, – окликнул хмырь сушеный из возка.

– Туточки я, господин хороший, – Сыч-охотник свесился с седла, засунул башку в окошко.

– Что-то долго мы едем.

– Дак енто – почти прибыли. Вы ж, господин хороший, навроде как бывали здеся? В Бессмараге, то есть?

– Видно, слишком давно, – вздохнул нотариус.

Ничего, уважаемый господин Оденг. За беспокойство и плочено сорок желтых, заместо десяти. Ежели б мало показалось, не поехали бы, э?

А расклад я склепал основательный. Как учил Рейгелар:

«– Чем больше в игре правды, тем она убедительней».

Обработал кочерыжку на совесть. Дед Сыча-охотника, тилатский контрабандист, держатель «Дерева» (правда – Косматый Лаэги не последний человек в Тилате был), так вот, дедушка преставился. А Сыч-охотник из Тилата уехал уже давно, «потому как дела енти нам не того. Не по нутру, то есть. Охотники мы, сталбыть» (разве не правда?). И старший брат долю дедова наследства деньгами передал (тоже правда. Почти, то есть). И таперича, раз у Сыча желтые имеются, «надыть, значит, того – чтоб по закону все. Чтоб, ежели че приключится, так побратим бы – енто. Чтоб владел. Наследством, то бишь» (и это ведь тоже правда. А кроме того, официально оформленная бумага с именем будет работать при въезде в Андалан. Как удостоверение Стурьей личности).

Вспомнил изумленную физиономию секретаря господина нотариуса:

«– Завещание? Ты хочешь составить завещание?

– Оно самое. Дельце наше, сталбыть. В „Драконоборце“ присоветовали – к господину Оденгу, потому как – сам-лучший нотариус. Так-то, паря. Докладай, сталбыть. Об ентом. Об посетителе.»

Сам-то нотариус среагировал довольно спокойно на косматого тила из глухомани, желающего изъявить свою последнюю волю. Видать, не первый сумасшедший клиент у почтенного господина Оденга. Платил бы денежку, а уж в здравом он там уме, али не в здравом… Оно и хорошо. Даже вон к черту на куличики поехать согласился. Как про Бессмараг услыхал, обрадовался вроде как. Ладно, что тебе до него.

Ох, ребята, ребята!.. Трус я. Самый распоследний. Всю дорогу до Арбенора по полночи чушь разная мерещилась. Ведь знаю, что не может ничего особо приключиться, что собаки с вами, да и вы у меня не лыком шиты. Все знаю, а только не на месте душа. Хоть что делай. Ниче, скоро уж. Скоренько.

Навестил арбенорский рынок. Рынок… Отвыклось малость от шумотни да толкотни – в Долгощелье живучи отвыкнешь… Вопли зазывал, перебранки продавцов с покупателями и меж собою – гулом в башке, кто-то дергает за рукав, кто-то чем-то трясет прямиком перед рожей… Да уж, ребята. Непросто оказалось отодрать с ушей и глаз, скомкать, кинуть под ноги и растоптать гудящее наваждение. Да при всем при этом еще и про маску не забыть. Ворочать тупым тильским кочаном, застывать периодически, хлопать себя по лбу да чесать в затылке… Арбенор. Столица. Итить.

В винном ряду меня надуть хотели. Шустрый малый с бегающими гляделками вознамерился всучить Сычу-охотнику черт его знает, какую бурду под видом «вина из Каорена». («Эва. А печать где?» «– Какая тебе еще печать? Во, гляди – бутыль! Из самого Таолора. Знаешь, небось, Таолор?» «Видал, того. А енто, паря, не вино. Енто – ослиная моча. Так туточки и написано. Вишь – „Моча. Ослиная“. Ага.»), – и прошел дальше, оставив его с раззявленной пастью. У другого торговца, степенного бородатого альда, приобрел, что собирался.

Мешок набит до отказа – толстенький сверток с Альсарениными иллюстрациями и досками («– А за срочность доплатить бы полагается…» «– Мало ли че те полагается. Плочено, чай. Полномочиев мне не давали, доплачивать. Ишь!»), – две бутыли орната, белого каоренского вина, да две – красного, тлишемского, да бутыль тагу арат, «львиной крови», с Тамирг Инамра, из Кхарета. Да круглобокенькие фляжечки лимрской, аж три штуки. Да, вот так. В конце концов, имею право, э? Капюшон суконный с пелериной для Стуро – хотел сперва шапку купить, токмо ведь они все из меха, шапки-то, – не наденет козява «мертвую шкуру». Подыскал вещь суконную, добротную, тепленькую да красивую – пелерина фестончатая, хвост длинный, с кистью, отворот имеется, который ежели опустить, так не то что клыков – носа не видать. Шаль барышне, самая что ни на есть тильская шаль из козьей шерсти, такая, что в колечко женское протянуть можно. В тильских шалях уж кому и разбираться, как не тебе, приятель. Дед привозил маме шерсть от своих коз, а мама пряла и вязала шали. По серому фону – белый и рыжеватый узор… Продавец-то, космач, как личность Сыча-охотника углядел, да про шаль услышал, сразу, видать, лучший товар выложил. Поболтали с ним малость по-тильски. Осведомленный мужик попался, перекупщик – он контрабандисту сродни. Дерево наше теперь Радги держит, брательник мой троюродный. Это мы с коз переехали. Как были козы Косматых Варт лучшими в Тилате, так и остались. И шаль, что Альсе куплена, из шерсти потомков коз деда Лаэги… Такие пушистые шали, между прочим, прекрасно меняют общий силуэт. Да и капюшончик малость скрадывать Стурью сутулость станет. Еще поразмыслил и купил плащ. Красивый плащ, синий. Как до дела дойдет, поменяемся со Стуро. Он этот наденет, а я – его, который Альса привезла.

Озаботился, короче. Приготовлениями, то есть. Полсотни – как не бывало. Зато приятно.

Всегда завидовал легкости Великолепного в обращении с деньгами.

«– Это все – пыль, мусор. Они затем и нужны, чтобы о них не думать.»

И поглядеть на него – странствующий аристократ, да и только. А слухи… мало ли какие про кого ходят слухи. Не могу представить себе Великолепного маленьким рыночным воришкой-попрошайкой. Не могу.

Между тем возок господина нотариуса уже въехал в Косой Узел. Теперь действительно – уже совсем недалече. Как они там? Все ли благополучно?..

– Счас мы, господин хороший. Енто. Лошадку вот…

Нотариус кивнул.

Я свернул к Эрбову трактиру. Спешился, похлопал по шее битюжка:

– Хороший парень, хороший. Счас хозяина твого вызовем.

Обстучал снег с сапог, обтряхнул с плеч. Весна-то опять на зиму оглядывается. На месте ли приятель мой ингский? Хотя – куды ему деваться-то, сидит, небось, пивко глушит. Того, сталбыть, с арварановкой.

Так и есть.

– О, вернулся уже? Здорово, Сыч.

– Здорово. Спасибочки за конягу. Приберешь его, э?

Имори вышел за мною на крыльцо, подхватил за уздечку своего лошадюгу, а Сыч-охотник нацепил оставленные у Эрба в сенцах лыжи, еще раз поблагодарил друга Имори и двинул догонять возок.

А возок почти нагнал – кого бы вы думали? Именно. Альсу. На ловца, как говорится, и зверь бежит…

Альсарена Треверра

Ну вот, опять снег зарядил с самого утра. Как будто не было солнца, проталин и распевающих синиц. Одно хорошо – не так скользко. Правда, если снегопад будет продолжаться, тропинку заметет. А лыж у меня нет, да и ходить на них я не умею.

Я миновала околицу, начала подниматься к Долгощелью. Поворот – стена можжевельника и молодых сосен скрыла от меня вид на долину. В деревне мне пришлось давать крюка по огородам, только бы не проходить мимо трактира. Не хотелось лишний раз встречать Норва, если он еще здесь. Да и Данку. Надо же, она, оказывается, за мной следила… не знаю, что и подумать на это.

Книга практически дописана. Остались заключение и приложения. Нельзя сказать, что она удовлетворяет меня полностью. Наверное, исследование не совсем точно, вероятно, не полно, конечно, писалось в спешке. Но что делать? Надо оставить в Бессмараге хоть что-то.

Прости, отец. Но ведь книга будет под чужим именем. Твоя дочь к ней никакого отношения не имеет. Да и не узнаешь ты об этом никогда… надеюсь.

– Эй, эй! Барышня Альсарена!

Я обернулась. Из-за поворота, на протоптанную мной тропку выкатил крытый возок, влекомый гривастой лошадкой. Сбоку на лыжах бежал Ирги. Он махнул мне палкой.

– Эй, обожди! Подвезем!

Я подпрыгнула, потрясая папкой.

– Вернулся! Вернулся!

Кинулась обратно, спотыкаясь в снегу. Миновала разгоряченную лошадь, налетела на Ирги, повисла у него на шее. Он неловко подхватил меня. На запястьях у него болтались палки.

– В точности сполнил порученьице-то, – объявил он громогласно, – В щечку чмок с тебя.

Я не очень поняла, о каком порученьице речь, но с удовольствием сделала чмок в щечку. Ирги бережно отодвинул меня, указав глазами на остановившийся на несколько шагов впереди нас возок.

– Они сперва артачились. За срочность, грят, доплати. А я им-во! – сложил из волосатых пальцев фигу и повертел перед моим носом, – Так что енто… все чин чином. Полный мешок. Там, в возочке.

А, это он про гравюры и граверные доски. Из возочка смотрел на нас пожилой альд в лисьей шапке. С козел смотрел другой альд, помоложе, и шапка на нем была из овчины.

– Мы тебя заждались, – сказала я шепотом, – Что-то неспокойно было.

Он нахмурился.

– Потом. Потом расскажешь.

Подтолкнул меня в спину. Мы двинулись к возку.

– Вона Долгощелье-то! – заорал Ирги, тыча пальцем в кусты на горе, – Вона, видать уже!

Возница и господин в лисьей шапке поглядели на кусты, потом снова на нас. Я пихнула Ирги локтем:

– Познакомь нас, Сыч.

– Енто господин нотариус с Арбенору! – продолжал голосить Сыч-охотник, – самый что ни на есть лучший нотариус, во как. А енто барышня марантина. Она у меня того, свидетелем будет.

– Альсарена Треверра, – представилась я.

– Очень, очень рад, – неожиданно радушно отозвался обитатель возка, – Клайб Оденг, к вашим услугам. Нам по пути, не так ли? Соблаговолите составить мне компанию?

Он отворил дверцу и я забралась в тесное, обтянутое кожей нутро. Возница щелкнул поводьями. Повозка, крякнув, потянулась дальше.

Господин нотариус среагировал на марантинский плащ однозначно. Всю дорогу до Долголщелья он красочно жаловался на проклятую подагру и боли в суставах. И почему-то очень удивился моему предложению пересмотреть свою диету. Наверное, ожидал, что я исцелю его наложением рук тут же, в повозке.

– Вот мы и добрались, господа хорошие! – жизнерадостно возопил снаружи Сыч, – А вот и братец мой названный… Эй, эй, друг сердешный, ты что, очумел? Кыш, негодник! Вот я тебе задам!

Кричал он не на Стуро, а на собак, которые вынеслись из дома, едва парень приоткрыл дверь. Ун завалил хозяина в снег, и, восторженно гавкая, лупил его лапищами в живот. Редда вела себя немного сдержаннее.

Возок остановился, мы с нотариусом полезли наружу. Вернее, он вылез первым и галантно подал мне руку.

Стуро уже освободил Ирги от лыж и лыжных палок. Помог ему подняться. Они топтались, отряхиваясь, хлопая друг друга по плечам. Возница, вытаскивающий из-под сиденья увесистый сверток, обернулся, разглядел, наконец, Сычова братца и ахнул:

– Ой, да чтоб мне ослепнуть!.. Что это у него на закорках болтается?!

– Крылья, – ответила я со сдержанной гордостью.

Тут Стуро оставил Ирги. Распахнув объятия, подбежал ко мне. Глаза его светились такой радостью, что мне не достало духу лицемерить перед чиновником из города. Мы обнялись и расцеловались на глазах изумленной публики. Только после этого аблис соизволил обратить внимание на посторонних трупоедов.

– Д-добрый день! – вежливо поздоровался он на лиранате. Одарил всех саблезубой улыбкой.

Возница вздрогнул, а господин нотариус нашел в себе силы что-то пробормотать в ответ. Кажется, Стуро доставляло удовольствие ощущать их замешательство, и, что греха таить, некоторый испуг. Во всяком случае, улыбался он во весь рот.

– Давайте в дом, господа хорошие, – пригласил Сыч Охотник, – И ты, парень, тож заходи, – это вознице, – Я правила знаю. Два свидетеля надобны, чтоб все по закону.

Возница привязал лошадь к крыльцу, повесил ей на нос торбу с овсом и вслед за нами вошел в дом.

В комнате сразу стало тесно. Некоторое время все суетились, гремели табуретками, рассаживались. Я со своим кульком попыталась улизнуть за печку, чтобы там всласть налюбоваться на гравюры, но меня вернули обратно.

Господин Оденг разложил на столе писчие принадлежности, раскрыл принесенный с собой футляр для бумаг, а из него вынул два одинаковой величины листа.

– Любой важный документ составляется в двух или более экземплярах. В данном случае рекомендую ограничиться двумя бумагами – оригиналом и его полноправной копией. Из них первый останется у вас, милейший, – кивок Сычу, – а вторая поедет в столицу и будет храниться в архивах городской управы на случай утери или осложнений. Текст звучит следующим образом: «Я, имярек, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю свое имущество, каковым является то-то и то-то, наследнику (имя наследника)».

– Значитца, – Сыч поскреб в шевелюре, – с ентой бумажкой никто у парня деньгу отобрать не смогет?

Господин нотариус улыбнулся.

– Законным образом – нет.

– Ага, – обрадовался Сыч, – вот и ладныть. Пиши, господин хороший. Я, сталбыть, Ирги Иргиаро, по прозвищу Сыч, енто самое, в памяти и в уме… А наследник – вона, брательник мой.

– Что они делают? – шепнул мне на ухо Стуро. Он так и не сел, торчал у меня за спиной, вздыхал и переминался.

– Завещание. Потом объясню.

Сыч посмотрел на наследника и ткнул пальцем в бумагу.

– Того, господин. Это самое. На лиранате парень ни в зуб ногой. Он на найлерте балакает. На старом найлерте, такое дело.

– По желанию клиента документ может быть составлен на двух и более языках. Хотите продублировать текст на найлерте?

Сыч закивал. Перо плясало по бумаге, выделывая красивые загогулины.

– Завещаемое имущество – деньги?

– Да.

– Сумма, пожалуйста.

– Шесть тысяч. «Лодочек» каоренских.

Возница-свидетель присвистнул. Господин нотариус помедлил, прежде чем вписать в документ гигантскую цифру, однако никаких вопросов не задал и глаз не поднял. Скорее всего он был в курсе величины наследства, иначе как бы они с Сычом договорились насчет налогов? Впрочем, я никогда ничего не понимала в денежных делах.

– Имя наследника, пожалуйста.

– Э-э… Да пусть он сам назовется. Барышня, переведи, того, чтоб сказал господину нотариусу, как кличут его.

– Мотылек, скажи господину нотариусу, как тебя зовут. В документе необходимо твое имя.

Стуро заволновался.

– Я… – пробормотал он, – Иргиаро… да.

– Мотылек Иргиаро, – уточнила я.

Нотариус поднял бровь. Стуро засопел сердито.

– Нет. Мотыль. Мотыль Иргиаро.

Сыч ухмыльнулся, кусая кудрявый ус.

– Его зовут Мотылек, – обьяснила я, – он пока не очень хорошо знает лиранат. И еще, будьте добры, отметьте в бумаге, что он является стангревом. На найлерте – аблисом.

– «Наследник – стангрев Мотылек Иргиаро», – Зачитал написанное господин Оденг.

– Мотыль! – упрямился наследник.

Я обернулась, схватила его за длинную прядь, потянула к себе:

– Не шуми, пожалуйста, – шепотом, – Что ты за имя себе выдумал? Ты знаешь, что такое «мотыль»?

– «Мотылек» – маленький, «мотыль» – большой. Я знаю. «Козявка» – маленькая, «козява» – большая.

Железная логика.

– «Мотыль» – это такой красный червяк, который живет в воде. Личинка комара.

– А «Мотылек» – это маленький красный червяк? – в голосе его зазвучала обида.

– Балда. «Мотылек» – это бабочка. Ночная бабочка. С крыльями.

Нотариус не интересовался насекомыми. Он заполнил второй экземпляр, проставил число и год.

– «Сим удостоверяю, Клайб Оденг, нотариус». Завещатель, подпишитесь. Писать умеете?

– Дак енто… – смутился Сыч, – как нито накорябаю имечко-то свое. Небось не крестик поставлю, о как!

Высунув язык, накорябал. Каллиграфическим почерком. Господин Оденг пошевелил бровями, но ничего не сказал. Профессия не позволяла ему обращать внимание на странности клиентов. Он пододвинул бумаги ко мне.

Потом подписался возница. Он был как раз из тех, кто способен нацарапать буквы своего имени, и потому считал себя полностью грамотным. «Люг Срока» – написал он, потеряв в фамилии одну гласную.

Нотариус накапал сургуча, подвесил печати, вручил документ Сычу, а копию спрятал в футляр.

– И запомните, – сказал он, – второй экземпляр я сдам в Арбенорскую городскую Управу. Если когда-нибудь возникнут вопросы или осложнения, вы знаете, куда обращаться. Советую также, – тут он обернулся ко мне, – растолковать это наследнику. Боюсь, он не совсем понимает смысл наших с вами действий.

Я заверила, что все объясню. Тем временем Сыч Охотник достал откуда-то черезвычайно грязную бутыль с чисто протертым пятнышком, открывающим клеймо Лимрской винодельни. Расставил на столе щербатые кружки.

– Выпьем, господа хорошие. За введение в права, сталбыть.

– Что ж, за наследника, – согласился господин нотариус, задумчиво оглядев Стуро, скромно стоящего в углу.

Вино оказалось орнатом. Настоящим золотым орнатом, чтоб мне гореть! Подобное вино я пила недавно – в королевском дворце. Наследник наш быстро сообразил, в чем дело. Отпив глоток, он потрясенно уставился на бутылку.

– Спасибо, – поблагодарил господин Оденг, отставив кружку, – Поднимайся, Люг. Пора. Надо поторопиться.

Сыч засуетился.

– Надыть до деревни вас проводить, господа хорошие. Все чин чином, устроим вас наилучшим образом. Эрб-то как обрадуется! Столичные гостюшки редкость у нас туточки, уж и редкость!

Господин Оденг застегнул плащ и взял свой футляр.

– Нет, милейший. Не придется мне ночевать в деревне. В среду утром обязан быть в суде всенепременнейше. Рад бы остаться, да сам виноват: мне казалось, Бессмараг гораздо ближе. Лет уж двадцать прошло, как я тут бывал. Память подвела, а дела не ждут. Не провожай нас, милейший, мы быстро поедем.

– Как же так, на ночь-то глядя? – Сыч, похоже, растерялся, – По перевалу в темнотище… не боязно?

– Я не имею права терять время. Люг, вставай, кому говорят! – возница с томлением глядел на бутылку, – Прощайте, госпожа Альсарена. Прощайте, любезный Ирги Иргиаро, – и, на найлерте, – Прощайте, господин наследник.

Нотариус вытолкнул в сени Люга Сороку и вышел. Следом протащился Сыч, бормоча, что ездить ночью по перевалу себе дороже, и он, Сыч, на такое геройство ни за что бы не согласился, пусть его хоть озолотили бы.

Хлопнула дверь.

– Садись, Стуро, – сказала я, – в ногах правды нет. Давай-ка я тебе еще плесну. Понравилось вино?

Стуро сел на табурет. Пошевелил пальцем бумагу.

– Что это? Это важно?

– Важно. В этой бумаге указано, что ты являешься родственником Ирги. Теперь ты имеешь определенный статус в человеческом обществе. Никто не в праве называть тебя тварью или нечистью. Понимаешь?

– Не очень, – сознался наследник.

Я разлила орнат по кружкам.

– Со временем поймешь. Ирги сделал великое дело. Он заботится о тебе.

Снаружи скрипнули колеса, всхрапнула лошадь. Повозка покатила прочь.

Вернулся Ирги. Сыч Охотник слетел с него, как шелуха. Это по лицу было видно. По глазам, серьезным, хмурым. Первым делом он отнял у меня бутылку.

– Эй, куда? Там еще больше половины!

– Хватит. Что неспокойно? Ты говорила – неспокойно здесь?

– Да нет, все хорошо. Так, на душе свербело.

Ирги пододвинул табуретку и сел.

– Скучали, что ли?

Взгляд его сделался мягче.

– Скучали, – подтвердила я, – Волновались. Ты молодец, Ирги. Молодец, что привез чиновника.

Он накрыл ладонями наши руки, мою и Стуро. Я сжала его пальцы, погладила ласково.

– Пожалуйста, не уезжай больше никуда.

– Куда теперь. Теперь только вместе. Ну, или в поход. Уже там, в Андалане.

Взгляд его наткнулся на наполненные кружки.

– Вы чего это тут? Пьянствовать намылились? Это вино не для пьянки.

Он поднял свою кружку и попытался слить вино в узкое бутылочное горлышко.

– Жадюга, – возмутилась я, – все же на стол выльешь! Отдай нам!

Ирги не отдавал. Мы со Стуро не стали дожидаться, пока нас лишат божественного нектара и поспешили проглотить свои порции. Ирги совсем расстроился.

– Вот балбесы! Вы ж теперь… А!

Он махнул рукой. Я почувствовала замешательство.

– Как планы строить, так шесть тысяч, а как до дела доходит, так жмотничаем.

– Альса, – пробормотал он, – не жалко мне этого орната… я ж из столицы всякого разного привез, на здоровье… Сейчас, погоди, будь добра, дай подумать…

Стуро принес тряпку, подтер винную лужу.

– Не надо было нам пить, – сказал он.

Я зевнула, прикрыв ладонью рот. Вечно какие-то загадки. Надоело их отгадывать. Отгадывайте без меня… а я подожду.