Текст книги "Вечная осень нового мира (СИ)"
Автор книги: Яромир Тишинский
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
– Не хрена себе, – вновь усмехнулся Логан, – да это говорящий калькулятор. Ты где его нашла, сестричка, на распродаже старой техники? Ладно, а водить машину умеешь?
Внезапно в разговор вклинилась проснувшаяся Эльга:
– Эд, ты не обязан сейчас с ними ехать. Это может все очень плохо кончится, – в ее голосе прочиталась нота тревоги, которую тут же уловил Эдвард.
– Какого черта, – крикнул Логан, – ты сама просила дать ему работу. Вот, это она. Мне за такую работу платят, причем очень хорошие деньги. Решайся жестянка, ты с нами?
– Не беспокойся, Эль, все будет хорошо, – по-прежнему уверенным и спокойным тоном произнес Эдвард. – Да, я с вами, и я способен управлять практически любым видом транспорта, если он оснащен нейроинтерфейсом. Через него я также смогу подключиться к картам и ориентироваться в любой местности.
– Отлично. В нашей машине есть такой? – Логан повернулся к сидевшему в кресле подельнику.
– Да, в водительском сиденье, – здоровяк явно ожил после принятой дозы. Он больше не выглядел усталым и начал покряхтывая поднимать с пола свой автомат.
– Заметано, ты будешь за рулем. Всю работу делаю я и Крюк, ты в тачке. Но если начнется жара, ты должен будешь унести наши задницы в самые глухие районы, хоть на край Ядовитого моря. Понял? – Он повернулся к здоровяку, – Дай ему автомат Билли. Он все еще у тебя?
– Нет, мы его бросили на той улице, когда Билли ранило.
– А в багажнике что-нибудь есть? Надо выдать оружие жестянке, на всякий случай, вдруг ему придется нас прикрывать.
– Ну… пара стволов найдется.
***
Они ехали уже больше часа по ночным улицам, среди унылого пейзажа городских трущоб, периодически разбавляемого редкой неоновой рекламой. Эти грязные и полуразрушенные районы, в которых, тем не менее, кипела жизнь, занимали больше половины всего города. В официальных сводках новостей и докладах городских властей эту территорию обычно называли «красным сектором», растянувшимся в многокилометровую линию грязных кварталов и разваленных домов вдоль всего побережья Ядовитого моря.
Красный сектор был похож на самостоятельный город внутри Свободного города, практически не посещаемый полицией и муниципальными службами. Условная линия, разделявшая два мира социального расслоения, проходила по нескольким кривым улицам, на перекрестках которых были установлены стационарные полицейские посты. Подобно бастионам на крепостной стене, эти маленькие оплоты правопорядка должны били сдерживать выход обитателей трущоб в более цивилизованные районы, которые все называли «желтыми секторами». Однако их окраины, соседствовавшие с трущобами, все равно считались опасными, из-за чего стоимость жилья в приграничных районах значительно падала. Это позволяла заселять дешевые квартиры мелким торговцам и лавочникам из неблагополучных районов, зажиточным сословием среди дна социальной пирамиды. Со временем они приносили с собой старые связи и образы иной жизни, перемешиваясь с другими обитателями пограничья. И так, год за годом, вопреки всем действиям властей, красный сектор продолжал расти, постепенно наползая на соседние районы, поглощая и ассимилируя их. Городской патрициат ничего, в сущности, не мог противопоставить этому процессу, кроме ежегодного бессмысленного переноса полицейских блокпостов дальше к центру.
Всю дорогу, разглядывая запруженные людьми грязные улицы, Эд думал о правильности своего поступка. «Неужели он так сильно нуждается в средствах, что готов рискнуть ради денег собственной жизнью?» Ответ, совершенно не оптимистичный, напрашивался сам собой. Да, именно до такого состояния он сейчас дошел, что уже нечего терять, кроме собственной, не самой дорогой жизни.
Среди прочих размышлений, Эд постоянно вспоминал начало своего побега. Как первые несколько дней, еще там, в далеком городе-государстве на юге, он часами блуждал по таким же мрачным и унылым задворкам. «Как же, черт возьми, похожи все города в известном мире». В те первые дни своего побега он неоднократно задумывал ограбить кого-нибудь. Но каждый раз его попытки преступить закон ни к чему не приводили. Либо не выдавался подходящий момент для ограбления, либо он просто одумывался в последнюю секунду, либо, как он сам потом много раз признавался себе, у него попросту не хватало смелости напасть на человека. А сейчас он, практически не задумываясь, ввязался в безумное и опасное преступление, которое в итоге могло стоить ему жизни.
Так или иначе, но теперь ему уже нечего было терять. Плохо заметный шрам на лице, который всего за пару часов из свежего шва превратился в тонкую полоску белесой кожи, благодаря стимуляторам, навсегда поставил Эда по другую сторону закона. Коулман был прав, бежать на север было глупо, пустынные земли он не сможет самостоятельно пересечь. А пристать к торговому каравану – верный риск попасться в лапы полиции. Единственное место где его точно не найдут, это трущобы Свободного города. Поэтому пойти на службу к одной из местных банд, будет для него логическим продолжением столь круто изменившейся судьбы. К тому же, была еще одна причина, довольно весомая, о которой Эд не всегда говорил даже сам себе. Этой причиной была хрупкая девушка, с татуировкой бабочки на плече, однажды случайно встреченная им. Он точно не хотел покидать ее, хотел остаться там, где она всегда будет рядом с ним.
Его внутренние размышления грубо прервала жестокая реальность. Они выехали на хорошо освещенную улицу, вдоль которой было припарковано несколько старых машин. В середине улицы располагалась довольно крупная для подобного района закусочная. Это заведение представляло собой широкую овальную стойку, несколько метров в диаметре, по кромке которой располагались вмонтированные в землю стулья для посетителей. Персонал и вся кухонная техника находились внутри этого огромного овала. Для защиты от непогоды, больше моральной, чем практической, эта забегаловка была накрыта жестяной крышей, едва закрывающей посетителей, покрытой разноцветными фонарями и неоновыми вывесками. На фоне унылой серости однообразных зданий в округе, эта закусочная выглядела по-настоящему празднично. Вокруг нее кипела жизнь, сидело больше десятка посетителей старавшихся перекричать друг друга. От нее доносились ругань, смех и резкий запах дешевой горячей еды. Некоторые из посетителей относили небольшие контейнеры с закусками в припаркованные по соседству машины.
– Стоп, – неожиданно скомандовал Логан, – аккуратно припаркуйся здесь.
Эд сбросил скорость и плавно отвел машину в сторону, спрятав ее за припаркованным у обочины серым фургоном.
– Похоже, нашли, – перегнувшись через руль, что есть силы, Логан стал разглядывать припаркованные у кафе автомобили. – Это точно их машина, тех ублюдков, даже следы от наших пуль на левом крыле видны. Это они.
– Здесь только одна машина, – Крюк также разглядывал цель со своего заднего сиденья, – а их было не меньше десятка. Где остальные?
– Да какая разница, – Логан схватил лежащий на коленях автомат. – Это их машина, их территория и их забегаловка. Они убили у нас двоих человек, значит, мы должны завалить не меньше четверых. Главное стреляй по всем, нужно шуму много наделать. Гранату взял?
– Может, подождем пока машина поедет, проследим за ними?
– Когда поедут, будет уже поздно, надо атаковать сейчас.
Логан рассовал по карманам две запасные обоймы и проверил наличие патронов в пристегнутом магазине. Затем он резко повернулся к Эдварду:
– Слушай внимательно, жестянка. Мы выходим и начинаем работать по этим ублюдкам. Ты, выезжаешь на прямую дорогу и мотор не глушишь. Если начнется реальный замес, подхватываешь нас и на всей скорости гонишь до конца улицы. Понял?
Эд утвердительно кивнул. Он на всякий случай проверил надежность крепления штекера нейроинтерфейса, подключенного к его мозговому порту и бросил взгляд на приборную панель.
Двери машины хлопнули, запустив немного уличного ветра. Дождя снаружи не было, но в воздухе висел запах сырости и тяжелый вкус холодной ночной влаги вперемешку с запахом жареного мяса.
Логан уверенной походкой пошел по центральной части улицы, Крюк же, напротив, крадучись и слегка пригнув колени, обошел стоявший впереди фургон по тротуар. Они прошли не больше десяти шагов, когда от закусочной отошел массивный здоровяк, несший в руках две большие миски с едой. Слегка прихрамывая, он подошел к припаркованной напротив машине и, поставив тарелки на крышу, потянулся к дверной ручке. В ту же секунду Логан вскинул свой автомат, и раздалась короткая очередь. Здоровяк скорчился от боли и повалился на грязный асфальт. Логан трусцой бросился к машине, на ходу выпустив еще одну короткую очередь в сторону других посетителей кафе. Крики людей наполнили ночную улицу, но тут же утонули в гулком стрекотании второго автомата.
Эд вывернул руль и медленно выехал на середину улицы. Через лобовое стекло машины он видел, как в разные стороны разбегались случайные прохожие, посетители и персонал закусочной. Никто не рискнул оказывать сопротивления, лишь один из убегавших, на ходу выхватил пистолет и, не оборачиваясь, наугад выстрелил в пустоту ночного квартала, ставшего местом кровавого преступления. Логан с напарником этого даже не заметили. Они обшаривали дулами автоматов пять трупов, лежавших на земле. Не дожидаясь сигнала, Эд увеличил скорость и подъехал вплотную к соучастникам этой жуткой расправы, успев на ходу удаленно открыть задние двери. Перед тем как сесть в машину, Крюк на всякий случай бросил гранату за стойку бара. Автомобиль рванул с места и уже через несколько секунд за их спинами раздался глухой и коротки взрыв.
– Хорошо сработано, – сдержанно похвалил Логан, – они теперь запомнят нас надолго. К рассвету весь сектор будет знать о том, что с нами нельзя связываться. Да, и ты жестянка… как тебя, Эдвард, верно? Ты молодец, не струсил. Через пару дней я познакомлю тебя с нашим боссом.
Логан достал из внутреннего кармана небольшой сверток мятых купюр и бросил их на переднее сиденье рядом с Эдом:
– Здесь двести крон, конечно немного, но будем считать это задатком, платой за твои ночные сверхурочные.
Он усмехнулся собственно шутке и тут же откинулся на сиденье, устало закатив глаза. Эд, напротив, сосредоточенно следил за дорогой, еще до конца, не осознав всего произошедшего и стараясь не думать слишком много о своем ближайшем будущем.
– Впереди перекресток, куда на нем? – спросил он.
– Направо, – не открывая глаз, отозвался Логан, – проедешь еще пару кварталов, до упора, во дворах найдешь тихое место, нужно будет избавиться от машины. Крюк, у тебя остались гранаты?
Громила, всю дорогу безучастно смотрящий в окно, молчаливо кивнул.
– Ты хочешь взорвать машину среди жилых кварталов, ночью? – с искренним удивлением переспросил Эд.
– Да не переживай ты, она же угнанная, – усмехнувшись и не открывая глаз ответил Логан.
***
Киборгами, лишенными личности и прежней памяти, а зачастую и возможности самостоятельно мыслить, обычно становились либо многочисленные преступники по решению суда, либо их создавали из брошенных детей, от которых отказались родители, как правило, больных с рождения. Каждая новая здоровая жизнь в известном мире была крайне ценна. Однако любой из новорожденных, имеющий смертельные заболевания или врожденные уродства не совместимые с полноценной жизнью, немедленно отправлялся на «переработку». Зачастую больных новорожденных отправляли на получение «вторсырья» из их недоразвитых тел, так как его требовалось гораздо больше, чем новых киборгов. Но некоторые больные с рождения младенцы, к которым в свое время относился и Эд, в процессе селекции попадали в руки Гильдии Евгеники.
Пройдя двухлетний курс процедуры взросления в «геранто-камере», полугодовалого младенца доводили до состояния двадцатилетней особи человеческого вида. Пол, уровень внутренней свободы и мышления, а также будущая специальность «киборга» определялась по статистическим схемам, недоступным для понимания простых смертных.
В зависимости от будущего предназначения той или иной особи менялся и набор вживляемых имплантантов, а также их количество. Серийный номер таким киборгам было решено наносить на лицо, для облегчения узнаваемости на улице.
Эдвард не имели фамилии, ее заменял восьмизначный код. Те люди, которых он называл много лет хозяевами, обычно обращались к нему по имени, или приставляли еще две последние цифры из его кода: «три-ноль». Так они могли отделить его от остальных, ведь имя «Эдвард» было дано всей партии киборгов-ассистентов, созданных в год его рождения. Эда вырастили и перекроили из брошенного родителями больного младенца с врожденным дефектом ног. Ученые из гильдии дали ему новое сильное и красивое тело, крепкое здоровье, исправили врожденный дефект, заменили часть суставов, спинной мозг и почти весь позвоночник. Но взамен они навсегда поставили на нем клеймо «живого товара». Определенную степень свободы мысли ему оставили, хотя в мозг были заранее вживлены необходимые блокираторы. Первыми хозяевами Эда, стали представители одного из многочисленных департаментов, внутри гигантской бюрократической машины Великого дома Каина, управляющего десятками городов-государств в южных землях известного мира.
Эта работа был вполне сносной, и в чем-то даже интересной: Эд много путешествовал, сопровождая своих хозяев в рабочих поездках по городам и поселениям. Он смог изучить жизнь людей и неплохо расширил свой кругозор. Ему удалось узнать о существовании крупных поселений, раскинутых большой паутиной вокруг столицы Великого Дома, бывшего сотню лет назад крупным кланом людей, переживших Великий перелом. Вокруг этого многомиллионного города-государства, обнесенного высокой оборонительной стеной, располагались другие города, значительно меньшего размера и с малым населением, которые выполняли строго отведенные функции. Так жители «энерго-городов» осуществляли работу только одной крупной станции, обеспечивающей электричеством весь район и являвшейся главным центром, и смыслом существования всего поселения. Производством продуктов питания, которые в большинстве своем шли на обеспечение жизни столицы занимались «агро-города», а все наиболее массовые и сложные товары производились «промышленных городах», в которые поставлялось сырье с сотен многочисленных шахт и карьеров. Эд побывал почти в каждом их подобных поселений и убедился, что жизнь в них, почти одинаково беспросветна и совсем не похожа на «лучший новый мир», который обещал людям построить Бессмертный Пророк.
Однако именно благодаря этой пятилетней работе Эдвард сумел приобрести довольно внушительный запас информации о регионе, в котором он жил, и о людях, которые его окружали. Впоследствии накопленный багаж знаний помог ему при побеге. Так как после выработки гарантийного срока его передали в частные руки, значительно ослабив контроль над ним.
Состоятельная пожилая пара, у которых он жил на протяжении еще двух лет, была связана родственными узами с одним из его бывших хозяев. Полностью управляя всем ходом жизни их небольшого имения и выполняя любые требования новых хозяев, Эд внезапно пришел к мысли, что подобная жизнь его не устраивает. Оставленная по решению ученых из Гильдии Евгеники свободная воля, не слишком подавленная встроенными имплантами, в конечном итоге сыграла против его создателей и хозяев злую шутку.
Убивать стариков Эд конечно не стал, в конце концов, они не представляли для него серьезного препятствия при побеге. Зная их ритм жизни и ежедневно повторяющийся распорядок дел, он легко организовал свое исчезновение и однажды ночью оказался вначале за пределами хозяйского дома, а уже несколько дней спустя в автопоезде, среди десятков других беженцев, пересекавших северные границы земель Дома Каина.
Раньше, когда у него выдавалось свободное время, Эд постоянно любил читать статьи в Сети, посвященный проявлению чувств у людей. Вопреки мнению окружающих, он не хотел осознавать себя биомашиной, тем более что и в отличие от многих других киборгов, он обладал этим самым сознанием. Из чего он полагал, что, так же, как и прочие люди может быть наделен чувствами и эмоциями. Первым человеческим чувством, что он испытал, оказавшись один и без хозяев, за пределами их жилища – было спокойствие. Он наконец-то оказался один, без оглядки на мнение или желания своих хозяев, он наконец-то был предоставлен сам себе. Страх за свою жизнь и ощущение полной неизвестности пришли уже потом. Хотя и их, Эд записал в человеческие чувства, полученные им в его новой жизни. А затем появилось еще одно, возможно главное чувство, которое двигало всеми его поступками: это было нежелание жить так, как прежде.
Результатом его спланированного побега, длившегося больше недели, стало прибытие в Свободный город, независимый анклав на севере, не подчиняющийся ни одному из трех Великих домов, сформировавших больше тридцати лет назад единый орган власти над всем известным миром, названный Трибуналом.
Однако деньги, украденные им у прежних хозяев, подошли к концу быстрее, чем ожидалось, и Эд закономерно оказался в трущобах, найдя себе пристанище в подвале заброшенного и полуразрушенного дома. Выбираться из своего нового жилища, он мог только по ночам, отправляясь на поиски пропитания и постоянно подвергаясь риску быть обнаруженным и пойманным. Он постоянно думал о том, как ему получить деньги, чтобы наконец-то избавиться от своего рабского клейма, которое первые дни ему приходилось гримировать. А оказавшись на самом дне общества, Эд был вынужден разбить себе бровь над правым глазом и проступившей кровью замазать свою восьмизначную татуировку. Запекшаяся короста в полщеки неплохо закрывала эту рабскую отметину, что позволило ему бродить еще несколько вечеров подряд, но это было лишь временным решением. Еще ему нужно было получить новые документы, ведь прежний поддельный паспорт, по которому он попал в Свободный город, уже вряд ли сгодится. На все эти вещи, которые позволят ему покинуть город и перебраться еще дальше на север, нужны были деньги – самая проста и самая недоступная вещь в жизни людей.
Где-то в недрах Сети, еще много лет назад, он прочитал, что жизнью людей зачастую управляет некая «судьба», но он никогда не думал, что это распространятся также на киборгов. Его судьбой стала встреча на улице с одинокой незнакомкой. Хрупкая девушка с копной фиолетовых волос, блуждающая ночью по мокрым от дождя улицам красного сектора, была проституткой. Ее жизнь была столь же опостылевшей и скучной, как и прежняя жизнь Эварда, от которой он пытался бежать. Наверное, судьбой стало и то, что из всех обитателей трущоб только это создание обратило на него внимание, не испугалось его и не прошло мимо. Ее звали Эльга, и она считала себя «модом». Так в известном мире называли людей, имевших в своем теле немногочисленные имплантанты, обычно заменявшие от десяти до тридцати процентов всего организма.
С того момента прошло уже несколько дней и каждый раз смотря на ее лицо, Эд вспоминал тот самый первый момент, когда он совершенно случайно встретил это создание. В промозглый и холодный вечер, на какой-то грязной и пустой улице, где редкие прохожие, закутавшись поглубже в воротник старались пробежать мимо него и не встретиться взглядом. Но только она не отвела своих синих глаз и долго провожала его взглядом, дотошно изучая лицо с огромным кровяным шрамом на щеке. Она улыбнулась ему, первый человек за всю жизнь, кто встретил его улыбкой. Да, главное, что он запомнил в ней – это улыбка. То, как она посмотрела на него, и сразу же узнав в нем «не человека» она улыбнулась, обнажив стройный ряд белоснежных и острых зубов. Подойдя к ней поближе, Эд разглядел сквозь прозрачную куртку татуировку у нее на плече: крохотный бледно-розовый силуэт бабочки. Этот рисунок ярко выделился на фоне всего мрачного и серого вечера и навсегда запечатлелся в его памяти. Еще несколько лет назад, Эдвард вычитал где-то в сети, что много столетий назад, еще до великого перелома, на земле жили такие насекомые. Их яркий окрас, необычная внешность и хрупкость этих существ, произвела на него тогда сильное впечатление. Эти необычные, но вместе с тем прекрасные создания, казались ему подходящей ассоциацией, с которой он уже много дней сравнивал в своем сознании Эльгу. Удивительным воплощением хрупкой и ранимой красоты, подобно вымершим насекомым, предстала она в его мыслях. Он смотрел в ее искрящиеся глаза и мысленно называл ее ласково «бабочкой», испытывая при этом необъяснимое глубинное чувство, где-то на уровне подсознания и еле ощутимых мельчайших всполохов электрических потоков в своем наполовину искусственном теле. Эд не знал, что это за новые и необъяснимые чувства, которое внешний облик Эльги вызывал у него. Но киборг прекрасно понимал, что и это новоприобретенное чувство он может смело зачислить в ряд «человеческих».
Они находились в хорошо освещенной комнате, в полуподвальном помещении какого-то промышленного здания, затерянного среди бескрайних и перенаселенных трущоб красного сектора.
Комната была прямоугольной формы с высокими потолками и выглядела по-настоящему огромной. Вдоль стен тянулись ряды одинаковый кресел, над которыми располагались небольшие дисплеи, а весь потолок был усеян черной паутиной из проводов, разраставшейся по всему залу и соединяющую все приборы в цикличную и непрерывно работающую систему. Провода росли из большого отверстия на потолке, плохо скрытого от посторонних глаз большим медным ромбом, эмблемой церкви. На нескольких креслах вдоль стены лежали люди, одетые в длиннополые серые одежды. Казалось, что они спали, но тела их при этом совершенно не двигались и не издавали ни единого звука, застыв на своих сиденьях подобно мертвым изваяниям. Над каждым из спавших горел дисплей, по которому в хаотическом порядке, сменяя друг друга всплывали и тут же гасли абстрактные фигуры и образы.
В это момент в комнату вошла высокая худощавая женщина с пустыми и грустными глазами. На вид ей было около сорока лет. Ее возраст выдавало мертвенно-бледное лицо с тонкими рядами морщин, опоясывающих усталые глаза, и откровенно старческими были ее костлявые высохшие руки, вяло болтавшиеся на хрупких плечах.
Она не обращала никакого внимания на присутствующих и ее пустые зрачки не двигаясь смотрели только перед собой. Молча, и с явной усталостью в каждом движении, женщина прошла вдоль стройного ряда одинаковых кресел и уселась на самом крайнем из них. Затем она устало откинулась на широкой кожаной спинке и, вытащив из-под сиденья длинный провод, принялась аккуратно вводить стержень адаптера в свой тайный сетевой порт, согнув предварительно левую руку в локте. Длинная игла, которой заканчивался провод, медленно проскользнула глубоко в вену. Легкая боль и вздувшаяся от иглы кожа на руке заставили ее на мгновения дернуться и закрыть глаза. Но уже через несколько секунд женщина расслабленно опрокинула голову на спинку кресла. По ее лицу проскочила легкая улыбка. Черный прямоугольник экрана, висевший над сиденьем, внезапно заработал, моргнул голубоватой сеткой и тут же вывел разноцветную переливающуюся картинку, наполненную самыми причудливыми силуэтами.
– Это Анджела, она одна из самых старых прихожанок в нашей церкви. То, что ты сейчас видишь на экране – это ее мысли, ее чувства и переживания... в иносказательном виде, разумеется, – тут же пояснил происходящее Стефан. – Чем ярче свечение и больше размытых символов, тем глубже она погружается в недра протосети. Ты видишь, что она улыбается? Сейчас она счастлива. Мысленно она может слиться с Матерью Машин, и это заставляет ее улыбаться. Каждый раз, отправляясь туда, она становится по-настоящему счастливой. Анджела уже много раз погружалась в протосеть, и всегда могла вернуться оттуда. Хотя некоторые молодые прихожанки зачастую так там и оставались. Но сколько лет я знаю ее, она всегда возвращалась назад, в наш мир.
– Возможно, ей есть ради кого возвращаться в мир людей, – тут же предположил Эдвард. – Вы не спрашивали ее об этом?
– Она почти ни с кем не разговаривает даже в нашей церкви. А среди обычных людей, на верху, – она пространно ткнул пальцем в потолок, угодив в один из узлов переплетенных проводов, – она ведет еще более замкнутый и закрытый образ жизни. Я даже не знаю, если честно, чем она зарабатывает на жизнь и где именно живет. Но она здесь уже очень давно, стала прихожанкой за несколько лет еще до моего прихода сюда, поэтому ее никогда не трогают и не пристают к ней с расспросами.
– А вы, Стефан, давно уже входите в эту церковь?
– Уже двенадцать лет, если я ничего не путаю, – почти не задумываясь, ответил он. – Меня сюда привел случай, – Коулман поднял свою левую руку и попробовал поиграть бионическими пальцами. Протез хорошо его слушался, но за годы работы шарниры в суставах явно поизносились и теперь фаланги сгибались не так быстро, как если бы он повторил это здорово рукой.
– Вы сожалеете о потери руки?
– Нет, что ты, если бы не эта глупая потеря одной конечности я не открыл бы для себя путь Матери Машин и не нашел бы свое истинное призвание в жизни. Потеряв малое, я обрел гораздо больше, – он еще раз внимательно посмотрел на свою руку.
– А что означает этот символ? – стараясь перевести тему, спросил Эд. Он указал рукой на большой серый ромб с синим крестом, закрывающий центр потолка, из которого корнями разрастались огромные скопления проводов.
– Это очень старый символ, такой же старый, как и сама церковь, – Стефан говорил задумчиво и медленно подбирая, было очевидно, что его сознание принадлежало совсем другим мыслям. – Синий крест олицетворяет человека, или человечество в целом, а серый ромб – сама Мать Машин. При подключении к протосети, первое, что видит каждый из нас, это луч света, который быстро преобразуется в геометрическую фигуру, чаще всего в виде ромба.
– Много прихожан в вашей церкви?
– Для того огромного поселения как Свободный город, совсем мало, на мой взгляд. Проблема в том, что многие жители, например, как брат Эльги, не стремятся становиться модами. Большинство горожан либо слишком бедны, чтобы устанавливать имплантанты, либо не видят в этом необходимости. У большинства жителей нет даже сетевых портов, не говоря уже о чем-то более сложном.
– На юге, где я жил прежде, уже не встретишь человека, не подключенного к Сети, – заметил Эд.
– Здесь совсем другая ситуация, ведь Свободный город создавался, в том числе и беженцами из земель отступников. Со второй волной эмигрантов, в город пришло слишком много еретических настроений с севера. Местные жители в массе своей даже не разделяют веру в пророка, не говоря уже о других культах, подобных нашему. Свободный город слишком занят самим собой, чтобы уделять внимание мыслям о вере и месте людей в этом мире.
– А как городские власти смотрят на вас? Они не считают церковь еретическим учением?
– Отчасти, неверие большинства жителей идет нам на пользу. Патрициат смотрит на нас сквозь пальцы. Наверняка они знают о нашем существовании и возможно знают расположение этого храма, но полиция никогда нас не беспокоила. Мы не ведем проповедей на улицах, не выказываем публично свою принадлежность к церкви – и они нас не трогают. Весь прежний мир исчезает, как только ты переступаешь порог этого места.
– А Трибунал? Их гонение на другие культы и ересь… вы не боитесь их?
– Я повторюсь, благодаря наплевательскому отношению жителей Свободного города к религии, мы находимся здесь в лучшем положении, чем наши братья и сестры в других местах. Я практически уверен, что по ту сторону Ядовитого моря нет ни одного оракула, ни одного храма Матери Машин. Трибунал выжег их всех, как и ересь отступников. Но сюда их руки пока не могут дотянуться, здесь мы в безопасности.
– Но пророк, насколько я помню, тоже призывал людей к самосовершенствованию и улучшению человеческой природы, в том числе, и с помощью модификации тела. В чем тогда разница?
– В том, кем мы себя ощущаем. Трибунал видит в имплантантах развитие человечества, необходимый ответ на изменившийся мир и его новые опасности. Но даже если ты полностью перекроишь свое тело, ты все равно останешься для них человеком, а для нас ты стаешь совершенно иным существом. Разница в том, кем ты хочешь оставаться: человеком или машиной.
– А вы, Стефан, что думаете вы сами о Пророке и его учении?
– Когда-то я верил в него, – Стефан сказал это очень уверенно и довольно живо, мысленно вернувшись в те давние времена. – Еще до существования Трибунала, он объединил вымирающее племена людей, смог доказать им, что великий перелом не был концом света, как они полагали раньше. Он убедил всех людей, что выжившие, стали избранными, теми, кто дожжен создать новый мир. И да, раньше я всем сердцем верил в этот путь, – он сделал акцент на слове «раньше». – Но если родился новый мир, который теперь окружает всех нас, то должны были родиться и новые люди. А что было вместо этого? Ты знаешь?
Напрягая свою память, Эд начал восстанавливать в голове все те крохотные знания по истории, которые смог почерпнуть из многочасовых блужданий по сети. Там он многое узнал и о Трибунале, и о его Великих домах. О том, что тридцать лет назад была Война, а до нее человечество постиг «Великий перелом», навсегда изменив весь ход истории. Неизвестный и уже навсегда стершийся из людской памяти глобальный катаклизм привел старый мир на порог гибели. Но затем появился Бессмертный пророк. Человек, который смог собрать воедино разрозненные группы выживших и подчинив их своей воле направил их энергию в новое, созидательное русло. Под его руководством цивилизация восстала из пепла, а сам пророк, стал почитаться людьми подобно живому богу. Все разрозненные кланы и сообщества людей, он объединил в четыре Великих дома, которые поделили меж собой все человеческие поселения известного мира и правили ими, каждый согласно собственному мнению с оглядкой только на решения пророка Аэрона.
– Насколько я помню, – Эд немного замялся, стараясь ничего не перепутать, – потом была физическая смерть пророка, не признанная домом отступников. Затем это привело к расколу, созданию Трибунала и к началу «войны домов». Еретики в той войне проиграли, а потом…
– Не было уже ничего потом, – сухо отрубил Артемиус. – Пророк не воскрес, как нам это утверждают, на самом деле он умер раз и навсегда. Оставшиеся после войны Великие дома и Трибунал правят нами от его имени и нагло врут людям, утверждая, что якобы дух пророка по-прежнему остается жив и решает судьбу человечества. На самом деле это все ложь, наглая ложь, произносимая только с одной целью – удержать власть. Но посмотри, во что из-за этой лжи выродились все люди. Они не стали совершенствоваться и эволюционировать, как того хотел пророк Аэрон. Разврат, жадность, ненависть – вот что поселилось в их сердцах сразу же, как умер пророк. Этих людей нельзя изменить, они уже давно мертвы, они рождаются с уже мертвыми душами, – а мы нет. Мы продолжаем путь эволюции, мы по-прежнему стремимся к идеалу сверхчеловека, который может воплотиться лишь в образе человека-машины. Так что наша церковь намного ближе к истинному учению Бессмертного Пророка, чем все патриции, прелаты, судьи, Великие дома и Трибунал вместе взятые.