Текст книги "Записки прижизненно реабилитированного"

Автор книги: Ян Цилинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

– Вспомним лучше про древних людей, – студент перебил балерину, начавшую что-то говорить. – Они были чище, мудрей и счастливей нас. После них остались бессмертные творения человеческого духа, такие как этот монастырь и храм. А нам чем гордиться, лагерями? В наше время одни люди строили тюрьмы, а другие им не мешали. В этом вся современность.

Татьяна не слушала. Она сердилась на Василия. Студент помешал ей сказать, что она верит в Царство Любви и крепка в своей вере. Таня хотела, чтобы Василий об этом знал. Нить разговора порвалась. Василий понял, что они оставили Звенигород.

У входа в купе показалась подруга балерины Надежда и сообщила обиженным тоном:

– Мы собираемся обедать. Приходите, ждать не будем. – Не выслушав ответа, она повернулась и, покачивая бедрами, отправилась к себе. Подруги были недовольны ими, так как они пропустили завтрак в их обществе.

Молодые люди почувствовали, что голодны. Через несколько минут они сидели в купе у Татьяны. Женщины заканчивали последние приготовления к трапезе, а Василий, у которого от запаха пищи и предвкушения еды текли слюнки, говорил шутливо:

– Я сейчас же заказываю столик в ресторане «Арагви». Нам подадут лобио, сациви, шашлыки по-карски и несколько бутылок «Цинандали». – Иголкину казалось, что он сделал замечательный заказ. Некоторый ресторанный опыт Василий приобрел в студенческие годы, когда с целью познания жизни решил обойти с друзьями московские рестораны. Средства на это он брал из денег, заработанных на сдельных такелажных работах. Поначалу Василий был простым грузчиком на товарных станциях, а потом с бригадой отчаянных парней при помощи кустарных механизмов поднимал сверхтяжелые грузы. Платили прилично.

– Ты плебей, – неожиданно заявила Татьяна, – и знать ничего не знаешь, кроме шашлыка. Это вульгарно. Столик для нас накрыт в ресторане «Националь». Обед будет простой. На закуску – икра зернистая, лосось балтийский семужной резки, расстегаи, салат ассорти, сельдь дунайская, мясо телят и поросят заливное. Потом бульон с пирожком и форель в белом вине. На десерт дыня, фрукты и мороженое. Напитки в большом выборе и по вкусу каждого. Будут мускат черный «Массандра», коллекционный портвейн красный «Ливадия», «Негру де Пуркарь», «Ахашени», «Перлина Степу», «Хванчкара», «Киндзмараули», коньяки марочные и бальзамы. Я предпочитаю шампанское «Новый Свет», разумеется брют.

Все удивились аристократизму балерины. Но поражаться было нечему. Жизнь с дипломатом открыла Татьяне немало ресторанной премудрости.

Икры зернистой и расстегаев в вагон никто не принес, но стол ломился от вкусной и давно забытой пищи. На нем красовались вареная курица, яйцо вкрутую, плавленые сырки, сливочное масло, белый хлеб, сахар, печенье и конфеты. Имелись консервы «печень трески». Они в те времена не пользовались спросом и продавались в любой глухомани. Была тутовая водка, купленная в станционном буфете. Василий не отказался от своей порции, занимающей четверть граненого стакана, но больше, к удивлению подруг, пить не стал. Он был равнодушен к вину. Балерина не допила своей рюмки. Она почувствовала разницу между тутовой водкой и шампанским «Новый Свет». В компании воцарилась непринужденная обстановка. Много шутили и смеялись. Василий ухаживал за женщинами, за всеми вместе и за каждой в отдельности. В конце обеда немного захмелевшие подруги запели. Василий посмотрел на Татьяну, она ответила ему многозначительным взглядом. Они поняли друг друга и при первой возможности улизнули. Студенту и балерине хотелось быть вдвоем, и только вдвоем.

Вагон отцепили от состава. Он надолго застрял на маленькой степной станции. Молодые люди несколько часов провели на воздухе. Их грело весеннее солнце, ласкал теплый ветер и пьянил запах земли. Убогие домишки поселка, покосившиеся заборы и невзрачные станционные строения казались необыкновенно красивыми, а равнодушные и усталые лица людей одухотворенными и сияющими. Они не замечали ни общего запустения, ни грязных улиц, ни мусора и хлама, обнажившихся из-под растаявшего снега. Весь мир представлялся таким же прекрасным, как начинающий зеленеть ковер весенней степи, простирающийся за станцией. Они находились в плену своей еще неосознанной близости. Студенту и балерине опять не хватило дня и вечер показался коротким.

6. Общая святыня и драгоценность

Полупустой плацкартный цельнометаллический вагон, в который Василий вошел на станции Жарык и где встретил Татьяну, быстро наполнялся. Его пассажирами становились бывшие заключенные, освободившиеся из лагерей, расположенных около железнодорожного пути. Не прошло и суток, как вагон был набит до отказа. Занимались даже третьи полки. На них не продавали билетов, но люди просачивались.

В вагон приходили бытовики, то есть люди, совершившие смехотворные преступления или даже проступки, названные преступлениями, и получившие за них по многочисленным указам астрономические сроки. Бытовики, или, иначе, мужики, составляли большинство среди населения вагона.

Садились уголовники – воры, мошенники, аферисты, насильники, хулиганы, бандиты. Имелся один убийца. Кого только не было в вагоне! Преступный мир был представлен как ворами в законе, так и суками. Они совершали одинаковые преступления и в равной мере были отмечены печатью вырождения, но принадлежали к двум вечно враждующим группировкам дна жизни. Блатные быстро создали свою структуру: пахан – шестерки – шакалы – прилипалы. Блатняжки льнули к авторитетам. Организовалось примитивное сообщество, повторяющее отрекающуюся от него цивилизацию. Урки не трогали мужиков. Боялись встретить отпор. По молчаливому согласию воры в законе и суки не вступали в конфликт. В вагоне царил тревожный мир.

Пройдет всего две-три недели, и эти люди начнут свой кровавый хоровод. Силы человеческие обратятся не на созидание, а на разрушение. Страну захлестнет невиданная волна насилия. Россия знала две такие волны. Первый раз страна содрогнулась, когда недоумки-правители сломали весной 1917 года царские тюрьмы и дали волю всем уголовным преступникам. Вторая волна прокатилась после ворошиловской амнистии 1953 года. Преступников вышло больше, а ожесточение блатарей соответствовало времени, их породившему. Но все это случилось позднее. Сегодня в вагоне воры в законе и суки еще оставались в шоке бессилия от невиданного счастья обретенной свободы. На минуту казалось, что в их темной душе побеждает человеческое начало. А может быть, они в эти лучезарные дни и действительно были другие?

Расцветающее чувство Татьяны и Василия и обстоятельства их знакомства оставались тайной разве только для них самих. О нем стало известно всем пассажирам вагона. Это были разные люди, пути которых сошлись в дороге. Но все они имели общую судьбу: искалеченную в прошлом жизнь и надежду на счастье в дальнейшем. Они дышали воздухом свободы и хотели верить в свою звезду. Но никто не знал, когда поднимется эта звезда и какими лучами она загорится. Люди боялись, что надежда на радость несбыточна. И вдруг их озарил яркий свет. Он исходил от двух влюбленных и безмерно счастливых молодых людей. Эта радость светилась рядом и не была чужим достоянием. Судьба подарила ее и их товарищам по заключению. Счастье стало доступно для отверженных. Окрепла надежда – радость придет, мечта не обманет. Пассажиры вагона верили в свою сопричастность к происходящему. Им казалось, что рождение чувства Тани и Васи – дело их рук и эта любовь – их достижение. Они называли влюбленных не иначе как «наша балерина» и «наш студент». Хрупкий и нежный цветок любви стал общей святыней и драгоценностью.

Распускающаяся любовь молодых людей растопила лед застывших сердец. Еще недавно они могли обидеть слабого, не заметить просящего, отобрать последнее у голодного, донести на товарища, миновать умирающего, унизить, ограбить, убить, изнасиловать, сцепиться в остервенелой драке, богохульствовать, извергать проклятия и ненавидеть весь окружающий мир. Но сейчас ожесточенные и грубые люди относились к Татьяне и Василию с удивительной нежностью и вниманием. Бережливо. Взявшись за руки, влюбленные пробирались сквозь сутолоку вагона и не слышали никаких грубых шуток и пошлых слов. Никто не мешал им, когда, обнявшись, они часами стояли в тамбуре. Соседи Василия пс купе, насколько это было возможно, при приходе Татьяны залезали на свои полки или уходили. Этого, впрочем, нельзя было сказать о подругах балерины. Они досаждали неимоверно.

Татьяне и Василию оказывались знаки внимания. Приносили лакомые куски:

– Возьми, студент! Угости свою балерину!

Приглашали в компании, но, поняв, что влюбленным не до них, не настаивали. Доброжелательность пассажиров согревала молодых людей и приносила ощущение радости.

Были визиты. Пришла нескладная и костлявая блатняшка с бессовестными и юркими глазами. Постояв немного, она спросила пьяным голосом:

– Когда, балерина, пригласишь на свадьбу?.. И у меня был любимый. – Помолчав, женщина добавила с вызовом: – Я тоже умею плясать!

Татьяна ответила без тени превосходства:

– Плясать у тебя получится, ты очень пластичная. Ну а наша свадьба… День назначает Василий.

Василий сделал вид, что не расслышал, а блатняшка ушла, обласканная Таниными словами и просветленная.

Подошел авторитетный вор в законе, пахан Ванечка. Он был сыном тюрьмы. В свои тридцать пять лет, если не считать счастливое детство, за которое дети того поколения должны были благодарить товарища Сталина, Ванечка пробыл на свободе 4 года. За эти краткие мгновения преступник сумел завоевать великий авторитет. Легенды о содеянном следовали за Ванечкой в лагерь и помогали удерживать трон. Пахан был хитер, силен, жесток и неукротим.

Татьяна лежала на полке, свернувшись калачиком, и дремала. Василий сидел у нее в ногах. Глядя больше на Татьяну, чем на Василия, пахан сказал:

– Ну что, студент, бережешь спою балерину? Ты честный битый фраер[17]17
  Битый фраер – неуголовник, который приобрел тюремный и лагерный опыт и научился постоять за себя. Честный битый фраер – то же, но в превосходной степени. Кроме того, слово «честный» подчеркивает, что «битый фраер» не сблизился с уголовниками (блатной жаргон).


[Закрыть]. Будем по корешам! – Ванечка протянул руку. Василий пожал ее. Мир был установлен. Он воцарился после сражения.

За день до этого к Татьяне прибыла делегация – Ванечкина шестерка, Витька-Рычаг и два шакала. Витька поманил Татьяну пальцем и приказал:

– Пойдем, балерина, спеши! Зовет Ванечка. Будешь плясать. – Шакалы за Витькиной спиной борзели.

Василий знал блатных и понимал, что это племя уходит, когда встречает отпор. Незаметным движением, почти без замаха и без всякого предупреждения ученик Ивана Ушакова жестоко ударил Витьку в незащищенное солнечное сплетение. Он знал, как бить. Этот нечестный и запрещенный удар в замысле Василия был рассчитан на верный рауш[18]18
  Кратковременное отключение сознания.


[Закрыть]. Учитель остался бы доволен. Витька отключился и быстро осел. Он хрипел, хватая ртом воздух. Шакалы было ринулись в бой, но отпрянули, натолкнувшись на зверский окрик:

– В жмурики[19]19
  Жмурик – покойник, труп умершего насильственной смертью (блатной жаргон).


[Закрыть] захотели?! Шавки поганые, в рот еб…е!

Когда у Рычага прояснилось сознание, Василий приподнял его и вытолкнул в проход. Последовало напутствие:

– Скажи Ванечке, что балерина не для него!

Василий тяжело дышал. На его лице не осталось ничего человеческого.

Татьяна не испугалась. Она восхищалась победой и не замечала поднявшейся грязи. На щеках запылал румянец, Ноздри раздулись, глаза заблестели, дыхание участилось. Балерина испытывала жгучее наслаждение самки, увидевшей бой самцов, битву, причиной которой служила она сама, и битву, где победителем вышел ее избранник.

Сейчас ее глаза были жестокими и торжествующими.

Василий не понял этого. Он думал, как уберечь свою балерину от беды. Но беда не пришла. Разделавшись с шестеркой, Василий приобрел в глазах пахана авторитет. Кроме того, у купе стояли два дюжих мужика, прибывшие на подмогу. Были и другие резервы. Так кончился этот бой. Пахан пришел на другой день с мирной миссией. Продолжая глазеть на Татьяну, Ванечка сказал:

– Студент, мне пора. – И важно добавил: – Если кто обидит, телеграфь, заступлюсь. – Пахан давал Василию свою поддержку.

7. Их первый поцелуй

Женщины тяжелее, чем мужчины, переносили монастырь лагерей. Нечистый воздух женских зон разрушал нравственные устои и калечил узниц. Не всем удалось сохранить чистоту и достоинство. Гордость и честь уберегли Татьяну от бытующих в лагере извращений и удержали от падения, но не спасли от поругания. Через месяц после прибытия в Сверхлаг она подверглась насилию. Татьяна задыхалась от стыда и отвращения. Кошмар длился две недели. Неожиданно Татьяну перевели в небольшую женскую зону и определили в культбригаду. Скоро она поняла, что находится в положении. Ее освидетельствовали и предписали прервать беременность. Балерина помнила мучительную операцию, проведенную неумелыми руками, осложнения и долгую болезнь.

Но происшедшее не убило в артистке плоть. Татьяна было молодой и сильной женщиной, побывавшей в замужестве. Плоть бунтовала. Одолевали желания. Она хотела любить и быть любимой так безнадежно и непреодолимо, как стремились к счастью лишь женщины, обездоленные лагерями. Их влек и зов человеческого естества, и тоска по воле. Освобождение открыло узнице путь к осуществлению мечты. Опьяненная воздухом свободы, женщина верила, что впереди ее ждет сказочный принц. Василий захватил воображение балерины.

«Это моя судьба, мой избранник! Он сильный и нежный, мужественный и добрый, он необыкновенный человек», – повторяла Татьяна.

Мысли о Василии порой становились земными, грешными. Татьяне хотелось слышать слова любви. Она ждала ласки, но бывший студент, казалось, этого не замечал. Он смотрел на свою спутницу как на икону и не позволял себе ничего лишнего ни в словах, ни в делах, хотя и не в мечтах своих. Сдержанность Васи тяготила женщину.

– Почему он такой нерешительный и не зовет меня в Царство Любви? – сокрушалась балерина.

Был поздний вечер. Полутемный вагон отходил ко сну. Татьяна с Василием сидели в купе. На третьей полке ехал восточный человек. Он как всегда спал. Под ним на второй полке дремал тридцатипятилетний шофер-москвич. Он сидел за крупное хищение. Однажды в его машине, следующей с базы в магазин, милиция обнаружила три коробки с мылом «Красная Москва». Об этом мыле водитель не имел никакого понятия. Он только крутил баранку и подписывал какие-то бумаги па груз. За участие в преступной шайке расхитителей шофер получил по Указу от 4 июля 1947 года восемь лет лагерей. Водитель был тих, приветлив и ненавязчив. Двух других соседей свела вместе тюрьма. Это были средних лет мужчина, освободившийся из бытовых лагерей, и его подруга по несчастью, лагерная жена. Они нежно любили друг друга и не оставили свое чувство за воротами тюрьмы. Теперь предстояла разлука. Дома ее ждал прежний муж и двое детей, а у него были жена и ребенок. Они не знали, как разрубить этот узел. Радость встречи с детьми омрачалось у женщины тоской по любимому другу. Она смотрела в пространство скорбными глазами солдатки, которая провожает мужа на фронт и знает, что он никогда не вернется. От человека, брошенного в лагеря, как круги по воде, расходились волны горя, ударяющие по родным и близким. Случалось, что и выход человека из лагеря вызывал такое же волнение. Женщина привязалась к балерине. Ее лагерный муж спал, а она сквозь полуприкрытые веки наблюдала за влюбленными. На лице женщины играла мечтательная улыбка.

Татьяну охватила волна нежности. Она сказала чуть слышно:

– Вася, поцелуй меня! – Ее глаза были зовущие и покорные.

– Таня, любимая, не надо! Кругом этот проклятый лагерь. Радость нас ждет в Москве! Пойдем, побудем в тамбуре.

Татьяна очнулась. По вагону стелился табачный дым. Воздух был пропитан запахом несвежего человеческого тела и водочным перегаром. Кто-то ругался матерно. Дверь ближайшего туалета призывно хлопала. Помещение захватили лагерные проститутки и принимали в нем своих клиентов. Сквозь замолкающий гул голосов доносилась надрывная песня:

 
Приморили, гады, приморили,
Отобрали молодость мою,
Золотые кудри поседели.
Я у края пропасти стою…
 

Сосед-шофер чесался во сне. Громкий храп сливался со скрежетом ногтей о кожу. Окружающее пространство наполнялось удовольствием.

Балерина никогда не была так счастлива. Человек, к которому она стремилась душой и телом, любил ее и хранил благородство их чувства.

«В Москве он станет моим мужем, – решила Татьяна, – я его никому не отдам!»

Молодые люди прошли в задний тамбур. Там находился железнодорожный служащий, который, как и положено, дежурил при тормозе. Он с начала смены угощался у пассажиров и был безнадежно пьян. Его нескладное тело от качки болталось от стенки к стенке. Василий опустил железнодорожника на откидной стул.

– Отец, сиди!

Служащий неточно попал на сиденье, обмяк, сполз на пол и сидя быстро уснул в углу. Два человека с отнятой юностью молча смотрели сквозь запыленное окно на уходящую дорогу. Из-под вагона выбегали все новые и новые шпалы и вместе с бесконечной лентой рельсов таяли в темноте. Уходила назад и земля. Прошлое меркло во мгле. Медный Ад и казахстанские степи отдалялись все больше.

Впереди была Москва. До нее оставалось менее трех суток пути. Таня и Вася думали о чуде своей встречи и своей еще невысказанной любви. Каждый не сомневался, что их счастью не будет конца. Этих недавних детей соединила оставшаяся позади и искалечившая их тюрьма.

– Таня, – прервал молчание Василий, – догадайся, что мне шептали синие лесные дали?

– Не знаю, Вася! – удивленная неожиданным вопросом, ответила балерина.

– Они сказали, что я поймал свою судьбу! Ты не улетишь от меня?

– Нет, милый, я тебя очень люблю! – Татьяна повернула к нему лицо. Ее глаза были восторженными и счастливыми.

Студент обнял голову балерины и привлек к себе. Коротко остриженные волосы покалывали ладони. Этот поцелуй был у них первым.

– Родная, единственная, – говорил Василий, – ты мой мир и счастье. На свете нет ничего, кроме нашей любви. Мы будем жить в ее сиянии. Это наша вселенная, радость и мечтания. Нет больше ничего на свете. – Его слова становились все нежнее и ласковее. Они проникали в душу, крепили веру и заставляли чаще биться сердце Тани и самого Василия. Студент и балерина входили в царство своей любви.

С этого часа отношение Татьяны к Василию изменилось. Для нее все было решено. Королева вступила в права владения. Татьяна направляла мысли и действия своего избранника, определяла темы для разговоров, устанавливала распорядок дня. Не дожидаясь, когда ей будут оказаны знаки внимания, она приказывала сама:

– Вася, подай мне кофточку, я замерзла!

– Вася, отрежь хлеб!

– Василий, почему ты еще не принес чай?

– Мне надо положить в стакан не два, а три куска сахара!

– Вася, сходи узнай, который час. – Часов у них ни у кого не было. О времени справлялись у проводника.

– Василий, достань гребенку, она в сумке!

В те времена в вокзальных буфетах и на базарчиках при станциях можно было купить продукты. Татьяна не ведала пищевым довольствием в образовавшейся в вагоне компании. Этим занимались ее подруги. Тем не менее чуть ли не на каждой станции балерина говорила:

– Вася, сбегай принеси что-нибудь вкусное!

Василий возвращался радостный и нагруженный, но оказывалось, что он купил не то, что нужно, или, во всяком случае, нс совсем то, что хотелось бы.

Василию готовилась роль пажа, который должен предугадывать и исполнять желания своей королевы. Впереди был новый плен, плен женщины. Бывший заключенный этого не понимал.

8. Место встречи – под часами у Никитских ворот

В Рязани в вагоне прибавился еще один безбилетный пассажир. Это был двоюродный брат Василия, студент-медик Анатолий. Он родился и вырос в Москве, но учился в Рязани. Толя попал в этот город в результате реформ в медицинском учебном ведомстве. Третий Московский медицинский институт, куда он поступил в 1949 году, перевели в Рязань и слили с Рязанским медицинским институтом. По замыслу реформаторов, этим разгружалась столица и усиливалась периферия. С дороги Василий дал телеграмму и сообщил о своем следовании через Рязань. Анатолий отпросился с занятий, заявив, что ему необходимо встретить больного брата и отвезти его в Москву. Толя ждал брата несколько дней, и вот наконец они встретились. В вагоне молодые люди занялись друг другом, забыв о Татьяне. Балерина сидела в сторонке, но не роптала. Ей было интересно смотреть и слушать, о чем разговаривают братья.

Василий был старше Толи всего на один год, но разница в возрасте казалась гораздо больше. Сравнивая молодых людей, Татьяна чувствовала, насколько возмужал Василий. В облике братьев было много общего. Глядя на Анатолия, Татьяна думала:

«Вася был недавно таким. Именно таким я его могла встретить в Москве два года назад, но не встретила. Пришлось так долго ждать и пройти этот проклятый лагерь».

Татьяна была не совсем права. Толя справедливо считался очень красивым юношей. К Василию природа оказалась не столь щедра. Два года назад балерина скорее всего не обратила бы на студента никакого внимания. Их любовь родилась в общем несчастье и опьянении обретенной свободы.

В сумке у студента-медика лежал стетоскоп. Будущий врач считал, что инструмент всегда должен быть в деле. Из неясной молвы о лагерях и редких и кратких писем Василия Анатолий довольно смутно представлял, в каких условиях находятся осужденные. Тем не менее он опасался, что работа на Медном Руднике могла привести к силикозу. Заботливый брат строго сказал:

– Вася, раздевайся до пояса, я должен тебя осмотреть!

Оглядываясь на Татьяну, Василий начал нехотя снимать рубашку, но балерина не вышла из купе. Доктор священнодействовал торжественно и величественно. На лице пациента была написана скорбь. Глядя на братьев, Татьяна умирала от смеха и лишь благодаря героическим усилиям не выдавала себя. Но скоро веселье прошло. Василий был истощен. Сквозь, казалось, прозрачную кожу выступали ребра, образуя четкий каркас.

«Неужели у него силикоз? – ужаснулась Татьяна. – Если он инвалид, что я буду делать?»

Как только осмотр закончился, Татьяна обратилась к Анатолию:

– Доктор, скажите, пожалуйста, что вы установили?

Студент был рад. Он нашел аудиторию. Толя не знал, что значила эта красивая женщина для брата, да и не мог знать. Сам Василий, отправляя несколько дней назад телеграмму в Рязань, не предполагал, что он встретит и обретет балерину.

– Я подозревал, что у больного силикоз и должен был это подтвердить или исключить, – начал вещать Анатолий, ободренный оказанным вниманием. Он говорил тоном студента, надеющегося получить пятерку: – Силикоз – это заболевание легких, развивающееся при вдыхании пыли, содержащей свободную двуокись кремния. В природе двуокись кремния чаще всего встречается в трех кристаллических разновидностях – в виде кварца, тридимита и кристобалита. Как правило, заболевание возникает в результате воздействия пыли кварца.

Татьяна внимательно слушала, а Василий ждал, когда брат кончит разглагольствовать.

– Люди болели силикозом еще в глубокой древности, – многозначительно продолжал Анатолий. – Об этом свидетельствуют обнаруженные при исследовании египетских мумий силикотические изменения в легких, вероятно, послужившие причиной смерти. В настоящее время силикоз – это профессиональное заболевание рабочих горнорудной промышленности.

Сделавшись еще более серьезным, будущий врач начал популярно объяснять, как развивается болезнь и к чему она приводит:

– В результате воздействия пыли кварца в начале процесса в легких появляются отдельный силикотические узелки. Далее эти маленькие узелки сливаются и образуют крупные узлы серо-беловатого цвета, замещающие и стесняющие собственно легочную ткань. Иногда в этих узлах откладывается известь, а иногда они распадаются и образуют каверны. Как при туберкулезе, – пояснил Толя. – Потом развиваются слипчивый плеврит, хронический, преимущественно атрофический бронхит, диффузный интерстициальный пневмосклероз и эмфизема легких. – Что означают эти слова, он не объяснил.

Василий не нуждался в объяснениях. Он приобрел начальные медицинские знания, позволяющие понять услышанное, в лагере и нетерпеливо ждал, когда брат перестанет болтать. На Татьяну речь Анатолия произвела другое впечатление. Она заворожила балерину своей таинственностью.

Загадочные слова встречались в дальнейшем и умножались:

– Клинические проявления силикоза нарастают по мере развития фибиозного процесса в легких и зависят от степени выраженности сопутствующего силикозу бронхита, который носит преимущественно атрофический характер. Грудная клетка больных чаще всего обычной формы, но по мере нарастания эмфиземы легких расширяется с увеличением ее среднезаданных размеров. Типично жесткое дыхание, иногда выслушиваются непостоянные сухие хрипы, реже – мелкопузырчатые хрипы и шум трения плевры. Могут обнаруживаться участки укорочения перкуторного звука и жесткое дыхание бронхиального оттенка.

– Меня при обследовании брата интересовали именно эти симптомы, – многозначительно добавил младший брат и продолжал без всякого перехода: – Больные при силикозе погибают от сердечно-сосудистой недостаточности при легочном сердце и мускатной печени или от присоединившегося туберкулеза. Течение силикоза усугубляется многими сопутствующими осложнениями, но туберкулез является наиболее тяжелым из них. Силикоз, осложненный туберкулезом, называется силикотуберкулезом.

О силикотуберкулезе он начал говорить зря. Он не дочитал это место в учебнике и теперь, изменив дикцию, что-то бубнил противным и монотонным голосом.

Почувствовав грядущую двойку, студент нашел спасение:

– В настоящее время в нашей стране силикотуберкулез встречается редко. Совсем не встречается острый силикоз. Он губит людей в капиталистических странах. Острый силикоз возникает при особенно неблагоприятных условиях труда. Болезнь развивается быстро и протекает чрезвычайно злокачественно.

«Уж не считает ли братец, что Медный Рудник находится в Персии или в штате Невада? – подумал Василий. – Впрочем, откуда ему знать про Медный Рудник?» Василий видел десятки людей, сгоревших от острого силикоза.

Про Медный Рудник не знали и почтенные профессора, которые учили студентов. С чистой совестью они написали в учебнике:

«В настоящее время острый силикоз в нашей стране не встречается».

– Толька, кончай трепаться! – раздраженно сказал Василий.

– Васька, помолчи! – осадила его Татьяна и, изменив тон, обернулась к Анатолию: – Доктор, пожалуйста, продолжайте!

Доктор с ужасом обнаружил, что он уже рассказал о силикозе все, что знает. Эти сведения были почерпнуты из учебника профессиональных болезней, который Толя, готовясь к встрече с больным братом, выпросил в общежитии у старшекурсников. Чтобы выйти из положения, студент сказал:

– При обследовании больного я пользовался методами перкуссии и аускультации. Перкуссия – это…

Татьяна первый и, видимо, последний раз в жизни получила шанс узнать все про тайны перкуссии и аускультации, но не воспользовалась этой возможностью.

– Скажите, а что с больным? – спросила она уже без прежней деликатности.

Анатолий, которого, казалось, оскорбили в лучших чувствах, произнес что-то по латыни и, помолчав, перешел на родной язык:

– Основываясь на результатах проведенного обследования, я должен исключить у больного диагноз силикоза. Диффлициальный диагноз болезни опирается на…

– Тебе было сказано – не треплись! – сурово оборвал Василий, пользуясь правом старшего брата, но Толя не сдавался:

– Чтобы полностью исключить возможность силикоза, необходимы рентгеновское обследование и проведение функциональных проб легких. Это возможно будет сделать в Москве. Сейчас у больного налицо алиментарная недостаточность, авитаминоз и дистония. Это от недоедания и перегрузок.

Через несколько лет Иголкин понял, что человек очень мало знает о действительной опасности грозящих ему болезней, но всегда страшится названий, или, наоборот, успокаивается, сочтя название не грозным. Слова «алиментарная недостаточность», «авитаминоз» и «дистония», которые воспринимались через «недоедание» и «перегрузки», убаюкали Татьяну.

– Доктор, большое спасибо! Теперь я вижу, что у Васи нет ничего страшного!

Но Анатолию нужна была другая благодарность. Не надеясь на одобрение брата, он заговорил, обращаясь к его милой и любезной соседке и рассчитывая на дальнейшее внимание:

– Функциональные пробы легких – это…

Глаза у Татьяны стали такие же скорбные, как и у Василия, когда он подвергался обследованию. Но Василий был милосерднее Татьяны. Он выручил балерину:

– Толя! Я забыл тебе сказать, что это Таня Федотова. Мы одновременно освободились, познакомились в дороге, хотя я – только я один – видел Таню и раньше. Мы вместе едем в Москву. Я тебе о ней так много скажу! А теперь знакомьтесь!

Анатолию больше ничего не оставалось, как познакомиться. Он это сделал не без удовольствия.

Василию удалось много сказать Толе о Тане Федотовой только в Москве. Известие, что к студенту присоединился брат и что брат студента почти врач, быстро облетело вагон. К доктору пошли на прием. Анатолий не стал принимать «на дому», а отправился «по вызовам». Вернулся он не скоро.

Поезд миновал станцию Конобеево. Молодые люди обменялись адресами и телефонами. Татьяна проверила, надежно ли убрал Василий записку с адресом. Начали договариваться о встрече в Москве. Решили созвониться на следующее утро по телефону и все окончательно уточнить. Поезд проехал Раменское. Бывший студент вдруг вспомнил, что номера телефонов за два года могли измениться, и озадачил этим Татьяну. Помолчав немного, Таня решила:

– Встретимся в девять часов утра четвертого мая под часами у Никитских ворот. Я приду к тебе в Царство Любви. Жди!

Часы у Никитских ворот служили местом встреч и для Тани, и для Васи, и для тысяч их сверстников, и для влюбленных других поколений. Казалось, что эти часы будут висеть вечно и место под ними незыблемо.

За окном замелькали дачные поселки. Приближалась Малаховка. Впереди открывались большие ворота Москвы – Казанский вокзал. На вокзальном календаре стояло число – 29 апреля 1953 года.