Текст книги "Песнь молодости"

Автор книги: Ян Мо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

Глава пятнадцатая

Было раннее весеннее утро. На зеленеющих ветвях деревьев резвились веселые воробьи, свежий ветерок дышал молодостью, заставляя людей чувствовать, что действительно пришла весна. К стадиону тянулся непрерывный поток студентов; они шли туда группами, парами и в одиночку.

Просторный стадион постепенно заполнялся юношами и девушками. Ветерок ласково перебирал тонкие бледно-зеленые листочки ив, окружавших низкую стену стадиона.

Под сенью склонившихся ветвей деревьев медленно брел Ло Да-фан. Лицо его было задумчиво, густые брови нахмурены. Время от времени он поднимал голову, окидывал взором все прибывавшую многоголосую толпу, и пасмурное лицо его невольно озарялось светлой улыбкой.

Накануне вечером он случайно столкнулся на улице с Бай Ли-пин. Мягко коснувшись его большой сильной руки, она улыбнулась и спросила с легким упреком:

– Друг мой, какой же ты нехороший, почему не заглядываешь ко мне? Или забыл уже?.. А ведь я тебе не изменила!

Ло Да-фан покачал головой и, преодолев волнение, заговорил о другом.

– Ли-пин, завтра день памяти «18 марта», приходи на митинг. А как ты поживаешь? Часто приходится выступать?

Бай Ли-пин рассмеялась. Ее брови взметнулись вверх, лукавые глаза смотрели прямо ему в лицо:

– Ло Да-фан, милый мой, я занята по горло! Репетиции, спектакли – ведь мне дали главную роль в пьесе Оскара Уайльда «Веер леди Уиндермиер». Да, знаешь, я скоро уезжаю в Шанхай, буду сниматься в кино. Столько дел!.. Просто закружилась! А на митинг, дорогой, пойди вместо меня ты…

Она крепко пожала ему руку и нежно улыбнулась. «Звезда экрана!» – Ло Да-фан покачал головой, горько усмехнулся и, повернувшись, пошел дальше.

Ло Да-фан обеими руками обхватил шершавый ствол ивы и, подняв голову, оглядел бурлившую толпу. Послышалось пение:

 
Над нашим Китаем, над нами, над нами
Японцам не быть никогда господами…
 

Звуки этой мужественной песни понемногу развеяли его тоску. Сжав кулаки, он пробормотал себе под нос:

– А ты, Лу Цзя-чуань, уже собирался отправить меня за негодностью в инвалидный дом! Нет, погоди!..

Теперь партийной работой в Пекинском университете руководил Лу Цзя-чуань. Он неоднократно предупреждал друга, чтобы тот не допускал опрометчивых поступков и не раскрывал себя: учил его использовать в тяжелых условиях белого террора любую возможность для того, чтобы накапливать силы и сделать организацию неуязвимой для врага. Он приказал Ло Да-фану не выступать на митинге, посвященном трагедии «18 марта», – на нем он собирался произнести речь сам. Свое желание Лу Цзя-чуань объяснял тем, что ушел из университета и не связан постоянной работой. Поэтому в случае необходимости он легко может скрыться. Все это угнетало Ло Да-фана, он чувствовал себя в какой-то странной пустоте, где не мог проявить кипучей энергии, таившейся в его могучем организме. Он видел несколько сотен людей, собравшихся на стадионе, и перед его взором возникла величественная картина студенческой демонстрации в Нанкине, когда многотысячная толпа ворвалась в здание Центрального Комитета гоминдана, разгромила помещение газеты «Чжунян жибао», ворвалась в штаб гарнизона… Он глубоко вздохнул.

– Партийная дисциплина – подчиняюсь, полностью подчиняюсь! – пробормотал он про себя, немного помедлил, затем прибавил шагу и смешался с толпой.

Дао-цзин вошла на стадион. Она искала в толпе Сюй Нина, Лу Цзя-чуаня, Ло Да-фана, но никого из них не могла найти. Люди все прибывали и прибывали, собралось уже человек триста-четыреста. Они переговаривались, шумели, и, казалось, все знали друг друга, и только Дао-цзин чувствовала себя одинокой. Вдруг на весь стадион прозвучали лозунги:

– Долой японских агрессоров!

– Долой продажный гоминдан! Да здравствует народное правительство!

– Студенты! Помните трагедию «18 марта»! Организуйтесь для разгрома японских захватчиков!

Пафос, возмущение, сила, звучавшие в этих голосах, взволновали Дао-цзин. Она хотела было присоединить свой голос к голосу толпы, сотрясавшему воздух над стадионом, но так почему-то растерялась, что не смогла выговорить ни слова. Она вынула белый платочек и энергичным движением отерла со лба пот. Рядом с ней стояла невысокая молоденькая студентка – худенькая, с прямыми короткими волосами, в поношенном синем халате. Неторопливо, звонким, сильным голосом она вместе с остальными выкрикивала лозунги и даже, как показалось Дао-цзин, руководила толпой. Дао-цзин в душе позавидовала ей: «Какая смелая!» В это время студентка, заметив растерянность Дао-цзин, кивнула ей:

– Ты в первый раз? Одна?

Дао-цзин, обрадованная тем, что девушка сама заговорила с ней, подошла к ней и торопливо ответила:

– Одна… Знакомых никого не нашла. А ты из какого института?

– Из Пекинского университета!

Девушка непринужденно потянула Дао-цзин за руку.

– В первый раз мне тоже было страшно, а потом вместе с товарищами стала кричать лозунги – и перестала бояться. Иди, иди к нам!

Множество глаз обратились к Дао-цзин; они смотрели на нее тепло и ласково, словно заранее знали, что эта стройная незнакомая девушка встанет в их ряды. Дао-цзин сразу почувствовала себя намного смелее, мужество вновь вернулось к ней. Новая знакомая схватила ее за руку, и они протиснулись вперед, к импровизированной трибуне, составленной из нескольких скамеек. На ней, возбужденно взмахивая рукой, стоял невысокий юноша в очках.

– Товарищи! Друзья! Гоминдану приходит конец! Волна революции нарастает! Мы должны вооружиться и разгромить японских империалистов! Свергнуть гоминдан! Поддерживайте Коммунистическую партию Китая! Поддерживайте Советский Союз! Поддерживайте Советское правительство Китая!..

Его слова неслись вслед за красными и зелеными листовками, подбрасываемыми кем-то вверх. Звонкий, энергичный голос Дао-цзин сливался с хором мужественных взволнованных голосов, от звука которых, казалось, сотрясалось весеннее небо над древним городом. Она выкрикивала те же лозунги, что и стоявшая рядом с ней студентка. Глаза Дао-цзин ярко сверкали, сердце неистово билось. Впервые в жизни она ощутила великую силу коллектива. Одиночество, страх остались позади. Она почувствовала себя членом новой огромной семьи; вместе со всеми этими людьми, у которых были те же мысли, те же стремления, что и у нее, она делала общее великое дело. Дао-цзин забыла о сомнениях, которые заронил в ее сердце Юй Юн-цзэ во время их последнего разговора, лицо ее раскраснелось, кулаки были крепко сжаты. Вдруг глаза ее расширились: на трибуне, готовясь к выступлению, стоял Лу Цзя-чуань! Он был в своем обычном черном ватном халате; весь его облик дышал решимостью. Дао-цзин торопливо дернула соседку за руку и зашептала:

– Смотри, это мой друг. Он собирается говорить!

Теплый весенний ветерок шевелил короткие, гладко причесанные волосы Лу Цзя-чуаня. Окинув собравшихся ясным выразительным взглядом, он негромко заговорил:

– Товарищи! Друзья! Откройте глаза, посмотрите, в какое жестокое время мы живем!

С первых же слов его речь приковала к себе внимание толпы. Гул голосов мгновенно стих, наступила мертвая тишина. Сотни людей не сводили глаз со спокойного, мужественного лица оратора.

– Каждый из нас преисполнен великих стремлений, все мы страстно мечтаем о процветании нашей родины, о своем счастливом будущем. Сколько героев революции пролили и проливают свою кровь во имя этой мечты! За это отдали свои жизни жертвы трагедии, происшедшей год назад! Мы работаем не покладая рук, мы упорно учимся, мы неустанно боремся за то, чтобы построить в Китае лучшее общество! А наши правители? Они погрязли в разврате и бесстыдстве. Их внешняя политика – это раболепие перед иностранцами, они охотно продают им нашу родину, ища лишь выгод для себя. Их внутренняя политика – это виселицы, расстрелы, аресты, тюрьмы, кабала… Жизнь народа неимоверно тяжела. После прихода к власти гоминдана расстреляны и замучены в застенках сотни тысяч наших юношей и девушек. Сотни тысяч!.. Их не вместили бы и несколько таких стадионов, как этот! Такова их внутренняя политика – здесь они смелы и безжалостны! Но посмотрите, как они ведут себя с иностранными державами! Японские бандиты развивают наступление на Лэнкоу, Сифэнкоу, Губэйкоу[53]53
  Лэнкоу, Сифэнкоу, Губэйкоу – города в провинции Хэбэй (Северный Китай).


[Закрыть]. Местные отряды обороны, движимые горячей любовью к родине, включились в борьбу и доблестно сражаются с японцами. Что же делает и что говорит председатель Военного совета Чан Кай-ши? Он отдал приказ тридцати или даже сорока дивизиям, дислоцированным в районе Бэйпин – Тяньцзинь, не оказывать японцам сопротивления и вести наблюдение за нашими сражающимися частями. Он даже приказал: «Беспощадно расстреливать всех, кто слишком много говорит о сопротивлении Японии…»

– Долой японских бандитов!

– Долой гоминдановских предателей!

Эти мощные, гневные возгласы были неожиданно прерваны звуками захлебывающихся полицейских свистков. Словно ураган пронесся над толпой – люди дрогнули и стали испуганно озираться по сторонам.

– Товарищи! Друзья! Реакционному господству скоро конец! Наш народ поднимается!

Лу Цзя-чуань по-прежнему стоял на трибуне. Он словно не слышал свистков и спокойно продолжал:

– Поэт Шелли[54]54
  Шелли Перси Биши (1792–1822 гг.) – известный революционный английский поэт-романтик. Фраза взята из стихотворения «Ода западному ветру». М., Гослитиздат, 1957 г., стр. 60.


[Закрыть] сказал: «Пришла Зима, зато Весна в пути!»

– «Зато Весна в пути!», – отозвались из толпы страстные голоса.

Вслед за свистками полицейских воздух огласился треском винтовочных выстрелов. Толпу охватило смятение: одни продолжали громко выкрикивать лозунги, другие в беспорядке бежали куда глаза глядят. Дао-цзин в беспокойстве взглянула на свою соседку, потом перевела взгляд на Лу Цзя-чуаня. Спокойный и сосредоточенный, он стоял на трибуне. Дао-цзин немного успокоилась и невольно придвинулась ближе к нему. Она вопросительно смотрела на Лу Цзя-чуаня: «Почему он не спасается?»

– Без паники! – взмахнув рукой, громко крикнул Лу Цзя-чуань. – Товарищи! Друзья! Реакционные власти хотят разогнать наш митинг, мы окружены. Но смелые бойцы не отступают перед опасностью. Камнями, кулаками мы будем драться с ними! Мы прорвемся со стадиона и продолжим демонстрацию!

Слова Лу Цзя-чуаня подбодрили студентов, и дрогнувшие было ряды демонстрантов вновь сомкнулись. Восемью колоннами с камнями за пазухой плечом к плечу они двинулись к главному зданию университета. Студентка, новая знакомая Дао-цзин, оказалась ведущей одной из колонн. Спокойно и неторопливо вела она свою колонну к выходу. Дао-цзин протиснулась поближе к ней и запела вместе со всеми:

 
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный…
 

Звуки «Интернационала», заглушая отрывистые винтовочные выстрелы, стремительно неслись в воздух.

– Стой! Ни с места! Стрелять будем!

Вооруженные до зубов полицейские, похожие в своей черной форме на стаю воронья, с винтовками наперевес и дубинками налетели на безоружных студентов, словно перед ними была миллионная армия противника. Ло Да-фан не мог больше оставаться в бездействии. Появившись неизвестно откуда, он встал впереди колонны, и его звонкий голос потряс воздух:

– Вперед, вперед, на улицу! По кровавым следам героев «18 марта», вперед!

– Вперед! Вперед, на улицу! По кровавым следам героев «18 марта», вперед! – в единодушном гневном порыве откликнулась толпа.

Не успели передние ряды достичь ворот, как завязалась схватка. Послышались крики, со всех сторон посыпались камни, удары прикладов, засверкали штыки, толпа студентов смешалась с полицейскими. Не в силах остановить демонстрантов, полиция открыла огонь. Студенты яростно оборонялись камнями. Откуда-то сзади выскочили жандармы и начали хватать и связывать демонстрантов.

– Бей! Бей палачей! Долой гоминдановцев! – раздавались дружные возгласы.

– Хватай! Хватай этих коммунистов! За рубли продались! – неистовствовали жандармы.

В суматохе Дао-цзин потеряла Лу Цзя-чуаня и свою новую знакомую; и когда у нее кончились камни, ее охватило смятение. Многие студенты были ранены и обливались кровью, многие были связаны и увезены. Дао-цзин получила удар дубинкой, полицейский хотел было поймать ее, но она увернулась и скрылась в толпе. Оглянувшись, Дао-цзин увидела картину, заставившую ее оцепенеть от страха: ее новая знакомая, студентка, отчаянно боролась с верзилой в черной офицерской форме. Худенькая девушка превратилась в богатыря: ловко ухватив полицейского за воротник мундира, она отчаянно царапала ему лицо, кусала руки. Полицейский ревел, как бык, и осыпал девушку ударами; ее ветхий халат был разорван, сквозь рукав проглядывал голый локоть.

– Ах ты, собака бешеная! Сколько хороших людей арестовал! – громко кричала девушка. Казалось, она готова была перегрызть полицейскому горло.

Это был начальник шестого районного участка, руководивший разгоном демонстрации. Заметив эту худенькую девушку, он думал схватить ее без особого сопротивления, однако теперь уже не рад был, что связался с ней. Увидев, что его подчиненных оттеснили от него и он со всех сторон окружен разъяренными студентами, полицейский заорал так, словно его резали:

– Сюда! Хватайте их!

– Орешь, собака?! Хочешь попробовать наших кулаков?

Несколько студентов набросились на полицейского, повалили его на землю, стали бить кулаками, пинать ногами. Нос у него распух, рот скосило на сторону, глаза заплыли синяками. Офицер извивался на земле, не в состоянии подняться. Сквозь шум голосов и звуки ударов донесся его отчаянный, полный ужаса крик:

– Караул! Сюда! Караул! Погибаю!..

– Ха-ха-ха! – громко смеялись студенты.

Подскочив к отважной девушке, Дао-цзин обняла ее и хотела достать свой носовой платок, чтобы отереть ей кровь с лица, но рядом прогремел выстрел, и в поднявшейся суматохе Дао-цзин потеряла девушку. Когда к избитому полицейскому пробились вооруженные жандармы, он поднялся и в неистовой злобе зарычал:

– Арестуйте ее! Арестуйте эту мерзавку!

Укрываясь за товарищами, девушка бросилась бежать.

Она бежала быстро и легко, но полицейские догоняли ее. Дао-цзин тоже кинулась вперед, не упуская ее из поля зрения. Волнение и страх охватили ее сердце: полицейские вот-вот настигнут девушку. Что делать? В это время студентка резко повернулась, стремительно бросилась на бежавшего впереди полицейского, сбила его с ног и затем снова побежала. Она мчалась, ловко лавируя в толпе. Полицейские и толстый офицер преследовали ее.

Увлекшись этой погоней, полицейские пока оставили в покое остальных. Дао-цзин, бежавшая следом за своей новой знакомой, увидела, что девушка уже приближалась к Красному корпусу университета, но полицейский настигал ее.

– Держи! Держи ее!..

У самого входа громадная рука полицейского схватила девушку. Дао-цзин замерла от страха, позабыв, что ей сейчас следовало бы позаботиться о собственном спасении. В следующий момент жандарм, схвативший девушку, получил сильный пинок ногой и откатился в сторону. Рванувшаяся вперед Дао-цзин увидела, что человек, сбивший с ног полицейского, не кто иной, как Лу Цзя-чуань! Забыв о грозящей ей опасности, она бросилась вперед и закричала:

– Лу! Лу!

Дао-цзин хотела что-то сказать ему, но Лу Цзя-чуань, не обратив внимания на ее оклик, увлек ее и спасенную им студентку за собой и вместе с двумя другими студентами толкнул их к какой-то деревянной двери:

– Скорее! Идите в эту дверь, спуститесь в подвал, поверните направо – там типография, вас укроют в ней!

Не дав Дао-цзин вымолвить ни слова, девушка схватила ее и потащила за собой. Нащупывая в темноте ступени, они спустились вниз. В слабо освещенном подвале было темно. Едва они свернули направо, как перед ними вырос молодой типографский рабочий.

– Спрячьтесь пока, скоро все кончится, – тихо прошептал он.

– Спасибо!

Девушка крепко ухватила рабочего за руку, и они в темноте пробрались в маленькую комнатку, заваленную каким-то хламом. Пригласив девушек войти в каморку, рабочий погасил в ней свет, запер дверь и ушел с обоими студентами.

Хотя Дао-цзин радовалась, что ей и ее новой знакомой удалось уйти от опасности, однако ее очень волновала судьба Ло Да-фана и Лу Цзя-чуаня, руководивших митингом. Полицейские сразу же погнались за ними, сумел ли он… они ускользнуть? Она нащупала в темноте руку подруги:

– Как ты думаешь, Лу и с ним этот… Ло Да-фан – они в безопасности?

– Я думаю, да.

Девушка пожала руку Дао-цзин и зашептала:

– Сегодня больше половины полицейских – из местного шестого участка, а они порядочные болваны. Лу – человек сообразительный и находчивый, он сумеет скрыться. А ты, оказывается, и Ло Да-фана знаешь?

В голосе девушки слышалось удивление.

– Знаю.

Дао-цзин смутилась еще больше. Она тихо сидела на большом деревянном ящике. Перед глазами у нее проносились картины недавней схватки. Она все еще была в возбужденном состоянии. Впервые в жизни Дао-цзин своими главами видела, как жестоко расправлялась реакция с патриотической молодежью, как отважно вели себя Лу Цзя-чуань, Ло Да-фан, да и все, кому пришлось сегодня пролить кровь. А она? Вспомнив о своем смятении, Дао-цзин невольно с уважением посмотрела в сторону соседки, хотя в темноте не могла разглядеть ее лица. Перед нею, словно на экране, мелькали то решительные, смелые глаза девушки, то ее маленькие руки, яростно царапающие толстую физиономию полицейского. На душе у Дао-цзин стало тяжело и неспокойно…

– Как тебя зовут?

Тихий шепот девушки прервал поток беспорядочных мыслей Дао-цзин. Она ответила и, помедлив немного, в свою очередь, спросила имя девушки.

– Сюй Хуэй.

– Сюй Хуэй? – весело и удивленно переспросила Дао-цзин. – Я тебя знаю. Ты руководила демонстрацией на юге.

– Тише, не так громко, – понизив голос, проговорила Сюй Хуэй, зажимая ей рот рукой. – Ты слышала обо мне от Сюй Нина? Я тоже давно тебя знаю.

Они замолчали. Однако теперь, познакомившись, они сидели в темноте, крепко держась за руки, словно старые подруги.

Прошло часа два. Было, вероятно, уже за полдень, когда рабочий открыл дверь и включил свет. Дао-цзин увидела Лу Цзя-чуаня, стоявшего за дверью. На нем тоже была спецовка. Дао-цзин радостно бросилась к нему:

– Лу, у вас все в порядке?

Лу Цзя-чуань улыбнулся, но вид у него был мрачный. Пожимая руку Дао-цзин, он сказал:

– Выходите, господа полицейские убрались восвояси.

Сюй Хуэй тоже подскочила к Лу Цзя-чуаню и зашептала:

– Ну как? Много жертв?

Лу Цзя-чуань еще более помрачнел.

– Арестовано более сорока, убито двое… Сколько раненых, пока неизвестно… Арестовали Ло Да-фана.

– Ло Да-фана?

«Борьба… Борьба требует жертв, она ведется, не на жизнь, а на смерть…» Теория, которую Дао-цзин изучала, подтверждалась на практике.

Сюй Хуэй и рабочий ушли. Спустя некоторое время через задние ворота университета вышли Лу Цзя-чуань и Дао-цзин. Они миновали несколько переулков, прошли мимо ворот Дианьмынь[55]55
  Ворота Дианьмынь – ворота в северной части Пекина.


[Закрыть] и направились в западную часть города. Они шли молча, быстрым шагом, и только когда университет остался далеко позади, Лу Цзя-чуань вымолвил:

– Ты одна пришла на митинг?

– Да, – смущенно кивнула Дао-цзин. – Сюй Нин просил собрать побольше народу, но… никто не пошел.

– Почему?

– Как только я заговаривала об этом, мои знакомые сразу шли на попятный и малодушно отказывались.

Лу Цзя-чуань молчал. Он шел, глубоко задумавшись и глядя прямо перед собой. Горькие мысли одолевали его. Дао-цзин исподтишка поглядывала на него, опасаясь, не сказала ли она чего-нибудь лишнего.

– Дао-цзин, ты открыла мне глаза!

Дойдя до Шишахая[56]56
  Шишахай – озеро в северной части Пекина.


[Закрыть], Лу Цзя-чуань повел Дао-цзин вдоль пустынного берега этого заброшенного озера.

– Некоторые наши лозунги зачастую не находят отклика в сердцах людей. К каждой памятной дате устраиваются митинги, демонстрации, каждый раз столько людей гибнет, попадает в руки полиции!.. В чем же дело?.. – Он, казалось, говорил сам с собой. – Что ты думаешь о сегодняшних событиях? – спокойно спросил Лу Цзя-чуань после длительного раздумья.

– Что думаю? Очень многое. – Дао-цзин понизила голос. – Я пережила и поняла гораздо больше, чем если бы прочла кучу книг или выслушала бы сотни ваших объяснений. Словно у меня вдруг выросли крылья, и я взлетела высоко-высоко, откуда все так хорошо видно!..

Дао-цзин улыбнулась своей милой, непосредственной улыбкой. Помолчав немного, она неожиданно спросила:

– А почему сегодня не было Сюй Нина? Он говорил, что придет.

Лу Цзя-чуань усмехнулся:

– Выросли крылья и сразу захотела взлететь в небо? Этого еще мало. Нужно закалить себя в борьбе, в общении с народом. А Сюй Нин? Он, вероятно, пошел по пути Бай Ли-пин: наверняка струсил. А ты не испугалась, Дао-цзин? Захочешь прийти в следующий раз?

– Лу, вы должны поверить мне, понять меня… Я не такая уж слабая. Я постоянно твержу себе, что непременно должна учиться у вас, настоящих революционеров… За эти два месяца вы научили меня многому, а сегодня я поняла еще больше… Вы не знаете, как я благодарна вам за то, что вы открыли мне новый мир!

На ее длинных ресницах заблестели слезы, волнение сдавило горло, она не могла продолжать. Лу Цзя-чуань подошел к ней ближе и крепко пожал руку. Ее энтузиазм, смелость и искреннее стремление к участию в революционной борьбе глубоко тронули его. Он долго смотрел ей в лицо, не произнося ни слова.

– Дао-цзин, меня ждут дела, нам пора расстаться! – через силу вымолвил, наконец, Лу Цзя-чуань: она, кажется, начинала ему нравиться. – Возвращайся поскорей домой, Юй Юн-цзэ наверняка уже сходит с ума.

Дао-цзин вспыхнула и смущенно забормотала:

– Зачем смеяться, Лу? Это довольно печальная история… – Она замолкла на минуту. – Подождите, я хочу спросить вас, как был арестован Ло Да-фан? Я видела его какое-то мгновение, когда он громко запел «Интернационал».

– Несколько полицейских набросились на двух студенток и хотели арестовать их, но тут подоспел он и своими кулачищами сбил двоих из них с ног. Студенткам удалось бежать, а Ло Да-фана окружили и арестовали.

Лу Цзя-чуань говорил это спокойно, однако в его словах Дао-цзин почувствовала скрытую боль. Не дав ей выговорить ни слова, он торопливо сказал:

– До свидания, меня ждут дела!

– Прощайте. Будет время – заходите!

Дао-цзин не хотелось расставаться с Лу Цзя-чуанем. Рядом с ним она чувствовала себя спокойной, отважной, сильной. Лу Цзя-чуань посмотрел на ее печальное лицо и улыбнулся.

– Хорошо! Непременно зайду, только…

Не договорив, он быстро зашагал прочь.

Дао-цзин понуро стояла под ивой, глядя вслед Лу Цзя-чуаню, пока он не скрылся из виду.