Текст книги "Песнь молодости"

Автор книги: Ян Мо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

Глава двадцать третья

Поздним осенним вечером по затихшим бэйпинским улицам двигалась черная машина с тусклыми фарами. Машиной управлял молодой парень. Его лицо скрывала низко надвинутая на лоб кепка с длинным вытянутым козырьком. В машине сидели два пассажира – с виду рядовые служащие. Один из них был Дай Юй. На его лице был написан страх, но он старался держаться хладнокровно. Глаза его бегали по собеседнику – единственному члену партии, с которым Дай Юю удалось установить связь. Дай Юй не знал его настоящей фамилии, рода занятий и адреса. Знал лишь, что его зовут Юй Чан. Они каждый раз встречались на какой-нибудь трамвайной остановке и шли по улице, обмениваясь ничего не значащими фразами. Осторожный Юй Чан вскоре исчезал. Дай Юй решил его не трогать, выжидая, пока он свяжет его с партийной организацией. Дай Юй прикидывался честным, просил у партии побольше работы для себя.

Сегодня Юй Чан повел себя необычно: посадил Дай Юя в машину и куда-то повез. Дай Юй обрадовался, думая, что организация поручает ему важное задание. Однако, когда машина поехала по узким улочкам, ему стало страшно.

– Сегодня я от имени партии буду разбирать твое подлое предательское поведение! – тихо, но отчетливо произнес Юй Чан, гневно сверкнув глазами в полумраке. – Говори все!

– Я не понимаю! Что за шутки? – хотел было возмущенно крикнуть Дай Юй, но слова застряли у него в горле. Он в ужасе покосился на задернутые занавесками окна машины и лихорадочно стал искать выход из создавшегося положения.

– Не понимаешь?! – холодно переспросил Юй Чан.

Заметив бегающий взгляд Дай Юя, он медленно сжал кулаки.

– Успокойся! Я сейчас не стану тебя убивать, только официально сообщаю: ты исключен из партии.

– Исключен? – захныкал Дай Юй. – За что? Ведь я с двадцать пятого года в партии, немало сделал… В чем я провинился?

Юй Чан откинулся на сиденье и бросил презрительный взгляд на Дай Юя.

– Ты еще отпираешься? Напрасно: партия все проверила и установила твои преступления… – Юй Чан достал из кармана бумагу. – Тебя арестовали в 1933 году, но потом выпустили. С тех пор ты и стал изменником: вновь пролез в партию и по указке врагов свершил целый ряд кровавых злодеяний… На, читай. Здесь все написано! Имей в виду, что ты не только исключаешься из партии: за все твои преступления китайский народ приговорил тебя к смерти.

– К смерти? – Дай Юя всего передернуло.

– Да, к смерти! – сурово произнес Юй Чан. – Но приговор пока не будет приведен в исполнение. Если ты сумеешь смыть позор, то будешь помилован. Если же нет, если осмелишься продолжать предавать товарищей – пеняй на себя! А сейчас можешь катиться на все четыре стороны!

Машина притормозила на широкой безлюдной дороге. Юй Чан огляделся по сторонам, открыл дверцу и вытолкнул Дай Юя. Шофер дал газ, и машина исчезла.

Дай Юй от толчка выскочил из машины и, как ком грязи, упал на дорогу. Страх у него вскоре прошел, и он овладел собой. «Прохожих нет – значит, меня не могли заметить», – пронеслось у него в мозгу, и он поднялся, пытаясь определить район, куда его завезли. Вскоре он понял, что это была улица Дафосы[126]126
  Дафосы – улица, ведущая от главной улицы Пекина – Ванфуцзин – к северной окраине города.


[Закрыть].

– Ха! Большевички! – потер он ушибленное плечо и прошептал: – Смертный приговор? – его рыбьи глаза злобно сверкнули. – Нет, «товарищи», упустили вы в машине удобный случай. Просчитались!..

В тот вечер Дай Юй не пошел к своей любовнице, которая одновременно являлась и его начальником по охранке. Он не получал от нее разрешения на сегодняшнюю встречу и, кроме того, побаивался часто бывать у этой женщины. Дай Юй вернулся домой, в шикарный просторный номер гостиницы, зажег свет и вытащил из кармана листок бумаги, полученный от Юй Чана.

Это был приговор, вынесенный от имени китайского народа:

«Дай Юй, он же Ли Тянь-мин и Чжэн Цзюнь-цай, тридцати лет, родом из Нинбо провинции Чжэцзян, выходец из семьи крупных помещиков, окончил Фуданьский университет. В 1925 году в Шанхае вступил в Коммунистическую партию Китая. После поражения революции в 1927 году скрылся в Бэйпин и прервал связи с партией. Затем он их восстановил и был членом районной организации Антиимпериалистической лиги в Тяньцзине, заведующим отделом пропаганды Союза социалистов, секретарем райкома Восточного района Бэйпина. Будучи арестован в мае 1933 года, перешел на сторону врага, проявил фальшивую стойкость в тюрьме, чем ввел в заблуждение товарища Лу Цзя-чуаня и других заключенных коммунистов и втерся к ним в доверие. В результате этого были казнены три наших товарища. По выходе из тюрьмы он вновь пробрался в партию и занялся активной подрывной деятельностью…»

Он перевел дыхание. В этих скупых строках, как в зеркале, отобразилось все его мерзкое обличье.

Дай Юй стал читать дальше. Здесь было все, кроме деятельности в уезде Динсянь, взаимоотношений с Линь Дао-цзин и Ван Сяо-янь и его последних действий. Это обрадовало Дай Юя, и он облегченно улыбнулся: «Нет, ничего. Откуда им все узнать?..»

Он встал, залпом выпил чашку чая и успокоился. Потом снова взял в руки приговор и усмехнулся: «Посмотрим, кто кого, товарищи большевики!»

Развалившись на огромной двуспальной кровати, Дай Юй закрыл глаза и задумался, куря беспрерывно сигарету за сигаретой.

Раскрыть измену Дай Юя было сложным и нелегким делом. На основании заявления Цзян Хуа и косвенных улик, сообщенных отдельными товарищами, Бэйпинский горком и Хэбэйский провинциальный комитет произвели тщательное расследование. Факты полностью подтвердились. Это была не просто измена партии, а сознательный шпионаж в пользу врага. Дай Юй выдал полиции Лу Цзя-чуаня и его семерых товарищей, трое из которых были казнены. После того как Дай Юя выпустили из тюрьмы, он установил связь с Сестрой Лю в надежде на то, что будет оставлен в Бэйпине и тем самым снова проберется на руководящую партийную работу. Но партия решила проверить его и направила в Баодин. Здесь у Дай Юя все сорвалось: только он хотел установить местонахождение Баодинского комитета партии, как получил назначение в уезд. Вскоре он узнал, что в местном отряде баовэйтуаней готовится мятеж. Лучшего случая проявить себя ему не представлялось. Люди были арестованы, Ли Юн-гуана расстреляли, а уездная партийная организация подверглась разгрому. Однако это навлекло на него подозрение Цзян Хуа, который тут же дал знать в Бэйпинский горком партии. Дай Юй был взят под наблюдение и в конце концов полностью разоблачен.

Этот случай поставил перед партийной организацией серьезную проблему: во-первых, Дай Юй мог причинить еще больший урон; во-вторых, враг получил возможность использовать сведения человека, который много лет был в курсе внутрипартийной жизни; и, в-третьих, Дай Юй мог, прикрываясь именем партии, искажать деятельность коммунистов и вербовать в охранку молодежь. По последним сведениям, поступившим в Бэйпинский горком, Дай Юй, действуя от имени партии, занимался провокационной деятельностью в учебных заведениях города. Он увлек Ван Сяо-янь, видимо для того, чтобы проникнуть в революционную студенческую среду. В связи с этим городской комитет партии наметил контрмеры: поручить Юй Чану огласить в машине решение об исключении Дай Юя из партии и вынесении ему приговора в качестве сурового предупреждения; направить на работу в Пекинский университет Линь Дао-цзин. Перед последней была поставлена задача – усилить в университете партийную работу, сплотить студентов, активизировать патриотическое движение за отпор Японии и спасение родины, а также вырвать Сяо-янь из-под влияния Дай Юя, разоблачив перед нею его подлинный облик, раскрыть студентам глаза. Вот почему в приговоре ничего не было сказано о Линь Дао-цзин и последних занятиях Дай Юя. Матерый агент охранки оставался в неведении.

Глава двадцать четвертая

В начале октября Линь Дао-цзин была назначена секретарем партячейки на улице Шатань. Она изменила фамилию на Лу Фан и распростилась с Лю. На новом месте она сразу же связалась с руководителем партийной группы университета Хоу Жуем – худеньким двадцатичетырехлетним студентом четвертого курса исторического факультета, однокашником Ван Сяо-янь.

Однажды после обеда Дао-цзин под видом землячки пришла к нему с рекомендательным письмом от партийной организации. Они встретились в комнатке Хоу Жуя, на втором этаже серого корпуса университета. Разговор был коротким и деловым.

– Очень хорошо, что ты пришла. За последние два года наша партийная организация очень ослабла: было подряд несколько арестов… Очень ослабла… До сих пор не можем оправиться.

– Каким образом удалось уцелеть тебе и Сюй Хуэй? – спросила Дао-цзин.

Хоу Жуй улыбнулся, посмотрел в окно и доверительно ответил:

– Помогла моя маскировка. Я тут на хорошем счету, все время сижу за книгами, никуда не хожу, ни с кем не говорю о своих взглядах. Сюй Хуэй держала себя активнее, но тоже общалась с отсталыми и даже реакционно настроенными студентами. Это не вызывало подозрений.

«Как же ты мог развернуть работу, если сидел, как улитка?» – подумала Дао-цзин и решила спросить у него про Ван Сяо-янь.

– Мне бы хотелось начать с троцкистов в нашем университете, – продолжал Хоу Жуй. – Вначале они называли себя «Движущей силой», а потом влились в «Движение за новую жизнь». Эти прохвосты обманывали и разобщали молодежь своими левыми фразами, а действовали заодно с гоминдановскими молодчиками и собирали сведения для охранки. Теперь о Ван Сяо-янь. Она связалась с этими троцкистами, особенно с их руководителем Ван Чжуном – студентом третьего курса исторического факультета.

Дао-цзин было больно слушать такое про свою подругу. Она долго молчала, глядя на худое, неуверенно улыбающееся лицо Хоу Жуя, потом резко встала.

– Товарищ Хоу Жуй, давай подумаем, что делать. Может быть, ты соберешь партийную группу? Надо открыть огонь по этим мерзавцам. Нельзя сидеть сложа руки! Посмотри, события на севере подняли всю учащуюся молодежь Бэйпина. Славный Пекинский университет не должен остаться в стороне!

Дао-цзин ушла, попросив Хоу Жуя помочь ей установить связь с Сяо-янь.

Дао-цзин наметила план действий: во-первых, встретиться с Сяо-янь и разоблачить Дай Юя; во-вторых, обезопасить свою работу в университете, не выделяться из массы студентов. Последнему благоприятствовали традиционные «свободы» университета: студенты любого факультета и даже из других институтов могли беспрепятственно ходить на все лекции. Поэтому их никто не мог запомнить в лицо – ни профессора, ни даже однокурсники.

Поведение Сяо-янь очень огорчало Дао-цзин. Однако она надеялась на многолетнюю дружбу. На пороге ее дома у Дао-цзин радостно замерло сердце. Вопреки всем ожиданиям Ван Сяо-янь встретила Дао-цзин холодно и неприветливо.

– Пришла? Что тебе? – спросила она, не поднимая головы от бумаг, разложенных на столе, и тут же густо покраснела.

Дао-цзин сдержалась, подошла к Сяо-янь и протянула руку:

– Янь, как ты живешь? Почти три месяца не виделись. Я скучала по тебе…

Сяо-янь оттолкнула ее и молча отвернулась в сторону. Дао-цзин вспыхнула:

– В чем дело, Сяо-янь? В чем я перед тобой провинилась?

Сяо-янь уткнулась в книгу. В комнате наступила гнетущая тишина. «Нет, надо все выяснить», – решила Дао-цзин.

– Сяо-янь, что с тобой? Тебе, наверное, кто-нибудь наговорил на меня? – голос Дао-цзин дрожал.

Сяо-янь медленно подняла голову. В ее черных печальных глазах Дао-цзин прочитала тоску и страдание.

Вместо ответа она заплакала. Дао-цзин это крайне удивило:

– Сяо-янь, неужели ты теперь не доверяешь мне? Разве я…

Ван Сяо-янь хранила молчание.

– Ну ладно, я пошла. Если хочешь, поговорим потом. Мы сможем теперь часто встречаться: я слушаю здесь лекции.

Ван Сяо-янь подозрительно посмотрела на нее.

Через два дня, после лекции по древней истории, Дао-цзин встретила Сяо-янь на улице перед Красным корпусом университета. Та попыталась ускользнуть, но Дао-цзин успела окликнуть ее.

– На лекцию собралась? Как дела дома? – приветливо спросила она.

Сяо-янь процедила сквозь зубы:

– Спасибо. Дома все в порядке. А ты тоже на лекцию?

Дао-цзин взяла ее за руку:

– Сяо-янь, я вижу, тебе нелегко. Ты в чем-то не разобралась! Если веришь мне… – Дао-цзин посмотрела по сторонам.

В глазах Сяо-янь промелькнул страх. Она что-то хотела сказать, но раздумала и, резко повернувшись, ушла, почти убежала.

Эта неожиданная перемена в Сяо-янь нарушила все планы Дао-цзин и создала новые осложнения. Несомненно, здесь поработал Дай Юй. Но как это ему удалось? Дао-цзин терялась в догадках. Сяо-янь пользовалась авторитетом среди студентов. Поэтому, если ее не вырвать из-под влияния Дай Юя, она может стать орудием в руках врага. Дао-цзин больно переживала поведение своей подруги. Она лишилась сна. Партия впервые поручила ей самостоятельное задание, а у нее с самого начала такая серьезная неудача. Что делать?..

Прошло еще два дня. Дао-цзин вместе со всеми слушателями возвращалась с лекции. Неожиданно на лестнице ее догнали два студента. Один из них схватил ее за плечи, а другой – худой, похожий на обезьяну – ударил по лицу и, потрясая кулака ми, заорал:

– Изменница! Шпионка! Бесстыжая! Как ты осмелилась появиться в университете?! Убирайся!

– Попробуй приди еще раз – вышвырнем! – пригрозил другой.

Возмущенная Дао-цзин стала сопротивляться и ответила пощечиной обидчику, но хулиганы с силой столкнули ее вниз по лестнице. Дао-цзин споткнулась и покатилась, больно ударяясь о ступени. Она с трудом поднялась. Чьи-то заботливые руки помогли ей… В толпе зевак Дао-цзин заметила побледневшее как полотно лицо Ван Сяо-янь. Рядом с ней скалил зубы ударивший ее сопляк с обезьяньим лицом.

Словно пелена застлала ей глаза. Потом ее охватил гнев. Кто мог знать здесь, что она Линь Дао-цзин? Только Ван Сяо-янь! Значит она, лучшая подруга, выдала ее! Кто же иначе? Об этом страшно было подумать! Дао-цзин бросила на Ван Сяо-янь взгляд, полный презрения, и вытерла кровь на лице.

* * *

Вечером Дао-цзин созвала чрезвычайное совещание коммунистов университета. Их было трое – Хоу Жуй, У Юй-пин и Лю Ли.

Собрались в скромной чистенькой комнатке Лю Ли – двадцатидвухлетней студентки английского факультета. Избиение Дао-цзин вызвало возмущение товарищей. Совещание было бурным и коротким.

– По мнению товарищей, к которому, ознакомившись с обстановкой в университете, присоединяюсь и я, сегодня нашей важнейшей задачей является пробуждение студенческой массы и руководство выступлениями студентов. – Дао-цзин сняла с лица повязку, которая мешала ей говорить. – Надо поднять тех, кто активно участвовал в движении за спасение родины. Их надо сделать костяком нашей организации и затем с их помощью сплачивать остальных студентов. Нас, коммунистов, очень мало. Если мы не вовлечем в борьбу прогрессивное студенчество, то никогда не покончим с этим, небывалым прежде затишьем в университете.

– Товарищ Лу Фан права, – взяла слово Лю Ли. – Мы не должны быть коммунистами только на словах. Скоро год, как Сюй Хуэй ушла, а что мы сделали? Ничего. Боялись раскрыть себя и очутиться в тюрьме. Посмотрите на другие университеты – на «Цинхуа», «Яньцзин»![127]127
  «Яньцзин» – университет в Пекине, содержавшийся на средства американцев. После установления народной власти в Китае был слит с Пекинским университетом.


[Закрыть] – Лю Ли строго посмотрела на Хоу Жуя. – Там активно развертывается патриотическое движение. Это все работа коммунистов, проявление боевого духа партийной организации. И у нас должно быть так!

Лю Ли говорила смело, резко, энергично. Это было трудно ожидать от девушки с пухлым, почти детским лицом.

– Правильно! – сказал молчаливый У Юй-пин. – У нас надежные студенты, есть много молодежи, настроенной патриотически и готовой отдать все свои силы родине. Только за последнее время мы ничего не предприняли, чтобы организовать людей. Чего мы ждем? Если даже прогрессивные студенты не находят сегодня применения своим силам, то что говорить про средних! А всякие там гоминдановцы, троцкисты, националисты, анархисты и прочие действуют вовсю.

Дао-цзин внимательно слушала эти выступления. Они придавали ей силу. «Пекинский университет с его славными традициями «Движения 4 мая», конечно, не отстанет. Он лишь пока окутан туманом», – подумала Дао-цзин и улыбнулась; теперь даже боль от ушибов казалась легче.

– Критика очень и очень правильная. Приход товарища Лу Фан, ее кровь пробудили нас, – чуть заикаясь, начал Хоу Жуй. Сегодня он уже не улыбался. – Я не хочу сейчас углубляться в теорию. Нам надо действовать. В Бэйпине готовится создание Единой студенческой ассоциации, а наши студенты топчутся на месте. Кого только нет в нашем союзе: и отсталые, и прогрессивные, и даже реакционные студенты. Нам нужно переизбрать руководство студенческого союза и подумать над тем, как оздоровить его, взять под наш контроль и слить с Ассоциацией. Правильно я говорю?

– Правильно! Но для этого необходимо изолировать реакционеров, разоблачить их подлинное лицо. Конечно, потребуется повлиять и на среднее студенчество, – быстро проговорила разрумянившаяся Лю Ли.

– А мне кажется, что в первую очередь надо организовать прогрессивно настроенных студентов, – перебил ее У Юй-пин. – Привлечь прежде всего тех, о ком говорила Лу Фан: Ли Хуай-ин – с английского факультета, Дэн Юнь-чуаня – с факультета родного языка и литературы. Они далеки от нас, но зато пользуются в университете большим авторитетом. Они могут повлиять на большинство средних студентов.

– Очень серьезен вопрос с Ван Сяо-янь. – Хоу Жуй невольно посмотрел на синяки на лице Дао-цзин. – Если мы окрепнем, если наша работа пойдет успешно, кто посмеет тронуть наших товарищей?

– Ван Сяо-янь упряма, самоуверенна, – продолжал он, помолчав. – С ней трудно говорить. Ее ввели в заблуждение троцкисты. Только неопровержимым разоблачением их можно раскрыть ей глаза.

– Хоу Жуй, ты прав! Я хорошо знаю характер Ван Сяо-янь. Мы в прошлом дружили, а сейчас ее обманули, и она считает меня шпионкой. Думаю, что нам теперь будет очень трудно снова привлечь ее на свою сторону, – сказала Дао-цзин.

– Давайте это сделаю я! – решительно предложила Лю Ли.

– Нет, – покачала головой Дао-цзин. – За Ван Сяо-янь отвечаю, в основном, я. А ты возьми на себя Ли Хуай-ин; это легче – вы с ней на одном факультете.

– Хорошо!

Был намечен еще ряд мероприятий, после чего они стали расходиться. Дао-цзин надела повязку. Лю Ли украдкой наблюдала за ней. Дождавшись, когда юноши ушли, она ласково взяла Дао-цзин за руку:

– Болит? Хочешь, отдохни у меня денька два? Мои родители очень хорошие…

– Лю Ли, ничего… Пройдет. Такая уж наша работа…

Глава двадцать пятая

Спускались сумерки. Резкий холодный ветер гнал листья по переулку. Со скрипом открылись ярко-красные лакированные ворота, и из них, вобрав голову в плечи и придерживая рукой серую шляпу, вышел Дай Юй. Не успел он отойти, как послышался визгливый женский окрик:

– Вернись! Куда помчался? Я еще не все сказала!

Дай Юй трусливо остановился, напустив на себя, однако, независимый вид.

На улицу высунулась взлохмаченная женская голова. Дай Юй быстро вернулся. Женщина прикрыла ворота. В проходе сразу стало темно.

– Прохвост! Дурак! Подлец! – раздался звук пощечины. Женщина со злостью рванула Дай Юя за рукав, однако в голосе ее слышались теперь капризные и кокетливые нотки. – Никак не можешь выбросить из головы Ван Сяо-янь? Дня без нее прожить не можешь? Слышишь, что говорю? Найдешь ты погибель на свою идиотскую голову!

– Ты меня вечно коришь, будто я совершил что-то ужасное, – промямлил Дай Юй.

Ему хотелось поскорее отделаться от этой женщины. Но она дала ему еще одну затрещину, снова схватила за руку и потащила в комнату.

– Я давно заметила, что ты очки втираешь! Выдумываешь какие-то там успехи. Кругом заврался! Ты боишься меня, хочешь улизнуть. Но это будет не так-то легко, запомни…

Женщина говорила, однако, мягче и теплее. Она отступила на шаг, скользнула взглядом по лицу Дай Юя и усадила его на диван. Ее острый взгляд не отпускал его ни на минуту.

– По правде говоря, подстроенная тобой ссора Линь Дао-цзин с Ван Сяо-янь еще не означает, что Ван Сяо-янь находится теперь под нашим контролем. Нам предстоит еще немалая работа. Интеллигентики в Китае хуже солдатни. Их нужно своевременно ограничивать и никоим образом не допускать, чтобы они организовывались и объединялись. Именно это я хотела тебе сказать, а ты побежал. Послушай, эту твою «невесту» нужно взять в руки и заставить вступить в нашу «коммунистическую партию». Пусть она восстановит прежние связи с Линь Дао-цзин и войдет в курс дел университетской партийной организации. Не думай, что в Поднебесной все спокойно: в университете наверняка орудуют коммунисты. Линь Дао-цзин – это такой человек, за которым необходимо следить. Если ты узнаешь в довершение к этому фамилии и адреса новых ответственных коммунистов бэйпинской организации, пусть даже одного, то наш шеф здорово вознаградит тебя. Дело стоящее! – Женщина похлопала Дай Юя по плечу и выразительно улыбнулась.

Дай Юй встал и деревянной походкой пошел к выходу.

В темном переулке в лицо ему ударил холодный порыв ветра. Он зябко поежился, застонал и торопливо зашагал. Ему опротивела эта женщина, похожая на змею, но он боялся порвать с ней. В его мерзкой душонке теплилась любовь к Сяо-янь, но как слаба была эта искорка любви! Дай Юй навсегда отравил жизнь себе, многим другим людям и своей любимой девушке.

Если на деле он был презренным рабом этой страшной, вульгарной женщины, которая помыкала им как хотела, то при встрече с Ван Сяо-янь Дай Юй преображался: становился молчаливым и благородным молодым человеком. Его рыбьи глаза внимательно смотрели на Ван Сяо-янь, и он заботливо спрашивал:

– Янь, ты как будто похудела за эти дни? Что тебя тревожит?

– Ничего. Не знаю почему, но мне сейчас больше, чем когда-либо прежде, хочется участвовать в политической жизни, а некоторые студенты как-то сторонятся меня…

– Нет, это не так, – нравоучительным тоном произнес Дай Юй. – Мелкобуржуазным интеллигентам свойственны колебания. Сегодня они настроены революционно, а через несколько дней их энтузиазм пропадает из-за какого-нибудь пустяка, и они становятся даже на путь контрреволюции. Разве твоя лучшая подруга Линь Дао-цзин не служит типичным примером? Янь, не переживай, организация готова принять тебя в партию.

– Что? – взволновалась Сяо-янь. – Что ты говоришь, Цзюнь-цай?

Дай Юй схватил руки Сяо-янь и прижал их к своим губам. Его желтое лицо приблизилось к светлому лицу девушки. Закрыв глаза, он зашептал:

– Дорогая, ты вступаешь в передовой отряд пролетариата. Мы пойдем с тобой по одному пути…

– Правда? – радостно и в то же время с печалью в голосе произнесла Сяо-янь. Больше она не проронила ни слова.

Прощаясь, Дай Юй склонил голову к ней на плечо и вкрадчиво заговорил:

– Янь, если тебе трудно без Линь Дао-цзин, поищи ее, возобнови с ней дружбу… – Заметив, что Сяо-янь никак не реагирует, он добавил: – Только тебе нужно будет проявить бдительность и сразу же сообщать в организацию о всех ее поступках, высказываниях, делах и людях, с которыми она общается. Докладывать об этом надо секретарю нашей ячейки – это будет твоя первая работа в университетской партийной организации.

Сяо-янь слушала безучастно, и Дай Юй стал злиться:

– Это главный наш принцип: коммунист не должен ставить выше всего личные отношения. В интересах работы ты обязана сблизиться с Линь Дао-цзин и разобраться в ее контрреволюционной деятельности. Могу сообщить тебе, что у нее давно установлены тайные связи с агентом охранки Ху Мэн-анем. Он ее любит. Разве ты этого не знала?

– Ху Мэн-ань? – Сяо-янь передернуло, словно она увидела змею. – Как же так? Ведь Дао-цзин ненавидит его…

– Представь себе! Тебе просто не хватает диалектического подхода к явлениям. – Дай Юй принял строгий вид. – Ты совсем не разбираешься в марксизме. Тебя одолели мелкобуржуазные фантазии и правый оппортунизм. Это решение организации. Завтра пойдешь к Линь Дао-цзин. Говорят, что она продолжает орудовать в университете. Твоей работой будет руководить Ван Чжун с исторического факультета. Ты должна добросовестно выполнять его указания.

После ухода Дай Юя Сяо-янь легла ничком на кровать. Ее терзали сомнения. «О Небо, что же это такое? Как во сне!.. Разве… разве я смогу говорить теперь с ней?» – подумала она, и тут же перед глазами Сяо-янь встало окровавленное лицо Линь Дао-цзин и ее распростертая на ступенях лестницы фигура. «И та обезьяна, которая ударила Линь Дао-цзин, будет теперь руководить мною?» – задала себе вопрос Сяо-янь.

«Прием в партию» не обрадовал, а скорее вызвал какое-то непонятное ощущение тяжести на душе. Она подошла к столу, рассеянно пролистала книгу. Сяо-янь выдвинула ящичек, достала записку Линь Дао-цзин и прочитала от начала до конца снова. Удивительно, как она до сих пор не отдала ее Дай Юю? Несколько раз она собиралась это сделать, но удерживало глубокое чувство старой дружбы к Линь Дао-цзин.

Вот что было в записке:

«Дорогая Янь, хоть ты не выносишь меня и почему-то презираешь, я все-таки по-прежнему люблю тебя, верю тебе – ведь мы вместе с тобой выросли. Какая у нас была глубокая дружба и вера друг в друга! Когда мне бывало трудно, ты всегда шла мне на помощь! Я не могу забыть тебя. Никогда тебя не забуду!

Янь, поверь, я не лгу. Забота о тебе заставляет меня писать только правду. Тебя обманули! Дай Юй – опытный провокатор. Он обманывает тебя. На его совести множество грязных дел. Ты поверила ему и порвала нашу дружбу, ты идешь по опасному пути, Янь… Это тревожит меня и всех нас. Ты – наша надежда. Я знаю, Янь, ты сейчас не веришь мне, тебя ослепляет любовь. Но я думаю, что у тебя еще остался рассудок. Взвесь все хладнокровно, и ты убедишься, что заблуждаешься. Будет трудно – знай, что я остаюсь твоим лучшим другом. Только позови меня! Янь, дорогая моя, я к тебе приду в любую минуту!»

Прочитав это дружеское и заботливое письмо, Сяо-янь забыла слова Дай Юя о том, что Линь Дао-цзин шпионка. Глубоко взволнованная, она расплакалась; немного погодя успокоилась, собралась с мыслями и положила записку в коробочку. Теперь у нее снова мелькнула мысль: «А кто все-таки кого обманывает?» Сяо-янь холодно усмехнулась: вера в Дай Юя брала верх. «И эта изменница еще говорит, что я иду по опасному пути?.. А что, если Линь Дао-цзин права? Тогда Дай Юй… Нет, не может быть!» – Сяо-янь боялась и мысли об этом. Вот почему при встрече с Дай Юем она не могла найти себе места и даже равнодушно восприняла свой «прием в партию».