Текст книги "Песнь молодости"

Автор книги: Ян Мо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

Глава двадцать девятая

Ван Сяо-янь с низко опущенной головой, не говоря ни слова, вошла в комнату отца.

– Янь, что с тобой? Опять какие-нибудь неприятности? – в волнении спросила мать.

– Нет! – Сяо-янь нахмурила брови и глубоко вздохнула.

– Что же случилось? Не мучай нас!

Сяо-янь молча уронила голову на стол.

Профессор Ван подошел к дочери, поднял ее и ласково проговорил:

– Сяо-янь, не нужно ничего скрывать от отца, расскажи о своей беде, детка.

– Папа, вы обязательно должны мне помочь, – поглядывая попеременно то на отца, то на мать, проговорила, наконец, Сяо-янь.

– Но расскажи же нам, что случилось?

– Линь Дао-цзин грозит арест и огромные неприятности со стороны этих проклятых гоминдановцев. У нее совершенно никого нет, мне так жалко ее. Папа, мы непременно должны спасти ее…

Сяо-янь расплакалась.

Профессор и его жена с испугом смотрели на дочь и, насторожившись, прислушивались к ее словам.

– Папа, я уже обещала ей, мы должны ей помочь. Ты только подумай, в какую гнусную историю она попала!..

И Сяо-янь рассказала отцу о злоключениях Дао-цзин.

Выслушав ее, пожилой профессор сорвал с себя очки и стукнул кулаком по столу.

– Черт знает, что такое! Просто безобразие!

Но в тот же момент, по-видимому почувствовав, что слишком разошелся, он умолк, подумал немного и уже спокойно проговорил:

– Хорошо, Сяо-янь, не волнуйся. И пусть Линь Дао-цзин не волнуется, что-нибудь придумаем.

Ван Сяо-янь улыбнулась. План, намеченный ею и Сюй Хуэй, близился к осуществлению. Она знала, что в начальную школу в уездном городке Динсянь, которой заведовала ее тетка, нужны были учителя. Опасаясь, что прямой разговор с отцом не даст результатов, она пошла на хитрость и решила вызвать в нем сочувствие к Дао-цзин и гнев к гоминдановцам. Хоть и не сразу, отец все же согласился порекомендовать Дао-цзин своей сестре, а после настойчивых уговоров Сяо-янь согласился и сопровождать Дао-цзин при отъезде из Бэйпина. Когда они обо всем договорились, профессор Ван с грустью и некоторым беспокойством предостерег дочь:

– Янь, что касается Дао-цзин, то тут уж мы не можем отказать. Но в дальнейшем старайся не касаться таких дел. Самое лучшее – это поменьше заниматься политикой. Учиться, только учиться – вот что тебе нужно!

– Ты прав, папа, я ничего не понимаю в политике, но мне просто жаль Линь Дао-цзин, – согласилась Сяо-янь.

На следующий день утром, взяв корзиночку с фруктами, Ван Сяо-янь пошла проведать Дао-цзин. Обычно тихая и спокойная, сегодня она еще с порога закричала:

– Дао-цзин, ты что это уже два дня не приходишь к нам на занятия? Заболела? Мама послала меня навестить тебя.

Как только Дао-цзин увидела Ван Сяо-янь, глаза ее наполнились слезами. Подруги крепко обнялись и долго не могли выговорить ни слова. Наконец Сяо-янь вытерла слезы и зашептала на ухо Дао-цзин:

– Сегодня вечером, в семь часов, будь готова: ты уедешь из Бэйпина. Поедешь к моей тетке в Динсянь и будешь там преподавать. Смотри, здесь в корзине мужской костюм. Часов в шесть к Ли Хуай-ин и другим студентам придут товарищи, и они все вместе пойдут в кино. Когда они гурьбой будут выходить из ворог, ты, переодевшись, выйдешь вместе с ними. Поняла?

Сяо-янь выпалила это одним духом. Боясь, что Дао-цзин чего-нибудь не расслышала, она перевела дыхание, выглянула в окно и снова зашептала:

– В семь часов уже начинает темнеть, народу много, они пойдут толпой, и ты без труда затеряешься среди них. Будь внимательна и переоденься как следует, обязательно стяни грудь. Мы-то не заметили, а Сюй Хуэй говорит, что у ворот пансиона все время дежурят шпики. Она велела нам быть осторожнее.

При этих словах Сяо-янь улыбнулась, затем глубоко вздохнула и продолжала уже громко:

– Дао-цзин, мама очень беспокоится о тебе! Сегодня она занята и не смогла к тебе зайти.

– Да у меня ничего страшного нет, через день-другой поправлюсь, – проговорила Дао-цзин, сделав гримаску, и зашептала: – А вы подумали о себе? Если скрыться не удастся и вы все окажетесь замешаны в эту историю, что тогда?

– Не беспокойся об этом. Сюй Хуэй всегда говорит: «Волков бояться – в лес не ходить».

Довольная, Ван Сяо-янь погладила холодные руки Дао-цзин, взглянула в ее грустные глаза и с нежностью проговорила:

– Как ты плохо выглядишь! Наверное, не ешь ничего. Сходила бы в ресторанчик рядом с пансионом, а? – И снова зашептала: – Сюй Хуэй велела тебе есть. Не будешь есть, в самом деле заболеешь. Ах ты, чуть не забыла самого главного: когда выйдешь из ворот, на углу у Красного корпуса тебя будет ждать машина. В ней будут сидеть отец и мама: они отвезут тебя на вокзал.

Сяо-янь собралась уходить, но Дао-цзин остановила ее, достала из кармана написанное ночью письмо и сказала:

– Отдай это письмо Сюй Хуэй. Пусть она постарается передать его Лу Цзя-чуаню.

– Лу Цзя-чуаню? – несколько удивленно переспросила Сяо-янь.

– Да! Не забудь и, смотри, не потеряй!

Сяо-янь взглянула на Дао-цзин, улыбнулась и вышла, не сказав больше ни слова.

Сяо-янь ушла, и тяжелые мысли вновь обступили Дао-цзин. Корзинка с костюмом, от которого зависело ее спасение, стояла на скамейке, но удастся ли ей побег?.. Три дня – срок, данный ей Ху Мэн-анем, – истекали. Завтра наступит день, о котором даже страшно подумать. Все, все должно решиться сегодня в семь часов.

– О чем задумалась, Дао-цзин? – вывел ее из раздумья чей-то шепот.

Она подняла голову. Перед ней в поношенной студенческой форме, с пачкой газет в руке стоял Дай Юй. Она вскочила со стула, на ходу задвинула под стол корзинку и предложила гостю скамейку.

– Дай Юй, как я ждала вас!..

После вчерашних размышлений Дао-цзин настороженно относилась к нему. Но эта настороженность все-таки не могла погасить в ней теплоты и доверия к товарищу. Она, как всегда, тепло пожала ему руку и приветливо предложила сесть.

Дай Юй сел, закурил, внимательно посмотрел на Дао-цзин и только после этого заговорил. Так он делал всегда, и Дао-цзин не обратила на это внимания.

– Ну, как дела? Еще даете уроки?

Дао-цзин забеспокоилась. Сказать или не сказать о последних событиях? Но Дай Юй не дал ей времени решить это. Он снова заговорил:

– Вы что-то неважно выглядите. Нездоровы?

– Нет, у меня большие неприятности.

Дао-цзин чувствовала, что было бы неправильно скрывать случившееся от своего товарища-революционера, который так заботится о ней, – ведь ее подозрения так неосновательны, что не дают ей права на эту скрытность.

– А что случилось? – озабоченно вглядываясь в Дао-цзин своими близорукими глазами, спросил Дай Юй.

Дао-цзин коротко рассказала ему о своем аресте и о вмешательстве Ху Мэн-аня; она все время помнила о семи часах вечера, и ей не хотелось много разговаривать с Дай Юем.

– Вон в чем дело, – удивился Дай Юй. – Черт возьми, реакция совершенно обнаглела!

– Дай Юй, как мне быть? Он дал мне всего три дня. Два дня уже прошли.

Дай Юй опустил голову и задумался. Он долго молчал, барабаня по столу пальцами, и, наконец, спросил:

– Дао-цзин, а сами вы что решили? Дело ведь нешуточное.

– Я… – Дао-цзин совсем было решилась рассказать ему о плане Сюй Хуэй, но предостережение Сяо-янь: «Никому не говори об этом», – остановило ее. Подумав, она укрепилась в своем решении и изменила тон. – Я просто не знаю, что делать. Я три дня не нахожу себе места, даже есть не могу.

– Вот как, – Дай Юй поднял голову и сочувственно вздохнул. – А вы не думали о побеге?

– Нет, бежать некуда, да это и невозможно. У ворот все время торчат шпики, я даже не могу выйти на улицу. Уже несколько дней не хожу на уроки.

Дай Юй не проявил особенного интереса к словам Дао-цзин. Он молча продолжал курить, низко опустив голову.

Дао-цзин, стоя у стола, перебирала карандаши. В ней росло подозрение: «Почему он не проявляет ко мне такого горячего участия, как Сюй Хуэй? Почему он так равнодушен?» Спустя некоторое время Дай Юй встал, стряхнул пепел с брюк и тихо произнес:

– Не волнуйтесь, Дао-цзин. Сначала нужно рассчитаться с Ху Мэн-анем. Я пойду и постараюсь что-нибудь придумать для вас. Как только надумаю, приду.

– Спасибо, – холодно проговорила Дао-цзин. На сердце у нее стало вдруг тяжело.

Дай Юй пожал холодную руку Дао-цзин, повернулся и направился к выходу.

Дао-цзин закрыла за ним дверь.

«В чем дело? Что это в конце концов за человек? Почему он расспрашивал меня, не собираюсь ли я бежать?» Этот страшный вопрос не давал ей покоя, подозрения терзали ее. Взглянув на корзинку для фруктов, она вспомнила, что нужно готовиться к побегу. Не раздумывая больше, Дао-цзин вытащила из корзины европейский мужской костюм. Было уже больше четырех, до назначенного Сяо-янь срока оставалось немногим более двух часов. Как раз в тот момент, когда она нерешительно примеряла костюм, вошел Линь Дао-фын. Вид у него был испуганный и растерянный, волосы всклокочены, костюм измят, галстук исчез. Уже не глядя, чистый ли стул, не обращая внимания на сестру, укладывавшую в корзину какие-то вещи, он сел и со слезами на глазах проговорил:

– Сестра, меня арестовали, спаси меня!

Дао-цзин выпрямилась.

– Как? Тебя арестовали?

– Да. Вскоре после того как я ушел от тебя – часа через два, – меня схватили полицейские. Они били меня, говорили, что я тоже коммунист, как и ты, что мы возбудители беспорядков… Просто ужас!

Дао-фын вытащил платок, но на этот раз он не стал заниматься своим носом, а утирал слезы.

– Сестра, спаси меня! Только ты можешь спасти меня…

– Что? Я могу тебя спасти?

Дао-фын, опустив голову, вытер слезы и, запинаясь, проговорил:

– Меня уже собирались убить, когда неожиданно появился господин Ху Мэн-ань и выручил меня. Он сказал, что знает тебя, и очень вежливо объяснил, что ты можешь меня спасти… Он сказал, что ты знаешь, как меня спасти, и велел мне пойти к тебе.

Дао-цзин опустила голову и задумалась. После предупреждения Сюй Хуэй, после первой встречи с братом, послужившей ей хорошим уроком, она решила быть осторожнее. Она не стала больше откровенничать с братом, не стала ругать Ху Мэн-аня. Помолчав немного, она подняла голову и весело проговорила:

– Не горюй, братишка. Господин Ху велел мне спасти тебя? Правильно! Ты мой брат, как же я могу не помочь тебе. Только…

– Что только? – перебил ее испуганный и в то же время обрадованный Дао-фын.

– Но только этот господин Ху очень вспыльчивый и грубый. Позавчера он грозил мне пистолетом, а эти два дня приставил ко мне шпиков. Так напугал меня, что я даже не могу ни есть, ни спать. Если он будет ко мне лучше относиться, я… я, может быть… – недоговорив, Дао-цзин улыбнулась.

Печальное выражение сразу же исчезло с лица Дао-фына. Обрадованный, он начал трясти руку Дао-цзин.

– Спасибо, сестра! Благодарю тебя от имени Лин-лин! Какая ты хорошая! Ты говоришь, господин Ху груб? А мне он показался очень вежливым. – Дао-фын хитро улыбнулся и, приблизив лицо к уху сестры, зашептал: – По-моему, он очень любит тебя. И очень богат.

Дао-цзин вспыхнула. С трудом сдерживая гнев, она покачала головой:

– Не говори глупостей! Он ужасный человек… Лучше скажи, как он велел спасти тебя?

– Он… он сказал: нужно только, чтобы ты согласилась, согласилась… Он сказал, что говорил с тобой… Что ты поймешь. Я думаю, что если ты станешь к нему повнимательнее… ему будет приятно…

– Чтобы я согласилась? – тихо и печально проговорила Дао-цзин. – Он дал мне три дня, остался еще один день с небольшим. Я должна как следует подумать. Пойди скажи ему, что если он будет меня тиранить, подсылать ко мне шпионов, я ни за что не соглашусь; но если он будет относиться ко мне лучше, почтительнее, послезавтра я дам ему ответ.

– Какой ответ? – снова забеспокоился Дао-фын. – Сестра, ради меня, ради отца, у которого я единственный сын, ради самой себя – согласись!

– Не волнуйся, – Дао-цзин подтолкнула Дао-фына к выходу. – Я не заставлю тебя страдать, ведь я должна и себя спасти… Иди скажи ему.

– Спасибо, сестра, Лин-лин будет так тебе благодарна!.. Я пойду скажу господину Ху, что послезавтра ты дашь ему ответ. – С жалкой улыбкой Дао-фын пятился к дверям, на ходу отвешивая Дао-цзин поклоны.

– Успокойся!

Проводив Дао-фына до ворот, Дао-цзин увидела, как два человека впихнули его в машину, которая тотчас тронулась с места. Дао-цзин стояла в воротах и смотрела вслед брату. Он оглянулся и посмотрел на Дао-цзин глазами затравленного зверя. Острая жалость к брату кольнула сердце Дао-цзин. Вернувшись в комнату, она села к столу, чувствуя неимоверную тяжесть на душе. «Продолжать борьбу! Никаких колебаний!» Она быстро встала. Лицо ее выражало твердость. Во дворе послышались шаги, смех, голоса. К соседям-студентам пришли друзья. Студенты громко смеялись, переговаривались. В маленьком пансионе стало оживленно.

Дао-цзин закрыла дверь и быстро начала переодеваться. Облачившись в пиджак и брюки, она зачесала волосы как можно выше. До семи оставалось совсем немного. Сердце Дао-цзин бешено стучало…

Часть вторая

Глава первая

С помощью родителей Ван Сяо-янь Дао-цзин села в поезд Пекин – Ханькоу и, прибыв в Динсянь, устроилась учительницей в начальной школе.

Школьники вскоре очень полюбили новую учительницу за ее энергию и неустанную заботу о них. Даже строгая директриса Ван Янь-вэнь была довольна, что брат порекомендовал ей эту молоденькую учительницу. Однако, несмотря на свои успехи, в свободные минуты Дао-цзин все чаще вспоминала о прошлом и с тревогой думала о будущем. Она представляла себе тот счастливый день, когда Лу Цзя-чуань или кто-нибудь из товарищей-революционеров неожиданно приедет к ней… Но время шло, а о друзьях не было никаких вестей. Дао-цзин переписывалась только с Сюй Хуэй и часто получала от нее ободряющие письма. Однако сообщить о товарищах та ничего не могла. Дао-цзин опять начала ощущать неудовлетворенность: в ее жизни не хватало чего-то важного.

Так прошло несколько месяцев. Весной в одном из писем Сюй Хуэй сообщила Дао-цзин, что к ней приедет молодой человек по имени Цзян Хуа, и просила помочь ему устроиться на работу. Трудно выразить радость, которую испытала Дао-цзин, получив это известие. Прочитав письмо, она положила его на стол и долго сидела с блуждающей улыбкой на лице. Потом перечитала еще и еще…

Хотя к ней ехал не Лу Цзя-чуань, а совсем незнакомый ей человек, она подсознательно чувствовала, что он связан с ее друзьями общим делом. «Каков он из себя? Похож на Сюй Нина? На Лу Цзя-чуаня?» – думала Дао-цзин, взволнованная письмом. Мысли унесли ее к другу. Она оживилась и раскраснелась.

Но когда возбуждение, вызванное письмом, прошло, Дао-цзин овладели другие чувства. Ведь Сюй Хуэй просит ее устроить Цзян Хуа на работу. Но куда? К кому обратиться с этим? Охваченная тревогой, она ворочалась с боку на бок всю ночь. На следующий день утром, едва встав с постели, она пошла к госпоже Ван Янь-вэнь.

– Госпожа директриса, у меня есть двоюродный брат. Ему пришлось оставить университет. Он скоро должен приехать ко мне. Помогите ему, пожалуйста, устроиться на работу.

Немного удивленная, директриса с сомнением покачала головой.

– У нас занятия давно уже начались, и ты знаешь, что вакантных мест нет. Ведь ты никогда и не говорила, что у тебя есть двоюродный брат. Это действительно твой брат?.. – спросила директриса с многозначительной улыбкой.

Ван Янь-вэнь была сорокалетней старой девой и поэтому очень интересовалась сердечными делами своих друзей и подчиненных.

Дао-цзин смущенно улыбнулась.

– Госпожа директриса, не шутите, пожалуйста. Помогите мне! Его зовут Цзян Хуа, он учился в Пекинском университете. Родители хотели женить его на совершенно незнакомой ему девушке, а он не согласился на это. И ему пришлось порвать с семьей. Учебу продолжать он не может и хочет устроиться на работу. Госпожа директриса, вы так добры, у вас в Динсяне много знакомых… – Дао-цзин смутилась, покраснела и умолкла.

Ван Янь-вэнь обратила особенное внимание на слово «женить». Настойчивая просьба Дао-цзин привела директрису к мысли о том, что Цзян Хуа человек, которого та любит. Поэтому, подумав мгновение, она кивнула головой:

– Хорошо, не беспокойся. Подождем его приезда, а там что-нибудь придумаем. Когда он должен быть здесь?

– Наверное, очень скоро. И вы поможете ему, да? – Дао-цзин благодарно пожала ей руку и первый раз за весь разговор улыбнулась. – Какой вы замечательный человек!

– Ох, уж эта молодежь!.. – Вздохнула Ван Янь-вэнь, с улыбкой глядя на нежное лицо Дао-цзин.

В тот же день после обеда Дао-цзин, которой не сиделось в комнате, отправилась на вокзал встречать Цзян Хуа. Уже на вокзале она сообразила, что сделала глупость – ведь даже если бы Цзян Хуа и приехал, она все равно не узнала бы его. Досадуя на себя, Дао-цзин вернулась.

Спустя неделю как-то вечером школьный привратник сообщил Дао-цзин, что ее спрашивает господин Цзян. Дао-цзин мигом выскочила из комнаты. Еще издали она увидела в воротах высокого, крепкого сложения молодого человека в сером кителе и поношенной шляпе. Он был похож на обыкновенного студента или на мелкого служащего. Подбежав к нему и оглядевшись вокруг, Дао-цзин, смущаясь, проговорила:

– Как вас зовут? Откуда приехали?

– Цзян Хуа, приехал от Сюй Хуэй, – ответил он тихо.

Дао-цзин взяла небольшую сумку, которую он держал в руках, и повела его к себе в комнату. Как только они вошли, она заперла дверь и, обернувшись к гостю, сердечно, как старому другу, сказала ему:

– Я говорила всем, что вы мой двоюродный брат из Пекинского университета. Не забывайте этого, если кто-нибудь спросит.

Цзян Хуа взглянул на Дао-цзин, кивнул головой и сел. Дао-цзин, опершись на стол, смотрела на своего гостя, ожидая, что он расскажет о себе, но тот продолжал молчать. Его проницательные, но добрые глаза вопросительно смотрели на нее. Пауза затягивалась, и Дао-цзин чувствовала себя неловко. Цзян Хуа, наконец, спросил:

– Откуда вы знаете Сюй Хуэй? Сколько времени живете в Динсяне?

Дао-цзин подробно рассказала ему обо всех обстоятельствах, вынудивших ее приехать в Динсянь. Говорила она очень быстро, часто забываясь и повышая голос. Тогда Цзян Хуа делал ей предостерегающий знак рукой. Она улыбалась и говорила тише. Дао-цзин сказала ему о том, с каким нетерпением она ожидала его приезда, и о том, как просила директрису помочь устроить его на работу. Наконец она спросила, виделся ли он с Сюй Хуэй.

– Большое вам спасибо за все. Я привез письмо. – Он вынул из кармана письмо и передал его Дао-цзин. – Это вам от Сюй Хуэй. – Говорил он просто, звучным и выразительным голосом.

– Да?! Что же вы до сих пор молчали! – пожурила его Дао-цзин.

Прочитав письмо, она дружеским тоном сказала:

– Очень хорошо, что вы приехали! Я уже давно жду вас – мне даже снилось, что кто-то ко мне приехал. Но я не думала, что Сюй Хуэй пришлет именно вас.

Цзян Хуа поднял глаза на приветливое оживившееся лицо Дао-цзин. Его несколько удивили эти слова, но он не проявил своих чувств – напротив, тоном старого друга, без всяких церемоний спросил:

– Вы уже, наверное, ужинали? А я сегодня еще ничего не ел.

Дао-цзин всполошилась:

– Что же это я! Обрадовалась так, что голову потеряла. Мы, правда, уже поели. Ну, ничего, сейчас принесу воды и пошлю служителя в лавку.

Дао-цзин выбежала и вскоре вернулась с чайником в руках. Налив полную чашку чаю, она с радушием подала ее Цзян Хуа:

– Пейте.

Цзян Хуа несколькими глотками выпил чай. Дао-цзин поспешно наполнила чашку снова и только после этого села за стол. Наклонив голову, она спросила:

– Что привело вас в Динсянь? Вы где работали?

Не успел еще Цзян Хуа ответить, как вошел служитель с большим пакетом. В пакете оказался кусок тушеного мяса, копченая курица, колбаса.

– Зачем так много? – сказал Цзян Хуа, дождавшись, когда служитель вышел.

– Вы проголодались, вот и закусите. Копченая курица – известный динсяньский деликатес, – угощала его Дао-цзин.

Когда Цзян Хуа поел, на улице начало темнеть, и Дао-цзин зажгла керосиновую лампу. Они разговорились.

– Какая обстановка в школе? Здесь можно разговаривать спокойно? – спросил Цзян Хуа.

– Да. – Дао-цзин, склонив голову, задумалась. – Я даже не знаю, что вам сказать. Наша директриса, Ван Янь-вэнь, – тетка моей подруги Ван Сяо-янь. Она христианка, ей за сорок, не замужем. В школе работают девять учителей; трое из них, включая и меня, женщины.

– Каковы их взгляды? Как они живут? И вообще, что собою представляют?

– Я думаю, – начала Дао-цзин, – что это заурядные люди. Если говорить точнее, то двоих из них волнует судьба родины, они недовольны правительством, но лишь толкуют об этом и ничего конкретного не предпринимают; троих, по-видимому, ничего не волнует, живут, лишь бы день прожить: едят, учат детей, спят, играют в карты… Что же касается двух учительниц, то одна озабочена только тем, чтобы заработать денег и прокормить больного безработного мужа, а другая – чтобы выйти замуж за обеспеченного человека.

– Иными словами, вы не знаете в школе ни одного хорошего учителя? – спросил Цзян Хуа, наклонив голову и чуть заметно улыбаясь.

– Конечно, среди них есть и неплохие люди, – Дао-цзин чуть прищурила глаза с лукаво-простодушным видом, – но есть и препротивные.

– Расскажите-ка о тех и о других, – смеясь, попросил Цзян Хуа.

– Ну, слушайте, – сказала Дао-цзин, – противный – это толстяк У Юй-тянь: брови у него черные и смыкаются на переносице, как будто на лицо забралась целая куча муравьев. Начнет говорить – раскачивает головой. Но самое противное то, что он пристает к учительницам… – Заметив улыбку на лице Цзян Хуа, Дао-цзин тоже смущенно улыбнулась. – Этот господин не так уж безвреден: он член гоминдана и часто бывает в их уездном комитете.

– А вы не обратили внимание, – сразу заинтересовался Цзян Хуа, – он не занимается в школе чем-нибудь другим, помимо своей работы?

– Нет, не замечала.

– Хорошо. Тогда расскажите о других учителях. О хороших.

– Один – Чжао Юй-цин. Учился во Втором Баодинском[90]90
  Баодин – город в провинции Хэбэй (Северный Китай).


[Закрыть] педагогическом институте, молод, энергичен. Мы с ним разговаривали не раз: говорит, что принимал участие в студенческих выступлениях в институте. А однажды, когда рядом никого не было, он мне сказал, что мечтает стать коммунистом.

– И вы оказали, что вы тоже мечтаете? Правильно? – засмеялся Цзян Хуа.

– Д-да. – Дао-цзин замялась и покраснела: – Вы угадали. Часто во время наших бесед мы говорили о страданиях народа, о революции. Но, конечно, строго доверительно.

Цзян Хуа ничего не сказал. Он молча листал ученические тетради, лежавшие на столе. Лишь потом шутливо спросил:

– Линь Дао-цзин, а мне вы тоже очень доверяете?

– Конечно! Почему я должна вам не доверять?

Цзян Хуа кивнул головой, положил на место тетрадки и переменил тему:

– Давайте поговорим о ваших учениках.

«Для чего он все так подробно выпытывает у меня? – думала Дао-цзин, когда Цзян Хуа принялся расспрашивать ее о количестве учеников, их социальном составе, о том, сколько среди них сыновей крестьян, рабочих, детей из чиновничьих семей, об условиях их жизни. – Зачем это ему?»

Однако она рассказывала ему все, что знала. Конечно, знала Дао-цзин немного и не могла говорить конкретно. Наконец, с трудом улучив момент, она, в свою очередь, спросила:

– А почему вы приехали в Динсянь искать работу? Где раньше жили?

– В разных местах… – неопределенно ответил он и так открыто и добродушно улыбнулся, что никто не заподозрил бы его в хитрости. Затем он непринужденно сказал: – Я вас еще мало знаю – вы не расскажете мне о себе поподробнее?

– Почему же? Охотно. – Дао-цзин стала серьезной.

Рассказывать она начала задумчиво и медленно.

– Я дочь помещика, но моя мать была крестьянка – так что, как видите, во мне есть и «белая» и «черная» кость. – Она украдкой взглянула на Цзян Хуа и, увидев, что выражение его лица не изменилось, продолжала: – Я много перенесла и во многом разочаровалась. Отец и мачеха относились ко мне плохо; я в конце концов возненавидела все на свете. В то время я знала лишь ненависть и не могла найти ей выхода. Так продолжалось до тех пор, пока я не познакомилась с одним очень хорошим человеком. Он указал мне, какой дорогой я должна идти в жизни и как бороться с несправедливым обществом. Этот человек научил меня смотреть на людей и события с классовой точки зрения. И это… это, если можно так выразиться, убило все, что было во мне от моего отца-помещика. Я нашла свой путь в жизни, однако этот путь оказался страшно трудным… – Дао-цзин умолкла. Ее глаза были устремлены на Цзян Хуа, словно хотели сказать то, что она не договорила.

Он тоже молчал, но это молчание красноречивее всяких слов говорило о сочувствии, о товарищеской солидарности.