Текст книги "Песнь молодости"

Автор книги: Ян Мо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

Глава двадцать шестая

Комнату Ли Хуай-ин, похожую на кабинет и вместе с тем на салон светской женщины, заполняли книги и множество разных безделушек. На застекленном шкафу, в котором стояли английские книги в красивых переплетах, возвышались горшки с декоративными растениями, преимущественно молодыми побегами бамбука. На белых стенах висело несколько репродукций с известных европейских картин. Светло-зеленый абажур мягко рассеивал свет.

Дао-цзин пришла в седьмом часу. В комнате было два незнакомых ей человека, поэтому она сделала вид, что первый раз видит Хоу Жуя, и тепло поздоровалась лишь с одной Ли Хуай-ин.

Ли Хуай-ин защебетала, как ласточка:

– Знакомьтесь: Лу Фан, моя старая подруга. А это – У Цзянь-чжун, Чжан Лянь-жуй, Хоу Жуй – студенты нашего университета.

Дао-цзин пожала всем руки и подсела к столу:

– Я вижу, у вас тут серьезный разговор идет. Я не помешаю?

– Нет, Лу Фан, ты очень кстати пришла. Они мне уже все уши прожужжали. Им не нравится, что я читаю Шекспира. Один говорит: «Родина погибает», другой: «Обстановка накалилась». Ах!.. К чему все это? Лучше уж о чем-нибудь другом поговорить.

– Хватит! Тебе бы только твердить песенки из «Сна в летнюю ночь», – полушутя-полусерьезно прервала ее полная, краснощекая Чжан Лянь-жуй. – Меня тоже мало волнуют государственные дела, но я не могу равнодушно слушать тебя. Неужели ты еще не знаешь, что из Гугуна начали вывозить на юг все ценности? Неужели не видишь, как над нашими головами каждый день летают японские самолеты? А нашего ректора японцы увезли в расположение своих войск и три часа «беседовали» с ним. Что это все предвещает, как не гибель родины?

– Ну ладно, ладно! – заткнула уши Ли Хуай-ин. – Почему это ты вдруг так горячо заговорила? Делать нечего, что ли? Если не замолчишь, прогоню отсюда! «Спасение, спасение»!.. Хочешь, чтобы я вместо тебя, как попугай, твердила это слово?

Чжан Лянь-жуй только смеялась.

Постепенно Ли Хуай-ин вовлекла в разговор всех присутствующих. У Цзянь-чжун, спокойный, молчаливый юноша, обратился к Хоу Жую:

– За последние дни появилось много тревожных слухов. Говорят, что Сун Чжэ-юань замышляет с японцами какую-то «автономию». Что ты на это скажешь, Хоу Жуй?

– Да, обстановка очень напряженная, – чуть заикаясь, начал Хоу Жуй. – Вы, наверно, знаете, что мэр Тяньцзиня послал телеграмму гоминдановским властям, в которой открыто потребовал «создать автономию пяти провинций для борьбы с коммунистами». Японские войска со вчерашнего дня начали крупные маневры в районе Бэйпин-Шэньянской и Бэйпин-Ханькоуской железных дорог, избрав Бэйпин в качестве «условного противника». Ввиду этого университет «Цинхуа» эвакуируется в Чанша, а Северо-Восточный университет – в Тайюань… Вообще говоря, мы все ходим, наверно, на свои последние лекции…

– Что? Разве и «Цинхуа» собирается эвакуироваться? – тревожно спросила Ли Хуай-ин, широко раскрыв глаза.

– А! Это тебя обеспокоило! Еще бы, ведь «он» там… – засмеялась Чжан Лянь-жуй. – Я вот что хочу еще сказать. Смотрите: Абиссиния – маленькая страна с населением в пять с половиной миллионов человек, а как она сопротивляется Италии – великой державе! Даже одержала ряд побед. Наш же Китай – эх!.. Северо-Восток потерян, да откажемся еще и от севера… Увидишь японцев на улицах Бэйпина – пожалуй, умрешь от стыда и гнева.

– Вчера на проспекте Дунчананьцзе я видела, как два японских солдата затащили в военную машину нашу девушку, – сурово произнесла Дао-цзин. – Как она плакала!.. Прохожие были вне себя от возмущения, но китайская полиция делала вид, что ничего не замечает.

– Ну, полно врать-то! – вырвалось у Ли Хуай-ин. – Это вы повсюду агитируете, чтобы создать напряженность. Не может быть, чтобы среди бела дня случилось такое! Ну ладно, хватит об этом. Угощайтесь, я пока отдохну. У меня недавно была Лю Ли, и я очень устала от ее разговоров, а тут еще вы пришли.

– Что ж, ты не хочешь слушать и про эвакуацию «Цинхуа»? – спросила Чжан Лянь-жуй.

– Ах ты, ведьма! Но постойте, неужели это на самом деле? Что же я ничего не слышала? Почему они едут? Ведь если даже японцы займут Бэйпин, они все равно не посмеют тронуть это всемирно известное учебное заведение! – Ли Хуай-ин прилегла на кровать и притворно равнодушно зевнула.

– Развалилась наша «королева» и забыла про свою национальную гордость! – возмутилась Чжан Лянь-жуй.

На этот раз Ли Хуай-ин действительно рассердилась, надулась, взяла английскую книгу и углубилась в чтение, не глядя ни на кого вокруг.

У Цзянь-чжуну и Хоу Жую, мало знакомым с Ли Хуай-ин, было неловко. Дао-цзин постаралась разрядить обстановку.

– В этом году министерство просвещения призвало к изучению древней литературы, после чего началось увлечение старинными канонами и внедрение древних методов обучения. В одном университете решили горячо откликнуться на призыв и устроили экзамены перед тем, как распустить студентов на каникулы. Предложили две темы: «Ученые сначала приобретают эрудицию, потом занимаются вопросами литературы и искусства» и «Князь южных оу[128]128
  Южные оу – племена «варваров» на юге Китая.


[Закрыть] Чжао То[129]129
  Чжао То – наместник императора на юге Китая, жил во II веке до н. э., одно время враждовал со своим предшественником Вэнь-ди.


[Закрыть] присягает ханьскому[130]130
  Династия Хань в Китае правила с 206 года до н. э. по 220 год н. э.


[Закрыть] императору Вэнь-ди»[131]131
  Император Вэнь-ди – 179–156 годы до н. э.


[Закрыть]. Так один студент в своей экзаменационной работе крупным почерком написал…

– Что он написал? – позабыв, что она сердится, с интересом спросила Ли Хуай-ин и отложила в сторону книгу.

Он написал: «Ханьский император Вэнь-ди как будто жил в древности. Не знаю только, каким по счету внуком он приходится императору Гао-цзу[132]132
  Император Гао-цзу – 206–194 годы до н. э.


[Закрыть]. Что же касается Чжао Та, – заметьте, он даже имя перепутал, – то он мне неизвестен. Вернусь с каникул, постараюсь почитать. Привет! До будущего года!» Изумленный экзаменатор красными чернилами написал: «Вэнь-ди – сын Гао-цзу! Чжао То, а не Чжао Та! Поговорим в будущем году!»

Раздался дружный хохот.

Дао-цзин подождала, пока наступит тишина.

– А другой студент на тему о душевных качествах написал еще хлестче, всего лишь две фразы: «Приятно провести время с красивой девушкой. Но как только услышишь разговоры о своей нравственности – кайся». Написал – и ушел, понурив голову. Даже ручку свою забыл. Экзаменатор пришел в негодование: «За такое следует всыпать как следует и выгнать!»

Такова судьба гоминдановского «возврата к древности»…

– Дао-цзин, разве можно так говорить? – забылась Ли Хуай-ин, назвав Линь Дао-цзин настоящим именем.

В комнате сразу наступила тишина.

– Линь Дао-цзин? – Чжан Лянь-жуй метнула тревожный взгляд на У Цзянь-чжуна и что-то зашептала ему на ухо. Оба разом уставились на Дао-цзин, будто перед ними было чудовище.

– Вы что? – удивленно спросила Ли Хуай-ин, но Чжан Лянь-жуй схватила за руку У Цзянь-чжуна, и они, как будто спасаясь от опасности, бросились к выходу.

Хоу Жуй хотел что-то сказать, но Дао-цзин так глянула на него, что он счел за благо промолчать.

– Я знаю, почему они убежали. Они боятся, что ты… – Ли Хуай-ин смущенно заулыбалась. – Верно? Я давно говорила: «Хороший человек не пойдет ни в какую партию». Мне так надоело! Всюду партии, всюду грызня. Политика – это борьба за известность и выгоду.

– Ли Хуай-ин, ты заблуждаешься! – под впечатлением только что перенесенного удара несколько резко произнесла Дао-цзин. – Ты против политики, но ведь кто, скажи мне, может жить вне ее? Вот ты аполитична, а вспомни, как несколько лет тому назад укрывала меня и говорила о своей ненависти к Ху Мэн-аню? Ведь это была самая настоящая политическая борьба.

– Ладно! – надула губы Ли Хуай-ин. – С вами, политиками, лучше не связываться. Дао-цзин, скажи, чем ты заслужила такую неприязнь Чжан Лянь-жуй? Говорят, что Ван Чжун избил тебя? С какой стати? Вот бандит!

Дао-цзин ничего не ответила и подошла к книжной полке.

Кроме книг по литературе, здесь были американские и французские журналы мод. Дао-цзин перелистала несколько страниц и остановилась на большой цветной фотографии золотоволосой девушки в костюме, сшитом по последней парижской моде.

– Я слышала, что тебя избрали в этом году «королевой красоты» Пекинского университета. Ты действительно хороша. Красивая внешность – счастье. Но если у человека к тому же и душа прекрасная, тогда он подлинно красив!

Ли Хуай-ин покраснела, но не рассердилась:

– Линь Дао-цзин… э-э, Лу Фан – никак не могу привыкнуть к твоему новому имени, вот я и оплошала. Я сегодня очень устала.

Когда Хоу Жуй с Дао-цзин вышли на безлюдную улицу, уже было темно.

– Не пойму, зачем тебе это нужно. Потратить столько времени и сил, чтобы завоевать доверие какой-то «королевы красоты»? Что проку от таких людей? Ради встречи с тобой я проторчал у нее целый вечер, да так ничего и не сделал полезного!

– Хоу Жуй, ты вникнул в то, о чем говорилось в «Декларации от первого августа»? Мы не должны отгораживаться от всех, как это делали раньше. Ли Хуай-ин – хорошая девушка, справедливая, энергичная. Конечно, сказывается ее происхождение, а также буржуазные взгляды поэтессы Хуан Мэй-шуан из «Фужэня»[133]133
  «Фужэнь» – университет в Пекине, содержавшийся на средства католической церкви.


[Закрыть], с которой она водит дружбу. Поэтому она еще путается в политике. Но ты учти другое: она имеет влияние на студентов, она «королева красоты» университета, успешно учится, искренне помогает другим. Она пользуется авторитетом не только у себя на факультете. Разве мы не должны завоевывать на нашу сторону таких «середняков»? Не следует видеть только их отрицательные стороны.

Некоторое время они шли молча. В лицо дул резкий холодный ветер. Хоу Жуй поеживался.

– Лу Фан, дела наши не блестящи, – серьезно сказал он. – Мы наметили реорганизацию студенческого союза и вступление в Ассоциацию, а в результате может получиться…

– Что может получиться?

– Что… – Хоу Жуй запнулся. – Что мы сами себе выроем могилу. Может случиться, что лишь небольшая часть студентов согласится вступить в Ассоциацию.

– Говори конкретнее, – обернулась к нему Дао-цзин. – Почему мы должны потерпеть поражение? По-моему, часть студентов с одобрением встретит предложение о вступлении в Ассоциацию, и это тоже будет нашим успехом.

Хоу Жуй кивком головы выразил свое согласие.

– Мы объединили пока небольшое число прогрессивных студентов, таких, как Чжан Лянь-жуй, например. Пусть их немного, но они понимают серьезность положения и настроены весьма активно. Беда, однако, в том, что всякие националисты – гоминдановцы, троцкисты, правые и прочие – поднимут крик и заявят, что те, кто хочет вступить в Ассоциацию, попались на удочку коммунистов… Прогрессивные студенты уже открыли в союзе борьбу с таким обманом, причем борьба идет тяжелая. В результате отдельные «средние» студенты перешли на нашу сторону: например, У Цзянь-чжун, – ты его сегодня видела. Но многие студенты не выдержали напряжения, пали духом и решили «стоять вне группировок». Характерно, что реакционеры заранее подготовились: в самый разгар дискуссии кто-то швырнул в окно камень…

– Как же вы это допустили? – замедлила шаг Дао-цзин.

Хоу Жуй задумался.

– Мы плохо подготовились, не использовали всех наших возможностей. Мы хотели на этом общем студенческом собрании переизбрать руководство союза – иначе говоря, создать новую студенческую организацию и от ее имени вступить в Ассоциацию. Однако к открытию собрания в актовом зале была только треть всех студентов университета. Реорганизация союза не удалась. Пришлось лишь выступить с предложением о вступлении старого союза в Ассоциацию. Здесь мнения разделились… Дело кончилось одним шумом.

В узком переулке Дао-цзин остановилась, оглянулась и пожала товарищу руку.

– Не падай духом. Мы все равно возьмем верх. Ты прав – надо было лучше подготовиться. Вы поторопились с собранием, а основная масса студентов осталась в стороне. Нечего и удивляться, что так получилось.

В голосе Дао-цзин не было и тени недовольства. Она очень терпеливо излагала свои мысли:

– Я твердо считала, что студенты Пекинского университета – передовые и сознательные. Из-за отсутствия должной организационной работы некоторой части молодежи ничего не остается, как углубиться в учебу, чтобы отвлечь себя от тяжелых мыслей.

Уверенность Дао-цзин передалась Хоу Жую, и он улыбнулся:

– Лу Фан, я тебе очень признателен. В трудную минуту всегда нужна помощь и поддержка. Я тоже думаю, что скоро обстановка в нашем университете изменится. Я хочу посоветоваться с тобой о дальнейших планах. Давай еще пройдемся. – Чтобы не вызывать подозрений у прохожих, Хоу Жуй обнял Дао-цзин, и они пошли дальше.

– Лу Фан, хотел было сказать тебе, но…

– Лучше скажи, раз уж начал.

– Лу Фан, не лучше ли тебе держаться немного в стороне? Среди студентов прошел слух, что в университете появилась изменница, агент охранки. Поэтому-то Чжан Лянь-жуй и убежала, как только услышала твое имя. Лу Фан, может, ты пока укроешься где-нибудь?

Дао-цзин долго молчала, а потом решительно сказала:

– Нет. Я отсюда никуда не уйду. Сейчас у нас самое трудное время. Я не могу никуда уйти от вас!.. Я буду всеми силами помогать тебе, Хоу Жуй. В партийной организации университета осталось всего три коммуниста, а работать надо в любых условиях.

– Хорошо. Пусть будет по-твоему. Только ты будь осторожнее. У меня к тебе есть еще один вопрос: как ты стала… вот такой, Лу Фан?

– Что? Говори яснее! – Дао-цзин остановилась и посмотрела по сторонам.

– Ты раньше была какая-то грустная и нелюдимая. Верно ведь? А сейчас совсем другая.

Дао-цзин была удивлена подобным вопросом.

– Вот странно, откуда ты знаешь, какой у меня был раньше характер. Мы с тобой только начали работать.

– Да, ты, конечно, удивляешься. Это естественно. Я давно слышал фамилию Линь Дао-цзин. Еще когда учился в школе, я часто бывал у своей тетки. Моя двоюродная сестра тогда дружила с тобой и много мне рассказывала о тебе. Она говорила, что о тебе можно книгу написать. Я не думал, что ты и есть та Линь Дао-цзин. Только сегодня вот Ли Хуай-ин проговорилась.

– А как звать твою сестру?

– Чэнь Вэй-жу.

– А-а! Как она поживает?

– Она умерла.

– Что ты говоришь! Отчего?

– Покончила с собой…

Слова Хоу Жуя болью вонзились в сердце Дао-цзин. Она вспомнила свою неразлучную подругу детства – чернобровую красавицу Чэнь Вэй-жу. Медленно повернув голову к Хоу Жую, она спросила:

– Как же так? Ведь она вышла замуж за богача?

Послышался скрип ботинок полицейского. Хоу Жуй тотчас же непринужденно обнял Дао-цзин.

– Ее муж завел себе «новую радость», и сестра с горя отравилась, оставив двух детей. Тяжелая история… Это произошло в прошлом году…

– Да, я на самом деле была такой, как тебе рассказывала сестра. Но и сейчас я стала не намного лучше. Не помню, как я удержалась от слез, когда Чжан Лянь-жуй отвернулась от меня… – Дао-цзин схватила Хоу Жуя за руку. – Хоу Жуй, дорогой товарищ, знал бы ты, как мне трудно!.. Никого нам в помощь не присылают, студенты не верят мне, ругают. Да тут еще контрреволюционеры распоясались… И Ван Сяо-янь вот… Хоу Жуй, помогай мне, иначе я не выдержу.

– Да, трудно. Но ты, Лу Фан, выдержишь. В этом я не сомневаюсь, – тихо сказал Хоу Жуй. – Кстати! – торопливо добавил он. – Я знаю: у тебя наверняка нет денег. У меня немного осталось. Возьми себе, я обойдусь.

Дао-цзин за целый день съела только две лепешки. У нее не оставалось ни гроша. Помощь товарища была как никогда более кстати. Она ответила Хоу Жую долгим благодарным взглядом.

Глава двадцать седьмая

Полуденное зимнее солнце бросало свои слабые лучи. Ван Сяо-янь со стопкой книг понуро брела домой мимо парка «Цзиншань». Вдруг откуда-то сбоку вынырнул Дай Юй.

– Янь! Куда? – скривил он губы в улыбке.

– Ты? Где ты целую неделю пропадал? – удивилась Сяо-янь и покраснела. Сердце у нее забилось.

Дай Юй пошел рядом с ней, касаясь ее руки.

– Ты никуда не спешишь? Поговорим?

– Пойдем к нам.

– Нет, лучше в «Бэйхай». Давно мы там не были.

Сяо-янь согласилась. Дай Юй взял у нее из рук книги, и они повернули к воротам парка.

Зимой в «Бэйхае» пустынно и холодно. Тесно прижавшись друг к другу, они сели на скамью около ограждавшей искусственное озеро парка решетки. Поблизости никого не было. Дай Юй прижал к своим губам руки Сяо-янь и уставился в ее печальные глаза.

– Янь, что с тобой? Все грустишь и грустишь! Давай скорее поженимся, и у тебя переменится настроение. Почему ты упрямишься… и молишься на свое девичество?

– Перестань ты! – резко оборвала его Сяо-янь и отодвинулась. – Я еще не старая дева. У тебя мысли всегда работают в одном направлении. Я и сама не знаю, почему у меня эти дни такое настроение. Цзюнь-цай, ты не ошибся? Ведь Ван Чжун – плохой человек: преследует девушек, запугивает и избивает людей… Какой же он коммунист? Я не хочу, чтобы этот тип руководил мною!

Дай Юй, глядя вниз, приминал ногой увядшую траву.

– Ван Чжуна нужно покритиковать. Но ты, Янь, не понимаешь характера подпольной работы. Организация не может слишком строго контролировать людей. Как, нашла ты Линь Дао-цзин? Говорила с ней?

– Лучше не спрашивай! Ее нет в университете. Кто знает, где ее искать! – вдруг раздраженно выпалила Сяо-янь. – Не говори мне больше о ней… Ради тебя… Я, я, убедилась, что ты прав! – Сяо-янь отвернулась и удрученно стала смотреть на скованное тонким прозрачным льдом озеро.

– Сяо-янь, ты заблуждаешься. Разве может называться коммунистом тот, кто руководствуется в работе одними личными отношениями? Как так ее нет в университете? Ты это нарочно выдумываешь! Она не только здесь, но и ведет активную работу! Ее группа стала тянуть на свою сторону отсталых, например Ли Хуай-ин. Все они попались в ловушку. Их ввели в заблуждение фальшивые лозунги отпора Японии, спасения родины и создания Единого фронта. Это не иначе, как дело рук Линь Дао-цзин. Неужели ты не понимаешь, какую опасность представляет ее деятельность? Ты безответственно слушаешь, как они сбивают с толку честных людей.

– А я не вижу вреда от такой деятельности, – глухо ответила Сяо-янь. – Цзюнь-цай, а может быть, тебя ввели в заблуждение? По-моему, чем дальше, тем больше ты противоречишь себе. Каждый раз я жду встречи с тобой… боюсь. Мне так тяжело… – Сяо-янь опустила голову и начала теребить полу пальто. Ее слезы упали на пожелтевшие от табака пальцы Дай Юя.

Дай Юй достал сигарету, щелкнул зажигалкой и торопливо стал курить, откинувшись на спинку скамейки.

Оранжевое солнце медленно скрывалось за окутанными дымкой Сишаньскими горами[134]134
  Горы к западу от Пекина.


[Закрыть]. Дай Юй резко швырнул в сторону окурок и повернулся к Сяо-янь:

– Должен предупредить самым строжайшим образом: ты забыла о политической бдительности, не различаешь, где правда, а где ложь, не имеешь представления об организации. Ты губишь себя. Я всячески стремлюсь помочь тебе, защищаю, проявляю заботу, а ты платишь тем, что подозреваешь меня. В чем дело? Не веришь мне – иди к этой изменнице Линь Дао-цзин и имей с ней дело! Что такое Единый фронт? Это насквозь ошибочная капитулянтская политика. Просить прощения у врага, протягивать руку милитаристам, бюрократам и капиталистам – вот к чему клонят Линь Дао-цзин и ей подобные. И ты поверила им, Янь? Ты губишь себя!

Ван Сяо-янь становилась все серьезнее. На нее подействовали доводы и критика любимого человека, который к тому же был и ее политическим руководителем. Она опустила голову.

– Цзюнь-цай, ты же знаешь, что я еще неопытная. Недавно стала участвовать в революционном движении, во многом плохо разбираюсь… Успокойся, я исправлюсь.

– Хорошо! – Дай Юй схватил Сяо-янь за руку. В его черных глазах мелькнула зловещая и довольная улыбка. Ему опять удалось подчинить себе эту искреннюю и мягкую девушку! Обняв Сяо-янь, он пошел с ней вдоль берега к выходу.

– Янь, тебе следует повысить идеологическую бдительность, – убеждал он ее. – Во что бы то ни стало нужно помешать этим людям использовать для обмана молодежи лозунг создания Единого фронта. Сейчас во всех группах проходит подготовка к выборам руководителей Союза студенческого самоуправления. Ты это уже знаешь. Поэтому нам нужно стоять на пролетарской классовой позиции и вести непримиримую борьбу со всякими буржуазными взглядами.

Сяо-янь слушала его не перебивая. Около выхода она неожиданно прислонилась к большому дереву и позвала к себе Дай Юя:

– Иди сюда!

Дай Юй, недоумевая, подошел к ней.

– Цзюнь-цай, скажи мне честно: ты, ты… любишь меня?

В рыбьих глазах Дай Юя отразилось крайнее изумление:

– Конечно! И ты еще сомневаешься?..

Сяо-янь опустила глаза, перебирая в руках платочек.

– Ты многое скрываешь от меня.

– Например?

– Дом, где живешь. Потом ты говорил мне, что не пьешь, но от тебя пахнет вином…

– А еще что?

– Еще пахнет пудрой, духами. Причем, я это замечала не раз. Цзюнь-цай, если у тебя кто-то есть – скажи откровенно. Я так не могу… – произнесла побледневшая как полотно Сяо-янь.

Дай Юй, не дрогнув в лице, улыбнулся. Слегка похлопав Сяо-янь по плечу, он зашептал ей на ухо:

– Ревнуешь? Дурочка, начиталась книжек! Ты совсем забыла, кто мы и где находимся. Мы в подполье. У меня ответственнейшее задание. Где я живу – это строгая тайна. В нашей работе нужна железная дисциплина! Даже тебе я и то не могу этого открыть. Ты должна понять. Что же касается запаха вина, пудры, духов, то ты, Янь, просто все выдумала. У меня никого нет, кроме тебя. Разумеется, я общаюсь с женщинами. Иногда нам приходится разыгрывать влюбленных. А вино – это для обмана врагов: иногда нужно притворяться пьяным. Неужели тебе непонятно?

Сяо-янь улыбнулась. Но улыбка получилась принужденная и неестественная.

Распростившись с Дай Юем, Сяо-янь пошла домой. Во дворе ей попался отец. Сяо-янь едва посмотрела на него и побежала мимо в свою комнату. Профессор крикнул вслед:

– Сяо-янь, что с тобой?

Она чуть приостановилась и через силу ответила:

– Ничего, папа. Ты читал сегодня газету? Выступление Чан Кай-ши на открытии пятого расширенного пленума ЦК гоминдана?

– Читал. Эти прохвосты, предатели родины рвутся к славе, разразились пустой трескотней. Пыль в глаза пускают!

Сяо-янь было сейчас не до разговоров. Сославшись на нездоровье, она ушла к себе.

В ее комнате около туалетного столика сидела Юй Шу-сю и расчесывала волосы. Увидев Сяо-янь, она отложила гребенку и бросилась на шею к подруге.

– Наконец-то ты вернулась! Опоздай немного – и мы бы не увиделись. Сегодня вечером я уезжаю.

– Куда?

– Не угадаешь. Организация удовлетворила мою просьбу: больше не буду учиться, еду работать на завод, к рабочим. Понятно? – радостно сообщила Юй Шу-сю.

– На какой завод? Почему тебя так давно не видно? – спросила обрадованная Сяо-янь.

Юй Шу-сю сделала гримаску и звонко, по-ребячьи ответила:

– Уроков много да всякой другой работы. Я и Линь Дао-цзин давно не видела. А куда еду – не скажу, нельзя. Но еду к рабочим. Понимаешь, к рабочим! Я так рада!..

– А родители позволяют тебе? Любимая дочь бросает учиться и берется за трудную и тяжелую работу.

– А я им ничего и не говорила. Решила уехать тайком. Они меня не найдут. Как хорошо, что ты все-таки пришла! Мне хотелось попрощаться с тобой. Я так рада, что партия поручила мне работу, пусть все равно какую – я страшно довольна!

Лицо Юй Шу-сю горело юным задором. Глядя на нее, Сяо-янь забыла о своих треволнениях.

– Из тебя определенно будет толк. Мне надо поучиться у тебя.

Юй Шу-сю подошла к столику, взяла расческу и вернулась к Сяо-янь.

– Зачем у меня учиться? Ты лучше поучись у хозяйки этой расчески. Ты знаешь, кто она? Линь Хун! Она отдала мне ее перед казнью. Как только я беру ее, так и вспоминаю Линь Хун. У меня как бы вырастают крылья и прибавляются силы. Когда бывает трудно, я достаю расческу, прижимаю ее к груди – и чувствую, что становлюсь похожей на Линь Хун. Мне ничего не страшно. Сегодня я уезжаю из дому. Грустно… Ты знаешь, что я у родителей единственная дочь. Мама так будет беспокоиться обо мне! Будет плакать, повсюду искать меня. Поэтому я и беру с собой эту расческу…

На глазах Юй Шу-сю навернулись слезы.

Сяо-янь взяла в свои руки эту маленькую вещицу и, не отрываясь, стала смотреть на нее. Она готова была разрыдаться, но переборола себя и спросила:

– Ты едешь поездом? Будет кто провожать? Любимый? Он тоже, наверное, такой же, как ты?

– У меня никого нет. Нет! – крикнула Юй Шу-сю. – А кому нужны эти противные мужчины? Я тебе еще не все рассказала про свои дела. После тюрьмы давно не виделась с Линь Дао-цзин, и это меня очень тревожит. Я хотела встретиться с ней, но не могу. Теперь она очень строго законспирирована. Ты, наверно, часто видишься с ней? Как она? Что делает?

Юй Шу-сю говорила без умолку и не замечала, что Сяо-янь меняется в лице. Наконец это бросилось ей в глаза.

– Что с тобой? Она… она?.. – Юй Шу-сю побледнела, думая, что с Дао-цзин случилось что-нибудь плохое.

– Ничего, – холодно ответила Сяо-янь. – Она слушает лекции в университете.

– Тогда вы часто встречаетесь? Вместе работаете? – торопливо произнесла Юй Шу-сю и радостно улыбнулась.

«Что же делать? – Сяо-янь охватило сложное и противоречивое чувство. – Сказать, что Линь Дао-цзин оказалась плохим человеком и между нами все порвано? Но кто знает, может, и Юй Шу-сю тоже такая, как Линь Дао-цзин?» Она решила промолчать.

Смятение и беспокойство, терзавшие Сяо-янь, не ускользнули от наблюдательной Юй Шу-сю.

– У вас что-то произошло? Вы обе такие хорошие. Нет, даже в голове не укладывается. Так что же с Линь Дао-цзин?

Искренность Юй Шу-сю подействовала на Сяо-янь, и она раскрыла ей свою душу.

– Знаешь… – после долгой паузы, запинаясь, сказала Сяо-янь. – Дао-цзин обманула нас всех. Никогда подумать не могла бы, что она шпионка…

Сяо-янь ожидала, что Юй Шу-сю выразит возмущение или растерянность. Но этого не последовало. Девушка только вдруг посерьезнела. Ее живые глаза пристально смотрели в лицо Сяо-янь.

– Ты не ошиблась? – выделяя каждое слово, спросила она. – Тебя никто не обманул? Мы сидели вместе в тюрьме, вместе и на свободу вышли. Я ее знаю. Не может быть, чтобы она изменила! Враг хитер. Уж не попалась ли ты на его удочку? Враги любят, когда у нас из-за их провокаций возникают раздоры.

– Хватит, – едва слышно произнесла побелевшая Сяо-янь. – Все эти дни я живу как в страшном сне, чувствую себя как в лодке на бурном море, мечусь всюду, места себе не нахожу. Вся извелась… – Она залилась слезами и уткнулась лицом в подушку.

…Но факты неопровержимы. Они стоят перед глазами, как ярко освещенная солнцем гора. Если Линь Дао-цзин не изменница, если она по-прежнему не на жизнь, а на смерть борется за родину и народ, то кто же тогда ее любимый. Дай Юй-Чжэн – Цзюнь-цай, которому она отдает молодость и горячую любовь? Презренный негодяй, самозванец?.. Страшный человек! А она сама? Да, да, она сама? С головой ушла в омут. Даже на письмо Дао-цзин не обратила внимания. Какой ужас!.. Как она может жить дальше! Сяо-янь гнала от себя эти мысли, но они упорно возвращались к ней. Как же она теперь восстановит свое доброе имя? Как посмотрит в глаза товарищам?