Текст книги "Я свидетельствую перед миром"

Автор книги: Ян Карский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Карский вернулся из США в Лондон 19 сентября 1943 года, твердо надеясь, что его опять пошлют в Польшу. Но премьер-министр Станислав Миколайчик (который сменил на этом посту погибшего генерала Сикорского) сказал, что об этом и речи не может быть, поскольку, несмотря на все предосторожности, курьер «засветился» – в перехваченных нацистских радиограммах говорилось о «некоем действующем в Америке Яне Карском, большевистском агенте на содержании у американского еврейства». В действующую армию его тоже не пустили, а приказали оставаться в Лондоне в распоряжении премьер-министра, чтобы, используя свою популярность и безупречную репутацию, противостоять развернутой в просоветской прессе кампании, объявлявшей правительство в изгнании «реакционным», а Армию Крайову – «незаконной». Кроме того, Энтони Иден вынуждал Миколайчика уступить территориальным требованиям Сталина в обмен на земли в Восточной Пруссии и Силезии. И вот Ян Карский выступает с новой серией докладов о польском Сопротивлении, пополняя собственные данные сообщениями польского подпольного радио «Свит». С осени сорок третьего он стал постоянно употреблять термин «подпольное государство» – the Polish Underground State, а первая его статья под таким заглавием появилась 15 декабря 1943 года в Polish Fornightly Review, газете, издаваемой польским Министерством информации и пропаганды.

Между тем на Тегеранской конференции (28 ноября – 2 декабря 1943) Черчилль и Рузвельт согласились со всеми требованиями Сталина относительно Польши и других стран Центральной и Восточной Европы. Энтони Иден упомянул об этих решениях, выступая перед палатой общин 15 декабря, Рузвельт – перед американским конгрессом и января, а Миколайчик все ждал, когда Вашингтон назначит ему дату приема у президента. Он собирался взять с собой Карского, который при поддержке своего старого знакомого, министра информации Станислава Кота, готовил для американской общественности целую программу по защите Польши. Предполагалось также снять в Америке фильм о польском подполье – эту идею Карский подал еще летом 1943 года, и теперь она была одобрена. Он уже написал сценарий и подготовил документальную базу.

20 февраля 1944 года, не дождавшись приглашения для премьера, Карского отправили в Вашингтон одного, поручив его Чехановскому, которому также было поручено объяснить американцам, что Карский не может вернуться в Польшу до конца войны.

На этот раз главной задачей Карского будет с Вашей помощью довести до конца план создания фильма о польском Сопротивлении, – писал послу новый министр иностранных дел Т. Ромер. – Правительство считает это делом первостепенной важности.

Однако никакой правительственной субсидии Карский не получил и должен был продвигать идею фильма как свою частную инициативу. Кроме того, ему предписывалось выступать с лекциями и писать статьи в польскую, европейскую и американскую прессу.

В Вашингтоне Ян Карский сразу понял: надеяться на то, что фильм будет снят, не стоит, поскольку «Голливуд не расположен затрагивать польскую тематику». Но американцы не забыли отважного поляка, его имя было на слуху, лекции имели успех. Поэтому Чехановский посоветовал ему вместо фильма написать книгу и поручил своему пресс-атташе найти подходящего издателя. Им стал Эмери Ривз. 23 марта 1944 года Карский телеграфирует Станиславу Коту:

Издательство Эмери Ривза, которое продвигало на американский рынок книги Черчилля, Идена, Даффа Купера, хочет выпустить книгу о польском движении Сопротивления, написанную на основе моего опыта. Там полагают, что такая книга произведет сенсацию. Я уже готовлю материалы – предположительно на несколько сотен страниц. Если это состоится, книга сыграет большую пропагандистскую роль. Даете ли Вы с премьер-министром мне разрешение взяться за нее?

Разрешение было немедленно дано. Польское посольство сняло номер-офис в гостинице на Манхэттене, наняло секретаршу-билингва, и Карский, не откладывая, принялся за работу на условиях, поставленных издателем: быстрота, никакой пропаганды, ничего антисоветского, никакой полемики. «Что нам за дело до ваших споров со Сталиным!» Помимо этого, издательство оставило за собой право вмешиваться в текст, чтобы сделать его «более привлекательным», и львиную долю прибыли – пятьдесят процентов потиражного авторского вознаграждения.

15 августа 1945 года Карский отчитывается:

Написание польского текста объемом около тысячи страниц заняло два месяца, перевод и сокращение до четырехсот книжных страниц – еще два; книга была завершена к концу июля 1944 года.

А в частном письме Коту признается, что работал днем и ночью, прерываясь только на еду и сон.

Результат был великолепный. Карский с гордостью сообщает в Лондон, что Ривз и его редактор Уильям Постер, «ознакомившись с рукописью, пришли к выводу, что книга отличается свежестью, хорошей композицией, высоким литературным уровнем и может быть издана с незначительными поправками».

Однако очень скоро Карский убедился, что поправки оказались не столь незначительными, – начались довольно ожесточенные споры. «Американцы хотят выпятить мою личную роль и сделать акцент на приключенческой стороне сюжета в ущерб идейно-политической», – писал он. Ривз усомнился в правдивости некоторых сцен, отличающихся особым драматизмом, и это страшно оскорбило автора. Для разрешения конфликта понадобилось письмо за подписью премьер-министра Миколайчика, удостоверяющее от имени Польской республики подлинность всех фактов, изложенных эмиссаром Карским. Наконец, встал вопрос о «восточном соседе» и участии коммунистов в Сопротивлении. Тут компромисса достичь не удалось. Ривз безжалостно выкинул целую главу, где говорилось об этом.

Карский постоянно советовался с Котом, детально рассказывал ему, как построена книга, что он хотел выразить и какие возникли трудности. «Прошу Вас высказать свои замечания, пожелания, исправления. Мне не хотелось бы допустить ни одной оплошности», – писал он министру. Судя по всему, первоначальный замысел сценария оказал влияние на характер и строение глав, нередко перекликающихся друг с другом.

Книга описывает все пережитое автором с 24 августа 1939-го до 28 июля 1943-го. Последняя глава кончается аудиенцией в Белом доме, которой увенчалась миссия курьера Витольда, и его печальными раздумьями у подножия памятника Костюшко на Лафайет-сквер.

«Автор рассказал только то, что сам видел, слышал и испытал», – настаивал Карский.

Главным достоинством своего свидетельства он считал его честность. Так, в 1982 году, в ответ на предложение главного редактора польского эмигрантского журнала Ежи Гедройца издать его книгу на польском языке он написал:

Наконец-то все увидят, как честно и точно я рассказывал людям в 1943–1945 годах о польском подполье. Все действующие лица и события таковы, какими они были на самом деле. Конечно, я надеялся, что после войны мы вернемся на родину, моя книга выйдет на польском и ее прочтут и оценят руководители и участники Сопротивления.

Когда же под конец жизни Карского, в 1999 году, первое польское издание все же появилось, он предварил его такими словами:

Когда я писал эту книгу в 1944 году, то честно и достоверно пересказал все, что помнил. Но в обстановке того времени не обо всем позволялось говорить.

Конспирация требовала не называть подлинные имена, а подчас и псевдонимы многих выведенных в книге персонажей, изменять названия, не выдавать еще действующие явки и места пересечения границ. В июне 1944 года Карский пишет Коту, что все-таки упоминает много имен:

Это необходимо, чтобы книга не казалась выдумкой. Но имен подпольщиков там, разумеется, нет. Все, что касается Сопротивления – имена, названия, а часто и обстоятельства, – изменены.

А в 1982 году в уже упоминающемся письме Гедройцу уточняет:

Я придумал свою систему шифровки. Например, первая буква вымышленной фамилии всегда соответствует настоящей.

По желанию автора польское издание 1999 года дает множество комментариев, объясняющих, кто и что имеется в виду. Уважая эту его волю, мы также снабдили текст обширным аппаратом.

Ян Карский – или поручик Витольд – стремился прежде всего рассказать союзникам Польши, а потом и всему миру об уникальном феномене польского подпольного государства, подробно и настойчиво описывая его полноценные институты, демократические принципы и подчеркивая, что польский народ признавал только эту власть и не шел на сотрудничество с оккупантами.

Особое место в книге занимает «рассказ о трагедии еврейского народа, о том, как он просил о помощи и не получил ее».

Чем большее время и расстояние отделяет меня от родины и от линии фронта, тем более ужасающей представляется трагедия польских евреев.

Возможно, поэтому он отчасти уступил настойчивой просьбе издателей «написать о борьбе евреев гетто, хотя эти факты не связаны с композицией книги».

Другими важными темами своей книги автор называет реакцию английских и американских государственных деятелей на его сообщения о зверствах оккупантов.

Тем читателям-соотечественникам, которым в 1999 году книга могла показаться слишком антинемецкой, Карский напомнил, что она писалась в 1944 году, когда в нем кипела ненависть к врагу.

Я был переполнен ненавистью к немцам, ненавистью к большевикам. Во мне говорило больное сознание.

Карскому необходимо было получить от своего правительства внятное одобрение того, что отброшенная издателем глава о «восточном соседе» и «действиях партизан и Польской рабочей партии» заменена «постскриптумом».

Напомним, что происходило в тот момент в Польше, о чем Карский и польский посол знали и что с оптимизмом освещала американская пресса. 22–25 июля 1944 года Армия Крайова вместе с Красной армией освободила Люблин и гражданская администрация местного отделения Делегатуры вышла из подполья. 27 июля все ее работники были интернированы, а затем арестованы НКВД. В Люблине обосновался привезенный из Москвы Польский комитет национального освобождения, который объявил себя законным правительством и передал Красной армии (точнее, НКВД) право распоряжаться на всей освобожденной территории Польши. Концлагерь Майданек принимал новых узников: разоруженных солдат АК и схваченных гражданских должностных лиц подпольного государства. 1 августа вспыхнуло Варшавское восстание, продлившееся до 2 октября.

Но Ривз и представители издательства «Хоутон» ссылались на то, что Миколайчик в то время договаривался со Сталиным и его люблинскими ставленниками о компромиссе. Карский вспоминает:

Мне предложили следующий выход: я напишу постскриптум, в котором, не оценивая по существу деятельность коммунистов в Польше, упомяну, что они тоже боролись с оккупантами, но я не являюсь членом их партии и никак с ними не связан, поэтому ничего не могу об этом рассказать. Я ответил, что, поскольку речь идет о политическом вопросе, я должен согласовать его с нашим послом. Посол просмотрел предварительный текст, уточнил некоторые стилистические и политические оттенки, издатели были удовлетворены, таким образом на последней странице книги появился «Постскриптум» <…> Он отредактирован так удачно, что никак не противоречит официальной доктрине движения Сопротивления и оставляет мне возможность, если понадобится, правдиво осветить этот вопрос, основываясь на материалах, которые я привез из Польши.

В рассказе о лагере в Избице Любельской, который Карский принял за Белжецкий лагерь, в первоначальном тексте книги было сказано, что его провожатым был эстонский охранник и сам он переоделся в форму эстонской охраны. В принципе такое было возможно, но в данном случае лагерь охраняли украинцы. Карский изменил их национальность по указанию польского правительства в Лондоне, которое еще надеялось сохранить Львов в составе Польши (как обещал Энтони Иден) и не хотело портить отношения с влиятельной украинской эмиграцией. В польском издании 1999 года Карский восстановил истину, и мы в настоящем издании последовали его примеру.

«История подпольного государства» в обложке, украшенной белым польским орлом, появилась на прилавках книжных магазинов 28 ноября 1944 года, но еще в сентябре отрывки из книги были опубликованы в журналах: рассказ о еврейской трагедии – в Colliers и The American Mercury, а в женском Harper’s Bazaar – о женщинах-подпольщицах. Насчитывающий шестьсот тысяч членов клуб Book of the Month Club объявил «Историю подпольного государства» лучшей книгой месяца (декабря 1944). Общий тираж американского издания достиг, как уже говорилось, трехсот шестидесяти тысяч экземпляров. Карского разрывали на части – в течение следующих нескольких месяцев он исколесил Соединенные Штаты, выступая с лекциями по приглашениям разных клубов и ассоциаций. 20 декабря посол Чехановский передал президенту Рузвельту экземпляр книги с дарственной надписью автора, снабдив его письмом, где напоминал президенту «об аудиенции, которой он удостоил 28 июля поручика Яна Карского». Стерлинг Норт в журнале New York Post писал:

Московских поляков в Люблине эта книга приведет в ярость. Ян Карский отнимает лавры у коммунистов.

В марте 1945 года довольно широко распространявшийся в США журнал Soviet Russia Today опубликовал за подписью некой Евы Грот статью под названием Not the Whole Story («Не вся история»), полную едких нападок на польское правительство в Лондоне, на польское Сопротивление и на самого Карского. Автор статьи называла его аристократом, ничего не знающим о трудовом народе, провокатором, который смеет отрицать военные заслуги союзников и называть Ялтинскую конференцию «новым Мюнхенским сговором» (Карскому действительно случилось как-то раз, не сдержавшись, публично произнести такие слова), да еще и «антисемитом, связанным с польскими националистами». По мнению самого Карского, эта публикация отрицательно повлияла на успех книги. А вскоре, на фоне эйфории от общей победы и всеобщего восхищения доблестными русскими, книга стала попросту неуместной. Вышел только французский перевод 1948 года, а готовившиеся испанская, португальская, китайская и ивритская версии так и не были изданы.

Видя, как развиваются события в 1944–1945 годах, Карский больше не строил иллюзий относительно того, что появление его книги как-то поможет Польше и ее законному правительству:

Еще раз подчеркиваю: мой теперешний успех не самоценен. Он является результатом десятков тысяч долларов, вложенных Book of the Month Club и Houghton Miffin Co в рекламу книги и моей особы.

Он чувствовал себя истощенным, здоровье его сильно пошатнулось. В письмах Станиславу Коту он писал, что в течение всех четырех последних месяцев (с апреля по июль 1944 г.), пока писалась и готовилась в печать книга, он не прекращал пропагандистской деятельности: шесть радиопередач, двадцать лекций, десятидневное турне в Детройт, включающее шесть выступлений.

Должен предупредить: работать становится все труднее; и тема лекций, и то, как я ее трактую и отвечаю на вопросы, все меньше нравится публике и все больше ее расхолаживает. Это, несомненно, связано с общей политической обстановкой. Иногда я сталкиваюсь с враждебным отношением ко мне и к предмету моих лекций – думаю, оно будет усиливаться.

Он просил, чтобы его заменили кем-нибудь другим – ведь бросать пропагандистскую деятельность было нельзя, – и предлагал своего старого друга Ежи Лерского, который недавно прибыл в Лондон из Польши. Но он не знал, что Лерский постоянно критиковал премьер-министра Миколайчика за готовность пойти на «территориальный компромисс» и уступить требованиям Советов, поддерживаемым союзниками, тогда как сам Карский считал себя обязанным поддерживать линию правительства – таковы были его принципы: неукоснительная лояльность, верность государственным интересам. За это кое-кто даже упрекал его в просоветских настроениях, что ему было особенно больно слышать. Узнав об этом, он, по собственному признанию, не спал несколько ночей. Карский не одобрял позицию «непримиримых» потому, что прекрасно понимал необходимость физически сохранить польский народ. Новак-Езёранский, эмиссар Армии Крайовой и лондонского правительства, автор книги «Курьер из Варшавы», так передает слова Карского, сказанные им в январе 1944 года, незадолго до отъезда из Лондона в США:

В сущности, Польша проиграла войну уже в Тегеране. И наши политики, вместо того чтобы слепо упорствовать в праведных желаниях, лучше бы подумали все вместе, как проиграть войну. <…> Как уменьшить количество потерь и жертв, как вооружить население и подготовить к тому, что его ждет.

5 июля 1945 года Соединенные Штаты и Великобритания перестали признавать легитимность польского правительства в изгнании и завязали официальные отношения с посаженным Сталиным Правительством национального единства (Франция сделала то же самое 29 июня). В первое время этот удар был несколько смягчен для Карского последним поручением, на этот раз полученным от американцев: он на четыре месяца вернулся в Европу, чтобы убедить правительства разных стран в изгнании передать свои архивы и документы о Второй мировой войне в Институт Гувера, созданный при Стэнфордском университете в Калифорнии. Побывав в Лондоне, Париже и Риме, он получил согласие не только поляков, но также латышей, эстонцев и литовцев.

Вернувшись в США, он понял, что о нем все забыли, – он был теперь никому не известным европейским эмигрантом, таким же, как множество других. «Я ненавидел тогда весь мир и хотел отстраниться от него». Забыть, забыть военный ад, никогда и ни с кем больше о нем не говорить, никому больше не рассказывать о трагедии евреев, свидетелем которой он был. Для простоты оформления документов в иммиграционных службах он не стал восстанавливать имя Козелевского и навсегда остался Карским.

Он попытался зажить нормальной жизнью, завести семью, но брак его распался через два года. Ему удалось добиться разрешения на выезд из Польши для любимого брата Мариана и его жены Ядвиги. Сразу обосноваться в Америке они не могли, и Карский на последние остатки полученных за книгу денег купил им маленькую ферму в Канаде, недалеко от Монреаля.

Возобновить дипломатическую карьеру оказалось невозможно: в Госдепартаменте он как уроженец страны, подконтрольной коммунистам, мог рассчитывать только на самую незначительную должность, а чтобы попасть на службу в ООН, ему пришлось бы перейти на сторону варшавского режима – такой шаг он для себя исключал.

Оставался один путь – получение ученой степени и преподавание в университете. Ректор дипломатического отделения Джорджтаунского католического университета Эдмунд Уолш принял Карского с распростертыми объятиями и выхлопотал ему стипендию для обучения в докторантуре. В 1952 году степень доктора политологии была получена, и Карский стал преподавать. Отныне он связал свою судьбу с Джорджтаунским университетом, где проработал больше тридцати лет.

В 1954 году профессор Ян Карский получил американское гражданство. Зная его репутацию антикоммуниста, американская администрация не раз привлекала его как эксперта и поручала ему различные задания. В течение двадцати лет он готовил по собственной программе специалистов для Пентагона и часто ездил по заданию Госдепартамента читать лекции в Азию, Африку и на Ближний Восток. Никто из его коллег и студентов в Джорджтауне, кроме ректора Уолша, с которым он познакомился еще в 1943 году, не знал о его прошлом, но все ценили его как благородного человека и прекрасного лектора. У него учился выпускник 1968 года Билл Клинтон.

В 1954 году в вашингтонской синагоге, куда Карский пришел на концерт современной танцевальной труппы, он встретил Полю Ниренскую, урожденную Ниренштайн, варшавянку, свою старинную знакомую – они общались в Лондоне в 1938 году. В июле 1965-го они поженились. Поля, у которой все родственники, кроме успевших уехать в Палестину родителей, погибли, перешла в католичество. Супруги условились никогда не говорить о прошлом.

Помимо преподавания в университете, профессор Карский в течение многих лет писал книгу, посвященную политике великих держав в отношении Польши. Монография в семьсот страниц The Great Powers and Poland. 1919–1945. From Versailles to Yalta («Великие державы и Польша. 1919–1945. От Версаля до Ялты») вышла в 1985 году. «Печальная книга», – скажет ее автор. Проанализировав огромное количество архивных данных, он приходит к выводу, что в циничной игре с Польшей «морально более виновен Черчилль, а физически – Рузвельт».

В 1987 году Карский скажет своему биографу Станиславу М. Янковскому:

За тридцать с лишним лет я не написал ни одной статьи о своем военном опыте. Но прошлое настигло меня! В 1977 году ко мне пришел режиссер Клод Ланцман, потом Эли Визель, израильский юрист Гидеон Хауснер, и началось: Яд Вашем, фильмы, статьи, газеты…

В 1978–1985 годах, когда бывший эмиссар польского подполья Витольд снова заговорил, уточняя, подчеркивая нравственное и историческое значение той необычайной миссии, которую он выполнял в ноябре сорок второго по поручению своих соотечественников-евреев, окончательно складываются – на этот раз в глазах всего мира – его образ свидетеля и его не для всех удобная позиция. Человеком, который попытался остановить Холокост, но не был услышан, назовет его польский историк Бронислав Геремек, а Эли Визель сочтет, что он сыграл существенную роль в том, что у союзников проснулась совесть и это облегчило судьбу евреев Будапешта.

Клод Ланцман, снимая свой фильм в 1977–1978 годах, разбудил память свидетелей Холокоста. Готовый фильм «Шоа» вышел на экраны весной 1985-го, и сразу после этого главный редактор польского эмигрантского журнала Kultura Ежи Гедройц попросил Карского написать о нем статью. Статья появилась в ноябрьском (1985 г.) номере, затем в ноябре 1986-го была перепечатана парижским Esprit, а в июле 1986-го – американским Together. Карский искренне восхищается фильмом, но сожалеет, что в сорока минутах, которые отобраны из его восьмичасового рассказа, смещен акцент с того главного, про что мог сказать только он, – про глухоту западных стран к призыву о помощи, переданному через него евреями варшавского гетто.

Карского увлекла идея сделать фильм, дополняющий «Шоа» и показывающий «нынешним и будущим поколениям», что в этой катастрофе честь человечества спасали тысячи простых людей, которые помогли выжить какой-то части евреев. «На глазах всего мира» – так называлось сообщение, обнародованное Карским в январе 1993 года по случаю грядущего пятидесятилетия восстания варшавского гетто и упоминавшее о «докладе Карского», который польское правительство передало союзникам в ноябре 1942 года и который был найден историками в британских архивах. По мнению Карского, которое он твердо отстаивал, «польское правительство в Лондоне сделало все, что могло, чтобы помочь евреям. Но у него в то время не хватало сил не только самому спасти их, но и защитить независимость своей страны».

Фильм «Шоа» вынудил польское правительство генерала Ярузельского частично снять запрет с имени Карского, но не с его книги – она оставалась запрещенной. И только в апреле 1987-го, через сорок с лишним лет после окончания Второй мировой войны, поляки впервые увидели фотографию героя Сопротивления Яна Карского в двух газетах. В ноябре 1987 года публицист Станислав Янковский впервые встретился в США с Карским – это стало началом его работы над большой книгой. В декабре того же года Карский предоставил Янковскому все свои личные архивы и вел с ним долгие беседы у себя дома в Вашингтоне. И наконец, в 1991-м, в связи с выходом в свет написанной Янковским биографии «Эмиссар Витольд», Карский приехал на родину, и независимая Польша восторженно приняла его. В 1995-м он снова посетил Польшу по случаю издания польского перевода с английского книги Томаса Э. Вуда и Станислава М. Янковского «Как один человек пытался остановить Холокост».

В девяностые годы несколько университетов мира присвоили Карскому звание доктора honoris causa. В 1994-м он стал почетным гражданином Израиля. В 1995-м первый польский президент Лех Валенса наградил его орденом Белого орла. В 1998 году Израиль, отмечавший пятидесятилетие еврейского государства, выдвинул Карского на соискание Нобелевской премии мира. Двое историков из поколения «Солидарности» (Анджей Рознер и Анджей Кунерт) убедили Карского дать согласие на публикацию «Истории подпольного государства» по-польски, и в декабре 1999 года, через пятьдесят пять лет после написания, книга вышла в свет на родине автора. Бывший боец польского подпольного государства снабдил это издание посвящением:

Солдатам и участникам Сопротивления, боровшимся за свободу и независимость Польши, тем, кто отдал за это свою жизнь, тем, кто выжил, и всем тем, с кем свела меня судьба на дорогах войны.

Селин Жерве-Франсель