Текст книги "Я свидетельствую перед миром"

Автор книги: Ян Карский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

В заключение Сикорский еще раз подчеркнул, что задача Сопротивления и правительства во время этой войны – не только восстановить, но и преобразовать, изменить к лучшему польское государство.

На другой день я случайно встретился с Котом в «Кафе де ла Пэ». Должно быть, оно ему нравилось, а Кот был человеком привычки. В Кракове он с таким же постоянством посещал одно кафе, которое студенты прозвали «Кафе Кота». Кот тоже полностью одобрил предложения, которые я привез. Он был уверен, что оккупация кончится не скоро, а потому надо готовиться к длительной борьбе. Он посоветовал мне связаться с генералом Соснковским, главой подпольной армии[70]70
  Казимеж Соснковский (псевдоним Годземба; 1885–1969) – военный и политический деятель, один из руководителей Польских легионов; в период с сентября 1921-го по февраль 1924 г. неоднократно назначался военным министром Польши, в дальнейшем также занимал высокие военные посты. В сентябре 1939 г. командовал частями Южного фронта, после разгрома Польши пробрался во Францию, генералом Сикорским был назначен командующим Союзом вооруженной борьбы (см. прим. 2 к гл. VIII /В файле – примечание № 50 – прим. верст./) и председателем Комитета министров по делам отечества. Соснковский был яростным противником просоветской политики и в июле 1941 г. подал в отставку из-за несогласия с Сикорским, подписавшим соглашение с СССР о признании новых восточных границ Польши. В 1943 г., после гибели Сикорского, новый президент Рачкевич назначил Соснковского главнокомандующим Польских вооруженных сил. Соснковский был против начала Варшавского восстания (1944 г.), во время восстания добивался помощи союзников, обвиняя их в нарушении союзнических обязательств. 30 сентября 1944 г., по настоянию Черчилля, был отправлен в отставку. Эмигрировал в Канаду, где жил до самой смерти.


[Закрыть].

Я позвонил адъютанту генерала, который устроил нам встречу в скромном бистро. Соснковский – типичный военный, лет шестидесяти пяти, высокий, крупный, с пронзительными голубыми глазами и густыми бровями. Он возглавлял штаб Пилсудского, когда тот перед Первой мировой организовывал подпольное сопротивление угнетателям. Конспиративная закваска осталась в нем навсегда.

Немудрено поэтому, что для начала он отчитал меня за то, что я вот так, в открытую, позвонил его адъютанту. Разве мне неизвестно, что телефон прослушивается? Я не ответил. Он спросил, что происходит в Польше, но никак не выразил своего отношения к социальным и политическим проблемам. Его дело, как он сам сказал, – это армия. Соснковский тоже считал, что Польша оккупирована надолго и очень важно, чтобы польский народ понимал: эта война отличается от других, а когда она кончится, все изменится.

Я пробыл в Париже полтора месяца и почти все время был занят составлением отчетов, которые должен был увезти с собой. А в редкие свободные часы гулял по городу с Ежи Юром. Перед отъездом я в последний раз беседовал с Котом, и он назвал имена всех влиятельных людей из Сопротивления, с которыми мне следовало встретиться. Мы расстались друзьями, а напоследок Кот сказал:

– По всем правилам, я должен бы взять с вас клятву, что вы нас не предадите. Но если бы вы были низким предателем, то и клятву нарушили бы без зазрения совести. Так что давайте просто пожмем друг другу руки. Удачи вам, Карский!

Обратно я ехал под другим именем и с другими документами. Сначала Восточным экспрессом, через Югославию, прибыл в Будапешт. Там остановился на два дня и в интересах дела согласился вместо другого, обычного агента доставить в Польшу рюкзак с деньгами. Услуга была не такая уж пустячная – набитый бумажными купюрами рюкзак весит килограммов двадцать с лишним. Немалый груз, учитывая прочую мою экипировку. До Кошице я доехал на машине, а там встретился с тем же проводником, который перевел меня через горы. Все обошлось благополучно, если не считать того, что снег растаял, так что лыжи не пригодились. Я шел, нагруженный как мул, но счастливый, оттого что возвращаюсь.

Глава XI
Подпольное государство (1)

В конце апреля 1940 года я привез в Польшу важные распоряжения от правительства в изгнании: всем подпольным организациям предписывалось объединиться под эгидой подпольного государства. Перейдя границу, я на несколько дней остановился в одном из тайных убежищ, а потом добрался до Кракова, где связался с представителем Сопротивления. Уже тогда он рассказал мне, что основы для предстоящего объединения заложены, но понадобилось еще много времени, чтобы оно состоялось.

В Кракове меня посвятили в дела местного Сопротивления, и я впервые понял, какая слаженная организация и какая хитроумная тактика требовались для того, чтобы избежать провала. Меня ни на минуту не выпускали из виду. Как я вскоре убедился, обо мне знали всё: что я делал, что говорил и даже что ел на обед. Подходя к дому, я каждый раз заставал у ворот человека, с которым обменивался паролем. Если же никого не было, следовало немедленно повернуться и уйти.

Однажды мне было сказано, что в 9.45 меня будет ждать у ворот пожилая седовласая женщина с синим зонтиком и корзиной картошки в руках. А я как раз в то утро решил сходить в костел. Служба кончилась в половине десятого, к дому я подошел как раз в условленное время, увидел ту самую женщину, и она отвела меня на заранее назначенную встречу. На другой вечер ко мне пришел связной и передал, что руководство недовольно тем, что я не ночую дома и общаюсь с посторонними людьми. Выходит, та тихая седенькая старушка донесла, что я не вышел из дома, а, наоборот, подошел к нему, то есть ходил неизвестно куда.

Постоянная слежка действовала мне на нервы. Я поинтересовался, зачем она нужна. Во-первых, ответили мне, из опасения, как бы я по неосторожности не совершил какой-нибудь ошибки, а во-вторых, если вдруг меня схватит гестапо, надо, чтобы об этом тут же стало известно, иначе можно не успеть принять необходимые меры безопасности. Вот так обходились с курьером от правительства, который привез важные указания и который в то время был о себе весьма высокого мнения.

За четыре с половиной месяца, пока меня не было в Кракове, жизнь там очень сильно изменилась. После первых же встреч я убедился, что объединение всех подпольных групп практически уже произошло. В движении Сопротивления выделялись две основные ветви: коалиция четырех основных партий – Национальной, Крестьянской, Польской социалистической и Партии труда – и военная подпольная организация.

В этой структуре не хватало еще одной, третьей, части – представительства (Делегатуры) правительства на территории оккупированной Польши, которое регулировало бы деятельность гражданских систем: административного управления, юстиции, экономики, социальной защиты и т. д. Конечно, сразу же встал вопрос о кадрах, и прежде всего – о кандидатуре на пост главного представителя правительства внутри страны.

В бумагах, которые я привез, были вполне ясные указания на этот счет: правительство в Анже примет любого кандидата, которого поддержат все партии. Сикорскому и его кабинету было не важно, кто это будет и к какой партии будет принадлежать. Главное, чтобы поляки ему доверяли и он пользовался всенародным доверием.

Первое, о чем я узнал по возвращении в Польшу, – это арест Борецкого. Он и многие другие заплатили жизнью за успехи, достигнутые в формировании подпольного польского государства.

Был расстрелян и один из лидеров Партии труда Тека[71]71
  Тека (наст. имя Владислав Темпка; 1889–1940) – юрист, депутат сейма (1929–1935), глава действовавшей в Кракове подпольной организации Партии труда, соратник генерала Сикорского. Был арестован 18 апреля 1940 г., отправлен в Аушвиц и 12 июня 1940 г. расстрелян.


[Закрыть]. Он тоже очень много сделал для сближения партий и диалога между ними.

В Кракове с большим энтузиазмом встретили известие о начале войны между Францией и Германией, в которой Гитлеру предрекали скорое поражение. И никто не хотел слушать мои невеселые соображения, основанные на том, что я слышал от Сикорского, Кота и Соснковского.

Жил я в Кракове у своего довоенного знакомого Юзефа Цины[72]72
  Юзеф Цина (наст. имя Юзеф Циранкевич; 1911–1989) – политический деятель социалистического, а затем коммунистического направления. С 1935 г. секретарь краковского комитета Польской социалистической партии, во время войны активно занимался организацией социалистических подпольных ячеек. 19 апреля 1941 г. был арестован и отправлен в Аушвиц, где участвовал в лагерном сопротивлении. В начале 1945 г. его перевели в Маутхаузен, откуда в мае он был освобожден американцами; в Маутхаузене Циранкевич сблизился с коммунистами. После войны вступил в правящую Польскую объединенную рабочую партию (ПОРП), занимал высокие государственные должности, был премьер-министром ПНР (1947–1952, 1954–1970). Карский в описываемое время жил не у Циранкевича, а у другого социалиста, своего старого школьного друга Тадеуша Пильца, в рабочем предместье Кракова (Пильц появится в главе XX под именем Келец – см. прим 1 к главе XX /В файле – примечание № 112 – прим. верст./). В 1940 г. квартира Пильца была одним из мест, где собирались социалисты-подпольщики, так что Циранкевич был, возможно, первым из политических лидеров Сопротивления, который встретился с курьером Витольдом.


[Закрыть], известного социалистического деятеля и талантливого журналиста. Уже в двадцать пять лет он отличался удивительной властностью, красноречием и зрелостью суждений. Кроме того, он был человеком умеренным и трезвомыслящим. И обладал редким и ценнейшим для подпольщика качеством: никогда не привлекал внимания ни к себе, ни к тому, что он делает. Все его разъезды и встречи сходили за обычные развлечения или выглядели связанными с какими-то бытовыми общественными заботами. И это был единственный из всех знакомых мне лидеров Сопротивления, отчетливо понимавший, какой роковой ошибкой была бездумная вера в несокрушимость Франции[73]73
  События «странной войны» стали жестоким разочарованием для большинства поляков. Карский же еще в феврале – марте 1940 г. был поражен царившей в Париже атмосферой полнейшей беззаботности. В мае, после стремительного наступления вермахта, в «роковой ошибке» упрекали Сикорского – за то, что, будучи слишком доверчивым союзником Франции, он подставил под удар и вновь сформированную там 84-тысячную «новую польскую армию».


[Закрыть].

– Немцы, – говорил он мне, – быстро продвигаются по территории Франции. Все могло бы обернуться не так ужасно, если бы союзники упредили их собственным наступлением. Раз наступать первыми стали немцы, значит, у них есть для этого силы и средства. А раз союзники не выступили против них на суше, на море и в воздухе, значит, они не в состоянии это сделать. В войне преимущество, стратегическое и тактическое, имеет тот, кто атакует первым.

Я провел у него три дня. Он жил на окраине Кракова и работал в одном из немногих уцелевших при немцах кооперативов. Официально был зарегистрирован в квартире на третьем этаже, но на самом деле жил на первом, у своей связной.

– Если немцы захотят меня арестовать, они пойдут на третий этаж и, естественно, не найдут меня там. Зато я услышу их и скроюсь через эту «дверь», – с веселой усмешкой объяснил он мне, показывая на две половицы на кухне, под которыми была лесенка в подвал. – Там есть подземный коридор, он проходит под тремя домами и выводит на угол соседней улицы. Так что можно прекрасно смыться.

Перед самым моим уходом он словно бы невзначай сказал:

– Кстати, ты мог бы прихватить вот это и распространить в поезде или в Варшаве. Но прежде прочти. Это первомайский манифест социалистов.

– И что я должен с ним сделать? – спросил я, беря протянутый мне сверток.

– Распространи эти листовки. Одних разговоров мало, надо доносить наши идеи до людей.

Текст назывался «1 мая 1940 г. Манифест свободы». Это было краткое и красноречивое изложение позиции подпольной Польской социалистической партии и анализ ситуации в оккупированной Польше:

Польский рабочий, крестьянин, интеллигент – мы обращаемся к тебе в тяжкую годину. Мы поднимаем голос в дни, когда наше отечество порабощено. Но мы знаем, что вы его услышите и поймете. Это голос польского социализма. Вы уже слышали его из уст Варынского, Монтвила, Окжеи[74]74
  Людвик Тадеуш Варынский (1856–1889) – один из основоположников социалистического движения в Польше, в 1883 г. был арестован, приговорен к 16 годам каторжных работ и заключен в Шлиссельбургскую крепость, где умер.
  Юзеф Анастазий Мирецкий (псевдоним Монтвил; 1879–1908) – социалист, один из руководителей Боевой организации ППС, организатор и участник многих покушений, повешен.
  Стефан Александр Окжея (1886–1905) – рабочий, член ППС и Боевой организации ППС, был схвачен при нападении на полицейский участок в Варшаве, приговорен к смерти и повешен.


[Закрыть]. Этот голос много раз поднимался и в годы независимости Польши – поднимался против деспотической политики правящих кругов. Это голос варшавских и гдыньских рабочих, звавших на борьбу с захватчиками.

Мы призываем вас вспомнить о дне, неразрывно связанном с борьбой за независимость и дело социализма. Приближается 1 мая. Это официальный праздник по обе стороны Буга. Мы же должны в этот день не Гитлера и Сталина чествовать, а собраться с силами для непреклонной борьбы. Польша потерпела поражение. Смертоносная атака немецкой армии, на помощь которой пришла советская армия, не встретила достойного сопротивления. <…>

История преподает польскому народу жестокий урок. Сегодня дорога к свободе пролегает через пыточные камеры гестапо и ГПУ, тюрьмы и концлагеря, через депортации и массовые казни.

Гонимые, угнетенные, обездоленные, мы наконец уяснили горькую истину. Судьбу страны больше нельзя доверять представителям классов, показавших свою неспособность сделать Польшу великой, могучей, справедливой. Польша помещиков, капиталистов и банкиров не имеет права на существование. Только польский народ, польский рабочий, крестьянин, интеллигент имеет право строить свое отечество.

На западе Англия и Франция воюют с Германией. Новая польская армия сражается бок о бок с союзниками. Но мы должны понять, что судьба Польши решается не только на линии Мажино и линии Зигфрида. Решительный час пробьет тогда, когда польский народ сам поднимется на борьбу с захватчиками. И мы должны терпеливо и упорно ждать этого часа, не только собирая оружие, но и оттачивая в преддверии его всю свою политическую мудрость. Власть в новой Польше должна принадлежать народу. Новая Польша должна стать родиной свободы, справедливости и демократии. Суверенный народ создаст законы, на которых утвердится новый общественный строй – социализм.

Лжи гитлеровского национал-«социализма», сталинской диктатуре, превращающей человека в раба, мы противопоставим социализм, позволяющий удовлетворить все материальные и духовные потребности, важнейшая из которых – свобода. Новая Польша исправит ошибки прошлого. Землю нужно безвозмездно раздать крестьянам, шахты, банки, заводы поставить под общественный контроль. Должна быть вновь провозглашена свобода вероисповедания и свобода совести[75]75
  В независимой Польше эти свободы были гарантированы конституцией 17 марта 1921 г. и апрельской конституцией 1935 г.


[Закрыть]. Школы и университеты должны стать доступными для всех детей, без различия сословий. Чудовищные преследования, которым на наших глазах подвергается еврейский народ[76]76
  Согласно переписи 1931 г., в Кракове насчитывалось 56 500 человек иудейского вероисповедания, то есть 25,8 % населения. 21 ноября 1939 г. нацистские власти зарегистрировали в городе 68 482 евреев (число их увеличилось за счет беженцев), в том числе 17 732 детей до 16 лет. В Кракове дискриминация евреев началась раньше, чем в других городах: с ноября 1939 г. было введено обязательное ношение белой повязки с голубой звездой Давида, затем евреям был запрещен доступ в публичные места, на улицах стали хватать стариков и обрезать им бороды. 28 ноября 1939 г. был образован юденрат (так назывались органы самоуправления во всех гетто на оккупированной территории). В мае 1940 г., когда листовка социалистов призывала к солидарности с согражданами-евреями, закрытого гетто еще не существовало – оно было устроено на правом берегу Вислы в марте 1941-го. К июлю 1941 г. там насчитывалось 14 000 тысяч жителей. В Кракове поляки и евреи издавна жили в согласии, поэтому многие спасали евреев, в арийской части Кракова выжило более двух тысяч евреев: сначала их из простой человечности прятали соседи или коллеги, позднее стало действовать организованное подполье. Инициатива исходила от верной своим традициям Польской социалистической партии, которая устроила около 150 укрытий. 12 марта 1943 г. было создано краковское отделение «Жеготы» (подпольного Совета помощи евреям; 1942–1945 – подробнее см. прим. 5 к гл. XXIX /В файле – примечание № 146 – прим. верст./). Помогали и католики: с одобрения архиепископа Адама Сапеги евреев прятали в монастырях и сиротских приютах.


[Закрыть], должны научить нас жить в согласии с теми, кого притесняет наш общий враг. Мы, лишенные сегодня своего государства, должны научиться уважать свободолюбивые стремления украинского и белорусского народов.

После победы, когда к власти на развалинах, оставленных санационным правительством и захватчиками, придет народное правительство освобожденной Польши, нашим долгом будет построить страну, где царят свобода, справедливость и благосостояние.

В этот страшный час польской, а может быть, и мировой истории мы взываем к вашей стойкости и духу сопротивления. Пусть 1 мая на всех польских землях вновь прозвучат старые революционные лозунги. <…>

Я распространил около сотни таких листовок, а одну оставил себе.

Из четырех принявших участие в Сопротивлении политических сил самое большое влияние на польское общественное мнение оказывало социалистическое движение, представленное Польской социалистической партией, ППС. Эта партия обладала богатейшим опытом борьбы за независимость и потому стала такой популярной среди польских рабочих, которые составляли костяк боевых отрядов.

Из рядов социалистов выходили самые отважные и бескорыстные бойцы. Еще в 1905 году ППС устраивала покушения на царских вельмож, за что ее активисты поплатились жизнью. Подпольная пресса Сопротивления продолжала традиции газеты ППС Robotnik («Рабочий»), которая накануне Первой мировой войны бросала вызов царской полиции и призывала поляков восстать против угнетателей. Рабочие сыграли главную роль в обороне Варшавы под руководством Мечислава Недзялковского[77]77
  Мечислав Недзялковский (1893–1940) – деятель ППС, публицист, главный редактор газеты Robotnik. Активно участвовал в обороне Варшавы в 1939 г., организовал отряды добровольцев, принимал участие в организации подпольной деятельности; был арестован и расстрелян нацистами 21 июня 1940 г.


[Закрыть]. Когда Варшава пала, Недзялковский отказался не только подписать капитуляцию, но и признать сам ее факт. Когда немцы вошли в город, он продолжал жить в своем доме, под своим именем и даже не пытался бежать или прятаться. В гестапо его допрашивал сам Гиммлер.

– Чего вы от нас хотите? Чего ждете? – спросил Гиммлер (если верить его собственному донесению).

Недзялковский поправил очки и презрительно посмотрел на него:

– От вас я ничего не хочу и ничего не жду. Я сражаюсь с вами.

Гиммлер приказал расстрелять этого неукротимого, гордого рабочего вождя.

Идеология ППС была основана на марксистском учении, каким оно было изначально, в XIX веке, и никогда не менялась. Социалисты считали, что средства производства должны находиться под контролем государства, стояли за национализацию промышленности, плановую управляемую экономику, раздел земли между крестьянами, а в политике – за парламентскую демократию.

Национальная партия тоже имела глубокие корни в польском общественном сознании. Ее лозунг «Всё для нации» сыграл неоценимую роль в борьбе Польши за то, чтобы сохраниться как нация и пережить бесчисленные трагедии. У национально-демократического движения, главной целью которого было создание католического государства польского народа, находились сторонники во всех сословиях. Признанным лидером этого движения был Роман Дмовский[78]78
  Роман Дмовский (1864–1939) – политик, публицист, один из основателей национально-демократического движения (эндеции), идеолог польского национализма. Член II и III Государственной думы Российской империи (1907–1909). Во время Первой мировой войны выступал на стороне Антанты. Был делегатом Польши на Парижской мирной конференции, которая завершилась подписанием Версальского договора, восстанавливавшего независимое польское государство; в 1919 г. избран депутатом Законодательного сейма, в 1923 г. – министр иностранных дел. Дмовский был политическим противником Юзефа Пилсудского, сторонником мононационального польского государства, основателем националистической политической группировки «Лагерь великой Польши» (1926–1933).


[Закрыть], подписавший в 1919 году от имени Польши Версальский договор, в соответствии с которым страна, сто двадцать три года отсутствовавшая на карте Европы, вновь на ней появилась.

Национальная партия, как и предшествовавшие ей партии национально-демократического лагеря, возникшего еще в период разделов Польши, открывала свои школы, основывала фонды для их содержания, пропагандировала идею польской национальной целостности – в социальном и политическом плане, – ратовала за право крестьян на земельную собственность и развитие экономики на базе национального капитала.

Крестьянская партия была сравнительно молодой. Ее главная заслуга заключалась в том, что она развивала политическое сознание крестьянства, составлявшего более 60 % населения страны. Польские крестьяне на протяжении многих веков оставались политически пассивными, невежественными, вели примитивный образ жизни и не принимали никакого участия в общенациональных делах. Крестьянская партия много сделала, чтобы они осознали свои права и свою историческую роль. Она открыла сотни сельских школ и кооперативов.

Так же как две предыдущие партии, она твердо привержена парламентской демократии. И внушает крестьянам, что только демократические и парламентские установления могут обеспечить им законное место в жизни нации. Отстаивает радикальную земельную реформу, индустриализацию перенаселенных аграрных районов и миграцию их жителей в города. Один из самых ярких лидеров Крестьянской партии Мацей Ратай[79]79
  Мацей Ратай (1884–1940) возглавил Крестьянскую партию в 1935 г. и оставался номинальным главой исполкома партии до 1939 г. Во время осады Варшавы входил в Гражданский комитет обороны, представлял Крестьянскую партию в «Службе победе Польши», организовал подпольное руководство Крестьянской партией. Расстрелян 21 июня 1940 г. вместе с 13 другими деятелями подполья.


[Закрыть], который в течение нескольких лет возглавлял сейм Польской Республики, был арестован и расстрелян нацистами в 1940 году.

Четвертой из вошедших в коалицию партий была Партия труда. Она также проповедовала демократические принципы, опираясь при этом на учение католической церкви. Это движение, в котором были сильны религиозные и националистические элементы, делало акцент на исторические традиции страны и нации, особенно подчеркивая неразрывную связь Польши с католицизмом. Главным в его деятельности было практическое осуществление предписаний папских энциклик и вообще католической религии.

Ни одна из перечисленных партий не была представлена в довоенном парламенте. Внутриполитическая обстановка в Польше была такова, что они не участвовали в последней избирательной кампании. Тогдашние правящие круги были убеждены, что Польше нужна «железная рука». Отчасти это объяснялось тем, что страна оказалась в окружении государств с диктаторскими режимами. Так или иначе, правительство сочло необходимым ограничить демократические и парламентские свободы, что привело к изменениям государственного устройства, отраженным в конституции 1935 года. В знак протеста те самые четыре партии отказались от участия в выборах, объявив их недемократическими. Вот почему этих партий не оказалось в избранном в мае 1935-го сейме[80]80
  Собственно, авторитарный строй установился в Польше после майского (1926 г.) переворота, организованного Юзефом Пилсудским. Через месяц после принятия новой конституции (апрель 1935 г.) был принят также новый избирательный закон, лишавший оппозиционные партии права самостоятельно выдвигать своих кандидатов в сейм. Следствием этого и был упомянутый в тексте бойкот.


[Закрыть].

В движении Сопротивления сложилась парадоксальная ситуация: потеря независимости привела к возрождению демократических принципов. Получалось, что в условиях подполья политические партии имели большую свободу действий, чем в Польской Республике 1935–1939 годов.

Подавляющее большинство участников польского Сопротивления составляли члены этих четырех партий. Хотя были представлены и другие политические силы – от крайне правых до крайне левых, включая коммунистов. Стоит подчеркнуть, что большая часть этих не примкнувших к коалиции организаций получила возможность развиваться именно в атмосфере политической свободы, установившейся в подполье. Правда, наращивать влияние на общество в оккупированной стране им, по понятным причинам, было трудно. Почти все это были довольно мелкие локальные группировки, хотя у каждой имелась своя подпольная газета.

Прибыв в Варшаву, я застал там те же настроения, что и в Кракове. Консолидация участников Сопротивления упрочилась, и весь город, включая главных руководителей организации, верил в неуязвимость Франции и Англии. Все были уверены, что французы дали войскам вермахта зайти на свою территорию лишь затем, чтобы окружить и уничтожить их. Когда же я говорил, что французы собирались только держать оборону на линии Мажино, меня обзывали паникером. Я пробыл в столице две недели, потом опять отправился в Краков, чтобы провести окончательные переговоры перед второй поездкой во Францию. Моей основной задачей было добиться того, чтобы правительство учредило должность для своих специальных представителей (делегатов) в структурах Сопротивления на оккупированной территории. Мы исходили из двух принципов:

– какой бы оборот ни приняли военные действия, поляки никогда и никоим образом не будут сотрудничать с немцами. Никаких квислингов![81]81
  Видкун Квислинг (1887–1945) – глава коллаборационистской партии оккупированной Норвегии (1941–1945). После капитуляции Третьего рейха был казнен. Имя Квислинга стало нарицательным для обозначения предателей-коллаборационистов.


[Закрыть]

– подпольные структуры станут продолжением польского государства и будут работать в тесном сотрудничестве с правительством в изгнании.

Первый принцип, касающийся отношения к немцам, польский народ свято соблюдал. Поляки игнорировали власть оккупантов, квислингов у нас, в отличие от других стран, не было.

Что же до второго, то раз полномочия государства распространяются и на оккупированную страну, то и связь с подпольными структурами должно организовывать правительство. Но находиться в Польше оно конечно же не могло – тут ему пришлось бы оставаться тайным и анонимным, а значит, оно потеряло бы связь с союзниками и к тому же подвергало бы себя постоянной опасности.

Я много раз присутствовал при спорах о том, где должно находиться правительство, пока они не были пресечены.

Да, по давней традиции, восходящей к польским восстаниям против царской России 1830 и 1863 годов, правительству следовало бы работать в самом сердце подпольного движения, а значит, оставаться тайным и анонимным. Но в этой войне оно оказалось бы отрезанным от союзников и не смогло бы вести внешнюю политику. А если бы такое правительство раскрыли и арестовали, то набрать новое было бы уже невозможно. Решающим аргументом в пользу того, чтобы оставить правительство за границей на все время войны, послужило то, что чисто технически обеспечить непрерывность деятельности Сопротивления можно было лишь в том случае, если его руководители будут назначаться центром, расположенным в безопасной зоне. При такой системе гестапо, как бы ни старалось, никогда не сможет задушить подполье. Погибших в Польше командиров любого уровня можно будет заменить законно назначенными преемниками.

Решили также, что при назначении делегатов полномочия правительства будут ограничены и выбирать делегатов оно сможет из кандидатур, предложенных руководством Сопротивления. Предполагалась гибкая система взаимосвязи.

На этом этапе самой большой трудностью явилось то, что возглавившие Сопротивление партии не были представлены в довоенном правительстве и не участвовали в последних выборах в сейм. Поэтому невозможно было определить степень их популярности и реального влияния в стране.

Не вызывало сомнений, что коалицию четырех партий поддерживает большинство польских граждан, но какова по справедливости должна быть мера участия каждой из них в руководящих органах?

Положение усугублялось тем, что каждая партия желала оставаться независимой. Наученные предвоенным опытом, ее лидеры не доверяли высшей администрации и не хотели, чтобы правительство вмешивалось в их дела. Пришлось дать им гарантию, что созданная Сопротивлением администрация никак не будет ущемлять их интересы или посягать на их принципы. Крайне важно было, чтобы представители краковского и варшавского подполья договорились о том, кого они хотели бы видеть на посту руководителя Делегатуры, облеченного большой властью. Наконец, после долгих споров, распрей и всяческих осложнений, все пришли к согласию относительно личности руководителя и делегатов в разных воеводствах из числа членов четырех партий в соответствии со значимостью партии.

Партии решили создать подпольный парламент, задуманный не только как чисто представительский, но и как надзорный орган, который должен контролировать кадровую и финансовую политику Сопротивления. Выработали и правила распределения мест в различных структурах подпольной администрации.

Целью моей новой поездки во Францию было представить отчет о сложном процессе формирования подпольного государства и его механизмов, о спорах внутри коалиции, достигнутых компромиссах и об условиях, на которых Сопротивление обязывалось поддерживать правительство Сикорского.

Мне, кроме того, доверили миссию, которую я считал особенно почетной. Я принял присягу и был посвящен во все самые важные планы, тайны и детали внутренней деятельности Сопротивления. А каждая из партий еще и утвердила меня как полномочного курьера при своем представительстве в кабинете Сикорского. Я поклялся передавать информацию строго по назначению, не использовать ее против какой-либо из партий или в своих собственных карьерных интересах. В общем, я был чем-то вроде духовника при всех партиях, точнее, настоящим каналом связи между Варшавой и Парижем[82]82
  Торжественная присяга, которую принимал каждый боец «Союза вооруженной борьбы», позднее Армии Крайовой, звучала так: «Клянусь перед Всемогущим Господом и Пресвятой Девой Марией верно служить своему Отечеству, Польской Республике, защищать Ее честь и, не жалея сил и жизни своей, бороться за Ее освобождение из неволи. Клянусь безоговорочно повиноваться президенту Польской Республики и приказам верховного главнокомандующего, а также назначенному им командующему Армией Крайовой и ни при каких обстоятельствах не выдавать нашу тайную организацию». Курьеры, такие как Ян Карский, прибавляли еще: «Клянусь перед Богом никому не открывать содержания доверенных мне писем, докладов и документов и передавать их только адресатам». Заканчивалась клятва словами: «Да поможет мне Бог!»


[Закрыть].

Меня переполняла гордость.