Текст книги "Тринити"

Автор книги: Яков Арсенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 67 страниц)

Глава 9
ДОМ НА ОЗЕРНОЙ

Город жил насильственной жизнью. Притом что он расстраивался, его жизненная емкость не увеличивалась, а, наоборот, уменьшалась. Градообразующее предприятие – вагонный завод, как животное, которое в смутное природное время начинает поедать своих детей, – стало градопожирающим предприятием. Оно обанкротилось, и на содержание его пенсионеров уходил весь бюджет города. Зарплаты выплачивались только через суды. Безработные завода заполнили все улицы и подвалы – им негде стало жить. Вагонное училище не принимало на завод выпускников, и они шли прямиком в организованные группировки за легкой уличной добычей. Очереди на получение квартир замерли, дома для рабочих строиться перестали, а семьи продолжали расти. Сыновья женились тут же на этих двадцати метрах и начинали поднимать руки на отцов и матерей. Пришлось открыть еще одно кладбище, где квадратный метр земли стоил столько же, сколько и на Рублевке. В связи с отсутствием возможности ремонтировать электропоезда их все отменили. Пассажирские вагоны по всей стране ходили исключительно немецкого производства – на свои министерство не давало денег. Коллектив завода всем кагалом еженедельно ходил перекрывать телами железную дорогу с проходящими по ней составами из гэдээровских вагонов. «Страну покрывали туманы, и Енька ушла в партизаны!» И тогда кондуктор Енина Страханкина решила взять под свой контроль все, что могло быть пожрано этим бюджетообразующим в недавнем прошлом предприятием. Несимметричные множественные невриты она решила превратить в симметричные, потому что клинические картины городских улиц и площадей имели ряд сходных мест. Это происходило потому, что городу насаждали чуждую архитектуру, навязывали чудаковатых правителей и принуждали к веселью. Устраивали День города, например, сразу после пожара первой категории в детской больнице.

– Мы будем работать так, чтобы людям по крупице становилось лучше, пообещал глава города Беломырин Сергей Петрович. – Нагрубил начальник ЖКО снять его с очереди на квартиру!

После этого выступления жители больше не видели своего мэра. Градоначальник не переносил прямых контактов с горожанами и всю работу по управлению городом брал на дом. Текучку в мэрии на Советской площади вел его заместитель – клеврет Гладков. Он отмазывал мэра-надомника по всем вопросам – занимался освящением знамен, участвовал в комиссиях, разрезал ленточки, зачитывал тексты соболезнований, пускал по миру корабли, встречал и провожал депутации.

Жизнь в городе шла вразнобой. В ходе приватизации Гладков нечаянно продал одну и ту же недвижимость несколько раз. Истинный покупатель определялся потом разборками с потасовками и перестрелками, в ходе которых Гладков получил несколько газовых пшиков в зад, но выжил.

Город потрясали хронические бюджетные расстройства – объекты не доводились до ума, и вопрос с их завершением из строительного постепенно превращался в философский. Собственно, это был не город, а один сплошной долгострой.

Самой именитой незавершенкой считался тридцатиэтажный Дом творческих союзов работников вагонного завода на тонкой монолитной ноге. Он располагался на Озерной улице и имел запутанную кредитную историю. Хозяева помещений пытались завести в подвалах переплетные мастерские, но сами попали в такой финансовый переплет, что пришлось перекраивать не только проект, но и смету. Долгострой был настолько долог, что ему вместо положенного 1-го номера поначалу присвоили просто 11-й, а потом послали еще дальше – на 11 А, поскольку на финише его обошел спуртом пенобетонный гараж Станции по контролю за растениями.

В миру высотный Дом творческих союзов звался «унитазом». Имя прикипело к бросовому объекту без отторжения, чему способствовала свалка отходов «Старого чикена» у подножия. Ходили слухи, что Дом творческих союзов должен был вот-вот рухнуть. Будто бы куда-то поплыли грунты, в связи с чем стал уходить в сторону от ответственности неправильно залитый фундамент. Строительство приостановили на неопределенный срок. А все потому, что город стоял на историческом болоте, говорили знатоки. В народной среде находились конкретные источники, которые ведали с точностью до градуса, что крен обозначился в сторону обкома и «унитаз» рухнет обязательно на него. Его обломки вздыбят частный сектор, сметут «хрущобы» и вломятся в кабинет Вячеслава Ивановича Позорькина.

Квартиры и дома по оси вероятного падения «унитаза» катастрофически дешевели. Замедленное падение высотки не отмечалось невооруженным глазом, как в случае с Пизой, но ощутимо присутствовало в городе по разделу народных верований.

– С этим «унитазом» просто бидэ! – сетовал окрестный люд.

Бабки, проходя мимо дома на Озерной, убыстряли шаг и крестились.

Досужий визирь Гладков подсказал Беломырину разобрать падающее чудо света до пятого этажа и устроить там казино, но из-за чертовщины, витающей вокруг высотки, лишить население еще одного объекта веры – будущего грехопадения «унитаза» – никто не отважился. Это бы привело к более дробному расколу электората.

Шпиль «унитаза» наблюдался из любой точки города и непрестанно мозолил глаза. Эти неосвоенные капиталовложения не давали покоя аксакалу.

– К вам из общества слепых, – доложила Журавлева, оторвав аксакала от заоконного пейзажа.

– Зачем? – напряг он голову.

– Как обычно – оформить льготную подписку.

– Слепые? Подписку? – насторожился редактор «Лишенца». – Ну, пусть зайдут.

В кабинет вошла стайка слепых подписчиков. Они передали Макарону прошение и, от нетерпения постукивая своими тросточками, боязливо ожидали результата. Макарон подмахнул бумаги и спросил:

– А как же вы читаете?

– Мы чтецов нанимаем, – ответил старший слепой. – Они нам все прочитывают – от корки до корки! И фамилии все, и выходные данные. Нам все нравится.

– В следующем году мы сделаем для вас радиоверсию газеты, – пообещал Макарон. – Чтобы вы ее просто прослушивали.

– А вот это было бы неплохо, – поблагодарили Макарона слепые. – Мы бы вас век поддерживали.

Решив свой вопрос, слепые по стенке протиснулись в коридор и, продолжая благолепствовать, направились к лестнице.

– Работаем тут, как сервитутки! – произнесла Галка, когда просители удалились. – Проходной двор! Теснотища!

– Ну а как ты хотела? – возразил ей Варшавский. – Разрослись, больше некуда.

– А ты мне что обещал?! – напомнила Галка Артуру кое-что из своей записной книжки. – Перспективы! Простор!

– Я имел в виду вообще, – сказал сам-Артур.

Макарон спокойно дослушал перебранку Варшавских и велел Журавлевой кликнуть сотрудников.

Газетный люд стал собираться на внеплановую оперативку. Все сгрудились вокруг Макарона.

– Может, нам уже пора приступить к следующему пункту нашего Устава? спросил у рассевшихся как попало сотрудников аксакал.

– К какому именно? – решил уточнить Артамонов. – Использование пустырей под устройство спортивных площадок?

– Почти угадал, – похвалил его Макарон. – А вообще надо немного доработать Устав.

– В какую сторону? – поинтересовался Нидворай, ведь это ложилось на его плечи.

– Заняться доделкой долгостроев, – сказал Макарон.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Артамонов. – У нас это есть.

– Ну и отлично. Тогда я вам вот что скажу – нам пора приобрести приличный офис! – забросил идею Макарон собравшимся коллегам. – Я как раз видел объявление о продаже недостроенного Дома творческих союзов. Гложет меня одна мыслишка по этому поводу.

– Хорошая мысль, – согласился Артамонов.

– А то наше нынешнее присутствие приводит клиентов в ужас, – поддержала его Дебора.

– Особенно слепых, – сказал Прорехов.

– Да ладно тебе, – пнула его Улька. – И впрямь яблоку упасть негде.

– Идею надо подбросить Мошнаку. Он обязательно на нее западет, посоветовал Артамонов. – Кого-кого, а Капитона Ивановича раскрутить можно. Он человек с понятиями. Тем более что он нам обещал кредит.

– Честно говоря, я бы на вашем месте и по поводу жилья призадумался, добавил Макарон. – А то Артамонов уже, как ледокол, расчищает путь животу Деборы. Смотрится она очень стельно, а значит, того и гляди, свинтит в декрет. И, судя по расцветке глаз, дело вряд ли завершится одним экземпляром.

– Детей надо сначала родить одного, а потом добавлять по вкусу, обнародовала свои планы Дебора, застеснявшись.

– А вы не собираетесь завести себе чадо-юдо? – спросил Макарон у Галки с Артуром.

– Но они же не голосеменные, в конце концов, – вступился за Варшавских Нидворай. – У них нормальный конкубинат, живут с намерением установить брачные отношения.

– Да, дом – это серьезно, – задумчиво произнесла Улька.

– Да, серьезно, – согласилась Дебора. Ей было неудобно быть беременной в одиночку. Доля этой правды хоть и пряталась глубоко на донышках глаз, нет-нет да и выплескивалась наружу.

– Закон возвышения потребностей, – растолковал положение вещей Нидворай. – Человек всегда стремится захватить вокруг себя все больше пространства.

– Этот вопрос надо решить раз и навсегда, – подвел черту Макарон. – А то ваша страсть к бродяжничеству скоро перерастет в дромоманию. Тогда бы и я за Светой смотался. Если будет дом, она точно приедет.

– Долго же ты за ней собираешься, – сказала Галка.

– А куда спешить? – махнул Макарон.

– Давайте строить жилье по очереди, как при социализме, – предложила Дебора. – Сначала Макарону – он самый старший, а потом остальным.

– У тебя всегда так – сначала логика прорезается, а потом зрение, пристыдил Дебору Артамонов. – Где ты раньше была со своей подсказкой?

– Я слышал, в местечке Крупский-айленд выделяют участки под жилую застройку, – подсказал Нидворай. – Вполне селитебная территория.

– Напрямую нам землю никто не выделит, – сделал законную выкладку Макарон, – у нас прописки нет.

– Оформим на подставное лицо, – предложил Прорехов. – Николай Иванович, вы подставите под нашу землю свое лицо?

– Если не уйду на больничный, – притух Нидворай.

– У нас из одной только упаковки от печатной машины целая улица получится, – прикинул Артамонов. – Отборная шипованная доска и калиброванный брус!

– Да, легальный вес тары – это нечто невероятное! – согласился с ним Макарон.

– А нам дом не нужен, – отказалась Галка. – Оседать здесь нет смысла. И завредничала: – Хочу бананов!

– Вкус у тебя стал каким-то субтропическим, – попенял на нее Артур. Ну где я их возьму? В магазинах масло по талонам, а ты – бананов! Брикет вологодского только на секунду в машине оставил – эта псина вмиг слизнула! Варшавский укоризненно посмотрел на Макарона, будто это не Бек, а лично сам аксакал расправился с маслом.

– Что упало, то пропало, – умыл руки Макарон, но снизошел до проблемы и заговорил в тон. – Ты ведь знаешь, Гал, после какого изнурительного пути эти кормовые бананы попадают к нам, – стал отговаривать он ее от глупой затеи. Представляешь, банан с котомкой, в истасканной кожуре и нашпигованный всякой химией заявляется к нам в город на площадь Славы…

– Пора и технически оснаститься, а то руки отваливаются, – прервала полет шмеля Улька. – Сидим на одном телефонном аппарате, по полчаса накручиваем.

– Если переедем в «унитаз», я подарю тебе аппарат с автомудозвоном! пообещал Прорехов.

– Когда ж ты выпишешься из моей жизни! – ослепила его Улька встречными фарами. – Машешь, как нетопырь, без остановки!

– А хотите анекдот, – это высказывание Прорехова уже перестало звучать вопросом, поскольку анекдот за ним следовал всегда независимо от пожеланий. – Милая, выпивка тебя очень красит! – сказал он. – Но я не пила! – Зато я выпил две бутылки!

– Ха-ха-ха, – прохакала Улька.

Творческими союзами руководила выцветшая фрау Шарлотта Марковна женщина с повышенной проходимостью, развивавшейся исподволь совместно со стажем, и высокой социальной ответственностью. Она была под стать долгострою – в ее судьбе тоже все как-то затянулось. Многостажную, ее стали раздражать любые мужские тексты объемом более ста знаков, включая пробелы. Она была женщиной в собственном соку, поскольку первый муж ее оказался отказником. Он имел саксофонную ориентацию, и простая жизнь без чудес его быстро перестала интересовать. Шарлотта Марковна в свою очередь не переваривала его музыкальных тем. «Музыкальный субчик» – звали ее, и ей хотелось, чтобы это означало – музыкальный субподрядчик, а совсем не гороховый суп. Она носила на голове лихо сверстанную бабетту, курила сигареты с ментолом и была мастер просить деньги в письменной форме на свой фестиваль «Музыкальное лето», который при тщательном рассмотрении являл собою не фестиваль, а двухнедельное лежбище развеселых артистов на чистых зеленых берегах лесного озера. Но у каждого, как говорится, своя сфера унижения – в другой он горд и непреклонен. Шарлотта Марковна умела просить деньги, но заставить ее попросить ласки или мужского тепла было невозможно. Поэтому Шарлотта Марковна предпочитала жить несвязанно и пошила себе платье из плюшевых портьер. Но почти начавшуюся засахариваться Шарлотту Марковну уже не спасали никакие покрывала. Такая слыла молва.

– Ну, кто у нас специалист по старым страшным теткам? – бросил в воздух Артамонов.

– Ради удовольствия или в интересах дела? – не поленился уточнить Прорехов.

– Какое уж тут удовольствие!? – сказал Артамонов.

– Тогда Макарон, – с ходу определил Прорехов.

– Это за что? – взбеленился аксакал. – Во, дают!

– Бери блок «Салема», пузырь психотропного «Амаретто» – и вперед, сказал Артамонов. – Сам придумал идею с офисом, и сам ее реализовывай! Ты же знаешь, у нас так!

– Кстати, о психотропности, – вспомнил очередную историю Макарон. Поехали мы как-то принимать роды к хлопкоробам. Ну, накрыли нам стол и притащили дряни покурить. Была не была, подумал я, дай попробую. Ощутил я себя уже со стороны, будто сижу по-турецки, на полу стол накрыт. Смотрю бутылки шатаются, а руки заняты, в каждой – по сайгачьему окороку. И потянулся я к полу, чтобы удержать бутылку ртом. Очнулся – а во рту у меня вместо горлышка бутылки большой палец левой ноги и дикая боль в пояснице. Ни фига себе, думаю, потянулся! Изогнуло так, что не распрямиться. Никогда в жизни так не прогибался. А музыка в голове продолжает играть, хотя пленка давно кончилась. Декхане вповалку лежат – обкурились. И только новорожденный орет. Поднял я водителя, поехали. Едем на бешеной скорости, а пейзаж за окном как висел, так и висит, не меняется. Чудеса, да и только. Дорога не та, говорю я водителю. А ему насрать, прет, и все. И вдруг мы уже не едем, а летим. А через секунду – страшный удар, всплеск – и мы уже не летим, а плывем. Причем под водой. Ничего я не понял. А дошло, когда захлебываться стал. Тонем! – кричу я этому придурку. А он – не бойся, говорит, мы в ластах! То есть совсем никакой. Я говорю, видел я эти ласты – на них монтеры по столбам лазают! Еле выплыли. Оказалось, что он с передозировки погнал по старой дороге, ведущей к мосту через Аму-Дарью, который уже год был разобран. И мы с разгону – прямо в мутные воды этой матери всех водоемов…

– Ну вот и отлично, – сказал Артамонов. – Таким ты Шарлотте Марковне и запомнишься.

– Каким? – не понял аксакал.

– Обкуренным и в белом халате, – нарисовал в воздухе приблизительные контуры Артамонов.

– Но почему я? – вздумал отвертеться от ответственного задания Макарон. – А не Варшавский, например?

– Неужели непонятно, на сквозняк его не взять, – сказал Прорехов. – Его надо брать в долю. А покорение фрау Шарлотты зачтем ему как взнос в уставный капитал в виде интеллектуальной собственности.

– Логично, – согласился Макарон. – Грамотно себя ведете в предлагаемых обстоятельствах. И все-таки, почему я?

– Сказать начистоту? – встал Артамонов.

– Да, говори, – изготовился на самое неприятное Макарон.

– Да потому что абсолютный возраст Шарлотты Марковны уже не определить без изотопов, – пояснил Артамонов. – Как раз твой профиль.

– С чего вы взяли!? Если ее помыть да приодеть как следует, ей сносу не будет! – опять попытался спрыгнуть с партийного задания Макарон. – Так что любой из вас вполне может разобраться с предметом…

– В принципе, да, не спорю – для своих неполных ста она отлично выглядит! – согласился с ним Прорехов. – Ведь сметливая дама, уменьшая свои годы, должна оставлять разницу в девять месяцев между своим возрастом и возрастом дочери.

– Но пойми и ты нас – задача тут

не из простых, – принялся уговаривать Макарона Артамонов, – не каждый потянет. Всем известно, что Шарлотта Марковна принципиально отреклась от мужчин. Тут пройдут только нешаблонные позывы и позы.

– Не распыляйтесь на риторику! – отменил реплики с места Прорехов. – У нас просто нет выхода. Надо пойти к Шарлотте Марковне и сбить цену на «унитаз». Никто, кроме басмача, этого не сделает. И хорош чикаться, пора к делу!

– Так бы сразу и сказали! – взял под козырек Макарон.

Два дня Макарон устраивал вечера-портреты, накачивая себя перед зеркалом. Манеры, которые он пытался себе привить, могли деморализовать даже ночных бабочек из вокзального буфета. Репетируя, он совершал такие сложные рейды в тылы воображаемой жертвы, что друзья засомневались, вернется ли он после выполнения задания назад.

– Я поднимаю эту речь… – перевоплощался Макарон в процессе дефиле. Он протягивал зеркалу блок сигарет с ментолом, а потом наливал фужер ликера и чокался с гладью. Гладь отражала, как он примеривался к дивану и затихал, словно континентальный шельф, полный полезных и любвеобильных ископаемых.

Перед тем как основательно улечься на лежку, Макарон, словно заяц, выделывал петлю за петлей, не переставая репетировать:

– А потом мы просто поужинаем! – кривлялся он сам с собой. – Никаких условностей, никаких специальных терминов! – откатывал он произвольную программу, как мазурку, и восклицал, объевшись яблочным пирогом: – Шарлотта, я полон тобою!

Под занавес моноспектакля он запевал на мотив любимой Артамоновым песни «Я в пенал засунул чирик» сочиненный собственноручно куплет:

I kiss you, i miss you! Ла-ла-ла, ла-ла-ла!

Ай сись ю и пись ю! Ай-я-яй, ай-я-яй!

– Ну, все, родимый, пора! – торопили его друзья. – На жлоба с раздевающим взглядом ты уже похож!

– Нет-нет, – старался быть предельно собранным Макарон, – еще немного шлифанусь и пойду.

– Давай, вперед! – гнали его на работу коллеги. – Бомжи уже на теплую одежду перешли. А нам, кровь из носу, в новый офис к зиме переехать надо.

– Зачем торопиться? – входил во вкус Макарон. – Step by step кругом.

– С ней надо договориться насчет ленд-лиза, – напомнил о цели похода Артамонов. – Усек, селадон?

– А вот это увольте! – заупрямился Макарон. – Мы не в том возрасте! Никакого лизинга!

– Тогда навяжи аренду здания с правом выкупа, – подсказал более щадящее решение Артамонов.

– Вот это совсем другое дело, – расслабился Макарон. – Это по мне.

– И не забудь зачехлиться, – напомнил ему Прорехов. – Чтобы никаких следов.

– Что? – не понял аксакал.

– Дождевик не забудь набросить, – сказал Прорехов, протягивая Макарону пачку резинок «Юнисекс», пригодных для всех полов. – И смотри не забудь про методику поцелуев. Давай на всякий случай повторим. – Прорехов открыл недавно приобретенную книгу «Камасутра для начинающих политиков и бизнесменов». – Итак, сколько и каких мышц участвует в поверхностном и корректном поцелуе при входе в контакт?

– На практике при таком поцелуе участвуют двенадцать губных мышц, ответил Макарон, подглядывая в шпаргалку.

– А при глубоком поцелуе? – погнал его Прорехов по учебнику жизни.

– При глубоком и любвеобильном поцелуе к ним добавляются еще семнадцать мышц языка и несколько поперечно-полосатых, – ответил Макарон.

– Отлично! Молодец! – поздравил его Прорехов. – И помни, перед употреблением Шарлотту Марковну необходимо взболтнуть, а то ее мякоть уже давно на дно осела. И постарайся не забыть, что все, что у мужика выше колена, – грудь, а все, что ниже колена, – понятно.

– Да уж… – продемонстрировал свою полную готовность Макарон.

– И перед тем как залечь, не забудь разобраться, – воспользовался правом последнего напутственного слова Артамонов.

– В смысле? – начал рыться в словаре аксакал.

– Раздеться, – пояснил Артамонов. – В постель, между прочим, в кепочке не ложатся…

– Ну уж… это да, конечно.

Макарон попшикал себя под мышками и в паху пчелиным дымарём, в котором для запаха в комнате постоянно тлели гнилушки, расцеловался с друзьями и отправился на дело.

Воротился он под диким шофе и помятый, как лох, или, иными словами, как выжатый лосось в известном положении. Чувствовалось, что «унитаз» был взят приступом. Макарон не пожелал ни с кем делиться деталями операции. Он был краток, как полет нейтрино.

– Это не Шарлотта Марковна, а восторженный конь! – сказал он. – Но теперь, как человек честный, я должен на ней жениться.

– Был случайно контужен при установлении случайной связи, прокомментировал событие Артамонов.

– А как же Света? – спросили друзья.

– Я серьезно, – сказал Макарон. – Это не женщина, а лава! Век таких не видывал и вряд ли больше встречу! Нет, не зря японцы поднимаются на Фудзияму только раз в жизни! Любовь, господа, это не шутка, это – ошибка. А на ошибках – женятся.

– Но это будет брак не по любви и даже не по расчету, – удерживал Макарона Прорехов. – Это будет какой-то обстоятельственный брак.

– И все же давайте сначала к Мошнаку, а потом свадьбы и все остальное, – призвал работать без простоев Артамонов. – А с браком надо порновить. Мне так ка-а-этся.

– Наоборот, надо спешить, – возразил ему Макарон, – а то она, того и гляди, успеет создать партию соблазненных и покинутых.

Как больная собака, Макарон долго отлеживался в специально оборудованном номере (сало, батон) и вышел к людям только в День Святого Валентина.

– Ну что, теперь уже точно пора к Мошнаку?! – попытался сразу включить его в дело Артамонов. – Чует мое сердце – даст он деньжат, даст!

– Так тебе Мошнак прямо и дал, – вставил Варшавский. – Это тебе не заблудшая фрау Шарлотта. Держи гаман шире!

– Но сходить-то все равно надо, – уговаривал всех Артамонов.

– Я не в матерьяле, – устало повел головой Макарон. – Предлагаю упасть в «Старый чикен», завести пластиночку Хампердинка, заказать кильки-классик два раза, кофе-гляссе, взять бутылочку «Хванчкары»…

– Действительно, нельзя же так резко, раз – и на Мадрас! поприветствовал правильный расклад Прорехов.

– А если все-таки «СКиТ» не даст? – впустую беспокоился Варшавский. Ну, просто на этот момент в банке не окажется свободных кредитных ресурсов. Да мало ли что?!

– Понимаешь, пятачок, главное – хотеть. И деньги найдутся, – проводил летучку Артамонов. – Город настолько невелик, что кажется, будто все здесь или одноклассники, или однонарники – своеобразный товарищеский инцест. А мы здесь не учились ни с кем и не сидели. И все эти наработанные связи нам сможет заменить только одно – желание подмять информационное пространство. Так что финансовое желание Мошнака мы сформируем как положено.

– Ну, хорошо, допустим, Мошнак даст, – пытал Артамонова Варшавский. – А возвращать из чего?

– Главное – взять, а как возвращать – придумаем, – уверил его Артамонов. – Не боись. Если ты должен банку сто рублей – это твои проблемы, а если сто миллионов – это проблемы банка.

– И все же, если не даст? – старался достать до луковиц сам-Артур.

– Тогда пойдем на Сбербанк, – сказал Артамонов.

– На Сбербанк с одной рогатиной не попрешь, – высказал сомнения Варшавский. – Там попросят такие документы предоставить, каких у нас отродясь не было.

– Грамотно рассуждаешь, паренек, – пояснил далее Артамонов. – Но ты вслушайся: кредит под устройство Улицы породненных городов – звучит как симфония! Никакой банкир не устоит.

– Я просто почему спрашиваю, – заговорил с несколько иной интонацией Варшавский, и глаза у него словно повело поволокой. – Один мой знакомый близок к открытию.

– Да ты что! – не поверили Артуру.

– Он изобрел прибор для сортировки алмазов, – сказал Варшавский.

– И все?! – стал сталкивать его с темы Артамонов. – Может, тебе не зацикливаться на Якутске? Как-то абстрагироваться от всей этой фарцаты! Очень уж все это как-то узколобо. Если бы ты заговорил о телестудии, я бы еще как-то понял тебя. Ты ведь сюда с тем и ехал, чтобы заиметь собственный ТЖК, чтобы работать с передовыми технологиями…

– «Передовыми технологиями»… – прибегнул сам-Артур к своему излюбленному стилю. – Я хочу крутануть деньги, а потом уже взять нормальный телекомплекс. Никуда он от меня не денется.

– А сколько надо денег для завершения работ по прибору? – спросил Артамонов.

– Тысяч двести зеленых, – не постеснялся назвать сумму Варшавский.

– Ничего себе приборчик! – присел Прорехов. – Как наша печатная машина.

– А ты что думал!? – с видом знатока произнес Варшавский. – Алмазы дело недешевое.

– Ну, хорошо, давай эту сумму на всякий случай прибавим к телу кредита, – пошел на половинчатое решение Артамонов. – Будем просто иметь в виду, но мое мнение остается прежним – лучше купить телевизионное оборудование. Ведь скоро выборы.

– Прибор готова закупать ЮАР, – разукрашивал будущее Артур. – Там такие перспективы…

– И к нам сразу явится «Dе Beers» и всех замочит, – придумал концовку Артамонов. – Эти просто так с рынка не спрыгнут.

– Вечно ты со своими шуточками, – обиженно произнес сам-Артур.

– Я нисколько не шучу. Газеты надо читать, – посерьезнел Артамонов. «Dе Beers» тут же пришлет наймитов. В твоем дурацком городе перестреляли всех, кто дергался по этому поводу.

– Болтаешь всякую дичь, – сказал Варшавский. – Так вот, требуется небольшая сумма, чтобы завершить лабораторные испытания, изготовить промышленный образец и запатентовать его.

– Каким боком мы окажемся в деле? – спросил Артамонов. – Алмазы – не наш профиль.

– Речь идет о конкретной выгоде, – вскрыл сам-Артур смысл вложений. Мой друг будет отдавать половину от продаж, – придумал на ходу Варшавский.

– Я против. Это не наш бизнес, мы в нем профаны, – стоял на своем Артамонов. – Пусть твой друг просто возьмет и вернет нам деньги с процентами. Вот и все.

– Ты, может быть, и профан, – сказал Варшавский. – Но мы теряем драгоценное время.

– Тогда скажи, почему твой друг не мог найти денег до сих пор? спросил Артамонов.

– Не хотел светиться, – не очень убедительно объяснил сам-Артур.

– А может, потому, что прибор – говно? – спросил его в лоб Артамонов.

– Да нет, это действительно очень занятная штука, – снизил обороты Варшавский. – Только я должен предупредить, что прибор пока что в чертежах и в натуре может не получится.

– Зачем нас предупреждать, если для себя ты уже все решил? – спросил Прорехов.

– Ничего я не решил, – отпрянул от темы сам-Артур. – Мы должны подписаться под это коллегиально.

– Видишь, какие ты нам условия выкатываешь:– деньги должны быть потрачены в любом случае, а получится эффект или нет – ты не гарантируешь, сказал Артамонов. – Здесь какое-то фуфло. По мне, наукой пусть бы занималось государство.

– Да ладно тебе, – смягчился Прорехов. – Разговоров больше. Если Капитон Иваныч даст денег на «унитаз», то почему бы не оторвать немного на этот прибор?

Но вот, наконец, настал и ссудный день.

Следуя в банк, компания имела под мышками кипы развесистых, как клюквы, – на все случаи жизни – бизнес-планов. В составлении наглядной агитации Артамонов наблатыкался и поднаторел настолько, что порой ему самому становилось противно. Красивые бумаги в приличных папочках должны были придать команде убедительности в предстоящем разговоре с Мошнаком.

Когда компания подошла вплотную к зданию «СКиТа», Артамонов похлопал его ладонью по несущей стене.

– По-моему, выдержит, – сделал он заключение.

На стене сверкал деловой слоган новой банковской услуги: «Мы превращаем ваши деньги в рубли!» А рядом, на бетонном заборе, красовалось чисто колористическое графити: «Ясновидящая Мария – дешевая с-сука!»

Может быть, поэтому служащие банка все еще помнили об экологической лотерее. В их глазах, как памятка, навсегда застыл тот всенародный облом желаний на фоне высокого просвета в облаках.

– Общепризнано, что мы морально неустойчивы, – начал свой предварительный сговор с Мошнаком Артамонов. – Об этом даже писал Шимингуэй в одной своей передовой статье. Но у нас есть смутная уверенность, что именно вы, Капитон Иваныч, отнесетесь к нам непредвзято и… выдадите спаренный кредит, который когда-то сами обещали.

– Да вы что! Меня из города выселят! – засуетился Мошнак. – Если об этом узнают люди Платьева, будет конец света!

– Мы понимаем и готовы учесть ваш риск, – склонил голову набок Артамонов.

– А вот это уже деловой разговор, – развернулся на сто восемьдесят Капитон Иванович. – Наконец-то послышалась речь не мальчиков, но хуже, улыбнулся он своей шутке и, чтобы не скукситься до конца, продолжал в ключе, удобном для просителей: – А на какие цели, интересно, вам понадобились деньги? И под какие гарантии вы хотите их получить?

– Об этом расскажет докладчик, – Артамонов развернул ладошку в сторону аксакала.

– Ну, и..? – понудил Макарона Мошнак.

– Груды стройматериалов зависли на Озерной в виде долгостроев, – начал глашатай порядка. – Ярчайшим их представителем является «унитаз». Мы имеем намерение превратить этот строительный бедлам в Улицу городов-побратимов.

– Он же падает, этот «унитаз»! – чуть не вскрикнул Мошнак.

– Да бросьте вы! Кто вам сказал? Все это лабуда, – успокоил его Макарон. – Просто с объекта увели деньги и, чтобы их никто не искал, пустили «утку» о поплывших грунтах.

– Вот как? – изумился Капитон Иванович.

– Конечно. Проект мы уже нарисовали. Вчерне. – Макарон принялся вываливать на стол карандашные наброски, которые по старой дружбе исполнил Давликан. – Вся наша славненькая Озерная будет уставлена венгерскими мясными лавками, шотландскими пабами, безансонскими винными погребками, бергамосскими пиццериями, над которыми я лично возьму шефство, китайскими ресторанчиками… устоявшиеся за века традиции… Наша цель – сделать из всего этого интернациональный кондоминиум…

– Чего-чего сделать? – переспросил Капитон Иванович. – Не расслышал.

– Комплекс такой, – пояснил Макарон. – Американские салуны, китайские ресторанчики…

– А что, у нас уже и китайский побратим появился? – продолжал изумляться банкир.

– Конечно, Инкоу, – раскрыл широко глаза аксакал.

– А я и не знал, – признался Мошнак.

– В этом Беломырину не откажешь, – одобрил работу главы города Артамонов, – роднится со всеми подряд.

– Инкоу, значит? – задумался Капитон Иванович.

– Да, бывший Порт-Артур, – сказал Макарон.

– Порт-Артур? – переспросил Мошнак. – Насколько я знаю, Порт-Артур переименован не в Инкоу, а в Люйшунь. У меня есть рисовая водка оттуда.

– Рисовая? – переспросил Макарон.