Текст книги "Тринити"
Автор книги: Яков Арсенов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 67 страниц)
Полистав телефонный справочник, Прорехов привел оперативные данные по объекту:
– Пять газет и три банка.
– Да, нестыковка вышла, – призадумался Артамонов. – Денег может оказаться недостаточно.
– В смысле? – насторожился Прорехов.
– Ну, чтобы разорить пять существующих в регионе газет, – подсчитал Артамонов на ходу, – трех банков может не хватить.
– Тогда придется поработать головой, – обусловил положение Прорехов.
– Завтра осмотримся, познакомимся с городом. Потом зарегистрируем фирму и приступим к проведению лотереи, – набросал план Артамонов. – А сегодня давай совершим акт вандализма над советской действительностью! Сходим в гостиничную сауну, вылежимся как следует между пивом и воблой, – сказал он и постучал по столу рыбьим сухостоем, – потом красиво и беззаботно поменяемся пиджаками и пойдем в кафе. Учиним там ужин с отрывом от производства, дадим на чай вышибале, красиво выпьем подпольной «Хванчкары», бесперспективно поболтаем с первыми попавшимися девушками, дадим на чай официантке, потом пешком вернемся домой, ляжем вот в эти стоячие простыни и выспимся. А наутро разведем тут полнейший бардак и никогда больше не будем пытаться его устранить.
– Я – за! – согласился Прорехов.
– Значит, кворум, – подвел черту Артамонов.
Заперев номер на два оборота, они отправились на первый этаж погреть кости, после чего стали перемещаться ближе к подвальчику.
Из «Старого чикена» потягивало холдингом на паях. В этом подземном кафе, под которое было переоборудовано пыточное в прошлом место, витали запахи всех известных в мире кухонь. Ради экономической безопасности владельцами заведения были предприняты небывалые превентивные меры против воровства – все стулья и столы были привинчены к полу мощными корабельными шпильками. Торговая точка располагала несколькими залами, оборудованными одинаковыми металлическими столами, похожими на разделочные. Основным считался гриль-бар с невообразимой толчеей. В левом крыле подземелья имелись залы моченостей и копченостей, отдел «соки-воды» и несколько стоек с шаурмой, лавашами и другими колониальными товарами. Спиртопитейные возможности в холдинге отсутствовали, потому что «Горби» наложил полные штаны вета на излишнее производство алкоголя в стране. В моду вошли безалколгольные свадьбы с последующим непорочным зачатием. Очереди у винных магазинов, в которых Прорехов плавал как рыба в воде, стали называться «петлей Горбачева». В Крыму вырубили все виноградники с лозой «Черный доктор». Хранитель виноградников – потомок бывшего владельца – повесился. На восстановление винограда с прежними винными качествами потребуется триста лет. Поэтому все триста лет вино с этим именем обязательно будет поддельным, объяснял Прорехов друзьям правила виноделов и, как фокусник, достал откуда-то бутылку с соответствующей этикеткой. Президент наложил вето и сам влетел. Когда произошел Михаил Сергеевский посад на Форосе, президент, говорят, покупал у охраны спиртное по очень высоким ценам.
– Как приятно иногда вот так посидеть поничего понеделать, – сказал Прорехов, занимая свободный стол. – Хоть раз в жизни!.
Пока глумились над действительностью, переходя из частичного улета в полный отпад, в городе вершилось событие, о котором предупреждал куратор: в типографии за углом готовились к печати пять газет с одинаковым сообщением на первой полосе – оно гласило, что в связи с многочисленными обращениями граждан грядет переименование города.
Акт вандализма был совершен полномасштабно. На следующий день Прорехов с Артамоновым встали только к двенадцати.
– Процесс вживания в чужеродную среду достаточно непрост, – с трудом произнес неоперабельный Прорехов, пытаясь выправить голову рублеными мыслями.
– И, тем не менее, он пошел, – помог ему завершить высказывание Артамонов.
– Да уж.
– Напитки, как и лыжную мазь, надо уметь правильно подобрать, – заметил Артамонов, удачно отказавшийся вчера от местного розлива «Наполеона» на посошок.
Обменявшись любезностями, друзья принялись за составление Устава фирмы. Понятно, каким дремучим должен был получиться Устав, если пива смогли раздобыть только к вечеру.
– Ах, так! – угрожающе кусал авторучку Артамонов. – Тогда и мы поизгаляемся!
– Если здесь за флаконом светлого надо ехать к старухам на вокзал, как мог, помогал ему Прорехов, – тогда и мы давай введем в Устав пунктик о достраивании долгостроев и об использование пустырей для организации спортивных площадок!
– Спортивные площадки для отвода глаз, что ли? – не понял Артамонов.
– Для отвода земли, почему же, – прикинулся обиженным Прорехов.
– Итак, пятачок, – подытожил Артамонов наброски, – пишем: скупка земли фиакрами.
– Может быть, акрами, а не фиакрами? – пожелал поправить писаря Прорехов.
– Насколько я знаю, акрами у нас землю пока не продают, – сказал Артамонов. – Земля все еще принадлежит государству. А вот фиакрами – сколько угодно. Таким образом, государство как бы выказывает нам свое «фи» по поводу частной собственности на землю.
– Что верно, то верно, – согласился с ним Прорехов. – Тогда давай введем в Устав один пунктик и для меня, поскольку я намерен стать публичным политиком.
– Давай, – уселся поудобнее Артамонов. – Какой?
– Платное произнесение речей, – сказал Прорехов, – в местах общественного пользования и массового скопления людей.
– Как скажешь, записываем… – строчил Артамонов, – массового оскопления людей…
– Скопления, – поправил его Прорехов, – а не оскопления.
– Извини, не подумал, – спохватился Артамонов. – Действительно, что это я? Идет массовое оскопление, а тут ты со своей платной речью в публичном месте. У комиссии при регистрации предприятия могут возникнуть вопросы…
– Вопросы возникнут и сникнут, а Устав останется, – сказал Прорехов. Мы его пишем не под дядю. Нам по нему работать, и мы должны чувствовать себя в нем как рыбы в воде. Не мне тебе объяснять. Надо предусмотреть все.
– Логично, пятачок, – потирал руки Артамонов, радуясь тому, как все удачно складывается. – Идем дальше, следующий раздел – культмассовое пространство. Чего бы такого туда забить?
– Можно ввести выставочную деятельность, – подсказал Прорехов, продажу с молотка работ местных художников. Или что-нибудь в этом роде.
– А почему, ты считаешь, именно с молотка? – решил уточнить Артамонов.
– Современных авторов начнут покупать, когда они помрут, – вскрыл смысл своей затеи Прорехов. – Был у меня случай. Приходит к нам в редакцию один знаковый поэт и спрашивает, не напечатаем ли мы его. «Отчего не напечатать? – говорим мы. – Если стихи хорошие – напечатаем». – «Видите ли, – говорит он, – тут есть одна тонкость». – «Какая?» – спрашиваем. «Дело в том, что я еще не умер», – сказал он вполне серьезно.
– Ну и что, напечатали? – заинтересовался случаем Артамонов.
– Конечно, нет.
– Почему? – посочувствовал поэту-неудачнику Артамонов.
– Сам посуди, – наклонил его в суть Прорехов. – Стихотворение называлось « И был даден нам месяц январь». Хотя внешность у поэта была совершенно непреднамеренной. Мы выдали ему рецензию с колес. «Вы думаете, сказали мы поэту, – что с помощью таких загогулин вы поднимаетесь до уровня поэтической метафоры?! – «Да, думаю», – ответил поэт. – «Ни хера!» – сказали мы.
– А кто это – вы? – не поленился уточнить Артамонов. – Кто вместе с тобой корчил из себя рецензента?
– Начальник ПТО, – признался Прорехов.
– Тогда ясно, – сказал Артамонов. – В суете мы забыли вставить в Устав основное – проведение экологической лотереи.
– Экология – отличная вывеска, – похвалил Артамонова за находку Прорехов.
– И еще – взятие кредитов, – напомнил Артамонов. – Этот пункт необходимо ввести в основные виды деятельности.
– Взятие кредитов – это право любого юридического лица, – внес правку Прорехов, – а не уставная прерогатива.
– Ничего ты не понял, пятачок, – чуть не обиделся Артамонов. – Взятие кредитов – не как реализация права любого субъекта хозяйственной деятельности, а как аспект деятельности. Кто-то выращивает молоко, шьет сапоги, а кто-то берет кредиты. Постоянно и всегда. Работа такая – брать кредиты, понимаешь? Ведь тот, кто сидит на паперти, не рассчитывает посидеть годик, напросить на жизнь – и бросить дело. Он сидит постоянно, и никому в голову не приходит, что это неправильно. Ему дают деньги потому, что его идея – сидеть и брать – общепризнана. Поэтому взятие нами кредитов надо сделать общепризнанным.
– Хорошо бы не забыть основополагающий пункт – издание газеты, вспомнил Прорехов.
– Это само собой, – заканчивал писанину Артамонов. – Ну вот, теперь, кажется, все.
– Разве что садово-огороднической деятельности добавить на сладкое, подыграл Прорехов.
– А почему не добавить? – калякал Артамонов. – Пока все еще в наших руках. Плодово-ягодной, говоришь? Записываем.
Устав сочиняли неделю. Насилу дошли до раздела «Ликвидация предприятия». В разгар прений по этому животрепещущему пункту приехал Артур с якутской девушкой Галиной.
– О! Какие люди! И без охраны! – поприветствовали гостей первопроходимцы.
– Привет, подельники! – был взаимно вежлив Варшавский. – Нам достался угловой номер на третьем этаже, – сообщил он. – Пойдем, совершим купчую, пока воду не отключили.
– Гал, тебе Артур никак золотые горы наобещал? – поинтересовался Прорехов. – А? Признавайся!
– А что? – не сдавалась якутянка. – Может, и пообещал.
– Его фильтровать надо, – вскрыл Артамонов внутренности Варшавского. Кинуть солнечный Азов и примчаться сюда в дожди и туман быстрее Деборы и Ульки – для этого надо было иметь серьезный стимул. Не так ли, Артур?
– А что, разве здесь нет перспектив? – выкрутился Варшавский. – По крайней мере, «комок» при входе в гостиницу я видел основательный. Не знаю, как по вашей, а по моей линии перспективы здесь точно налицо.
– Честно говоря, мы ничего подобного не обнаружили, – по поводу то ли перспектив, то ли «комка» высказался Артамонов.
– Лично мне местность нравится, – продолжил Варшавский. Он всегда говорил с такой интонацией, будто выпутывался из положения.
– А мне пока не очень, – не стала врать Галка.
Галка сопровождала Варшавского со школьной скамьи. Артур женился, разводился, а она за счет малых народов Севера осваивала Европу сопровождала экскурсии по линии интуристического ведомства «Спутника». При этом она профессионально вязала чулки, играла на хамузе, вырезала фигурки из моржового клыка и легко выжигала по оленьим шкурам. Национального шарма в ней было с избытком – черные с блеском волосы, восточный разрез глаз, высокий голос и тяжелая, как у божка, фигура. Ее крупные звонкие зубы были настолько выразительны, что казалось, будто контуры своих нэцке она выводит зубами, а не резцом. Однажды она вырезала человечка – руки по швам, без лица и без головы – и послала на выставку под чужим именем. Фигурка заняла первое место, но приз Галка не получила – не смогла доказать, что изделие сотворила она. Одевалась якутянка дорого, с наворотами – под синюю юбку надевала синие туфли, а клетку на одной половине костюма дополняла полоской на другой, в узоре ткани предпочитала поперечную исчерченность, чтобы у любопытного рябило в глазах и не возникало желания отыскивать недостатки в фигуре и во внешности. А случись выпить, накатывала она тоже по национальному признаку. Во время одной из вылазок на природу, гуляя по мелководью, Галка неуловимым движением схватила костлявого ротана, запрокинула голову, молниеносно отправила рыбку с потрохами в свой зев и вмиг зажевала. Европа осталась с носом.
– Ну ладно, мы примем ванночку с дороги и сразу к вам, – сказал Артур.
– Может, сначала добьем Устав? – предложил Прорехов. – А уж потом разные льготы. Нам же всем его подписывать. Мы тут работаем в попе лица, а он, понимаешь ли, – сразу под теплый душ! И на этом вы хотите построить партнерство во имя мира?! Моему возмущению нет предела!
– А что его сочинять, этот ваш Устав?! – весело сказал Артур. Запишите для меня простенько, но каллиграфическим почерком: съемка фильмов, подготовка телепередач, создание студии.
– Не много ли будет? – повел игру на понижение Артамонов.
– В самый раз, – уверил честную компанию Варшавский. – Мы договорились с Галкой, она поможет.
– Знаем мы эти твои масонские штучки, – сказал Артамонов, – вбросишь для потехи пару уток, а мы потом занимайся.
– При составлении Устава главное – не ожесточаться, – проявил предельную полезность Артур.
– Вот именно, – сказал Артамонов.
– Хорошо, – согласился Артур, – я выберу, где ужаться. Я снимаю свои требования к почерку. А остальное – будьте добры…
– Как скажешь… записываем, – положил все на бумагу Артамонов.
– Сейчас ехали в электричке и подслушивали разговоры, – признался Артур. – Люди везут в Москву парнуху – свежее парное мясо, а на вырученные деньги затариваются ливерной колбасой. Парадокс. Я так и не уловил смысла обмена.
– А вот когда начнешь на принтере визитки печатать – уловишь, спрогнозировал Артамонов.
– Всюду по дороге предлагают колбаски из вареной картошки, а я бы съел сейчас клубень из хорошего мяса или курочку хлеба, – не циклясь на подколе, допел о своем внутреннем Варшавский. – Хочу пищевых добавок!
– Если ты считаешь, что наша кармическая задача – кормить тебя, то мы будем делать это долго и беспрекословно, – сказал Артамонов.
– Ты глубоко ошибаешься. Здесь не группа продленного дня, – объяснил Прорехов. – Хотя, впрочем, я и сам не прочь поцедить какого-нибудь планктону, а то вчера под видом деликатеса местные рестораторы сбыли нам замшелые ноздри лося и вынудили залить все это клубничным ликером. Прикинь, после водки клубничный ликер!
– А не завалялось ли у вас чего-нибудь попить для дамы? – спросил Варшавский.
– С утра оставался где-то баллон джин-тоника. – Артамонов осмотрелся по сторонам. – Но, похоже, Прорехов уже всосал его с молоком матери! ненамеренно сдал друга подельник.
– Тогда мы пошли, – засобирались якуты.
– Погодите, нам осталось немного
дать название фирме, – тормознул гостей Прорехов. – У меня, конечно, есть мнение на этот счет, но я с ним не согласен.
– А мое мнение вы знаете, – сообщил Артур, – лишь бы не «Пейс оф бэйс» и не «Первый часовой завод».
– Правильно, здесь нужно без закидонов, – придал нужное направление дебатам Артамонов, – чтобы название отображало идею.
– Как, например, «Serla» – финская фирма по производству туалетной бумаги, – первое, что пришло в голову Прорехову.
– Где-то так, – подтвердил Артамонов. – Имя – это очень серьезная штука. Попробуйте зарегистрировать фирму без названия – у вас ничего не получится. По Конституции, право на название является неотъемлемым правом субъекта. Название – это средство индивидуализации структуры в общественной жизни и гражданском обороте, – читал Артамонов по словарю академика Прохорова.
– Вот как? – притих Варшавский. – Я вижу, вы тут без дела не сидите.
– А со мной казус приключился, когда я сдавал английский, – продолжил мысль Артамонов. – Я не смог перевести старошотландскую идиому «rent all». Как выяснилось, это очень красивое выражение. Оно обозначает отдушину, просвет в облаках. Причем необратимый просвет, просвет навечно, так что небо уже больше никогда не заволочет тучами.
– Или не заволокет? – спросил Прорехов.
– А как правильно? – напрягся Варшавский
– Не помню, – отмахнулся от них Артамонов. – А буквальный перевод идиомы звучит еще прекраснее: «все схвачено».
– Так прямо по-английски и назовем? – уточнил Варшавский.
– Можно и по-русски – Ренталл, – сказал Артамонов. – С двумя «л» в конце. И пусть мучаются.
Название прошло. Оно несло в себе тайный смысл.
– Решение принимается методом аккламации, – объявил Прорехов, – без голосования и подсчета голосов, на основании аплодисментов.
– Теперь и я желаю получить ударный паек нитрофоски! – потянулся Артамонов. – Ну что, улусные люди, – обратился он взбодренно к Галке с Артуром, – хватит устраивать тут тундровые советы! Топайте купаться – и резко ужинать!
– А хотите анекдот? – тормознул якутов Прорехов.
– Только быстро, – зависли они на минутку на пороге.
– Быстрее некуда, – заторопился Прорехов. – Большое или маленькое государство Израиль? – спрашивает сын папу. – Конечно, большое, – отвечает папа, – иначе бы его назвали Изя.
– Пять баллов, – сказала Галка.
Бригада рабочей гарантии, усиленная двумя новыми членами, отправилась перекусить в «Старый чикен», поскольку больше было некуда. Официальное отсутствие в кафе алкогольных напитков было не единственным минусом – за прослушивание музыки, как и за бутлег, на входе взималось какое-то количество рублей.
– У нас двое глухих, – показал Прорехов на Варшавского с Галкой. – За них платить?
– Спрошу у администратора, – буркнул бармен и нырнул в подсобку.
Вскоре Артур с Галкой в результате подпольного процесса накачались персональной клюквенной из-за пазухи и подозвали бармена.
– А сколько стоит вырубить всех этих ваших Шариковых?! – полез в карман за мелочью Артур. – Мы тут пришли перекусить, а вы нас попсой кормите.
– Спрошу у… – вновь изготовился бармен и тут же осекся. – Но вы же глухие!
– От вашей музыки и прозреть можно! – сказал Артур.
– Ну, а что вам поставить? – спросил бармен.
– Им бы что-то такое нечтовое, нетутошнее, – попросил за товарищей Артамонов.
– Было бы так, – размечтался Прорехов, – пусть бы после плохой песни у певца выпадала грыжа. Поешь и боишься – выпадет грыжа или не выпадет. Небось, из кожи бы лезли вон, старались, и пошли бы, потянулись потихоньку на сцену профи…
– Неплохая рацуха, – сказал Артамонов, – А то действительно, самыми глубокомысленными местами во всех этих текстах являются запятые перед что. И подозвал бармена. Обнажив из-под кепки бритую голову, Артамонов объяснил ему прописные истины: – Дело в том, что мы поселились неподалеку и, похоже, станем вашими постоянными клиентами. Пока мы не заводим разговоров о скидках или абонентском обслуживании, к этому мы вернемся позже. Сегодня мы пришли сюда перебазарить о судьбах страны, а решать ее участь под такие синглы… так и беду накликать можно…
– Сейчас все устроим, – залебезил бармен. – Так бы сразу и сказали.
Порционные блюда, которыми потчевали в подвале, давали о себе знать настолько долго, что все кооперативные туалеты в округе подняли входную плату.
– Не вижу логики, – жаловался на тупизм Прорехов, – пьем соки по пятьдесят копеек, а ссым в кооперативном сортире по рублю!
Наутро по хорошей погоде зарегистрировали малое коммерческое предприятие «Ренталл». Комиссия задала всего несколько вопросов по хорошо скроенному Уставу.
– Вы что, действительно собираетесь использовать пустыри и долгострои? – спросил председатель.
– Действительно, – ответил Артамонов, – и не только пустыри.
– И не только долгострои, – добавил Варшавский.
– И не только использовать, – сказал Прорехов.
– И не только действительно, – оставалось вставить Артамонову.
– И вот тут у вас ошибка! – заметил председатель, радостный оттого, что нашел, за что зацепиться. – Написано: «проведение лотереи». Нужно штришок над буковкой и поставить, чтобы «й» получилось – «лотерей».
– Не нужно. Здесь все правильно, – пояснил Артамонов. – Мы проведем лотерею только один раз.
– Как это так? – не поняли остальные члены комиссии.
– Туалетная бумага «Serla» разовой бывает? – спросил их Артамонов.
– Бывает, – ответил кто-то из комиссии.
– Почему же в таком случае не может быть разовой лотерея? – поставил он в тупик регистрационную комиссию.
Комиссия не нашлась, что ответить. Неясности иссякли. Регистрация малого коммерческого предприятия «Ренталл» прошла на редкость буднично, хотя новость тянула на то, чтобы быть переданной ведущими мировыми информационными агентствами по всем каналам.
– Малыя и белыя, – сказал отвлеченно Прорехов на выходе из здания администрации. – Теперь придется работать вчистую. Никакой черноты!
– Как получится, – не стал зарекаться Варшавский.
А когда вовсе покинули администрацию, Артамонов подвел итог.
– Ну, вот, метрики, кажется, выправили, – листанул он бумаги. Свидетельство о регистрации номер двадцать девять. А Устав мы будем исполнять настолько примерно, что всем станет от этого дурно!
Глава 5
СТЕРХИ КАК СИМВОЛ ЛОТЕРЕИ
Приступать к задуманной информационной диверсии, не имея начального капитала, было так же нелепо, как выходить на минное поле без сменной обуви. Издание первой в регионе частной газеты, не говоря уже о независимом телеканале, требовало несусветных денег.
– Надо позвонить вашему куратору, – предложил Артур выход из стартового затруднения. – Вы же говорили, что он оставил телефон для связи. Так и давайте им воспользуемся. Позвоним и сообщим: так, мол, и так, монеты под ваши перспективные задумки требуются уже на данном этапе! Поскольку не на что покупать оргтехнику! – обнародовал он грамотный, с его точки зрения, ход.
– Не части! – осадил его Артамонов и напомнил о служебном положении. Нам же четко объяснили: обращаться за помощью только в крайних случаях. А еще лучше – вообще не обращаться.
– Если наша, так сказать, вышестоящая организация не может дать безвозмездно, пусть даст в долг, – не унимался и заходил то с тыла, то с фланга сам-Артур. – На их деньги мы провернем крупную торговую сделку и рассчитаемся из прибыли.
– Какая, к черту, сделка?! Применительно к нашим масштабам твой торгашеский опыт слишком мелок! – опустил Варшавского Прорехов. – Мне больше нравится идея Артамонова учинить лотерею. В ней меньше выспренности.
– Насколько я знаю, лотереи вообще-то запрещены, – усомнился Варшавский в правильности альтернативной идеи. – На них, как и на водку, монополия государства. Они приравниваются к азартным играм. Разрешения никто не даст, это точно, – безапелляционно заявил он в довершение.
– Законодательство не дает точного определения азартным играм, акупунктурно заметил Артамонов. – А значит, имеется лазейка. Здесь можно поискать щель в законодательстве.
– Как это – «поискать щель в законодательстве»? – не понял Варшавский. – Самим сунуть голову под усечение?!
– Лотерею не обязательно называть прямо в лоб – лотереей, – пояснил Артамонов. – Пусть это будет, например, негарантированная поставка дефицитных товаров. Люди выдадут нам задатки в виде оплаты за билет, а мы попытаемся поставить им товар. Это не значит, что мы поставим всем. Счастливчики получат его, а проигравшие откажутся от задатка, и он останется у нас. Здесь масса вариантов.
– Какие к черту варианты?! Страна зажата до писка! С лотереей в такую задницу влезть можно! Вы что! Масса вариантов!.. – иронично произнес Варшавский. – Попробуй, найди.
– Ты же находишь, – еще раз напомнил ему о фарцовой жизни Артамонов. Занимаешься перепродажами, в то время как спекуляция все еще не приветствуется государством, – саданул он ему по больному.
– Я занимаюсь камерно, – легко оправдался сам-Артур, – а вы хотите выступить площадно. Это разные вещи. Я не понимаю, какие ходы можно найти в таком случае?
– Очень просто: берешь сборник кодексов, – Артамонов раскрыл настольную книгу, – и вперед!
– Нас передавят, как мух! – продолжал переживать Варшавский, будто увидел себя на паперти, и отвел в сторону протянутую Артамоновым книгу.
– Что посмеешь, то и пожнешь! – сказал Артамонов. – Главное отважиться.
– Это все энциклики для римского папы! – зашелся сполохами Артур. – А нас подавят!
– Ты излишне переживаешь, – успокоил его Артамонов. – У нас в Уставе записано проведение лотереи? Записано. Устав утвержден властями? Утвержден. Что еще надо? Главное – ввязаться, а когда поступь истории будет уже не остановить, испросим санкцию у колбасу предержащих.
– Нас пересажают в клетки, как шиншилл! – теперь уже деланно вопил Варшавский, апеллируя к Прорехову и половея, как уголья в топке. – Надо звонить куратору и требовать денег на раскрутку!
– Вы спорите, не зная сути, – разнял возбужденных друзей Прорехов. Следует нанять юристов, и пусть они разберутся – есть для лотереи лазейка в гражданском кодексе или нет.
– Им же платить придется, – не переставал саднить Артур.
– Кому платить? – спросил Прорехов. – Шиншиллам?
– Юристам, – сказал Варшавский. – А денег у вас не очень.
– Зачем платить? – сказал Прорехов. – Надо увлечь их идеей, чтобы людям работалось из интереса. А за деньги и дурак выложится!
– Наперсточники же работают без юристов, – придумал сравнение Артамонов. – Делятся с ментами, которые пасут окрестную территорию, и работают.
– Может, и нам с кем-нибудь поделиться? – похрустел суставами пальцев Прорехов. – Только вот с кем?
– С теми, кто пасет экологию, я полагаю, – подсказал Артамонов.
– Опасно это, – сидел на своей кочке зрения и продолжал мучить мирное население сам-Артур. – На вашем месте я бы даванул на куратора и вышиб материальную помощь. Не воспользоваться моментом – верх бестолковости!
– Вот сядет тебе самому на шею гриф секретности, долбанет пару раз по балде, будешь знать, как пользоваться моментом! – привычно закинув руку за голову, похлопал себя по бритому затылку Артамонов. – Наша ситуёвина на сегодняшний день далеко не крайняя.
– А что, крайней она станет, когда за лотерею нас упекать примутся? определил отправную точку Варшавский.
– Может быть, – допустил Артамонов.
– Ну и рамочки вам поставили! – ершился Артур. – На фиг тогда было соглашаться и ехать сюда!
– Никто нам ничего не ставил, – выправил текст Артамонов. – Совхоз дело добровольное.
– Без троянского коня операцию не провести, – подвел итог келейным раздумьям Прорехов. – Для поддержки диверсии в гущу экологической жизни необходимо внедрить своего человека, – заговорил он штабным языком. Лазутчик должен будет войти в доверие к руководству, проникнутся духом ведомства и грамотно подтянуть его на спонсорство. Нужно готовить коня.
– Ты предлагаешь втолкнуть скотину на полную ставку? – заволновался Артур. – Я никуда работать не пойду! Меня не возьмут!
– Зачем на полную ставку? – Артамонов пропустил мимо нот два последних высказывания Варшавского. – Достаточно двумя-тремя копытами.
– Кто же тогда пойдет? – живо поинтересовался Варшавский.
– Надо подумать, – огляделся вокруг Артамонов. – Нас тут не так уж и много. Но больше других на лошака похож вот этот юноша, – Артамонов посмотрел на Прорехова, – прямо вылитый. И умеет прядать ушами. Инициатива у нас, как и везде, – наказуема. Придумал – выполняй!
Предложение забросить в тыл спонсору автора идеи Прорехова мгновенно воодушевило Варшавского, он до ужаса любил находиться в большинстве. Здесь ему не было равных. Артур поставил Прорехова перед собой и стал рассматривать его на свет.
– Похож на мерина – не похож, судить не берусь, но, как ржет с бодуна, словно меринос, слышал не раз, – выявил он сущностное в Прорехове до конца.
– А меня вы спросили?! – втащил очки на лоб Прорехов.
– Теперь уже твое мнение – Капри в море, – сообщил Артамонов и свел голоса воедино. – Два против одного. Еще в тридцать седьмом стало ясно: тройки хороши тем, что решение неминуемо.
Лотерейного коня, в отличие от эпического, втащили в комитет по охране природы прямо средь бела дня. Председатель комитета товарищ Фоминат обрадовался новому эксперту Прорехову несказанно. Товарищ Фомин всегда и везде писал свою фамилию заглавными буквами и в конце почти слитно ставил инициалы А. Т. – Анатолий Терентьевич, поэтому получалось – ФОМИН А. Т.
Прорехов подрядился поработать консультантом по катадромной миграции рыб и болезням слоевища у мхов. В ведомство он вжился быстро, потому что всем играм с огнем Фоминат предпочитал преферанс. Колоды карт доставлялись ему по специальному каналу, потому что порнография еще не вышла из подполья. Раньше, до Прорехова, за неимением третьего партнера Фоминат с «болваном» всегда играл против завхоза, в техническом сговоре с которым он сконструировал дверь в свой кабинет таким образом, что она открывалась только изнутри, чтобы не было никаких неожиданностей. С приходом Прорехова пули теперь стали расписываться непосредственно на рабочем месте. Прорехов, повествуя о жизни мхов, легко оттеснил завхоза, вистовавшего стоя. О том, что вистовать можно и по-другому, завхозу до конца жизни так никто и не рассказал. Если на работе бывало людно, Прорехов затаскивал Фомината к нему домой и не выпускал сутками. Девушки из бухгалтерии по очереди таскали на квартиру начальнику еду и напитки. Иногда они задерживались после ужина. Прорехов понимал, что он на задании, и вел себя корректно – от марьяжей всегда сносил в прикуп по даме, а, разыгрывая третью, ходил неизменно с нее. И только после Фомината, только после…
По истечении испытательного срока в расписании комитета появилась новая штатная единица – наперсник председателя комитета Фомината по разным делам. Это радовало. Но то, что за пулями приходилось познавать всю историю болезни Фомината, затмевало любую финансовую приятность. А история председателя была такова.
В старину товарищ Фоминат вершил дела диаметрально противоположные тянул на себе сразу ирригацию и в качестве пристяжного, как мог, подтягивал мелиорацию. Когда из Москвы по вертикали сошли бумаги насчет нового натурного ведомства – комитета по охране окружающей среды, – власти велели товарищу Фоминату осваивать идею. Потому что основные вывихи природа региона получила именно от его, Фоминатова, осушения и мелиорирования. Когда-то, управляя полчищами культиваторов, Фоминат перекрыл в регионе запрудами все малые реки, выкопал из недр все ископаемые, сгреб торф со всей поверхности края, высосал трубами и спустил налево весь сапропель из болот. И уже факультативно, не считая это должностной обязанностью, он разнес в пух и прах всю непромысловую дичь и вытер сетями всю чешую со всего водосборного бассейна. Теперь, после такого экоцида, лишь по сусекам да в местах недоступных, где губить Фоминату было не с руки, только очень пытливому журналисту-натуралисту Шимингуэю удавалось наскрести толику красот и горстку былого величия края.
Назначая Фомината на должность, председатель исполкома Платьев прямо так и сказал:
– Кому, как не тебе, товарищ Фоминат, идти в это пекло! – наколол он ему на грудь орден Знак почета. – Ты запорол природу, тебе ее и отпаривать. Партия зовет тебя устранить в натуре допущенные ранее недостатки. Так что давай, дерзай!
Что устранять, Фоминат знал назубок. Знал он и то, что ничего уже не устранить, – поздно. Но мыслил он по-современному и остронаправленно, мыслил так: раз когда-то удалось вынуть из казны за растление природы, то наверняка перепадет и ныне от симулятивных попыток ее сохранить.
Профильная схожесть мелиорации и экологии позволила товарищу Фоминату перевести весь свой кадровый гарем на новое место работы почти без потерь. Сметы на его содержание походили на полотнища по строительству БАМа. Размеры месячных бонусов лаборанткам увязывались с толщиной труб на химкомбинате, выбрасывающих вредные вещества, а квартальные поощрения штату выводились из поголовья гадящих в главную артерию России хряков совхоза «Заволжник».