Текст книги "Остров. Остаться людьми. Тетралогия (СИ)"
Автор книги: Вячеслав Денисов
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 54 страниц)
– Господи, когда закончится эта ночь… – сказала Дженни, выбирая из кучи наваленного хвороста несколько веток, чтобы бросить их в костер.
– Нет! – крикнул Питер, показывая ей рукой, чтобы она оставила эту затею.
Дженни вопросительно посмотрела на человека со шрамом – русского, – который смог бы объяснить поведение мальчика.
– Почему ты остановил ее? – спросил он, обращаясь к Питеру.
– Потому что дрова только в лесу.
– И что в этом необыкновенного? Дрова всегда были в лесу!
Никто не заметил, как к костру подошел филиппинец. По лицу его было сложно определить, собирается
ЛИ
он смеяться или плакать. Но он не собирался делать ни того, ни другого. Он подошел к Питеру и заглянул в его глаза.
– Последнюю ветку мы должны бросить в огонь за минуту до восхода солнца. Я думаю, именно это хотел сказать мальчик.
– С вами с ума сойдешь, – незадачливый муж плюнул на песок, сунул руки в карманы легких брюк и направился к воде.
Черный абрис джунглей прижимало к острову чуть более светлого оттенка небо. И когда в нижней части совершенно темной, неровной очертаниями стены показались три крошечных огонька, люди оживились и даже Борис, до этих пор находившийся в растерянности от происходящего, оживился и покачал головой.
Макаров шел впереди, за ним молодой человек в широкополой шляпе вел Франческо. Несмотря на полное бессилие, которым был пропитан каждый шаг итальянца, он не выпускал из рук кейса. Замыкал процессию доктор. Лицо Донована было перепачкано не то землей, не то копотью.
Добравшись до костра, все четверо как по команде устало опустились на песок.
– Что с Адриано? – спросила Дженни, и Левша, прищурившись и подсев к Макарову, вопросительно поднял брови.
– Франческо сейчас очень сложно, – всем показалось, что такое начало рассказа противоречит манере Макарова вести разговор. – Когда человек теряет близкого, с ним происходят странные вещи…
– Например, ему начинает казаться то, чего не существует в действительности? – подсказал Левша.
– Именно так. Именно так – и никак иначе.
– Я объясню, – прокашлявшись, Донован снял очки и протер их. Он снова надел очки, и в них тотчас заплясали языки костра, отчего глаза доктора стали похожи на танцплощадку для бесов. – Потеря близкого вводит человека в ступор. Шок может длиться сколько угодно долго. В организме срабатывает механизм, защищающий психику от потрясения. Со временем, когда ощущение утраты притупляется, ослабевают и защитные функции механизма. И когда они снимают блокаду насовсем, с человеком происходит нервный срыв. Вот почему перенесшим смерть близких проводят курсы психотерапии и медикаментозное лечение. Франческо был лишен и того и другого, и его потрясение было велико. В темноте он направился на могилу Адриано и при виде могильного холма пришел в отчаяние, чему мы стали свидетелями после его возвращения. – Замолчав, Донован снял шляпу и с размаху бросил ее на песок. – Нам следует… нам следует понять, люди… одну простую истину…
Круг оставшихся в живых сузился, и теперь все, кто был у костра, касались плечами друг друга. Что-то сжало пружину, отвечающую за желание понять ту самую истину, что проста.
– Нам нужно заботиться друг о друге, – проговорил Донован.
Молчание было ему ответом. Слишком много вопросов, задавать которые в силу их бесконечного количества ни у кого не было сил.
– Завтра мы назовем себя и займемся нашим будущим, – устало сказал Макаров. – А сейчас все лягут спать, но каждый по очереди отсидит по часу перед костром, не давая ему погаснуть… Я не знаю, как объяснить вам необходимость этого, но…
– Но пока горит костер, жизни наши будут хранить 3вУчащие над океаном воспоминания пробуждающих память ифугаоских сказителей, – с закрытыми глазами проговорил филиппинец. Кажется, он испытывал удовольствие от того, что лицо его, словно поставленную на камин маску, облизывают тени шевелящихся языков костра.
Макаров долго смотрел на него. Потом произнес:
– Пусть так.
И назначил себя первым и последним, кто будет поддерживать огонь костра.
На воткнутую в песок палку он повесил свои часы «Омега». Отныне каждый наступающий час должен был ознаменовываться пробуждением следующего дежурного и отходом в объятия сна предыдущего.
ГЛАВА XII
Дженни ждала, когда очередь охранять костер перейдет к мужу спящей рядом с Бертой женщины. Он должен был быть разбужен в четыре часа утра. Она знала, что не пройдет и получаса, как тот перестанет быть внимательным.
Макаров сидел у костра, наблюдал, как все укладываются на песок, устраиваясь поудобнее, и размышлял, где ляжет Дженни. Та прогулка в джунгли, закончившаяся знакомством с пантерой… Макаров все думал, как сформулировать мысль, бесцельно бродящую в его голове. И, наконец, вывел что-то похожее на: «Если учесть, что после встречи с пантерой Дженни и Левша заниматься любовью не могли по определению, успели ли они сделать это до пантеры?»
Он уже понял, что предсказать поведение Дженни невозможно. Нужно какое-то время, чтобы понять, что движет ею. И когда она прошла мимо него, он понял, что женщина остановила свой окончательный выбор на Левше. Но Дженни не удостоила вниманием и своего последнего спутника. Присев на песок, она посмотрела на Макарова и привалилась боком к странному типу, который весь день занимался тем, что гулял с побережья в джунгли и обратно.
– Вы будете спать со мной всегда, или просто аромат моего «Кода Армани» еще не выветрился? – развязно поинтересовался тот. Он лежал, накрыв лицо своей широкополой шляпой.
– Терпеть не могу «Код Армани», – донеслось до него сквозь шляпу. – Просто сюда меньше всего пышет жаром.
– Вы решили спасаться от жары всю ночь? К утру ветер переменится, как утверждает капитан, так что смотри, малышка, как бы тебе не проснуться в объятиях филиппинца, – и он тотчас засопел, лишая Дженни возможности ответить.
Муж женщины, которую Дженни почему-то считала несчастной, должен был быть разбужен в четыре. Но перед этим двое должны были проснуться и через час снова уснуть, и последним из этих двоих был странный малый в шляпе – к нему-то и прилегла Дженни, прижавшись плечом. Если вдруг она, обессиленная, потеряет контроль, то он, проснувшись, обязательно ее разбудит.
Некоторое время она сопротивлялась усталости и вдруг почувствовала приток сил. Она знала, что подобные ощущения испытывает человек, провалившийся в глубокий сон. Но ничего поделать с этим уже не могла…
*
Дождь бил беспомощную землю, распластывая по ней траву и сбивая с чертополоха бестолковые головки. Казалось, не будет конца этому безумию. Девочка в прилипшем к телу розовом платье, девочка, которой уже было трудно дышать от сковавшего ее тело холода, сидела на шпале брошенной несколько десятков лет назад железной дороги, и ручки ее, лиловые от холода и беспомощности, сводило судорогой.
«Ты потерпи, Берта, – шептала она кукле, – дождь скоро закончится. Дождь всегда заканчивается. Нужно просто немножко подождать. Все бывает… Все бывает…»
Не успев оценить убогости открывающегося перед ним пространства, прямо из леса вышел, закрывая лицо от хлещущих наискось струй, мужчина. Постояв несколько мгновений и присмотревшись, он двинулся вперед, обозначив конечной точкой своего маршрута брошенный, покосившийся, с обвалившейся крышей полустанок. И так бы и шел он до самого крыльца, но, не пройдя и четверти пути, вдруг замедлил шаг. И вскоре вовсе остановился, пытаясь осмыслить увиденное и хоть как-то сориентироваться. Прямо перед ним, на блестящей черной шпале, облитая холодными струями дождя, но не солеными слезами, сидела маленькая, лет девяти, девочка в розовом платьице.
«Кто ты?» – глухо прокашлявшись, спросил он, мужчина лет тридцати, с короткой бородой и шрамом через все лицо.
«Я девочка», – ответила она, изо всех сил пытаясь соответствовать представлению незнакомца о логике ответов на заданные вопросы.
«Какого дьявола делает девочка здесь в эту пору?»
«Мужчине не пристало так разговаривать с детьми», – стуча зубами и трясясь как в лихорадке, едва слышно проговорила она. Мужчина ее пугал, черты его лица были резки и грубы, в руке он держал сочащуюся кровью лохматую козью ногу, но девочке казалось, что разве только разверзшиеся небеса могли сейчас напугать ее больше молний, полыхавших в них.
«Где твой отец?» – спросил он, вытирая мокрое лицо мокрой шляпой.
Она сказала, что отца у нее нет, ибо прошлой осенью во время охоты он погиб, пытаясь одолеть медведя, что же касается матери, то мужчина, если в силу своего воспитания не привык верить детям на слово, может перешагнуть через рельсы. И тогда, вставши над могилой, осенит себя догадкой, и станет понятно, потому девочка здесь сидит, что не знает, куда ей идти. Подумав, она добавила, что они с Бертой проголодались, и неплохо было бы им выпить чего-нибудь горячего, например, чаю.
Кое-как обустроив жилище, Генри Уокен, беглый каторжник, зажарит козью ногу, выпьет вина, плотно поужинает, выйдет на улицу, чтобы покурить и, насколько хватит взгляда, внимательно осмотреть прилегающие к полустанку окрестности. Потом вернется и надругается над Дженни МакНаман.
Ее найдет деревенский учитель Уоррен Дикси, отправившийся вслед за священником, который по просьбе одной из прихожанок ушел разыскивать сорвавшуюся с веревки и сбежавшую в лес от грозы козу. Труп священника с перерезанным горлом Дикси найдет у самой опушки рядом с убитой козой. Оглушенный всем этим, он даже не удивится, когда в здании брошенного полустанка обнаружит находящуюся далеко от собственного сознания девочку. Он принесет ее на руках в деревню, и через четверть часа все считающие себя мужчинами выйдут на поиски мерзавца. Мертвецки пьяный Генри Уокен тем не менее улизнет от погони и лишь спустя долгих одиннадцать лет закончит свою жизнь за страшные преступления – убийство двух женщин в придорожной гостинице и священника в лесу. Долгих шесть месяцев загнанный зверь будет скрываться от полиции и гвардии в лесах, питаясь кореньями и ягодами, и еще десять лет скрываться в лесах близ Луисвилла, промышляя кражами скота и домашней утвари. Но второго апреля 1988 года Генри Уокена схватят и по приговору суда штата зажарят на электрическом стуле на глазах жителей Луисвилла. И в приговоре том ни слова не будет сказано о надругательстве над ребенком, поскольку жители соседней с Луисвиллом деревни, принимавшие участие в охоте на нелюдя, дадут друг другу слово никогда, хотя бы и под страхом смерти, не выдавать правды о несчастье девочки.
Обретя покой, повзрослевшая Дженни заодно и обретет славу первой деревенской красавицы. Но не мужчины ее будут интересовать, а то, что трепещет
внутри
ее и тревожит, трогая сердце. Сочиняя стихи и записы-вая их в старую толстую тетрадь в коленкоровом переплете, с которой она, как и с цветными карандашами, никогда не расставалась, Дженни сутки напролет будет проводить вдалеке от деревни и сухим взглядом, полным безбрежной и безутешной тоски, – взглядом, ищущим что-то потерянное, знакомое, но забытое, – смотреть с холма на равнину. В мае 1990 года к ней посватается молодой человек, и она скорее от желания поскорее покончить с одиночеством, чем по любви, отдаст ему свою руку. И горько будет плакать в 1999-м, когда муж ее, композитор и певец ее стихов, погибнет в
нелепой автокатастрофе…
*
По-детски глотая сонную слюну, парень резко вскинулся, и шляпа слетела с его лица.
– Что, уже три? – бессмысленно поинтересовался он у Николая, который стоял перед ним и ждал, пока сменщик окончательно овладеет ситуацией.
– Пять минут четвертого, дружище, – по-русски ответил тот. – Ты украл у меня часть сна.
– Надеюсь, это не подорвет твое здоровье.
Сходив к океану и умывшись, пробыв там, по мнению очнувшейся от сна Дженни больше, чем необходимо для ополаскивания заспанного лица, парень в шляпе вернулся к костру. Вполне возможно, его мучил насморк. Глаза его слезились, и он постоянно теребил пальцами свой нос, запрокидывая голову и тряся ею.
– Ч-черт… – услышала она его удовлетворенный и несдержанный возглас.
Несколько раз он вставал и подходил к обглоданной океаном палке, на которой висели часы Макарова. Несколько раз, помня о совете экономить запасы топлива, выбирал из нищающей на глазах свалки хвороста сучья потоньше и укладывал в костер. И, наконец, дождался минуты, когда можно было снова заснуть.
Смена поста произошла бесшумно, хотя по своим часам Дженни видела, что Сергей, чья жена все время пребывала в прострации, был разбужен на пять минут раньше. Оставалось ждать. Напрасно Дженни переоценила его силы. Они покинули нервного и незадачливого мужа через четверть часа.
И когда тот закрыл глаза, уронив голову на плечо спящему Питеру, Дженни оперлась рукой, чтобы встать, но вдруг произошло событие, назвать удивительным которое было нельзя, но обстоятельства, при которых оно произошло, оказались для Дженни неожиданными.
Жена заснувшего часового бесшумно поднялась с песка, выбрала из костра толстый сук и направилась в джунгли…
Ошеломленная Дженни сделала еще одну попытку подняться, но ей снова пришлось замереть, потому что далее стало происходить и вовсе нечто странное. Еще секунду назад крепко спящий, как казалось Дженни, мужчина со шрамом сел и скользнул взглядом по кругу лежащих людей. А потом, вынув из костра еще одну горящую палку, двинулся следом за женщиной…
– Что здесь, черт возьми, происходит? – прошептала Дженни, совершенно позабыв о том, что уже половину ночи вынашивает план по совершению действий, ничем не отличающихся от тех, что только что произошли на ее глазах. Чтобы не устраивать в джунглях процессии, она решила выждать, а пока опустила голову на плечо безмятежно спящего парня в широкополой шляпе. А несколько минут спустя она бесшумно двинулась за этими двумя.
ГЛАВА XIII
Маша хорошо помнила направление, где была могила и откуда вели чуть живого от потрясения Франческо. Джунгли, которые казались ей странными, представлялись бочкой с порохом, которая, однако, пока не взрывалась, встретили ее молчаливой прохладцей. Ни звука, ни шороха. Она шла и слышала лишь биение своего сердца.
Могилу она нашла сразу. Вернее, она не искала, а просто наткнулась на нее, углубившись в лес шагов на пятьдесят. Посреди лужайки возвышался скромный, овальной формы холмик, в середину которого был воткнут самодельный крест.
Она обошла могилу, вглядываясь, насколько позволял сделать это свет горящего сука, в каждую травинку.
Вернулась и встала лицом к могиле и спиной к океану. Конечно, впечатляет. Могила с кривым крестом, освещаемая неровным огнем. Но впечатляет, а не шокирует, как пытался представить состояние Франческо Доктор Донован! Если Франческо едва не потерял рассудок, увидев благочестивую могилу Адриано, почему бы ему было не спятить чуть раньше, когда для того были более существенные основания, например, когда Адриано представлял собой начавший покрываться сиреневыми пятнами труп?
Она хотела было уже возвратиться, но в этот момент что-то упало на ее плечо, щелкнув по шелковой блузке. Подняв факел, чтобы посмотреть вверх, Маша почувствовала, как сердце, только что бившееся нервно, но ритмично, вдруг стремительно проваливается вниз…
Она видела свою тень на стоящей перед ней стене деревьев.
Длинная, ломаная, уродливая, с вытянутыми ногами тень пересекала могильный холмик, накладывалась абрисом шортов на крест и падала на деревья и спутанные, точно клубки колючей проволоки, кусты перед нею.
Она видела свою огромную тень, лежащую на деревьях.
Ее факел был в руке.
Когда Питер Пэн потерял свою тень, он был испуган и успокоился лишь тогда, когда она вернулась к нему. Женщина сейчас отдала бы все на свете за то, чтобы потерять свою тень. Ведь появиться она могла только в одном случае. Когда за ее спиной стоял кто-то с таким же факелом.
Несколько часов назад…
– Черт вас возьми, Франческо, – напирал Макаров, шагая впереди с горящей веткой в руках, – вы перепугали всех до конвульсий! Что еще более страшного могло случиться с вашим другом?
Позади него шествовал парень в широкополой гла-мурной шляпе, удерживая итальянца за локоть. Позади процессии, подслеповато щурясь и всякий раз наступая то на сук, то на кочку, то на полуистлевший кокос, торопился доктор.
Уже столько было задано итальянцу вопросов по дороге, и столько не получено ответов, что каждый последующий принимал все более и более риторическое звучание. Слава богу, идти было недалеко. Углубившись в джунгли метров на шестьдесят, Макаров сразу вышел на лужайку к тому месту, где был погребен Адриано.
Он вышел и тут же остановился.
И ему в спину тотчас уткнулись двое, один из которых больно ударил его кейсом по ноге. Доктор на этот раз оказался проворнее, за время их шествия он наловчился до такой степени, что, когда перед ним образовалась стена из спин, умудрился заложить вираж и оказаться рядом с Макаровым.
И свет двух горящих ветвей озарил могилу.
Холод сковал всех.
– Дева Мария… – послышался хриплый голос Франческо.
И Макаров, услышав этот сиплый, словно доносящийся из преисподней, голос итальянца, тотчас подумал, что, если бы он и видел это десятью минутами Раньше, он тоже, как и итальянец, все равно пришел бы 8 Ужас, увидев это даже во второй раз.
– Как вы думаете, доктор, кто мог сделать это?…
Парень выпустил локоть Франческо, прижал к голове шляпу и, переломившись пополам, сделал несколько неверных шагов в сторону. Его выворачивало наизнанку. Его рвало до тех пор, пока на губах не появился горький привкус желчи.
– Доктор Донован… – сумел все-таки пересилить себя и заговорить Макаров. – Мы должны привести могилу в первозданный вид. На берегу женщины и дети. Если они утром увидят это… В общем, нам надо сделать все быстро… Постарайтесь не испачкаться в крови во избежание ненужных расспросов.
– На меня… не рассчитывайте…
– Это я уже понял, – по-русски ответил парню Макаров и похлопал его по спине. – Присмотри за Фран-
ческо. И, господа… Ни слова о том, что вы здесь видели.
*
Ее тень осталась на месте, но сияющий мертвенным светом круг, в котором она находилась, дрогнул.
– Ты с ума сошел… – сказала она.
Ее тень стала тоньше, а круг света залил лужайку до середины.
– Как ты оказался на этом корабле?
Дыхание коснулось ее затылка.
– Боже мой, тринадцать лет молчания… – прошептала она, и глаза ее, как тогда, на корабле, наполнились красотой. И к ним прилила влага, и тонкая блестящая нитка скатилась по ее щеке. – Я уже все забыла. Я забыла, что ты есть. Зачем ты… – Она не успела договорить.
Сильные руки обхватили ее плечи и развернули. Одна из потрескивающих веток упала в траву, и на лужайке сразу стало сумеречней, таинственней и даже интимнее…
Горячие губы впились в ее губы, ладони обхватили ее щеки, и женщина, заплакав и совершенно обессилев, схватилась за ветку, простершуюся над ней. Время остановилось. Во всяком случае для них обоих.
– Оставь его, – слышала она, – тринадцать лет ничего не значат. Мы уедем и вспомним время, когда сходили с ума от любви друг к другу… – Он задыхался от страсти, говорить ему было все труднее и труднее, но еще обезволенней и бессильнее чувствовала себя она. Женщина ощущала, как сильные руки его поднимают ее в воздух. – Думал ли я, что увижу тебя снова?… Думал ли я… Ты исчезла, ты пропала… Тебя словно и не было… – Она чувствовала его в себе и понимала, что теряет над собой власть навсегда. Лишь ветка с пучком играющего огня над головой не позволяла ей окончательно разорвать связь с действительностью. Время сорвалось с места и понеслось с ужасающей скоростью.
Ей хотелось кричать. Это была не боль. Это было первое, настоящее знакомство с ощущениями достигшей наивысшего наслаждения женщины. Прижавшись к стволу и вцепившись ногтями в дерево, она подавила крик и обмякла. Время опять остановилось.
Им не было видно, как во мраке к ним двинулась тень. С другой стороны дерева, в которое вцепилась Женщина, кто-то невидимый им готовился к атаке. Движения его были пружинисты и напряженны…
Женщина, давя вскрики, всхлипывала, мужчина слышал только ее, только ее голосом и движениями он был занят, а весь остальной мир для него не существовал. Пораженная, захваченная неожиданным зрелищем врасплох, Дженни словно сама участвовала в этой сумасшедшей любовной игре. Зажав ладонью рот и широко распахнув глаза, она с изумлением наблюдала за любовным соитием тех, кого на этом острове никак нельзя было назвать близкими людьми.
Никто из них не видел, как тень за деревом начала свое движение. И в тот момент, когда секунда или менее того оставались до картины не сладострастной, а ужасной, раздался звук, который никто из троих не услышал. Тень мгновенно обмякла, вцепилась в дерево, а после стала сползать по нему… Послышался шорох коры, но он слился со звуками любви, а затем и вовсе растворился в ночи…
Прижавшись спиной к стволу пальмы, Дженни смотрела на неистовых любовников. Обнявшись и осыпая лица друг друга поцелуями, они не хотели расставаться…
Дженни не могла видеть, как рядом с пальмой, за ее Спиной, появился еще кто-то. Узловатая, жилистая рука с обломанными ногтями протянулась к ее шее, и снова раздался этот звук. Грязная ладонь сжалась в кулак, и в следующее мгновение пальцы стали шевелиться так, словно кто-то собирался завязать их в узел.
Насторожившись, Дженни повернула голову в сторону. Ей послышалось, что кто-то негромко и тихо, как если бы это был ребенок, хлопнул в ладоши…
Ей оставалось повернуть голову еще на дюйм,
чтобы
увидеть конвульсивно содрогающиеся пальцы. Еще мгновение, и она увидит их…
И снова этот щелчок. Дженни повернула голову, но было поздно. За мгновение до того, как взгляд ее упал на шершавый ствол пальмы, рука исчезла.
«Попугай, броненосец, ехидна, землеройка, обезьяна, что угодно…» – пронеслось в ее голове, и она забыла обо всем, когда услышала голос мужчины…
*
– Когда мы снова окажемся на корабле, приплывем в Гамильтон и оттуда ты уедешь со мной, – сказал Борис, наконец оторвав губы от лица чужой жены. – Скажи, что уедешь…
– Да, я уеду с тобой…
Ей хотелось сказать, что уйти от Сергея ей будет трудно, но она ничего не сказала.
А еще ей хотелось спросить, что стало с другим, тем, вторым, имя которого она произносить не хотела, но она и здесь заставила себя быть терпеливой. Она и так получила больше, чем заслуживала.
Борис наклонился и поднял почти погасший факел.
– Я люблю тебя, я все эти годы ждал тебя…
Заглянув ей в глаза, он, словно они договаривались,
развернулся и направился к их лагерю. Но снова остановился, чтобы сказать: -
– Мы будем вместе, слышишь? Все эти годы мне не нужна была другая. Я искал тебя, но – бог свидетель – не думал, что встречу тебя в Гаване.
Прислонившись затылком к шершавому стволу пальбы, она заплакала. Она плакала и улыбалась.
– Господи боже… зачем он здесь… – Она вытерла ладонью лицо, поправила волосы и сказала так тихо, что не расслышала бы и сама, если бы не ее губы шептали это: – И спасибо тебе за то, что он здесь…
На плечо ее снова что-то упало. Но она опять этого не заметила.
Выйдя из леса, она подошла к костру и бросила в него почти потухшую ветвь.
«Будь что будет», – решила она и легла, обратив лицо к побитой молью черной занавеске неба.
– Откуда у тебя кровь на плече? – спросит ее утром муж, но это будет утром.
Что еще случится утром – она не знала. Как не будет знать уже никогда, что через минуту после ее ухода с лужайки из пышной кроны дерева, под которой она любила мужчину, высунется рука. Едва на нее падет лунный свет, рука исчезнет. И появится снова через несколько мгновений. Она гибко вытянется и сдернет с ветки останки окровавленных кишок Адриано.
ГЛАВА XIV
Всю ночь пели древесные лягушки. Этот душераздирающий концерт начался с наступлением темноты и длился до рассвета. Макарову казалось, что все способные издавать клекот земноводные Бермудских островов собрались в одном месте и заорали, зная наверное, что ничего, кроме отвращения и головной боли, у пассажиров «Кассандры» это их хоровое пение не вызовет.
Макаров сжал сигаретную пачку в руке. Четыре штуки.
Тряхнув пачку, он вытащил зубами сигарету и чиркнул колесиком зажигалки. Затянувшись, он обвел взглядом всех, кто находился на берегу. Люди собрались под навесом. Все до единого. Часы давно перекочевали с палки на запястье Макарова, костер дымился останками веток, ночь ушла.
– Я не собираюсь вас обнадеживать, – сказал он. – Глупо делать это, находясь в равном положении с теми, кто сидит рядом, и кто с той же беспомощностью пытается понять, что происходит. Нам просто нужно решить, что делать до прибытия судна. Если наше пребывание на этом берегу является длящимся розыгрышем, то фирму-организатора ждут крупные неприятности. Один человек умер, Левшу и Дженни едва не задрала пантера. – Макаров помолчал. Он мог бы добавить еще и увиденное на могиле Адриано. – Среди нас беременная женщина и двое детей. Женщин вообще я уж не упоминаю, как не упоминаю людей вообще. Не знаю, спрашивали ли вас представители компании-организатора, сделаны ли вами прививки. Например, меня и сына моего никто не спрашивал. У нас нет еды, воду мы нашли сами, но теперь известно, что идти за ней далеко и что у нас нет возможности делать это часто.
Он вдавил окурок в песок.
– На острове мы уже сутки. У нас нет еды, – он “осмотрел на бутылки. – И нет надежного крова над головой. Что это за остров, какому архипелагу он принадлежит – неизвестно. Известно лишь, что «Кассандра» ушла, не хватившись двух десятков пассажиров.
– Господи, дичь какая… – прошептала Дженни.
– Поэтому сейчас мы поднимемся и направимся к водопаду – единственному известному нам источнику пресной воды. Наполнив бутылки, мы двинемся по береговой линии вокруг острова. Не может быть, чтобы здесь не было признаков жизни. Если нам не посчастливится найти людей, то мы попытаемся хотя бы найти возможность связаться с большой землей.
– Здесь весело, – усмехнулся мужчина со шрамом.
Посмотрев на него, Макаров размял шею.
– Теперь – да. Потому что здесь, по крайней мере, мы. Но прежде чем искать ответы на главные вопросы, нам нужно найти еду и безопасное место. Если не возражаете, я хотел бы сейчас остаться на берегу, чтобы кое-что подсчитать. А Левша и вы, – Александр посмотрел на молодого человека в шляпе, – отправитесь к водопаду за водой.
– А если я останусь на берегу и возьмусь за раздумья, а ты сходишь за водой, – усмехнулся Левша, – это не будет противоречить здравому смыслу?
– Нет, конечно, – рассмеялся Макаров, – я готов прямо сейчас идти к водопаду. Но в этом случае ты должен пообещать, что к моему приходу добудешь какой-нибудь пищи.
Левша вытянул из пачки сигарету и направился к бутылкам. Остановившись, рявкнул в сторону парня в шляпе:
– Что это тебя развеселило? Конфетку в кармане нашел? Бери бутылки, – и двинулся в лес.
Повернувшись к остальным, парень приподнял свою несуразную шляпу и станцевал несколько па из танца Траволты в «Криминальном чтиве». Заслужив аплодисменты, он подхватил с песка бутылки и поспешил за Левшой.
– Хороший мальчик, – похвалил его Донован.
– Временами.
Услышать этот голос было неожиданно. До какого-то времени Макарова не покидало ощущение, что этот мужчина в белых брюках и бледно-розовой рубашке глух и нем. Нем – по крайней мере. За все время путешествия на «Кассандре» и за сутки на острове он не произнес ни единого слова. Сейчас произнес одно, но этим обрушил ложное мнение о себе как о человеке отсутствующем.
– Я думала, вас послали подсматривать за мной, – под общий смех призналась Рита, поддерживая живот.
– Он нечестно играет, – заметил Борис, поднимая новую волну веселья, – его послали подсматривать за вами, а он подслушивает за всеми.
– Это была шутка? – уточнил Донован.
– Да, – ответил Макаров, – но чтобы ее понять, нужно быть очень русским. Эй, приятель, как вас зовут?
– Гоша, – подумав, ответил хозяин розовой рубашки.
– Чем зарабатываете на жизнь?
Тот некоторое время хранил молчание, потом ответил:
– Сейчас ничем. Я же на острове.
И он вытер со лба пот…
ГЛАВА XV
– Откуда у тебя кровь на плече?
Она испуганно посмотрела на Сергея, поймала его взгляд и, скосив взгляд, бросила его на свое плечо. Черные, с буроватым отливом, два пятна.
– Быть может, испачкалась, когда чистила рыбу?
Скривив рот и покусав губу, он стал вспоминать последние события. Вооружив пистолетом и отправив длинноволосого бонвивана и гламурного придурка в шляпе за водой, его звали Миша, возглавивший приют странников Макаров отправился с брюнеткой ловить рыбу. Вдвоем они переплыли с острова на крошечный риф, торчащий из воды, как фига утонувшего великана. Там тростью доктора Макаров стал пронзать воду. Через час парочка снова спустилась в воду, чтобы переплыть с рифа на остров. Он держал над собой рубашку с шестью большими рыбинами, она плыла с «копьем». Потом женщины, среди которых была жена Сергея, отправились чистить рыбу. Беременная Рита
вскоре
ушла блевать за кусты, после чего доктор лечил ее, как может лечить доктор без лекарств и инструментов. Жена вернулась, Гоша в розовой рубашке принялся жарить рыбу на костре. Он обстругал несколько палок и насадил на них рыбин.
– Ты не повредила руку тростью?
Она осмотрела свои ладони.
– Наверное, брызнуло, когда я чистила рыбу. Там было много крови.
Длинноволосый с Мишей, к которому с чьей-то легкой руки прицепилось прозвище Гламур, вернулись че-рез час. Свалив бутылки, Левша сразу направился к Макарову, и они, присев на корточки, стали говорить о чем-то.
Обойдя жену, Сергей вынул из груды бутылок самую маленькую, с удовольствием ощутив ее запотевшую холодную упругость, и свинтил крышку.
– Эта вода нам нужна для перехода!
Он посмотрел на Макарова. Сукин сын.
Закрутив пробку, он бросил бутылку к другим.
– А вы не хотели бы поделиться, о чем это вы с таким интересом разговаривали?
– Вам интересны наблюдения Левши о кале пантеры, обнаруженном им в лесу? – поинтересовался, не вставая, Макаров.
– О кале? Вы дерьмо имеете в виду?
– Да, именно, просто я не стал употреблять это слово, поскольку здесь женщины и дети.
– Неужели кошачий кал может так сильно заинтриговать двоих взрослых людей? – щелкнув зажигалкой, Сергей прикурил.
– Конечно, когда речь идет о вычислении привычной тропы опасного зверя.
Сказав это, Макаров посмотрел на Левшу, после чего разжал кулак и посмотрел на предмет, который ему только что передал Левша.
В руке Александра покоился небольшой прямоугольник, один из углов которого был срезан.
– Сим-карта? – повторил оставшийся без ответа вопрос Макаров. Ответ прозвучал бы давно, если бы не попытка прикоснуться к неприкосновенному запасу во-Ды одного из пассажиров «Кассандры».
