Текст книги "Остров. Остаться людьми. Тетралогия (СИ)"
Автор книги: Вячеслав Денисов
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)
Лис сделал два шага назад, с изумлением прижал ладонь к груди и потом рассмотрел руку. В лучах солнца она горела алым светом.
– Даже не двигайся, – посоветовал Артур, знаком давая понять Макарову, чтобы тот вынул из-за спины руку без пистолета. – Развернись.
Макаров медленно повиновался. И почувствовал, как из-за ремня словно вылетел пистолет.
– Развернись.
Лицо Артура показалось ему изнеможенным от усталости.
Лис сделал еще шаг назад. Пуля из «узи» мгновение назад прошила его легкое, и он хотел бы, наверное, еще что-то сказать, но не мог. Из губ его вместе с брызгами крови вырывался только свист.
Артур поднял руку и еще дважды нажал на спуск.
Брызги крови и ошметки одежды Лиса взметнулись в воздух и упали вслед за телом.
Некоторое время оба внимательно наблюдали за агонией.
А потом снова подул ветер, и Макаров опять ощутил аромат трав.
Он посмотрел на Артура. Тот задумчиво смотрел перед собой и моргал вразнобой, словно что-то мешало ему сосредоточиться.
Гоша… черепки…
Все проплывало в памяти Макарова, он ждал, что будет дальше. Что-то же должно быть.
– Когда людей слишком много, – проговорил наконец Артур, – всегда найдется хоть один, чей поступок выпадет из-под контроля. Чертов сыщик…
Сунув руку в карман, он вынул пачку сигарет и зажигалку. Сжал ее в кулаке, тряхнул. Из нее показались два фильтра. Один он зацепил зубами. Второй в пачке протянул Макарову на вытянутой руке.
– Не хочу.
– Решил бросить после недельного воздержания?
– После трехдневного. Они закончились три дня назад.
– Как знаешь.
Щелкнув, Артур закурил.
– Теперь скажи – что с тобой делать?
– Наверное, застрелить. Из моего пистолета. Вложить его в руку Лиса. Мне сунуть «узи». Потом вернуться на авианосец и доложить, что Макаров погиб в героической перестрелке с Лисом. Возможно, ты другой ответ ждешь. Но в голову пришел этот. Просто я сейчас немного растерян.
– Вижу… Пошли.
– Куда?
– Какая тебе разница, куда, если тебя устроил бы и вариант с «узи»?
– Куда идти-то, Артур?
Тот поднял руку и пальцами с зажатой в них сигаретой указал на холм в километре к западу от авианосца.
Треть пути они шли молча. Потом Макаров усмехнулся.
– Что тебя так развеселило?
– «Кассандра» не придет, верно?
– Придет.
– Смерть Адриано – твоих рук дело?
– Франческо Понти и Адриано Гальери – два одинаковых органа одного организма. Если тебе отрезать левую руку и вовремя оказать помощь, ты продолжишь жизнь с правой. Понти и Гальери вместе – это слишком сложный механизм, это уже сила, которая будет влиять на коллектив векторно. Достаточно одного. Поэтому Адриано оказался лишним.
– Почему Адриано, а не Франческо?
– Если бы ликвидация Франческо показалась мне более простой и удобной, то с кейсом как с писаной торбой таскался бы сейчас по острову Адриано.
– Замечательный ответ, – похвалил Макаров. – То есть, вы даже не пытаетесь отрицать, что – убийца? – Он спохватился: – Хотя, о чем это я…
– Ты перешел на «вы»?
– На «ты» я только с друзьями.
– Будь по-вашему, Макаров. Я только об одном вас прошу: не осложняйте жизнь ни мне, ни себе. Развлекайте меня упреками, проклятьями, усмехайтесь, но только не делайте попыток выхватить у меня оружие или что-то в этом роде, ладно?
– Туча надвигается. Как и в тот раз, будет ночь?
– Да, и если вы будете благоразумны, мы успеем вовремя.
Взойдя на холм, Макаров увидел камень. Здесь Левша стрелял в ненавистного ему человека…
– Одна просьба.
– Давайте, – разрешил Артур.
– Можно я подойду к этому камню?
– Просьба более чем странная, и она, конечно, вызывает у меня массу подозрений и переполох чувств. Но я разрешаю, помня о том, что говорил вам о скорой стрельбе, если почувствую неладное.
Макаров, направляясь к валуну, обернулся.
– Вы не говорили.
– Не может быть, – огорчился Артур. – Значит, я упустил.
– С моей стороны было бы глупо ждать каких-то объяснений по поводу происходящего? – подойдя к камню, Макаров вытер лоб предплечьем. Жалкая потуга. Предплечье было настолько же мокрым, насколько мокрым был лоб.
– Вы задаете вопрос и тут же на него отвечаете. Вы замечательный собеседник.
Прокашлявшись, Макаров присел рядом с камнем. Кровь на нем высохла, но она была. И белесые ямки на серой тверди – это следы от пуль, которые насквозь прошивали тело жертвы Левши. Макаров огляделся. Метрах в двадцати от камня белела тщательно обглоданная кость. Макаров видел несколько раз скелет. Кажется, это часть ступни человеческой. Он повернул голову направо.
– Что вы здесь ищете, черт возьми? Я пошел вам навстречу, думая, что хотите облегчиться или минуту отдохнуть. Но я не рассчитывал, что вы займетесь научными изысканиями!
– Ничего не ищу, – пробормотал Макаров, почти под ногами своими заметив пряжку от ремня. Она была втоптана в землю, но он все-таки сумел различить на ней буквы – «СD»…
Поднявшись, он вопросительно посмотрел на Артура.
– Туда, – и короткий, как окурок сигары, ствол «узи» указал Макарову дорогу на запад – дальше. Дальше были джунгли.
– Послушайте, – сгибаясь и прихрамывая, пробормотал он, – я уже не могу идти… За эти дни я прошагал не меньше сотни морских миль. Давайте же отдохнем?
– Через двадцать минут остров накроет туча, и вы снова встретитесь с веселыми, жизнерадостными ребятами из ваших страшных снов!
«Двадцать минут… Он выделил двадцать минут… То место, куда мы направляемся, менее чем в двадцати минутах ходьбы отсюда в направлении на запад…»
– Тогда пойдем, – согласился Макаров нетвердо.
Когда они вошли в джунгли, он согнулся пополам и начал кашлять. А потом его стало выворачивать наизнанку. Кожура от яблока, съеденного ночью за компанию с Дженни и детьми, валилась на траву и тревожила Артура.
– Эй! Что случилось? Двигайте ногами, черт бы вас побрал.
Макаров послушно качнул головой, повернул к Артуру лицо с полными слез глазами, кивнул и вдруг без размаха и очень точно пробил ему в челюсть.
Не ожидавший такой прыти, тот повалился на землю и несколько секунд боролся с головокружением.
– Дрянь!.. Дрянь, дрянь!.. – прорычал он, вставая враскорячку, чтобы не упасть. Точно в подбородок пришедшийся удар мешал сосредоточиться. Перед глазами серые круги из точек превращались в пятна. После чего пятна расплывались кругами, как от брошенного в воду камня… Выставив перед собой «узи», Артур водил руками, выбирая направление наугад.
Но на него никто не нападал.
Опустив автомат, он прижался плечом к дереву и осмотрелся. Макаров исчез.
– Глупец… – прошептали губы Артура.
Он посмотрел на небо.
Через несколько минут джунгли скует мрак. Но он успеет.
Задыхаясь от досады, Артур перешел на бег…
*
Париж. Булонский лес…
Русский оборванец…
Нужно было дать ему сотню евро. Он русский, как и Левша.
Обойдя стайку проституток, Левша быстрым шагом приближался к оставленному на въезде джипу.
«Главное, чтобы не было полицейских… Сам джип на парковке подозрения не вызовет, но дырка в стекле… Надо было дать ему сотню евро… Жену он потерял с ребенком… Я ему почти не поверил. Но он и правда стал кричать ее имя… Что может делать русский оборванец с женой и ребенком в Булонском лесу в это время? А может, жена проститутка? Тогда понятно… Многие из нас, уезжая от этого, прирастают к этому здесь…»
Джип стоял там, где он его оставил. Главное, чтобы был жив водитель.
Левша нашел его там, где оставил: на переднем сиденье, с разбитой головой.
Он посмотрел в ветровое стекло. «Мазерати» Дебуа стоял напротив, фары его были включены.
«Ажаны проезжали мимо этих машин несколько раз, но потому и не заметили отверстия в стекле, что свет фар размывает стекло…»
– Очнись, негодяй. – Взяв водителя за шиворот, Левша встряхнул его, как мешок.
Тот застонал.
– Куда вы ее отвезли?
Водитель открыл глаза и рыбьим, бессмысленным взглядом посмотрел на Левшу.
– Куда вы отвезли жену Дебуа?
Через несколько секунд, не дождавшись ответа, Левша повернул ключ в замке зажигания и утопил прикуриватель в гнезде.
– Скажи, куда вы отвезли Мари?
Собеседник по-бычьи сопел, и было непонятно, в прострации он или пытается хранить верность хозяину. Выяснить можно было только одним способом.
В панели щелкнуло, и прикуриватель выскочил из гнезда.
Вынув его, Левша убедился в том, что торец ядовито-малинового цвета, и прижал этот торец к шее водителя. Тот, радуя Левшу, зарычал, стиснув зубы, и брызнул слюной.
– Соображаешь, сука.
В машине завоняло сгоревшим мясом.
Левша ухватил шею водителя пальцами, как куренка, и снова вставил прикуриватель в гнездо.
– Где она?..
Человек Дебуа пришел в себя – это можно было понять и без доктора. И сейчас соображает – Левша готов был поклясться в этом, – как испортить жизнь своему палачу.
– Не выйдет, приятель, не выйдет… – со зловещей улыбкой прошептал Левша.
Щелчок.
Прикуриватель горел у лица водителя, как глазок в ад.
– Я, без сомнения, выжгу тебе сейчас глаз, если не скажешь, где жена Дебуа.
– Монтрей…
– Что – Монтрей, козел?
– Монтрей… там свалка… слева от разрисованной граффити стены….
– Ну?!
– Она там, под стеной…
Свет померк в глазах Левши. Схватив бойца Дебуа за волосы, он изо всех сил ударил его головой по дверной стойке так, что осыпалось стекло.
Он дошел до «Мазерати», шатаясь от усталости. А потом рухнул на капот и зарыдал.
Нужно было уезжать. Сейчас. Без промедления. Но он никак не мог себя заставить сделать это.
Уже потом, мчась в Монтрей, он со страхом вспоминал те мгновения. Случайность – полицейский патруль, которые проезжают мимо парковки с этой стороны каждые пять минут, – и он пропал.
Он вогнал машину в окраинный район Парижа, как поезд в тоннель. Свалку он нашел сразу. И стену, искусно раскрашенную местными наркоманами в психоделические расцветки, тоже увидел, не тратя сил на поиски…
Выйдя из машины, он подошел к стене. Свет фар бил прямо ему в спину.
– Эй, дружок, ты чего здесь делаешь? – развязный голосок, принадлежащий явно негру, и явно не одинокому.
Разглядывая землю под ногами, участок ее, тот, что посвежее, он вынул из-за пояса «беретту», направил в сторону прозвучавшего вопроса и трижды нажал на спуск. Грохот пуль по кирпичной кладке едва не заглушил вопль: «Псих, хорош стрелять, псих, мы уходим!..»
Опустившись на колени, он стал рыть землю руками…
Потом, вонзая пистолет стволом, разрывал, уже в отчаянии…
Когда руки его коснулись тела, лицо Левши перекосила судорога.
Он рыл, раня руки осколками бутылок, рыл как собака, как отчаявшийся найти золото Флинта и теперь сошедший с ума кладоискатель…
Она была завернута в какую-то холстину. Подняв Мари на руки, Левша понес ее к машине.
Через два часа, держа сдавленный окурок грязными пальцами со сломанными ногтями, он говорил дорого одетому человеку, который ежеминутно оглядывался, переживая, что их увидят вместе:
– Она должна лежать на этом кладбище. Священник не нужен, я устрою это до момента похорон.
– Имя? Как написать ее имя?
– Мари… Мари. Напишите просто: Мари. Но пусть мрамор памятника будет белым.
Человек молчал.
Левша понял. Сунул руку в карман, вынул пачку евро. В кармане оставались еще два билета до Гаваны на его имя и имя Мари. Один был лишним.
– Здесь сорок тысяч. Этого хватит?
– Вполне.
Три дня Левша ждал, когда раздастся звонок. Три дня он заходил в кафе на Монмартре, пил виски и оглушительно молчал. И вот звонок прозвучал.
Он в последний раз вошел в кафе, ему нужно было оказаться там, чтобы расстаться с воспоминаниями. Заказал виски трижды и не торопясь выпил. Теперь спешить некуда.
Через полчаса он пересек Шестнадцатый округ и подъехал к дворцу Шайо. Огляделся, прежде чем выйти из машины. Темные очки, аккуратно уложенные назад волосы, сжатые губы – портрет человека, приехавшего скорбить. Он удачно вписался в пейзаж кладбища для аристократов – высокий, в дорогом костюме мужчина, при появлении которого женщины занимают выгодные позы, он вошел в ворота кладбища Пасси и направился по асфальтированной дорожке. Пройдя через ряд и миновав могилу графа Брюсова, племянника Николая Второго, мужчина нашел то, что искал – белоснежный камень, окруженный крошечной, похожей на ограждение детской кроватки, оградкой. Он присел у могилы и положил у каменного надгробия белую лилию. А потом Левша поднялся и покинул кладбище. Чтобы уже никогда здесь не бывать…
*
Артур шел по металлическому полу над водой уверенной походкой. Он сделал дело. Люди Его сумели оказаться на авианосце незамеченными и сделать свое дело. То, что произошло потом, – не его, Артура, вина. Получи такое задание он, а не эти трое, оно было бы выполнено в точном соответствии с указаниями. И он ушел бы незамеченным.
Много шума было, да, думал Артур. Но он решил все вопросы. Ушел Макаров, но это ничего не значит. Просто теперь они будут знать, что Артур – чужак.
С этими мыслями он добрался до двери, ведущей в огромный бассейн.
Возвращаться приказа не было, но если бы он не вернулся, это не было бы глупостью? Сразу после того, как стало ясно, что Макарова не догнать, а ночь надвигается, Артур побежал и уже на бегу вынул из кармана телефон. И Он спокойным голосом велел ему возвращаться.
Он сидел у кромки бассейна, перебирал в руке четки, и вид его, в дорогом костюме и лакированных туфлях, напоминал бахрейнского принца.
– Садись, дорогой, – сказал Он, широким жестом указав Артуру на стул перед собой. – Хочу угостить тебя красным вином из погребка бордосских виноделов и мясом. Почему ты не отвечал на звонки, дружище?
– Я потерял сим-карту. В первые же часы я собирался сообщить вам о Адриано и вообще…
– Что – вообще?
– Вообще, как дела идут, – объяснил Артур.
– А-а. – Он качнул головой. – Значит, потерял сим-карту. Интересно, как она могла выпасть из телефона….
– При входе в зону действия Сети я понял, что батарея разряжена. Я стал менять ее, и карта вылетела из гнезда. Я искал, но без результата…
– Ну, да бог с ней, с сим-картой… Все равно тот, кто найдет ее, не сможет позвонить в полицию, верно?
Артур-Джуди рассмеялся.
Вино было разлито, и, когда фужеры опустели во второй раз, Он спросил:
– А скажи мне, спрашивал ли тебя о чем Макаров?
Артур, пережевывая мясо, отмахнулся.
– Конечно, он попытался понять, что происходит. Но это нормальная реакция. Главное, что он ничего не понял. Лис мертв, те трое, что были отправлены вами ко мне, тоже.
– Как умирал Антонио?
– Он все сделал правильно, – на лице Артура появилась подчеркнутая строгость. – Вышла маленькая промашка по ходу, но мы ее исправили. Он был предан вам до конца.
Мужчина покачал головой.
– Значит, его дочь получит все необходимое… Так я не понял, Джуди, спрашивал или нет Макаров, что происходит?
– Да нет же! – Вино продолжало веселить, и Артур, уже не скрываясь, рассмеялся еще громче. Одновременное употребление «да» и «нет» в русском языке может означать и «да», и «нет» – хозяин на знатока русского языка похож не был, и это Артура позабавило. – Он не спрашивал. Он был в шоке. Он и сейчас, я уверен, не понимает, что произошло.
– А это мы сейчас посмотрим, Джуди, – сказал Он и выразительно взглянул куда-то над его головой.
В стеклянной стене прямоугольной щелью обозначилась дверь, из нее вышли двое и, внушая Артуру тревогу, подошли к бассейну. Выслушав из уст хозяина еще несколько фраз, они спокойно подошли к нему, и тот, что приблизился первым, одним ударом ноги выбил стул из-под Артура.
Страшным ему показалось не то, что с ним потом делали, а осознание ошибки, которую он совершил, вернувшись. В том, что нынешние события не тянут даже на будущее бессмысленное, он убедился уже через несколько минут.
Его несколько раз опускали под воду в наручниках, и всякий раз, когда напряжение в голове достигало критической точки, давали глотнуть свежего воздуха. За те секунды, пока он успевал набрать в легкие свежего воздуха, Он успевал задать прежний вопрос.
– Нет!.. – кричал Артур, выпуская спасительный воздух, и его снова опускали под воду. Вино, так благодушно предложенное хозяином, сводило на нет все его усилия. Оно давило на мозг изнутри, вытесняло остатки кислорода и создавало в голове такое давление, что почти разрывало капилляры.
Он уже плохо соображал, когда его уложили на живот под ногами хозяина. Зачем-то стерли с лица воду полотенцем. И через секунду он понял, зачем. Широкая полоса скотча, треснув над его головой, вдруг оказалась под его носом, перехватив рот до самого подбородка.
Когда раздался хруст и Артур увидел свой отчлененный мизинец, он закричал так, что, казалось, внутри перемешались все внутренности. Но это был крик внутри себя, не для чужих ушей. Хозяин не любил громких звуков в этом высоком, закованном в сталь помещении. Свет неоновых фонарей над прозрачной водой, полумрак, запах бассейна и тишина – вот что любил Он.
Артур снова и снова качал головой, пытаясь убедить Его в том, что Макаров не знает ничего.
Подаренное и отнятое будущее за совершенную ошибку. Столько стоит билет на экскурсию в ад.
«Убейте его».
Он не ослышался? Он правильно понял?! Он сказал: «Убейте его?!»
Артура подняли за плечи и поволокли куда-то в угол бассейна. Туда, куда не достигал свет фонарей. Когда-то он смотрел документальные съемки момента казни чеченскими боевиками пленных солдат и своих соотечественников и всякий раз удивлялся: почему они не молят о пощаде? Почему не кричат, не бьются в истерике и переносят причинение им смерти спокойно и даже равнодушно? Сейчас понял. Просто нет сил этим заниматься.
Его подтащили к стоку у самой стены, он увидел нож и почувствовал боль под кадыком. А потом захотелось спать. Удивительно, но чем глубже становился сон, тем слабее чувствовалась боль. «Хоть бы она была, загробная жизнь…» – это были последние мысли Джуди.
*
Он крался, как зверь. Прислушиваясь к собственным шагам и не упуская ничего, Макаров шел по тропе, которой уходил за Питером к водопаду. Раздайся где-то в ста метрах треск тонкого сучка или сядь на ветку птица-полуночник, он остановился бы сразу, слившись со стволом пальмы. Он шел, ориентируясь в темноте, как если бы ходил этой дорогой много раз. Через двадцать минут он нашел то место.
Вот здесь, распластав руки и тяжело дыша, он прощался с жизнью. Это было в первые часы пребывания на острове. Здесь, в двух метрах от тропы, он открыл глаза и увидел небо.
Наклонившись, Макаров сгреб пересохшую листву и чиркнул колесиком зажигалки. Пламя мгновенно впилось в сушняк жадными зубами, и он стал хватать ветки и бросать сверху. Ему нужен был свет.
Скинув с себя рубашку Левши, намотал ее на кривую, словно водопроводное колено, и толстую, как рука, палку. Искать другую не было времени. Затянул узлом рукава на ней, соорудив на одном из концов тюрбан, и положил рядом с костром.
И когда по крошечной, лишенной высокой травы поляне разлился, проникая во все уголки рельефа, свет, он опустился на колени. Он был похож на решившего обратиться при полной луне в волка человека. Он двигался на четвереньках, держа лицо в нескольких сантиметрах от земли.
Это можно было сделать завтра, но он не мог ждать завтра. Завтра наступает как-то неожиданно. Еще два часа назад был день. Точнее сказать – полдень. И вот снова – ночь. При такой скороспелости луны можно состариться и умереть, не заметив этого.
Он хотел убить живший в нем страх. Одиннадцать лет назад страх пришел в него, когда стало ясно, что подлодке не подняться наверх. Сработала атомная защита, но для сорока подводников во главе с ним это было малым утешением. Радоваться тому, что тебя убьет не радиация, а отсутствие кислорода, было глупо. И тогда в нем поселился страх. Он знал, что подлодка недвижима. И что сигналы SOS в прибрежных водах Аляски подавать нельзя – тоже знал. Никто не придет. И страх сковал. Макаров ушел в свою каюту и вынул из сейфа пистолет. Загнал патрон в ствол и вынул магазин – семь оставшихся патронов были лишними. Спрятал оружие под робой и вышел, дав слово убить себя, когда на судне перестанет дышать последний из моряков. В те минуты в голову не приходило, отчего это он будет последним, кто перестанет дышать. Двенадцать часов тянулись долго, тянулись, как тянется ночь перед свиданием. Наступил рассвет, но Макаров его не видел. Полная темнота, дыхание рядом, мертвое молчание готовящихся к смерти людей… В обед стало ясно, что жить осталось недолго. Все были раздеты, лишь он один, желая умереть не от удушья, а от пули, сразу, ходил в насквозь пропитанной потом робе. За пять минут до случившегося он зашел к себе в каюту, чтобы попрощаться с женой и Питером. Снимок висел на переборке каюты уже год. Годовалый Питер на руках матери – он улыбается, она – смеется… И он очнулся. Страх покинул его. Нехотя, цепляясь когтями за внутренности, все еще шевеля их, но – отступая. Страх все-таки ушел…
А через пять минут заработал двигатель. Еще четверть часа, добираясь до нейтральных вод, он вел субмарину и уже ничего не боялся. Он знал, что не умрет. И лишь только приборы дали ему «добро», он пустил подлодку вверх, на «прыжок дельфина»… Двадцать минут сорок раздетых мужчин, дыша со свистом и кашляя, теряя сознание от переизбытка кислорода в легких, лежали на покрытой инеем наружной палубе и смотрели, как рядом со спасшей им жизнь субмариной разбитыми зеркалами качаются пластины разломанного льда.
Он тогда переборол страх. Не Питер спас его команду тогда, но Питер помог ему задавить страх. А сегодня страх снова заполз в него, и в тот момент, когда он имитировал рвоту и готовил один-единственный удар, Макаров решил от него избавиться. Был Питер. Его Питер. И Питер его ждал…
Он всматривался в каждый сантиметр земли, он представления не имел, что ищет, но если был здесь не один, значит… хотя не значит, конечно, а – может… осталось здесь что-то, что принадлежало бы не ему…
Челюсть же нашли. Смешно сказал. И сим-карта найдена. Значит, оставляют…
Через четверть часа поисков он увидел в траве предмет, который не должен был находиться на этом острове. Осторожно расправив стебли, он взял его двумя пальцами и повернул так, чтобы свет костра осветил его. Ампула. Обычная стеклянная ампула с нечитаемой при таком освещении надписью, со сломанной головкой и уже сухая изнутри. Не поднимаясь, он сунул ее в карман брюк и только после этого, опершись на руку, встал.
И в тот же момент пронзительный луч света ударил ему в лицо.
Скорее почувствовав, чем увидев, Макаров дернулся в сторону и тем спас себе ребра. Тяжелый ботинок пролетел мимо, скользнув по бедру. Но и этого хватило, чтобы он почувствовал острую боль. Припав на ногу, он сделал шаг назад и схватил свой факел. Кривая палка с тлеющей на ней рубашкой света давала мало, но все-таки могла превратить мрак в полумрак. И тем хуже было видно, чем удачнее кто-то невидимый направлял ему в лицо луч фонаря.
Но лишь луч отъехал в сторону – что-то заставило хозяина фонаря оступиться, – Макаров тут же принял решение. И дело было не в сверхъестественном чутье, а в географическом положении объектов. Слева от капитана светлела одна фигура, справа – другая. Был еще третий, он и держал фонарь.
Шагнув в сторону, Макаров услышал слева от себя характерный щелчок. Так звучит взводимый курок пистолета.
Стремительно свалившись вниз, он услышал тупой звук – так палка ударяет о подушку. Потом – стук пораженного позади себя дерева, и Макаров, рискуя свернуть себе шею, сделал кувырок вперед и впечатал пятку в грудь стрелявшему.
Из-за спины врезавшегося в дерево стрелка вывалился сначала второй, потом третий, и Макаров уже с полным отчаянием принял мысль о том, что вот на этой поляне, на потерянном острове, после года одиночества и борьбы за сына, так и не успев поцеловать его в последний раз, он и закончит эту бессмысленную жизнь…
Но эта ночь, как и предполагалось с самого вечера, обещала быть бесконечно длинной.
Фонарь лежал в траве и светил в джунгли, пронзая их на тридцать метров.
Не обращая никакого внимания на хрипящую жертву свою, которую уже рвало кровью, Макаров услышал, как вокруг него застучали палки о подушки…
Боль пронзила его руку, бедро, он вскрикнул и перекатился в сторону.
Он не помнил, как оказался на ногах.
Первым его движением было метнуться в джунгли, но вдруг почувствовал, как нога его, обожженная попаданием, онемела, почти отнялась. Боль ушла из нее, ушла и из руки, но вместе с болью ушла и чувствительность. Сделав шаг от бедра, он изумился сам себе. Нога пошла вперед и ступила так, как он не поставил бы ее даже в нетрезвом состоянии – в сторону, изогнув стопу.
Но он все равно качнулся в сторону леса, и в этот момент в него вцепились, словно клещи, две руки.
Вырвавшись из захвата, он развернулся и тут же почувствовал прикосновение холодного ствола к своему лбу.
– Оставьте эту затею, если хотите жить, – произнес кто-то голосом хотя и неровным, но спокойным. – И поберегите силы, они вам еще понадобятся.
Не обращая никакого внимания на призывы, Макаров рванулся вперед, но был тотчас сбит поставленным ударом ноги. Чувствуя, как на него наваливаются сразу несколько человек, он ревел. Он думал только о том, что на авианосце, голодный и беззащитный, сидит на койке Питер…
– Следите за джунглями!.. – услышал он вместе с болью в руке – ему заламывали ее за спину. О второй руке капитан не думал, потому что не чувствовал. – Успокойтесь, иначе придется вас покалечить!.. – это адресовалось уже ему.
Он перестал что-либо понимать. Кто где, кто на ком – все перепуталось в голове его, он схватил через голову одного из крикунов за губу и, недолго думая, рванул на себя. Ноша на спине на треть ослабла, а поляну оглушил сумасшедший крик, который тут же прервался. Кто-то закрыл обезумевшему от боли рот.
– Губа! – орал через чью-то ладонь пострадавший. – Он порвал мне губу!..
Так же, не особо целясь, Макаров выбросил через другое плечо ту же блестящую от чужой крови руку с расставленными в стороны пальцами. Но тот, чьи глаза неминуемо должны были пострадать, оказался проворнее. Чуть отстранившись назад, он схватил зубами пальцы капитана так, что у того потемнело в глазах.
– Боже мой! – бешено заорал кто-то на английском. Макаров слышал этот крик и чувствовал, что засыпает: – Он разорвал мне губу!..
«Могли бы убить меня, да не убили», – подумал, сидя на стуле, Макаров. Десять минут назад он пришел в себя, но глаза не открывал. Безвольно опущенная на грудь голова даже не шевельнулась в момент пробуждения.
Он сидел на стуле в темном помещении. В какой-то момент он на секунду приоткрыл веки и тут же их закрыл. Темно. Вокруг – ни звука. Руки и ноги намертво примотаны к стулу. Чем именно – понять было сложно.
Эта ночь, конечно, закончится. Так же неожиданно, как началась. Но страшная жизнь между адом и раем, начавшаяся для Макарова в лесу, обещала быть по-настоящему долгой. Весь его период существования на этой планете разделился на два периода. Первый длился большую часть жизни и заканчивался часом, когда он ступил, держа за руку Питера, на этот остров. Второй тянется шестеро суток и не обещает ничего, кроме непонимания.
Приехали. Остров…
Яркий свет ударил ему в лицо, и Макаров непроизвольно дернулся. Этот свет проник сквозь веки и обжег глаза, это был не луч карманного фонарика. Он поморщился, но, куда бы ни прятал лицо, свет жег глаза, и тому, кто его направлял, был виден, как показалось Макарову, даже его мозг.
Через минуту свет ослаб в несколько раз, и Макарову удалось приоткрыть глаза. Пять лет назад он ложился под нож хирурга, и сейчас мощные лампы напоминали ему операционный софит. Глаза теперь могли быть открытыми, но смотреть перед собой было все равно невозможно.
– Вы пришли в себя? – раздался спокойный голос.
Макаров не отвечал, и вопрос прозвучал во второй раз.
– Разве это не очевидно?
– Транквилизаторы, которыми вас обстреляли, позволяют человеку шевелиться, но при этом держать ваш мозг на замке. Поэтому я и спрашиваю вас в третий раз – вы пришли в себя?
– Это все, что вас беспокоит? – спросил, не поднимая глаз, Макаров.
– Пока да.
Пауза затянулась. По мнению Макарова, начать этот разговор должен не он. Тот, кого он не видел, придерживался, видимо, той же точки зрения.
– Господин Макаров, любой другой из находящихся на острове мне безразличен, и я позволил бы его убить не раздумывая. Причем сделать это можно было, просто не обращая на вас внимания. Если бы полчаса назад не вмешались мои люди, вы были бы мертвы.
– На самом деле? – Макаров улыбнулся в пол. – И кто бы меня убил?
Скрипнул стул. Кто-то встал с него. Раздались шаги. Потом – щелчок зажигалки. Через минуту запахло табачным дымом.
– Давайте поговорим. Я знаю, что вы прекрасно владеете английским. Поэтому в состоянии проникнуться и сделать правильные выводы.
– Зато я не очень хорошо владею местными традициями. Потому до сих пор не могу понять, как меня, человека, другой человек может держать во время разговора привязанным к стулу.
– Пожалуй, начну я издалека, – словно не замечая этих слов, сообщил невидимый. Судя по голосу, он вписывался в категорию мужчин, перешагнувших границу, разделяющую экватор жизни. – Год назад в автомобильной катастрофе погибла ваша жена. Все это время вы находитесь с сыном в состоянии душевной прострации. Вам трудно найти с ним общий язык, ведь та, что была посредником между вами, ушла…
Напрягшись, Макаров перестал шевелиться.
– Прошел год, но вы с мальчиком по-прежнему чужие. И не было бы в этом ничего предосудительного, такое бывает, – невидимый помолчал, затягиваясь сигаретой, – и отношения меж отцом и сыном выправились и стали бы они еще ближе, чем были бы, останься в живых мать. Но есть проблема. И эта проблема неустранима. Она заключается в том, что мальчик видит будущее.
Макаров поднял глаза и стал превозмогать боль от света.
– Откуда вы это знаете?
Снова скрипнул стул. Человек вернулся на свое место.
– Думаю, он догадывается, как погибла его мать. Ребенок слишком мал, чтобы принимать решения, тем более ему часто кажется, что он не прав. Но увидеть вас не с матерью он в состоянии, правда?
– Развяжите меня, – приказал Макаров.
– Чтобы вы свернули мне шею? Нет, увольте.
Где-то между полом и потолком дрогнула жестяная пепельница.
– Мне спокойнее, когда вы прикованы к стулу, который прикован к полу. Вы уже сломали ребро одному из моих людей и разорвали губу второму.
– Должен же я был как-то отблагодарить людей, стреляющих в меня из пистолетов?
Когда человек заговорил, Макаров почувствовал на губах его улыбку.
– Если бы вас хотели убить, вас бы убили. Но вас просто обстреляли химреактивами, чтобы обездвижить. Совершенно безобидная процедура, если не считать синяков. Но мы немного отвлеклись…
– Сказать, что я хотел бы закурить, не значит погрешить против гостеприимства этого дома?
