Текст книги "Стихотворения, поэмы, трагедия"
Автор книги: Вячеслав Иванов
Жанры:
Русская классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)
Кромешную празднует тьму, —
Сама, Чьей Лазури святыню
Взор чистых живых умилений
Впивает с душою явлений, —
Пути возбранила ему.
629. НЕДУГУЮЩИМ{*}
Ты, Совесть русская, себе,
Дитя, верна и в бездорожьи
Скитаний темных! И Судьбе
Самой кричишь: «Суди по-Божьи!»
Когда решеньем вышних сил
Русь ворога превозмогает —
Архистратиг ли Михаил
Иль ей Георгий помогает;
И, на вселенские весы
Бросая подвиг достославный,
Своей стыдишься ты красы,
Своей не веришь правде явной.
В самоотверженной мечте,
Стыдясь знаменоваться кровью,
Так ты блуждаешь во Христе
И соблазняешься любовью.
О Совесть русская! пора
Тебе, переболевшей ложью
Уединенного добра,
Беглянке овчего двора,
Войти с народом в Правду Божью!
630. УБЕЛЕННЫЕ НИВЫ{*}
Посмотрите на нивы, как они побелели. Ев. от Иоанна, IV, 35
Не человеческим плугом
Мир перепахан отныне.
На мирской мировщине
Нам скоро друг с другом,
Над ясным лугом,
Целоваться в соборной святыне.
Вырвано с глыбою черной
Ко́ренье зол застарелых.
Жди всходов белых
На ниве просторной,
Народ чудотворный,
Поминаючи верных и смелых.
Крепко надейся и веруй,
Что небывалое будет.
Чу, петел будит
Под мглою серой
Уснувших глухо!
Мужайся: не мерой
Дает Бог Духа,
И Солнце Земли не забудет.
631. ТРИЗНА КРЕЗА{*}
Солнце слитки дней моих пылит;
Солнце дней моих пышнее Креза:
Я потопом пламенным облит.
Мой костер – мой трон... А Смерть железа
На ногах у пленника пилит.
Дни мои – златая тризна Креза.
Злато – жар, а тело не болит;
Злато – пыль и, рея, не палит.
Веющей пилой мои железа —
Мне чело лобзая – Смерть пилит.
632. ОМ{*}
В дыханьи каждом – всё: века, и младость,
И рай, и радость,
И жизнь, и боль,
Огонь и воздух, вод текучих сладость
И черной глыбы соль...
Лишь приневоль
Свой взор, потерянный блаженно в целом,
Стать на одном —
И вспыхнет, лирник-лебедь, в гимне белом
Луч Брамы – Ом.
633. ВЛАДЫЧИЦА ДЕБРЕНСКАЯ{*}
Во темно́м сыром бору
Семь ключей повыбило.
На чисто́й прогалине
Студенец серебряный —
Студенец серебряный
Владычицы Дебренской.
Во темном сыром бору
Семь ключей повыбило:
Собирались семь ключей,
Сотекались семь живых
На чистой прогалине
В студенец серебряный.
По заветну бережку
Мурава нетоптана,
По лугу нехожему
Травушка некошена,
Мурава шелко́вая,
Цветики лазоревы.
Во темном сыром бору
Семь ключей повыбило.
На чистой прогалине
Студенец серебряный,
По-над яром хижинка,
Поодаль лачужинка.
Не святой затворничек
В келье затворяется:
Затворилась Схимница
Под схимой лазоревой.
Выглянет – повызвездит
По синю́ подне́бесью.
Хижина безвестная —
Царицы Небесныя,
Девы неневестныя
Владычицы Дебренской.
Живет Матерь Дебренска
За старцем-обручником.
А старцу-обручнику,
Духову послушнику,
Горенка молельная —
Церковь самодельная,
Почивальня райская —
Ветхая лачужинка.
На чисто́й прогалине
Студенец серебряный;
По заветну бережку
Ше́лкова муравушка, —
По заветну бережку
Владычицы Дебренской.
Во темном сыром бору
Семь ключей повыбило.
Собирались семь ключей,
Собирались семь живых
В кладезь Богородичен
Владычицы Дебренской.
634. БАЛЬМОНТУ{*}
Всем пламенем, которым я горю, Всем холодом, в котором замерзаю, Тоской, чьим снам ни меры нет, ни краю,
Всей силой, что в мирах зажгла зарю, Клянусь опять найти дорогу к Раю: Мне Бог – закон, и боль – боготворю. Константин Бальмонт, «Адам», Венок сонетов, XV
Люблю тебя – за то, что ты горишь,
За то, что, гость из той страны Господней,
Чье имя Coelum Cordis[1] – преисподней
Ты принял боль и боль боготворишь;
За то, что разрушаешь, что творишь,
Как зодчий Ветр; за то, что ты свободней,
Бездумней, и бездомней, и безродней,
Чем родичи семьи, где ты царишь.
Весь пытка, ты горишь – и я сгораю;
Весь музыка, звучишь – и я пою.
Пей розу, пей медвяную мою!
Живой, чье слово «вечно умираю»,
Чей Бог – Любовь, пчела в его рою,
Ты по цветам найдешь дорогу к раю.
29 января 1915 Москва
635. ПАМЯТИ В. Ф. КОММИССАРЖЕВСКОЙ{*}
Словно ласточка, металась
До смертной истомы;
По верхам кремлей скиталась,
Покинувши домы.
Обшел иней город зимний
Туманностью дольней;
Твердь звала гостеприимней
Из мглы – колокольней.
С вешним щебетом мелькала
Вещунья над нами,
В высоте гнезда искала
На солнечном храме, —
Новозданного чертога
Для сердца живого
В тонком веянии Бога
Гнезда золотого.
Ты откуда с вестью чуда,
Душа, заблудилась?
Мнила ль: в блеске изумруда
Земля пробудилась?
Мнила ль: близок пир венчальный
Долин с высотою?
Мир печальный – обручальный
Спасен красотою?
Стала в небе кликом ранним
Будить человека:
«Скоро ль, мертвые, мы встанем
Для юного века?»
От креста к кресту чертила
В лазури изломы, —
Заждалась и загрустила
До смертной истомы.
636. АФРОДИТА ВСЕНАРОДНАЯ И АФРОДИТА НЕБЕСНАЯ{*}
Так незапятнанной и не порабощенной
Божественную плоть спасает Красота
Из бездн растления, – невинна и чиста
На пиршестве срамном и в смрадном лупанаре.
Порок неистовый, в сходящем свыше даре
Нетленные черты бессильный исказить,
В рабыне жертвенной богиню мнит пронзить;
Но в миг, когда обол блудницы похищает,
Он Всенародную Небесной возвращает.
637{*}
Светает марта день двадцатый.
Крылатой Музы медлит дар.
Сниму-ка барбитон звончатый
С гвоздя, как говорил Пиндар.
Не дожидаясь гордой девы,
И, как умею, сердца дань
Замкну в домашние напевы
Старинной спутнице, за грань
Неведомо какого лета
Переступивший в этот день,
Закат медлительный поэта
Перегоняющий, как тень.
Поклон, родная, благодарный!
Вам, неотлучная, поклон!
Сегодня на помост алтарный,
Страстей седмицы чтя закон,
Мы станем оба исповедать
Пред Богом душу. Суждено
Нам вместе труд и радость ведать —
И через узкое окно
В лазурь и вечность детским взором
Глядеть, подъемля от стола,
Покрытого бумажным сором,
Два осребренные чела.
Внезапно Муза мне: «Довольно!
Пусть кроет повседневный лед
Слова, что выговорить больно,
Хоть сладок их небесный мед.
Пусть дни бегут чредой летучей,
В тревоге пестрой и живой,
Пускай заносит их сыпучий
Песок клепсидры роковой.
Но лишь прошел, не облюбован
Вниманьем сердца, скудный миг...»
Он Богом втайне знаменован,
Как втайне плещет мой родник.
638{*}
С. Г.
Как жутко-древне и до грусти живо
Я ночи южной ощутил потемки
В твоих стихах!.. Еще ль цикады громки,
И царственна звезда, и длится диво?
К полудням новым тянется пугливо
Случайная трава, и стебли ломки
На том пласту наносном, что обломки
Минувшего хоронит молчаливо.
Приемлю я с послушным удивленьем
Души земной и душ земные ласки;
И за твою – я робко благодарен.
Быть может, Лазарь, уронив повязки,
Был так же умилен родным селеньем...
Вот отчего напев мой светозарен!
639. ЖАР-ПТИЦА{*}
Песни устали
В легкие дали
Реять за даром
Райских плодов, —
С огненным шаром,
Ношей орлиной,
Вечной первиной
Звездных садов,
В клюве могучем,
Ловчими света,
В лоно поэта
Бурно слетать, —
Ливнем гремучим
Лире на струны
Сеять перуны,
Луны метать.
Лучшего хочет,
Чудо пророчит
Рощи лавровой
Трепет и тьма:
Скоро Жар-птица
В рощу примчится
С песнею новой,
Песня сама.
640. НАД ОКОПАМИ{*}
Над окопами белеется, —
Сотворил молитву страж:
То сберется, то рассеется,
Словно северный мираж.
Не грохочет медь ревучая,
Не шело́хнутся бойцы.
Полыхает мгла зыбучая —
И плывут во мгле венцы...
Ты гляди, дозорный, в сторону —
Не ползет ли тать из тьмы,
Что крылом, подобно ворону,
Прикрывает вражьи тьмы.
641. ВИНОГРАДАРЬ{*}
У Возлюбленного моего был виноградник на вершине утучненной горы. Исайи, V, 1
Островерхая Гора, поднебесная,
Девья, Духова ль пустынька чудесная,
Богоданная родина, безвестная!
Тебе я, млад царевич, обручился;
Тебя ради от мира отлучился.
Ты Гора ль моя, Гора,
Белолицая сестра,
Подымалась ты, остра,
Из шипучего костра,
Из пучины из кипучей,
Золотой венчалась тучей,
В алы крылась полога,
В белы схимилась снега.
С ревом бык, склонив рога,
Поражает берега:
То не белый бык бушует —
Бездна темная тоскует.
Гору пеной море моет,
Ходит, хлещет, хляби роет,
Роет, ропщет, воет, ждет:
Скоро ль Гостья приплывет?
Час настанет – вал отхлынет,
Понт лазоревый застынет
В несказанной тишине:
Богородица в челне
Светозарном выплывает,
Синеву переплывает.
«Радуйся, – поет Гора
Звоном чиста серебра. —
Неневестная невесто!»
Пресвятая это место
Излюбила искони.
Тут мои сгорают дни;
Тут завековать мне радость;
Каждый вздох – медвяна сладость,
На Горе и в сердце – рай.
Море дикое, играй!
Лейся звонко, ключ нагорный!
Кипарис, безмолвствуй, черный!
Убирайся, Божий сад,
В синекудрый виноград!
Золотая медуница,
Что ты вьешься вкруг чела,
Неотвязная пчела?
Знаю, знаю: ты жилица
Заповедного дупла,
Где лежит моя стрела,
Где волшебная хранится
Золота моя стрела.
Ты поешь мне самогудно,
Что лежит стрела подспудно:
Ей бы с ветром полетать,
Ей бы в небе проблистать,
Ей бы жало окровавить,
Богатырский лук прославить.
Жалит грешника пчела, —
Ты молчишь, моя стрела!
Не нужна твоя мне сила:
Ты мне службу отслужила,
В скит меня перенесла,
Где поют колокола.
Ты не втуне мне досталась,
Втуне с иноком осталась.
Я ни славы, ни державы не хочу:
Виноградье, красно зеленье, топчу.
Не тянусь и ко булатному мечу:
Виноградье, красно зеленье, топчу.
Сладко петь мне; но блаженнее молчу:
Виноградье, красно зеленье, топчу.
Как олень над водопадами, скачу:
Виноградье, красно зеленье, топчу.
Иго легкое я, по́слушник, влачу:
Виноградье, красно зеленье, топчу.
Свечку яркую Пречистой засвечу,
Ко Причастной Чаше гроздий натопчу.
642. БУ́ДИ, БУ́ДИ!{*}
Теперь общество христианское стоит лишь на семи праведниках, но так как они не оскудевают, то и пребывает все же незыблемо в ожидании своего полного преображения во единую вселенскую и владычествующую церковь. Сие и бу́ди, бу́ди! И что по расчету человеческому может быть еще и весьма отдаленно, то по предначертанию Божию, может быть, уже стоит накануне своего появления, при дверях. Сие последнее бу́ди, бу́ди! От востока звезда сия воссияет. Достоевский «Бр. Карам. ». II, 5
В годы крестного труда
Помни, Русь, обет пророка:
«Воссияет от востока
Царства Божия звезда».
Ей твердил он: «Бу́ди, бу́ди!»
О звезде молитесь, люди!
Вражья ль мощь тебе страшна?
Сень ли смертная ужасна?
С Божьей волею согласна,
Чашу выпьешь ты до дна...
Но победа суждена,
И победа лишь опасна.
Страшно встретиться с Христом
Не во вретище и прахе.
Легче каяться на плахе,
Чем на троне золотом.
Русь, в царьградскую порфиру
Облачась, не рабствуй миру!
Князю мира не служи!
«Мир» – земле, народам – «воля»,
Слабым – «правда», нищим – «доля»,
«Дух» – себе самой скажи!
Царству Божью – «бу́ди, бу́ди».
О Христе молитесь, люди!
Рождество 1916
643. ЗАМЫШЛЕНЬЕ БАЯНА{*}
С. М. Городецкому
Растекашеся мыслию (мысию? – векшею) по древу. Слово о полку Игореве
Вы держите ль, внуки,
Родовые поруки
Лебединого сана?
Прославлено предком
Юнейшего племени
По былинам старинного времени
Песнопенье Баяна.
Не забыли ль вы дивной науки?
Сберегли ль обаянье напева?
Как векша, по веткам
Вселенского Древа
Играет, прядает
От корня до темени
И пугает и радует
Замышленье Баяна.
Мнишь – он там; смотришь – здесь!
Кто за вещим угонится?
Где он – кто догадается?
Будет где во мгновенье ока?
Нет ему ни далека, ни срока.
Вот он весь
Над глубоким колодцем наклонится,
Упадет —
Словно в землю уйдет,
И схоронится...
Глянь-ка в высь! Кто там, в выси, висит и качается?
Так по Дереву мысию волхв растекается...
А дубовые ветви дремучи,
Распластались в них сизые тучи,
И разросся зыбучий навес
Звездоцветом верховных небес.
А дубовые корни могучи,
Их подземные ветви дремучи,
Вниз растут до глубинных небес
И звездами олиствен их лес.
644. ПОСЛАНИЕ С БЕРЕГОВ КОЛХИДЫ{*}
Н. Н. Прейсу
Душе, тоскующей и звучной, —
Обители, где брезжит свет, —
Душе, с молитвой неразлучной,
Родной душе твоей привет.
О сердца моего избранник,
Ко мне таинственный посол,
Почетный гость, певучий странник,
Сошедший в узах в темный дол!
Поет об аргонавтах море;
В зыбях Колхидских тонет день.
Как понт, ропщу с собой в раздоре...
Порой твою лобзаю тень.
Не осязаемые встречи...
Но всякий раз, как ты со мной,
Хотят родить два ветра плечи,
Помчаться над седой волной —
Туда, где Солнце, тучей терний
Повитый лирник, длинных струн
Перебирая лад вечерний,
Сквозит на ропщущий бурун.
И, пени согласуя с гимном
Страны златисто-голубой,
Над понтом негостеприимным,
Тоскуя, молится прибой...
И вот твое определенье:
В ходатаи певцам ты дан,
И наше темное томленье
В твоей кадильнице – ливан.
На горний жертвенник приносишь
Ты наши пленные слова
И в Царстве Слав им славы просишь —
Иной, чем смертная молва.
И в дыме жертв парит к Престолу
Земли бескрылая хвала,
Как Ганимед, уснувший долу,
Проснувшийся в когтях орла.
645. МОЛЕНИЕ СВ. ВЯЧЕСЛАВУ{*}
Князь чешский, Вячеслав, святой мой покровитель,
Славянской ныне будь соборности зиждитель!
Светильник двух церквей, венцом своим венчай
Свободу Чехии и с нашей сочетай!
Как лик твой воссиял на княжеском совете
И ужаснулись все о том чудесном свете,
Так воссияй очам расторгнутых племен
Небесным знаменьем о полноте времен!
Как некогда ты сам у вышеградских башен
Сок гроздий выжимал для литургийных брашен,
Так сопричастникам божественную Кровь
Для общей вечери воскресной уготовь!
646. ТИХАЯ ЖАТВА{*}
Великий день священного покоя
Родимых нив, созревших для серпа!
И пусть вдали гремят раскаты боя,
И пусть душа усталая слепа,
И кажется – в сей час тягчайший зноя
Земля, свой злак вспоившая, скупа:
Но, белой мглой Жнецов идущих кроя,
С крутых небес означилась тропа.
Молчи, народ! Дремли, страдой измаян!
Чтоб в житницу зерно Свое собрать,
К тебе идет с Рабочими Хозяин.
Ему вослед архангельская Рать,
Как облако пресветлое, с окраин
Подъемлется – за поле поборать.
Март 1917 Сочи
647. ПОЭТ НА СХОДКЕ{*}
Толпа
Юродивый о тишине
Поет под гул землетрясенья
И грезит: родина во сне
Внимает вести воскресенья
(Как та, отпетая людьми,
Которой – «Талифа́-куми!
Сядь, дева, ешь!» – сказал Мессия)...
Когда весенний гром гремит
И воды шумные стремит
Освобожденная стихия,
Он мнит: земля суха, скупа,
Душа усталая слепа
И бессознательна Россия!
Под ревом бури он оглох
Иль сердцем скопческим иссох!
Не видит он, что эта груда
Во прах поверженных твердынь,
Народом проклятых гордынь —
Народной ненависти чудо,
Не дар небесных благостынь...
Поэт
Яритесь, буйные витии!
Я тишину пою, святя
Покой родильницы России, —
Ее баюкаю дитя.
Ему несу ливан и смирну
И злато келлии своей.
Его звезда взошла – и мирно
Распались кольца всех цепей.
Забудет мать глухие роды,
Увидев сына своего.
Что ваши рабские свободы
Перед свободою его?
Почиет плод святого чрева
В плену младенческих пелен.
В нем Мира нашего, не Гнева
Дух богоносный воплощен.
Но подле колыбели вырыт
Могильный ров, – народ, внемли!..
И воинов скликает Ирод
Дитя похитить у Земли!
Всем миром препояшьтесь к брани,
Замкните в дух огни знамен —
И бойтесь праздновать заране
Последний приговор времен!
Март 1917 Сочи
648. VITA TRIPLEX[1]{*}
Белый тополь Солнцу свят,
Синий ворон – Аполлону.
Воды темные поят
Белолиственную крону,
Но к таинственному лону
Ей склоняться не велят,
Чтоб увидеть Персефону.
Синий ворон говорит,
Что нашепчет тополь белый;
То за облаком парит,
То клюет окоченелый
В поле труп. А в небе спелый
Колос солнечный горит...
Ворон – я и тополь белый,
Уходящий за Коцит.
649—655. ПЕСНИ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ{*}
1
Со свечкой в подвале
Сижу я на страже
Притихшего дома.
Тревога, истома...
То ближе, то дале
Перестрелка – всё та же...
Что-то злобное ухнет...
И костяшками пальцев
Вновь стучатся скелеты,
Под крестом не пригреты;
Воют: «Русь твоя рухнет! —
Сонмы лютых скитальцев. —
Посажена в тесный
Застенок сынами
И ждет приговора —
Палача и позора»...
Сжалься, Ду́ше небесный,
Очиститель, над нами!
Христофор – Богоносец
И отверженец Каин, —
Как срослись эти двое
В обличье родное,
Лютовзор – Богоносец,
Рая беженец – Каин?
2{*}
Может быть, это смутное время
Очищает распутное племя;
Может быть, эти лютые дни —
Человечней пред Богом они,
Чем былое с его благочинной
И нечестья, и злобы личиной.
Землю саваном крыли сугробы;
Красовались, поваплены, гробы;
Растопилась снегов белизна,
И размыла погосты весна:
И всплывает – не в омутах ада ль? —
В половодье стремительном падаль.
Если ярость одержит сердца
И не видишь Христова лица
В человеке за мглой Вельзевула —
Не весна ли в подполья пахнула?
Не Судьи ль разомкнула труба
Замурованных душ погреба?
3{*}
Снится мне притон игорный;
На столе – не злата слитки,
А голов кровавых груды.
Бесы вкруг стола; их черный
Казначей – с казной Иуды.
Светлый гость, игрок задорный,
Разоряется до нитки;
Ставка чести погибает,
Проигрыш крупье проворный —
Смерть – лопаткою сгребает.
4
Стяжательность – не в хищности слепой,
Но в жадности, и зоркой, и ревнивой.
Идет окрест грабеж нетерпеливый;
А мне в глаза не мечется скупой
С дрожащею и цепкою рукой
И с бровию грозящей и пугливой.
Нас водит бес злорадно-похотливый,
Но слаще нам поджога хмель тупой.
И в лицах жертв бесовской этой свадьбы,
Внезапных нищих, тихие усадьбы
Утративших и прадедовский сад, —
Читаю хлад забвенья равнодушный,
Высокое спокойствие утрат —
И родиной горжусь великодушной.
5{*}
Последний плач семнадцатого года!
Исхожены блуждания тропы,
И мечутся, отчаявшись, толпы —
В трех маревах: Мир, Сытость и Свобода.
И твой кумир поруган, Власть Народа, —
Как ветхих слав повержены столпы!
И Мстителя багряные стопы
В точиле кар нас топчут. Нет исхода!
Но, спертая, противным ветром, вспять
Ты ринешься, мятежная стихия!
Где зыбь росла, там будет мель зиять.
Простором волн уляжется Россия
Над глубиной, и смолкнет гул валов
Под звон со дна глухих колоколов.
31 декабря 1917
6{*}
Небес летосчисленье – тайна людям:
Чреда веков – пред Богом день один,
И дольний день – как долгий ряд годин.
Лугов от сна до срока не разбудим;
Придет весна – разлива не запрудим.
Над медленными всходами глубин
Скоропостижно блещет серп судьбин.
Кто ныне скажет, чем заутра будем?..
Обидел душу Руси, Церковь, – бес:
Подвигнулись священные галеры
Хоругвей плавных... Чу, – «Христос воскрес!».
И Дух попутный дышит в парус веры...
Бог видит, сколько, в этот крестный ход,
Страстей и Пасх ты справил, мой народ!
28 января 1918
7{*}
Есть в Оптиной пустыни Божия Матерь
Спорительница.
По видению старца Амвросия
Написан образ Пречистой:
По край земли дивное
Богатство нивное;
Владычица с неба
Глядит на простор колосистый;
Спорятся колосья,
И множатся в поле снопы золотистого хлеба...
Тайныя церкви глубин святорусских Затворница,
Руси боримой со светлыми духи Поборница,
Щедрая Благотворительница,
Смут и кровей на родимой земле Умирительница,
Дай нам хлеба вскорости,
Добрым всходам спорости,
Матерь Божия Спорительница!
656{*}
Да, сей пожар мы поджигали,
И совесть правду говорит,
Хотя предчувствия не лгали,
Что сердце наше в нем сгорит.
Гори ж, истлей на самозданном,
О сердце-Феникс, очаге
И суд свой узнавай в нежданном,
Тобою вызванном слуге.
Кто развязал Эолов мех,
Бурь не кори, не фарисействуй.
Поет Трагедия: «Всё грех,
Что действие», – Жизнь: «Все за всех»,
А воля действенная: «Действуй!»
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
При жизни В. И. Иванова вышли в свет пять книг его стихотворений: «Кормчие Звезды: Книга лирики» (СПб., 1903), «Прозрачность: Вторая книга лирики» (М., 1904), «Эрос» (СПб., 1907), «Cor Ardens» (Ч. I, 2 – М., 1911), «Нежная тайна. – Δεπτα» (СПб., 1912) (выходные данные указаны в соответствии с титульными листами). Отдельными изданиями напечатаны поэмы «Младенчество» (Пг., 1918) и «Человек» (Париж, 1939), а также трагедия «Прометей» (Пб., 1919). Последний сборник Иванова, подготовленный им к печати, – «Свет вечерний» – издан в Оксфорде в 1962 г., когда автора уже не было в живых. После Иванова не осталось ни «собрания стихотворений», ни «изборника», хотя предложение об издании последнего и было им получено от М. В. Сабашникова (письмо от 2 мая 1918 г. – РГБ[1]). В книгах Иванова повторяющихся стихотворений нет. Исключение составляет лишь «Cor Ardens», куда полностью и без изменений вошел «Эрос», образовав раздел под тем же названием (с прибавлением цикла «Золотые завесы»).
Возникший в 1960-х годах интерес отечественного читателя к творчеству Иванова мог быть лишь в самой малой степени удовлетворен (или стимулирован) появлением в 1976 г. (повторено в 1978 г.) сборника «Стихотворения и поэмы» в Малой серии «Библиотеки поэта» (вступительная статья С. С. Аверинцева, составление, подготовка текста и примечания Р. Е. Помирчего).
Наиболее полное и авторитетное посмертное издание произведений Иванова – Собрание сочинений, выходящее в Брюсселе на русском языке (т. 1 – 1971; т. 2 – 1975; т. 3 – 1979; т. 4 – 1987 – издание продолжается), редакторы которого: О. Дешарт (О. А. Шор), Д. В. Иванов, Л. В. Иванова (т. 4 выпущен при участии А. Б. Шишкина). На фоне сложившегося в издательской практике размежевания в собраниях сочинений стихотворных и прозаических текстов и выстраивания их в хронологическом ряду структура названного издания выглядит не совсем обычной. В брюссельском Собрании сочинений состав и порядок следования сборников Иванова сохранен. Но стихотворные книги перемежаются с прозой, литературно-критическими статьями и эссе. Первый том открывается не «Кормчими Звездами», как можно было полагать, а поэмой «Младенчество». В таком подходе редакторов Собрания сочинений к имевшемуся в их распоряжении литературному материалу можно видеть стремление в какой-то мере интерпретировать его, во всяком случае – подчеркнуть единство формирующих и направляющих его идей. Весьма ценной стороной издания является то, что в нем использованы как Римский архив Иванова, так и сведения, исходившие от самого поэта. В нем публикуются неизвестные раньше тексты, приводятся варианты автографов Римского архива, указываются даты написания ряда стихотворений, сообщаются важные биографические данные. Написанный для Собрания сочинений очерк О. Дешарт и до сих пор остается наиболее значительным исследованием творчества Иванова.
Настоящее издание на родине поэта является в некоторых аспектах первым опытом научно подготовленного собрания избранных стихотворных сочинений Иванова. В его основу положены прижизненные издания поэта, а также сборник «Свет вечерний», как отражающий последнюю волю автора. При подготовке издания была проведена сплошная проверка текстов по всем прижизненным книгам, отдельным публикациям и сохранившимся рукописным источникам. Последние сосредоточены в ряде архивохранилищ: ПД, РГБ, РНБ. ИМЛИ, РГАЛИ.
Материалы Римского архива приводятся по Собранию сочинений со ссылкой на это издание.
Тексты размещены по книгам, внутри книг – по разделам, пронумерованным автором, в порядке, им установленном. Однако не все разделы сохраняются. По этой причине авторская нумерация воспроизводится только в тех случаях, когда – вследствие исключения разделов – она не нарушается. И сами разделы всех книг печатаются не в полном составе, поскольку и объем и задачи настоящего издания не дают такой возможности. Поэтому пришлось отказаться и от включения в том нескольких поэм, в том числе поэмы «Человек», требующей обширного комментария. Уместно напомнить, что это произведение в объеме, существовавшем к 1915 г., был намерен комментировать для отдельного издания П. А. Флоренский, в связи с чем печатание поэмы в 1915 г. было отложено (см.: СС. Т. З. С. 737). Как известно, намерение П. А. Флоренского не осуществилось.
Авторские книги составляют первый (I) отдел настоящего издания. Во второй (II) его отдел отнесены стихотворения, не включавшиеся Ивановым в авторские сборники или не печатавшиеся прижизненно.
В отделе «Другие редакции и варианты» выборочно публикуются материалы, свидетельствующие об авторской работе над содержанием и стилем произведений. Варианты автографов Римского архива здесь не учтены (приводятся в примечаниях со ссылкой на Собрание сочинений). К отделу «Другие редакции и варианты» отсылает «звездочка» рядом с номером примечания к соответствующему стихотворению.
В примечаниях дается указание на первую публикацию, далее (каждый раз после точки и двойного тире) указываются последовательно все издания, в которых текст подвергся авторской правке. Отсутствие указания «Печ. по..." означает, что источником текста является последняя из публикаций. Ссылка лишь на первую публикацию свидетельствует о том, что произведение более не перепечатывалось или не подвергалось при последующих перепечатках смысловым изменениям. Недостаточная изученность хранящихся на родине поэта архивных материалов объясняет возможные пропуски в характеристике рукописного наследия Иванова; ограниченный типом издания серии «Новая библиотека поэта» объем примечаний определяет лишь самый общий характер описания автографов, следующего за библиографической справкой.
Сведения, относящиеся к датировке стихотворений, приводятся в примечаниях, так как в книгах Иванова стихотворения датируются крайне редко и даты в этом случае должны рассматриваться как часть текста. В разделе «Стихотворения, не входившие в сборники или не напечатанные при жизни автора», сохраняются даты, проставленные Ивановым при первой публикации.
Преимущественное внимание в примечаниях уделено историко-культурному и историко-литературному комментарию. Отмечая перекличку Иванова с другими поэтами, автор примечаний приводит даты написания (или опубликования) стихотворений только современниками Иванова, полагая в других случаях такое указание несущественным. Данные о музыкальных произведениях, написанных на тексты Иванова, не сообщаются. Они содержатся в известном справочнике Г. К. Иванова «Русская поэзия в отечественной музыке до 1917 г. » (М., 1966. Вып. 1).
Другие сведения, необходимые для пояснения текста (комментирование мифологических и библейских имен и сюжетов, географических названий, разъяснение устаревших и малоупотребительных слов и т. п.), сосредоточены в Словаре. Имена и названия в примечаниях, выделенные разрядкой, комментируются в соответствующих местах словаря, определяемых алфавитом. Содержание и объем словарной статьи обусловлены контекстом всех произведений, в которых встречается поясняемое слово или мифологема.
Издание выпускается двумя книгами со сплошной нумерацией произведений. В первую книгу вошли авторские сборники – от «Кормчих Звезд» до «Нежной Тайны» включительно; во вторую – поэма «Младенчество», трагедия «Прометей», сборник «Свет вечерний» и, наконец, отдел произведений, не издававшихся Ивановым при жизни или не включавшихся им в авторские сборники. Во второй книге помещены также относящиеся к обеим книгам разделы: «Другие редакции и варианты», Примечания, Словарь. Здесь же – алфавитный указатель произведений к обеим книгам.
Орфография и пунктуация текстов приближены к современным. Однако сохранены такие элементы архаики, как прописные буквы в ряде слов, обозначающих общие понятия (Красота, Любовь, Дух и т. п.), окончание ьи вместо современного ье (в забвеньи, на раздольи, в озареньи и т. п.). Сохраняются также те индивидуальные и исторические особенности написания, которые имеют значение для произношения слов, ритма и интонации стихов.
При переводах иноязычных текстов составитель частично использовал работу, произведенную редакторами СС. Подстрочные переводы, не оговоренные как редакционные, принадлежат
Иванову. Текст в угловых скобках – пояснения составителя. Квадратные скобки означают, что заключенные в них слова зачеркнуты Ивановым в рукописи.
Редколлегия «Новой библиотеки поэта» благодарит петербургского коллекционера А. М. Луценко за предоставление ряда важных материалов.
Составитель благодарит за помощь, оказанную в работе, В. Х. Ганиева, Ю. К. Герасимова, Д. В. Иванова, Е. Б. Коркину, О. А. Кузнецову, Г. В. Обатнина, И. В. Платонову-Лозинскую, Г. М. Прохорова, А. В. Успенскую, а также сотрудников московских и петербургских архивохранилищ и библиотек.
С особенной благодарностью составитель вспоминает о многочисленных встречах и содержательных беседах с учениками В. И. Иванова – М. С. Альтманом (1896—1986), В. А. Мануйловым (1903—1987), Е. А. Миллиор (1900—1978).
Условные сокращения, принятые в примечаниях и в разделе «Другие редакции и варианты»
Альтман – Альтман М. С. Из бесед с поэтом Вячеславом Ивановичем Ивановым (Баку, 1921 г.) // Труды по русской и славянской филологии. [Вып. ] 11. Литературоведение. Тарту, 1963. С. 304—325.
Анненский – Анненский Иннокентий. Книги отражений. М.:«Наука», 1979.
Ап – журнал «Аполлон». М.
Блок – Блок Александр. Собрание сочинений: В 8 т. М.; Л.: «Худож. лит. », 1960—1965.
БМ – Иванов Вячеслав. Борозды и межи: Опыты эстетические и критические. М.: «Мусагет», 1916.
БП – «Библиотека поэта».
Брюсов – Брюсов Валерий. Собрание сочинений: В 7 т. М.: «Худож. лит. », 1973—1975.
БС – Большая серия («Библиотеки поэта»).
В – журнал «Весы». М.
ВЕ – журнал «Вестник Европы». СПб.
ВЖ – журнал «Вопросы жизни». СПб.
Ежегодник 1974 – Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1974 год. Л.: «Наука», 1976.
Ежегодник 1976 – Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год. Л.: «Наука», 1978.
Ежегодник 1980 – Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1980 год. Л.: «Наука», 1984.
ЗМ – журнал «Записки мечтателей». Пг.
ИМЛИ – Рукописный отдел Института мировой литературы им. М. Горького РАН.
КЗ – Иванов Вячеслав. Кормчие Звезды: Книга лирики. СПб.: тип. А. С. Суворина, 1903.
ЛН – сборники «Литературное наследство».
МА – «Московский альманах». М., 1923.
НЖ – «Новый журнал» (Нью-Йорк).
НП – журнал «Новый путь». СПб.
НТ – Иванов Вячеслав. Нежная Тайна – Δεπτα СПб.: «Оры», 1912.
П – Иванов Вячеслав. Прозрачность: Вторая книга лирики. М.:«Скорпион», 1904.
ПД – Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН.
ПЗв – Иванов Вячеслав. По звездам: Статьи и афоризмы. Пб.: «Оры», 1909.
ПиР – журнал «Печать и революция». М.
РА – архив Вячеслава Иванова в Риме.
РВ – Иванов Вячеслав. Родное и вселенское: Статьи (1914—1916). М.: Г. А. Леман и С. И. Сахаров, 1917.
РГАЛИ – Российский гос. архив литературы и искусства.
РГБ – Отдел рукописей Российской гос. библиотеки.
РД – Иванов Вячеслав. «Римский дневник 1944 года» (см. в наст. изд.).
РЛ – Русская литература XX века / Под редакцией С. А. Венгерова. М.: «Мир», 1914—1916. Т. 1—3.
РМ – журнал «Русская мысль». М.; СПб.
РНБ – Отдел рукописей и редкой книги Российской Национальной библиотеки.
РС – газета «Русское слово». М.
РУ – газета «Раннее утро». М.
СВ – Иванов Вячеслав. Свет вечерний. Oxford: «Clarendon Press», 1962.
СЗ – журнал «Современные записки» (Париж).
СиП – Иванов Вячеслав. Стихотворения и поэмы. Л.: «Сов. писатель», 1976 (Б-ка поэта. Малая серия).
