Текст книги "Цветок в пыли. Месть и закон"

Автор книги: Владимир Яцкевич

Соавторы: Никита Галин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

– Второй этаж, направо, – сказал он.

Поднявшись наверх, Мина вошла в номер и, включив свет, опустилась обессиленно на кровать. Сегодня у нее есть постель и крыша над головой. И завтра будет. А послезавтра – уже нет. У нее два дня. А что дальше? Сейчас она не хотела об этом думать.

В ПОИСКАХ РАБОТЫ

Утром, проснувшись, Мина открыла глаза, обвела взглядом комнату и тяжело вздохнула. Все случившиеся с ней несчастья подступили к ней разом, заслонив от нее свет солнца. Она сейчас походила на старую, много прожившую женщину – так измучили ее непрерывные страдания. Она не ела уже двое суток, и подступивший голод напомнил ей о том, что у нее нет ни одной пайсы, чтобы купить лепешку. Некому было позаботиться о ней, теперь она была предоставлена самой себе.

Мина вышла из отеля. Солнце уже поднялось над крышами домов, по улице торопливо шли люди. У всех были свои заботы, никому не было дела до Мины. Куда спешат они? Где ждут их?

Она побрела по улице. Ей некуда идти и некуда торопиться. Она шла вдоль витрин магазинов, но не входила в них, потому что у нее не было денег. На перекрестке старик торговал жареными каштанами, Мина отвернулась, чтобы у нее не закружилась от голода голова. У одной из лавок маленький толстый господин протягивал мальчишке монету:

– Принеси мне газету!

Мальчишка взял деньги и побежал по улице. «Мне надо найти работу, – поняла вдруг Мина. – Мне некуда ехать, негде жить. Я останусь здесь, в этом городе. Где-то рядом – мой сын. Я обязательно должна его найти. Но для этого мне нужна работа».

Теперь у нее появилась осознанная цель, и она быстрее зашагала по мостовой, хотя пока не знала, где ей искать работу, все было незнакомо ей в этом городе. Начинать надо с контор, так она решила. Она образованна, ведь у нее за плечами – университет. Правда, нет с собой диплома, но это ничего, ведь можно подтвердить свое образование работой.

В центре города было множество контор, и Мина наугад вошла в первое же здание, на котором увидела соответствующую вывеску. По коридору спешили служащие, где-то за дверью стучала пишущая машинка. Найдя дверь с табличкой «Секретарь», она несмело постучала.

– Войдите! – ответили ей.

В комнате за столом сидела пожилая женщина.

– Я слушаю вас, – сказала она.

Перед ней на столе лежали какие-то бумаги, и было видно, что она очень занята.

– Я по поводу работы, – поспешно сказала Мина, словно боясь, что ее сейчас прогонят, сославшись на занятость.

– По поводу работы? – вскинула брови секретарь.

– Да, я хотела бы у вас работать.

– Эти вопросы решаю не я, а начальник, – и она с сомнением покачала головой. – Но, насколько мне известно, сейчас нам люди не требуются.

Сказав это, женщина замолчала, словно ожидая, что ответит посетительница.

– Извините, – пробормотала девушка.

Ей не оставалось ничего другого, как уйти.

За два часа она обошла целый ряд контор и обнаружила, что нигде в ее услугах не нуждаются. Вспыхнувшая было в ее душе надежда погасла. Она еще продолжала обходить конторы, но в глубине души чувствовала, что это бесполезно.

Почти везде ей сразу говорили, что не могут принять ее на работу. В двух или трех местах ей предложили прийти через пару месяцев, но все это было неконкретно, во-первых, а во-вторых – у нее не было в запасе этих двух месяцев. Сегодняшний день и еще завтрашний, а потом ей даже негде будет приклонить голову.

Мина проходила по улицам до вечера, а когда конторы стали закрываться, ей не оставалось ничего другого, как вернуться в отель. Она вошла в свой номер, подошла к окну, не зажигая света. Солнце уже пряталось за крышами домов. Скоро наступит ночь и город уснет. Где-то здесь, под крышей одного из этих домов – ее мальчик. Он рядом, материнское сердце это чувствует. Чувствует и разрывается от горя и любви. Только теперь Мина поняла, что значит для нее этот малыш. Он был для нее дорогим цветком, который достался ей по воле Всевышнего, а она этот цветок бросила на землю, в пыль, и теперь ей придется испить до дна чашу страданий за свою неблагодарность к милости Всевышнего и жестокость к ребенку.

– Где ты, мой мальчик? – шептала она. – Отзовись. Ты очень нужен мне. Прости меня, твою глупую бессердечную мать. Вернись, ведь я так жестоко наказана.

Она думала о ребенке весь вечер и даже тогда, когда легла спать, и только перед тем, как сон смежил веки ее посетила мысль о том, что завтра – последний день, когда она может рассчитывать на крышу над головой.

АДВОКАТ ДЖАГДИШ

Все повторилось и на следующий день. Мина одну за другой обходила конторы, повсюду ее вежливо выслушивали, после чего следовал столь же вежливый отказ. За вежливостью проступало тщательно скрываемое равнодушие.

В одной из контор Мина, не выдержав перенесенных в последние дни испытаний, расплакалась. Хозяин кабинета, к которому обращалась Мина, поднялся из-за стола, подошел к ней и участливо спросил:

– Что случилось? Чем вы так расстроены?

Мина замотала головой, она ничего не могла объяснить. Да и как объяснить то, что происходит с ней? Что уже не осталось сил, чтобы выдержать жестокие удары судьбы, сыплющиеся на нее один за другим. Что невозможно жить, когда неудачи подавляют все, и даже тягу к жизни, и нет никакого просвета впереди. Что некому пожаловаться и негде найти утешение. Всего этого не могла сказать она, а хозяин кабинета понял ее по-своему.

– Ну, не надо плакать, – утешал он ее. – То, что мы не можем вас принять, еще не трагедия, которая стоит ваших слез. Поверьте. Возможно, где-то в другом месте вам улыбнется удача.

Этот человек не знал, что Мина обошла уже добрых три десятка контор и нигде ее не взяли на работу.

– Возможно, вам и не надо ходить вот так, – продолжал хозяин кабинета. – Попробуйте действовать через газеты.

– Через газеты? – спросила сквозь слезы Мина. – Как это – через газеты?

– Там ведь печатают разные объявления, в том числе и те, где требуются служащие.

– Да, пожалуй, – пробормотала Мина.

– Вот видите, все очень просто, – хозяин кабинета был доволен тем, что смог помочь хоть чем-то.

– Спасибо, – сказала Мина. – Я непременно попробую.

Она вышла на улицу. На деле же советом этого человека Мина воспользоваться не могла – у нее не было денег, чтобы купить газету. Оставалось одно – ходить, как прежде, по конторам. Ходить, чтобы каждый раз выслушивать отказ.

Неудачи эти так утомили ее, что после полудня, когда солнце пекло нещадно, Мина устало опустилась на скамейку в сквере, чувствуя легкое головокружение от голода. Наряду с усталостью голод стал сейчас ее главной бедой, она чувствовала, как постепенно уходят из нее силы, и ничего с этим нельзя было поделать.

В сквере было малолюдно. Только на некоторых скамейках сидели люди, нашедшие здесь убежище от полуденной жары. Мина закрыла глаза и откинулась на спинку скамьи. Она подумала вдруг, что запросто может никуда больше не ходить и остаться здесь на ночь, потому что в отеле у нее уплачено до сегодняшнего дня, а денег, чтобы оплатить дальнейшее проживание, у нее нет. Так зачем возвращаться в отель? Чтобы быть выставленной за дверь?

Она просидела в сквере долго, предаваясь своим невеселым размышлениям, а когда очнулась и обвела взглядом вокруг, то обнаружила, что близится вечер. Было уже не так жарко, и яркие краски дня постепенно блекли. Чувство голода Мине нечем было утолить, но ей хотелось воды. Где-то здесь должен быть фонтанчик с питьевой водой.

Мина поднялась со скамьи и медленно пошла по дорожке. Только попить – и все, она не собиралась уходить из сквера. Ей некуда было идти.

На пустой скамейке, где никто не сидел, Мина увидела оставленную кем-то газету. «Попробуйте через газету», – вспомнила она, присела на скамью и принялась лихорадочно перелистывать страницы в поисках объявления о приеме на работу. Было много рекламы, в которой предлагалось купить все, что душе угодно, еще там были цены круизов и объявления о продаже акций. Но все это было не то, Мина пролистала всю газету. Нужных ей объявлений не было. Были, правда, частные объявления, но они тоже не подходили Мине, все эти «Продам», «Куплю», «Сдам», «Сниму». Мина вздохнула, скользнула взглядом по строчкам. Ей опять не повезло, так она решила, и вдруг зацепилась взглядом за раздел объявлений под названием «Разное». Что-то подсказало ей, что надо посмотреть именно там, и вскоре она убедилась, что не ошиблась. В этом разделе предлагали работу продавца в магазине, приглашали в открывающийся швейный цех, искали няню для годовалого ребенка. Все это не очень подходило Мине, но это было уже кое-что. Одно из объявлений гласило: «Адвокат приглашает на работу секретаря». А дальше адрес и телефон.

Кто-то сел на лавку рядом с Миной. Девушка обернулась. Это был пожилой мужчина в тюрбане.

– Скажите, – обратилась к нему Мина. – Улица Лакшми, это далеко?

– Улица Лакшми? – переспросил мужчина. – Это совсем рядом. Выйдете по этой аллее из сквера, повернете налево. Сразу за перекрестком начинается улица Лашми.

– Спасибо, – сказала Мина, поднимаясь.

Контора адвоката находилась, оказывается, совсем близко. Стоило попробовать.

Мина быстро нашла дом, указанный в объявлении. Она поднялась на второй этаж, постучала в дверь с табличкой «Адвокат Джагдиш».

– Войдите! – ответили ей.

В комнате, в которую вошла Мина, за столом сидел молодой мужчина в европейском костюме. Увидев Мину, он встал из-за стола, пригласил:

– Проходите, пожалуйста. Садитесь.

– Спасибо, – поблагодарила Мина, но осталась стоять. Она чувствовала себя не очень уверенно.

Адвокат смотрел на нее внимательно, с доброжелательным интересом.

– Вам нужен секретарь? – спросила Мина. – Я прочла объявление в газете.

– А что вы умеете делать? – поинтересовался адвокат.

– Я печатаю на машинке.

– А стенографию вы знаете?

Мина замялась.

– Мне нужен секретарь с навыками стенографии.

Поняв, что ее опять постигла неудача, Мина решила не отступать, потому что следующего шанса ей могло уже не представиться.

– Я научусь, – сказала она поспешно. – Я изучу стенографию, поверьте мне.

Адвокат смотрел на нее с сомнением.

– Пожалуйста, – сказала Мина, умоляюще глядя на хозяина кабинета. – Если я получу эту работу, то научусь очень быстро.

Адвокат вздохнул. Эта девушка ему не подходила. Но он не решался сказать об этом прямо.

– Где вы живете? – спросил он, чтобы оттянуть хоть немного неприятный момент, когда надо будет ответить отказом.

– Где я живу? – переспросила, растерявшись, Мина.

Она подумала, что нельзя говорить о гостинице. Да и какая гостиница, если ее уже сегодня оттуда выгонят? Смятение Мины не укрылось от адвоката.

– Знаете, когда я получу работу, я найду себе что-нибудь, – пробормотала Мина.

– Вы приезжая? – высказал адвокат догадку.

– Да, – кивнула Мина.

Адвокат заметил, что задел неприятную для посетительницы тему. Что-то происходило с этой девушкой.

– Вы где-нибудь учились? – мягко спросил он, переводя разговор на другую тему.

– Я закончила университет.

– Вот как?

Это несколько меняло дело. Если девушка получила хорошее образование, то она сможет работать секретарем.

– Что ж, неплохо, – сказал адвокат. – Давайте попробуем. Вдруг и вправду у вас получится.

Он подвинул к Мине несколько папок.

– Начинайте прямо сейчас, – сказал он. – Разберите вот эти бумаги. Садитесь в соседней комнате, – он показал рукой на дверь напротив. – Там есть стол, пишущая машинка.

– Спасибо, – поблагодарила Мина.

Она еще не до конца верила в то, что ей повезло.

– Пожалуйста, работайте, – сказал адвокат и углубился в изучение бумаг, лежащих перед ним на столе.

Мина перешла в соседнюю комнату, села на стул.

Объявление, случайно обнаруженное ею в оставленной кем-то газете, обернулось спасением. Жизнь перестала хмуриться и одарила улыбкой, пусть пока скупой. Но не могут же, действительно, несчастья сыпаться на ее голову непрерывно! Должна же быть какая-то отдушина!

Она будет стараться. Она изучит эту самую стенографию, будет прилежна и исполнительна. Она не даст повода упрекнуть себя.

Мина подумала, что это знак. Это не просто так, нет. Судьба дает ей понять, что не надо опускать руки. Все еще может наладиться. Надо только очень постараться.

Скрипнула дверь. Мина вздрогнула и обернулась. На пороге стоял адвокат. А Мина совсем забыла о папках, которые он ей дал!

– Вам негде жить, – начал неуверенно адвокат. Оказывается, он пришел совсем не за папками.

– Да, – сказала Мина, смутившись.

– Я помогу вам найти квартиру, – закончил адвокат. – Недорогую и в хорошем районе.

В его глазах Мина видела доброжелательность и участие.

– Спасибо, господин Джагдиш, – пробормотала она.

Джагдиш кивнул удовлетворенно и вышел, прикрыв за собой дверь.

РАБОТА У ДЖАГДИША

Джагдиш сдержал свое обещание и через несколько дней повез Мину смотреть квартиру.

– Это очень хороший район, – говорил он, когда они ехали в машине по улицам. – Вам понравится. Вы были когда-нибудь раньше в нашем городе?

– Раньше? – испуганно переспросила Мина. – Н-нет.

Она не могла объяснить себе, зачем солгала Джагдишу.

– Что ж, у вас будет время изучить город, – продолжал адвокат. – Я прожил в нем всю жизнь, и он мне очень нравится.

Машина въехала в неширокую тенистую улочку.

– Вот здесь, – сказал Джагдиш. – Очень неплохое место.

Улица была застроена невысокими домами, в каждом из которых проживало несколько семей. Джагдиш остановил машину возле одного из домов. Их встретил клерк – представитель фирмы, сдающей жилье в наем.

Квартира, предложенная Мине, была чиста и уютна. Еще вчера у нее не было крыши над головой, сегодня же она могла рассчитывать на защиту этих стен.

– Нравится? – спросил Джагдиш.

– Очень.

– И от работы недалеко.

Мина кивнула.

– Вам, наверное, надо перевезти свои вещи? – спросил Джагдиш.

– Вещи? – вскинула брови девушка.

У нее не было вещей, совсем никаких.

– Да, вещи, – кивнул адвокат. – Вам помочь?

– Нет, нет! – ответила Мина поспешно. – Я… я сама справлюсь.

– Что ж, это ваше право.

Этот человек был очень добр к Мине. Еще вчера у нее не было ни работы, ни крова и жизнь казалась ей сотканной из одних только несчастий. Но вот она встретила Джагдиша, и лучик надежды пробился через пелену бед. Теперь Мина могла перевести дух и хоть немного успокоиться. Вся жизнь была у нее впереди, и все ей предстояло строить в этой жизни заново. Все начиналось с чистого листа, словно она только вчера появилась на этот свет. У нее не было сейчас ничего: ни вещей, ни денег, ни прошлого, ни биографии. Все предстояло приобретать заново. Так она думала.

Но жизнь не начинается с нуля, если что-то уже произошло, прожито и пережито. И бессмысленно пытаться забыть свое прошлое, оно все равно будет рядом, напоминая о себе саднящей болью. Мина пыталась забыть все, что было, но воспоминания накатывались на нее, и она, сидя за рабочим столом, вдруг забывала о бумагах и подолгу сидела, неподвижно глядя прямо перед собой невидящими глазами. Джагдиш иногда заходил к ней, и увидев ее состояние, замирал на пороге, глядя на нее с тревогой, но не позволял себе ни о чем спрашивать девушку. Он видел, что она чем-то удручена, и единственное, чем он мог ей помочь, – ненавязчивым участием.

Иногда, правда, Мина доставляла адвокату хлопоты. Однажды Джагдиш, проверяя отпечатанные Миной деловые письма, вскинул изумленно брови и сказал:

– Мисс Мина! Подойдите ко мне, пожалуйста!

Мина подошла.

– Ничего не пойму, – признался Джагдиш. – Вот смотрите, что вы напечатали. Сначала идет все, как положено: «Уважаемый коллега! На ваше письмо от четвертого апреля сего года…» Здесь все верно. А дальше – что такое: «Милый мальчик, где ты, вернись…»? Что за ерунда?

Мина густо покраснела.

– Так не годится! – сказал Джагдиш. – Надо перепечатать!

Мина взяла письмо и вернулась в свою комнату, сгорая от стыда. Она и сама не заметила, как ее мысли, ее боль выплеснулись на бумагу. Что подумает господин Джагдиш? Ах, как неловко получилось!

Однажды Джагдиш, заметив удрученное состояние Мины, не выдержал и спросил:

– Вас что-то тревожит, мисс Мина?

– Меня? Нет, – ответила она поспешно.

Она не хотела ничего объяснять. Ее боль принадлежала только ей.

– Значит, мне показалось, – пробормотал Джагдиш. – Извините.

Он не считал себя вправе пытаться узнать то, что другой человек хотел бы скрыть.

Жалованье Мине адвокат определил выше, чем это было принято обычно. Он чувствовал, что девушка нуждается, но, поскольку она не приняла бы от него помощь в явном виде, схитрил, повысив ей жалованье в полтора раза.

Мина, как работница, его вполне устраивала. И даже то, что она не могла похвастаться большими успехами в стенографии, Джагдиш готов был ей простить, ибо был добрым по натуре человеком.

И только однажды его чувства обнажились, помимо воли. Обнаружив Мину сидящей в глубокой задумчивости за пишущей машинкой, Джагдиш подошел к ней. Лицо девушки было так печально, что у адвоката сжалось сердце. Мина, заметив его присутствие, вздрогнула и поспешно склонилась над машинкой.

– Мисс Мина! – вырвалось у Джагдиша. – У каждого человека в жизни бывают потрясения, которые оставляют в сердце след. Но жизнь нельзя остановить, она должна продолжаться.

Он все видел, оказывается, этот Джагдиш. Видел и переживал за нее.

– Вы правы, – пробормотала Мина, потупившись.

Джагдиш, смущенный собственным порывом, вышел из комнаты. Но он напрасно смущался. Ведь он сказал правду. Жизнь должна продолжаться, несмотря ни на что!

У АБДУЛА НЕПРИЯТНОСТИ

Старый Абдул не замечал, как над его головой сгущаются тучи. Он был так занят маленьким Рошаном, так счастливо проводил дни с малышом, что не видел косых взглядов и не обращал внимания на то, как все реже люди отвечали на его приветствия.

Мальчик рос спокойным и послушным. Он привязался к старику, который заменял ему и отца, и мать. Когда Абдул возвращался с базара домой, Рошан встречал его улыбкой, тянул ручонки и лепетал что-то невразумительное на том языке, на котором изъясняются все маленькие дети во всем мире.

– Я уже пришел, – говорил Рошану старик со счастливой улыбкой. – И принес тебе молока.

Он кормил малыша, после чего брал его на руки и шел на улицу.

– Тебе нужны свежий воздух и солнце, – объяснял он. – Это такие вещи, малыш, которые ничем нельзя заменить.

Люди, идущие ему навстречу, скороговоркой отвечали на приветствия Абдула и старались как можно скорее пройти мимо. Ничего подобного раньше не было, но Абдул, кажется, не замечал происшедший с окружающими перемены.

В один из дней он подошел к сидящим в тени дерева соседям, держа малыша на руках.

– Сейчас, Рошан, – пробормотал старик. – Я только затянусь разок кальяном.

Тем временем разговор, который вели сидящие, прервался. Все молча смотрели на Абдула.

– Послушай-ка, Мулла-джи, – сказал старик, опускаясь на землю. – Поверни ко мне кальян, я хочу затянуться.

Мулла-джи, куривший кальян, хмуро ответил:

– Община отказала тебе в вине и табаке.

И отвернулся.

– Почему? – удивился Абдул и обвел всех взглядом.

Люди отводили глаза.

– Разве я чем-то провинился перед общиной? – спросил Абдул. – Какой я совершил грех?

– Ты не совершил греха, Абдул, – ответили ему. – Ты чужой грех покрываешь.

– Нас оскорбляет его присутствие, – сказал Мулла-джи и кивнул на Рошана, которого старик по-прежнему держал на руках. – Этот ребенок – твой грех.

Абдул растерянно посмотрел на говорившего.

– Это беззащитное существо – мой грех? – спросил он наконец. – Неужели оттого, что я спас его жизнь, я совершил грех? И если я забочусь о нем – это тоже грех?

– Ты напрасно обижаешься, Абдул-джан, – ответили ему. – Если община постановила – с этим надо смириться. Ведь не известно, индус этот малыш или мусульманин.

– Решение общины – это решение Всевышнего! – вставил Мулла-джи.

Все были настроены решительно. Абдул почувствовал, как закипает в его душе протест. Это случилось с ним впервые. Жизнь учила его, что община всегда права, она не может ошибаться, ведь принятые решения – это плод коллективного разума, общей мудрости, собранной воедино. Но то, что происходило сейчас, не укладывалось в голове Абдула.

– Я считаю ваше постановление преступным! – воскликнул он, не в силах сдержать охватившее его негодование.

– Одумайся! – попытались урезонить его.

– Ты неправ, Абдул, – сказал медленно Мулла-джи. – Ведь это решение всех верующих нашего квартала.

– Пусть будут прокляты те люди, которые воспитание ребенка возвели в грех! – воскликнул старик в сердцах.

Он был возмущен и не мог говорить спокойно. Присутствующие смотрели на него враждебно. Абдул не видел в глазах людей сочувствия.

– Значит, тебе, Мулла-джи, можно держать дома собаку? – спросил Абдул. – Можно, да? Это не грех? И тебе, Рамзани, не возбраняется держать в клетке попугая? Это не грех? А ребенка держать, значит, грех?

– Прекрати! – сказал Мулла-джи недовольно.

– Нет, не прекращу! Вы держите дома животных, объясняя это своей добротой и милосердием, а мне запрещается выхаживать ребенка, у которого нет никого, кроме меня! И вы еще прикрываетесь религией? Это ваша религия?

– Замолчи, Абдул! – возмутился Мулла-джи. – Не богохульствуй!

– Это не я богохульствую! Это вы под прикрытием религии творите зло!

Абдул уже не мог остановиться. Этот малыш, которого он держал на руках, составлял сейчас смысл его жизни. Старик засыпал и просыпался с мыслями о ребенке. И он не мог допустить, чтобы кто-нибудь обидел его Рошана.

– Кто бы он ни был – индус или мусульманин, он в первую очередь человек! – говорил Абдул. – И наш долг – защитить его. Не только наш долг, но и долг всех людей. А тот мусульманин, который не согласен с этим, – не Мусульманин!

Присутствующие молчали, враждебно глядя на него. Он не мог достучаться до их сердец.

– Идем, малыш, – пробормотал Абдул, обращаясь к Рошану. – Эти люди хуже зверей!

Он поднялся, кряхтя, и пошел прочь, спиной чувствуя обращенные на него недоброжелательные взгляды.

– Они жестоки, – бормотал старик. – Но ты их не бойся. Я тебя в обиду не дам. Слава Аллаху, тебя есть кому защитить.

Он не обижался на этих людей за то, что они испытывали к нему неприязнь. Он не был злым человеком и способен был многое простить. Но обид, нанесенных его Рошану, он никому бы не спустил.

– Ты еще совсем маленький, – сказал он мальчику. – И многого пока не понимаешь. Но одну вещь должен уяснить уже сейчас. К людям надо быть добрым, и творимое тобой добро вернется к тебе непременно. Злым тяжело жить, да и недостойно это.

Рошан слушал его так, будто понимал, о чем говорит старик.

– Они хотят, чтобы я от тебя отказался? Они никогда не дождутся этого, малыш. Это я тебе обещаю. Я останусь с тобой, даже если все от меня отвернутся. Что же делать, если Аллах лишил этих людей разума! Будем надеяться, что это не навсегда.

Но надежды были напрасны. Весть о том, что старый Абдул игнорировал решение общины, мгновенно разлетелась по кварталу, и практически не было человека, который не осудил бы старика. Теперь уже никто не здоровался с ним, повсюду он натыкался на враждебные взгляды и отчуждение. Община решила по-своему и готова была наказать ослушника.

Абдул делал вид, что не замечает неприязни, но на душе было тяжело. Он прожил в этом квартале почти всю жизнь, деля с людьми все беды и радости. И происходящее его больно ранило.

– Ничего, мой маленький, – шептал Абдул. – Мы справимся с этим.

Когда он смотрел на Рошана, сосредоточенно вертящего в ручонках игрушку, он не мог понять, как можно желать зла этому крохотному существу. Ребенку неоткуда было ждать в этом мире помощи, и бросить его – значит оберечь на страдания и смерть. Сердце доброго Абдула не могло вынести даже мысли об этом.

В один из дней в дом к старику пришел Мулла-джи.

– Здравствуй, Абдул, – поздоровался он хмуро.

– Здравствуй, – ответил Абдул. – Проходи. С чем пришел?

– Я не сам к тебе пришел. Меня послали к тебе люди.

Он говорил, не поднимая глаз. У Абдула отчего-то сжалось сердце. И даже разыгравшийся на полу Рошан притих.

– Ты оскорбил людей, – сказал Мулла-джи. – И даже не своими несправедливыми словами, а тем, что не принял во внимание решение общины.

– Я не буду подчиняться этому решению! Оно несправедливо!

Мулла-джи пожал плечами.

– Дело твое, – сказал он. – Но в таком случае тебе придется покинуть наш квартал.

– Что? – спросил пораженный Абдул. – Покинуть квартал?

– Да, – подтвердил Мулла-джи. – Люди не хотят жить рядом с тобой.

Рошан молча смотрел на взрослых.

– Да люди просто сошли с ума! – сказал Абдул, оправившись от первого потрясения. – Аллах лишил их рассудка!

– Община приняла такое решение! – жестко произнес Мулла-джи. – И тебе придется подчиниться.

– Что ж, пусть будет так, – сказал старик.

Мулла-джи поднялся и пошел к дверям.

– Никогда! – крикнул вслед ему Абдул. – Слышишь, никогда я не отрекусь от этого малыша!

Мулла-джи поспешно вышел, хлопнув дверью. Абдул повернулся к Рошану.

– Ты все слышал, малыш? – сказал он с горечью. – Но не переживай. Я выращу и воспитаю тебя, чего бы мне это ни стоило. Они не хотят видеть нас с тобой? Пусть! Мы уедем отсюда. Никто нам не нужен. Только бы у меня хватило сил.

Абдул печалился, но был полон решимости до конца отстаивать свою правоту. Через пару дней он подыскал новое жилье. Оно было так же убого, как и предыдущее, но старик не был привередлив. Он считал, что главное – иметь крышу над головой, а остальное не имеет значения.

– Там тебе понравится, – сказал старик Рошану, вернувшись домой. – Я видел там много детей, тебе будет с кем играть. А совсем рядом – школа. Когда подрастешь, будешь там учиться.

Рошан молчал, старый Абдул знал, что молчанием мальчик выражает свое одобрение.

– Знаешь, что мне в тебе нравится? – спросил Абдул. – Твоя рассудительность. Ты всегда соглашаешься со мной, потому что знаешь, что старость не может быть неправа.

На то, чтобы собрать вещи для переезда, много времени не требовалось. Жил Абдул так бедно, что главным его богатством были палка, на которую он опирался, когда ходил по улицам, немного одежды и посуды, и еще несколько книг.

– Видишь, как хорошо, что вещей у нас немного, – сказал неунывающий старик. – А иначе что бы мы делали сейчас? Так хоть голова не болит, как переезжать на новое место.

Старый знакомый вызвался помочь Абдулу. Он приехал к дому старика на повозке, в которую был впряжен вол, и они вдвоем загрузили нехитрый скарб. Соседи издали наблюдали за тем, как Абдул готовится к отъезду.

Когда вещи были аккуратно уложены в повозку, Абдул взял на руки Рошана и вышел из дома. Он был печален сейчас и не мог этого скрыть. Людская злоба сорвала его с места, к которому он прикипел душой за долгие годы, и вот теперь ему предстояло в одночасье поменять все: и дом, и соседей, и, наверное, даже свои привычки. Абдул вздохнул, поклонился дому, служившему ему приютом столько лет. Повозка тронулась. Абдул шел следом, прижимая ребенка к груди, высоко подняв голову, и, наверное, кое-кто из окружающих все-таки усомнился сейчас в своей правоте. Но никто не остановил старика и никто не сказал ему слов прощания.

Мусульманский квартал закончился.

– Что ж, – сказал Абдул и тряхнул головой, отгоняя прочь печаль. – Не будем лить слезы. Разве жизнь остановилась, малыш?

Рошан улыбнулся ему, и старик едва не заплакал от счастья. Он готов был отдать свою жизнь за эту улыбку. Он все сделал бы, лишь бы его Рошан не знал печали.

– Мне повезло, – сказал растроганный Абдул. – У меня есть ты. Я знаю, зачем я живу на этом свете.

Если бы Рошан мог говорить, он сказал бы старику: наоборот, это ему, Рошану, повезло, что у него есть Абдул, есть добрый друг и защитник. Он непременно это сказал бы. Просто пока он не умел говорить.

«У ВАС ДОБРОЕ СЕРДЦЕ!»

Мина быстро освоилась на новом месте. Работа не казалась ей ни сложной, ни тяжелой. Джагдиш, убедившись в исполнительности девушки, предоставил ей заниматься всеми канцелярскими делами в конторе.

Мина обнаружила через некоторое время, что обрела не только работу и крышу над головой, но и надежного защитника. Джагдиш никогда не навязывал своего общества, в то же время всегда был готов прийти на помощь, часто помогал девушке в те минуты, когда у нее возникали проблемы, и все это выглядело со стороны не так, будто он делает какое-то одолжение, а напротив, это Мина делает доброе дело, принимая его покровительство. Джагдиш был ненавязчив и тактичен.

Адвокат никогда не расспрашивал Мину о прошлой жизни, понимая, что эти воспоминания неприятны девушке, но догадывался, что ей пришлось пережить немало, поэтому, как мог, старался облегчить ее нынешнюю жизнь.

Мина отвечала на его доброту трудолюбием и преданностью. Она снова научилась ценить день, который наступал после ночи, и жизнь уже не казалась ей чередой несчастий. Джагдиш вернул ей вкус к жизни, и она была благодарна ему за это.

– Какое счастье – знать, что в людях есть доброта, – вырвалось однажды у Мины помимо ее воли.

Джагдиш посмотрел на нее внимательно, догадываясь о том, что происходит в душе девушки.

– Да, – сказал он после паузы. – Представьте, каково жить, когда потеряешь веру в добро.

«А ведь я уже было потеряла, – едва не вырвалось у Мины. – После смерти няни я не видела никого вокруг, кто был бы добр ко мне. И мне уже не хотелось жить». Но она не сказала этого.

Джагдиш мягко, так, что Мина этого даже не заметила, стер между ними грань, отделяющую хозяина и наемного работника. Они были почти равны, почти, потому что Джагдиш все-таки занимал особое положение – он был как отец Мине, и его заботу девушка ощущала постоянно.

Иногда, когда у Мины возникали проблемы и она замыкалась в себе, переживая, Джагдиш заваривал чай и приглашал Мину в свой кабинет посидеть за чашкой чая за столом. И Джагдиш начинал рассказывать что-нибудь интересное из своей богатой практики, а Мина незаметно для себя втягивалась в разговор, и не проходило и пяти минут, как адвокат уже был в курсе ее дел. Поскольку он считал, что нет неразрешимых проблем, то очень скоро они находили выход из затруднительного положения, в которое Мина попала, и девушка удивлялась, как она могла расстраиваться из-за того, что разрешается так просто и безболезненно. Джагдиш был ее добрым гением, и она многое ему доверяла.

Многое, но не все. Адвокат чувствовал, что есть у Мины какая-то тайна, которую она, по-видимому, не раскроет никогда. Эта тайна набегала тенью на лицо Мины, и в такие минуты Джагдиш не мог вывести ее из состояния печали, как ни пытался.

– Мисс Мина, – сказал он однажды, – ваше прошлое…

И замялся, не зная, как мягче сформулировать свою мысль.

Девушка вскинула голову, и взгляд ее глаз поразил Джагдиша отстраненностью и холодом.