Текст книги "Цветок в пыли. Месть и закон"

Автор книги: Владимир Яцкевич

Соавторы: Никита Галин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Распорядитель свадьбы сидел рядом с молодыми, по правую руку от жениха, и бросал в огонь благовония, отчего от костра шел терпкий аромат особых, свадебных трав.

Когда костер разгорелся и брахман прочитал священные мантры, Махеш поднялся с земли, помог подняться невесте, и они вдвоем пошли вокруг костра: жених впереди, а невеста следом за ним, опустив голову и смиренно сложив руки, как того требовал обычай. Конец ее головного платка был привязан к поясу куртки будущего мужа. Оба они были без обуви и шли, медленно переставляя ноги, словно пританцовывая. Играла музыка, гости молча и умиленно смотрели на молодых.

Потом все стали бросать на жениха и его невесту лепестки роз. Лепестки казались благоухающими каплями дождя, посыпавшимися с ночного неба. Махеш остановился и повернулся к невесте. Он взял в руки большую гирлянду цветов и надел ее на шею девушке. То же самое проделала и невеста.

«Я усыплю твой путь лепестками роз», – вспомнила Мина строчку из старинной свадебной песни.

Тем временем молодые, сопровождаемые подругами невесты, направились в дом. Махеш был спокоен и, кажется, счастлив. Он склонял к своей юной жене голову и что-то шептал ей. Это были слова любви. Слова, которые прежде он шептал Мине.

Воспользовавшись неразберихой, она вошла во двор, чтобы лучше видеть происходящее. Никто не обращал на нее никакого внимания. Наконец подруги невесты покинули молодых, и Махеш остался вдвоем с женой в огромном зале, залитом ярким светом. Музыканты играли на улице. В дом музыка, наверное, тоже проникала, но вряд ли ее сейчас слышали молодые, ослепленные любовью и ожиданием счастья.

Махеш взял свою жену за руку и поднялся с кушетки, на которой они сидели. Вдвоем они направились вверх по лестнице, увитой светящимися гирляндами. Рай Сахеб потрудился на славу, украшая свой дом к торжеству. Там, наверху, находились спальные покои, в которых молодым предстояло провести их первую брачную ночь. Мина, не выдержав, бросилась внутрь дома.

Махеш шел по залитой огнями лестнице, глядя влюбленными глазами на жену. Впереди у негр было целая жизнь, полная любви и счастья. Мина хотела окликнуть его, но не смогла, хотела застонать от горя, но ни звука не вырвалось из ее груди. Ничего уже нельзя было поправить. Все рухнуло, и бесполезно было пытаться что-то изменить. Оставалось только молча и скорбно нести свой крест.

Не вынеся этого зрелища, она разрыдалась и выбежала из дома. Никого уже не было во дворе, кроме слуг. Мина вышла на улицу и направилась к площади, не видя дороги, и слезы заливали ее лицо.

В домах гасли огни, на улице прохожих почти не осталось. С площади, куда вышла Мина, исчезли торговцы и поздние покупатели. Только у одной из лавок спорили два человека.

– Так нельзя! – донеслось до Мины.

– Не нам решать! – возражал второй спорщик.

– Нет, нам! – не унимался первый. – Тот, кто попирает обычаи, достоин смерти.

Мина вздрогнула, испуганно оглянулась и прибавила шаг. Эти люди спорили о чем-то своем, но их последняя фраза относилась и к ней. Это она согрешила, нарушив принятые у людей законы, она презрела обычаи, и вот теперь наступает расплата. Позор! Позор! Она достойна смерти!

Прибежав на вокзал, Мина обнаружила, что ее поезд отправляется через четверть часа. Она купила билет и в вагоне села в самом углу, подальше от людей. Она не имела права быть со всеми вместе, была недостойна этого.

Поезд тронулся. Проплыли за окном станционные огни. Свет в домах уже не горел, город спал. В этом городе оставался Махеш. Теперь она не могла сказать «ее Махеш» – он принадлежал другой.

Чужой Махеш, чужой город, чужие люди вокруг. Она уронила голову на руки и зарыдала. Никого не было рядом, и она могла поплакать вволю.

Прошел по вагону проводник. Мина сделала вид, что спит. Ей не хотелось сейчас ни с кем разговаривать.

Поезд уже покинул пределы города, за окном чернела ночь, и только звезды на небе печально смотрели на землю.

Мина в полузабытьи пробыла всю дорогу, и только когда за окном забрезжал рассвет, вскинула голову. Оказывается, она уже подъезжает к родному городу, к дому, который покинула совсем недавно, преисполненная надежд, и вот теперь возвращается, обманутая и отвергнутая.

СМЕРТЬ ТАК ЖЕЛАННА

В доме было темно и тихо. Мина остановилась в воротах и посмотрела на темные окна, не в силах сделать следующий шаг и войти во двор. Здесь, в этом доме, должен раскрыться ее позор, пусть не сегодня, но уже очень скоро, и она не осмеливалась позвонить в дверь.

Гасли последние звезды. Небо посерело, обещая наступление близкого дня. Решившись, девушка, измученная переживаниями последних суток и бессонной ночью, проведенной в поезде, несмело подошла к двери дома. На ее звонок долго никто не отзывался, потом щелкнула задвижка и дверь открылась. На пороге, кутаясь в платок, стояла няня Гангу.

– Ты вернулась? – удивилась няня. – Ночью?

Мина стояла на пороге, не отвечая и глядя невидящими глазами куда-то мимо няни.

– Что же ты стоишь? – ласково спросила женщина, с тревогой всматриваясь в лицо Мины. – Проходи, девочка моя. Давай твой чемодан.

Она заперла дверь и прошла вслед за девушкой в ее комнату.

– Что, свадьба не состоялась? – В ее глазах таилась тревога. – Мина! Ты ведь ездила на свадьбу подруги? – сказала она то ли вопросительно, то ли утверждающе.

– Что? – спросила Мина, словно очнувшись.

Няня привлекла ее к себе, обняла.

– Свадьбы не было?

– Свадьбы? Была, свадьба была, – прошептала Мина и расплакалась, не в силах больше сдерживаться.

Тетя за стеной проснулась, разбуженная шумом, и теперь пыталась понять, что происходит.

– Почему же ты плачешь? – спросила няня. – С тобой что-нибудь случилось? – И она взглянула на Мину встревоженно.

За стеной тетя растолкала своего мужа.

– А? – вскинулся тот. – Что такое?

– Т-с-с! – приложила она палец к губам и показала на стену. – Слушай!

– С тобой что-то случилось? – повторила вопрос няня Гангу.

– Ничего не случилось! – сквозь рыдания говорила Мина. – Ничего не случилось!

Она почти кричала сейчас.

– Как это «не случилось»? – не поверила няня. – Я же вижу, что ты от меня что-то скрываешь. Вернулась почти в тот же день, ночью, вся в слезах. Ну, пожалуйста, перестань плакать, успокойся. Скажи мне лучше, кто тебя обидел? – и погладила Мину по волосам так нежно, как могла делать только она.

Затаив дыхание, к этому разговору прислушивались Санд и его жена.

– Девочка моя, – продолжала няня ласково, – расскажи, что случилось?

– Ах, няня, – произнесла Мина сквозь слезы, – этот человек обманул меня!

Тетя вздрогнула, обеспокоенно взглянула на мужа.

– Как? «Обманул»? – переспросила няня Гангу.

– Да, няня, да, обманул, – говорила Мина, рыдая. – Теперь…

Она запнулась, не в силах продолжать. Няня смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

– Теперь у меня будет ребенок! – выдохнула Мина.

Няня Гангу, потрясенно воздела руки к небу.

– Кто этот подлец?! – воскликнула она. – Где он живет?!

Она схватила Мину за плечи и встряхнула ее.

– Мина, отведи меня к нему!

В следующее мгновение распахнулась дверь и в комнату ворвался дядя со своей женой. Они все слышали, и потому прямо с порога дядя крикнул, с ненавистью глядя на племянницу:

– Ты обесчестила мой дом, негодная! Сейчас же убирайся отсюда! Вон из моего дома!

– О, мой господин! – умоляюще воззвала няня Гангу, с мольбой протягивая руки к хозяину. – Одумайтесь!

– Няня, молчи! – рявкнул хозяин. – Она опозорила мое доброе имя! Я ей все отдал, я относился к ней лучше, чем к собственным детям…

– Да, да, – поддакивала из-за его спины жена. Она уже поняла, что другой возможности избавиться от ненавистной ей Мины не представиться. – А она, неблагодарная…

– Вот как она ответила на нашу заботу о ней! – воскликнул дядя.

– Дядя! Простите меня! Пожалуйста, простите! – прошептала Мина умоляюще.

– Какой пример ты можешь подать моим детям?! – кричал дядя.

Он распахнул дверь.

– Сжальтесь! – молила няня Гангу, воздев руки к небу. – Ведь она сирота!

Но никто ее не слушал. Дядя выволок Мину за порог дома и с силой толкнул. Девушка упала на землю.

– Вон! И чтобы духу твоего здесь не было!

– Нет! – умоляла няня. – Не делайте этого, прошу вас!

– Отойди, Гангу! – крикнула взбешенная хозяйка. – Она получила то, что заслужила! И нет ей прощения!

Дверь захлопнулась. Мина осталась лежать на прохладной с ночи земле. Тело ее сотрясали рыдания, и некому было утешить несчастную девушку. Удел сирот – получать от жизни одни удары и не иметь возможности встретить участие и найти утешение.

Мина долго лежала на земле, потом поднялась и побрела прочь по пустынным утренним улицам. Она потеряла все: любимого, надежды, дом, несть. У нее осталась только ее жизнь. Но эта жизнь теперь не была ей нужна.

Город еще не проснулся. Улицы были тихи и безлюдны. Обливаясь слезами, Мина шла, не разбирая дороги, и некому было сказать ей хотя бы одно доброе слово.

Она брела без всякой цели, отдавшись воле случая. Вся ее прежняя жизнь сломана, как детская игрушка. Она росла, взрослела, училась в университете, закончила его и думала, что впереди у нее вся жизнь. А оказалось, что все это не нужно и не имеет ни малейшего смысла. Все рухнуло в один миг, и уже ничего нельзя поправить.

Старый метельщик, увидев безутешную девушку, потерянно бредущую так рано неизвестно куда, долго смотрел ей вслед.

Ноги сами несли Мину на окраину города, подальше от оживленных улиц, подальше от людей. Она попала отныне в касту неприкасаемых, она была достойна только одного – презрения, и чашу позора ей предстоит испить до дна.

В какой-то момент Мина вздрогнула и тревожно оглянулась по сторонам. Ей казалось, что ее обдало холодом. Город уже кончился, а где-то далеко впереди слышался равномерный гул. Только сейчас она поняла, что идет к морю, и его свежее дыхание холодит кожу. Приостановившись и подумав, она пошла на этот гул, который становился все слышнее, и вскоре стали явственно различимы удары волн о скалистый берег.

Море было неспокойно. Волны с кипящими белыми барашками на гребнях стремительно неслись к берегу, чтобы здесь, ударившись с разбегу о скалы, рассыпаться мириадами брызг.

Девушка остановилась на уступе, у ее ног заканчивали свой бег волны, и брызги, долетавшие до нее, казались холодным дождем. Море смотрело на нее неприветливо, словно и оно знало о ее позоре. Никто ни в чем не был виноват, только она одна, и ей одной предстояло ответить за все случившееся.

Мина застонала, но гул бурного моря заглушил ее слабый стон. Волна ударилась о скалу и рассыпалась на мелкие брызги. Она погибла, эта волна, ее уже никогда больше не будет. Здесь, у скалы, она закончила свой бег и свою жизнь. Мина почувствовала, как учащенно забилось ее сердце – мысль, еще не осознанная окончательно, рождалась в ее измученном мозгу.

Она должна уйти. Ей не место среди людей. «Тот, кто попирает обычаи, достоин смерти». Эти слова, услышанные в Бангалоре, вспомнились сейчас и вернули к мысли о вине.

Мина увидела, как очередная волна несется к берегу. Она следила за ней с замиранием сердца, и вздрогнула, когда та ударилась о скалу и разбилась.

Надо решиться. Оставалось сделать последний шаг. Всего один шаг отделял ее от бездны… Достаточно сделать этот шаг – и не будет ничего: ни позора, ни унижений. Умерев, она унесет его вместе с собой. Мина заглянула в клокочущий водоворот и в ужасе отшатнулась. Только сейчас она поняла, как страшно умирать, и сделала шаг назад, не в силах броситься вниз. Но ведь и назад, в город, ей пути нет. Все вдруг вспомнилось: долгое ожидание письма от Махеша, поездка, его свадьба, изгнание из дома. И безмерное отчаяние, охватившее ее, дало ей силы для последнего шага. Она уже знала, что умрет, и не могла больше этому противиться. Единственное, что она позволила себе, – закрыть глаза, чтобы в последний миг не видеть ревущей бездны.

Мина закрыла глаза, глубоко вздохнула – и вдруг кто-то схватил ее за руку. Она вскрикнула от неожиданности и резко обернулась.

– Мина! – окликнула ее старая няня Гангу.

– Нет! Я не хочу больше жить! – закричала Мина. – Пусти! Дай мне умереть!

– Что ты говоришь, девочка! – сказала потрясенная Гангу. – «Умереть»?

– У меня нет другого выхода, – сквозь рыдания произнесла Мина.

Старая няня протестующе затрясла головой:

– Забудь об этом, моя девочка!

– Но что же мне делать?! – воскликнула Мина. – Что?! Две двери захлопнулись передо мной: одну захлопнул человек, которого я любила, другую – тот, который заменил мне отца. Мне страшно, няня!

Гангу обняла отчаявшуюся девушку, прижала к своему сердцу.

– Милая моя! Дверь моей хижины всегда открыта для тебя. Пойдем, девочка, ты будешь жить со мной, – уговаривала она и медленно уводила ее от края пропасти.

– Вот увидишь, – говорила няня, – все будет хорошо, все образуется.

Гангу дарила Мине то, чего несчастная была лишена в последние сутки: мысль о том, что она кому-то нужна, что кто-то способен пожалеть ее.

– Ах, няня! – и Мина разрыдалась На плече доброй старушки. Но это были уже не слезы отчаяния, а слезы благодарности.

– Няня, – шептала Мина, – милая няня…

– Не надо плакать, – просила Гангу, вытирая ей слезы ласковыми движениями. Так утешает своего ребенка мать.

– Идем, родная моя.

Две женщины, старая и молодая, обнявшись, пошли по дороге в город. Солнце поднималось над их головами, обещая наступление нового дня.

Старая Гангу жила в крохотной хижине на самой окраине. Но ее скромное жилище представлялось Мине дворцом, ведь там были стены, крыша и можно было приклонить голову.

Няня открыла дверь.

– Проходи, дочка, – сказала она.

Мина вошла, в нерешительности остановилась у дверей. Няня зажгла огонь в керосиновой лампе, сказала:

– Почему ты стоишь у дверей? Садись. – В ее голосе были тепло и ласка.

Мина села на лавку и тяжело вздохнула.

– Бедная девочка! – прошептала няня печально.

МИНА И ГАНГУ

Мина осталась жить у няни. Старая женщина ходила за ней, как за собственной дочерью. Возвращаясь вечером из хозяйского дома, она приносила еду: бобы и лепешки. Еды было немного, но няня подавала ее так, словно это были самые изысканные яства.

– Ешь, доченька, – говорила няня. – Ешь, родная.

И ласково смотрела на нее.

– А ты, няня?

– Я сыта.

И не понять было, правду ли она говорит.

По утрам, когда Мина еще спала, няня Гангу уходила на рынок, чтобы купить чего-нибудь съестное для Мины. Денег у старой женщины было мало, но ее все знали и часто давали продукты в долг.

– Как твоя дочь, Гангу? – спрашивали ее.

– Чувствует себя хорошо, – отвечала няня. – Спасибо вам, добрые люди.

Здесь, среди простых людей, не было зависти и зла, и каждый старался помочь, чем мог.

А Мина, несмотря на заботу, не знала покоя и худела. Переживания мучили ее, они были болезнью, от которой не придумано лекарств. Возвращаясь с рынка, няня обнаруживала девушку лежащей на кушетке. Глаза ее были открыты, но в них – ни радости, ни жизни.

– Уже утро, – говорила няня, делая вид, что не замечает ее состояния. – Пора завтракать.

И только тогда Мина поднималась, но делала все механически, словно во сне.

Старая няня жалела девушку, но не знала, как ей помочь. Однажды она решила заговорить о Мине с ее дядей. Тот ни разу не вспомнил о племяннице, которую выгнал из дома, по крайней мере никогда не упоминал о ней вслух, словно ее никогда и не существовало.

– У вас чудесные дети, – сказала однажды Гангу. – Они чувствуют, что родители их любят, и растут вам на радость.

– Да, – ответил он с улыбкой, еще не понимая, о чем пойдет разговор.

– Какое счастье – иметь кров и чувствовать любовь, – продолжала няня. – И как тяжело, когда все от тебя отвернулись.

– Что такое, Гангу? – насторожился Санд. – К чему ведешь разговор?

– Сердце мое обливается кровью, когда я вижу страдания несчастной девушки.

– О какой девушке ты говоришь?

– О Мине.

Услышав имя Мины, он побагровел и крикнул:

– Как ты смеешь говорить о ней? Об этой бесстыднице! Она опозорила меня и мой дом!

– Ах, мой добрый хозяин, – отвечала печально няня. – Ведь нет ее вины в том, что произошло. Злой рок обрушился на голову несчастной.

– И слышать о ней не хочу!

– Всевышний любит милосердных.

– Но не любит глупых! Даже если ей будет совсем плохо и смерть будет дышать холодом в ее лицо – даже тогда я не протяну ей руку помощи.

– Но почему?! – с удивлением воскликнула няня.

– Она неблагодарностью ответила за добро!

Санд, наверное, и вправду считал себя очень добрым человеком. Очень удобно, творя зло, считать, что делаешь это в ответ на нанесенные обиды.

– И еще, – продолжил он. – Ты нянчила меня, Гангу, теперь ходишь за моими детьми, но поверь мне, что, даже несмотря на все то, что ты сделала для нашей семьи, я выгоню тебя, если ты еще раз заведешь разговор о проклятой девчонке.

– Я не боюсь этого, мой господин, – кротко, но твердо ответила няня. – Добрые люди помогут дожить мне отпущенный срок, и найдется кому закрыть мне глаза в скорбную минуту.

Она все же надеялась, что сердце хозяина дрогнет в какой-то момент и он пожалеет несчастную сироту. Но тот был непреклонен и с каждым разом сердился все сильнее.

Гангу не знала, что дело не только в нем. Тот однажды передал свой разговор с няней жене, и та спросила, насторожившись:

– И что ты собираешься делать?

Она боялась, что Мина, которую она ненавидела, вернется в их дом.

– Ничего, – ответил хозяин.

Но его ответ прозвучал для жены не очень убедительно.

– И ты еще говоришь – «ничего»?! – воскликнула она. – Да ты должен был сказать Гангу, что я выцарапаю глаза проклятой девчонке, если она явится сюда! И после всего, что она натворила, после всего этого позора, обрушившегося на наш дом, ты еще говоришь «ничего»!

– Но я же не собираюсь разрешать ей вернуться домой, – испуганно оправдывался дядя. – Я так и сказал Гангу: девчонку мы не пустим на порог.

Он был уже не рад, что обо всем рассказал жене.

Няня ничего не говорила Мине об этих разговорах. Возвращаясь домой, Гангу находила там идеальный порядок. За день девушка успевала все убрать в доме, вычистить коврики и перемыть посуду, и, когда приходила няня, дом сиял чистотой.

– Милая моя девочка, – говорила растроганная Гангу. – Ты все хлопочешь по дому, а ведь тебе уже надо было бы поберечься.

– Мне не трудно, няня.

Оно старалась хоть чем-то отблагодарить старую женщину за доброту и ласку.

Между ними, несмотря на бедность, царили любовь и согласие, они заботились друг о друге. И только тогда девушка менялась в лице, когда няня спрашивала ее:

– А как чувствует себя наш маленький? Он уже дает знать о своем существовании?

Мина страдала в эти минуты. Ребенок, который должен был вскоре появиться на свет, не радовал ее. Он, нежеланный, должен был прийти в этот мир, чтобы жить в нищете и среди насмешек, которыми его будут осыпать окружающие, ведь у него нет отца, он рожден вне брака, а значит – достоин презрения.

– Дочка! – говорила няня. – Ты слышишь меня? Я спрашиваю, как себя чувствует наш малыш?

А она отвечала:

– Лучше бы он не родился! Я хочу, чтобы он родился мертвым! – Она надеялась, что Всевышний услышит ее молитвы и сделает так.

– Что ты говоришь! – качала головой няня Гангу. – Ведь он не виноват, что все получилось именно так. Маленький человек, еще не появившийся на свет, не может быть виновен, – и обнимала ее, страдая вместе с ней.

Она выросла на няниных руках, Гангу заменяла ей мать и отца. И сейчас сердце старой женщины не выдерживало вида тех страданий, которые выпали на долю бедняжки.

Иногда няне казалось, что нужно лишь разыскать отца будущего ребенка, и тогда, возможно, все образуется. Оставалось только узнать, где живет этот человек. Няня несколько раз заводила осторожный разговор, пытаясь выведать адрес, но девушка при этих разговорах замыкалась, и из нее нельзя было вытянуть ни слова.

– Я поговорю с ним, – предлагала няня. – Может быть, он послушает, старую женщину. Сердце его дрогнет, когда он узнает о ребенке, и тогда…

– Нет, няня, нет, – отвечала Мина и печально качала головой.

– Но почему?

– Не надо ничего этого, вот и все.

– Почему? – снова спрашивала няня. – Я скажу ему о ребенке…

– Он знает.

Эта новость для старой няни была, как удар молнии.

– Он знает? – возмущенно удивилась она, еще не веря.

Мина молча кивнула.

– Какой негодяй!

Няня испытала настоящее потрясение. Она лишилась последней надежды на то, что ее любимая девочка когда-нибудь будет счастлива.

Мине уже трудно было ходить, и она отдыхала, лежа на кушетке в прохладной хижине. Няня старалась возвращаться домой пораньше, входила в хижину, прижимая к груди пару лепешек, а Мина встречала ее слабой улыбкой.

– Ну вот и хорошо, – говорила Гангу.

– Что хорошо, няня?

– Что ты еще не родила. Я не хочу, чтобы ты это делала, когда меня не будет дома. Ты уж дождись меня, ладно? Вместе нам будет веселее.

– Хорошо, няня, – обещала Мина, тронутая до глубины души добротой и участием старой женщины.

И вздыхала тайком: ее жизнь так трудна, а жизнь ее ребенка будет еще труднее.

РЕБЕНОК

Мина старалась лишний раз не выходить из дома. Она стыдилась взглядов окружающих, ей всюду виделся укор. Она ошибалась, конечно. Никто ведь не знал всего, что с ней произошло, видели лишь, что у девушки беда и она несчастна, и потому жалели, и эти жалостливые взгляды Мина принимала за осуждение.

– Тебе нужно больше бывать на свежем воздухе, – говорила няня. – Почему ты все время сидишь дома?

– Я хочу, чтобы к твоему приходу все было прибрано.

– Ах, девочка моя, – говорила няня с доброй улыбкой. – Благодаря тебе дом и так сверкает чистотой. Чего же еще желать?

Вскоре ей стало тяжело работать по дому так, как прежде, все давалось ей с трудом, но она не отступала, стараясь хоть чем-то отблагодарить старую женщину за ее доброту.

Когда Гангу возвращалась домой, Мина старалась выглядеть веселой, а в отсутствие няни и в бессонные ночи тяжелые думы изводили ее, много слез выплакала она, жалея и себя, и своего еще не родившегося ребенка. Временами, впадая в отчаяние, она просила судьбу, чтобы ребенок родился мертвым. Она не была жестокой, но ее измучили долгие переживания, и еще она знала, что ребенку, если он родится, уготована тяжелая судьба. С раннего детства словно кто-то жестокий поставит на нем клеймо: «незаконнорожденный», и это клеймо несчастный человек пронесет через всю свою горькую, многотрудную жизнь. Он не сможет играть с другими детьми, его будут изгонять из компаний, в школе над ним будут смеяться и отказываться сидеть с ним за одной партой. А когда он вырастет, прочерк в метрике, где обычно записывают имя отца, закроет ему все пути, кроме самых низких и не почитаемых людьми.

Мина поглаживала свой живот и приговаривала:

– Ты прости меня, ведь я не желаю тебе зла. Я не знаю, что ты такое – плод любви или плод греха. Ты не виноват ни в чем, но как мне жить? Как смотреть людям в глаза? Что сказать им, когда они узнают правду?

Но кто мог ответить на эти вопросы?.. Не могла и добрая няня Гангу. Мина старалась не огорчать лишний раз старую женщину, потому что видела, что та и без того очень близко к сердцу принимает ее горе.

– Вот увидишь, – приговаривала няня, – все будет хорошо.

Мина ничего не могла возразить на это. Она уже не верила, что когда-нибудь будет счастлива. А няня продолжала хлопотать вокруг нее, будто ничего не случилось.

Однажды Гангу пришла домой со свертком.

– Посмотри-ка, что я принесла, – сказала она, сияя от радости.

– Что там?

– Смотри, дочка.

Няня развернула сверток, в котором лежали детские пеленки.

– Это для нашего малыша, – сказала она с гордостью. – Они чудесные, правда?

– Откуда они? – спросила удивленная Мина. Она знала, что денег у Гангу нет, их едва хватало на скудную еду.

– От людей подарок, – ответила няня. – Не перевелись еще добрые люди.

На самом деле она продала некоторые свои вещи, те, что еще не были сильно поношены и за которые можно было получить хоть несколько рупий. И ни при каких условиях Гангу не сказала бы Мине правду. Она делала это, движимая своим добрым любящим сердцем. Деньги были нужны и на продукты, и Гангу уже распродала почти все, что можно было снести к старьевщику, но не жалела об этом.

«Милая девочка, – с нежностью и состраданием думала старая няня. – Сколько ей пришлось пережить, и сколько трудностей ее ждет впереди».

Она боялась только одного – что силы оставят ее внезапно, и Мина, ее маленькая беззащитная Мина, останется без ее поддержки и защиты, одна в этом жестоком мире. В такие минуты Гангу нежно обнимала девушку и прижимала ее к себе, словно боялась, что вот сейчас, сию минуту, кто-то ее обидит.

– Что такое, няня? – спрашивала девушка, кротко глядя на нее черными печальными глазами.

– Ничего, моя девочка, все хорошо, – отвечала Гангу. – Я здесь, я рядом.

И они долго сидели вдвоем, обнявшись, в тишине, и только слышно было, как за окном пробегает по верхушкам деревьев ветер.

Мина сильно изменилась в эти месяцы. Если бы кто-то из подруг увидел ее сейчас, то не узнал бы в ней той веселой и красивой девушки, которую все знали в университете. Она похудела и потемнела лицом, редкие седые искры зажглись в ее волосах. Она не представляла, что будет делать после рождения ребенка, жила только сегодняшним днем, а в будущее ей заглянуть было трудно и страшно. Только теперь она поняла, как много значит для нее няня, которая в последний миг остановила ее у края пропасти, за секунду до того, как Мина должна была умереть. Мина не помнила своих родителей, но теперь, глядя на няню, думала, что они, верно, были так же добры к ней, как и эта чудесная няня Гангу.

– Я не знаю, что делала бы без тебя, – говорила она, ласково прижимаясь к ней.

– А зачем думать, «что делать без меня»? – отвечала Гангу с доброй улыбкой. – Ведь я рядом и всегда тебе помогу.

– Всегда? Ты ведь будешь со мной? – с тревогой и надеждой спрашивала Мина.

– Всегда, девочка моя. Пока мои ноги ходят, пока мои глаза видят.

– Как хорошо, что ты есть. Будь со мной. Я очень тебя люблю.

Но все чаще слабость старости давала о себе знать, и Гангу боялась, что в какой-то день она уже не сможет помочь Мине и девушка останется одна, без помощи, без поддержки. А кто еще мог помочь ей, как не родственники? Но дядя и слушать о Мине не желал.

О своих страхах она ничего не говорила, чтобы не тревожить Мину лишний раз. Только нежно обнимала приговаривая:

– Я с тобой, девочка моя. Мы вместе.

И еще няня тревожилась при мысли о том дне, когда родится ребенок. Боялась, что Мина, истерзанная переживаниями, возьмет на себя еще один грех – откажется от ребенка. Ведь она не хотела его и страшилась его рождения. Как было убедить ее, что ребенок меньше всех виноват в том, что произошло. Он не может отвечать за чужие грехи. Впереди его ждала многотрудная жизнь, и он должен находить утешение хотя бы в материнской любви.

– Вот родится наш маленький, и мы заживем совсем хорошо, – говорила осторожно Гангу. – Ты будешь ухаживать за ним, а я – петь песни, чтобы он не плакал.

Говорила, а сама испытующе и тревожно заглядывала Мине в глаза и потом спрашивала:

– Правда? Ведь так?

– Да, няня, – отвечала Мина, но говорила это только затем, чтобы не расстраивать добрую женщину.

Сама Мина не представляла их дальнейшей жизни. Когда появится это крикливое нежеланное существо – что будет после? Ведь он не принесет в их дом счастья, он будет постоянным укором своей матери. Уж лучше бы он умер! Подумав так, Мина пугалась и истово просила у неба прощения за свои недобрые мысли. Ей оставалось только подчиниться судьбе и ждать, что, принесет ей завтрашний день.

Гангу обхаживала Мину, стараясь освободить ее от работы.

– Уже скоро, Мина, – говорила она. – Ты не хлопочи по дому, не надо. Вот когда родишь…

И улыбалась доброй улыбкой.

Схватки у Мины начались в отсутствие няни. Она вдруг почувствовала себя плохо, упала, но смогла добраться до кушетки. Ей было очень больно, она кричала, но никого не было рядом, и некому было помочь, поддержать ее в эти минуты.

Ребенок словно хотел наказать ее за то, что она желала ему смерти, и делал ей очень больно, так больно, что Мина готова была сама умереть, чтобы не чувствовать этой боли.

Гангу в это время находилась в доме Санду. Она хлопотала по обыкновению на кухне – и вдруг сердце ее сдавило, она охнула и опустилась на пол. Хозяйка, проходившая в этот момент мимо, спросила:

– Что случилось, Гангу?

– Не знаю, моя госпожа, – ответила няня. – Что-то с сердцем…

– Полежи, – предложила хозяйка. – Отвести тебя на улицу, в тень?

– Нет, моя госпожа. Могу ли я сегодня уйти пораньше? Что-то мне нездоровится.

– Что ж, иди, – пожала плечами хозяйка.

Няня вышла из дома, думая о Мине. Боль, пронзившая ее, не была обычной болью. Это была тревога, и теперь ноги сами несли Гангу домой. Она почти бежала по улицам, а впереди будто кто-то звал ее, молил о помощи.

– Мина! – шептали губы старой женщины. – Девочка моя! Что с тобой?

Прохожие оглядывались и смотрели ей вслед.

Мина то кричала, то плакала. Силы уже оставили ее, она не могла больше бороться с болью. И когда она уже решила, что не выдержит, умрет, дверь хижины распахнулась.

– Мина! – охнула с порога Гангу.

Она все поняла и засуетилась вокруг девушки, стараясь успеть все сделать – и помочь роженице, и подбодрить ее. Она была мудра, добрая няня, она все знала и все умела, и уже через несколько минут измученная Мина, которая только что готова была умереть, улыбалась слабой улыбкой, потому что нежные руки Гангу сотворили чудо: боль уходила и возвращалась жизнь.

– Милая няня, – прошептала благодарная Мина, – как хорошо, что ты пришла.

– Я здесь, доченька, я рядом.

– Мне было плохо без тебя. Очень плохо.

– А теперь я здесь. И плохо уже не будет.

Няня хлопотала вокруг Мины, и каждый ее жест был строг и выверен, словно она каждый день принимала роды.

– Еще немного, девочка, уже скоро, – приговаривала она.

– Я знаю, – отвечала Мина. – Я чувствую.

И тут же застонала от пронзившей ее тело боли.

– Потерпи, – уговаривала Гангу. – Немного потерпи.

Боль была так сильна, что Мина думала: еще немного, и она потеряет сознание, – и вдруг пришло облегчение, непередаваемое чувство легкости, и в следующий миг она услышала крик родившегося ребенка.

– Вот он какой у нас! – приговаривала няня. – Вот какой чудесный!

Мина боялась повернуть голову, чтобы посмотреть на ребенка.

– Посмотри!

Мина скосила глаза, увидела искаженное криком детское личико и поспешно отвернулась.

– Мина! – позвала ее няня.

– Не хочу! – сказала молодая мать и разрыдалась. – Не хочу я смотреть на него! Он не нужен мне!

– Не говори так, – попросила Гангу. – Посмотри на него – человек родился. У тебя сын, сын родился.