Текст книги "Цветок в пыли. Месть и закон"

Автор книги: Владимир Яцкевич

Соавторы: Никита Галин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

– Ну что, воришка, попался?!

В ПОЛИЦЕЙСКОМ УЧАСТКЕ

Полицейский офицер, допрашивающий Рошана, был до безобразия толст. Ему нелегко, наверное, приходилось в такую жару, и он обмахивался грязным, давно не стиранным платком, но это ему почти не помогало. Толстяк отдувался, шумно вздыхал и вид имел крайне печальный.

– Итак, ты похитил эту сумку с деньгами, – уже в десятый раз начал фразу офицер.

– Я не воровал! – тоже в десятый раз ответил поспешно Рошан.

Толстяк вытер платком лицо и постучал ребром ладони по столу.

– Послушай меня, мой хороший, – сказал он. – Ты еще слишком мал, чтобы обманывать. Понимаешь? Таких, как ты, я вижу перед собой ежедневно десяток, не меньше. И каждый юлит, изворачивается. Тьфу, смотреть тошно! Я так думаю: уж если украл – отвечай за это.

– Я не воровал! – воскликнул Рошан с мольбой. – Я домой шел…

– Господин Джавад! – крикнул неожиданно офицер.

Дверь кабинета приоткрылась и в образовавшемся проеме показался невысокий щуплый человек в чалме. Чалма для этого человека была, пожалуй, великовата.

– Проходите, господин Джавад, – пригласил офицер, извлекая тем временем откуда-то из-под стола ту самую сумку, с которой задержали Рошана. – Это ваша сумка?

– Да, она самая! – выдохнул Джавад обрадованно. – Ах, как я вам благодарен!

Он протянул было руку к сумке, но офицер сумку не отдал, махнул ею в направлении Рошана.

– А этого молодого человека вы знаете? – спросил он.

Джавад всмотрелся в лицо мальчика, пожал плечами:

– Я не видел его никогда раньше.

– Вот как? – удивился офицер.

Он опять спрятал сумку куда-то под стол, отчего Джавад несказанно встревожился.

– Вы подумайте, – посоветовал офицер. – Может, и вспомните.

Джавад подумал вдруг, что запросто может сейчас лишиться своей сумки и денег, сказал поспешно:

– Да, да! Возможно, я что-то и вспомню!

– Итак, вы стояли на автобусной остановке. Так? – спросил офицер.

– Так! – согласно кивнул Джавад.

– Свою сумку с деньгами вы положили на скамью. Так?

– Так!

– И когда обернулись – ее на скамье не было.

– Не было!

– А была она в руках человека, который стремительно убегал в сторону квартала Бхарават. Так?

– Так!

– И этим человеком был вот этот мальчишка. Так?

Джавад с сомнением посмотрел на Рошана.

– Тот, по-моему, был выше ростом, – пробормотал он.

Офицер шумно вздохнул и откинулся на спинку стула. Он хотел сказать этому коротышке, что при его малом росте любой школьник покажется ему великаном, но промолчал.

– Да, точно, тот был выше, – повторил Джавад.

– Я вас понял, – буркнул офицер. – Вы можете идти. Я вызову вас, когда это будет необходимо.

– А моя сумка?

– Что ваша сумка?

– Разве вы мне ее не отдадите?

– Отдадим. Но не сейчас. Пока что она является вещественным доказательством и приобщена к делу. Вот когда мы найдем преступника, изобличим его, докажем ему свое обвинение на суде – тогда можете ее забирать.

– Это, наверное, займет немало времени?

– Конечно. Но вот если бы преступник нашелся быстро…

Офицер посмотрел Джаваду в глаза.

– …то все ускорилось бы необыкновенно. Так что всмотритесь еще разок в этого мальчишку. Он задержан с вашей сумкой в руках. Может быть, вы все-таки его видели там, на остановке?

Джавад заколебался. Ему очень хотелось ускорить дело.

– Нет, – сказал он после долгой паузы. – Это был не он.

– Что ж, тогда до свидания, – произнес поскучневший офицер. – Я вас вызову.

Он закрыл дверь, вернулся к столу.

– Вы меня отпускаете? – спросил Рошан.

– Нет, мой дорогой. Для тебя все еще только начинается.

– Но я не виноват! Я не воровал!

– Ты сам, возможно, и не воровал. Украл твой сообщник, который и передал тебе сумку. Значит, отвечать тебе все равно придется. Ведь ты в шайке, да? Кто у вас главарь?

– Я не виноват, – сказал Рошан и заплакал.

– Плакать не надо, – буркнул офицер. – Слезы делу не помогут. Тебе, дружок, от тюрьмы не отвертеться.

53. «НУЖЕН АДВОКАТ!»

Старый Абдул почернел от горя, узнав о случившейся с Рошаном беде. Первым делом он отправился в полицейский участок, но с Рошаном ему встретиться не дали, сказали, что не положено, и только после долгих слезных просьб его провели в кабинет полицейского, который занимался этим делом.

Полицейский офицер хмуро смотрел на сидящего перед ним старика. Он уже привык к подобным сценам, и вряд ли слезы и увещевания могли бы тронуть его сердце. Абдул умолял отпустить мальчика, говорил, что произошла, видимо, какая-то ошибка, случайное совпадение, а офицер тем временем перебирал равнодушно на столе бумаги, давая старику возможность выговориться. Потом, словно прошел кем-то четко отмеренный промежуток времени, офицер оборвал речь Абдула резким движением руки, произнес тоном, который показывал, что дело уже решено и пересмотру не подлежит:

– Мы задержали этого мальчишку с ворованной сумкой в руках. Хозяин сумку опознал, так что сомнений у нас на этот счет нет. Правда, мальчишка говорит, что он не воровал, что сумку ему передал какой-то Черпак – человек, имени которого он не знает, знает только кличку. Что ж, мы Черпака этого будем искать, но с вашего Рошана это ответственности не снимает. Он – член преступной шайки…

– Нет! – воскликнул Абдул.

Но офицер продолжал невозмутимо:

– …и его будут судить. Дело слишком ясное, чтобы с ним возиться долго. Так что суд близок.

– Суд? – переспросил Абдул потерянно.

Непоправимость происходящего вырисовывалась для него все явственнее.

– Суд состоится примерно через неделю, – сказал офицер. – Думаю, к тому времени мы успеем все закончить.

– Он же не виноват! – прошептал старик.

Офицер поморщился и поднялся из-за стола.

– Извините, но у меня нет времени…

Он открыл дверь, давая понять, что Абдул должен уйти.

Уже на улице старик понял, что обязательно должен побывать в суде. Прямо сейчас, не откладывая. Если все будет зависеть от судьи – так почему бы не поговорить с ним, не объяснить, что произошла ошибка и лишь бездушие полицейских не позволяет восстановить истинную картину происшедшего.

В здании суда было пустынно и тихо. От старых стен исходила прохлада. Абдул прошел по коридору и лишь в самом конце, за приоткрытой дверью кабинета он увидел человека. Поздоровался степенно, спросил, имеет ли он дело с судьей или с кем-то другим. Его собеседник улыбнулся едва заметно, сказал, что он не судья, а секретарь суда, это вещи разные, но для Абдула было все равно: его собеседник работал в суде, и, следовательно, от него можно было ждать помощи.

Абдул рассказал все, что знал, без подробностей, правда, но подробности и не нужны были, по его разумению, ведь главное – это то, что его мальчик не виноват ни в чем и надо лишь эту истину донести до членов суда, и тогда все устроится наилучшим образом. Секретарь слушал его молча, не перебивая, и такая благожелательность была в его взгляде, что в какой-то момент Абдул подумал, что был он прав, здесь ему помогут, и уже решил не продолжать более свою речь – и так ведь все ясно, а когда замолчал, секретарь спросил его, все так же благожелательно глядя в глаза старику:

– А чем я могу вам помочь, дедушка?

И только теперь Абдул понял, что ошибся. Сердце его сжалось, а секретарь продолжал:

– Полиция передаст нам это дело, будет суд.

– Все-таки суд будет? – спросил Абдул потерянно.

– Конечно, будет.

– И… что?..

– Если ваш мальчик виновен…

– Он не виновен!

– Вот суд и определит – виновен он или нет.

Здесь было то же бездушие, и никто не мог помочь Абдулу. Вид у старика был так несчастен, что секретарь вздохнул, не выдержав, и сказал:

– Вы не отчаивайтесь заранее, прошу вас. Все еще может по-разному повернуться, и так, и эдак. Найдите хорошего адвоката, чтобы в суде было кому вашего мальчика защищать. Быть может, он сумеет доказать его невиновность.

– Вы так думаете? – спросил Абдул с надеждой.

– Да. Хороший адвокат – это уже половина дела.

Абдул ушел из суда окрыленный. Ему не удалось отстоять Рошана, но сейчас у него хотя бы появилась надежда.

АДВОКАТ ДЖАГДИШ

Очень скоро Абдул выяснил, что найти хорошего адвоката – не самое сложное дело. Гораздо сложнее найти деньги, чтобы заплатить гонорар. Это было неожиданное и, похоже, непреодолимое препятствие. Старик пытался выяснить, нельзя ли где-нибудь найти адвоката подешевле, но ему объяснили, что дешевый адвокат – это выброшенные впустую деньги. Уж если его услуги оцениваются невысоко, то и помощи от него ждать не стоит. И когда все это Абдулу объяснили в Союзе адвокатов, куда он пришел за помощью, он почувствовал, как все рушится вокруг: мир рассыпался в прах с каждым новым словом его собеседника, и уже не оставалось надежды – даже призрачной.

Старик, безжизненное лицо которого было пасмурным, жестом остановил говорившего, поблагодарил за то, что ему уделили время. Кто-то заглянул в кабинет, собеседник Абдула сказал, обращаясь к вошедшему:

– Я сейчас освобожусь, подождите минуточку.

– Я пойду, – пробормотал Абдул. – Всего хорошего.

Вошедший в кабинет человек посторонился, давая дорогу старику. Абдул вышел на улицу. Он чувствовал слабость и не был уверен, что не упадет, если оторвется от стены, о которую опирался. С трудом добрался до скамьи и обессиленно опустился на нее. Ему не хотелось возвращаться в пустой дом. Дом, в котором нет Рошана.

Кто-то присел на скамейку рядом со стариком. Абдул повернул голову. Это был тот самый человек, которого он видел пять минут назад входящим в кабинет.

– Вам плохо? – спросил мужчина.

Абдул слабо махнул рукой.

– Мне рассказали о вашей беде, – сказал человек. – Я мог бы помочь вам.

– Вы – адвокат?

– Да.

– У меня нет денег на адвоката.

– Я знаю. Я помогу вам бесплатно.

Абдул качнул головой. Он уже знал, что бесплатным может быть только плохой адвокат.

– Почему вы отказываетесь? – удивился его собеседник. – Мне только что рассказали о вашем деле. Я вам сочувствую, поверьте. Сочувствую и хочу помочь. Они вряд ли смогут доказать вину вашего мальчика.

Старик обернулся и с недоверием посмотрел на говорившего.

– Вы так думаете? – с надеждой спросил он.

– Трудно сказать определенно, ведь я не знаком с делом подробно, но некоторые моменты вызывают у меня вопросы.

– Он не виноват! – с жаром произнес Абдул. – Я им всем об этом говорю, но они мне не верят! Как вас зовут, уважаемый?

– Мое имя Джагдиш.

– Ах, господин Джагдиш! Вы первый, кто отнесся к происшедшему с пониманием. Сейчас так нечасто можно встретить отзывчивого человека. Так вы поможете моему мальчику?

– Я постараюсь это сделать.

У старика опять появилась надежда.

Джагдишу понадобилось два дня, чтобы ознакомиться с делом. Он убедился, что это дело непростое. Улики были неоспоримы, хуже всего оказалось то, что Рошан был задержан непосредственно с этой сумкой в руках. Правда, потерпевший заявил, что сумку украл не он, а другой человек – выше и взрослее, но следствие стало разрабатывать версию о преступной шайке, и в этом случае показания потерпевшего Рошану помочь ничем не могли, потому что уже не имело значения: именно ли этот мальчик украл на остановке сумку, или какой-то другой. Украсть мог один, потом передать другому – все очень просто, по этому пути и шло следствие.

Сам Джагдиш в вину ребенка не верил. Преступников он на своем веку перевидал множество, попадались среди них люди разные, и такие были, о ком никогда не скажешь, что он способен на недоброе дело, а начнешь разбираться – и такое выясняется, что приходится потом недоумевать, как мог ему поверить, но в деле Рошана были моменты, которые подсказывали Джагдишу, что произошла ошибка. Такое бывало уже, Джагдиш в своей практике сталкивался с подобным, и его задачей было – найти те мелочи, зацепившись за которые, можно развалить позицию обвинения.

Абдул адвоката боготворил, он уверовал окончательно, что только этот человек может им помочь, и в день накануне суда даже напросился к адвокату домой – ему хотелось как можно дольше с ним пробыть, чтобы укрепиться в своей уверенности, набраться сил перед завтрашним днем.

Джагдиш угощал старика чаем, а жена адвоката, Мина, сидела у окна с рукоделием, почти не прислушиваясь к разговору за столом. Муж ей уже рассказывал о деле, которым сейчас занимается. Мина жалела несчастных мальчишку и старика и искренне хотела, чтобы Джагдиш помог этим людям. Он умный, он сможет.

– Все будет хорошо, вот увидете, – сказал Джагдиш.

– Я вам так благодарен, господин адвокат. Этот мальчик не виноват ни в чем. В его жизни и так было много несправедливости и страданий, зачем же ему еще страдать безвинно.

– Он ведь сирота, насколько я знаю.

– Да, пожалуй что сирота, – согласился Абдул. – Где-то, возможно, и живут его родители, но если он не с ними, то кто же он, как не сирота.

– Так его родители живы? – удивился Джагдиш.

– Этого я не знаю. Его бросили в лесу, ночью, там я его и нашел.

При этих словах Мина вздрогнула.

Джагдиш покачал головой:

– Так вы нашли его в лесу?

– Да, господин адвокат. Здесь, на окраине Бангалора.

Мина хотела что-то сказать, но не могла – у нее перехватило дыхание.

– И с тех пор я его воспитываю, – продолжал старик. – Он славный мальчуган, я уверен – никогда он не мог бы украсть.

– А когда это было? – спросила Мина.

Мужчины обернулись к ней.

– О чем вы спрашиваете, моя госпожа? – уточнил Абдул.

– Когда вы нашли мальчика?

– Восемь лет назад.

Мина похолодела. Она еще думала, что это ошибка, случайное совпадение, но, когда Абдул назвал точную дату, поняла – это был тот самый день, когда она оставила ребенка в лесу!

– Что случилось, милая? – спросил обеспокоенно Джагдиш.

– Ничего, – прошептала Мина.

Единственное, чего она боялась сейчас, – потерять сознание.

МАХЕШ, МИНА И РОШАН

Сна не было. Ночная прохлада, такая желанная после дневного зноя, не приносила облегчения, и в некоторые минуты казалось даже, что в доме душно и нечем дышать. Мина приподнялась на локте и обеспокоенно смотрела в темноту, словно пыталась рассмотреть что-то, пока невидимое. Ночь обступала ее со всех сторон – оттого и тревожно ей было, наверное, потому что и тогда была ночь, и тоже душно было перед дождем. Ночь, деревья, малыш, оставленный на тропе…

К завтраку она вышла измученной и больной. Джагдиш всполошился:

– Ты плохо чувствуешь себя?

– Нет, нормально. Только вот спала плохо.

Завтракали молча. Потом Мина спросила словно невзначай:

– Ты сегодня идешь в суд?

– Да. Там слушается дело этого мальчика.

– Который сумку украл?

– Не крал он, – поморщился Джагдиш. – Глупо там все получилось.

– Возьми меня с собой.

Джагдиш взглянул на жену изумленно. Никогда прежде она не обращалась к нему с подобными просьбами.

– Зачем это тебе? – спросил он после долгой паузы.

– Я скучаю дома. И еще – хочу посмотреть на этого мальчика.

– Суд – не самое веселое зрелище.

– Я знаю.

– Так что лучше уж побудь дома.

– Я поеду с тобой!

Джагдиш заглянул в глаза жене и смешался.

– Если ты настаиваешь, – пробормотал он.

В зале суда Мина села в заднем ряду. Она даже себе не могла объяснить – почему, и только позже поняла, что боится. Ей казалось, что если она сядет ближе к месту, где сидят подсудимые, то выдаст себя, не сдержится. Она уже решила, что знает, кто этот мальчик – ведь совпадало все, и желала, чтобы это был он, ее сын, желала – и боялась одновременно.

Она часто думала о своем покинутом сыне, пыталась представить, как он живет, что делает, и все у нее получалось так славно – ему хорошо, он счастлив и живет беззаботно. Ее вина перед ним была безмерна, и она хотя бы мечтами о его счастливой жизни пыталась эту вину искупить. В какой-то момент даже поверила в то, что все хорошо у ее малыша, и вдруг, как удар – жестокий, не знающий пощады – эта встреча с несчастным стариком. Неужели он ее сын, этот мальчик? И ее мечты оказались лишь несбывшимся оправданием своей вины.

Открылась дверь, в зал вошел полицейский, а следом за ним – мальчик, невысокий, худенький. Он прошел за перегородку, отделявшую его от остального зала. Присутствующие затихли, слишком несоответствующе тому, что должно было сейчас произойти в зале суда, выглядел этот мальчуган. Этот зал видел многое и многих, и это было всегда ужасно и омерзительно, потому что все людское зло и несправедливость сходились здесь, а мальчик смотрелся в этих стенах как нечто чужеродное.

Мина встала в первый момент, когда дверь распахнулась, и осталась стоять, словно забыв обо всем.

Это был ее сын! Она узнала его, не могла не узнать. Конечно, он. Покинутый и найденный, но еще не обретенный. Она не может подойти к нему, прижать к себе, погладить по волосам. Он сейчас в чужих руках и ей не принадлежит.

Вошел судья, сел в свое кресло, отчего картина суда приобрела недостающую ей завершенность, но Мина словно не замечала этого, и тогда кто-то из сидящих рядом шепнул ей:

– Сядьте, пожалуйста! Суд начинается!

Мина наконец увидела судью и села, охнув негромко, как от внезапно подступившей сердечной боли. В кресле судьи восседал Махеш. Он слушал, как секретарь зачитывает материалы дела, смотрел куда-то в сторону чуть рассеянно, а Мине хотелось подбежать к судейскому столу и крикнуть:

– Что же ты смотришь в сторону? Взгляни на этого мальчика! Ты разве не узнаешь его?

Секретарь тем временем закончил чтение, поклонился присутствующим, сел, став сразу неприметным среди прочих людей. После этого Махеш дал слово представителю обвинения.

Мина в суде присутствовала впервые и не представляла себе, как обычно строится процесс, поэтому речь обвинителя оказалась для нее полной неожиданностью. Она думала, что этот человек встанет на защиту Рошана, ведь ясно, что мальчик не виноват, но речь обвинителя оказалась неожиданно злой. Он употреблял множество специфических терминов, которые Мина не понимала, но основное она уловила в этой длинной и неприятно жесткой речи. Рошана этот человек считал виновным, и наказание должно быть таким, чтобы отбить подсудимому охоту попадать сюда повторно, а именно: два с половиной года тюрьмы, так обвинитель и сказал. Мина смотрела на говорившего широко раскрытыми глазами и не верила, что он может быть так жесток. Но обвинитель, сказав о двух с половиной годах тюрьмы, не извинился и не поправился, а, закончив речь, спокойно сел на свое место.

Мина повернулась к Махешу, тот безмятежно перебирал бумаги на столе, словно ничего не произошло. Мина уже готова была вскочить со своего места, закричать, как несправедливо все происходящее здесь, но Махеш предоставил слово Джагдишу, и Мина замерла в ожидании.

Речь свою Джагдиш начал с того, что отдал должное обвинению, отметив, что выступление его предшественника было безукоризненно выстроенным, все пригнано одно к одному, как детали в детском конструкторе, и большое счастье иметь дело с такими профессионалами, каким является господин обвинитель.

Невозможно было поверить, что это говорит Джагдиш, ее Джагдиш! Разве он так слеп? Разве он не видит, что ребенок не виновен? И не сам ли он говорил Мине об этом сегодня утром?

– Но!..

Джагдиш при этом слове вскинул руку, и жест его выглядел так, словно он что-то от себя отбрасывал, решительно отодвигал в сторону. Мина при этом непроизвольно напряглась, а в следующий миг поняла, что Джагдиш в сторону отбросил все, что до этого сказал. Потому что дальше он говорил:

– Но есть в этом деле один момент, который не прояснен до конца, и может все изменить, если в нем разобраться.

И все присутствующие почувствовали смену интонации.

– Итак, мальчик был задержан с сумкой потерпевшего в руках. Что говорит нам потерпевший? Он говорит, что подсудимый его сумку не брал, он вообще этого мальчика не знает.

Обвинитель сказал со своего места с усмешкой:

– А этого никто и не отрицает. Мальчик – всего лишь сообщник.

– Чей? – быстро спросил Джагдиш.

– Он входил в преступную шайку.

– Я не встретил доказательств существования какой-нибудь шайки в материалах дела, – сказал адвокат.

Обвинитель посмотрел на Махеша. Махеш посмотрел на обвинителя.

– Других членов шайки задержать не удалось, – пожал плечами обвинитель. – Но их ищут.

– Ищут, но пока не нашли. И у обвинений нет никаких доказательств того, что подсудимый является членом шайки.

– Нет, – неохотно признался обвинитель.

– Но ведь все обвинение строится на том, что подсудимый – член шайки.

– Подсудимый был задержан с краденой сумкой в руках! – сказал обвинитель, раздражаясь.

– Это так! Но на следствии он показал, что сумку ему передал некто Черпак, настоящего имени которого он не знает. Кстати, описание этого Черпака, данное подсудимым, совпадает с описанием вора, которое дал потерпевший. Значит, подсудимый говорит правду? По моему мнению, следствие проведено предвзято и поэтому некоторые моменты, столь важные для подсудимого, были проигнорированы.

– Я протестую! – сказал обвинитель.

– Протест принимается, – кивнул Махеш.

– Но, господин судья… – начал было Джагдиш.

– Протест принимается, – повторил Махеш. – У вас есть что еще сказать суду?

– У меня складывается впечатление, что вы, еще не дослушав мою речь до конца, уже приняли сторону обвинения – заранее.

Махеш пожал плечами.

– Я был знаком с подсудимым еще до суда, – произнес он.

Мина вскинула голову и посмотрела на Махеша с изумлением.

– Я могу сказать, что еще тогда этот мальчик не казался мне воплощением добродетели.

– Вот как? – удивился адвокат.

– Именно так. Я думаю, в этом случае мы имеем картину плохой наследственности. Мальчик был оставлен своими родителями, и даже не известно, кто они. Думаю, что люди недостойные, если поступили так. И теперь перед нами результат происшедших событий. Закономерно, наверное, что он оказался втянутым в такую неприятную историю…

Махеш хотел сказать еще что-то, но Мина вдруг резко поднялась, отчего все присутствующие обернулись к ней, и выкрикнула, не в силах сдерживать себя:

– Как можно судить этого ребенка, если его родители виноваты в происшедшем больше, чем он?

Махеш смотрел на нее изумленно, он обязан был сейчас прервать Мину, потому что не положено присутствующим вмешиваться в работу суда, но ее появление было настолько неожиданным, что он остался сидеть молчаливо-безвольно. Он узнал ее, конечно, хотя прошло уже немало лет, узнал – и эта встреча легла на его плечи тяжелой ношей, его словно придавило чем-то очень тяжелым, отчего даже вздохнуть было невозможно.

– Он виноват?! А мы, которые от него отказались, – не виноваты?! – кричала Мина. Она, казалось, вот-вот потеряет сознание. – Я его бросила, маленького и беззащитного, и я виновата безмерно, но ведь он не только мой сын, у него и отец есть!

Она захлебывалась в крике. Махеш еще не понял все до конца, но догадка уже закралась в его душу, и он, боясь, что все поймут это прежде, чем покинут зал, крикнул поспешно:

– Перерыв! Суд удаляется на перерыв!

И стремительно вышел из зала. После этих слов Мина потеряла сознание.

СУДЬЯ ВЫНОСИТ ПРИГОВОР

Мина пришла в чувство в коридоре суда. Она сидела на стуле, над ней хлопотал Джагдиш. Когда она открыла глаза, Джагдиш улыбнулся, но улыбка была тревожной.

– Что со мной? – спросила Мина.

– Ничего страшного, уже все нормально. Тебе, наверное, стало душно.

Говорил, а в его глазах читался вопрос.

– Ты прости меня, – сказала Мина.

– За что?

– Ведь ты ничего не знаешь.

– А что я должен знать?

– Он – мой сын.

– Кто?

– Рошан.

Все рушилось сейчас между ними. Она открывала самую черную страницу своей жизни. Никто и никогда не заглядывал туда – она не позволяла, и вдруг все открылось, вышло на свет, так тщательно прежде скрываемое, и как же оно было неприглядно. Но остановиться уже было невозможно, надо было сбросить эту тяжесть, освободиться, и Мина начала рассказывать, торопливо, словно боялась, что Джагдиш не дослушает, уйдет, и она не сможет досказать то, что хотела.

Лицо Джагдиша потемнело. Слушал он молча, прикрыв глаза веками, и не понять было – о чем думает в эту минуту.

Но когда Мина закончила, он сказал ей тихим и ровным голосом:

– Тебе нельзя здесь больше оставаться. Езжай домой, жди меня.

– Нет, – она качнула головой.

– Да. Я хочу, чтобы ты уехала.

Он умел быть твердым. Мина поднялась и пошла к выходу мелкими неуверенными шагами; ей совсем немного оставалось пройти, как вдруг распахнулась боковая дверь, она повернула голову и увидела Махеша.

– Здравствуй, – сказал он.

– Здравствуй.

Между ними было полтора метра расстояния и восемь лет жизни. Они смотрели друг на друга молча, постепенно узнавая и вспоминая друг друга.

– Ты не сделаешь ему плохо, – сказала Мина. – Это твой сын. Это наш сын.

Махеш страдал – это было видно, но пощады не заслуживал.

– Он не может расплачиваться за грехи родителей. Не он виноват. Мы виноваты.

Подошел Джагдиш.

– Проводи меня до машины, – попросила его Мина.

И они ушли, оставив ошеломленного Махеша.

Суд не начинался долго, все томились в ожидании, и вдруг распахнулась дверь, вошел судья, но садиться в свое кресло не стал, лишь произнес:

– Объявляю решение суда. Суд выносит подсудимому оправдательный приговор. – И стремительно вышел.

Гул пробежал по рядам присутствующих, обвинитель потрясенно замотал головой, потом подхватился, выбежал из зала. Судью он нагнал в самом конце коридора, выпалил, разгоряченный бегом:

– Господин судья! Это невозможно! Материалы дела…

– Материалы дела не дают оснований для вынесения обвинительного вердикта, – сказал Махеш, не оборачиваясь.

– Что же это такое? Кража есть, а виновных нет? – развел руками обвинитель.

– Виновные есть.

Махеш повернулся, наконец, лицом к собеседнику. Он хотел сказать, что виновные есть, что это он, Махеш, виновен и приговор не Рошану надо выносить, а ему, но не сказал ничего больше, потому что сил уже ни на что не оставалось, да и к чему все это?

Он махнул рукой и вышел из зала суда.

«МЫ УЕДЕМ ОТСЮДА!»

Абдул вел Рошана домой, держа мальчика за руку, словно боялся, что, если отпустит от себя хоть на мгновение, потеряет вновь. Он еще не поверил окончательно в то, что все позади, что Рошан вернулся к нему.

– Мы уедем отсюда, – бормотал старик. – Уедем непременно. Ах, мальчик мой, неужели все закончилось?

– Прости, дядя. Ведь я не хотел, не хотел ничего этого…

– Хотел, не хотел, какая теперь разница? Надо уезжать. Ты попал в плохую компанию, малыш. Эти люди так просто от тебя не отстанут.

Абдул остановился и внезапно обнял Рошана.

– Хорошо, что все обошлось, – пробормотал он. – А ведь обвинитель требовал тюрьмы для тебя.

От этой мысли у него мутился рассудок.

Рошан чувствовал себя виноватым. Но как он мог утешить старика?

Едва войдя в дом, Абдул приступил к сборам. Вещей у них было немного, и он рассчитывал после полудня покинуть этот квартал. Рошан наблюдал за происходящим встревоженно, он не мог понять, почему дядя Абдул так торопится оставить дом, к которому они успели привыкнуть.

Понадобилось чуть больше двух часов, чтобы уложить вещи. Оставалось найти тележку, на которую можно было погрузить их нехитрый скарб. За тележкой старик отправил Рошана, сам укладывал последнюю коробку, когда дверь скрипнула и кто-то вошел.

Это была Мина. Абдул взглянул на нее удивленно, хотел спросить, чем обязан, но она сказала прямо от дверей:

– Я пришла к вам, Абдул-джан. Потому что… Потому что…

Слова давались ей с трудом.

– Вы присядьте, – предложил Абдул.

Сердце его почему-то сжалось, но он еще не понимал – почему.

– Абдул-джан! Я должна сказать вам вот что. Рошан – мой сын!

Только сейчас он понял, почему ему стало так нехорошо при виде этой женщины.

– Вы в этом уверены? – спросил он, еще надеясь, что произошла ошибка.

– Да, абсолютно. Это я оставила его там, в лесу.

Абдул опустился на стул. Ноги отказывались служить ему.

– Вы бросили его, – пробормотал он.

Мина опустила голову.

– Мне было тяжело, – прошептала она едва слышно. – Очень тяжело.

– И – что же?

– И я не выдержала.

– Я не о том спрашиваю. Что – теперь?

Она хотела сказать, что заберет мальчика, но не смогла. У нее не было прав на него – так она это понимала.

– Я его спас. Выходил, воспитал. У него есть семья.

Абдул готов был сражаться до конца. Он пожалел, что задержался в этом доме. Уйди он чуть раньше – и этого разговора не было бы.

– А я об одном вас прошу, – продолжал он. – Уйдите. Не надо ничего.

Ему казалось, что так будет лучше. Он не подозревал, что не Рошана сейчас защищает, а себя.

Мина замотала головой, закрыла лицо руками.

– Я виновата, виновата, – заговорила она. – Но сколько же меня можно наказывать? Неужели мало было страданий? Ведь я мать…

– Вы поздно об этом вспомнили.

Абдул от ее мольбы укрывался жестокостью, как щитом.

– Вы хотите получить сына, как награду за свои страдания, – продолжал он. – Но вряд ли эту награду вы заслужили.

Мина подняла на Абдула заплаканные глаза.

– Вы жестоки, – сказала она.

– Не более, чем были жестоки вы, – пожал плечами старик.

Его лицо было непроницаемо, только руки подрагивали, и он положил их на колени – так было легче скрыть дрожь.

– Вы не отдадите Рошана?

Он молчал долго – целую вечность, как казалось Мине, потом разжал свои пепельно-серые губы и сказал односложно:

– Нет!

МАХЕШ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

Махеш был слишком удручен, чтобы что-то утаивать. Происшедшее потрясло его, он должен был выговориться – и Малти узнала все: университет, конец учебы, Мина, расставание, ребенок…

На нее невозможно было смотреть без жалости, так она страдала сейчас.

– Прости, – говорил Махеш. – Слишком много горя, и все это из-за меня.

Он был виноват во всем и не знал, заслужит ли прощение.

– Мы наказаны, Махеш. Всевышний отнял у нас сына – за те, старые грехи.

Сказав это, Малти поднялась и вышла из комнаты, оставив мужа одного. Но ушла она не затем, чтобы показать обиду и презрение, она хотела скрыть слезы, и только в своей комнате разрыдалась, хотя не могла объяснить себе, почему плачет. То ли Рамеша покойного вспомнила, то ли жалела Рошана.

Махеш сидел без движения, бег времени не ощущался в этом доме – оно остановилось, и никто не знал, что надо сделать, чтобы оно двинулось вновь.

Вернулась Малти. Она уже не плакала, только была непривычно бледна.

– Ты должен исправить ошибку, Махеш. Забери Рошана, пусть он живет у нас.

Махеш посмотрел на жену, покачал головой после раздумья.

– Нет, – возразил он. – Что я скажу ему? Что я – его отец, который когда-то отказался от него.

– Разве это не так? – Малти вздохнула. – Это правда, Махеш, и, значит, надо исправлять ошибку.

– А ты?

– А что я?

– Сможешь ли ты принять его, как родного?

Малти улыбнулась чуть печально.

– Он славный мальчишка. И еще он твой сын. Сын Махеша Капура, моего мужа. Я живу твоими заботами и твоими радостями.

Она наклонилась и поцеловала мужа.

– Мы должны это сделать, милый. Ребенок не может расти без отца.