Текст книги "Цветок в пыли. Месть и закон"

Автор книги: Владимир Яцкевич

Соавторы: Никита Галин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Annotation

Захватывающие сюжеты романов, вошедших в книгу, высвечивают грани характеров разных героев во всем их жизненном многообразии от жестокости и предательства до любви и самопожертвования.

«Цветок в пыли» – это роман о страдании юной девушки, в отчаянии оставившей в лесу свое дитя, когда узнала об измене и предательстве любимого ею человека.

За трагически-приключенческим сюжетом романа «Месть и закон» ясно читается важная нравственная идея: имеет ли право человек в ответ на страшное преступление лично осуществлять месть, переступив закон.

ЦВЕТОК В ПЫЛИ

ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗАМЕН, ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

ДЯДЯ, ТЕТЯ, НЯНЯ И ДРУГИЕ

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР

ИСЧЕЗНУВШИЙ СЫН

СЧАСТЛИВЫЙ МЕСЯЦ

ПРЕДЛОЖЕНИЕ РАЙ САХЕБА

ДОЖДЬ, ВЕЧЕР И ЛЮБОВЬ

ПИСЬМО

ОЖИДАНИЕ ПИСЬМА

«ЭТО БУДЕТ СЧАСТЛИВЫЙ БРАК, МАХЕШ!»

МАХЕШ: НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ

НА ЧУЖОЙ СВАДЬБЕ

СМЕРТЬ ТАК ЖЕЛАННА

МИНА И ГАНГУ

РЕБЕНОК

ПРЕДСКАЗАНИЕ АСТРОЛОГА

НЕЖЕЛАННЫЙ СЫН

КОГДА В ДОМ ПРИХОДИТ ПРАЗДНИК

СМЕРТЬ ГАНГУ

ВСТРЕЧА С МАХЕШЕМ

РЕБЕНОК, ОСТАВЛЕННЫЙ В ЛЕСУ

АБДУЛ

НОВЫЙ ДОМ ДЛЯ МАЛЫША

ВДВОЕМ

В ПОИСКАХ СЫНА

В ПОИСКАХ РАБОТЫ

АДВОКАТ ДЖАГДИШ

РАБОТА У ДЖАГДИША

У АБДУЛА НЕПРИЯТНОСТИ

«У ВАС ДОБРОЕ СЕРДЦЕ!»

РОШАН РАСТЕТ

«БУДЬТЕ МОЕЙ ЖЕНОЙ!»

АБДУЛ ПОКУПАЕТ УЧЕБНИКИ

«ПОДКИДЫШ»

НА РАССТОЯНИИ ВЫТЯНУТОЙ РУКИ

НОВАЯ БОЛЬ РОШАНА

«Я НЕ ПОЙДУ В ЭТУ ШКОЛУ!»

СУДЬЯ МАХЕШ

ВСТРЕЧА С ОТЦОМ

РОШАН И РАМЕШ

МИНА ВЫСЛУШИВАЕТ ПРИГОВОР

МАХЕШ ВЫГОНЯЕТ СВОЕГО СЫНА

«Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ ТАК ЖИТЬ!»

РОШАН УХОДИТ ИЗ ШКОЛЫ

НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

НОВАЯ ЖИЗНЬ РОШАНА

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ШКОЛУ

ГИБЕЛЬ РАМЕША

ВСТРЕЧА

УЧИТЕЛЬ ПОПАДАЕТ В ПЕРЕДЕЛКУ

РОШАНА ПРЕСЛЕДУЕТ ПОЛИЦИЯ

В ПОЛИЦЕЙСКОМ УЧАСТКЕ

53. «НУЖЕН АДВОКАТ!»

АДВОКАТ ДЖАГДИШ

МАХЕШ, МИНА И РОШАН

СУДЬЯ ВЫНОСИТ ПРИГОВОР

«МЫ УЕДЕМ ОТСЮДА!»

МАХЕШ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

ПЕРЕД ВЫБОРОМ

РАССТАВАНИЕ

МЕСТЬ И ЗАКОН

ЧАСТЬ I

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

ЧАСТЬ II

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Глава тридцать первая

Глава тридцать вторая

Глава тридцать третья

Глава тридцать четвертая

Глава тридцать пятая

Глава тридцать шестая

Глава тридцать седьмая

Глава тридцать восьмая

Глава тридцать девятая

Глава сороковая

Глава сорок первая

Глава сорок вторая

Глава сорок третья

Глава сорок четвертая

Глава сорок пятая

Глава сорок шестая

Глава сорок седьмая

ЦВЕТОК В ПЫЛИ

ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗАМЕН, ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Стоял чудесный майский день, похожий на все другие дни мая своим теплом и хорошей погодой. Сезон дождей уже закончился, и солнце еще не пекло по-летнему, когда невозможно долго находиться вне спасительной тени. Природа изобретательна и прихотлива в своих красках в мае, она еще не иссушена зноем и радует людей многоцветьем и запахами, несущими ощущение свежести.

Утопающий в зелени деревьев университетский городок в этот день заполнен студентами. Заканчивалась сессия, последний экзамен был как последнее испытание перед каникулами, которое нужно преодолеть, чтобы до самой осени иметь возможность отдыхать, выбирая занятия на свой вкус.

Для Махеша Капура, студента юридического факультета, этот экзамен был не только последним экзаменом в сессии, но и последним в его студенческой жизни. После короткого отпуска, который даже не называется каникулами, как у других студентов, ему предстоит начать трудовую жизнь. Учеба закончена, и в новой жизни, наверное, будет меньше веселья и больше забот, как у всякого взрослого человека. Идя на экзамен, Махеш, как всегда, непременно волновался и страстно хотел экзамен сдать, это была его единственная забота до того самого момента, когда старенький профессор, который обычно слушал ответ студента, прикрыв глаза и явно подремывая, сказал:

– Отлично, господин Капур. Я вполне удовлетворен вашим ответом.

В тот самый миг, когда профессор вывел в экзаменационном листе рядом с фамилией Капура «отлично», Махеш испытал прилив радости. Но лишь на миг. Что-то примешивалось к чувству торжества, и оттого само чувство словно притупилось, а это стало понятно через несколько минут, когда Махеш вышел из здания университета.

Картина была очень знакомой, подобное неизменно повторялось в каждую сессию: в тени деревьев отдельными группами расположились студенты. Некоторые лихорадочно переворачивают страницы конспектов, надеясь в оставшиеся до экзамена несколько минут успеть вобрать те знания, на которые обращали мало внимания весь семестр. Кто-то прикрыл глаза, вспоминая, – ведь он учил, учил всю ночь, а теперь вот все словно в дымке, и куда оно подевалось?

И Махеш понял вдруг, почему к его радости примешивалась соседка-грусть. Все, что он видел вокруг, уже не было его жизнью. Он теперь чужой, с того самого мгновения чужой, когда старый профессор поставил ему «отлично». У него нет здесь больше дел, его диплом и экзаменационный лист пришлют по почте, прямо на дом, и значит не будет повода появиться в университете еще раз.

– Привет! – окликнул его приятель. – Как экзамен?

– «Отлично».

– Поздравляю!

Махеш в длинном ряду велосипедов, стоящих у стены, нашел свой и медленно покатил по дорожкам, лавируя между озабоченными студентами, сосредоточенно изучающими свои конспекты. Уже у самых ворот, где людей было меньше, он прибавил скорость, и в этот самый миг откуда-то из боковой аллеи стремительно выскочил велосипедист, так стремительно, что Махеш не успел затормозить – и велосипеды столкнулись.

Махеш вылетел из седла и упал на землю, но тут же вскочил, готовый сказать невнимательному велосипедисту что-то неприятное, но слова застряли у него в горле, потому что на земле, под велосипедом, лежала девушка.

– Простите, – пробормотал он обескураженно и хотел помочь ей, но девушка, сверкнув глазами, сердито передразнила:

– «Простите»!

Отвергнув помощь юноши, она поднялась с земли и только теперь обнаружила, что ее красивый шелковый шарф изорвался, попав в колесо велосипеда. Кажется, это сильнее огорчило ее, чем падение и ушибы.

– Поверьте, я очень сожалею, – пробормотал Махеш.

Его слова прозвучали не очень убедительно, как бывают неубедительны оправдания любого провинившегося человека.

– Можно подумать, от ваших сожалений что-то изменится: мой шарф станет целым, а велосипед – исправным.

Переднее колесо велосипеда, действительно, стало никуда не годным – оно изогнулось «восьмеркой», и нечего было думать ехать дальше.

Все-таки неспроста у него испортилось настроение после экзамена. Он чувствовал, что будут неприятности.

– Я оплачу вам ремонт.

А что еще он мог сказать?

– Вы очень любезны! – пожала плечом девушка, показывая, что не нуждается ни в помощи, ни в утешениях.

Возле них остановился один из студентов и поинтересовался с улыбкой:

– Что случилось, Махеш? – А сам тем временем смотрел на девушку. В его улыбке читались интерес и вызов.

– Маленькая авария.

– Помочь?

Девушка бросила на весельчака испепеляющий взгляд. Таким взглядом повергают противника наземь, не оставляя ему никаких надежд. Парень все понял, пожал плечами.

– Как хотите, – сказал он. – Желаю успеха.

И, усмехнувшись, покатил дальше.

– Это ваш товарищ? – поинтересовалась девушка. – Он не очень-то воспитан.

Кажется, эти слова относились и к самому Махешу. Он сделал вид, что не обратил внимания на укол, наклонился, поднял оба велосипеда разом.

– Я сдам ваш велосипед в ремонт.

– Не надо! Я тороплюсь домой.

– Ну, так я вас провожу. Не нести же вам этот покалеченный велосипед на себе?

И Махеш двинулся вперед. Девушка пошла следом за ним. Ей не хотелось идти с этим парнем, но он был прав – велосипед ей не донести.

– Как вас зовут? – спросил Махеш.

– Никак.

Он пожал плечами и промолчал. Ход был абсолютно верный. Теперь как-будто он стал потерпевшей стороной. Он, несмотря на падение – ему ведь тоже больно, – взялся помочь девушке, а что получил в ответ на свой вполне невинный вопрос? Грубость.

– Мина, – сказала девушка через несколько шагов.

– Что?

– Я говорю, что меня зовут Миной.

– А, вот оно что. Красивое имя.

– Не надо.

– Чего не надо?

– Не надо всех этих слов, ладно?

– Ладно. А почему?

– Глупо звучит. Ненавижу все эти банальности: «Девушка, как вас зовут?», «Который час, девушка?», «Мы с вами уже где-то встречались?», «Ах, как мне нравится ваше имя». Это обычно произносят при знакомстве.

– Вы хотите сказать, что я столкнулся с вами исключительно с целью познакомиться? Неплохо задумано, да? Представляете, мы с вами столкнулись, я тут же вскакиваю и говорю: «Как чудесно, что мы с вами встретились! Я как раз хотел узнать, который час!»

Девушка неожиданно засмеялась.

– Почему вы смеетесь?

– Я представила: если бы на самом деле произошло так, как вы говорите.

– Но теперь-то вы снимаете с меня обвинения в гнусной попытке знакомства?

– А почему – «в гнусной»?

– Потому что мой вопрос о вашем имени был истолкован как попытка познакомиться, и мне тут же дали отпор.

– Глупости! – рассмеялась Мина.

– Я прощен?

– Вполне!

– Спасибо.

– За что?

– За то, что облегчили мою ношу. После ваших слов эти велосипеды, которые я тащу на себе, полегчали едва ли не вдвое.

– Вы, наверное, сильно ушиблись? – спросила Мина участливо. – Все-таки это я в вас врезалась.

– Пустяки. А вот вам досталось, да? Извините.

– A-а, ничего.

Солнце над их головами стремительно поднималось к зениту, Тени домов стремительно уменьшались, словно вода испарялась под палящими лучами. Люди уходили с улиц в прохладу домов. И только лоточники с непроницаемыми лицами стерегли свой товар.

– Вы учитесь в университете? – спросила Мина.

– Учился. Сегодня сдал последний экзамен.

– И как?

– «Отлично».

– Поздравляю.

– Спасибо. Вы тоже студентка?

– Да. Последний курс.

– Отучились последний курс или остался последний курс?

– Я закончила учебу.

– И я.

Это их сближало. Почти родственные души, если разобраться. Большой кусок жизни остался позади, и теперь – одни и те же мысли и переживания.

– Немного грустно, правда? – спросил Махеш.

– Да, грустно, – кивнула Мина и добавила, подумав: – и тревожно немного.

– Отчего же?

– Я иногда пытаюсь представить свое будущее – и не могу. Словно в дымке – не разобрать деталей.

– Все будет хорошо, поверьте.

– А вы откуда знаете?

– Умею заглядывать в будущее.

– И в мое?

– Да, конечно.

– И что же ждет меня?

Мина поддержала шутливый тон юноши, но сейчас ей хотелось, чтобы он действительно оказался прорицателем, и она ждала ответа с непонятным ей самой волнением.

– Все у вас будет хорошо, – торжественно произнес Махеш.

Он даже закрыл глаза, чтобы ничто его не отвлекало.

– Хорошая работа, – продолжал он. – Дружная семья. Счастливые годы, ничем не омраченные.

Он споткнулся и едва не упал.

– Как видите, будущее я вижу лучше, чем то, что происходит у меня под носом.

– И вы думаете, я вам поверила?

– Конечно.

– Вот как? И откуда же такая уверенность?

– Всегда хочется верить в лучшее. Ведь так?

– Да, – согласилась девушка.

Улица, по которой они шли, была застроена одно– и двухэтажными домами, огороженными высокими заборами. Здесь было тихо и уютно, как бывает в ухоженных кварталах.

– Вы живете где-то здесь?

– Да. Вон тот дом с плоской крышей, видите?

– Это ваш дом?

Мина засмеялась, будто этот вопрос застал ее врасплох.

– Да, – сказала она после паузы. – Я в нем живу.

Они остановились у ворот.

– Я бы все-таки хотел сдать ваш велосипед в починку.

– Спасибо, не надо. Я сделаю это сама.

– Вы не сердитесь на меня?

– Сержусь? – улыбнулась девушка. – Что вы, нисколько. Спасибо вам.

Сейчас она выглядела несколько смущенной.

– Я ведь даже не знаю, как зовут вас, – в раздумье проговорила она.

– Это лишнее, наверное. Мы сейчас расстанемся и вряд ли увидимся когда-нибудь.

– Мало ли. Бывают же случайные встречи.

– Я приезжий. И скоро уеду. Экзамены сдал, в университете у меня нет теперь никаких дел.

– А прощальный вечер? Послезавтра. Вы разве не будете на нем?

– Какой прощальный вечер?

– Ну как же, будет большой концерт для выпускников.

– Я не знал. Ради такого события стоит задержаться в этом городе. Вы ведь тоже там будете?

– Конечно.

– Тогда до встречи! – сказал повеселевший Махеш. – Значит, послезавтра?

– Но вы забыли назвать свое имя.

– Махеш.

– Красивое имя.

– Ах, не надо таких слов!

– Вы меня передразниваете?

– Нисколько!

Раздался скрип, створка ворот медленно открылась, и две любопытные детские рожицы – мальчика и девочки – показались в образовавшемся проеме.

– Мина, здравствуй, – сказал мальчик, но смотрел при этом не на девушку, а на Махеша.

В его глазах застыли ехидство и подозрительность.

– Это ваши брат с сестрой?

– Да.

– Довольно любопытные дети.

Девушка улыбнулась:

– Мягко сказано.

– Прощайте, – сказала она.

– До встречи, – поправил ее Махеш.

ДЯДЯ, ТЕТЯ, НЯНЯ И ДРУГИЕ

Мина почти не помнила своих родителей. Точнее, маму она не помнила совсем – та умерла при родах. Мина родилась здоровой, крепкой и прожила со своим отцом целых три года. Отца она помнила высоким и сильным, с черными пушистыми усами, и очень добрым. Единственное, что осталось у Мины из воспоминаний о том периоде жизни: отец вечером приходит домой, Мина бежит ему навстречу и, добежав, утыкается личиком в ноги отцу, а он тут же подхватывает ее на руки и подбрасывает к высокому потолку. В такие мгновения девочка испытывала самый настоящий страх, а затем заботливые и надежные руки отца опять принимали ее, и не было во всем мире ничего более родного и радостного.

А потом в один из вечером отец не вернулся, как обычно, а слуги были суетливы и несчастны, и никто не мог объяснить малышке, где ее папа. Она так и не увидела его больше, и только много позже, когда она подросла, ей сказали, что отец погиб в автокатастрофе.

Ее взял в свой дом младший брат отца. Он лишь недавно женился, и Мина заменяла ему собственных детей, которых у него пока не было. Молодая жена дяди особого восторга с появлением Мины в доме не выказывала, но и перечить не посмела, боясь людской молвы, готовой осудить всякого, кто посмеет обидеть сироту.

Так и росла Мина в доме своих родственников, не лишенная крова и хлеба, но и не видящая родительской ласки. У дяди один за другим родились два ребенка – мальчик и девочка. Ему теперь было о ком заботиться, он и заботился о них, а Мина росла как бы отдельно – она же была не его дочь. Тетя быстро уловила изменения в настроении мужа и, как могла, постаралась выставлять племянницу мужа в не очень приглядном свете, тем более что это было совсем нетрудно: порванное нечаянно платье или оброненный за завтраком кусок лепешки, – мало ли прегрешений можно заметить за ребенком и превратить их едва ли не в трагедию.

Поначалу дядя, чувствуя, что девочка не так уж и виновата, и пытаясь ее защитить, говорил жене:

– Ну что ты, право? Она же ребенок.

– Ребенок, – кивала жена. – Я уже молчу о том, что это не наш ребенок, ладно, пусть. Но если она живет в нашем доме и ест наш хлеб… – При этих словах голос тети достигал трагического накала: – … если ест наш хлеб, то она должна вести себя так, как ведут порядочные и послушные дети во всех семьях. Мы кормим ее, обуваем, одеваем! А что взамен?

В эту минуту ей самой Мина казалась исчадием ада.

– А она! – кричала женщина. – А она!..

– Ну ладно, ладно, – успокаивал ее муж.

Он не переносил женских слез.

– Мы относимся к ней, как к собственной дочери, – продолжала жена. – И все – за наш счет. После ее отца осталось двадцать тысяч рупий… – При упоминании о деньгах она начинала кричать еще сильнее: – … но мы ни рупии оттуда не взяли. Все, все за наш с тобой счет! И после этого она еще рвет платья!

Становилось ясно, что с этой девчонкой надо основательно разобраться. Что такое, в самом деле? Как она смеет?

И только один человек в доме любил и жалел девочку. Этим человеком была старенькая няня Гангу. Она жила здесь давно, ей довелось растить еще дядю Мины, а когда он вырос, она поднимала Мину и родившихся дядиных детей. У старой женщины было очень доброе сердце, и она не могла согласиться с хозяином в том, что касалось Мины. Конечно, она никогда не спорила с ним, но это не мешало ей одаривать сироту сладостями, купленными на свои деньги, и утешать девочку, когда она бывала несправедливо обижена. Гангу словно старалась компенсировать ту разницу, которая существовала в отношении хозяина к собственным детям и к племяннице. Она в чем-то заменяла девочке мать, если, конечно, родную мать можно действительно заменить.

Мина росла, и росли придирки к ней. Дядина жена использовала любой повод, чтобы продемонстрировать свое недовольство. Она особенно не церемонилась с девочкой, но единственное, что ей было не под силу, – совсем избавиться от нее. Выгнать Мину из дома она не решалась, а других способов не видела. Вот только разве замужество этой несносной девчонки? Но до окончания университета и думать об этом не имело смысла.

Когда Мина вошла во двор, катя свой искалеченный велосипед, брат спросил ее, глядя широко раскрытыми глазами:

– Ты что, сломала его?

– В меня врезались.

– Врезались! – завопил мальчик. – Ей сломали велосипед!

И бросился к дому.

– Подожди! – крикнула девушка. – Постой!

Но было уже поздно. Маленький ябедник ворвался в дом и подбежал к матери, сидящей в кресле:

– Мина сломала велосипед! Представляешь? В нее кто-то врезался!

– Сломала велосипед?!

Глаза хозяйки недобро сверкнули. Она тяжело поднялась из кресла – это она, негодная девчонка, забирает у нее здоровье своей неблагодарностью – и направилась к мужу.

– Ты слышал? – поинтересовалась она злорадно. – Твоя племянница сломала велосипед. Ты горбатишься день и ночь, зарабатываешь для нее деньги, а она, неблагодарная…

Это было слишком знакомое вступление, чтобы не знать, что делать дальше.

– Сломала? – вздохнул дядя.

Он был расстроен то ли самим фактом поломки, то ли тем, что жена не оставляет его в покое и опять придется-таки наказать племянницу.

– Где она?

– Там, во дворе, – ответила с готовностью жена. – Что она о себе возомнила в самом деле?

Дядя поднялся из-за стола и направился к выходу. Жена семенила следом, ожидая увидеть скорую расправу. Маленький ябедник увязался было за ними, но мать несильным, почти ласковым шлепком направила его в другую сторону.

– Ну, что ты опять натворила? – поинтересовался дядя, спускаясь с крыльца.

Его усы топорщились, демонстрируя высшую степень охватившего его негодования.

– Что, сломала велосипед?

– Да, – ответила Мина, понурившись. – В меня врезался какой-то парень.

– В тебя врезался? – переспросил дядя.

Это несколько меняло дело. Получалось, что девушка не виновата. За что же ее наказывать? Он обернулся к жене, ища поддержки, но та считала иначе.

– Кто-то врезался в нее, видите ли! – возмутилась женщина. – А она сама куда смотрела?

Дядины усы снова встопорщились, он готов был уже обрушиться на племянницу, но в этот момент из дома выбежала няня Гангу.

– Что же это такое? – вскричала она, подбегая и тревожно всматриваясь в лицо Мины. – Ты не ушиблась, девочка моя? Ах, господин Санд! Что же вы напустились на нее из-за этого велосипеда? Разве это самое главное? Ведь нужно узнать прежде, все ли в порядке с самой Миной, а уж потом печься об этой груде железа.

– Ничего с ней не произошло, – возразил хозяин с досадой.

Он и сам чувствовал, что не совсем прав, напустившись на племянницу, а тут еще няня поучает его.

– Не сердитесь на меня, – сказала хозяину няня. – Когда ты был маленьким, я заботился о тебе. Сейчас я точно так же забочусь о Мине и молю Всевышнего, чтобы у нее все было хорошо.

Санд махнул раздраженно рукой и пошел прочь.

– Никто и не думал обижать твою Мину, – сказала его жена, прежде чем уйти в дом. Она не хотела, чтобы о них судачили на улице. – Ты же знаешь, Гангу, что все мы ее любим. Но она должна быть аккуратнее, вот и все, что от нее требуется.

Гангу обняла Мину, прижала к себе.

– Пойдем, моя девочка. Все действительно хорошо? Ты не ушиблась? Ну и славно. Как твой экзамен?

– Сдала, няня.

– Ты умница, – сказала Гангу. – Знаешь, я догадывалась, что ты сдашь сегодня экзамен, и поэтому заранее приготовилась.

– Приготовилась?

– Да, я купила тебе сладостей.

– Няня! – воскликнула Мина. – Добрая няня!

Кто еще мог бы так заботиться о ней? Только родная мать.

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР

Такое случалось только раз в году. В конце мая, когда заканчивалась летняя сессия, университет провожал своих воспитанников, тех, кто пять лет провел в его стенах и теперь должен был покинуть его. Последняя общая встреча, последний вечер перед тем, как расстаться. Особым был этот вечер, здесь больше грустили, чем веселились, но грусть эта была светлой, потому что впереди каждому выпускнику виделась – правда, пока и не очень отчетливо – новая жизнь, а разве в будущем может быть плохо?

Официальной части, с речами и напутствиями, никогда не было, цель вечера – встретиться, а потому – вечерний концерт, в котором сами же студенты и участвуют.

Вечер, тихий и свежий, опускался на город. Солнце еще не зашло, но его лучи уже не обжигали, а тени удлинились, предвещая близкую ночь. Аллеи на территории университета были пустынны, и только по центральной дорожке тянулись к главному университетскому корпусу молодые люди.

Махеш приехал в университет загодя. Он надеялся встретить здесь Мину и даже занял удобную для наблюдения позицию у ворот, но прождал более получаса и в конце концов ушел, поглядывая на часы, – скоро должно было начаться представление. Она не придет, наверное. От этой мысли ему стало одиноко и грустно, и спасение от этого настроения он мог найти только в зале, среди товарищей.

Свободных мест уже почти не оставалось. Махеш с трудом нашел одно в середине зала, сел, оглядываясь, в поисках своей новой знакомой, но тут бархатистый занавес пошел вверх, все захлопали, и Махеш стал смотреть на сцену, где уже появился конферансье.

Это был человек в университете известный: он вел все концерты, которые проходили в этих стенах, и его появление тоже было грустным напоминанием – и меня вы видите в последний раз, друзья, – и поэтому ему хлопали с чувством, не давая возможности начать концерт.

Ведущий мог бы объявить скороговоркой первый номер и уйти, но сегодня он не имел права использовать этот испытанный прием, он прощался с присутствующими в зале, а они прощались с ним. Он заговорил мягким вкрадчивым голосом, почти зашептал в микрофон, и это подействовало: волна аплодисментов откатилась к задним рядам и там погасла, уступив место тишине, и в этой тишине сейчас был слышен только голос ведущего.

Он напомнил всем о пяти годах, проведенных в университете, сказал, что эти воспоминания останутся с ними на всю жизнь. Еще он предположил, что учеба дала присутствующим так много, что впереди их ждет одно только светлое будущее, где нет места печалям.

Все это были слова, которые повторяются из года в год на всех подобных мероприятиях, но каждый раз для присутствующих они звучат по-особенному, накладываясь на охватившее их состояние грусти от скорого расставания.

Концерт начался с песни, щемяще-грустной, словно задающей тон всему вечеру.

Махеш повернул голову и вдруг увидел Мину. Девушка сидела от него совсем недалеко, через два ряда, и смотрела на сцену с интересом и, как казалось Махешу, немного печально. Свободного места рядом с ней не было, и пришлось ждать перерыва, чтобы подойти и поздороваться.

Девушка улыбнулась, увидев Махеша, еще секунду назад ее лицо было грустно-задумчиво, и вдруг – как всплеск, как метнувшийся луч солнца – улыбка.

– Здравствуйте, – сказала Мина. – И вы здесь?

Она хотела добавить, что рада видеть своего нового знакомого, но промолчала, немного смутившись.

Выпускники потянулись к выходу.

– Пройдемся, пока не началось второе отделение? – предложил Махеш. – Здесь немного душно, правда?

Они вышли на улицу. Солнце спряталось, быстрая южная ночь бесшумно захватила город. Свет фонарей на аллеях казался призрачным – настолько слаб он был перед чернотой ночи.

– Вам нравится концерт? – спросила девушка.

– Нравится, да, – ответил Махеш чуть задумчиво. – Но веселья нет.

– И у меня. А почему, как вы думаете?

– С нами прощаются.

– Кто?

– Эти стены, деревья. Они знали нас долгие пять лет. Теперь нам на смену пришли другие, а мы уйдем. Оттого и грустно.

– Но мы ведь все это возьмем с собой.

– Вот как?

– Конечно. Будем помнить.

– Это не то, – покачал головой Махеш. – Воспоминания тоже будут покрыты налетом печали. Так вспоминают детство, когда еще очень многого не знаешь и тебе дано великое право быть беззаботным.

– А разве мы с вами не беззаботны? Ведь все впереди у нас.

– Да, все впереди. Кстати, а почему мы до сих пор на «вы»?

– Не знаю, – пожала плечами Мина. – Давай перейдем на «ты».

И сразу повисла пауза. Она была ощутимо тяжелой, набухала от втекающего в нее времени, превращаясь в огромных размеров шар, и этот шар Мина проткнула одним вопросом-уколом:

– А ты всегда так печален?

– Я? Печален? – встрепенулся Махеш. – Вот уж нет! Это все ночь, она насылает на нас такое настроение.

Он взял девушку за руку, очень легко, так, что казалось, он почти ее не касается, и увлек за собой в просторное и ярко освещенное фойе. Здесь было шумно и бестолково, продавали мороженое и сладости, кто-то собрал вокруг себя толпу и рассказывал что-то интересное, слов было не разобрать, и только смех позволял догадываться о том, чем рассказчик привлек слушателей.

Махеш купил две порции мороженого и вернулся к своей спутнице.

– Кстати, – сказал он, – свой последний экзамен я сдавал одному очень интересному профессору. У него привычка спать на экзамене, и, когда ему отвечаешь, главное, что от тебя требуется, – говорить негромко и размеренно. Тогда он дремлет и можно нести всякую чушь.

– И ты тоже?

– Что – я тоже?

– Нес чушь.

– Конечно.

– Все время?

– Нет. Я знал почти все по билету, но в одном месте буксовал. Там и пришлось изворачиваться.

– И что же ты рассказывал профессору вместо требуемого?

– О том, как ходят поезда в Бангалор.

Мина взглянула на юношу недоверчиво и засмеялась.

– Ты шутишь, наверное, – сказала она.

– Ничуть! Я рассказывал примерно так: «Поезда в Бангалор ходят строго по расписанию. Надо взять билет в кассе, предъявить его проводнику и проследовать на свое место. Громоздкие вещи при этом следует сдать в багажное отделение…»

– Ты шутишь! – сказала Мина, смеясь.

Махеш подозвал какого-то парня.

– Это Кришан, – представил он его. – Мой однокурсник. Мы вместе с ним, кстати, сидели на том экзамене. Помнишь последний экзамен, Кришан?

– Да, конечно, – ответил парень и заулыбался.

– Что я там рассказывал нашему старику? Подтверди, а то мне не верят.

– Про поезд, – сказал Кришан. – До этого, как его…

– До Бангалора.

– Вот-вот, до Бангалора. Это был рассказ о том, как купить билет и ехать до Бангалора.

– Значит, все это правда? – залилась смехом Мина. – И профессор слушал от начала до конца?

– Ну, не совсем до конца, – поправил Махеш.

– Он маху дал, – подсказал Кришан.

– Кто?

– Да Махеш! В одном месте своего рассказа он сказал так: «И вот вы подъезжаете к Бангалору. Красив ли город Бангалор?» Он интонацию сменил, понимаете? У него интонация была вопросительная, а это уже иначе звучит. Профессор уловил разницу, пробудился, на Махеша смотрит.

– А он?

– А он сразу сориентировался и говорит, все так же вопросительно: «Можно ли так подходить к этому вопросу?» И сам себе отвечает: «Да, можно. Как утверждает доктор права Чандр в первом томе своих «Основ юриспруденции», основой любого гражданского договора является…» Профессор услышал знакомые слова – и опять в дрему.

– И вовремя! – сказал Махеш. – Потому что как раз дальше я не знал, что говорить. Вылетел у меня этот Чандр из головы.

Выпускники потянулись из фойе в зал.

– Второе отделение, – сказал Кришан. – Пойдем?

– М-м, не знаю, – протянул Махеш и посмотрел на свою спутницу.

– Я не очень туда хочу, если честно.

– Может быть, прогуляемся?

– Да, было бы неплохо.

Они вдвоем вышли в университетский парк.

– Ты смешной, – сказала Мина.

– Ничуть!

– Смешной, смешной, правда. И часто тебе приходилось вот так водить за нос преподавателей.

– Это было в первый и последний раз. Честное слово. Это не то, что я выкрутиться хотел там, где не знал материала. Тут другое.

– Озорство?

– Да, наверное.

– Вот, видишь. Я же говорю: смешной.

– Такие истории могут с любым случится. Разве не так? У тебя не было ничего подобного?

– Нет, – Мина качнула головой и улыбнулась. – Я ведь не живу в Бангалоре и потому не могу рассказывать о том, как туда ехать. У тебя родители в Бангалоре, да?

– Отец. Мама умерла несколько лет назад.

– Прости.

– Ничего.

Помолчали.

– Ты загрустила, кажется?

– Немного.

– А причина?

– Так, личное.

– Какие-то неприятности?

– В прошлом. Я потому загрустила, что о своих родителях вспомнила. Их нет уже.

– Обоих?

– Да.

Это их сближало. Махеш взял девушку за руку, она ее не отняла и ничего не сказала.

– Странный вечер, – произнес юноша таким тоном, что казалось – он извиняется. – Все нас с тобой на грустные воспоминания тянет.

– Это хорошая печаль. Она не ранит сердце. Правда?

– Да.

Улица за университетскими воротами была пустынна и тиха.

– Здесь чудесно, – сказала Мина. – Такое чувство, будто время застыло.

– Ты не ждешь наступления завтрашнего дня?

– Пока не жду.

Они как раз проходили под фонарем. Махеш взглянул своей спутнице в глаза, они были темны и печальны, как обступившая их ночь. В этой ночи можно укрыться, и никто их не найдет. Юноша наклонился и быстро поцеловал Мину в губы. Она отшатнулась, но руку свою не отняла, спросила только:

– Зачем?

– Извини, – смутился Махеш.

Ему не нужно было делать этого, наверное. Что-то изменилось вокруг после поцелуя. Или они изменились?

– Ты сердишься?

– Немного, – призналась после паузы Мина.

– Прости.

– За что?

Улица, по которой они шли сейчас, казалось Махешу знакомой.

– Где мы идем? – спросил он.

– Подходим к дому, в котором я живу.

Он сам испортил этот вечер.

– Ты обиделась все-таки.

– Ничуть.

– Ну тогда погуляем еще?

– Уже поздно.

У знакомых ворот они остановились.

– Прощай, – сказала Мина.

– Нет!

– Что – нет?

– Не хочу слышать слово «прощай». Уж лучше – «до завтра».

– А что завтра?

– Я приду к тебе.

Девушка запросто могла сказать «нет». Это был бы приговор, но Махеш готов был подчиниться.

– Хорошо, – сказала Мина.

– Правда?! Я приду? Ты не сердишься?