Текст книги "Цветок в пыли. Месть и закон"

Автор книги: Владимир Яцкевич

Соавторы: Никита Галин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Знакомый дом она искала долго и в конце концов вынуждена была обратиться к прохожему.

– Я ищу дом, в котором живет Махеш Купур, – сказала Мина.

– О, это совсем рядом, – сказал прохожий. – Идемте, я сейчас его вам покажу.

Они прошли совсем немного, и провожатый Мины показал рукой на большой красивый дом за забором:

– Это здесь.

Теперь и Мина узнала это место.

Она поблагодарила провожатого и подошла к железным воротам, вглядываясь в ярко освещенные окна дома.

Ворота не были закрыты, и Мина могла бы войти, но не решалась. Увидев идущего через двор слугу, она спросила его:

– Здесь живет Махеш Капур?

– Да, – ответил слуга, даже не остановившись.

– Он дома сейчас?

– Нет, господин еще не вернулся, – ответил через плечо слуга и исчез за дверью, ведущей в дом.

Мина осталась стоять у ворот. На город опускалась ночь, но ей некуда было идти, и она решила дождаться Махеша здесь.

Ветер гнал по небу тучи, закрывающие луну и звезды. Временами ветер утихал и становилось тихо и душно, как обычно бывает перед дождем.

Мина прохаживалась перед воротами, покачивая малыша на руках. Она вглядывалась в лица прохожих, но Махеша не было среди них. Людей становилось все меньше, в домах гасли огни.

Когда уже совсем стемнело, к воротам подъехала машина с открытым верхом. Водитель вышел из машины, теперь Мина видела его лицо, хотела позвать, но будто лишилась дара речи. Перед ней был Махеш.

Махеш открыл ворота, вернулся к машине, и тут Мина вышла из-за скрывавшего ее дерева.

– Мина?! – удивился Махеш.

Девушка подошла ближе.

– Я вижу, ты не забыл меня, – сказала она.

Махеш вздохнул и отвернулся.

– Это не имеет никакого значения, узнал я тебя или нет, – пробормотал он. – Я женился.

Он думал, что это будет новостью для нее.

– Я знаю об этом, – сказала девушка.

Махеш резко обернулся.

– Знаешь? – спросил он удивленно. – Так зачем же ты пришла сюда?

– Я пришла, потому что мне некуда больше идти.

Она готова была расплакаться сейчас, но держалась из последних сил.

– И чего жы ты хочешь? – спросил Махеш, раздражаясь. – У каждого из нас теперь своя жизнь…

– Да, конечно! – поспешно согласилась Мина. – Но я ничего у тебя не прошу. Кроме одного: помоги ему, – она протянула Махешу ребенка. – Это ведь твой сын.

– Мой сын?

– Да, Махеш.

Он не выказал радости, посмотрев на запеленутого малыша.

– Я осталась одна, совсем одна, – сказала Мина. – Я не знаю, как жить, чем кормить ребенка. А у тебя есть дом, есть работа…

– И что?! – вскинул голову Махеш. – Что из этого следует? Не могу же я его взять?

– Не можешь? Почему? – поразилась Мина.

Это был не ее Махеш, это был кто-то другой – чужой и недобрый.

– Ты разве не понимаешь? Я ведь сказал тебе: у меня теперь семья, я женат.

– Но это твой сын!

– Я не уверен в этом.

– Твой! – крикнула Мина.

Слезы душили ее.

– А хоть и мой, – пожал Махеш плечами.

Он сел в машину, завел двигатель.

– Ты не можешь так поступить!

Махеш не ответил, машина тронулась и въехала во двор. Выскочивший из дома слуга поспешно запер ворота.

Что оставалось делать Мине? Устроить скандал? Объявить во всеуслышание о том, что Махеш отказался от своего ребенка? Кто поверит ей?

РЕБЕНОК, ОСТАВЛЕННЫЙ В ЛЕСУ

В эту ночь люди, если они еще были на улицах, увидели бы молодую женщину с ребенком на руках, бредущую через город. Но никто не видел ее, улицы были тихи и пустынны. Город спал, и некому было приютить несчастную бездомную женщину.

Мина бродила по улицам, иногда выходила в те места, где уже побывала какое-то время назад, но не замечала этого, все дома вокруг были для нее одинаковыми. Ее глаза сейчас не видели ничего. Для нее не было разницы, горят ли на улице фонари или она свернула в темный переулок – шла наугад, оступалась, вздрагивала, озираясь, и снова шла вперед, к цели, которую видела она одна.

Ребенок спал и не тревожил ее, и Мина на время забыла о нем. Она вспомнила о смерти Гангу, и слезы покатились из ее глаз.

Поднялся ветер. Где-то далеко за городом погромыхивал гром, отблески молний долетали сюда, освещая улицы призрачным светом коротких вспышек. Мина не замечала ничего, шла наугад, и только наткнувшись на какое-либо препятствие, меняла направление, чтобы в следующий миг снова забыться.

Она была в отчаянии. Безотчетный порыв, приведший Мину в этот город, не принес ей ничего, кроме новых страданий. Наверное, в глубине души она надеялась на чудо, когда ехала сюда, но жизнь опять напомнила ей, что очень редко одаривает чудесами страждущих, и теперь в душе не оставалось ничего, кроме черной пустоты.

– Вот видишь, – сказала она спящему малышу. – Все будет идти так, как и шло.

Этот ребенок будет ей постоянным напоминанием о случившемся. Позор не спрячешь, от него не отмахнешься.

Мина уже вышла из города, но даже не заметила этого. Сейчас ее путь лежал через лес. Она шла по тропе, и сверкающие над головой молнии освещали ей путь. После одного из сильных раскатов грома малыш проснулся и заплакал.

– Что же ты плачешь? – спросила Мина. – Никто все равно тебя не пожалеет. Никому ты не нужен.

Потом вдруг наклонилась и, оглянувшись, с безумными глазами, положила ребенка на землю.

– Оставайся здесь! – крикнула она. – Ты не нужен отцу! А мне ты зачем?!

Не ребенок сейчас был у нее перед глазами, а Махеш – злой и жестокий. Это его ребенок, так зачем Мине растить его – сына человека, который бросил ее и предал.

Она повернулась и поспешно пошла прочь. Мальчик плакал за ее спиной, но Мина нашла в себе силы, чтобы не возвращаться. На краю леса она остановилась. Мстительное отчаяние оставляло ее, и она подумала вдруг, что поступает, словно безумная. Страх за покинутого в лесу ребенка охватил ее, и она бросилась обратно.

АБДУЛ

Старого Абдула любили в мусульманском квартале за незлобивость и готовность помочь в любую минуту. Был он беден и одинок, но об этом никто не вспоминал, стоило только Абдулу улыбнуться своей доброй располагающей улыбкой, какие бывают только у очень сердечных людей.

Бедность не позволяла ему облагодетельствовать окружающих деньгами, но ведь иногда участливое слово дороже золота, а Абдул умел утешить так, как не всегда это мог сделать даже мулла. Жизнь он прожил долгую и трудную, и иногда, когда у него было соответствующее настроение, рассказывал в кругу слушателей что-нибудь из своей жизни, а люди недоверчиво покачивали головами, переглядывались и считали, что старик выдумывает. Но проходило какое-то время, и уже не от Абдула, а от других, совершенно посторонних людей они узнавали – все правда, что старик рассказывал.

Он в юности плавал на корабле, два раза тонул – один раз возле Цейлона, второй раз – у побережья Китая, и там же корабль, на котором он плавал, однажды подвергся нападению пиратов, которые гнались за судном два часа. Вся команда уже приготовилась к смерти, и вдруг налетел шторм, разбросал корабли – так они и спаслись.

В Бомбее Абдул работал на джутовой фабрике, а жил на другом конце города, и однажды ночью, когда он возвращался домой, на него напала шайка грабителей. Его оглушили, обобрали до нитки и сбросили в колодец, в котором из-за страшной жары, свирепствовавшей в тот засушливый год, уже месяц как не было воды, иначе Абдул непременно утонул бы.

О событиях, которые с ним происходили, Абдул рассказывал будничным голосом, каким обычно пересказывают сны: хоть страшный сон, хоть нет – все неправда, так чего же бояться. И слушатели обманывались поначалу, потому что думали – не может человек оставаться таким бесстрастным, если пережил подобное. И только позже, убедившись, что все рассказанное – правда, подступались к Абдулу с вопросом: отчего это он так спокоен, рассказывая о прошлом?

– Почему мне не быть спокойным? – пожимал старик плечами и улыбался доброй улыбкой. – Все уже позади. А пошлет Всевышний новые испытания – что ж, так тому и быть.

Его спокойствие нравилось окружающим, и беседы с Абдулом затягивались допоздна, и только когда месяц заглядывал в окно, Абдул, если он был у кого-то в гостях, начинал неспешно собираться, в то время как хозяева отговаривали его и советовали остаться переночевать.

– Нет уж, – говорил Абдул. – Всякая птица на ночь возвращается в свое гнездо. Пристало ли нам, людям, быть глупее их?

И отправлялся домой, даже если ему предстояло добираться до дома не меньше часа.

В этот день он гостил у своего старого знакомого. Тот жил в пригороде, и Абдулу пришлось для того, чтобы сократить путь, пойти напрямик через лес. Дорога была ему знакома, и он рассчитывал выйти к окраине мусульманского квартала через четверть часа. Тропа была едва видна, вспышки молний освещали ее призрачным светом, и старик молился безмолвно, с каждым расскатом грома прибавляя шаг. Он так торопился, что едва не наступил на нечто, лежащее прямо на тропе, а когда наклонился, увидел при вспышке молнии маленький сверток – это был ребенок.

– Ну и дела! – сказал старик, разглядывая свою находку. – Как же ты здесь оказался?

Он, кряхтя, наклонился и взял малыша на руки.

– Где твои родители? – спросил Абдул, оглядываясь по сторонам. – Эй! Люди! Кто оставил ребенка? Чей это ребенок?

Но никого не было поблизости, и никто ему не ответил.

– У тебя есть папа, мама? Где они?

Малыш молчал. Он уже не плакал, как минуту назад, потому что почувствовал тепло человеческих рук.

– Вот так дела, – вздохнул старик. – И что же я должен теперь с тобой делать, малыш? Забрать с собой? А где тебя будут искать твои родители? Ведь не сам же ты сюда пришел?

Он топтался на месте, не зная, что ему предпринять.

– Тебе нигде не может быть лучше, чем в доме твоих родителей, – бормотал Абдул, обращаясь к затихшему в его руках малышу. – Как же я могу забрать тебя к себе?

Время шло, но никто не появлялся. Абдул прохаживался между деревьями, баюкая малыша.

– Ладно! – сказал он наконец. – Аллах хочет этого, и я выполню его волю. Я не брошу тебя.

Он не пошел по тропе, а направился напрямик, так ему было ближе. Потому он не столкнулся с Миной, бегущей через лес.

Мина не узнавала тропинки, по которой сейчас бежала, но надеялась, что она выведет ее к тому месту, где она оставила сына час назад.

– Нет! – шептала женщина, словно в бреду. – Нет, я не брошу тебя! Сыночек мой!

Она бежала по тропе, ветви деревьев хлестали ее по лицу, но она не замечала этого.

– Сынок! – кричала Мина. – Где ты, сынок?

Она надеялась, что малыш ответит ей, даст знать о себе. Но никто не отзывался, и только в верхушках деревьев шумел ветер.

– Сынок! – звала Мина. – Мальчик мой!

Она подумала, что заблудилась и бежит не в ту сторону, и в следующий миг увидела поляну – ту самую, она не могла ошибиться.

– Мой мальчик! – крикнула она, выбегая из-за деревьев, и остановилась, потрясенная и растерянная.

Ее малыша не было. Мина озиралась по сторонам, надеясь на то, что он где-то здесь, рядом, и еще отказываясь поверить в то, что малыш исчез.

– Где ты? – застонала Мина. – Куда ты исчез?

Она обежала поляну, но никого не было. Наконец Мина поняла, что потеряла ребенка. Эта мысль лишила ее остатка сил. Она упала в траву и зарыдала.

Небо понемногу светлело. Наступил новый день. Мина лежала в траве, и со стороны казалось, что она не дышит.

Теперь у нее не осталось ничего. Ни дома, где она могла бы укрыться, ни няни, которая способна была утешить и защитить ее. И даже своего ребенка она потеряла. Жизнь кончилась. Мина не хотела больше жить.

НОВЫЙ ДОМ ДЛЯ МАЛЫША

К тому времени, когда Абдул с ребенком подошел к своему дому, ветер утих, грозовые тучи ушли прочь. Вставало солнце. Сосед, увидев старика, кивнул приветливо и сказал:

– Здравствуй, Абдул-джан. Что ты несешь?

– Это ребенок.

– Ребенок? – удивился сосед. – Чей?

– Не знаю, – пожал плечами старик. – Я нашел его в лесу. Он лежал на тропе и плакал. Аллаху было угодно, чтобы я нашел этого мальчика.

– Его, наверное, бросили.

– Похоже на то. Я прождал там долгое время, но никто не пришел за ним. Что мне оставалось делать?!

Сосед вздохнул:

– Нехорошо, если его действительно бросили. Плоха мать, которая желает ребенку такой судьбы.

Абдул кивнул головой, соглашаясь, и вошел в свою хижину. Жил он один, у него не было ни детей, ни внуков, и он не представлял, что ему делать с младенцем.

– Ничего, малыш, – пробормотал старик. – Главное, что ты уже не в лесу, а среди людей. Теперь тебе нечего бояться. Что-нибудь придумаем.

Малыш спал, но скоро должен был проснуться.

– И что дальше? – спросил себя Абдул. – Ведь ты скоро захочешь есть. Правда? А что ты ешь? Наверное, только материнское молоко? Гм.

Он потер задумчиво лоб. Как кормить малыша, он не знал.

– Да, дела, – проговорил Абдул. – Это, конечно, непростой вопрос.

Он вышел из дома, осторожно прикрыв дверь. Его сосед копошился у своего крыльца.

– Послушай-ка, – обратился он к нему. – Чем можно накормить малыша, кроме молока матери?

– Вот такого маленького, как у тебя? Только молоком, я думаю, – пожал плечами сосед.

Из дома раздался детский плач.

– Все, – всполошился старик. – Он проснулся и хочет есть. И что же я могу ему предложить?

– Для начала сходи на рынок и купи молока, – посоветовал сосед. – А там будет видно.

– Но куда же я дену ребенка? Неужели брать его с собой?

– Я присмотрю за ним, – сказал сосед. – Но ты не ходи слишком долго, Абдул-джан.

Старик кивнул и засеменил по улице. Теперь у него было время обдумать все спокойно. Итак, он нашел ребенка. Тот, хоть мал, но, похоже, здоров, и все, что ему нужно, – это уход и питание. К сожалению, сам Абдул не знал, как обходиться с детьми и тем более, как кормить грудного младенца. Что ему делать в этом случае? Он вздохнул, потому что пока не мог решить эти вопросы.

Купив на рынке молока, Абдул заспешил домой. Еще издали он услышал, что ребенок плачет. Сосед встретил Абдула на пороге.

– Я совсем замучился, – сказал он. – Малыш кричит, не переставая.

– Он голоден, – пояснил Абдул. – И как он иначе может пожаловаться?

Ему пришлось приложить немало усилий, прежде чем удалось накормить малыша. А когда ребенок наконец затих, Абдул покачал головой и пробормотал:

– Мне будет нелегко на старости лет научиться обращаться с тобой. Нет, мне не жалко моих усилий, мне жалко тебя. Ведь при таком неумелом опекуне, как я, тебе придется нелегко. А мне так не хочется, чтобы твоя жизнь была трудна.

Он искренне переживал за малыша.

– Да, я готов оделить тебя своей любовью, – сказал он, задумчиво глядя на спящего ребенка. – Но достаточно ли будет тебе этого?

Он в задумчивости прошелся по своей крохотной комнатушке.

– Знаешь, малыш, я поговорю с людьми, – бормотал он, будто советуясь с найденышем. – Может быть, кто-то из соседей поможет, кто помоложе и поумелее, возьмет тебя в свою семью, а? Ведь ты не против? А я буду тебя навещать. Так тебе будет лучше, поверь. У меня самого никогда не было детей, хотя мне очень этого хотелось, и я не знаю, как растить ребенка.

Он принял решение, и от этого ему стало легче.

Днем Абдул, взяв ребенка на руки, вышел на улицу. В тени большого дерева сидели люди. Вился дымок кальяна.

– Здравствуйте, – поприветствовал он сидевших.

– Здравствуй, дорогой Абдул-джан, – отвечали ему. – Иди к нам.

Молва о найденыше уже разнеслась по всему кварталу, и все с интересом рассматривали малыша.

– О, какой славный! – сказал один из сидящих в тени. – Дай-ка я подержу его на руках, Абдул-джан.

Абдул, передав ребенка, сел рядом со всеми, ему придвинули дымящийся кальян, и Абдул с удовольствием затянулся.

– Хороший ребенок! – сказал кто-то.

– Абдул-джан сделал доброе дело, – добавил другой голос. – Аллах вознаградит его.

– Да, это очень хороший поступок, – закивали головами другие, соглашаясь.

Одна из женщин сказала, с улыбкой глядя на малыша:

– Какой он чудный! Интересно, чей он?

– Известно, чей, – сказал кто-то. – Какой-нибудь одинокой женщины или вдовы. Бросила ребенка – и все.

– Какая разница? – пожал плечами Абдул. – Чей бы он ни был, он – человек.

Он обратился к одному из присутствующих:

– Рамзани!

– Что, дядя Абдул? – спросил тот.

– Рамзани, милостью Аллаха ты уже растишь семерых детей, – сказал Абдул. – Возьми в семью еще одного. Я стар и не могу воспитать мальчонку, а вот ты…

Рамзани нахмурился.

– Но я же о нем ничего не знаю. Кто его родители? Какой он веры?

– И я не знаю, – признался Абдул.

– Как же я могу взять такого ребенка в свою семью? – еще больше нахмурился собеседник. – Зачем ты мне такое предлагаешь, дядя Абдул?

Старик удрученно вздохнул. Для него самого вопросы, которыми задавался Рамзани, не играли никакой роли.

– Сестра Джанна! – обратился теперь Абдул к женщине, которая две минуты назад восхищалась малышом. – Ты много лет провела в молитвах и паломничестве ради того, чтобы иметь детей. И вот Аллах услышал твои молитвы и послал тебе сына. Возьми его себе.

Женщина передернула плечом.

– Лучше вообще не иметь детей, чем такого, – сказала она. – Не известно, чей он.

И она отвернулась к мужу, ища у него поддержки.

– Конечно. Ведь мы не знаем, индус он или мусульманин.

– А может, он и вовсе христианин, – подал голос кто-то.

– Понимаешь, Абдул-джан, – объяснял Рамзани. – Каждому дорога своя честь и своя религия. А что предлагаешь нам ты?

Абдул вздохнул.

– Вы посмотрите на малыша, – обратился он ко всем. – Ведь это человеческое дитя. Разве он чем-то провинился перед вами? Он ничем не отличается от ваших детей и мог бы расти вместе с ними. Он еще слишком мал, чтобы обходиться без матери и без отца. Я стар, и мне нелегко будет поднять его на ноги. Вот почему я прошу вашей помощи.

Но слова его не находили отклика в душах слушателей. Люди отводили глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. Некоторые поднимались и молча уходили, чтобы не участвовать в этом неприятном разговоре. Предрассудки подавляли чувство сострадания и жалости к малышу.

– Абдул-джан, – сказал один из присутствующих. – Есть вещи, которые нельзя упускать из виду. Индусы живут отдельно, мусульмане – отдельно. Так было всегда, так будет и впредь. И не нам менять эти порядки. Мы не знаем, что это за малыш. Поэтому и речи не может быть, чтобы кто-то взял его в свою семью. Как может мусульманин держать неверного среди родных детей.

Все вдруг одновременно засобирались, стали подниматься. Никто не проронил больше ни слова, но Абдул почувствовал всеобщее отчуждение.

Через минуту он остался один. Он да маленький ребенок у него на руках. Абдул был расстроен. Он не ожидал от людей такой черствости.

– Им дорога их вера, их честь, – пробормотал он. – А мне всего дороже это дитя.

Малыш заплакал, словно понял, что весь этот неприятный разговор касался именно его.

– Не надо плакать, – попросил Абдул. – Ну и что с того, что они все ушли? Я ведь с тобой. Аллах еще не отобрал у меня силы и здоровье, и я смогу тебя вырастить и воспитать не хуже других.

Он уже принял решение и не собирался от него отступаться.

– Пойдем домой, малыш, – сказал старик. – Теперь ты будешь жить у меня.

Малыш перестал плакать и внимательно смотрел на Абдула своими черными глазками.

– Все у нас будет хорошо. Вот увидишь.

ВДВОЕМ

Заботы, вошедшие в хижину Абдула вместе с найденышем, были нелегкой ношей для старика. Возраст и здоровье не позволяли ему переносить тяготы жизни слишком легко, но он не роптал, считая, что если есть на то воля Аллаха, то так тому и быть.

По утрам, когда малыш еще спал, Абдул отправлялся на рынок за молоком. В молочных рядах его уже знали, как знали и об удивительной истории с найденышем, и непременно спрашивали у Абдула, как чувствует себя ребенок.

– Аллах всемилостив, – отвечал Абдул. – Я не могу жаловаться на судьбу.

Купив молока, он возвращался домой, где его ждал ребенок.

– Ты уже проснулся? – Ласково спрашивал старик. – Посмотри, какое солнце на небе. Оно радуется твоему пробуждению.

Ребенка Абдул назвал Рошаном – это имя ему очень нравилось.

– Ты вырастешь и согласишься, что я подобрал тебе чудесное имя, – говорил Абдул. – Правда?

Рошан смотрел на его и улыбался. Он был еще слишком мал, чтобы что-то ответить.

Набожный Абдул часто молился за его здоровье, моля Аллаха, чтобы тот ниспослал на Рошана благоденствие.

– Ведь у него и так нелегкая жизнь, – убеждал Аллаха Абдул. – Зачем ему еще и другие беды?

Все свободное время старик проводил с ребенком. Он обнаружил вдруг, что ему интересно с этим крохотным человечком, что общение с ним приносит радость.

По утрам, пока солнце еще не поднялось высоко и дневной зной не загонял людей в тень домов, Абдул брал Рошана на руки и шел с ним на улицу. Он гордо вышагивал с ним по мостовой, с достоинством отвечая на приветствия соседей, а малыш смотрел на окружающее своими умными глазками.

Ближе к полудню, когда становилось жарко, Абдул возвращался в хижину, кормил его и укладывал спать. Теперь у старика появлялось свободное время, но он не мог потратить его на себя, нужно было успеть постирать пеленки, приготовить для Рошана ужин и переделать кучу разных дел, на которые теперь не хватало времени.

Абдул не роптал. С появлением мальчика он еще больше полюбил жизнь и теперь знал, в чем ее смысл. Этот малыш был его жизнью. Он очень быстро позабыл про свою немощь и болячки – ведь теперь ему было о ком заботиться, кроме самого себя.

Рошан не был капризным. Когда старик брал его на руки, мальчик улыбался ему и ясно пытался что-то сказать.

– Ты еще не можешь говорить, – кивал понимающе Абдул. – Но это ненадолго, поверь мне. Скоро ты будешь тараторить не хуже меня. – Малыш улыбался ему, соглашаясь.

Покупая молоко, Абдул решил проблему питания. С одеждой для мальчика тоже не было трудностей – выручала одежда самого Абдула, которую старик переделывал для Рошана. Сложнее обстояло с болезнями, ведь дети болеют иногда, а что делать в таких случаях и как лечить Рошана, Абдул не знал. В самых тяжелых случаях он вызывал врача, но проблема была в том, что у Абдула почти никогда не водились деньги. Чтобы оплатить визит врача, ему приходилось продавать кое-что из принадлежащих ему вещей, которых и так было немного. Правда, врач, обнаружив, что старик беден, деньги брал только за лекарства, а за свой труд – совсем ничего, а случалось, что и лекарства давал бесплатно.

– Как же так? – удивлялся Абдул. – Вы сегодня совсем не берете денег?

– Это специальное лекарство для детей, – говорил доктор, отводя глаза. – Оно выдается бесплатно.

На самом деле он просто хотел облегчить нелегкую жизнь старика, насколько это было возможно.

Игрушки для Рошана старик делал сам. Он изготавливал их из тех предметов, которые мог найти на улице. Всевозможные деревяшки, осколки глиняных кувшинов, железные подковы – все шло в дело.

– Ты не думай, – говорил Абдул Рошану. – Дело ведь не в том, из чего сделана игрушка, а в том, интересно ли с ней играть. С моими игрушками, например, играть очень интересно. А знаешь, почему? Потому что я их делаю для тебя. Понял?

Рошан смотрел на него понимающе.

К вечеру старик уставал, но предстояло еще покормить Рошана и искупать его, потому об усталости приходилось забывать.

– Что ж, – говорил Абдул. – Я не ропщу, ты же видишь. Ведь я взял на себя заботу о тебе. Я должен вырастить тебя, мой мальчик.

Единственное, что терзало сердце старика, – то, что он чувствовал отчуждение, возникшее между ним и жителями квартала. Нет, с ним по-прежнему здоровались, отвечали на его приветствия, но уже не останавливались, чтобы поговорить, как бывало раньше, а когда Абдул подходил к устроившейся в тени компании, разговор прерывался сам собой и повисала тягучая тишина. Абдул никому не жаловался, но иногда говорил Рошану, когда они оставались вдвоем:

– Ты не обращай внимания на них, малыш. Они не злые люди, просто ничего не понимают. Они никак не могут уразуметь, что самое главное – любить людей. Если ты любишь людей, то на все вокруг смотришь иначе.

Он вздыхал, после чего продолжил свою мысль:

– И что с того, что они тебя недолюбливают? Ведь тебя люблю я. И разве тебе этого недостаточно?

Малыш, наверное, чувствовал силу его любви, и улыбался Абдулу счастливо.

– Славный ребенок! – говорил старик растроганно. – Верь, у нас с тобой все будет хорошо.

Но судьба уже готовила им испытание.

В ПОИСКАХ СЫНА

В ту страшную ночь, потеряв ребенка, Мина долго лежала в траве, и если бы кто-то увидел ее в те часы, то принял бы ее за мертвую. Она и вправду была словно неживой – в ней, убитой горем, умерли все чувства, осталась лишь черная пустота. Мина пыталась звать своего сына, но слова не шли из ее груди.

Грозовые тучи унеслись прочь, небо очистилось, и солнце поднялось над лесом, заглядывая в самые укромные уголки. Солнечный луч упал на лицо Мины, но несчастная женщина даже не пошевелилась, в ней не было сейчас жизни, и птицы порхали над ней безбоязненно, потому что они боятся живых людей, а не мертвых.

Проходили долгие часы, солнце уже поднялось к зениту, и в городе уже, наверное, было жарко, а здесь, в тени деревьев, еще сохранялась утренняя прохлада. В какой-то миг Мина вздрогнула и подняла голову. Она не узнавала этих мест, и теперь озиралась по сторонам изумленно, словно не могла понять, какими судьбами оказалась здесь.

Бессмысленно было оставаться в лесу. Ее малыш исчез, и где же его теперь искать? Не веря, что найдет ребенка, Мина все-таки поднялась и пошла между деревьев, вглядываясь в траву. Она хотела обойти окрестности при дневном свете. Тропу, по которой она бежала ночью, Мина нашла очень быстро, а вскоре нашла и поляну, на которой оставила малыша. Даже трава там еще была примята, но ни ребенка, ни каких-либо следов не было.

Мина обошла поляну, потом принялась описывать вокруг поляны круги, все больше от нее удаляясь, но потом подумала, что это бессмысленно, и заплакала, опустившись в траву. Плакала она от ощущения собственного бессилия и сознания непоправимости происшедшего.

Она еще долго ходила по лесу, и только когда солнце опустилось за верхушки деревьев, поняла, что поиски бессмысленны. Она и раньше понимала это разумом, но сердце с этим не соглашалось. Теперь же близилась ночь и надо было возвращаться в город.

Город встретил Мину равнодушно. Никто здесь ее не знал, и она никого не знала, кроме Махеша, но что с того, что она когда-то была знакома с ним! Все рухнуло, и Мина осталась одна на этих залитых светом вечернего солнца улицах, где пахло пылью и увядшими от дневного зноя цветами. Куда идти? Не только в этом городе, но и во всем мире не было дома, где ее ждали бы и где она могла бы приклонить голову. Никто не собирался поделиться с ней теплой лепешкой или укрыть от дождя в непогоду. Одна! Одна на всем белом свете.

Мина брела по улице, но эта улица никуда не вела. Некуда идти. Хватит ли ей сил бродить вот так?

Она оглянулась с тоской и вздрогнула. Сердце ее замерло, она хотела крикнуть и не могла. Совсем недалеко от нее, всего в каких-нибудь десяти шагах, шла женщина и держала на руках малыша. Ее, Мины, малыша! Она бросилась за женщиной, настигла ее и готова была уже вцепиться в своего ребенка, но женщина вдруг обернулась и испуганно отшатнулась.

– Что тебе нужно? – спросила она Мину, глядя тревожно.

– Ребенок, – пролепетала Мина.

– Что – ребенок? – переспросила женщина.

Но тут Мина увидела личико малыша и плечи ее поникли. Она обозналась. Это был не ее мальчик. Женщина бросила на нее настороженный взгляд и, повернувшись, быстро пошла прочь.

Мина подумала, что если ее ребенка подобрали, то он должен быть где-то здесь, в этом городе. Не прячут же его в лесу. Надо ходить по улицам и искать. Ходить до тех пор, пока ребенок не обнаружится.

Эта мысль придала ей силы, и она зашагала по улице, оглядываясь по сторонам. Ей даже не пришла в голову мысль, что бессмысленно искать малыша в этом городе, где живут сотни тысяч людей. Ее безумие было безумием матери, которая не готова смириться с потерей ребенка.

Она ходила по улицам, заглядывала во дворы домов. Когда видела маленьких детей, то убыстряла шаг, но очень скоро убеждалась, что это ошибка, что это не ее ребенок, а сердце ее постоянно болело.

В какой-то момент она обнаружила, что люди ей почти не встречаются, удивилась этому, оглянулась по сторонам – и все поняла. Наступала ночь, прохожих уже почти не было, и только сейчас Мина вспомнила, что ей негде ночевать. В чужом городе она могла стать жертвой воров и бродяг, и, испугавшись, она побежала прочь с пустынной окраины, на которой она очутилась. Ближе к центру города людей было больше, но это были в основном запоздавшие прохожие. Еще каких-нибудь полчаса – и на улице не останется никого.

Мина готова была заплакать от жалости к самой себе, но все слезы были выплаканы в прошлую ночь, когда она оплакивала сына, а на себя слез уже не осталось.

На перекрестке она столкнулась с полицейским. Тот скользнул по ней равнодушным взглядом и отвернулся, а Мина прибавила шаг, испугавшись, что полицейский спросит ее сейчас, что она делает так поздно на улице, почему не идет домой и где, кстати, живет. Она уже почти бежала, даже не осознавая, что полицейскому до нее нет никакого дела.

Завернув за угол, она налетела на какого-то важного господина, выходившего из дверей. Господин обернулся к ней и сказал недовольно:

– Поосторожнее!

– Извините, – пробормотала девушка.

Она оглянулась и вдруг увидела над дверью, из которой только что вышел этот человек, вывеску: «Отель». Это была гостиница. Мина вернулась к двери и остановилась перед ней в нерешительности. За прозрачной стеклянной дверью она видела просторный холл, цветы в кадках и администратора за стойкой. Она могла бы здесь переночевать, пожалуй.

Мина нерешительно вошла и направилась к администратору. Тот обернулся и взглянул на молодую женщину отстраненно-равнодушно.

– Могу ли я снять у вас номер? – спросила Мина.

Администратор смотрел на нее все так же равнодушно и молча.

– Я только что приехала в ваш город, – зачем-то солгала Мина.

– А где ваши вещи? – наконец спросил он.

Только сейчас она поняла, что он смотрел на нее не равнодушно. Равнодушие его было напускным, он все видел и все замечал, этот администратор, не один год проведший за стойкой отеля и многое перевидевший.

– Вещи? – замялась она.

Администратор молча смотрел на нее.

– Я оставила их на вокзале, – нашлась Мина. – Они мне здесь не понадобятся. Так я могу остановиться в вашем отеле?

– Да, конечно. Вы будете платить наличными?

– Платить? – переспросила Мина, смутившись.

У нее было всего несколько рупий, она протянула их администратору.

– Этого хватит?

– Это плата за два дня, – сказал тот, пересчитав деньги. – Сколько вы собираетесь прожить у нас?

– Двое суток, – произнесла поспешно Мина.

Администратор кивнул удовлетворенно и протянул ей ключ от номера.