Текст книги "Цветок в пыли. Месть и закон"

Автор книги: Владимир Яцкевич

Соавторы: Никита Галин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Виру и сам разинул рот, глядя на множество передвижных тележек, на которых громоздились пирамиды ярких апельсинов, вытертых до блеска папайя, зубчатые гроздья бананов, высились горы пухлых шариков из специй, поджаренных в масле. На плетеных подносах лежали груды роз и жасмина, источающие опьяняющий аромат. Мальчишки звонкими голосами зазывали желающих немедленно попробовать тут же выдавливаемый ими на ржавых металлических прессах сок из стеблей сахарного тростника или молодого кокосового ореха. Особым успехом, кажется, пользовались сушеные фиги – мордочка каждого попавшегося на глаза ребенка была перемазана этим лакомством, в котором родители уж никак не могли отказать своим требовательным отпрыскам.

– Что вы все-таки собираетесь покупать? – спросил Виру явно получающую удовольствие от всей этой суеты девушку, стараясь перекричать громогласные призывы торговцев.

– Сама толком не знаю, – повернула к нему Басанти оживленное лицо. – Подарок брату, чаю дедушке и что-нибудь себе, – она скромно потупила глазки. – Ну, может быть, сари или какое-нибудь украшение…

– Или и то, и другое, и что-нибудь третье вместе? – спросил Виру грозно, как будто призывая к порядку свою расточительную супругу.

– Не жадничайте, – наморщила носик в ответ ему Басанти. – А то просто назло вам куплю себе два сари – впереди праздник, а мне совершенно нечего надеть.

– Это вам-то нечего надеть! – возмутился Виру. – Да я еще не встречал ни одной молоденькой девушки, которая меняла бы сари так же часто, как вы. И ведь все они не из домотканого кхади, не правда ли? Видно, и вправду ваши дедушка и брат совсем вами околдованы, если позволяют вам так транжирить их денежки на шелк и золото.

– Это вам тоже сообщили ваши осведомители? – сощурила Басанти глазки, наступая на разгорячившегося парня. – Будете считать мои сари, обратитесь за помощью к моим соседкам, они с радостью окажут вам помощь. Вы для них вполне подходящая компания.

Виру, видя, что она просто рассвирепела, решил тут же сдаваться. Он и сам не мог понять, что это на него нашло, что он так увлекся игрой в скупердяя-мужа. Решив, что зашел слишком далеко, он предпринял экстренные меры: повалился на колени и, бия себя в грудь исполинскими кулачищами, закричал на всю улицу:

– Не буду, не буду, никогда и ни при каких обстоятельствах.

Заметив, что это не прошло и Басанти не желает принимать его полную капитуляцию, он сделал вид, что размазывает по лицу скупые мужские слезы и, слегка подвывая, одарил ее целым фонтаном страшных клятв.

Зрелище поверженного в пыль рыдающего противника так понравилось Басанти, что она рассмеялась. Виру тут же вскочил и, подхватив ее под локоть, потащил в магазин тканей.

Хозяин вскочил им навстречу с мягкой лежанки, где отдыхал в ожидании покупателей, но обслуживать не стал, чтобы не ронять своего высокого достоинства. Из задней комнаты тут же вылетела тройка приказчиков, которые бросились в Басанти и Виру, усаживая их и предлагая попить с дороги чаю с молоком.

Едва посетители успели сесть, юноши принялись доставать с полок рулоны тканей и ловко раскатывать их прямо на лежащем на полу ковре. При этом они наперебой расхваливали качество «только вчера полученного» товара, неслыханно низкую цену, чудесный цвет и отменную выделку. Они тараторили так бурно, что Виру не сразу удалось вставить, что вообще-то они пришли сюда за сари.

– Какое сари! – зашипела на него Басанти. – Это магазин тканей, вы же сами привели меня сюда.

– Интересно, а сари-то не из ткани, что ли? – обиделся Виру.

– И не знаю прямо, что у вас – женщин в семье нет? – всплеснула Басанти красивыми руками. – Сари продаются в специальном магазине и уже готовыми, а здесь ткани в рулонах, не видите, что ли?

– Ну так пошли отсюда, что вы тогда здесь делаете? – поднялся Виру.

Но девушка не собиралась уходить.

– Покажите-ка мне тот рулон, – указала она на тонкую серую ткань, по виду очень недешевую.

Приказчик тут же раскатал перед ней длинное полотнище. Басанти тщательно ощупала материю, поглядела ее на просвет и, по всей видимости, осталась довольна.

– Ну-ка, ступайте на улицу, я буду торговаться, – решительно сказала она Виру. – Все равно не выдержите, моему брату, во всяком случае, это ни разу не удавалось.

Виру понял, что спорить бесполезно, встал и покорно поплелся к выходу.

– А это индийский товар? – встрепенулся он в дверях. – Будьте индийцами, покупайте только индийские ткани.

Это прозвучало, как последнее «прости», но жестокая Басанти только досадливо отмахнулась.

Через минуту она вышла с тщательно упакованным свертком и сказала недовольно:

– Даже торговаться не умеют, сразу уступили, сколько я захотела.

– И я их понимаю, – покачал головой Виру. – Попробовали бы не уступить.

– Правильно, и вам не советую, – улыбнулась Басанти. – Подарок брату я купила, теперь займемся дедушкой. Где тут продают чай?

– Судя по запаху, здесь, – Виру подвел ее к небольшому магазинчику, витрина которого была раскрашена, как сувенирная коробка из-под чая.

Басанти быстро миновала прилавок с дешевой чайной пылью и принялась рассматривать товар, выставленный в маленьких, потемневших от собственного содержимого ящичках – шарики и длинные скрученные листочки ассамского и дарджилингского чая. Узнав, что покупательница выбрала товар по образцам, хозяин в белом длинном фартуке отправился к похожему на ряды бочек в винных погребах ряду больших фанерных ящиков, выстланных изнутри фольгой. Он выдернул из нижнего угла одной из коробок большую пробку-заглушку, и чай струйкой посыпался в подставленный совок. Когда он ссыпал чай на весы, Виру поразился точности, с которой было выполнено желание клиентки – тут был именно тот вес, который назвала Басанти.

Басанти расплатилась, улыбнувшись владельцу магазина. Тот в ответ так расплылся, что по его счастливому виду Виру сразу понял: если Басанти отважится на вторую улыбку, то получит в подарок все оставшееся в магазине. Но девушка, казалось, знала силу своих чар и была крайне осторожна в распределении внимания между встречными мужчинами – каждому доставалось чуть-чуть, но и этого было достаточно, чтобы свести с ума половину Мансура.

«Да-а, – думал Виру, наблюдая за происходящим, – как же я буду с ней жить? Я же не смогу из дому выйти, по улице нельзя будет пройти – там выстроятся толпы влюбленных мужчин в надежде увидеть хоть край ее одежды. Что же делать? Может, нанять парочку полицейских разгонять их? Пожалуй, это дороговато. Паранджа? Все-таки у мусульман масса прекрасных обычаев. Но согласится ли она?»

Виру смотрел на стремительно летевшую по улице девушку, которая высоко держала свою хорошенькую головку, и понимал, что на паранджу рассчитывать особо не стоит. «А, придумаю что-нибудь!» – подмигнул себе он и принялся ее догонять, радуясь, что пока еще он не женат и можно, выбросив из головы заботу о сокрытии Басанти от постороннего взора, наслаждаться жизнью.

Девушка вошла в магазин обуви и, перерыв добрую сотню коробок, выбрала для дедушки расшитые золотом сандалии – чапли.

– Очень хорошо! – констатировала она, внимательно осмотрев их. – Дедушка такой придирчивый и любит пофрантить.

Виру вспомнил ветхого сонного старичка, к тому же совершенно, как говорили мальчишки, слепого, и хотел было выразить свое недоумение по поводу того, как ему удается быть таким щеголем, но вовремя остановился. Лицо Басанти, любующейся отлично выделанной кожей, осветилось такой тихой радостью, что он сообразил наконец, кем был этот старичок для нее, лишенной материнской и отцовской любви.

Что ж, Виру мог понять это чувство, хотя никогда ничего подобного не испытывал. Если бы у него был такой дедушка, – пусть старый, слепой, пусть нищий, бездомный, просивший милостыню, но… родной, любящий, жалеющий мальчишку-сироту! Как хорошо иметь мать, отца, любить их и ссориться с ними, расти в семье, иметь дом, а в доме – бабушку, дедушку, братьев… Ему бы хоть что-нибудь из этого перечня счастья, хоть воспоминания о матери, как у Джая, хоть глиняную тарелку с отбитым краем, про которую можно сказать: она из моего дома, из дома, где жила моя мать…

Его память не сохранила ничего. Ни одного лица, которое смотрело бы на него с любовью, ни имени, что могло бы принадлежать роду, ни намека, ни приметы, по которым можно было бы попытаться что-нибудь угадать, строить предположения, выдумывать. Все, что досталось ему в детстве, – злобная торговка спиртным, в подвале которой лежала охапка рисовой соломы – его колыбель – одна из многих бывших здесь. Эта женщина, которую Виру называл тетушкой и даже пытался любить – ведь надо же человеку любить хоть кого-нибудь, особенно когда ему так мало лет! – подбирала детей на мостовой, скудно кормила и посылала к шикарным калькуттским отелям просить милостыню – «бакшиш», протягивая прозрачные детские ручонки к начищенным штиблетам иностранцев. Чуть повзрослев, они, с ее материнской помощью, попадали в обучение к ошивавшимся вокруг «тетушки» ворам, а дальше жизнь их катилась по раз и навсегда отработанному плану: украл – прогулял, проиграл – тюрьма. И если кто-то пытался вырваться, то это был не Виру. Он знал свое место. Оно было здесь, на грязной калькуттской улице, среди нищих, больных, прокаженных, одурманенных бхангом – гашишем… Он стал королем среди отверженных, удачливым, улыбающимся, щедрым королем этого зловонного дна жизни.

Все та же торговка-благодетельница дала ему когда-то имя и он носил его – это ничего не значащее прозвище, не связывающее его ни с домом, ни с людьми. Она била его, попрекала сухой лепешкой, глотком воды, отбирала все, что удалось выпросить, но ближе нее и «братьев», спавших на соседних охапках соломы, у него никого не было. Когда она умерла, ему не исполнилось еще и четырнадцати. В доме поселились новые хозяева, мальчишки разбрелись кто куда, а он еще некоторое время метался, не находил себе места. Так он попал к одному из родственников «тетушки» – угрюмому бенгальскому крестьянину, которого тоже пытался считать не совсем чужим человеком и звать «дядей». Но от нескольких недель, проведенных в его доме, не осталось в памяти ничего, кроме чудесного деревенского веселья и перевернувшего его душу чувства единения со всеми на радостном празднике Холи.

Глядя сейчас на посветлевшее лицо девушки, занятой подарками своим родным, он вдруг подумал: а может, она послана мне взамен всего, чего у меня никогда не было: матери, отца, семьи, дома. Может быть, здесь, в горной деревне, куда мне и ехать-то было неохота, боги приготовили мне дар – эту веселую самоуверенную красавицу, только меня одного и дожидавшуюся среди всеобщего поклонения?

Он совсем было настроился на лирический лад, но Басанти была не из тех, с кем можно так расслабляться. Перехватив его взгляд, она вскочила и помахав дедушкиной сандалией прямо у него перед носом, закричала, нисколько не смущаясь тем, что их внимательно слушают все, кто оказался в эту минуту в магазине:

– Что, считаете, сколько я потратила на дедушку? Так вот: сейчас вы пойдете со мной, и я вас обеспечу новостями для ваших подружек – деревенских кумушек. Будете вместе охать, обсуждая мои наряды.

Он попытался было что-то объяснить, но Басанти не собиралась ничего слушать. Она уже неслась к двери, на ходу складывая свои покупки в большую сумку.

– Нехорошо быть таким жадным, – покачал головой посетитель – по виду крестьянин из окрестной деревни. – Иди, Дони, я куплю тебе еще одну пару, – обернулся он к жене, сразу же просиявшей сморщенным лицом.

Под перекрестным огнем осуждающих взглядов Виру выскочил на улицу. Ох и задал бы он сейчас той, которую еще минуту назад называл в мыслях подарком судьбы. Но что он мог сделать? Только бежать по улице, отыскивая ее яркое сари в гудящей толпе, и молиться о том, чтобы не потерять случайно эту насмешливую, прелестную, своевольную и невозможную девчонку.

Глава восемнадцатая

Поминутно встречаясь с восхищенными взглядами, Басанти быстро шла по улице и весело улыбалась своим мыслям. Дела ее шли совсем неплохо. Подарки брату и дедушке были уже куплены, и теперь ей предстояло самое интересное – немного побаловать себя. Она не собиралась никому давать отчета в своих тратах, тем более этому бесцеремонному горожанину. Семья их не бедствовала, получая солидный доход от сдаваемой в аренду земли – а участок был довольно большой и орошаемый. Не так уж часто индийским семьям удается сохранить такой участок не разделенным на множество мелких. Просто в их роду на протяжении нескольких поколений рождалось только по одному сыну – а ведь только сыновья имеют право на наследство. Дочь может рассчитывать только на приданое – если она девушка из высокой касты. Девушкам из других каст приходится довольствоваться несколькими украшениями, одеждой, а в лучшем случае – коровой или овцами. Земля – это для мужчин, которые ее обрабатывают.

Но и девушек в роду Басанти тоже было немного. И не потому, что родители вняли усердно пропагандируемой правительством кампании ограничения рождаемости, вовсе нет, кто же обращает внимание на эти выдумки столичных бюрократов, которые к тому же противоречат заповедям индуизма. Просто их семья, как, наверное, каждая семья в Индии, оказалась жертвой самых страшных бед страны – межобщинных столкновений и эпидемий.

Бабушка Басанти погибла совсем молодой женщиной во время резни, учиненной мусульманами, которые в те времена представляли большинство жителей Рамгара. Конфликт зрел давно, а повод было нетрудно найти. Совершавшим пятничный намаз мужчинам из мусульманской общины не понравилось сопровождавшееся музыкой и песнями шествие индуистов в храм. Веселые звуки ритуальных песнопений были расценены как провокация, рассчитанная на то, чтобы не дать правоверным магометанам сосредоточиться и донести свои мольбы Аллаху.

Возмущенные парни с оружием в руках принялись мстить своим соседям за испорченную молитву, полагая, что их Бог будет доволен пролитой кровью. Десятки жизней оборвались в тот день и десятки в другой – страшный день расплаты, когда подоспевшие войска правительства прошлись огнем и мечом по мусульманским домам. Смерть, кровь, слезы – вот подношения, принесенные рамгарцами своим непохожим друг на друга богам. Но, видно, боги не хотели от людей таких даров, потому что не дали им взамен своей милости.

В это страшное время отец Басанти лишился матери – а ведь ему было только десять лет.

Бабушка погибла, а дед, раненный в голову, ослеп навсегда. Их маленький сын остался навеки не только без матери, но и без братьев. Когда же он вырос и у них с женой было уже двое прелестных детей, страшная болезнь – оспа – пожаловала в Рамгар. Не было ни одного дома, в который не ворвалась бы она непрошеной гостьей, ни одного рода, сумевшего уберечься от нее. В один день Басанти с братом остались сиротами. Слепой дедушка стал им отцом, матерью, единственной опорой слабеньких ростков, лишившихся родительской поддержки.

Так что цена, заплаченная за их владение землей, никому не показалась бы малой. Басанти помнила это и потому не была особенно счастлива теми преимуществами, которые ей обеспечивало это достояние – предмет желаний и зависти множества обделенных дальних родственников.

Однако время от времени, когда любившие ее без памяти брат и дедушка решали ее побаловать, Басанти получала некоторую сумму на личные неотложные нужды, а нужно ей было то же, что и всем остальным девушкам на свете.

Одна из самых больших и серьезных надобностей привела ее в парфюмерную лавку. Но стоило ей войти в благоухающую прохладу магазина, как следом за ней туда же ворвался запыхавшийся Виру.

– Ах, это вы? – невинно опустив глазки, спросила Басанти, притворяясь удивленной.

– Представьте себе, я! – крикнул парень, переводя дыхание. – Вы, конечно, рассчитывали, что меня разорвут на части в обувном магазине после спектакля, который вы там разыграли. Вам точно надо сниматься в кино, у вас превосходно получается.

– Ну, судя по тому, что вы живы, получается у меня не так уж хорошо, – поскромничала девушка. – Надеюсь, в следующий раз выйдет лучше.

Она повернулась к прилавку, за которым застыл изумленный владелец, и принялась изучать флакончики с благовониями и ароматическими маслами.

Виру растерянно смотрел на нее, не зная, что предпринять.

– Послушайте, – обратился он к ней, решившись на крайнюю меру. – Я совсем не жадный. Я очень щедрый. Только позвольте – и я подарю вам все, что продается в этом магазинчике, а заодно и в соседнем. Идет?

Басанти рассмеялась – и от этого смеха у Виру стало легко на душе.

– Вы еще глупей, чем я думала, – развела девушка руками. – Оставьте все это, я ведь не всерьез. Я думала, мы оба играем в игру, а оказалось, что я старалась одна. Не обижайтесь, и не надо ничего доказывать.

– Эй, парень, а может все-таки купишь ей мой магазин? – вмешался разочарованный хозяин, успевший уже в мечтах продать сумасшедшему ухажеру все свои товары. – Это она только говорит, что ей ничего не нужно, а знаешь, как обрадуется, когда ты ей подаришь чудесные духи.

– Нет, не купит, – решительно оборвала его Басанти. – Все, что вам удастся сегодня нам продать, это десяток ароматических палочек и вон тот флакон с лавандой.

Девушка забрала свои покупки у обиженного парфюмера и вместе с сияющим Виру, успевшим совсем оправиться от перенесенных душевных травм, вышла на улицу. Им под ноги метнулась бродячая собака, сведенная с ума небывалым зрелищем. По мостовой, рассекая панически отступающую толпу, медленно двигался светло-серый «амбассадор». За рулем сидел молодой человек с тоненькой полоской тщательно подстриженных усов – точно таких же, как у героев последнего индийского фильма, – и в гандийской пилотке. Глаза его светились счастьем – произведенный его автомобилем эффект превосходил все его самые смелые мечты. Он был бы доволен еще больше – если это только возможно, – если бы знал, что хорошенькая девушка, сразу замеченная им из окна машины, печально вздохнула:

– Никогда не каталась на автомобиле…

– Да я… – начал было Виру, собираясь поведать ей о десятке «кадиллаков» и парочке «фордов», пылящихся в его многочисленных гаражах, но, учитывая недавний опыт, сдержался. – На лошадке куда лучше, не о чем жалеть. Пойдемте-ка покупать ваши сари, а то этот тип свихнется от радости, увидев, как вы смотрите на его машину. Будем человеколюбивы – побережем его нервы для нового триумфа в соседнем городке.

Они вошли в распахнутые двери магазина, где уже выбирали товар несколько женщин, которые с интересом покосились на парня, забредшего в это женское царство. Виру с видом завзятого покупателя сари прошелся вдоль полок и принялся сосредоточенно щупать материю.

Торговля замерла. Приказчик застыл с зажатым в руках отрезом, который он собирался показывать первой из ожидающих дам.

– Нет, – вздохнув, сказал Виру, обойдя магазин. – Это не Дели, а такого уже никто не носит. Где модный в этом сезоне цвет недозрелых мандаринов? Вы вообще слыхали о такой расцветке? – строго спросил он у затихшего приказчика.

Тот лихорадочно сглатывал слюну, не зная, что отвечать требовательному посетителю.

– А кайма? – не унимался Виру. – Что это за узор? В Париже рыдали бы над таким узором. Где кайма из двадцати слонов мал мала меньше? Во что одеты дамы из этого несчастного городишки! Все-таки надо было покупать сари на углу, если уж отсюда так далеко до приличных магазинов. У тех торговцев сари значительно лучше выглядят – есть в них что-то этакое, столичное…

При этих словах из лавки словно ветром сдуло всех покупательниц, наперегонки устремившихся в мифический магазин «на углу».

«Если там где-нибудь и вправду окажется торговля сари, то владелец мне кое-чем обязан», – подумал Виру и подмигнул своей спутнице:

– Мы первые, можете приступать.

– Ладно уж, – сказал он погромче. – Раз уж нас сюда занесла нелегкая, надо будет что-нибудь у них взять – с солидной скидкой, конечно же. В конце концов, наш долг как индийцев способствовать провинциальной деловой жизни.

Басанти не заставила себя ждать. С удивившей Виру стремительностью она выбрала чудесное бледно-зеленое сари с серебряной каймой, и через минуту они уже шли по улице, хохоча и передразнивая выражение лица приказчика, который еще долго будет размышлять над тем, где же ему раздобыть сари цвета недозрелых мандаринов с каймой из двадцати слонов.

Оставался еще ювелирный магазин, и он должен был стать последним, Басанти это твердо пообещала. Она привела Виру к небольшому строению, витрины которого были плотно закрыты тяжелыми железными жалюзи и не обещали ничего хорошего. Но когда они вошли в небольшое помещение магазина, оно озарилось внезапно вспыхнувшим светом – это зажглись яркие светильники над прилавками. Склонившись над ними, девушка надолго замерла.

Виру с улыбкой смотрел, как она широко раскрытыми счастливыми глазами буквально впитывала в себя таинственное сияние драгоценных камней. Особенно ей нравились изумруды, она любовалась волшебными переливами выложенных на черный бархат камней, водила пальчиком по стеклу витрины, как бы касаясь их недоступных граней.

Если бы только он не боялся ее обидеть! Он купил бы ей самый лучший из этих камней – если бы хватило его доли из денег Тхакура! Как бы хороша была она на празднике в своем новом сари и в ожерелье из изумрудов. Деревенские кумушки, с которыми Басанти была, по всей видимости, в состоянии затяжной превентивной войны, не сумели бы пережить ее торжества.

Но об этом нечего было и заикаться. Он и так немало лишнего наговорил за этот день. Виру дал себе слово, что непременно купит ей самые красивые и дорогие изумруды, – когда-нибудь, когда у него будет на это право.

Басанти выбрала себе браслет из серебряной скани, обрамлявшей небольшой и не слишком ценный изумруд. Браслет был хорош. Хозяин сам попытался надеть его девушке на руку, но она сердито отдернула ее, не допуская подобных вольностей. Виру одарил наглеца грозным взглядом, подкрепленным демонстрацией внушительного кулака, – испуганное лицо ювелира служило гарантией, что он не скоро решится повторить такую шалость с очередной покупательницей.

– Что ж, покупки сделаны, – признала Басанти с явным сожалением, когда они покинули магазин и его наглеца-хозяина. – Хотя нет, я едва не забыла главное!

– Главное? – испугался Виру. – Еще одно сари? Неужели что-то может быть важнее?

– Иногда – да, хотя, признаюсь, не так уж часто, – улыбнулась девушка. – Я должна купить ракхи для брата.

– Ракхи? Это, кажется, браслет, который сестра дарит брату на какой-то праздник?

– Как это на какой-то? На Ракши-Бандхан, конечно. Вам что, никогда его не дарили? У вас нет сестры? – удивилась Басанти.

– Если бы только сестры! Мне подарки в жизни дарили только несколько раз – и каждый раз это делал Джай. Больше некому, – вздохнул Виру. – Я видел такие браслеты, в Калькутте это тоже распространенный обычай, но толком не знаю, зачем их дарят.

– Сестра дарит брату такой браслет – из шелка или бархата со стеклярусом, бисером или еще чем-нибудь, угощает его сластями, читает несколько строк из молитвы и поет песни – о том, как любит его, как он ей нужен. Этот браслет оградит брата от всех бед и принесет ему удачу, – с важным видом объяснила девушка. – Когда демоны изгнали правителя небес Индру из его владений и он должен был скрываться, его жена Шачи обратилась за помощью к богу Вишну. Тот дал ей магический шнурок и велел привязать его к запястью супруга. Шнурок принес удачу и помог Индру вернуть свои владения. Неужели вы этого не знали?

– Я многого не знаю, – сказал Виру, глядя ей в глаза. – Я не знаю, как это – иметь дом, семью, любить кого-то. Я не знаю, как это – когда тебя любят, заботятся о тебе, переживают, что ты опоздал к обеду, что на улице дождь, а ты не взял зонтик…

Басанти попыталась улыбнуться, но улыбка вышла не очень веселой.

– Это значит только, что все, чего вы были лишены вчера, случится с вами завтра. Можете не сомневаться, я это точно знаю – я отлично гадаю по лицам, – сказала она наконец, но голос ее прозвучал не слишком уверенно.

– Отлично, – согласился Виру. – Идите, выбирайте ракхи своему брату. Но только не вздумайте купить такой же и мне. Я взял бы его с великой радостью у любой женщины в Индии, но у вас этот знак сестринской привязанности я не возьму ни за что.

Басанти стояла, отведя взгляд и кусая губы. Виру показалось, что она собирается что-то сказать. Но девушка внезапно повернулась и быстро зашагала по улице, так и не произнеся ни слова.

Глава девятнадцатая

На маленькой деревенской площади Рамгара жизнь шла своим чередом, полная забот о хлебе насущном. Почти все крестьяне были в поле, на площади в тени баньяна сидели лишь старики, присматривающие за детьми, да несколько чеканщиков били крошечными молоточками, превращая обыкновенное медное блюдо в произведение искусства. Звонкий перестук плыл над домами. Казалось, что это звенит раскаленный воздух.

Возле колодца молодая женщина стирала белье, скручивая его в тяжелый жгут и яростно хлеща по отполированной водой доске. Рядом с ней стояла мокрая корзина, полная свежевыстиранной одежды. Маленькая девочка, ростом чуть выше корзины, надувая щеки, пыталась тащить ее, чтобы помочь матери, но у нее не хватало силенок.

Обычная картина обычного деревенского утра. Казалось, ничто не могло нарушить ее. Опасность пришла со стороны гор. Отвесные синеватые скалы с красно-золотыми гранями были изрезаны многочисленными пещерами, глубокие ущелья надежно укрывали от постороннего взгляда притаившееся здесь зло.

Резкие щелчки выстрелов заставили насторожиться жителей Рамгара. Подростки, вскарабкавшиеся на плоские крыши домов, подтвердили громкими криками худшие опасения – по вьющейся горной дороге скакали трое всадников, постреливая из винтовок. Это были разбойники из банды Габбар Сингха.

Мгновенно деревенская площадь опустела. Между возами с сеном пробежала молодая женщина, прижимая к себе испуганную девочку. Корзина с бельем упала, мокрые жгуты выстиранного белья вывалились в пыль.

Все жители попрятались по своим домам, лишь староста деревни бросился через задние дворы к имению Тхакура.

– Эй! Кашерам, Тхалия! – закричал один из разбойников, гарцующий на лошади. – Куда вы все попрятались? Выходите, негодяи!

Бандиты с усмешкой озирали опустевшую деревню, довольные страхом, который они нагнали на местных жителей. Все правильно – крестьяне должны бояться и платить дань, чтобы уцелеть.

Старший отряда – коренастый детина в коричневой рубашке, в распахнутом вороте виднелся Огромный золотой медальон на толстой цепочке, длинные усы, предмет гордости их владельца, завиты в кольца, – небрежно свесившись в седле, поигрывал плеткой, постукивая по прикладу винтовки в кожаном чехле возле правого колена. На поясе, в расшитой кобуре, украшенной золотыми кисточками, висел крупнокалиберный кольт.

Его напарники были вооружены не хуже. У каждого винтовка, кинжал, а у самого молодого на ремне болтались сразу два револьвера.

– Эй! Выходите! – заорал старший. – Иначе от вашей деревни камня на камне не останется!

Со скрипом открылись ворота лавки, выходящей на площадь, и появился Кашерам, худой, как палка, в линялом дхоти. Он тащил наполовину заполненный мешок, сгибаясь под его тяжестью.

– Что это ты принес? – удивился бандит, оглядываясь на своих приятелей.

– Просо, господин.

– Ты что, шутишь? – обиделся старший. – Этой горсткой ты думаешь накормить наших людей? Тут хватит только стае голубей!

– Клянусь Богом, я принес все, что есть, – молитвенно сложил руки Кашерам.

– Смотри, негодяй, – угрожающе произнес бандит, до половины обнажив лезвие кинжала, – если ты что-нибудь утаил от нас, мы спустим с тебя шкуру!

Его напарники одобрительно захохотали. Они разительно отличались от местных крестьян – сытые, самодовольные лица, на которых не выражалось ничего, кроме наглости и жестокости. Бандиты привыкли издеваться над беззащитными жителями и наслаждались своей властью.

С другого конца площади к ним подошел еще один бедолага, несший на плечах покрытый мучной пылью мешок.

– А, Тхалия, – благодушно приветствовал его старший. – Что ты нам принес? Надеюсь, ты не такой упрямый и глупый, как твой приятель?

– Это пшеница, господин.

– Прекрасно. Если ты будешь хорошо себя вести, я, пожалуй, оставлю тебе жизнь и пригоршню зерна.

Бандиты опять рассмеялись, довольные шутками своего начальника. Они добровольно вызвались съездить в деревню за продовольствием, им нравилось собирать дань.

Внезапно на площади раздался громкий твердый голос, в котором не чувствовалось ни тени страха:

– Прекратите немедленно и убирайтесь, пока целы.

Удивленные разбойники повернулись и увидели Тхакура. Ими снова овладело веселое настроение – какие-то жалкие беззащитные людишки смеют угрожать им! Покатываясь от хохота, старший спросил:

– Тхакур, неужели ты еще жив?

Инспектор стоял на площади, закутанный в свой неизменный плащ. Он был безоружен, но в его глазах читалось такое, что разбойники перестали смеяться.

– Запомните, собаки, пока я жив, вы не будете грабить крестьян!

– Кто же нам помешает? Ты? – спросил старший, прекрасно зная, что Тхакур ничего не сможет им сделать.

– Да. Я и мои люди, – твердо ответил инспектор.

Бандиты на всякий случай огляделись. Может быть, поблизости спрятался отряд полиции? Однако на площади никого больше не было. Старший ухмыльнулся и ткнул толстым пальцем в сторону испуганных крестьян.

– Кто же эти люди, вот эти? Слыхали, – он повернулся к своим напарникам, – Тхакур нанял армию голодранцев!

Разбойники разразились громким хохотом – ну и весельчак их начальник! Армия голодранцев, это же надо такое придумать!

– Зря смеетесь, над вами нависла смерть!

Как бы в подтверждение его слов, откуда-то сверху раздался выстрел, раскатистым эхом прокатившийся в горах. Бандиты увидели на вершине скалы, нависшей над деревней, одинокую фигуру с винтовкой в руке. Приглядевшись, заметили еще одного воина, стоящего на высокой водокачке.

– Двое? Всего? – презрительно спросил старший, оглядываясь на своих молодчиков. Однако те насторожились – они не привыкли иметь дело с вооруженными людьми. У них в руках винтовки, а сверху вся площадь видна, как на ладони, и пуля не разбирает, ей все равно, чью голову пробивать.

– Для вас достаточно и двоих, – отрезал Тхакур. – Кашерам, отнеси зерно обратно.

– Подумай, инспектор, – с угрозой произнес старший. – Габбар будет очень недоволен, когда узнает, что ты встал на его пути. – Рука бандита медленно поползла к винтовке, торчащей из чехла. – Прольется кровь невинных людей, зачем все это?